Текст книги "Колдовское наваждение"

Автор книги: Аннет Клоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Часть I. ДИВЕРСИЯ

ГЛАВА 1

Стоял уже конец февраля, и все страстно желали скорейшего окончания зимы.

На торжество в дом Колдуэллов были приглашены все аристократические, старинные и богатые семьи, составляющие гордость Нового Орлеана.

Через несколько недель начинался Великий пост, и, несмотря на то, что епископ ввел новые великопостные ограничения из-за тяжелой блокады, устроенной Линкольном, все же в этом сезоне намечалось несколько вечеров.

Большинство жителей Нового Орлеана были католиками и строго соблюдали церковные обряды. Но сейчас, хотя пост уже приближался, праздник был еще вполне уместен.

Да, пожалуй, в Конфедерации не было города более подходящего для проведения праздников, чем Новый Орлеан. Хотя война продолжалась уже целый год, огонь сражений еще не опалил его жителей. Город, как и все Южные штаты, был уверен в своей непобедимости.

И, несмотря на то, что на столах дома, где проходил праздник, не хватало многих деликатесов, которые раньше ввозились на торговых судах, и платья на юных прелестных леди, кружившихся в танцах с кавалерами, не обновлялись уже второй сезон, разве могло это волновать кого-нибудь сегодня вечером?

Все с удовольствием пили домашнее вино, окружив веселой толпой скромно накрытые столы.

Кто-то из толпы громко произнес:

– Право, нам ни к чему французское шампанское, если вокруг столько очаровательных леди, красота которых опьяняет гораздо больше!

Среди этих обворожительных девушек, вскруживших мужские головы, бесспорно, самой красивой была дочь хозяина дома, в честь которой и был устроен праздник. Она стояла, окруженная многочисленными поклонниками, устремившими на нее восхищенные взгляды.

Патриция Колдуэлл, так звали девушку, была единственным ребенком богатого плантатора, занимающегося сахарным тростником. Его звали Джон Колдуэлл. Уже более двадцати лет он был женат на красавице вдове Терезе дю Буа Фурье. От этого брака и родилась Патриция.

У нее было прекрасное лицо с тонкими нежными чертами, которое освещали большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, и вьющиеся черные волосы. От ее стройной фигуры с высокой грудью поклонники не могли оторвать восторженных глаз. А она, спокойно наблюдая за производимым эффектом, и чувствуя себя королевой бала, торжествующе улыбалась и делала растерянный вид, что совершенно не знает, на ком остановить свой выбор.

Только при одной мысли о ней и ее богатстве все преуспевающие креолы-аристократы теряли покой. А тем более, когда она находилась среди них во всем блеске своей красоты и молодости.

– Простите, Роберт, – обратилась Патриция к одному из своих поклонников, – ну как можно быть таким настойчивым? Я уже дважды за сегодняшний вечер танцевала с вами, и, если сделаю это еще раз, моя репутация будет окончательно погублена!

– О нет, мисс Патриция! – запротестовали в один голос все ее воздыхатели.

Патриция победоносно засмеялась, окончательно убедившись в своих подозрениях о том, что она, неоспоримо, является главным предметом соперничества среди всех мужчин-креолов в Новом Орлеане.

В городе, где дуэль легко могла вспыхнуть даже из-за нескольких пустяковых слов, соперничество из-за любой красивой девушки становилось предметом самого азартного состязания, подобно карточной игре, где был возможен как большой выигрыш, так и полное фиаско. И никто не хотел выходить из этой игры, зная, что победой и наградой в ней была любовь. Когда же легковерная девушка сдавалась, ее ждало осуждение общества, а соблазнителя – громкая слава среди мужчин.

Пока поклонники наперебой заверяли Патрицию, что ее репутация непоколебима, и приглашали на следующий танец, она, почти не слушая их, оглядывала зал.

Как ни странно, на празднике, где все мужчины стремились обратить на себя ее внимание, ей было скучно. Даже улыбаясь и с наслаждением танцуя со многими, она мысленно возвращалась к бумагам, оставшимся лежать на столе в ее кабинете: это были планы весеннего сева, который надо было начинать уже завтра. И, конечно же, ее очень волновала судьба будущего урожая.

