Текст книги "Госпожа президент"

Автор книги: Анне Хольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

7

– …таковы обстоятельства.

Премьер-министр откинулся на спинку кресла. В просторном кабинете воцарилась тишина. Едва уловимая влажная дымка висела в воздухе. Не мешало бы проветрить. Петер Салхус сплел ладони на затылке, обвел взглядом помещение. По одной стене тянулся длиннущий шкаф. Но главное место здесь занимал массивный стол с четырнадцатью креслами вокруг него. На другой стене – плазменный экран. Динамики стояли на стеклянных полках, укрепленных невысоко над полом. На стене напротив – пожелтевшая карта мира.

– Стало быть, эти… – Начальник ословской полиции Терье Бастесен, похоже, хотел сказать хамы, но сдержался: —…агенты будут постоянно пялиться нам через плечо. Вникать во все, что мы найдем и предпримем, что думаем и планируем. Н-да.

Премьер-министр отозваться не успел; Петер Салхус глубоко вздохнул, положил руки на стол, быстро наклонился вперед и тихо проговорил:

– Полагаю, нам прежде всего нужно четко уяснить себе одну вещь. А именно: американцы ни в коем случае не позволят своему президенту раствориться в воздухе, они в лепешку расшибутся, чтобы, во-первых… – он поднял вверх палец, – найти ее. Во-вторых… – еще один палец поднялся вверх, – поймать того или тех, кто ее похитил. А в-третьих… – Салхус усмехнулся, – небо и землю перевернут, да и ад тоже, если надо, но покарают виновных. И произойдет это не здесь, чтоб вы знали. В смысле, наказание.

Министр юстиции сухо кашлянул. Все воззрились на него. За все время совещания он впервые открыл рот:

– Американцы – наши друзья и добрые союзники. – В голосе его сквозила какая-то паническая торжественность, и Петер Салхус зажмурился, чтобы не перебить. – И мы, безусловно, окажем им всяческое содействие. Однако все должны четко понимать, – тут министр несколько резковато хватил кулаком по столу, – что находимся мы в Норвегии. Под норвежской юрисдикцией. И вести расследование будет норвежская полиция. Это необходимо разъяснить изначально. А когда преступник будет схвачен, именно норвежский суд… – Голос сорвался, и он сам это услышал. Замолчал. Откашлялся и хотел было продолжить.

– При всем уважении… – По контрасту голос Петера Салхуса прозвучал металлически грубо. Он встал. Министр юстиции так и сидел с открытым ртом, а Салхус продолжал, даже не взглянув на главного политического руководителя всей национальной полиции: – Господин премьер-министр, мне кажется, пора обсудить практические моменты.

Министр внутренних дел, худая женщина в парадном мундире, которая на протяжении всего совещания не произнесла ни слова, откинулась на спинку кресла, скрестила руки на груди. Большей частью она сидела с отсутствующим видом и дважды выходила, чтобы ответить на звонки по мобильному. Сейчас она устремила взгляд на начальника Службы безопасности и как будто бы заинтересовалась.

– Считаю необходимым, – сердито начал министр юстиции, – обратить ваше внимание на…

– Думаю, к этому мы вернемся чуть позже, – вмешался премьер-министр, сделав жест, который, видимо, был задуман как успокаивающий, но походил скорее на одергивание непослушного ребенка. – Продолжай, Салхус. О каких практических моментах ты толкуешь? Что именно ты заметил, а все мы чуть ли не упустили?

Его глаза, и без того непропорционально узкие для круглого лица, сейчас вообще превратились в щелки, словно прорезанные скальпелем.

– Неужели один я, – Петер Салхус развел руками, – неужели один я воспринимаю эту ситуацию как полный абсурд? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Маленькая военно-воздушная армия вдобавок к борту номер один. Круглым счетом пятьдесят агентов Secret Service. Два бронированных автомобиля. Собака, тренированная на поиски взрывчатки. Целая орда спецсоветников, то есть по большому счету агентов ФБР, если кто из вас сомневается… – Он старался не смотреть на министра юстиции, который упорно помешивал карандашом в чашке кофе. – Вот с такой свитой американский президент прибыла в Норвегию. И знаете что? Это на удивление мало! – Он наклонился над столом, уперся ладонями в столешницу. – Мало!

