Текст книги "Госпожа президент"

Автор книги: Анне Хольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

24

Чертыхаясь, бормоча молитвы и гремя ключами, чтоб отогнать привидения, по длинному подвальному коридору ковыляла женщина. Некогда она была старейшей ословской проституткой, звалась в ту пору Харримарри и, сколь это ни удивительно, прожила таким манером более полувека.

– Помогите мне, добрые силы, – бормотала она, волоча больную ногу, а добраться ей нужно было в дальний конец бесконечного коридора. – А злые силы пусть сгинут в аду. Тьфу-тьфу! Чур меня!

С тех самых пор как родилась в кузове грузовика в разоренном войной Финнмарке январской ночью 1945 года, Харримарри отчаянно противостояла упорным попыткам судьбы сокрушить ее. Оставшись без родителей, она не сумела прижиться в приемных семьях. Провела несколько лет в приюте и сбежала в Осло, решила жить своим умом. Было ей тогда двенадцать лет. Малограмотная, еле-еле читавшая по складам, как шестилеток, с внешностью, способной отпугнуть всех и каждого, – куда она могла податься? Только на улицу. Четыре раза она рожала. Как говорится, в силу производственной аварии. Детей у нее сразу же забрали.

И вот на рубеже тысячелетий счастье впервые улыбнулось Харримарри.

Она встретила Ханну Вильхельмсен.

Харримарри оказалась ключевым свидетелем по делу об убийстве и по причинам, каких обе они впоследствии объяснить не могли, переехала к полицейской. Да так там и осталась. Вспомнила свое настоящее имя и стала старательной домработницей и кухаркой. За свои труды она просила только метадон, чистую постель и раз в неделю пачку крученого табаку. Не больше и не меньше. Пока Нефис и Ханна не обзавелись дочкой. Марри бросила курить и вместо табачного рациона попросила визитные карточки. На золотом картоне с зубчатым обрезом красовалась затейливая надпись:

Марри Олсен. Гувернантка

Шрифт она выбрала сама. Ни номера телефона, ни адреса. Ей это без надобности, ведь из дома она не выходила и гостей не принимала. Коробочка с визитками стояла на ночном столике, и каждый вечер Марри вынимала верхнюю, легонько целовала, прижимала к сердцу и, закрыв глаза, бормотала молитву:

– Спасибо Тебе, Господи Вседержитель на небеси. Спасибо за Ханну, и Нефис, и Иду, принцессочку мою. Я кому-то нужна. Спасибо Тебе за это. Доброй ночи, Боже.

Засим она крепко засыпала и спала ровно восемь часов. Всегда.

Наконец Марри добралась до нужного отсека. Ключ она держала наготове.

– Кончай с этой чепуховиной! – прицыкнула она на себя. – Старая перечница, а боишься пустого подвала. Тьфу! – Она взмахнула костлявой рукой, словно отгоняя страх, и зычно провозгласила: – Ну, сейчас мы зайдем вот сюда. Достанем одеяла и все прочее для Ингер Юханны. Ничего опасного тут нету, пора бы понять. Господи Боже мой, Марри! Ты же видала привидения пострашнее тех, что могли угнездиться в этом подвале.

Кое-как она попала ключом в замочную скважину и отперла дверь.

– Всё выпендриваются. Нешто можно построить в тутошнем районе обыкновенный подвал! Да ни в жисть! – Ощупью Марри добрела до выключателя. – Нагородили комнат со стенами, с дверьми и прочими причиндалами. Сетка да амбарный замок им не по чину, не-ет.

Помещение было просторное, метров двадцать с лишним. Прямоугольное. По длинным стенам полки от пола до потолка, заставленные картонками, чемоданами и разноцветными контейнерами из «ИКЕА». Все аккуратно разложено по местам, Марри собственноручно навела здесь порядок. С грамотой у нее обстояло плоховато, зато цифрами и логикой она владела отлично и, чтобы не путаться с алфавитом, разместила вещи согласно их важности. Ближе к двери определила ящики с консервами и бакалеей. На случай атомной войны. Чуть дальше – зимняя одежда в картонных коробках с большими вентиляционными отверстиями. Вещи малышки Иды – в розовом контейнере с медвежонком на крышке; когда Марри открыла его и поворошила мягкое барахлишко, на нее повеяло лавандой.

