Текст книги "Колдовское наваждение"

Автор книги: Аннет Клоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Остаток дня Патриция провела в доме у Шэфферов, наблюдая и анализируя то, что там происходит. Особенно пристально она следила за комнатой Эмиля. Из музыкального салона было все отлично видно и слышно. Она поняла по скандальным крикам Эмиля, что он страшно напился и был почти невменяем.

Кроме того, Патриции стало совершенно ясно, что все в доме, включая сержанта Джексона и слуг, не говоря уже об его отце и Фрэнсис, потворствуют ему и не препятствуют его пьянству. Никто из них не прекратил снабжать его виски. Стоило Эмилю попросить, как бутылка с виски доставлялась в его комнату. Они нянчились с ним и исполняли все его капризы. А дальше станет еще хуже. Ведь Эмиль привык жить, рискуя и постоянно бросая вызов судьбе.

Мужчины по-разному реагируют на вынужденное безделье, и реакция Эмиля была не из лучших. «А потакание окружающих быстро сведет его в могилу», – решила Патриция.

Ее наблюдения подтвердил и доктор Кранц, приехавший проконсультировать Эмиля на следующий день.

Сначала Эмиль, узнавший, что доктора пригласила Патриция, отказывался от осмотра, но отец и Джексон все же уломали его. После осмотра Эмиля доктор Кранц, как и было договорено, приехал к Патриции и объяснил ей положение дел. Он подтвердил, что после перенесенного им тяжелого ранения проблемы остались скорее душевные, чем физические.

– Главное в том, что он совершенно махнул на себя рукой и не хочет ничего делать, чтобы выздоравливать, – вздохнув, сказал доктор. – Я внимательно осмотрел его конечности и убежден, что, несмотря на сильные повреждения мышц, у него есть шанс встать на ноги. Хотя вряд ли он будет ходить свободно, не пользуясь тростью. Рука тоже сильно повреждена и вряд ли будет действовать свободно. Опасность в другом – мышцы рук и ног от полного бездействия начинают атрофироваться. И если он не будет лечиться и разрабатывать ноги и руки, то очень скоро произойдет их полное усыхание. Я не могу сейчас сказать, сколько времени понадобится на его практически полное выздоровление, потому что нервные окончания и мышечная ткань были сильно повреждены, но совершенно точно могу заверить вас, что дальнейшее промедление быстро превратит вашего мужа в безнадежного инвалида. Лечение же будет тяжелым, длительным и очень болезненным.

– Значит, Эмилю нужно постоянно упражняться? – взволнованно перебила Патриция доктора.

– Нет, не только это. У него, как я вам уже сказал, были задеты нервы. Если они полностью потеряли чувствительность, то он не сможет упражняться. Все зависит от того, насколько пострадала нервная система.

– И насколько она пострадала? – продолжала задавать вопросы Патриция.

– Этого я не могу сейчас сказать. Пока я вижу, что надежда есть и можно что-то попытаться сделать, но только в больнице.

Патриция вздохнула. Как же туманно и неопределенно говорил доктор! Она ведь не собирается обсуждать с ним теорию. Ей нужно знать, чем практически можно помочь Эмилю. И Патриция опять перебила врача:

– Доктор Кранц, скажите, мне, пожалуйста, что нужно делать конкретно?

– Хорошо, миссис Шэффер. Первое – полковник должен ежедневно по несколько раз в день пытаться двигать ногами. Вначале это принесет сильную боль, и понадобится очень много времени, прежде чем будет заметен какой-то результат. Главное, чтобы он начал это делать. Кроме того, я рекомендую минеральные ванны, которые уменьшат боль и укрепят его организм. И как только наступит облегчение, нужно будет сменить климат на более теплый. Холодные бостонские зимы усугубят его страдания, и я на это время рекомендую вам уехать на юг. Это все на первое время.

«Новый Орлеан! Вот, что нам надо!» – мгновенно среагировала Патриция, вспомнив о жарком воздухе своей родины, благоухавшей цветами и жимолостью. Она вспомнила, как тихо жужжат в нем мухи и москиты, как он нежно обволакивает все тело теплом, как разносится в нем запах свежих утренних булочек и кофе с цикорием, что продают уличные торговцы возле рынка.