Салхус дал этому слову как бы повисеть в воздухе, точно добиваясь шокирующего эффекта.

– Что-то я не пойму, куда ты, собственно, клонишь, – спокойно проговорила министр внутренних дел. – Мы все прекрасно знаем, кто сопровождает президента, и, на мой взгляд, это отнюдь не…

– Фактически это очень мало, – повторил Петер Салхус. – Как правило, американский президент привозит с собой две-три сотни агентов. Собственных поваров, целый парк автомобилей. Громадный фургон с современным оборудованием связи. Военный автомобиль «скорой помощи». Пуленепробиваемые экраны, используемые во время публичных выступлений, компьютеры, целые псарни – ищеек, собак, натренированных на взрывчатку, сторожевых псов.

Он выпрямился и опять поморщился.

– Но сюда приезжает дама с прямо-таки малочисленным сопровождением. Прошу прощения… – быстро сказал он, жестом останавливая возражения премьер-министра. – В смысле президент. Госпожа президент. Но почему? – наверняка спросите вы. Почему, скажите на милость, американский президент отправляется в свою первую зарубежную поездку с настолько немногочисленной охраной?

Слушатели, судя по всему, не очень-то над этим задумывались. Наоборот, до сих пор речь все время шла о куче американских чиновников, которые стучали в двери, заявлялись в офисы, реквизировали оборудование и вообще чинили препятствия норвежской полиции.

– Потому что здесь безопасно, – медленно, с расстановкой отчеканил он и повторил: – Потому что в Норвегии безопасно. Мы так думали. Только посмотрите на нас. – Он медленно стукнул себя по груди и, поскольку все слушали его внимательно, негромко повторил: – Абсурдная ситуация. Эта маленькая загогулина на карте, эта…

Салхус бросил взгляд на карту мира: затертые углы, жирные буквы Югославия тянулись по Балканам, – и только головой покачал.

– Добрая старая Норвегия, – сказал он, проведя пальцем по карте с севера на юг. – Много лет мы рассуждали о том, каким пестрым стало наше общество и какое множество культур впитала наша нация, а в следующий миг баюкали себя представлением о безмятежности и инаковости. Мир подступил к нам совсем близко, твердим мы и при этом до глубины души обижаемся на этот самый мир, если он не смотрит на нас в точности так же, как мы сами, то есть не считает нас идиллическим пятном на карте. Мирным уголком, богатым, щедрым, доброжелательным ко всем.

Он прикусил нижнюю губу.

– Мы оказались в средоточии серьезного, опасного конфликта, и я хочу, чтобы вы вполне это осознали. Страна подготовлена к разного рода кризисам, насколько к ним вообще можно подготовиться. Мы готовы к эпидемиям и иным катастрофам. Кое-кто даже полагает, что мы и к войне готовы…

Он слегка улыбнулся министру обороны, но тот сидел с каменным лицом.

– Однако мы совершенно не готовы вот к этому. К происходящему сейчас.

– Уточни, – обронила министр внутренних дел ясным и звонким голосом.

– К тому, что проворонили американского президента.

Министр юстиции некстати вздохнул, что прозвучало как смешок.

– И с этим они так просто примириться не могут, – невозмутимо добавил Салхус, возвращаясь к своему креслу. – Конечно, в ходе истории американцы теряли президентов, на которых совершались покушения. Но никогда, ни единого разу, на чужой территории. И смею вас уверить, – он грузно сел, – каждый из агентов Secret Service, которые сейчас шныряют вокруг и осложняют жизнь нашим сотрудникам, воспринимают это как свое личное дело. Сугубо личное. This happened on their watch,[12]12
  Это случилось в их дежурство (англ.).


[Закрыть] и они отнюдь не желают, чтобы всю вину свалили на них. Для них это хуже, чем… Для них это…

Премьер-министр воспользовался заминкой и быстро спросил:

– С кем… с кем, собственно, можно их сопоставить?

– Ни с кем.

