Текст книги "Колдовское наваждение"
Автор книги: Аннет Клоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– О, господи! Ты лживая, ничтожная, подлая самка! – закричал он на нее и, подбежав к ней, грубо схватил ее за руку, впиваясь своими ногтями в ее нежную кожу. – Тогда что за спектакль ты устроила прошлой ночью? Ведь я был тебе желанен, и тебе очень хотелось близости со мной?! Или не так все это было? Может, у тебя хватит совести сказать, что ты выкрикивала мое имя только из-за того, чтобы спасти Федерико? – злобно кричал он.
– Отойди от меня! – потребовала Патриция.
– Не отойду! Не отойду до тех пор, пока ты не признаешь, что жаждешь меня так же, как я тебя! – сказал он.
– Никогда! – прошипела Патриция и гордо вскинула голову.
Он грубо прижал ее к себе и сильно поцеловал, запрокинув ей голову.
Она поняла, что, целуя ее, он опять пытается одержать победу, используя ее чувства. Он больно ухватил ее одной рукой за волосы, а другой – за талию, а потом склонился над нею и стал целовать ее шею и грудь.
– Нет, Эмиль! Заклинаю тебя! Остановись! Ты задушишь меня. Я не могу дышать, – едва смогла произнести Патриция.
Он поднял свою голову и заглянул ей в глаза.
– Признайся! Скажи! Скажи, что ты хочешь меня!
– Нет! – ответила она.
Эмиль вновь нагнулся к ней и грубо поцеловал ее. Затем он поднял ее и понес к кровати. Подойдя к кровати, Эмиль бросил Патрицию на середину ложа, прямо на голубую, сияющую павлиньими узорами, ткань, и сам улегся рядом.
Он начал расстегивать ее одежду. Но сейчас он действовал не грубо, напротив, его руки нежно перебирали пуговицы и так же нежно касались ее обнаженного тела. Эмиль искусно ласкал ее грудь, живот и бедра, щекотал языком ее тугие, темно-коричневые соски. Он был таким искушенным любовником, что опять завладел каждой клеточкой ее тела. И она ничего не могла с собою поделать.
Патриция, пытаясь не выдавать своих чувств, закусила губу. Когда же, наконец, он вошел в нее, ей стоило большого труда сдержать крик – так хотело этого ее тело! Это было дивное чувство, но она знала, что дальше будет поистине райское блаженство, и стала отвечать на его ритмичные движения. Волна экстаза накрыла ее, и она, вздрогнув, уже не смогла сдержать крик!
Когда страсти улеглись, он, лежа рядом, заглянул ей в глаза и спросил:
– Ты все еще будешь отрицать, что любишь меня?!
Патриция беспомощно качнула головой, и слезы покатились из ее глаз. «Он прав», – думала она.
На следующее утро Эмиль проснулся рано. Его мучили угрызения совести. Будь проклят его характер! Он любил Патрицию, любил силу ее духа и воли. Однако сам делал все, чтобы сломить эту юлю, подчинив ее своей. Кроме того, он вел себя, как необузданное грубое животное по отношению к ней, и все из-за того, что она не любила его. Бог свидетель тому, что при таком отношении нельзя было ждать ответной любви. Это Эмиль прекрасно понимал. Но его продолжала терзать ревность. Его сердце было изранено и нервы напряжены до предела. Стоило ему только подумать о другом мужчине, как у него начинался дикий приступ ревности. Он был человеком с твердым характером, умел контролировать свои эмоции. Но как только Патриция бросала в его сторону презрительные взгляды, он сходил с ума от ревности, начинал говорить и делать гадости, чтобы причинить ей ответную боль.
– Бедная моя любовь! – Эмиль приподнялся на локоть и посмотрел на Патрицию. Она лежала, свернувшись калачиком. Волосы ее разметались в разные стороны. Эмиль улыбнулся и осторожно убрал пряди волос с ее лица. Боже! Как он любил ее! Он знал, что убьет всякого человека, кто обидит ее, и сам же обижал больше всех. Он не мог понять – то ли это было в его, Шэффера, характере, то ли в нем говорили гнев и ревность. Неужели и его отец обращался так же с его матерью, как он обращается сейчас с Патрицией? Впечатления детства – отношения отца и матери, ее неверность, их расставание – в них он искал аналогии со своими отношениями с Патрицией. И так же, как подростком, он страдал и ненавидел.