– Маррина деточка. Кисонька моя, – шепнула она.

Запах давних Идиных вещичек немножко ее успокоил. Она прошаркала к торцевой стене, где в специальной стойке стояли лыжи Нефис и санки Иды.

«АДИЯЛА ДЛЯ ГАСТЕЙ».

Марри выдвинула большой тяжелый ящик, подняла крышку. Одеяло было свернуто и перехвачено двумя широкими красными резинками. Она сунула его под мышку, закрыла ящик, задвинула на место и заковыляла к выходу.

– Ну вот, – с облегчением сказала она. – Теперь можно воротиться в квартиру, где все тихо-спокойно.

Она уже хотела запереть дверь, как вдруг ей почудился какой-то звук.

С испугу она замерла, дыхание перехватило.

Должно быть, померещилось.

Но тут звук повторился. Не то глухой хлопок, не то удар. Далеко, но вполне отчетливо. Марри выронила одеяло и в ужасе всплеснула руками.

– Господи Иисусе Вседержитель! – вырвалось у нее.

Снова тот же звук.

В самой глубине Маррина существа еще сохранились последние остатки той жизни, какую она вела без малого пятьдесят пять лет, пока все вдруг чудесным образом не переменилось, обернувшись светом и добротой. Хрупкая, убогая, невзрачная Марри уцелела наперекор всему, потому что была ловкой и смышленой. Совсем молоденькой языкастой девчонкой она сумела выжить на ословских улицах 60-х годов только благодаря хитрости. Старая шлюха Харримарри не поддалась унижениям и пьянству по одной-единственной причине: она попросту не дала себя сокрушить.

Сейчас она так перепугалась, что сердце готово было разорваться. Голова кружилась. Сесть бы куда-нибудь – и пускай привидение ее заберет, пускай дьявол сцапает ее, туда ей и дорога, думала она.

– Ой нет. Не сейчас.

Она сглотнула, стиснула зубы. Опять этот звук.

Кто-то вроде как пытается стучать по двери, но почему-то выходит плохо. Стучит неровно, с запинкой, во всяком случае неагрессивно.

Марри подняла одеяло с бетонного пола.

– Здесь я наконец-то сыскала счастье, – сказала она себе. – И не допущу, чтобы кто-то заявлялся сюда и до смерти пугал меня, старую хрычовку!

Она заковыляла к подвальной лестнице.

Бум. Бум-бум.

Теперь Марри уже не сомневалась. Стук шел от двери, возле которой она остановилась. Эта дверь была красная, в отличие от всех прочих, выкрашенных белой краской. На уровне глаз пожелтевшим скотчем приклеена картонная табличка. Рваная, надпись неразборчивая. По крайней мере для Марри.

За дверью ей почудился голос, еле внятный, может, и впрямь только почудился.

Как ни странно, бояться она почти перестала. Яростное упрямство перебороло страх. Это ее дом и ее подвал. Она выбрала замкнутую жизнь на Крусес-гате, чтобы отогнать подальше давних демонов, и никто – ни живые, ни мертвые – ничего у нее не отнимет.

Ни сейчас, ни вообще.

– Эй! – громко сказала она и стукнула по двери. – Эй, есть тут кто?

Костлявая рука похлопала по двери. Тишина. Потом стук раздался снова, да так резко, что Марри невольно попятилась.

Голос долетал словно из дальней дали. Слов не разберешь.

– Вот те на! – проворчала Марри, почесала подбородок и припала ухом к двери. – Что тут за притча… Открывай! – крикнула она. – Поверни ручку-то!

Стук не умолкал.

Марри присмотрелась к замку. Снаружи можно открыть только ключом, как и все остальные двери в подвале. А внутри должна быть такая крутилка, и дверь всегда можно отворить. Ни сам в ловушку не угодишь, ни кого другого там не захлопнешь.

Эта дверь, похоже, заперта наглухо. Марри совершенно уверилась, что внутри кто-то есть. В глубинах памяти ожили воспоминания, картины прошлого, которые она старалась отбросить. Вытолкнуть в тот мир, где больше не появлялась и куда не желала возвращаться.