– Ни с кем? Но ведь это полицейское подразделение, и…

– Верно. Они выполняют также целый ряд других задач, но главное место в их работе занимает обеспечение охраны, так повелось со времен покушения на президента Мак-Кинли в тысяча девятьсот первом году. Случившееся сегодня ночью всерьез ставит их репутацию под угрозу. Особенно потому, что связано с нешуточным просчетом. Ими же и допущенным.

Карандаш министра юстиции все так же позвякивал в кофейной чашке. Больше не слышалось ни звука. На сей раз и вопросов не последовало.

– Они ошиблись в оценке ситуации, – сказал Петер Салхус. – Грубейшим образом ошиблись. Не мы одни считаем эту страну мирным уголком опасного мира. Американцы тоже. И, помимо пропажи президента, самое прискорбное во всем этом деле то, что американцы действительно поверили в здешнюю безмятежность. Хотя вообще-то им куда сподручнее оценивать такие вещи, нежели нам. Им следовало бы просто-напросто проявить объективность, поскольку…

– Поскольку у них несравненно больше разведданных, – медленно докончила министр внутренних дел.

– Да.

– Конечно, – сказал премьер-министр.

– Вот именно, – кивнул министр обороны.

– Да, – повторил Петер Салхус.

Повисла тишина. Даже министр юстиции оставил в покое свою чашку. Плазменный экран на стене светился ровной голубизной, не имея ничего сообщить. Одна из ламп дневного света под потолком замигала, неравномерно и беззвучно. Когда тишину нарушила муха, с глухим жужжанием устремившаяся вверх, Петер Салхус проводил ее взглядом. Тишина между тем становилась мучительно неловкой.

– Короче говоря, американцы понятия не имеют, о чем идет дело, – подытожил глава правительства. Он собрал в стопку свои бумаги, не делая, впрочем, иных знаков, что хочет закончить совещание. – В смысле они тоже понятия не имеют.

– Я бы сказал, они не имели понятия, – помедлив, сказал Салхус. – То бишь заранее. Сейчас им необходимо проанализировать огромный материал, который у них всегда под рукой. Проанализировать заново. Разложить карты по-другому и посмотреть, какая составится картина.

– Но проблема в том, – заметила министр внутренних дел, легонько отмахиваясь от надоедливой мухи, – что карт у них слишком много.

Салхус кивнул.

– Ты и представить себе не можешь сколько. – Уныло глядя на нее, он прикусил большой палец. – Нам трудно представить себе, чем они занимаются. И какую получают информацию. После одиннадцатого сентября ФБР во много раз увеличило штат сотрудников и бюджет. Раньше это была вполне традиционная полицейская структура с четкими полицейскими задачами, главным образом внутренними, американскими, теперь львиную долю денег и персонала поглощает антитеррористическая деятельность. А это, дамы и господа… – Он взял со стола официальный портрет Хелен Бентли. – Похищение президента однозначно подпадает под американское определение терроризма. Они стаями сюда слетятся, будьте уверены. Как я говорил, в свите президента и без того наверняка есть фэбээровцы. But we ain't seen nothing yet.[13]13
  Здесь: но то ли еще будет (англ.).


[Закрыть] – Салхус грустно усмехнулся и, рассеянно глядя на фото президента, провел пальцем по сгибу воротника сорочки.

– По моей информации, через три часа в аэропорту приземлится спецрейс, – подтвердила министр внутренних дел. – А следом наверняка еще несколько.

Премьер-министр пробежал пальцами по столешнице. Рука замерла возле лужицы кофе. Две резкие вертикальные морщины проступили меж горизонтальными складками, где лишь благодаря отблескам света угадывались глаза.

– Ни о каком вторжении тут речи нет, – сказал он с явной досадой. – А послушать тебя, так мы целиком и полностью отданы на произвол американцев, Салхус. Не подлежит ни малейшему сомнению, – он еще немного возвысил голос, – что все это случилось на норвежской земле. Разумеется, мы не пожалеем усилий и средств и отнесемся к американцам с надлежащим уважением. Однако дело это норвежское и таковым останется. Делом норвежской полиции и норвежского правосудия.