Эмиль ненавидел себя за те унижения, которым он подвергал Патрицию, но был так же уверен в том, что, скорее, руку себе отрежет, чем отпустит ее от себя.
Когда Патриция проснулась, Эмиля уже не было. Она зарделась от стыда, вспомнив прошлую ночь и то, как она отвечала на его ласки. Ей стало очень стыдно. Прекрасная голубая ткань с сияющими, как павлиний хвост, узорами валялась, скомканная, на полу. Патриция подняла ее и с отвращением швырнула на кровать. Но потом вдруг ее осенила хорошая мысль. Она улыбнулась про себя, взяла ткань, бережно свернула ее, разыскала Мэй и отдала негритянке.
Мэй глазам своим не поверила. Сначала она отказалась принять такой дорогой подарок, но Патриция настояла на своем, и служанка согласилась.
Эмиль не пришел на ночь домой, и Патриции вдруг стало страшно. А что если он так рассердился на нее, что не вернется совсем? Как ей тогда быть?
Он вернулся на следующий день вечером, и Патриция с облегчением вздохнула, стараясь, тем не менее, не подавать вида, что была очень расстроена его отсутствием.
Его поведение в последующие дни изменилось и стало необычным для него – он стал более вежлив в обращении с нею и менее требователен. Но он не освободил ее от обязанностей в постели и по-прежнему был с нею очень страстен.
Мэй быстро сшила себе из подаренной ткани новое выходное платье. Когда Эмиль увидел ее воскресным утром в роскошном платье, отправляющуюся в церковь, то лицо его стало мертвенно-бледным. Он так посмотрел на Патрицию, что она от страха даже несколько отступила в сторону. Эмиль ушел из дома, сильно хлопнув дверью, и не возвращался до поздней ночи.
Патриция уже спала, когда он вошел в спальню и, грубо тряхнув ее за плечо, приказал:
– Просыпайся!
Патриция, ничего не понимая спросонья, моргала ресницами.
– Что случилось? Который сейчас час? – спросила она у него.
– Неважно, – проворчал он и резко сорвал покрывало с ее тела. – Вставай! У меня есть подарок для тебя!
Он говорил это все с такой усмешкой, что Патриции стало немного страшно. Быстро соскользнув с кровати, она стала перед ним и только сейчас почувствовала, как от него разит виски и дешевыми духами. Патриция поняла, что он провел это время в публичном доме.
– Тебе мало одной любовницы? – вырвался у нее вопрос, о котором она сразу же пожалела, так как дала повод поиздеваться над ней.
– Ревнуешь, любовь моя? Я, грешным делом, подумал, что ты с радостью передохнешь!
– Я не ревную, – вспыхнула Патриция. – Как ты смеешь дотрагиваться до меня своими грязными руками после того, как ты касался ими проститутки?
Эмиль пожал плечами и язвительно заметил:
– Все проститутки одинаково грязны.
Патриция совсем разозлилась.
– Какой же ты хам! Наклеил на меня ярлык проститутки, а сам-то ведь и обесчестил меня!
Эмиль удивился.
– Насколько я помню, ты сама призналась, что той ночью, у тебя в кабинете, отдалась мне добровольно, – сказал он.
Глаза Патриции наполнились слезами, и она задохнулась от волнения.
– Ты обманул меня, – сказала она ему. – Я тогда думала, что люблю тебя и что ты тоже меня любишь.
– Да? А как же насчет других мужчин? Как ты за них оправдаешься? Они тебя также насиловали? Или ты им отдавалась по любви? – с иронией в голосе спросил Эмиль.
– Другие! Какой же ты подлый! – дико прошипела Патриция. – Других не было! Ты был первым, и ты прекрасно это знаешь.
– Первым, – признался он, чуть улыбнувшись, – но, как мне кажется, не последним...