Быть уличной шлюхой – это еще полбеды. Куда страшнее другое – быть отданным на произвол улицы. Марри зажмурилась, когда перед глазами замелькали помойки и подвалы, гнилые матрасы в тесных проулках и дровяных сараях, поспешные перепихивания в замызганных машинах, провонявших табаком, жирной едой и застарелой грязью.

Не сосчитать, сколько раз ее насиловали. Мало-помалу она опускалась все ниже, ее прогнали с привычного угла, отняли клиентов, приезжие шлюхи, эти окаянные русские девки, плевали на нее, сопливые юнцы над ней насмехались, ровесницы ушли. Вымерли, одна за другой, и в 99-м Харримарри сама была как ходячая смерть. Бралась за работу, от которой все шарахались, даже девчонки-литовки, которые подорвали бизнес, соглашаясь на полсотни за перепихивание без презерватива.

Харримарри помнила некий подвал. И некоего мужчину.

– Да пошел ты, не хочу я ничего вспоминать! – выкрикнула она и со всей силы треснула кулаком по красной двери. – Я тебя вызволю, касатка! Погоди маленько, Марри подмогнет!

Она проковыляла к своему отсеку, отперла дверь и схватила ящик с инструментами, который Нефис регулярно пополняла все новыми орудиями неведомого назначения.

– Иду! – крикнула Марри, таща за собой ящик к красной двери. – Иду, милая, иду!

Марри Олсен была тощая, кожа да кости. Но сильная. А сейчас вдобавок рассвирепела. Перво-наперво она долотом сбила наличники и побросала их на пол. Потом схватила молоток и принялась колотить по ручке, словно вознамерилась раздолбать собственное прошлое.

Ручка сломалась, но дверь осталась закрыта.

– Черт! – буркнула Марри, высморкалась, вытерла пальцы о цветастый фартук. – Тут надо клин покрепче.

С оглушительным лязгом она вывалила на пол содержимое ящика. Когда стало тихо, за дверью опять раздался стук.

– Сейчас, сейчас!

Марри вооружилась здоровенным гвоздодером и с недюжинной силой вбила загнутый конец в щелку возле замка да еще и молотком пристукнула, чтобы выиграть хоть несколько миллиметров, повернулась спиной к лестнице, обхватила рукоятку обеими руками и дернула на себя. Дерево затрещало, но и только.

– Еще разок! – переведя дух, буркнула Марри.

Дерево поддавалось. Но замок не уступал.

– Ладно, попробуем иначе, – сказала Марри и проделала ту же операцию с другой стороны.

Замок наконец не выдержал. Дверь тоже. Она перекосилась, и Марри снова сунула гвоздодер в щель, которая стала шире, а потому орудовать было сподручнее.

– Ну-ка потя-а-а-анем! – крикнула она и вздрогнула от неожиданности, когда дверь вдруг отошла сантиметров на десять-пятнадцать.

Гвоздодер выскользнул у нее из рук и со звоном грохнулся на пол. А она решительно схватилась за дверь и рванула ее, распахивая настежь.

– Ну-ну-ну, – сказала она женщине, которая сидела на полу и смотрела на нее. – Мне ли не знать, каково это. А теперь мы…

– Help,[37]37
  Помогите (англ.).


[Закрыть] – хрипло прошептала та.

Русская потаскушка, подумала Марри и покачала головой.

– Да помогу я тебе, помогу! – Она наклонилась и подхватила измученную бедолагу под мышки. – Мужикам нельзя потакать, ох нельзя, мало ли что им заблагорассудится. Тебе-то аккурат злодей попался, верно? Ишь руки тебе связал и вообще. Эвон как…

В куче инструментов она нашла нож и перерезала пластиковые тесемки, стянувшие запястья пленницы. Поднатужилась, помогла ей стать на ноги. В нос ударило запахом мочи и испражнений. Марри глянула на внутреннюю сторону двери. Ручки там не было.

– Вот подонок! – буркнула она, утешая, и легонько погладила женщину по перепачканному кровью лицу. – Ничего, сейчас мы устроим тебе хорошую ванну, милая. Пойдем-ка со мной.