Она вспомнила, как прекрасно звучит на зеленых улицах ее любимого Нового Орлеана южная медлительная и распевная речь, как мелодично торговцы фруктами призывают купить свой вкусный товар и как поют негры!

Ах, как она загрустила о доме! О, если бы она смогла увезти Эмиля туда, где начиналась их любовь, где они были так несчастны и так счастливы! Она уже была уверена в том, что только там он сможет выздороветь и там сможет возродиться их любовь.

Да, похоже, судьба дает им еще один шанс, еще одну возможность вернуться туда и начать все сначала.

С финансами никаких проблем не будет – лихорадочно прикидывала Патриция. У нее достаточно денег: и тех, что давал для внука отец Эмиля, и тех, что посылал он сам с фронта. Кроме того, ее собственные сбережения, которые вложены в землю: ее можно выгодно продать, и акции.

Да, и у Эмиля должно быть его армейское жалованье, плюс мистер Шэффер, конечно, поможет. И еще!

Генрих! Генрих Миллер – они ведь обсуждали возможность открытия магазинов фирмы в других городах и прежде всего в Чарлстоне. А почему бы не в Новом Орлеане?

И Патриция с ее практическим умом сразу же прикинула, что это будет очень выгодно, и она убедит в этом Генриха. Надо только подыскать подходящее здание в центре и... Господи, что же это она! А Эмиль? Как она убедит его уехать с нею на юг! В нем и только в нем состояла вся проблема. Как трудно будет его уговорить! Все остальное – сущие пустяки по сравнению с этой задачей.

Патриция взглянула на доктора и заметила, как странно он смотрит на нее. Конечно, он страшно удивлен тем, что она вдруг замолчала и совершенно отключилась.

Приветливо улыбнувшись ему, она поблагодарила доктора за визит и советы и проводила его к выходу.

Поднявшись к себе, она позволила Мэй, чтобы та помогла ей раздеться и расчесать волосы. Ей всегда так хорошо думалось обо всем, когда она снимала все корсажи и в просторном легком халате, сидя за туалетным столиком, расчесывала волосы.

Именно в эти вечерние часы, перед сном, ей приходили в голову самые лучшие идеи.

– Мэй, – спросила Патриция у служанки, – что ты скажешь о возвращении в Новый Орлеан?

– В Новый Орлеан! – воскликнула Мэй, и лицо ее озарилось улыбкой. – Неужели это возможно, мисс Патриция? О, Боже!

– Тебе так не нравится жить на Севере, освободившем тебя? – поддразнила ее Патриция.

– Нет, мэм. Здесь слишком холодно и слишком много белых людей, – ответила Мэй. – Мне так хочется вернуться туда, где не стынет в жилах кровь и где люди не говорят так быстро, что ничего не возможно понять – вернуться домой, к своим родным и друзьям. Да, и к тому же в Новом Орлеане теперь все тоже свободны.

– Я тоже хочу вернуться туда, Мэй. Доктор сказал, что Эмилю нужен южный климат. В нем он скорее выздоровеет. Только Эмиль настроен против меня, и я ума не приложу, как заставить его согласиться. Он даже видеть меня не хочет, не говоря об отъезде со мной вместе в Новый Орлеан... – печально сказала Патриция.

Мэй закончила расчесывать волосы своей хозяйки. Уж она-то знала об отношениях Эмиля и Патриции практически все, хотя та не имела привычки изливать кому-то душу. Но почти вся жизнь Патриции происходила на ее глазах. Сейчас Мэй была уверена, что такая сильная любовь не может исчезнуть бесследно, и Эмиль просто из каких-то соображений скрывает свои истинные чувства.

– Помните того маленького мальчишку по имени Пенуа? – неожиданно спросила Мэй. – Ну, того, что свалился с лошади и был парализован?

Патриция нахмурила брови, стараясь припомнить:

– Что-то не вспоминается. А какое это имеет отношение к Эмилю?

Мэй продолжила:

– А помните мистера Сейбера, у которого рука попала под пресс и тоже была сильно искалечена?