Патриция со всего маху влепила ему звонкую пощечину. Эмиль побледнел, на скулах его заходили желваки. Он грубо схватил ее за плечи и резко сказал:
– Расскажи мне о тех, кто был с тобой. Каковы они? Ты отдавалась им прямо на полу своего кабинета или приглашала их в свою спальню? Ты стонала под ними, как подо мной? Сколько их было там, Патриция?
Патриция с ужасом и удивлением смотрела на него. Он больно вцепился пальцами в ее тело. Глаза его горели, и он был похож на сумасшедшего человека. Патриция с дрожью в голосе ответила:
– Не было других, слышишь, не было!
Губы Эмиля задрожали, и он резко швырнул ее, как вещь, на кровать. Она распласталась на кровати так, что ее ночная сорочка задралась вверх, обнажая ее стройные ноги.
Патриция было настолько испугана его бешенством, что боялась даже пошевельнуться, не то что одернуть сорочку.
– Сними эту свою дурацкую рубаху, – прохрипел Эмиль. – Я принес тебе кое-что приодеться.
Он направился к креслу и схватил сверток, который принес сегодня. Патриция покорно повиновалась ему. Эмиль подошел к ней, В руках у него было что-то тонкое и прозрачное.
– На этот раз я принес тебе подарок, подходящий для любовницы. Вот, надень. Я хочу, чтобы ты продемонстрировала его мне! – приказал он.
Патриция нерешительно взяла это из его рук и приложила к себе. Теперь она рассмотрела, что это была ночная сорочка, сшитая из такой тонкой ткани, что казалась совсем невесомой. «Эта вещь будет больше открывать, чем прятать», – с ужасом подумала Патриция. Сорочка была алого цвета, и это был символ продажной любви. Она поняла намек. Этот подарок должен еще раз подчеркнуть, что она падшая женщина.
Еще одна, страшно возмутившая ее мысль промелькнула у Патриции – не снял ли он эту сорочку с тела той, чьими духами он так пропах?
– Надень! – приказал Эмиль.
Патриция надела ночную сорочку и медленно повернулась к нему лицом. Черные глаза Эмиля загорелись, и у него перехватило дыхание от ее красоты. Под этим горящим взором она почувствовала знакомое волнение в груди, и отвернулась, боясь, что оно растает от одного взгляда его магических глаз.
Повернувшись, она вдруг поймала свое отражение в зеркале, висящем напротив.
Прозрачная ткань, едва касаясь тела, обрисовывала только грудь и бедра – контуры фигуры едва угадывались. Эмиль пожирал ее глазами. И опять – от этого горящего взгляда – ее темные соски набухли и затвердели. И опять ей стало стыдно. Он одел ее как проститутку и похотливо, как проститутку, рассматривал. Но, видя его восхищенный и горящий взгляд, она, вопреки своему разуму, снова ощутила трепет и желание разделить с ним страсть.
– Патриция, – почти простонал Эмиль, – я умираю от любви к тебе. Любовь испепеляет меня. Подойди и уйми мою боль. Прошу, прошу тебя...
Его голос звучал теперь так мягко и искренне, что она поняла, что он, как и она, полностью захвачен страстью.
Но она еще попыталась сопротивляться. Он пришел пьяный и злой от проститутки, вырядил ее как продажную женщину, а теперь ожидает, что она покорно будет удовлетворять его желания.
– Как ты после всего осмеливаешься меня просить? – с горечью произнесла Патриция.
– Как я осмелился? – переспросил он. – Ты – моя! Запомни, ты – моя! Ты всегда будешь моей!
– Никогда! Никогда в жизни я не буду любить тебя по доброй воле! Я ненавижу тебя! – и, бросившись к нему, она начала хлестать его руками по лицу, царапать ногтями.
Эмиль, не ожидавший нападения, сначала позволил залепить себе пару пощечин, но, опомнившись, схватил ее за запястья. Они оба не удержались, рухнули на кровать. Наконец Эмиль обуздал ее, заломив ее руки за спину и зажав ее ноги своими ногами. Он придавил ее так, что она не могла больше пошевельнуться. Она замерла и услышала, как он стал шептать ей нежные, ласковые слова.