Армия северян блокировала все гавани и порты Юга, поэтому торговые корабли не могли выйти с грузами, и весь прошлогодний урожай сгнил на пристани. И если это повторится в этом году...

Расстроившись, она попыталась отвлечься от мрачных мыслей. Разве можно думать сейчас о блокаде, среди веселья? И в это мгновенье она увидела своего брата Федерико, который стоял у дверей, распахнутых на веранду, и разговаривал с хорошенькой блондинкой, явно влюбленной в него. Патриция расстроилась еще больше. Выбор Федерико задел ее за живое. И с чего это он предпочитает миловидную, но пустую блондинку Бекки Олдвэй давно любящей его умной и чудесной девушке Полине Бовэ?

Патриция очень любила своего единоутробного брата. Федерико был совсем маленьким, когда его отец умер от желтой лихорадки. Вскоре его мать вышла замуж за Джона Колдуэлла, и тот заменил ему умершего отца. И после рождения Патриции он продолжал относиться к Федерико как к собственному сыну.

Патриция всегда боготворила старшего брата, и он был с детства ее кумиром. И сейчас она боялась, что он может жениться на Бекки, которая представлялась ей самодовольной и поверхностной. Патриция опасалась, что Бекки может сделать брата несчастным, тогда как ее подруга Полина будет всегда любить Федерико и заботиться о нем. Все еще тревожась за брата, не одобряя его выбора, Патриция продолжала рассматривать гостей.

И тут ее взгляд встретился со взглядом, пристально рассматривающим се. Это был стройный красивый мужчина, стоявший на лестнице и облокотившийся на белые перила. Его вид был спокойным и даже безразличным, но чувствовалось, что он напряжен как леопард, готовящийся к прыжку. Его горящий пронзительный взгляд обжигал Патрицию. Она почувствовала пробежавшую по телу дрожь. И, хотя она не поняла причину охватившего ее смятения, ей стало ясно – этот человек с горящими черными глазами опасен для нее.

Патриция отвела свой взгляд в сторону и обратилась опять к своим поклонникам. Но взгляд незнакомца она все еще ощущала на себе. Непривыкшая к такой дерзости, девушка смутилась и покраснела. «Господи! Кто этот человек и что он здесь делает?» – с тревогой и волнением подумала Патриция.

Она была уверена, что никогда раньше не видела его не только в своем доме, но и в Новом Орлеане. И совершенно не представляла, кто мог пригласить его на вечер.

Оркестр заиграл следующий танец, и Патриция сказала стоящим рядом мужчинам насмешливым тоном:

– Ну, так что же? Неужели вы опять все сразу ринетесь приглашать меня? Я уже обещала этот вальс лейтенанту Карнеру. Смотрите, вот его имя в моей бальной карточке. Напрасно вы надеетесь, что моя бальная карта не заполнена. Или вы думаете, что я осталась без кавалера?

– Ни в коем случае! – воскликнул лейтенант Карнер и с готовностью протянул ей свою руку. – Бедные люди! Не сердитесь! Мисс Патриция когда-нибудь сжалится над вами!

Патриция громко рассмеялась – лейтенант всегда был так парадоксален в оценке происходящего, что даже она не всегда могла понять – серьезно он говорит или насмехается над всеми. Но блестящим танцором он все-таки не был, ибо не мог закружить ее в танце так, чтобы она забыла обо всем на свете. Грациозно и с наслаждением танцуя, девушка не могла заставить себя не думать о том необычном черноволосом джентльмене на ступеньках лестницы.

Она скользила по залу в вихре вальса, и все поглядывала на лестницу. Но вдруг лестница оказалась пустой. Девушка еще раз внимательно осмотрела зал и... обнаружила его стоящим у стены и разговаривающим с Перри Маленсо.

Патриция нервно закусила верхнюю губу – так она делала по дурной привычке в те мгновения, когда очень волновалась. Она вдруг подумала, что незнакомец, возможно, дальний родственник Маленсо и пришел вместе с Перри. У Маленсо в окрестностях Батон Руж были, казалось, сотни таких дальних родственников.