– Да, помню. Его лечила та женщина... Кажется, тетушка Моника, – сказала Патриция, и вдруг ее осенила догадка.

– Эмиль!.. Ты думаешь, что она сможет помочь ему?!

– Она применяет сильнодействующие средства, – сказала Мэй уклончиво.

– Но это же не черная магия или что-нибудь в этом роде? – спросила нерешительно Патриция.

Мэй пожала плечами и ответила:

– Тетушка Моника – знахарка. У нее большой дар, и она никогда не наводила порчи. Она использует его, чтобы лечить людей, и почти всегда помогает. Доктора совсем отказались от Пенуа, и только тетушка Моника помогла ему.

Патриция задумалась и вспомнила все, что знала об этой женщине. С детства она слышала от негров, служивших в их доме, о ее чудесных исцелениях.

Тетушка Моника была свободной женщиной из цветных. Она происходила из квартеронок, становившихся, как правило, содержанками богатых мужчин Нового Орлеана. Но Моника не была красивой, и судьба избавила ее от подобной участи.

Начинала Моника как повивальная бабка, а потом стала готовить всякие снадобья и питье от болезней. У нее лечились все негры, а также белые люди, от которых совсем отказались доктора. Патриция теперь отчетливо вспомнила историю с мальчиком, упавшим с лошади, и много других случаев, в которых знахарка помогала людям, лишившимся возможности двигаться. Она так успешно лечила больных, что они возвращались к нормальной жизни.

Сопоставив все факты, Патриция теперь твердо убедилась, что если кто и вылечит Эмиля, то это будет только тетушка Моника.

– Знаешь, Мэй, я думаю, что смогу заставить Эмиля поехать в Новый Орлеан, – уверенно сказала Патриция.

– Хорошо бы, но как? – спросила служанка.

– Не беспокойся, теперь я что-нибудь придумаю, – ответила Патриция и отослала Мэй. Она уселась в большое кресло, удобно поставив ноги на скамеечку, и опять погрузилась в раздумья.

Итак, она убедилась, что любит Эмиля, а он ее – нет. Но она обязана как жена сделать все для его выздоровления, вне зависимости от того, желает он или нет. Ей придется действовать решительно и неумолимо. Прежде всего, его надо забрать из дома отца, где семья, потакая больному, только вредила ему.

Но как забрать Эмиля без его согласия?

Внезапно ее осенило! Теперь она знала, как пробудить Эмиля к жизни, разбить броню его безразличия к собственной судьбе и судьбе его родных.

Он, возможно, возненавидит ее еще больше, но ей нечего терять. Все равно он не любит ее.

ГЛАВА 17

Патриция быстро убедила Генриха Миллера, что открывать новый магазин нужно в ее родном Новом Орлеане. Она обратила его внимание на то, что после войны там многие разорились, поэтому и земля, и рабочая сила, необходимая для постройки магазина, будет очень дешевой.

Когда Генрих Миллер задумался над ее предложением, она добавила, что Новый Орлеан всегда был центром Юга, куда – рано или поздно – опять начнут стекаться богатые люди, и, кроме того, как и раньше, с плантаций будут приезжать за покупками.

– Знаешь, – с энтузиазмом сказала Патриция, – мы сможем открыть там роскошный магазин, где будут продаваться последние модели одежды, кружева, фарфор и драгоценности. Сейчас есть множество людей, разбогатевших на спекуляции во время войны, и мы сможем помочь им потратить свои деньги. Я устрою там «Парижский салон», где будут работать обедневшие аристократки из Французского квартала и где будем шить новые модели по парижским журналам. И, конечно, все наши обычные товары с простой обувью, одеждой, тканями, и еще обязательно нужна будет секция со скобяными товарами – гвозди, молотки, инструменты. Люди непременно начнут восстанавливать разрушенные войной дома, и все это быстро пойдет в ход. Ты будешь совершать закупки на фабриках Севера и снабжать товарами магазин в Новом Орлеане. Я уверена, что у него большое будущее.

Генрих внимательно выслушал все ее аргументы и, признав их убедительность, дал свое согласие.

Это был деловой разговор деловых людей, и Патриция завершила его просьбой о повышении ей жалованья, так как она, став хозяйкой крупного магазина, возьмет на себя и большую ответственность. Генрих засмеялся.