Она вдруг поняла, что борьба еще больше возбудила его страсть. И почему ему нравилось так мучить ее?
Он тяжело задышал и простонал:
– О боже! Женщина! Что ты со мной делаешь?
Эмиль наклонил свою черную голову и стал тереться носом о ее грудь. Он еще что-то бормотал, но что – ей было неясно. Страсть и желание мучительно разлились по всему ее телу, и она задрожала. Как она ненавидела себя, но не могла противостоять силе его любви.
ГЛАВА 9
Патриция полностью подчинилась его воле и покорно, впрочем – нет, не покорно, а активно шла за ним, как бы проверяя, насколько низко она может пасть.
Она наслаждалась новыми, неизведанными еще ощущениями в любовной игре и мысленно даже благодарила его за наслаждение, которое он ей доставлял. Порой она обвиняла себя, что у нее действительно душа проститутки. Это признание пугало ее больше всего тем, что Эмиль так легко включал ее низменные природные инстинкты, а она даже желала этого включения.
Патриция довольно быстро приспособилась выполнять те требования, которые Эмиль предъявлял к ней как к любовнице. Она приносила ему бренди и сигары, подставляла кресло и подавала домашнюю одежду – все это она делала сейчас спокойно, без всякого возмущения.
Иногда даже ловила себя на мысли, что ей приятно угождать ему. Патриция научилась приветливо улыбаться Эмилю, когда он вечером возвращался домой. Она научилась управлять собой, но страх, что положение любовницы станет для нее естественным на всю оставшуюся жизнь, затаился в ней.
Дни слагались в месяцы, и Патриция все более теряла контроль над своей страстной натурой.
Эмилю нравилась ее покорность, но он страстно желал от нее не покорности, а любви.
Эмиль давно заметил, что Патриция практически все время проводит дома, не выходя на улицу. Она так похудела и побледнела, что Эмиль стал настаивать, чтобы она больше гуляла, но, приходя домой, узнавал, что Патриция опять просидела дома. В конце концов, в одно из воскресений он решительно настоял на том, чтобы выйти прогуляться по городу вместе. Патриция панически испугалась, но Эмиль был непреклонен.
Во время прогулки Эмиль наконец-то понял причину ее затворничества. В силу положения Патриции – положения его любовницы, живущей у него в доме, – от нее все презрительно отворачивались как от прокаженной.
Он очень расстроился, потому что любил эту женщину, и публичный остракизм, которому ее подвергали, был ему ненавистен.
Во время прогулки Эмиль едва сдержался от брани в адрес дамы, которая, столкнувшись с ними лицом к лицу, отпустила язвительное замечание в адрес Патриции и демонстративно отвернулась. В этот момент Эмиль почувствовал, как задрожали ее руки, и увидел, как она побледнела.
Они быстро вернулись домой. Там, сидя в саду на скамейке, Патриция сказала:
– Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь никуда не выходить?
– Да. Я не понимал этого. Прости меня, ради бога! – ответил Эмиль.
Она только пожала плечами. И Эмиль понял, что его извинения были ничтожными по сравнению с тем унижением, которое она испытывала.
– Я был так самонадеян и жесток... Я не думал... А твои друзья?.. А твоя семья?.. Как они...
Патриция невесело рассмеялась.
– Я не видела никого с тех пор, как переселилась к тебе. Моя подруга Бекки Олдвэй демонстративно отвернулась от меня, встретив на улице. Также я перестала существовать и для всех остальных знакомых. Папа... он уехал на плантацию перед высадкой, и я не знаю, что с ним и как он сейчас ко мне бы отнесся... А мама, мама сразу сказала мне, чтобы я больше не переступала порог ее дома...
Эмиль чувствовал себя страшно виноватым. Ведь он видел, как на его глазах этот подлец Фурье отвергал ее, и мог догадаться, что все так же отвернутся от нее.
Он оставил ее без любимого человека, без друзей и без семьи. Боже, он ведь хотел этого! Он хотел, чтобы она принадлежала только ему и навсегда осталась с ним! Эмиль посмотрел на ее беспомощно склонившуюся головку.
– Я... Прости меня, прости меня, – повторял он, и в голосе его звучала такая искренняя нота раскаяния.