– Желаю удачи, – пробормотал Петер Салхус, потирая пальцами лоб.

– Попрошу избавить меня от подобных…

Премьер-министр не договорил, поднес ко рту стакан с водой. Рука слегка дрожала, и он поставил стакан, так и не сделав глотка. Прежде чем он продолжил, министр внутренних дел наклонилась над столом:

– Петер, что, собственно, ты имеешь в виду? По-твоему, мы должны передать все дело на откуп американцам? Отказаться от своего суверенитета и юрисдикции? Ты что, шутишь?

– Ничего такого я, конечно, в виду не имею, – отозвался Салхус и помедлил, несколько удивленный фамильярностью обращения. – Вообще-то… я имею в виду прямо противоположное. Весь опыт – политический, профессионально-полицейский, исторический, а в данном случае и военный – свидетельствует, что здесь у нас огромное преимущество над американцами.

В дверь постучали, у косяка вспыхнула красная лампочка.

Никто и ухом не повел.

– Мы норвежцы, – сказал Петер Салхус. – Мы знаем свою страну. Владеем языком. Инфраструктурой. Географией, топографией. Архитектурой, городами и весями. Мы норвежцы. Они – американцы.

Стук в дверь повторился, на сей раз настойчивее.

– Мы уже взялись за дело, – продолжал Салхус, пожав плечами. – Машина запущена. Мы собрались здесь. Все, кому положено. Экстренные меры приняты. Люди мобилизованы. Все ведомства давно подняты по тревоге и ждут приказа. Протоколом пока занимаются МИД и Министерство юстиции. Я только хотел подчеркнуть…

Он осекся, когда в кабинет вошла полноватая женщина средних лет и, не говоря ни слова, положила перед премьером какую-то бумагу, на которую тот даже не взглянул, наоборот, кивнул Салхусу и коротко бросил:

– Продолжай.

– Я хотел подчеркнуть, что нам необходимо отдавать себе отчет, с какими силами мы имеем дело. Не стоит обольщаться иллюзиями, что американцы в данной ситуации позволят собою руководить. Они наверняка выйдут за рамки дозволенного на чужой территории, и не раз. Одновременно мы не можем не признать, что они располагают навыками, оборудованием и информацией, которые могут сыграть решающую роль в этом деле. Короче говоря, нам без них не обойтись. И самое важное – убедить их, что… – Он взял в руки стакан, рассеянно взглянул на него. Внутри сидела муха, едва шевеля крылышками, полудохлая. – Что мы нужны им ничуть не меньше, чем они нам, – решительно докончил он, вертя в руках пустой стакан. – В противном случае они нас раздавят. А если мы придем к взаимному доверию, то нам опять-таки следует всенепременно стараться не слишком акцентировать такие слова, как юрисдикция, норвежская территория, суверенитет.

– Примерно то же мог бы сказать Видкун Квислинг,[14]14
  Квислинг Видкун (1887–1945) – премьер-министр Норвегии (с 1942 г.), сотрудничавший с германскими оккупантами; казнен как военный преступник.


[Закрыть] – заметил министр обороны. – В апреле сорок пятого.

Засим воцарилась поистине гробовая тишина. Муха и та сдалась, лежала кверху лапками на дне стакана. Рука премьера, безостановочно теребившая стопку бумаг, мгновенно замерла. Министр внутренних дел, выпрямившись, застыла в кресле. Министр иностранных дел, за все время совещания не проронивший почти ни слова, оцепенел, прищурив глаза и открыв рот.

– Нет, – наконец проговорил Петер Салхус, так тихо, что премьер-министр на другом конце огромного стола вряд ли его услышал. – Нет, не то же. Отнюдь не то же… Полагаю, совещание окончено.

Он устало, медленно встал и, не взглянув на главу правительства, направился к двери. С бумагами в руке, не глядя ни на кого из присутствующих, во все глаза смотревших на него. Когда он поравнялся с премьером, который сидел ближе всех к двери, тот примирительно тронул его за локоть:

– Спасибо.

Салхус не ответил.

Премьер по-прежнему держал его за локоть.

– Слушай… ты что, вправду восхищаешься агентами ФБР?

Петер Салхус не мог взять в толк, куда он клонит, и потому молчал.

– И агентами Secret Service тоже, да?

– Восхищаюсь… – медленно повторил Петер Салхус, словно не вполне понимая смысл этого слова. Он высвободил локоть, посмотрел премьеру прямо в глаза, кивнул: – Пожалуй. Но в первую очередь… я их боюсь. И вам бы не мешало.

С этими словами он покинул экстренное совещание, чуя неотвязный запах сырости.

8

Парень на автозаправке был очень не в духе. Второй год кряду ему выпало работать 17 Мая. Конечно, в свои девятнадцать лет он младший из сотрудников, но все равно несправедливо, что приходится торчать на работе в такой день, когда бензин почти никому не требуется. Заправка расположена слишком далеко от центра, так что и на продаже сосисок толком ничего не выручишь. Лавочку вполне можно бы прикрыть. А если кому до зарезу понадобится бензин, тут есть автоматы, сунул карту – и порядок.

«На вахте останется младший», – буркнул шеф, когда несколько недель назад все спорили насчет дежурств.

Младший! Ишь отец родной выискался!

В магазинчик вбежали двое мальчишек лет десяти. В темно-красных костюмчиках, черных фуражечках и белых лакированных портупеях. Барабаны они оставили где-то в другом месте, но изо всех сил размахивали палочками.

– En garde![15]15
  Защищайся! (фр.)


[Закрыть] – крикнул один из них и ловко ткнул второго, поменьше.

– Ой! Черт, больно же! – взвыл тот, бросил палочки и схватился за плечо.

– А ну тихо! – прицыкнул продавец. – Будете брать что-нибудь? Или как?

Не отвечая, мальчишки метнулись к холодильнику с мороженым, несколько для них высоковатому, и один тотчас взгромоздился на полку с шоколадом.

– Апельсиновое! – крикнул второй.

– А ну кыш! – Продавец хлопнул ладонью по прилавку.

Маленький нахал, влезший ногами на полку, был смуглый, черноволосый.

Сколько бы они ни рядились в мундиры пожарных и национальные норвежские костюмы, все равно – черномазый он и есть черномазый. И очень даже глупо, когда они пытаются изображать из себя норвежцев. Вот час-другой назад сюда завалилась целая орда негритят. Шум, галдеж – все вокруг заполонили, будто у себя дома в Тамилланде, в Африке или откуда они понаехали. В общем-то ничего особенного не купили. Но банты! Большущие, красно-бело-синие, на лацканах курток и пальтишек. Лыбились, хохотали, весь праздник ему испортили.

– Эй, ты! – Продавец вышел из-за прилавка, шагнул к мальчишкам, сгреб пакистанца за воротник. – Положь мороженое.

– Я заплачу! Заплачу же!

– Положь, я сказал!

– Ой, больно! – тоненько заверещал мальчишка.

Продавец мог бы поклясться, что он сейчас разревется, и разжал пальцы.

– Привет!

В магазинчик вошел мужчина. На миг приостановился, вопросительно глянул на мальчишек. Продавец тоже буркнул «привет».

– Извини, я припарковал машину прямо под окнами. – Посетитель кивнул на синий «форд» за стеклом. – Объявление заметил, когда уже вылез из-за руля. Да я быстро, мне всего-навсего нужна минералка.

Продавец кивнул на холодильник и вернулся за прилавок. Младший мальчик, курчавый блондин, выложил перед ним пятьдесят крон.

– Два мороженых, – процедил он сквозь зубы. – Два апельсиновых, слышь ты, недоумок!

Водитель «форда» вырос у него за спиной. Мальчуган молча забрал сдачу, отвернулся и пошел к выходу, протягивая одну порцию товарищу, ретировавшемуся к дверям.

– Дурак! – хором крикнули оба, и дверь захлопнулась.

– Три бутылки фарриса, – сказал водитель.

– Платить будете карточкой? – уныло спросил продавец.

– Нет, наличными. – Получив сдачу с сотни, он небрежно пихнул деньги в карман.

Из-за прилавка парень бросил взгляд на машину, припаркованную водительской стороной к окну меньше чем в метре. На пассажирском месте кто-то есть: видно бедро и руку, которая за чем-то тянется. На заднем сиденье – спящая женщина. Голова запрокинута, висок прислонен к окну. Наброшенный на плечи жакет неловко подпирает шею, почти такую же красную, как и сам жакет.

– Ладно, будь здоров! – сказал водитель, надвинул на лоб бейсболку и вышел вон.

Провались оно пропадом, это 17 Мая! Уже почти четыре. По крайней мере, скоро придет сменщик. Если сам шеф не припрется. С ним никогда не угадаешь. Н-да, хреновый денек.

Он не спеша сунул в булочку копченую венскую сосиску, добавил салата с креветками, приправы, щедро полил горчицей и съел.

С утра это была уже девятая, и съел он ее без всякого аппетита.

9

– Королевский дворец вон там, выше, – сказал посол Джордж А. Уэллс, кивнув на парк по ту сторону Драмменсвейен. – И служит не только для красоты. Они там живут. Королевская чета. Прекрасные люди. Вправду прекрасные.

Собеседники были похожи друг на друга. Стоя вот так, спиной к комнате, лицом к городу, который раскинулся за оградой, окружавшей треугольное здание, они выглядели прямо как родные братья. Правда, послу приходилось ежедневно терпеть нотации жены насчет того, что ему необходимо ликвидировать несколько фунтов на животе, однако эти двое, стоявшие у окна американского посольства в Осло и смотревшие на веселых, нарядных людей, которые шли мимо неприступной решетчатой ограды, – эти двое очень и очень серьезно относились к своему режиму питания и к игре в гольф. Выглядели оба хорошо. Джорджу Уэллсу уже под семьдесят, но его голову до сих пор украшала густая серебряная грива. Гость был помоложе и опять-таки при густой шевелюре, хоть и чуть менее ухоженной. Оба стояли руки в карманы. Пиджаки они сняли давным-давно.

– Королевскую семью, как мне сдается, охраняют хуже, чем нас, – сказал гость, кивнув на Дворцовый парк. – Неужели кто угодно вправду может подойти к самому дворцу?

– Не только может, но действительно подходит. Это занудное шествие, которое они устраивают Семнадцатого мая, марширует прямо под балконом, где стоит королевская семья и машет участникам. И всегда все было хорошо. Вдобавок они… – посол устало улыбнулся, провел пальцами по волосам, – несколько популярнее нас.

Оба помолчали, глядя вниз, на улицу, – не поймешь, подходят люди или уходят. Внезапно они разом заметили мальчугана с американским флажком, маленького, лет пяти-шести, в темно-синих брючках, ярко-красном джемпере с треугольным вырезом и белой рубашечке. Он остановился, поднял голову, посмотрел на посольство. Видеть их он никак не мог – слишком далеко, да и поляризованные стекла, черные снаружи, не позволяли заглянуть внутрь. Тем не менее мальчуган нерешительно улыбнулся и замахал флажком. Мать раздосадованно обернулась, схватила его за плечо. Продолжая махать флажком, он исчез из виду.

– Ему это сходит с рук, потому что он маленький, – сказал посол. – Маленький милый афроамериканец, потому-то ему дозволено Семнадцатого мая махать звездно-полосатым флажком. Через два-три года будет хуже.

Снова тишина. Гость, словно бы зачарованный уличной суетой, неподвижно замер у окна. Посол тоже не делал поползновений сесть. Со стороны Нобелевского института приближалась многочисленная компания подвыпивших юнцов. Они горланили песню, так громко и так безбожно фальшиво, что их было слышно даже сквозь бронированное стекло. Девчонку лет восемнадцати, вдрызг пьяную, поддерживали двое приятелей. Один левой рукой облапил ее грудь, но ей это, видимо, ничуть не мешало. Навстречу им шагал целый класс младших школьников, чин чином, парами, за ручку. Передняя пара – девчушки со светлыми косичками – расплакалась, когда один из юнцов что-то гаркнул им прямо в лицо. Спешно подбежали разъяренные родители. Сопляк в синем комбинезоне окатил самого злющего папашу пивом.

Полицейский автомобиль пытался проехать сквозь толпу. Но на полдороге застрял и остановился. Двое юнцов немедля уселись на капот. Какой-то девчонке позарез приспичило расцеловать полицейского, который вылез из машины, чтобы навести порядок. К ней присоединились еще несколько, и в итоге парня в униформе облепила целая стайка девчонок в красном.

– Что же это такое? – пробормотал гость. – Что за страна?

– Строго говоря, тебе бы следовало это выяснить, – сказал посол. – Прежде чем отправлять сюда госпожу президента. Да еще в такой день.

Гость шумно, почти демонстративно вздохнул. Отошел к столу, где на серебряном подносе выстроились стаканы и бутылки с минеральной водой. Взял бутылку, вопросительно взглянул на посла:

– Угощайся. Прошу.

Посол тоже как будто бы вдоволь насмотрелся на жизнь норвежского народа – нажал на кнопку дистанционного пульта и задвинул легкие гардины.

– Извини за этот комментарий, Уоррен.

Уэллс сел в кресло. В его движениях сквозила медлительность, будто день слишком затянулся и годы давали себя знать.

– Все в порядке, – отозвался Уоррен Сиффорд. – К тому же ты прав. Мне бы следовало выяснить. И я выяснил. Узнал все, что можно прочитать и услышать. Тебе известны стандартные процедуры, Джордж. Известно, как мы работаем.

Держа на вытянутой руке бутылку фарриса, он скептически рассматривал этикетку. Потом, пожав плечами, наполнил стакан и продолжил:

– Мы работали с этим несколько месяцев. И сказать по правде, когда госпожа президент предложила Норвегию как цель своего первого зарубежного визита, отнеслись к этой идее с полным одобрением. – Сиффорд приподнял стакан. – Более того, сочли ее блестящей! И ты, конечно, знаешь почему.

Посол промолчал.

– Существует определенная классификация. Неофициальная, разумеется, но вполне серьезная. И если отвлечься от считаных тихоокеанских государств с их несколькими тысячами дружественных обитателей, где единственной угрозой для президента будет разве что неожиданное цунами… – Сиффорд отпил глоток воды, рукавом утер рот, – то Норвегия самая безопасная страна для визита. – Он легонько покачал головой. – Президент Клинтон, когда был здесь, вел себя как мальчишка на экскурсии в Литл-Роке. Это было еще до тебя и до… – Внезапно он схватился за висок.

– Все в порядке? – спросил посол.

Уоррен Сиффорд поморщился, тронул рукой затылок, пробормотал:

– Утомительный перелет. Я фактически сутки не спал. Все это, что называется, как снег на голову свалилось. Когда придет этот тип? И когда я смогу…

На массивном столе зазвонил телефон.

– Да? – Посол держал трубку в нескольких сантиметрах от уха. Еще раз повторил «да» и положил трубку на рычаг.

Уоррен Сиффорд поставил стакан на серебряный поднос.

– Он не придет, – сказал посол, вставая.

– То есть как?

– Мы сами поедем к ним. – Он надел пиджак.

– Но ведь у нас договоренность…

– Строго говоря, это было скорее распоряжение, – перебил посол, указывая на сиффордовский пиджак. – Наш им приказ. Одевайся. Они его не приняли. Хотят, чтобы мы приехали туда.

До новых возражений дело не дошло, посол отечески взял Уоррена Сиффорда за локоть.

– Ты поступил бы точно так же, Уоррен. Мы гости в этой стране. Они хотят играть на своем поле. II даже если их немного, будь готов к тому, чтобы… – Уэллс не договорил и рассмеялся, отрывисто и на удивление звонко. Потом шагнул к двери и добавил, закрывая дискуссию: – Население в этой стране немногочисленное, но люди сплошь чертовски упрямые. Все до одного. You might as well get used to it, son. Get used to it![16]16
  Придется тебе привыкнуть к этому, сынок. Привыкнуть! (англ.)


[Закрыть]