Женщина попыталась идти, но колени подкосились.

– Ох и вонища от тебя, девочка. Пойдем с Марри.

– Help, – прошептала женщина. – Help те.

– Само собой. Я аккурат это и делаю. Ты, поди, не понимаешь, об чем я толкую. Но мне самой довелось бывать в таких же вот переделках и…

Так Марри приговаривала всю дорогу до лестницы, а потом чуть не на руках втащила пленницу вверх по пяти ступенькам и довела до лифта. Когда подошла кабина, Марри радостно улыбнулась и погрузила ее туда.

– Обопрись, – сказала она, кивнув на стальные перильца. – Сейчас. Мигом домчит до места. Ба, ну и видок у тебя!

Только теперь, в ярком свете неоновых ламп, Марри как следует разглядела ее лицо. Громадная шишка у виска окрашивала пол-лица в синеватый цвет, глаз заплыл. На шее пятна запекшейся крови.

– Одежа-то у тебя дорогая, – скептически заметила Марри, пощупав красный жакет. – Не из «Фретекса», не-ет.

Дверцы лифта открылись.

– Будь хорошей девочкой, держись покрепче за Марри.

Женщина безучастно стояла открыв рот. Глаза совершенно безжизненные, Марри поднесла к ним тощую руку, щелкнула пальцами:

– Эй! Слышишь? Идем!

Обхватив женщину левой рукой за талию, а правой поддерживая под мышку, Марри потащила ее к двери квартиры. Искать ключи она не стала, локтем нажала на звонок.

Прошло несколько секунд.

– Help, – простонала женщина.

– Сейчас, сейчас, – нетерпеливо повторила Марри и позвонила еще раз.

– Марри! – радостно воскликнула Ингер Юханна. – Где ты пропадала? Я…

– Я нашла в подвале шлюху, – решительно сообщила Марри. – Похоже, из русских или еще из каких приезжих, но, по-моему, все равно надо ей помочь. Бедняжка. Мерзавец какой-то над ей изгалялся…

Ингер Юханна стояла как громом пораженная.

– Ну-ка посторонись!

– Ханна, – негромко позвала Ингер Юханна, не сводя глаз с женщины. – Иди сюда.

– Ханна не из таких, кто вышвырнет за порог побитую шлюху, – свирепо буркнула Марри. – Посторонись! Быстрей!

– Ханна! – громко окликнула Ингер Юханна. – Скорее сюда!

В глубине холла, на фоне стеклянной стены, за которой деревья тонули в вечернем сумраке, появилось инвалидное кресло. Ханна медленно направилась к ним. Резиновые колеса чуть слышно шуршали по паркету.

– Ей только искупаться надо, – умоляюще сказала Марри. – И поесть немножко, наверно. Пожалуйста, Ханна. Ты же добрая душа.

Ханна Вильхельмсен подъехала ближе.

– Madam President, – сказала она, наклонила голову, потом подняла глаза и сделала крохотную паузу. – Come in, please. Let's see what we can do to help you.[38]38
  Госпожа президент… Входите, пожалуйста. Давайте посмотрим, чем можно вам помочь (англ.).


[Закрыть]

25

– Позвольте подвести итог, – сказал Ингвар. – Во избежание недоразумений. – Он провел пальцами по волосам и сел верхом на стул, вертя в пальцах красный фломастер. – Итак, тебе позвонил человек, с которым ты никогда не встречался.

Герхард Скрёдер кивнул.

– И ты не знаешь ни откуда он, ни как его зовут.

Герхард опять кивнул.

– И как он выглядит, понятно, тоже не знаешь.

Задержанный почесал в затылке и смущенно уставился на стол:

– Это ж не видеотелефон.

– Стало быть, – нарочито медленно проговорил Ингвар и закрыл лицо руками, – ты утверждаешь, что согласился выполнить поручение какого-то типа, с которым говорил только по телефону и даже имя которого тебе неизвестно, поскольку ты в глаза его не видал.

– А чего тут особенного?

Адвокат Уве Рёнбек едва заметно шевельнул рукой, предостерегая клиента.

– Ну, в смысле, бывает…

– Да, я понимаю. Как он показался тебе на слух?

– На слух…

Герхард заерзал на стуле как сопляк, которого застукали, когда он приставал к девчонке, а ей его ухаживания совсем не нравились.

– На каком языке он говорил? – спросил Ингвар.

– По-моему, он норвежец.

– Ага… – Ингвар протяжно вздохнул. – Значит, говорил он по-норвежски?

– Нет.

– Нет? С чего ж ты тогда взял, будто он норвежец?

Адвокат Рёнбек поднял было руку и открыл рот, но тотчас осекся, потому что Ингвар резко повернулся к нему и отчеканил:

– Ты вправе присутствовать здесь. Но не перебивай меня. Полагаю, незачем напоминать тебе, насколько серьезно обстоит дело для твоего клиента. Хотя на сей раз меня не слишком интересует Герхард Скрёдер, я хочу как можно больше выяснить про этого анонимного заказчика.

Последние слова он рявкнул в лицо Герхарду, который отпрянул еще дальше. Стул его уперся в стену – не покачаешься. Глаза у задержанного забегали. Ингвар наклонился вперед и сдернул с него бейсболку.

– Разве мама не говорила тебе, что мальчикам положено снимать шапку в помещении? – спросил он. – Так почему ты решил, что он норвежец?

– По-английски он говорил нечисто. Вроде как с акцентом. – Герхард яростно почесал в паху.

– К врачу тебе надо сходить, – сказал Ингвар. – Прекрати чесаться.

Он встал, отошел к столику возле двери. Взял последнюю бутылку минеральной, откупорил и ополовинил одним глотком.

– Знаешь, – внезапно засмеялся он, – ты так привык врать, что не способен связно рассказать правдивую историю, хоть и решил говорить без обману. Издержки ремесла.

Ингвар отставил бутылку и опять сел на стул. Заложил руки за голову, откинулся назад и закрыл глаза. Потом спокойно скомандовал:

– Рассказывай. Так, будто рассказываешь сказку. Ребенку, если можешь представить себе подобную ситуацию.

– У меня, между прочим, два племянника, – обиженно вставил Герхард. – И я, черт побери, знаю ребятишек.

– Замечательно. Отлично. Как их зовут?

– А?

– Племянников твоих как зовут? – повторил Ингвар, не открывая глаз.

– Атле и Оскар.

– Я буду Атле, а Рёнбек – Оскар. Вот и расскажи нам, как дядя Герхард получил платный заказ от человека, которого никогда в жизни не видал.

Герхард молчал. Указательный палец провертел дыру в камуфляжных штанах.

– Ну давай: как-то раз… – подбодрил Ингвар. – Как-то раз дяде Герхарду…

– …позвонили по телефону, – сказал Герхард.

Снова настала тишина.

Ингвар помахал рукой: дескать, продолжай.

– …с неизвестного номера, – сказал Герхард. – На дисплее он не появился. Я ответил. Мужик, который звонил, говорил по-английски. Но мне показалось… он не англичанин. На слух вроде бы… норвежец. Ага, так мне показалось.

– Ну-ну, – проворчал Ингвар.

– В общем, говорил он как-то чудно, с акцентом. Сказал, что предлагает чертовски простое дельце, а бабок платит немерено.

– Не помнишь, каким словом он назвал «бабки»?

– Money, по-моему. Да. Money.

– И было это, – Ингвар полистал свои записи, – третьего мая. – Он вопросительно глянул на Герхарда, который слегка кивнул и опять запустил палец в растущую дыру на штанах. – В четверг, третьего мая, во второй половине дня. Мы возьмем распечатку твоих звонков и уточним время.

– Но…

– Вы не можете…

Адвокат Рёнбек и его клиент хором запротестовали.

– Спокойно! Спокойно! – простонал Ингвар. – Распечатка звонков в данный момент – самая маленькая из твоих проблем. Продолжай. Рассказчик из тебя никудышный. Сосредоточься.

Адвокат и Герхард переглянулись. Рёнбек кивнул.

– Он сказал, чтобы я придержал шестнадцатое и семнадцатое мая, – пробормотал клиент.

– Придержал?

– Да. В смысле, чтоб ничего не планировал. Не пил. Сидел в Осло. Словом, был доступен.

– И звонившего ты не знал?

– Не-а.

– Но тем не менее согласился. Решил пожертвовать большим праздником, потому что незнакомый мужик попросил тебя об этом по телефону. Ну-ну.

– Речь шла про бабки. Про чертовски большие бабки.

– Это сколько же?

Долгая пауза. Герхард схватил со стола бейсболку, машинально собрался нахлобучить ее на голову, но спохватился и снова положил на стол. По-прежнему не говоря ни слова и устремив взгляд на дыру в штанах.

– Ладно, – наконец сказал Ингвар. – К сумме мы вернемся попозже. Что еще он сказал?

– Ничего. Велел ждать.

– Чего?

– Звонка. Шестнадцатого мая.

– И звонок был?

– Да, был.

– Когда?

– Во второй половине дня. Точно не помню. Часа в четыре, пожалуй. Ага. В самом начале пятого. Я аккурат собирался встретиться с ребятами в Грюнерлёкке, пивка попить перед матчем. «Энга» против «Фредрикстада» на стадионе «Уллевол». Мужик этот позвонил, как раз когда я уже уходил.

– Что он сказал?

– Да, в общем, ничего. Спросил, что там у меня.

– Это как понимать?

– Ну… Какие у меня планы на вечер. Соблюдал ли я уговор. В смысле не пил и все такое. Потом сказал, что самое позднее в одиннадцать я должен быть дома. Это, мол, окупится. По-крупному. Вот я и…

Герхард пожал плечами, и Ингвар готов был побиться об заклад, что он покраснел.

– Я выпил с корешами пару кружек пивка, посмотрел игру и двинул домой. Сыграли вничью, ноль-ноль, так что и праздновать было нечего. Еще до одиннадцати я вернулся домой. И…

Парень явно здорово нервничал. Почесал плечо под свитером, заерзал на стуле. Правая ляжка отчаянно тряслась, глаза моргали.

– Потом он позвонил опять. В одиннадцать.

– И что сказал?

– Да я уж миллион раз говорил! Сколько ж можно?

– Об этом ты рассказывал всего дважды. И я хочу послушать в третий раз. Так что он сказал?

– Что через несколько часов я должен подойти к башне с часами на Центральном вокзале. В четыре утра. Там мне надо дождаться какого-то хмыря с бабой, потом мы все трое сядем в машину и поедем. В бардачке будет маршрут. И половина денег. Снип-снап-снурре, сказке конец.

– Пока нет, – сказал Ингвар. – Тебе не кажется, что задание было странноватое?

– Не-а.

– Тебе велят покататься по Южной Норвегии с двумя незнакомыми пассажирами, помозолить глаза персоналу на автозаправках, но прятать физиономию от камер наблюдения. Ничего не делать, ничего не красть, просто мотаться по округе. Потом оставить машину в роще возле Лиллехаммера, поездом вернуться в Осло и все забыть. По-твоему, это в порядке вещей.

– Угу.

– Не угукай, Герхард. Напряги мозги. Ты знал кого-нибудь из своих спутников? Женщину и второго парня?

– Нет.

– Они норвежцы?

– Понятия не имею.

– Так-так, понятия не имеешь.

– Да! Мы не разговаривали.

– Целых четыре часа?

– Нет! То есть да! Молчали всю дорогу.

– Не верю. Быть такого не может.

Герхард наклонился над столом:

– Клянусь! Я было сказал пару слов, но малый этот только пальцем ткнул в бардачок. Я открыл, а там лежала записка с маршрутом, как говорил тот хмырь по телефону. Куда ехать и все такое. Еще там стояло, что нам нельзя болтать друг с другом. Да пожалуйста, подумал я. Черт подери, Стубё, я же обещал рассказать все как есть! Ты должен поверить!

Ингвар скрестил руки на груди, облизал губы. Пристально глядя на задержанного.

– Где сейчас эта записка?

– В машине лежит.

– А машина где?

– Я же миллион раз повторил: в Лиллехаммере, возле трамплина, где проходит…

– Нет ее там. Мы проверили. – Ингвар кивнул на депешу, которую десять минут назад доставил один из полицейских.

Герхард безучастно пожал плечами:

– Кто-то ее прибрал, не иначе.

– Сколько ты получил за это?

Ингвар извлек из кармана рубашки гильзу с сигарой и медленно катал ее в ладонях. Герхард молчал.

– Сколько ты получил? – повторил Ингвар.

– Да какая разница-то? – уныло буркнул Герхард. – Денег у меня все равно уже нету.

– Сколько? – не отставал Ингвар.

Герхард упорно пялился на стол, не делая поползновений отвечать. Ингвар встал, отошел к окну. На улице потихоньку смеркалось. А стекла грязные. Подоконник пыльный. Усыпанный дохлыми насекомыми, точно перчинками.

На площади между полицейским управлением и тюрьмой успел вырасти импровизированный поселок. Несколько зарубежных телекомпаний загнали свои спецавтобусы прямо на газоны, Ингвар насчитал восемь больших палаток и шестнадцать разных логотипов СМИ, потом бросил, сбился со счета. Помахал рукой, будто заметил добрых знакомых. Улыбнулся, кивнул. И, все еще с широкой улыбкой на лице, отошел от окна к задержанному, наклонился. Придвинулся к самому его уху – Герхард аж вздрогнул.

Ингвар заговорил, быстро, свистящим шепотом.

– Это совершенно выходит за рамки… – Адвокат Рёнбек даже привстал.

– Сто тысяч долларов, – буквально выкрикнул Герхард. – Я получил сто тысяч долларов!

Ингвар хлопнул его по плечу.

– Сто тысяч долларов, – с расстановкой повторил он. – Н-да, не тем я занимаюсь, это ясно.

– Пятьдесят тысяч лежали в бардачке, столько же мне передал в конверте второй хмырь, когда мы все закончили. Ну тот, который в машине со мной ездил.

Даже адвокат едва сумел скрыть изумление. Плюхнулся на стул и нервно потер щеки. Словно безуспешно старался придумать разумную реплику. В конце концов слазил в карман, достал пастилку и сунул ее в рот, будто успокоительную пилюлю.

– И где же теперь эти деньги? – спросил Ингвар. Рука его тяжело давила на плечо Герхарда.

– В Швеции.

– В Швеции. Та-ак. Где в Швеции?

– Не знаю. Я их отдал одному мужику, которому задолжал.

– Стало быть, ты задолжал сто тысяч долларов, – нарочито медленно подытожил Ингвар, все крепче сжимая плечо задержанного. – И уже успел отдать их кредитору. Когда это произошло?

– Сегодня утром. Он заявился ко мне домой. Ни свет ни заря. А с этими, с гётеборгскими то есть, не забалуешь…

– Погоди-ка, – сказал Ингвар, неожиданно махнув рукой. – Стоп! Ты прав, Герхард.

Задержанный оторопело уставился на него. Он весь как-то съежился и явно здорово устал. От нервозности его трясло мелкой дрожью, на глаза навернулись слезы.

– В чем это я прав? – спросил он тонким, срывающимся голосом.

– Что тебе лучше остаться здесь, у нас. Не мешает кое в чем покопаться. Но займется этим кто-нибудь другой. Тебе надо отдохнуть, да и мне тоже.

На часах было без четвери девять.

Ингвар собрал свои записи, сунул их под мышку. Гильза с сигарой упала на пол. Он взглянул на нее, помедлил и не стал поднимать. Герхард Скрёдер неуклюже встал и под присмотром конвоира послушно двинул в подвальную камеру.

– Кто же платит за такую работу сто тысяч долларов? – тихо спросил адвокат Рёнбек, собирая свои вещи. Он словно говорил сам с собой.

– Тот, у кого денег куры не клюют и кто желает стопроцентной уверенности, что работа будет выполнена, – ответил Ингвар. – Тот, чьи капиталы настолько велики, что цены его совершенно не интересуют.

– Кошмар! – Рёнбек поджал губы, так что рот стал похож на прорезь копилки.

Ингвар Стубё не отозвался. Достал мобильник, проверил, нет ли пропущенных звонков. Увы, никто не звонил.