– Не стоит извиняться... – произнесла Патриция. Ей хотелось броситься ему в объятия, плакать на его груди, выслушать от него ласковые слова утешения и заверения в любви. Но в последний момент она нашла в себе силы сдержать свой порыв.
Эмиль медленно повернулся и пошел в дом. В волнении расхаживая по гостиной, он думал, что сделать для исправления той ситуации, которая сложилась по его вине. Если он убедит ее выйти за него замуж, то это, по крайней мере, восстановит ее статус «честной женщины» в глазах общества. Эмиль знал, какое значение эти проклятые южане придают приличиям! И если Патриция станет женой янки, а не любовницей, то она будет значительно лучше выглядеть в их глазах.
Решено, он женится на ней и увезет ее далеко-далеко на Север, где никто не будет презирать ее за то, что она перед тем, как стать женой янки, была его любовницей.
Только тогда ее жизнь станет нормальной для женщины ее круга, и, возможно, только тогда она по-настоящему ответит на его любовь.
Но чтобы осуществить этот план, он должен решить много проблем. Прежде всего, как отнесется к этому Патриция, и захочет ли она выйти за него замуж?
Конечно, опять прибегнув к ласкам, он, распалив ее любовные чувства, может добиться согласия, но он не завоюет этим ее сердца.
Стоило ему представить, как она опять презрительно отказывается от его предложения, как холодок побежал по телу. А может, он завоюет ее любовь, если будет добр к ней? Эмиль прекрасно понимал, что их жизнь превратилась в сущий ад, и что больше так мучиться они не могут. «Господи, Господи, помоги!» – молился он.
* * *
У Патриции было много причин, чтобы считать себя несчастной. Во-первых, воскресная прогулка убедительно показала, что она навсегда потеряла друзей и семью, в которых она так нуждалась. Во-вторых, Патриция была уверена, что ждет ребенка.
Признаки этого были явными – вот уже два месяца у нее не было обычных выделений, а по утрам ее подташнивало. Она старалась, чтобы этого никто не заметил, но ее талия стала заметно округляться, и ей пришлось немного распустить свои платья. Патриция не сомневалась в том, что некоторое время никто из окружающих об этом не узнает. Она будет носить платья таких фасонов, что никто не догадается о ее беременности. Но одно было ясно – утаить это обстоятельство от Эмиля она не сможет.
Он очень хорошо знал ее тело и видел ее обнаженной каждую ночь. Ее некогда плоский животик начал уже округляться. Пройдет немного времени, и Эмиль непременно заметит эти перемены. Он был настолько опытный мужчина, что не мог не знать, что это значит. А что будет потом? Может быть, он вышвырнет ее из дома, потому что она уже не будет привлекать его своей фигурой? А может быть, он женится на ней из-за чувства долга по отношению к своему ребенку? И еще – будет ли он заботиться о ней, даст ли ей средства на то, чтобы купить и содержать маленький домик. Что он решит, какой сделает выбор?
Ни на что хорошее Патриция не рассчитывала. Она не собиралась принуждать его оформить брак только потому, что носит под сердцем его ребенка. Даже мысль о том, что всю дальнейшую совместную жизнь ей придется терпеть его насмешки и издевательства, грубость, эгоизм и измены, приводила ее в ужас. Нет, о таком варианте лучше даже не думать.
Он пренебрежительно относился к ней как к любовнице. Одна Патриция еще могла терпеть, но если появится ребенок? Что будет с ним и кем он вырастет, если его все будут называть ублюдком, потому что он – незаконнорожденный. И они с ребенком будут жить на его милостыню?
«Нет, тысячу раз нет!» – твердила себе Патриция. Ей надо бежать и найти приют до рождения ребенка, а затем уехать туда, где ее никто не знает, и выдать себя за вдову. Вдова солдата может рассчитывать на поддержку общества для себя и своего ребенка.
И пусть она будет бедной, но, по крайней мере, сохранит свою честь и достоинство. Ей необходимо бежать, пока Эмиль не догадался о ее положении. Она даже не будет пытаться узнать, какое решение он примет.