– Ты уговариваешь меня открыть новый магазин в твоем родном городе за мой счет, полностью владеть им, да еще и просишь прибавку к жалованью? – сказал он и опять засмеялся, хотя в глазах его мелькнула печаль. С реализацией этой идеи Патриция обретет еще большую независимость, и, возможно, будет для него потеряна навсегда.

– Хорошо, – сказал Генрих, – а теперь давай договоримся о разделе прибыли. Пополам тебя устраивает?

Патриция улыбнулась и протянула ему руку.

– Хорошо! – ответила она. Генрих пожал ее руку и, на мгновенье задержав в своей руке, очень серьезно сказал:

– Патриция, мне очень трудно будет пережить твой отъезд, но я искренне желаю тебе успеха. Я надеюсь, даже, что это принесет тебе счастье.

Грустно улыбнувшись, Патриция ответила:

– Сомневаюсь, что это принесет мне счастье, но я это должна сделать.

– Дай мне знать, если будет нужна моя помощь, я всегда приеду к тебе, – сказал Генрих.

– Всегда буду помнить о твоей дружбе, Генрих. Я никогда бы не смогла ничего достичь без твоего участия.

Она закончила разговор и вышла из кабинета, а Генрих Миллер долго смотрел ей вслед и думал, что, кажется, она навсегда уходит из его жизни.

* * *

Заручившись согласием и обещанием помощи от Генриха Миллера на открытие магазина в Новом Орлеане, Патриция стала активно готовиться к отъезду.

Она заказала билеты, оплатила все счета, помогала служанке паковать вещи, решала все возникавшие по ходу дела проблемы. Она не сделала только одного – не сообщила Эмилю о своем предстоящем отъезде и о том, что она забирает его с собой. Эту проблему, самую сложную, она отложила на последнюю минуту, рассудив, что чем меньше у Эмиля будет времени на сопротивление, тем будет лучше для всех.

Наконец, когда сборы практически были завершены, Патриция отправилась к отцу Эмиля и рассказала ему о своих дальнейших планах. Она посвятила мистера Шэффера в то, как она собирается лечить Эмиля, и легко доказала ему, что мягкость и снисходительность его и Фрэнсис не только навредили ее мужу, но и очень скоро превратят его в полного инвалида. Отцу Эмиля было очень трудно признать правоту Патриции, но она была очевидной. Кроме того, он прекрасно видел, что тяжелая обстановка в доме отнюдь не улучшала угнетенное состояние сына. После признаний Фрэнсис он категорически отказался ее видеть, и та была близка к полному отчаянию.

– Только почему ты хочешь увезти его в Новый Орлеан? – спросил мистер Шэффер.

– Доктор рекомендовал ему сменить климат на более теплый. Это поможет его выздоровлению, – ответила Патриция. – Кроме того, я очень надеюсь на то, что тетушка Моника, о которой я вам рассказала, поможет Эмилю.

Мистер Шэффер тяжело вздохнул. Патриция была женой Эмиля и имела законное право распорядиться его дальнейшим лечением. Она была права, говоря, что Эмиль катится к гибели, и они не в силах его остановить. Патриции предстоит одной попытаться исправить то, с чем они не справились все вместе.

– Хорошо. Я согласен. Возможно, Эмилю станет там лучше. Я надеюсь, что ты спасешь его, – завершил их важный и трудный разговор мистер Шэффер.

Объясняться с Эмилем Патриция пришла в дом Шэфферов только за два дня до отплытия.

Для этого решающего визита она постаралась выглядеть как можно более эффектно и добилась своего. Она надела к шелковой темно-зеленой блузе с высоким воротничком новую юбку, волосы стянула в узел на затылке. Перчатки и шляпа с широкими полями дополняли туалет строгой деловой женщины – именно так она хотела выглядеть сегодня.

Ее сердце замирало, но она, перешагнув порог, поздоровалась с мужем как можно более спокойно:

– Добрый день, Эмиль! Здравствуйте, сержант Джексон.

– Я... Я не думал, что ты вернешься, – охрипшим от волнения голосом ответил Эмиль.