Когда танец закончился, Патриция попросила своего партнера провести ее к месту, где, прислонившись к стене, стояла ее подруга Полина Бовэ. Рядом с нею сидела пожилая женщина с ястребиным носом, тетя Полины, всегда сопровождавшая ее на вечерах. Полина часто оставалась на вечерах и балах без кавалера, хотя и была приятной внешности. Поэтому она предпочитала проводить вечера дома за чтением книг. И если бы не сегодняшнее торжество, она вряд ли бы пришла повидаться с дорогой Патрицей, так как знала, что опять станет вынужденной свидетельницей ухаживания Федерико Фурье за Бекки Олдвэй.

– Добрый вечер, Патриция! – робко и смущенно улыбнулась Полина подруге. Она очень болезненно переживала то, что опять не имеет постоянного поклонника и не танцует. Но, тем не менее, она произнесла:

– Сегодня чудесный вечер!

– Добрый вечер, Полина, очень рада видеть тебя! – сказала Патриция, взяв свою подругу под локоть. – Я хочу тебя кое о чем спросить. Только что я видела чрезвычайно странного незнакомого человека, и мне хотелось узнать, кто он такой? Ты ведь знаешь всех в округе.

Полина поняла, что подругу очень заинтриговал этот незнакомец. На Патрицию это было непохоже. Она никогда прежде не интересовалась мужчинами. У нее всегда было так много поклонников, что она не придавала им никакого значения, как избалованное дитя не придает значения своим многочисленным игрушкам.

– О ком ты говоришь? – прошептала Полина.

– Да о том смуглом человеке, что беседует с Перри Маленсо у дальней стены. Ты знаешь его? – спросила она.

Полина прищурила глаза. Годы, проведенные за чтением, сделали свое дело – она плохо видела вдали.

– Не уверена, что знаю, – ответила Полина.

Патриция вздохнула. Она надеялась, что Полина, хорошо знавшая все старинные французские семьи, поможет установить личность незнакомца. И Патриция поняла, что, видимо, он был приезжим.

– Я подумала, что он, может быть, из бесчисленных кузенов Перри Маленсо, – сказала Патриция.

Полина присмотрелась к незнакомцу и произнесла:

– Нет, на Маленсо он непохож. У всех Маленсо очень характерные лица: продолговатые и крупные. Я не очень-то знаю всех из клана Батон Руж.

– И я тоже не всех знаю, – сказала Патриция, опять закусывая верхнюю губу.

– Но, погоди! – изумленно воскликнула Полина, поворачиваясь к Патриции. – Это ведь твой вечер! Неужели ты не знаешь, кто приглашен?

– Не знаю. И поэтому спрашиваю у тебя, кто же этот человек? Я его не приглашала!

– Патриция, мне кажется, что мы скоро все с тобой узнаем, – вдруг произнесла Полина. – Смотри, они направляются к нам.

У Патриции от волнения ком подкатил к горлу, и она едва подавила восклицание. С чего бы это? Она ведет себя так, как девчонка, впервые приглашенная на танец! И почему так взволновал ее этот человек? Девушке не пришлось долго рассуждать по этому поводу, так как двое мужчин уже были рядом с ними. Маленсо, как обычно, важно поклонился и сказал:

– Мисс Патриция, мисс Полина, вы что, скрываетесь здесь от своих многочисленных поклонников?

Патриция улыбнулась комплименту. Одновременно она чувствовала, как глаза незнакомца пристально рассматривают ее. У нее перехватило дыхание.

– Мисс Патриция, я надеюсь, что вы не подумаете обо мне дурно, – заговорил Перри. – Без вашего приглашения я привел на вечер своего друга, который очень хочет с вами познакомиться. Это капитан Клэй Феррис из Саванны.

Патриция от волнения опустила глаза и не могла ничего ответить, но тут ей на помощь поспешила Полина. Она мягко спросила у незнакомца:

– Скажите нам, капитан Феррис, что привело вас в Новый Орлеан?

– Да, действительно, капитан, что? – подхватила Патриция холодным тоном. – Полагаю, что военные действия идут гораздо севернее?

Ему ее замечание и тон показались дерзкими, но не оскорбительными, чего она добивалась. Пристально посмотрев на нее, офицер армии Конфедерации обольстительно улыбнулся и произнес:

– Как опытный солдат я помогаю здесь, в Новом Орлеане, укреплять защиту наших портов. И хотя я бы предпочел быть вместе с теми, кто в форме защищает Саванну и Чарльстон, но, если мы потеряем наши порты, мы потеряем все. Впрочем, вам, леди, не стоит брать в свою прелестную головку такие вещи.

Щеки Патриции вспыхнули румянцем, когда она услышала, каким тоном разговаривает с ней капитан. Она совсем не привыкла, что к ней обращаются так снисходительно. Выведенная из себя, она все же не собиралась уступать ему.

– Почему же не стоит брать в голову? – переспросила Патриция у Ферриса. – Уже более года длится блокада Нового Орлеана, и я должна знать, смогут ли защитники города обеспечить ему безопасность. А, вообще, мне кажется, что наши солдаты в Новом Орлеане совсем не нуждаются в помощи человека из Саванны.

На этот раз Патриция достигла цели. Черные глаза капитана Ферриса вспыхнули огнем, но он улыбнулся и ответил:

– Вы не совсем правильно меня поняли, мисс Патриция. Это мне нужна их помощь в укреплении портов. Новый Орлеан – большое препятствие для янки.

Перри подхватил слова капитана и сказал:

– Абсолютно правильно насчет Нового Орлеана. Только у нас, в Новом Орлеане, есть торпеды, каких вы больше нигде не встретите.

– Да, это самое современное оружие, – произнес Феррис и попытался перевести разговор в другое русло. – Не сомневаюсь, что мы наскучили дамам слишком серьезным разговором, – заметил он.

Маленсо весело рассмеялся:

– Ну, значит, ты совершенно не знаешь наших креольских красавиц. Они хорошо разбираются в военных действиях и очень этим интересуются. Да и как не знать, если отец Патриции изобрел эти самые торпеды, – сказал Перри.

Патриция осуждающим взглядом посмотрела на Перри.

Перри Маленсо сконфузился – не стоило на этом многолюдном балу и при Феррисе говорить о торпедах, которые считались секретным оружием.

– Да, капитан, – обратилась к нему Патриция, – мне приходится констатировать, что большая часть нашего разговора касалась блокады.

– Я думаю, что блокада – одна из причин, из-за которой южная торговля застопорилась, – сказал Феррис.

– А что, в других портах так же плохо обстоят дела? – поинтересовалась Полина.

– К сожалению, – ответил Феррис. – В Чарльстоне, Саванне, Уилмингтоне, Мобиле – везде такая же картина. Хлопок, сахарный тростник, рис, индиго – весь урожай гниет в портах, так как его невозможно вывезти, – пояснил он.

– А почему это происходит? – озабоченно спросила Патриция.

– Старый Аби плохо нас знает, если он думает, что сможет поставить Конфедерацию на колени, опустошив наши кошельки. Только им должно быть известно, что янки здесь умоются кровью, – произнес капитан.

– Пожалуйста, – сказал Перри, – расскажите-ка нам, капитан, как Юг собирается сражаться, если он не может финансировать свою армию и флот. Вы что, надеетесь на то, что Англия и Франция дадут нам ружья и пушки в обмен на посмертную славу?

– Звучит слишком пессимистично, не так ли, капитан? – вмешалась в разговор Патриция, хотя она прекрасно понимала, о чем шла речь.

Капитан Феррис улыбнулся.

– Не столь пессимистично, как реально, – пояснил он. – Мне бы хотелось заставить правительство обратить внимание на исключительную важность наших портовых городов. Победа в Вирджинии всем хорошо известна. Но мы нуждаемся в сильном флоте.

– Извините меня, – вдруг перебил их разговор чей-то голос. – Мисс Патриция, я думаю, что это мой танец.

Патриция подняла глаза и увидела перед собой Ричарда Хелмса. Он застыл на месте, а Патриция заглянула в свою танцевальную карточку.

Ей совсем не хотелось прерывать такой интересный разговор. Раньше она ограничивалась лишь легкой светской болтовней, и участвовать в таких серьезных беседах ей еще не приходилось.

Капитан Феррис холодно обратился к молодому человеку, стоявшему напротив Патриции:

– Боюсь, у вас ничего не получится, сэр. Мисс Колдуэлл уже пообещала этот танец мне.

Хелмс уставился на капитана с раскрытым ртом, а Патриция застыла в удивлении, когда капитан быстро шагнул к ней, взял ее за руку и повел на площадку для танцев.

– Как вам не стыдно? – прошипела она. – Это был танец мистера Хелмса, а поэтому я не буду танцевать с вами.

Но Феррис крепко держал ее в своих руках и все ближе подводил к площадке для танцев.

– Уже поздно, мисс, – твердо произнес капитан. – Вы ничего не сможете сделать. Лучше расслабьтесь и слушайте музыку.

Голубые глаза Патриции, казалось, метали громы и молнии.

– Я требую, капитан Феррис, верните меня сейчас же к моим друзьям. Вы самый самонадеянный человек, которых я когда-либо встречала. У меня абсолютно нет никакого желания танцевать с вами. Вы даже не спросили моего разрешения!

Лицо капитана озарила счастливая улыбка.

– Как же я мог попросить вас танцевать со мной? Вы весь вечер находитесь в окружении поклонников. Это мой единственный шанс остаться наедине с вами. И, кроме того, ваша танцевальная карта была моментально заполнена.

Патриции осталось только рассмеяться в ответ.

– Полагаю, что вы правы, – произнесла она. – Но ведь вы даже не были приглашены на вечер, – тут же съязвила Патриция.

Капитан Феррис искренне расхохотался.

– Но раз уж я здесь, то не сочту за великий грех украсть у ваших воздыхателей танец с вами!

Патриция не смогла не улыбнуться и сказала:

– Ну что ж, вы одержали победу, капитан.

Он был великолепным танцором, и порой Патриции казалось, что она парит в воздухе. Его руки крепко сжимали ее талию, и она через одежду чувствовала жар его ладоней. Еще ни один мужчина не производил на нее такого сильного впечатления и не заставлял ее сердце биться так учащенно. И не было еще в ее жизни такого джентльмена, от которого бы кругом шла голова! Капитан Феррис в танце все продвигался и продвигался к узким дверям, что вели на веранду, а когда музыка прекратилась, он быстро взял ее под руку и вывел из зала. Патриция почти не сопротивлялась своему партнеру. Они вышли на веранду и встали у перил. Она чувствовала, как он крепко держит ее за талию.

– Обещаю, что я не оскорблю вас, – нежно сказал капитан, подведя Патрицию к широким перилам. – Я, действительно, очень хотел побеседовать с вами, но это было почти невозможно из-за многочисленных поклонников.

– Но ведь все увидят, что я исчезла, – запротестовала Патриция. – Это будет самый настоящий скандал!

– Даже если мы будем стоять на расстоянии трех футов друг от друга? – спросил Феррис. – Ведь это расстояние намного больше того, когда мы танцевали! – воскликнул капитан.

– Да, но об этом никто кроме нас не знает, – решительно сказала Патриция. Она понимала, что единственно правильным для нее решением было покинуть веранду и вернуться в зал для танцев. Матушка, наверняка, будет шокирована. Но кроме матушки найдутся и другие желающие посплетничать на эту тему. Она знала, что каждый расценит ее поведение как нарушение этикета. Но что-то все-таки удерживало девушку здесь.

– Что вы делали до войны, капитан Феррис? – спросила она, стараясь соблюсти все формальности.

Он усмехнулся, поняв, что она уступила и останется с ним. А Патриция про себя отметила, что в его улыбке было что-то дьявольское.

– До войны я был плантатором, – ответил капитан Феррис. – Земли прибрежной Джорджии похожи на эти земли, хотя мы выращиваем рис и больше индиго, чем сахарный тростник.

Он прислонился к одной из колонн веранды, продолжая внимательно смотреть на Патрицию.

Девушка опустила глаза, ей было неловко от его пронзительного взгляда.

– Правда, капитан? – наигранно удивилась она, стараясь скрыть свое смущение. – Я чувствую себя так, будто бы я была одним из растений у вас на плантации, а вы все следили за мной, поджидая, пока я подрасту. Я никак не могу понять, что интересного вы нашли в моем лице?

Он усмехнулся и сказал просто:

– Так уж и не можете понять. Сомневаюсь, что вы могли так смутиться под взглядом мужчины.

– Конечно же, нет! – ответила она резко. – Но с вашей стороны это звучит не очень-то вежливо.

– С глубоким сожалением признаюсь, что у меня никогда не было хороших манер. Вы очень красивая женщина, и мне просто нравится смотреть на вас. Что, сказано слишком откровенно для вашей женской добродетели?

Патриция взглянула на него, высоко подняв брови, и сказала:

– Сэр! Я думаю, что мифы о так называемой «женской добродетели» и другие всевозможные мифы больше придуманы вами, мужчинами, для нас – женщин.

Его лицо озарила колдовская улыбка.

– Вы и вправду так думаете? – смеясь, спросил он. В голосе его звучало удивление.

– Действительно, думаю так! – подтвердила Патриция. – Практически все джентльмены содержат любовниц-квартеронок, тщательно скрывая это обстоятельство от семьи. Но леди, даже если знают, не должны говорить об этом, а тем более требовать, чтобы это прекратилось. Это считается неприличным для леди. Вот, сэр, высшее лицемерие в своде правил поведения, придуманных мужчинами для нас, женщин.

Капитан какое-то время пристально всматривался в свою собеседницу, и под этим взглядом Патриция вдруг поняла, что все, произнесенное ею, было сказано в порыве ярости и гнева.

Она почувствовала себя совсем скверно. Неужели то, что она сказала ему, шокировало его? Ведь эти вопросы, которых она коснулась, не обсуждаются даже между мужем и женой, а тем более между молодой девушкой и совершенно незнакомым мужчиной!

Но тут чарующая улыбка озарила уста капитана, и Патриция увидела, что его глаза загорелись от восхищения.

– Моя дорогая мисс Колдуэлл, – протяжно произнес он. – Мне всегда все говорили, что я вызывающе резок в общении, но думаю, что в этом отношении я должен отдать пальму первенства вам.

Патриция вспыхнула от смущения. Зачем она устроила спектакль для этого пришельца из Саванны?

– Прошу извинения! Боюсь, что мой язычок опять меня подвел. Теперь, я думаю, мне по-настоящему настало время уходить, – сказала она и повернулась, чтобы убежать, но он, опередив, удержал ее рукой за талию.

Патриция сделала усилие, чтобы вырваться, но его руки держали ее железной хваткой, и у нее не осталось ни малейшего шанса спастись бегством.

– Нет, обождите, мисс Колдуэлл, – сказал капитан. – Вы еще не выслушали меня, прежде чем убежать. Я не шокирован вашей откровенностью, совсем наоборот, хотя и нахожу такие речи необычными для молодой девушки. И я совершенно согласен с тем, о чем вы говорили. Правда, мне еще не приходилось встречать женщину, которая проявляла бы столько здравого смысла. Как правило, для женщин характерно неумение слушать, а также полная неспособность правильно оценивать ситуацию.

Тут он сделал паузу, а когда заговорил снова, его тон изменился, и голос был полон горечи.

– Мне всегда встречались такие женщины. Уверяю вас, несмотря на разговоры о своей добродетели, они отнюдь не были святыми. И почему мужчины всегда хотят взять в жены «святую» женщину? Это выше всякого понимания! Мне бы хотелось, чтобы моя женщина понимала меня, – сказал он.

Его рука уже не держала ее талию, но Патриция продолжала стоять, даже не пытаясь убежать.

В его глазах она увидела страдание. Сердце Патриции учащенно билось. Он даже не представлял себе, как подействовали на нее эти слова! Никогда раньше она не могла даже подумать о том, что с мужчинами можно обсуждать такие темы!

Какой бы другой джентльмен осмелился говорить с ней о таких неприличных для леди вещах!

Наконец ее собеседник прервал молчание:

– Мне кажется, что я сейчас шокировал вас больше, нежели вы меня. Давайте-ка заключим джентльменское соглашение между нами, а?

– Что вы предлагаете? – переспросила Патриция растерянным голосом.

Он засмеялся.

– Ничего неприличного я не предлагаю! Не бойтесь за вашу честь, уверяю вас! Я просто прошу вашего разрешения зайти к вам...

Патриция нерешительно ответила:

– Я... Я, право, не знаю. Я едва знаю вас, да к тому же матушка может и не разрешить.

– Почему? Я вам не нравлюсь, мисс Колдуэлл? – вдруг спросил капитан Феррис.

У Патриции перехватило дыхание. Да, ей действительно не понравились резкость его речей и манер, его самонадеянность. Она, конечно, не могла сказать, что он совсем ее не интересует, но... но она боялась увидеться с ним еще раз. Во всем его облике было что-то дьявольское и колдовское, завораживающее и пугающее. И Патриция чувствовала это.

– Нет, я не могу сказать, что вы не нравитесь мне, – ответила она каким-то странным голосом.

– А тогда в чем же дело?

Патриция, не найдя нужных слов, смущенно и нерешительно покачала головой.

Капитан приблизился к ней так близко, что она через его форму ощутила, как сильно вздымается его грудь. Схватив ее за плечи и сильно притянув к себе, он нежно ее поцеловал.

Патриция застыла от изумления! Она была совершенно потрясена! Ни один мужчина не целовал ее без разрешения! И никто из тех, кто получал разрешение на поцелуй, не целовал ее так страстно. Его губы были горячи и напористы. И еще, еще – это был французский поцелуй – его язык проник в ее рот и, казалось, исследовал каждую частичку ее рта.

Патриция неожиданно для себя подалась к нему, и ее руки обвились вокруг его шеи, и их губы – горячие, страстные, жаждущие губы – вновь встретились.

Вдруг он разжал свои объятия и отошел в сторону. Его черные глаза горели, а грудь тяжело вздымалась. Патриция молча наблюдала за ним, все еще вспоминая его страстный, неописуемый поцелуй. Разумом она понимала, что следовало бы дать ему пощечину, но она не сделала этого, как и не сделала того, чего требовала ее кровь – броситься вновь в его объятия. Резко повернувшись, так, что взметнулись ее юбки, Патриция стремительно побежала в зал, где продолжались танцы.

Капитан Феррис не последовал за нею. Взволнованный, тяжело дыша, он облокотился на перила лестницы и долго смотрел в темноту, вдыхая душный воздух Луизианы.

ГЛАВА 2

Патриция склонила свою темную головку над столом и попыталась в третий раз понять письмо управляющего плантацией. Несмотря на ужасную грамматику и плохой почерк, она раньше легко расшифровывала его каракули. Проблема, возникшая у нее сегодня, была в ее собственной невнимательности. Она никак не могла сосредоточиться на сообщении управляющего по поводу весеннего сева, которого ждала с таким нетерпением.

Девушка подняла голову и невидящим взглядом смотрела на двери веранды, не заметив, как письмо медленно выскользнуло из ее рук. Целый день ее мысли возвращались ко вчерашнему вечеру, на котором она встретилась с капитаном Феррисом.

Кто этот необыкновенный человек, который так стремительно ворвался в ее жизнь, изменив привычное течение ее мыслей, нарушив покой ее сердца? Патриция находилась в сильнейшем смятении: она никак не могла понять свои чувства к нему. Нравится ли он ей, или она боится его, или ей надо презирать его? Еще ни один джентльмен не целовал ее так, как сделал это он! Но и ни один мужчина не сумел так возбудить ее чувства.

– Ах, вот ты где, моя дорогая! – прервал ее мысли мужской голос. Патриция повернулась и увидела своего отца. Он стоял у двери и, улыбаясь, разглядывал ее.

– Да, папа, входи! – сказала Патриция с любовью в голосе. – И надень, пожалуйста, свои очки!

– Что? Ах, да! – произнес мистер Колдуэлл и дотронулся рукою до макушки, где у него были очки.

– Ну вот, так лучше, – проговорила Патриция.

Отец наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб.

– Понравился ли тебе вчерашний вечер? – спросил он.

– Да, вечер прошел очень хорошо, – ответила Патриция. – Тебе бы, папа, самому следовало знать, как прошел вечер. Ведь ты же сам был там!

– Ах, да! Припоминаю, что он прошел хорошо, – сказал Джон Колдуэлл и усмехнулся. – Должен признаться, что у меня состоялся разговор с полковником Чалмерсом. Мы уединились в моем кабинете и пробыли там до часу ночи, обсуждая возможности подводной моторной лодки. – С этими словами он остановился и, взглянув на дочь, заметил, что ее глаза сияют от восхищения.

Патриция очень любила своего отца и всегда защищала его от неоправданной критики. Но она реально оценивала характер Джона Колдуэлла со всеми его достоинствами и недостатками. Ее отец был очень яркой фигурой, талантливым человеком с научным складом ума. Он был одним из лучших изобретателей своего времени. И действительно изобрел торпеды, с помощью которых город будет защищаться от янки.

Но при всей своей одаренности отец был совершенно беспомощным в повседневной жизни. Его семья хорошо знала, что он не помнит о встречах и вечерах, важных событиях или о том, что надо куда-то поехать вовремя. Все знали, что он совершенно не замечает того, что происходит вокруг него. Патриция же, любя своего отца и уважая его ум, никогда не ходила к нему за помощью по практическим вопросам. Она постоянно защищала отца от жизненных проблем, опекая его как ребенка.

– Боюсь, что я тебе помешал, так? – спросил он у Патриции.

– О, нет, папа! – воскликнула Патриция и подскочила к нему, чтобы обнять. – Почему ты так говоришь? Ведь ты самый лучший отец. Более умного человека, чем ты, я думаю, нигде не найти.

– Я знаю, что ты всегда добра ко мне, любовь моя, но я знаю все свои недостатки. Мне следовало бы, как отцу, быть внимательнее к тебе и, как отчиму, – к Федерико. Он сейчас нуждается в твердой руке. Федерико уже вырос, стал горяч и неосторожен, не знает цены слова и уважает только «кодекс чести» креола. А ты... тебе не следовало бы впредь оставаться здесь, вчитываясь в бухгалтерские книги, и беспокоиться насчет урожая, рабов да финансов. Ты – самая прекрасная девушка в мире. И я говорю правду. Тебе следовало бы покинуть свой кабинет и не сидеть здесь, слепя свои глаза за чтением письма Макферсона.

– Папа! Я не разрешаю тебе так говорить! Почему ты мне это советуешь, если знаешь, что я люблю заниматься всем тем, что связано с плантацией. Я не терплю и не могу позволить себе сплетничать целыми днями о том или ином джентльмене или о других глупостях, как делают мои сверстницы. Это смертельно скучное занятие, поверь мне. Тебе хорошо известно, как я люблю работать. Если я не буду управлять плантацией, то, возможно, буду проводить все свое время, донимая тебя! – поддразнивала отца Патриция.

Джон Колдуэлл слабо улыбнулся. Его дочь была убедительна в своих рассуждениях. Она всегда могла легко переубедить кого угодно и доказать свою точку зрения. Но у Джона Колдуэлла на душе было неспокойно.

Ночью жена рассказала ему, что вчера Патриция неизвестно куда пропала из танцевального зала. Прошло целых пять танцев, пока она не появилась вновь. И никому не было известно, где и с кем она была. Слава богу, что никто толком ничего не заметил. Тереза считала, что поведение дочери было результатом его отцовского пренебрежения ко всему происходящему.

Его жена была очень спокойной и невозмутимой женщиной. Твердость Тереза Колдуэлл проявляла только в одном случае – когда речь шла о добром имени и чести креольской семьи.