Но куда идти? У нее не осталось друзей. Она была одинока и презираема всеми и совершенно не представляла, кто возьмется ей помочь.
Что же ей делать? Патриция никогда не была истовой католичкой. Как и все, она училась у монахинь Закону Божьему и, как и все, посещала мессы, не придавая этому большого значения.
Но с тех пор как поняла, что беременна, она страстно молилась Божьей матери, уповая, что Она поможет ей, носящей под сердцем ребенка.
Когда на следующее утро Марта, служанка Эмиля, принесла Патриции записку, оставленную кем-то под дверью, она поняла, что ее молитвы были услышаны. Взяв письмо в руки и узнав знакомый почерк на конверте, Патриция разволновалась так, что кровь застучала в висках, и сердце забилось как бешеное. Дрожащими руками она разорвала конверт, вытащила листок бумаги, бросила взгляд на подпись внизу.
Да, она не ошиблась! Это был почерк ее подруги Полины Бовэ. Это было письмо от нее. Патриция начала торопливо читать:
«Дорогая Патриция!
Я была ужасно расстроена, так как ничего не знала о тебе и не получила ни одной твоей строчки. Когда Бекки рассказала мне о тебе, то я не поверила ей, а пошла к тебе домой, и твоя мама все подтвердила. Правда, она ничего не объяснила, почему ты так поступила. Зная тебя, я не думаю, что ты пошла к майору-янки по своей воле. Я просто уверена, что он каким-то образом заставил тебя сделать это и что у тебя были на то все основания. Я помню, что этот коварный шпион устроил настоящий маскарад и представился всем нам как капитан Феррис. И я уверена, что он – настоящий негодяй. Мне страшно подумать, что ты находишься в его власти. И мне так хочется, чтобы наш дорогой Федерико был сейчас здесь и спас бы тебя.
Только вчера я окончательно узнала, где ты живешь. Я очень хотела прийти к тебе, но я не могу в силу своих убеждений переступить порог дома этого негодяя. Вот почему я послала Джозефину с письмом к тебе.
Прошу тебя, приди ко мне или, по крайней мере, напиши мне записку. Я очень хочу тебя видеть и понять, почему ты все это сделала. Если тебе нужна будет помощь, то я тебе обязательно помогу. Пожалуйста, ответь мне.
С любовью к тебе. Полина».
Патриция сидела в раздумье и смотрела на листок бумаги. Дорогая Полина! Сколько доброты, порядочности и сердечности в ее письме! Она никогда еще не писала таких эмоциональных писем. Теперь Патриция поняла, что у нее все-таки была одна-единственная подруга, к которой можно было обратиться за помощью и которая не бросит ее в беде. Возможно, она даже поймет, что Патриция пошла на такие жертвы ради спасения брата Федерико, которого Полина также любила. Возможно, Полина отнесется к ней с чувством сострадания и сможет приютить Патрицию до тех пор, пока не родится ребенок. Полина должна помочь спрятать ее от Эмиля.
Патриция быстро разорвала письмо. Возможно, ей представился тот единственный шанс, о котором она молила. Она пойдет к Полине, расскажет ей обо всем, что связало ее с майором, и попросит приюта.
Полина любила Федерико, и она должна понять Патрицию.
Если Полина примет ее, то она будет избавлена от необходимости сообщить Эмилю о своей беременности и никогда не узнает о его реакции. Да, это прекрасный шанс, и его надо обязательно использовать.
Патриция представила себе, как она больше никогда не вернется в этот уютный дом, никогда не ляжет больше в постель, где провела так много страстных ночей, никогда не увидит больше Эмиля, не услышит его низкого голоса и страстных вздохов. Ее уход означал конец ее жизни с Эмилем, если только добрая Полина примет ее.
Сердце ее снова забилось – жизнь с Эмилем временами казалась ей сущим адом, но и жизнь без него будет пустой и невыносимой. Из ее глаз потекли слезы, но, смахнув их, Патриция приказала сама себе не раскисать. Другого пути у нее не было. Нужно было делать то, что она задумала.