«Похоже, он обрадован», – заметила Патриция, и это вселило в нее некоторую надежду.

Но тут Эмиль опомнился и грубо произнес:

– Не понимаю, зачем ты пришла? Может быть, тебе нравится, когда тебя прогоняют?

– Тебе предоставится возможность еще много узнать о том, что мне нравится, – не поддалась Патриция и продолжила веселым тоном. – Даже не знаю, как ты во всем разберешься. Ведь сейчас ты совсем ни о чем не думаешь, кроме алкоголя, – съехидничала она, все же не удержавшись.

Эмиль никак не отреагировал на ее реплику. Он продолжал молчать. Патриция, все еще находясь у двери, прошла и села в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидел Эмиль. Старательно расправив свои юбки, чтобы оттянуть момент продолжения разговора, она почувствовала, как тишина в комнате становится все более напряженной, но, улыбнувшись, храбро продолжила:

– Ты обрадовался, что я пришла?

Эмиль не отвечал.

– Ах да, я совсем забыла, что в этом доме редко отвечают искренне.

– Зачем ты пришла? Что тебе нужно? – грубо сказал Эмиль.

– Я пришла сообщить тебе, что через два дня мы вместе отъезжаем в Новый Орлеан. Сержант Джексон, вы можете начинать упаковывать вещи полковника и свои тоже, если вы решите ехать с нами.

– В Новый Орлеан? – сверкнул глазами Эмиль. – Ты что, с ума сошла? Я никуда не поеду!

– Мой дорогой, я – твоя жена, и твой отец согласился, что жить тебе надо со мной, а не в его доме.

– Я никуда не поеду!

– Ты ничего не понял, милый. У тебя нет выбора. Двое сильных слуг придут и вынесут тебя отсюда. Что ты сможешь сделать? Драться с ними или, может быть, убежать? – язвительно спросила Патриция.

Бледное лицо Эмиля покраснело, и он набросился на нее:

– Думай, что ты говоришь!

– Я и так все обдумала. – Теперь Патриция полностью взяла себя в руки и говорила спокойно, но с легкой иронией в голосе. – Я все обдумала, и хочу вернуть тебя к нормальной жизни, и сделаю это. Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделал с собой? В этом доме все настолько трусливы, что не решаются сопротивляться тебе, а тем более говорить тебе правду. Но я не из робких, и ты это прекрасно знаешь. Ты действительно искалечен, но ты можешь вылечиться, но не хочешь этого. А вот почему, это еще вопрос. Возможно, тебе понравилось жалеть себя и валяться в своей комнате, как улитка в своей раковине. Возможно, ты просто трусишь или делаешь это из упрямства. Во всяком случае, ты не хочешь сам себе помочь и тебя устраивает постоянная пьянка. В результате ты превратился в слабовольного алкоголика, и в этом доме справиться с тобой уже никто не может, – закончила она уже презрительно.

Помолчав немного, Патриция добавила:

– Эмиль, ведь у тебя был очень сильный характер.

Он ненавидяще посмотрел на нее, но, не обращая внимания на эти испепеляющие взгляды, Патриция продолжала:

– Я хочу спасти твою душу и покончить с пьянством раз и навсегда.

Сержант Джексон даже поперхнулся ну и язычок у этой женщины! И как только полковник управлялся с ней?

Джексон и не подозревал, чего стоило Патриции сохранять это спокойствие, когда она вся сжималась от страха, но твердо вела свою линию, понимая, что, как бы ни оскорблял ее Эмиль, она должна выдержать все – ради его блага.

«Ничего, через два дня, как только они отплывут, его страсти поутихнут», – подумала Патриция.

– И как же ты собираешься меня спасать? – издевательски передразнил ее Эмиль.

– Во-первых, ты не получишь больше виски. Мы отплываем через два дня, и больше никто не принесет его тебе. А когда прибудем в Новый Орлеан, каждый слуга, снабдивший тебя виски, будет немедленно уволен. То же относится и к сержанту Джексону. Если он не пожелает расстаться с тобой, то будет выполнять мои, а не твои приказы.

– Это я плачу Джексону, а не ты! – зарычал Эмиль.

– О, это не проблема. Если потребуется, то я легко докажу в суде, что ты не в состоянии распоряжаться своими деньгами, потому что ты инвалид, но главное – пьяница. Таким образом, я получу право распоряжаться твоей военной пенсией, и если сержант Джексон не захочет поддержать меня, то я его не задерживаю.

Эмиль забушевал, ругаясь последними словами, но тут сержант Джексон, до этого только наблюдавший за сражением супругов, вмешался в разговор:

– Не надо, сэр, миссис Патриция права. Я уже давно видел, что вы губите себя спиртным, но я не мог вас остановить. И если миссис Шэффер собирается прекратить ваши пьянки, то я буду на ее стороне.

– Шли бы вы оба к черту! Проклятье! Я сам себе достану выпить! – прокричал Эмиль.

Патриция в ответ на это только улыбнулась и сказала.

– Достанешь не раньше, чем сможешь выходить из дома до магазина, а для этого будешь лечиться.

Эмиль побледнел от этих слов. Он откинулся назад и закрыл глаза. Тихим голосом он произнес:

– Боже! Какой же ты оказалась отвратительной женщиной! Пожалуйста, уйди отсюда, оставь меня в покое, Патриция.

У Патриции защемило сердце. Неужели она проиграла? Может быть, не стоило себя так с ним вести? Боже! Она перегнула палку и разрушила все планы!

– Эмиль, – вновь обратилась она к нему. – Доктор сказал, что есть надежда на твое выздоровление, что твои ноги можно разработать. Ты будешь ходить, если захочешь. В Новом Орлеане я покажу тебя тетушке Монике – это знаменитая знахарка. Она поможет тебе, и ты будешь ходить, и рука начнет действовать.

– Нет, никакие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, – неожиданно с болью в голосе сказал Эмиль. Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало что поможет. В лучшем случае я встану на костыли. И больше ничего. Как ты не можешь этого понять?

– Так ты отказываешься ехать и отказываешься лечиться? Зато я так легко не отказываюсь от своего долга жены. Я хочу, чтобы ты выздоровел не только ради тебя. Бросить калеку я не могу. А вот, когда я вылечу тебя, когда ты встанешь на ноги и сможешь без моей помощи заботиться о себе, вот тогда я смогу оставить тебя и с чистой совестью развестись.

Их взгляды встретились, и Эмиль зашипел:

– Уходи, ради бога! Я дал тебе согласие на развод! Оставь меня в покое и уходи немедленно!

– И не собираюсь. Я не такая, как ты, и от ответственности не бегу. Пока ты калека, я не разведусь с тобой, – сказала Патриция нарочито грубо.

Стиснув зубы, Эмиль ответил:

– Тогда, клянусь тебе Богом, я снова начну ходить. Мне больше ничего не остается делать. Только так мы сможем отделаться друг от друга! А сейчас, умоляю, оставь меня!

Патриция быстро поднялась и, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы он не заметил радостного блеска в ее глазах, почти выбежала из комнаты.

Итак, сработало! Она сыграла на его самолюбии и ревности к Генриху. Это настолько взорвало его, что от его апатии не осталось и следа.

Из-за двери доносилась брань, а затем послышался грохот, и что-то разбилось о дверь. И снова послышался звон бьющегося стекла – это Эмиль в сильном гневе швырял вослед ей все, что попадалось ему под руку.

* * *

Патриция нетерпеливо расхаживала по своей крошечной каюте от двери к иллюминатору и обратно. Вот-вот должны были доставить Эмиля, если только его отец не передумал в последнюю минуту. Патриция закусила губу – надо было послать за Эмилем своих людей, не доверяя мистеру Шэфферу.

Она оглядела каюту и на минуту отвлеклась, вспомнив, как они плыли с Эмилем из Нового Орлеана. Какие это были удивительно счастливые дни!

Но в этот раз все будет по-другому. Уже не будет тех страстных ночей, когда они не могли оторваться друг от друга, лежа в своей каюте на узкой койке. Не будет той любви, когда, разрешив все недоразумения, они были так нежны друг с другом!

И каюты у них в этот раз разные. Она будет жить с Джонни и Мэй, а Эмиль – в одной каюте с сержантом Джексоном, ухаживающим за ним.

Патриция вздохнула и поднялась на палубу, посмотреть где Джонни. Убедившись, что Мэй хорошо смотрит за ребенком и с Джонни все в порядке, Патриция подошла к борту и стала высматривать – не везут ли Эмиля. И как раз в этот момент на пристани показался знакомый экипаж, из которого вышли сержант Джексон, мистер Шэффер и слуга. Они вынесли носилки, а затем – Эмиля, и втроем бережно уложили его на носилки.

Глаза Патриции наполнились слезами. Как ужасно сейчас чувствует ее гордый муж, находясь на глазах у всех в таком жалком виде!

Она не стала разглядывать дальше с палубы, как его будут заносить на корабль, а развернулась и пошла к Джонни.

Патриция оставалась на палубе до тех пор, пока корабль не отчалил. Мэй уже давно забрала ребенка, уставшего от обилия новых впечатлений, и увела его в каюту, а Патриция все ходила по палубе. Она очень хотела навестить мужа, но понимала, как тяжело он сейчас переживает отъезд и новый поворот своей судьбы, и поэтому не стала его беспокоить.

А Джонни, как они встретятся? Ведь один раз Эмиль уже напугал сына! Может быть, и не надо им здесь на корабле встречаться? Патриция совсем не хотела, чтобы Джонни пугался отца, у которого не было к сыну никаких теплых чувств.

Но все-таки придется их знакомить, и надо будет это начинать здесь, на корабле, где она в любой момент сможет вмешаться и утешить Джонни. Ведь им предстоит жить под одной крышей. И, может быть, Джонни растопит сердце отца, ведь и тогда он кричал не на мальчика, а на свою сестру.

Утром Патриция, одев и покормив сына, пошла с ним гулять на палубу и начала ему объяснять:

– Мой милый, помнишь, я говорила тебе о папе? Твой папа был командиром и сражался на войне. Он очень храбрый и хороший человек.

Джонни внимательно посмотрел на маму. Он что-то помнил и знал, что у всех детей должны быть мама и папа. Но у него папы не было – он был на войне.

– Мой мальчик, мой дорогой мальчик, твой папа, наконец, вернулся с войны, но он был сильно ранен и теперь очень болен. У него болят ноги и рука, и он не может ходить, а на лице у него большой шрам... Это тот человек, которого ты видел в доме у дедушки.

Мальчик нахмурил брови.

– Он кричал... – вспомнил Джонни.

– Это потому, что он испугался. Он испугался, что не понравится тебе из-за своего шрама. Но вообще-то он очень хочет тебе понравиться. Когда тебе, Джонни, снится страшный сон, ты пугаешься и кричишь – вот и папа тогда испугался.

Джонни все так же внимательно смотрел на маму, а та продолжала:

– Ты хотел бы с ним встретиться? Он очень хочет повидать тебя. Папа здесь, рядом, вон за той дверью. Очень скоро мы будем жить все вместе.

Мальчик кивнул в знак согласия, и Патриция, ободряюще улыбнувшись ему, постучала в каюту Эмиля.

Им открыл сержант Джексон. Патриция попросила его подождать на палубе, пока она поговорит с мужем. Выражение лица сержанта совсем не было дружелюбным, и он молча вышел на палубу.

Патриция поняла, что Джексон считает ее холодной, расчетливой и жестокой женщиной после того, как слышал ее последний разговор с мужем.

Но уже давно Патриция решила для себя, что если хочешь добиться своей цели, то не нужно обращать внимания на мнение окружающих. Этому научила ее трудная жизнь, начавшаяся со встречи с Эмилем.

Она решительно вошла в каюту, крепко сжимая в своей руке ручку Джонни. Эмиль лежал в постели. Заметив их, он, ничего не говоря, стал рассматривать Джонни.

Его сын одной рукой держался за руку матери, а в другой крепко сжимал игрушечного солдатика.

– Папа? – неуверенно произнес Джонни.

Эмиль побледнел и бросил на Патрицию негодующий взгляд. Она уже была готова повернуться и увести мальчика, но спохватилась.

«Никакой жалости, он должен начать новую жизнь – рано или поздно», – твердила сама себе Патриция. И, пропустив сына вперед, оставила его на середине каюты, а сама быстро ушла и плотно закрыла за собой дверь.

Эмиль тяжело вздохнул и посмотрел на ребенка. Он боялся, что Джонни сейчас закричит и убежит вдогонку за матерью. Но, к его удивлению, ничего подобного не произошло.

Без всякого страха Джонни прошел вперед и внимательно посмотрел на отца. Потом, подойдя еще ближе, он протянул Эмилю свою игрушку.

– Солдатик, – сообщил мальчик, как будто можно было принять его за что-то другое.

Эмиль, облизнув пересохшие вдруг губы, ответил:

– Да, я вижу. Очень красивый солдатик.

– Ты... – сказал мальчик и указал ручкой на Эмиля.

– О, ты даришь мне этого солдатика?

Джонни покачал головой.

– Нет. Ты тоже солдат.

– Ах, да, да... Я был солдатом, – сухо произнес Эмиль. Что он мог еще сказать двухлетнему малышу?

А Джонни смотрел на него все так же внимательно, как будто проверял что-то.

Эмилю тоже было интересно рассматривать сына. Мальчик рос храбрым и смышленым, как настоящий мужчина, и в этом была заслуга Патриции.

Он был очень похож на Эмиля в детстве – такие же черные волосы и темные блестящие глаза, упрямый подбородок. И в его маленькой фигурке и походке чувствовалось тоже что-то фамильное. Маленький Шэффер, его сын!

Какое-то странное чувство овладело Эмилем. А мальчик тем временем, совсем осмелев, вскарабкался на постель и сел рядом с ним. Он сидел, болтая своими маленькими ножками, и рассматривал с любопытством шрам на щеке у отца. Сердце у Эмиля заныло. Он ожидал, что сын испугается и заплачет, но Джонни очень осторожно дотронулся пальцем до сине-багрового рубца и спросил:

– Что это такое?

– Шрам, – ответил Эмиль. – Несколько острых кусков металла от снаряда угодили мне в лицо и разрезали его.

Джонни нахмурил бровки и спросил:

– Больно?

Эмиль облегченно вздохнул. Его сын не испугался шрама, он интересовался им.

– Сейчас не больно. Было больно, когда все случилось, – произнес Эмиль.

– А ты мой папа? – спросил мальчик, удовлетворив свой интерес по поводу шрама.

– Да, я твой папа, – ответил Эмиль.

Ребенок некоторое время переваривал всю эту информацию молча, а затем спросил:

– Что такое «папа»?

Отец слегка улыбнулся и задумался. Он не привык отвечать на детские вопросы.

– Ну, «папа» – это один из родителей. – Папа – мужчина.

– А кто такой «родитель»? – вновь спросил мальчик.

– Твоя мама – родитель. Мама, такой же самый родитель, как и папа; только мама – женщина, а папа – мужчина.

Джонни восхищенно посмотрел на отца, а Эмиль продолжил:

– Это значит, что ты мой сын. Я женат на твоей маме.

Джонни вдруг улыбнулся и сказал:

– Мама очень красивая.

Глаза Эмиля сразу же потемнели, и он сказал равнодушно:

– Да, она красивая.

Джонни сполз с постели и начал исследовать каюту, а Эмиль с интересом наблюдал за ним. Затем Джонни вернулся к отцу и предложил, чтобы они вдвоем поиграли с солдатиком. Потом мальчик захотел, чтобы Эмиль рассказал ему сказку. Но тот никак не мог вспомнить ни одной сказки из своего детства. Единственной сказкой, которую он вспомнил, была легенда о короле Артуре. Они сидели вдвоем. Эмиль рассказывал, а Джонни слушал. Вскоре Эмиль заметил, что глаза мальчика постепенно начинают закрываться. Еще немного, и, подложив руку отца себе под голову, Джонни крепко заснул. А Эмиль долго наблюдал за спящим ребенком. Он любовался сыном, ему хотелось крепче прижать его к себе и защитить от всех возможных опасностей.

У Эмиля пробуждались отцовские чувства. Он осторожно обнял спящего ребенка, улегся с ним рядом и тоже стал дремать.