Патриция встала и пошла наверх, в спальню. Там она вынула скудное содержимое своей коробки с драгоценностями – они пригодятся ей и ее ребенку в худшие времена – и уложила все в маленькую сумочку. В хозяйственную сумку она бросила самое необходимое – еще одно платье, кое-что из нижнего белья и халат. Ей не хотелось привлекать к себе никакого внимания по пути к Полине.
В тот самый момент, когда Патриция укладывала сумку, вошла Мэй. Патриция застыла на месте, а Мэй ничего не спросила и сделала вид, будто совсем ничего не произошло.
Патриция встала и посмотрела служанке в глаза.
– Куда вы собираетесь, мэм? – вот все, что спросила Мэй.
– Я не скажу тебе, чтобы ты не проговорилась, если Эмиль начнет расспрашивать тебя. Лучше будет, если ты ничего не станешь знать, – ответила Патриция. – «Вполне возможно, – подумала про себя она, что Эмиль в недоумении пожмет плечами и даже не попытается вернуть ее. А может быть, он придет в ярость оттого, что она не сдержала своего слова и не захотела больше оставаться партнершей в постели?» Но, возможно, он попытается ее разыскать и вернуть, чтобы доказать свою власть над нею.
– Я пойду с вами, мэм, – решительно заявила Мэй, но Патриция покачала головой.
– Я, может быть, ухожу навсегда, но, возможно, вернусь очень быстро. Если же я не вернусь, то я пошлю за тобой, – сказала она.
– Скажите, вы носите ребенка этого человека в голубой форме? – внезапно спросила Мэй.
Патриция повернулась и ничего не сказала. Молчание Патриции подтвердило догадку чернокожей служанки. Все было и так ясно, без слов. Патриция взяла в руки дамскую сумочку и сумку для покупок, а затем порывисто подбежала к служанке и крепко обняла ее.
– Спасибо тебе, Мэй, за то, что ты все это время была со мной, – сказала она быстро и стремительно вышла из комнаты.
Побег Патриции удался – ее никто не заметил. Она даже не встретилась с Мартой, когда осторожно выходила из дома, и не привлекла никакого внимания к себе на улице. Дом Эмиля находился неподалеку от дома Бовэ, и Патриция потребовалось совсем немного времени, чтобы проскользнуть туда.
Вскоре она уже открывала калитку из кованого железа в сад Бовэ. Входную дверь ей открыл чернокожий дворецкий. Он очень удивился при виде Патриции, стоявшей на ступеньках и нервно перебиравшей ручки большой сумки.
Дворецкий, ничего не спрашивая, молча провел Патрицию в гостиную и доложил о ней хозяйке дома. Полина, увидев Патрицию, удивленно замерла, а потом, воскликнув – «Патриция!» – бросилась к подруге, чтобы обнять ее.
– О, Полина! – радостно произнесла Патриция и тоже обняла подругу. – Я решилась прийти к тебе, чтобы все объяснить. Пожалуйста, помоги мне. Ты моя единственная подруга.
– Конечно же, если это будет в моих силах, то я сделаю все возможное, – сказала Полина, несколько отстраняясь от нее. – Что мне для тебя сделать?
– Ну, во-первых, мне необходимо объясниться с тобой насчет... насчет Эмиля Шэффера.
– Присядь вот сюда, – сказала Полина и указала на кресло, что стояло рядом.
Патриция тяжело вздохнула и заговорила:
– Ты была права, он был шпионом. Он... он ухаживал за мной только из-за того, чтобы похитить чертежи торпед, что изобрел мой папа. Но вся беда в том, что я влюбилась в него. Я думала, что он тоже полюбил меня. И я... я сошла с ума. Мне казалось, что весь мир перевернулся. И я... я отдалась ему... Я была такой глупой, – сказала Патриция дрожащим голосом, почти переходящим в шепот.
Полина вздохнула.
– Ну, что ж, все мы порой бываем глупыми и сходим с ума из-за мужчин; только одни – раньше, а другие – позже. Если бы я знала, что Федерико любит меня, то, кто знает, что бы я сделала ради него.
– Но ведь Федерико – настоящий мужчина, и он не допустил бы твоего позора, – с горечью в голосе сказала Патриция. – Как-то раз, когда город был уже занят северянами, Эмиль пришел к нам домой. Он сказал, что любит меня и что хочет на мне жениться. Я не знала, что за игру затеял он на этот раз. Я отказала ему, и он в бешенстве ушел от нас.
Затем, однажды ночью, Федерико очень осторожно проник в дом, чтобы повидаться с нами перед тем, как с войсками уйти в Виксбург.
Полина вдруг вскрикнула:
– О! Нет! Какой ужас!
– Да, – спокойно продолжила Патриция. – Ты знаешь, что Федерико не знает страха... А майор Шэффер, скорее всего, приказал следить за нашим домом, и под утро он ворвался со своими людьми к нам в дом и арестовал брата. Они собирались судить его как шпиона. А раз так, то они казнили бы его. Вот мне и пришлось пожертвовать собой, чтобы спасти его. Итак, я отправилась к Эмилю, чтобы упросить его отпустить Федерико. Он согласился освободить брата, но... но только в том случае, если я стану его любовницей...
– О боже! Патриция! Это чудовищно! Что за подлец этот Шэффер? Подумать только! Ты спасла Федерико ценою своей собственной жизни?! – воскликнула Полина. На глаза ее накатились слезы, и она схватила подругу за руку. – Спасибо тебе, Патриция! – поблагодарила Полина. – Я считаю, что это был благородный поступок с твоей стороны. Я буду всю жизнь благодарна тебе за Федерико, за то, что ты пожертвовала собой ради его спасения.
– Ох, Полина, Полина! Если бы ты знала, чего мне это все стоило. Это ведь так ужасно остаться совершенно одинокой и отвергнутой обществом.
– Не надо так. Ты ведь знаешь, что у тебя есть подруга, которая постоит за тебя, – сказала решительно Полина. – Но как мне тебе помочь?
Патриция тяжело вздохнула и, потупив глаза, сказала:
– Позволь мне здесь остаться и пожить...
– Конечно же. Об этом не стоит даже говорить, – быстро ответила Полина. – Ты ушла от него? Только не говори мне, что он действительно...
– Вышвырнул меня? – закончила Патриция за подругу. – Нет, он меня не вышвырнул. Видишь ли... Я... сейчас в интересном положении... Одним словом, я жду ребенка... – сказала Патриция.
– О боже! Патриция! Бедняжка! – воскликнула Полина.
– Но беда в том, что я никогда не переставала любить его. Неважно, что он делал, но я продолжала любить его и люблю его сейчас.
Полина грустно улыбнулась и сказала:
– Я знаю, моя дорогая, я знаю.
– Я была уверена, что ты будешь единственной, кто поймет мои чувства, – с благодарностью произнесла Патриция.
Полина с удивлением посмотрела на нее и спросила:
– Но если ты все еще любишь его, почему ты убежала от него?
– Потому что я боюсь того, что он узнает о моей беременности. Живота еще не видно, но вскоре...
– Ты думаешь, что он такой бессердечный, что выбросит тебя за это на улицу? – спросила Полина.
– Я, право, не знаю, что он сделает. Он очень часто сердится, и я не знаю, почему. Порой он обвинял меня в связях с другими мужчинами...
– Сразу было видно, что он неуправляем! – воскликнула Полина.
– Да, он часто бывает невменяем в гневе, – продолжила Патриция, – но иногда он кажется таким одиноким, как человек, выброшенный на берег после кораблекрушения; и бывает таким нежным, что я забываю обо всем на свете. Он, возможно, отречется от меня, а возможно, женится на мне и даст имя ребенку. Я сейчас ничего не знаю, что будет дальше. Но я не вынесу, если он пожалует мне небольшой домик и содержание как квартеронке! – сказала Патриция.
Полина сочувствующе пробормотала:
– Что ты говоришь! Конечно же, ты останешься здесь. Нам будет так хорошо с тобой. Мы будем каждый день беседовать, помнишь, как раньше, в монастырской школе?
– Тебе будет трудно со мной. Я скоро раздуюсь, как воздушный шар, вот увидишь, не пройдет и нескольких месяцев, – сказала, чуть улыбнувшись, Патриция, а затем добавила: