Текст книги "Госпожа президент"

Автор книги: Анне Хольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

9

Наконец-то полвосьмого утра. К счастью, нынче четверг. Девочки рано уедут в школу. Луиза – чтобы до уроков поиграть в шахматы, Кэтрин – чтобы лишний раз заняться силовыми тренировками. Обе спросили о дяде, но успокоились, когда отец намекнул, что Файед вечером выпил лишнего и сейчас отсыпается.

Дом на окружном шоссе № 4 в Фармингтоне, штат Мэн, никогда тишиной не отличался. Потрескивало дерево. Скрипели двери. Одни открывались с трудом, другие, наоборот, разболтались и хлопали от вечного сквозняка, которым тянуло из щелястых окон. На заднем дворе огромные клены росли так близко от дома, что ветки при малейшем ветерке стучали по крыше. Дом словно бы жил.

Ходить крадучись больше незачем. Ал Муффет знал, что, кроме почтальона, никто не появится. А тот обычно приезжал не раньше двух. Ал отвез дочек в школу, заехал к себе в офис. Сказал секретарше, что неважно себя чувствует: горло болит и небольшая температура. Она посмотрела на него огорченно и с большой симпатией, искренне пожелала скорейшего выздоровления.

Он прихватил все необходимое, покашливая, распрощался и поехал домой.

– Тебе удобно?

Ал Муффет посмотрел на брата. Запястья его прочным упаковочным скотчем были привязаны к изголовью кровати. Ноги связаны веревкой, которая в свою очередь была крепким узлом прикручена к изножию. Рот брата Ал заклеил серым пластырем.

– Ммммфм, – промычал брат, лихорадочно мотая головой. Кляп под пластырем заглушал звуки.

Ал Муффет раздвинул шторы. Комнату залил утренний свет. Над стертыми половицами гостевой комнаты плясали пылинки. Он с улыбкой повернулся к брату:

– Лежишь ты удобно. Даже толком не проснулся, когда я ночью вколол тебе успокоительное. Справиться с тобой оказалось так легко, что я просто не узнаю тебя, Файед. Когда-то драчуном у нас был ты. Не я.

– Мммфмм!!!

У окна стоял венский стул. Хрупкий, старый, сиденье вытерлось за сто с лишним лет. Он достался Алу Муффету вместе с домом, где вообще было множество красивых старинных вещей, которые помогли семейству обжиться здесь быстрее, чем они рассчитывали.

Ал подвинул стул к кровати, сел.

– Вот это, – спокойно сказал он, показывая шприц брату, который, вытаращив глаза, с недоверием смотрел на него, – вот это намного опаснее, чем то, что я вколол тебе ночью. Это, видишь ли… – Он нажал на поршень, выдавив из тонкой иглы несколько капель. – Это кетовенидон. Сильнодействующий препарат морфина. Очень эффективный. И здесь у меня, – он прищурился, поднес шприц к свету, – сто пятьдесят миллиграммов. Смертельная доза для человека, иными словами.

Файед завращал глазами, тщетно пытаясь освободить руки.

– А здесь, – невозмутимо произнес Ал, доставая из сумки на полу еще один шприц, – здесь у нас налоксон. То бишь противоядие.

Он положил шприцы на ночной столик, на всякий случай отодвинув его подальше от кровати.

– Скоро я избавлю тебя от кляпа, – сказал он и попытался перехватить взгляд брата. – Но сперва введу немножко морфина. Ты быстро почувствуешь его действие. Давление упадет, пульс замедлится. Тебе станет плохо. Возможно, возникнут проблемы с дыханием. Стало быть, выбирай. Или ты отвечаешь на мои вопросы, или получишь еще дозу. Так и будем продолжать. Просто, верно? Когда ты сообщишь мне все, что я хочу узнать, получишь противоядие. Но не раньше. Понятно?

Брат на кровати отчаянно дергался. Слезы текли из глаз, и Ал заметил, что брюки у него мокрые.

– И еще одно, – добавил Ал, втыкая иглу в бедро брата, прямо сквозь пижамные брюки. – Можешь кричать и выть сколько влезет. Только зря время потратишь, чтоб ты знал. До ближайшего соседа добрая миля. К тому же он в отъезде. День будний, на прогулки никто не ходит. Так что не старайся…

Он снова поднял шприц к свету, проверил, сколько ввел. Удовлетворенно кивнул, отложил шприц на ночной столик и рывком сдернул пластырь. Файед попытался вытолкнуть кляп языком, но его затошнило, пришлось повернуть голову. Ал двумя пальцами вытянул тряпку.

Файед ловил ртом воздух. Попытался что-то сказать, но не сумел, из-за рвоты.

– Времени у нас немного, – сказал Ал. – Так что постарайся отвечать быстро. – Он облизал губы, подумал. – Правда ли, что мама перед смертью приняла тебя за меня?

Файед сумел кивнуть.

– Она рассказала что-то, что, как ты понял, предназначалось только для моих ушей?

Брат взял себя в руки. Немного успокоился. Словно бы наконец уразумел, что попытки освободиться бесполезны. Секунду лежал совсем тихо. Только губы шевелились. Казалось, он пробовал смочить рот, в котором несколько часов сидел кляп.

– На! – Ал поднес к его губам стакан с водой.

Файед отпил глоток-другой. Прочистил горло и плюнул брату в лицо.

– Fuck you, – просипел он и откинул голову назад.

– Не слишком умно, – сказал Ал, утираясь рукавом.

Файед молчал. Будто бы размышлял, прикидывая, как выговорить себе освобождение.

– Давай еще раз. Мама сказала тебе что-нибудь о моей жизни, полагая, что ты это я?

Файед молчал. Но хотя бы лежал спокойно. Морфин начал действовать. Зрачки заметно сузились. Ал отошел к комоду возле двери в ванную, открыл кодовые замки чемоданчика и достал Файедов ежедневник. Перелистал календарь до 2002 года, выдернул листок из зажимов.

– Вот, – сказал он, вернувшись к кровати. – Вот дата смерти мамы. И что же ты здесь записал, Файед? В тот день, когда сидел подле нее? – Он поднес листок к глазам брата, тот отвернулся. – Июнь семьдесят первого, Нью-Йорк, вот что ты записал. Что означает для тебя эта дата? Ее назвала тебе мама? Мама говорила с тобой об этом дне, когда ты сидел рядом?

Ответа по-прежнему не было.

– Знаешь, – негромко сказал Ал, помахивая календарем, – умирать от передозировки морфина вовсе не так приятно, как люди воображают. Чувствуешь, как легкие начинают отказывать? Чувствуешь, что дышать становится труднее?

Брат зашипел. Попытался выгнуться всем телом, но сил не хватило.

– Мама единственная, кто знал об этом. Но она не предавала меня, Файед. Никогда. Мою тайну она приняла с трудом, но не использовала ее против меня. Мама была для меня исповедником. И могла бы стать им и для тебя, если б ты вел себя как подобает сыну. Хотя бы попробовал сохранить родственные отношения. Но ты делал все, чтобы создать отчужденность.

– Я всегда был чужим, – прошипел Файед. – Твоими заботами.

Он побледнел. Лежал не шевелясь, закрыв глаза.

– Моими? Моими? Да ведь я…

Ал решительно схватил шприц с морфином, вонзил его Файеду в бедро, ввел еще десять миллиграммов.

– У нас нет времени спорить об этом. Что должно случиться, Файед? Зачем ты здесь? Зачем приехал ко мне после стольких лет и для чего, черта побери, использовал сведения об аборте Хелен?

Файед меж тем, похоже, по-настоящему испугался. Он пытался вздохнуть поглубже, но мышцы не слушались. На губах выступила белая пена, будто он даже собственную слюну проглотить не мог.

– Помоги мне, – выдавил он. – Ты должен помочь. Мне нельзя…

– Ответь на мои вопросы.

– Помоги… Мне нельзя… Все пойдет к… План…

– План? Какой план? Файед, о каком плане ты говоришь?

Файед умирал. Вне всякого сомнения. И Ал почувствовал, как его бросило в жар. Дрожащей рукой он схватил шприц с налоксоном, приготовился сделать укол.

– Файед! – Свободной рукой он крепко взял брата за подбородок, чтобы Файед посмотрел ему в глаза. – Ты правда в опасности. Тут у меня противоядие. Ответь на один вопрос. Только на один. Зачем ты здесь? Зачем приехал именно ко мне?

– Письма, – пробормотал Файед. Глаза были совершенно мертвые. – Письма придут сюда. Если что-то сорвется…

Он не дышал. Ал резко ударил его по груди. Легкие брата еще раз попытались превозмочь смерть.

– Тебе тоже конец, – сказал Файед. – Это тебя они любили.

Ал выхватил из сумки нож, перерезал скотч, державший правую руку Файеда. Морфин он колол внутримышечно, теперь же нужна вена. Он медленно ввел противоядие в голубую жилу на предплечье брата. И, чтобы не потерять присутствие духа, поспешил снова привязать руку к изголовью. Встал, прошелся по комнате, уже не в силах сдержать слезы.

– Черт! Черт! Я хотел в жизни лишь одного – мира и покоя! Никаких ссор! Никаких скандалов! Уехал в этот укромный уголок, где мне и девочкам так хорошо, но являешься ты, и…

Ал всхлипнул. Он не привык к слезам. Не знал, куда девать руки. Просто уронил их. Плечи тряслись.

– О каких письмах ты говоришь, Файед? Что ты натворил, Файед? Что ты натворил?

Он ринулся к кровати, склонился над братом. Приложил ладонь к щеке. Усы, пышные, нелепые усы, которыми с недавних пор обзавелся брат, щекотали кожу, а он все гладил брата по лицу, снова и снова.

– Что ты учинил на сей раз? – прошептал он.

Но брат не ответил, он был мертв.

10

В третьем часу дня Хелен Бентли вернулась на кухню. Выглядела она плохо. Шестичасовой сон и продолжительный душ утром сотворили чудо, но сейчас она была болезненно бледна. Глаза потускнели, над скулами проступили темные круги. Она тяжело опустилась в кресло и жадно схватила чашку кофе, предложенную Ингер Юханной.

– Через полтора часа откроется нью-йоркская биржа, – вздохнула она, глотнув кофе. – Четверг будет черный как сажа. Наверно, самый скверный с тридцатых годов.

– Вы что-нибудь нашли? – осторожно спросила Ингер Юханна.

– Теперь я хотя бы имею общее представление о ситуации. Наши саудовские друзья настроены в конечном счете отнюдь не дружелюбно. Судя по упорным слухам, за всем этим стоят именно они, вкупе с Ираном. Причем моя администрация конечно же отмалчивается.

По бледным губам скользнула вымученная улыбка.

– А это означает, что Уоррен определенно продался арабам, – обронила Ингер Юханна, по-прежнему тихо.

Президент кивнула, прикрыла глаза рукой и сидела так несколько секунд, потом резко подняла голову и сказала:

– Я не смогу толком выяснить, как все это взаимосвязано, пока не зайду на закрытые сайты Белого дома. Для этого мне придется воспользоваться собственными кодами. Я и тогда до многого не доберусь, тут нужно спецоборудование. Но наверняка выясню, раскусили ли Уоррена. Прежде чем объявиться, я должна знать, что известно обо всем этом моим людям. Если они не подозревают о его…

– Здесь, в Норвегии, он, что называется, горит на работе, – сказала Ингер Юханна. – Я бы знала, если бы с ним что-то произошло. В смысле будь он арестован и все такое. – Она помедлила, бросила взгляд на свой мобильник и добавила: – Мне так кажется.

– Это еще ни о чем не говорит, – отозвалась президент. – Если им известно, что он замешан, то, вполне возможно, они считают целесообразным держать его в неведении. А вот если неизвестно, – она глубоко вздохнула, – то, пожалуй, опасно оставлять его на свободе, когда я объявлюсь. Короче говоря, мне просто необходимо зайти на собственные сайты. Необходимо.

– Так они же засекут вас за считаные секунды, – скептически заметила Ингер Юханна. – Увидят IP-адрес и установят, что компьютер находится здесь. И всё, пиши пропало.

– Н-да. Может быть… Нет. Мне нужно совсем немного времени. Час-другой. Надеюсь.

Дверь гостиной открылась, в кухню въехала Ханна Вильхельмсен.

– Часок сна здесь, часок там. – Она зевнула. – Для отдыха вполне достаточно. Ну как, есть успехи? – Она посмотрела на Хелен Бентли.

– Есть, и неплохие. Правда, сейчас возникла сложность. Мне надо зайти на засекреченные сайты, но, если я воспользуюсь вашим компьютером, тотчас обнаружится и что я жива, и где нахожусь.

Ханна шмыгнула носом, потерла пальцем верхнюю губу.

– Да-а, проблема. Что будем делать?

– Мой ноутбук, – полувопросительно сказала Ингер Юханна, подняв вверх указательный палец. – Может, им воспользоваться.

– Ваш ноутбук?

– Он у тебя здесь?

Обе женщины недоверчиво воззрились на нее.

– В машине лежит, – с жаром продолжила Ингер Юханна. – Зарегистрирован на Ословский университет. Конечно, он тоже сообщит свой IP-адрес, но до нас они доберутся не сразу… Сперва свяжутся с университетом, будут выяснять, кому выдан компьютер, а в итоге разбираться, где я нахожусь. Фактически… – Она опять виновато взглянула на мобильник и тихо добавила: – Только один Ингвар знает, где я. Да и ему тоже ничего больше не известно.

– А знаете, – сказала президент, – по-моему, идея хорошая. Мне требуется всего час-другой. И используя другой компьютер, мы как раз эти часы и выиграем.

Лишь Ханна, похоже, весьма скептически смотрела на эту затею.

– Я не очень-то разбираюсь в IP-адресах и прочих премудростях. Вы правда уверены, что это сработает? Что отслеживают не саму компьютерную линию?

Ингер Юханна и Хелен Бентли переглянулись.

– Я не уверена, – сказала президент. – Но придется рискнуть. Вы можете принести ноутбук?

– Разумеется. – Ингер Юханна встала. – Сейчас принесу.

Когда входная дверь за нею захлопнулась, Хелен Бентли подошла к креслу возле Ханниной коляски. Села. Явно хотела что-то сказать, но не находила нужных слов. Ханна спокойно смотрела на нее, давая ей время собраться с мыслями.

– Ханна… У вас… Вы ведь отставной полицейский. У вас есть оружие?

Ханна отъехала от стола.

– Оружие? А зачем вам…

– Тсс! – Внезапно от президента повеяло упорством, которое заставило Ханну насторожиться. – Будьте добры. Я не хочу, чтобы Ингер знала об этом. Мне бы не понравилось, если б мой ребенок находился в квартире, где есть заряженное оружие. Само собой, я не думаю, что придется пустить его в ход. Но поймите, я…

– Вы знаете, почему я сижу здесь? Хоть на секунду задумались об этом? Я сижу в этом треклятом кресле, потому что получила огнестрельное ранение. Пуля перебила позвоночник. И к оружию я отношусь отнюдь не с любовью.

– Ханна! Ханна! Выслушайте меня!

Ханна замолчала, устремив взгляд на Хелен Бентли.

– Обычно я один из самых тщательно охраняемых людей на свете, – тихо сказала президент, словно опасаясь, что Ингер Юханна сию минуту войдет на кухню. – Вокруг меня везде и всюду вооруженная до зубов охрана. И это не случайно, Ханна. А просто необходимо. Как только станет известно, что я нахожусь в этой квартире, я буду совершенно беззащитна. Пока не приедут нужные люди, не заберут меня отсюда и не возьмут под охрану, я должна иметь возможность защитить себя. Думаю, это вы поймете, если немножко подумаете.

На сей раз глаза отвела Ханна.

– Есть у меня оружие, – наконец сказала она. – И патроны. Я так и не распорядилась убрать тяжелые железные шкафы, и… Вы хороший стрелок?

Президент криво усмехнулась.

– Мои учителя наверняка бы запротестовали, скажи я «да». Но обращаться с огнестрельным оружием я умею. I'm the Commander in Chief, remember?[63]63
  Я же верховный главнокомандующий, не забыли? (англ.)


[Закрыть]

Ханна по-прежнему не сводила глаз с крышки стола.

– И еще одно. – Хелен Бентли положила ладонь на Ханнино предплечье. – Думаю, вам всем надо уйти отсюда. Покинуть квартиру. На всякий случай.

Ханна подняла голову, с преувеличенным недоверием воззрилась на нее. Потом рассмеялась. Запрокинула голову и громко захохотала.

– Удачи, – выдавила она сквозь смех. – Меня отсюда не выставишь! А что до Марри, у нее радиус жизни тридцать метров. Вам никогда – повторяю: никогда! – не заставить ее уйти отсюда. Изредка мне удается уговорить ее сходить в подвал, но вам и это никак не по силам. Что же до…

– Вот и я, – запыхавшись, сказала Ингер Юханна. – На улице совсем летняя погода, между прочим!

Она поставила на стол ноутбук. Привычными движениями подсоединила внешнюю мышь, достала коврик, воткнула шнур в розетку и включила компьютер.

– Voila! – Она вышла в Интернет. – Прошу вас, госпожа президент! Компьютер, который сразу не отследишь!

От волнения она не заметила озабоченной мины Ханны, когда та отъехала от стола, развернулась и медленно покатила в глубь квартиры. Резиновые колеса тихонько повизгивали по паркету. Звуки умолкли, только когда где-то далеко в огромной квартире хлопнула дверь.

11

Молодой человек, сидевший перед монитором в крохотном закутке поблизости от Ситуационной комнаты Белого дома, заметил, что буквы и цифры перед глазами начали плясать. Он крепко зажмурился, тряхнул головой, снова взглянул на дисплей. Но по-прежнему никак не мог сосредоточиться на одной строчке, на одной колонке. Помассировал затылок. Кислый запах застарелого пота ударил из-под мышек, и он смущенно поспешил прижать руки к телу, в надежде, что никто в комнату не сунется.

Не ради этого он получил университетское образование. Когда ему, инженеру-электронщику, после всего двух лет практической работы предложили место в Белом доме, он едва поверил собственной удаче. Но сейчас, по прошествии девяти месяцев, уже умирал со скуки. Он добросовестно трудился в маленькой компьютерной фирме, куда устроился после университета, и полагал, что приглашением в Белый дом обязан своим неоспоримым способностям программиста.

Почти полгода его фактически использовали как мальчика на побегушках.

А теперь он уже двадцать третий час сидел здесь, в тесном закутке без окон, потный, вонючий, и глазел на коды, мелькавшие на экране в полной неразберихе, которую ему надлежало привести в порядок. По крайней мере, неусыпно за ней следить.

Он приложил пальцы к векам, нажал на глазные яблоки.

От усталости ему даже спать расхотелось. Мозги попросту отказали. Не желали работать. Собственный его жесткий диск отрубился и плевать хотел на весь остальной организм. Руки онемели, поясницу уже несколько часов терзала острая боль.

Он медленно вздохнул, широко открыл глаза, пытаясь выдавить хоть капельку влаги. Вообще-то надо бы пить побольше, но перерыв только через пятнадцать минут. Хорошо бы принять душ.

На дисплее что-то происходило.

Да, в самом деле.

На миг он зажмурился, пальцы молниеносно пробежали по клавиатуре. Пляска на экране прекратилась. Помедлив, он поднял руку, указательным пальцем провел по строчке, слева направо, и снова ударил по клавишам.

Появилась новая картинка.

Быть не может.

Нет, может, и именно он это увидел. Он разом перестал сожалеть, что поменял работу, ведь он первый это обнаружил. Пальцы снова промчались по клавишам. Затем, нажав на кнопку «печать», он схватил телефон и стал напряженно ждать следующей картинки.

– She's alive, – прошептал он, не дыша. – She's fucking alive![64]64
  Она жива… Жива, черт побери! (англ.).


[Закрыть]

12

– Это самое красивое место во всем Осло, – сказал Ингвар Стубё, указывая на простенькую скамейку у воды. – Я подумал, нам обоим не мешает подышать свежим воздухом.

В город нагрянуло лето. За сутки температура поднялась почти на десять градусов. Солнце, взорвавшись светом, выбелило чуть не все небо. Казалось, деревья по берегам реки Акер за одно утро стали зеленее, а пыльцы в воздухе было столько, что глаза у Ингвара начали слезиться, едва он вышел из машины.

– Это парк? – спросил Уоррен Сиффорд без особого интереса. – Большой парк?

– Нет. Это окраина города. Или опушка леса, если угодно. Здесь они встречаются, деревья и дома. Здорово, правда? Садитесь.

Уоррен скептически оглядел грязную скамейку. Ингвар достал из кармана платок, смахнул на землю остатки недавнего праздника. Немного засохшего шоколадного мороженого, пятнышко кетчупа и что-то еще, о чем лучше вовсе не думать.

– Вот так. Садитесь.

Из пластикового пакета он достал две большущие французские булки, запечатанные в целлофан, и две банки колы-лайт.

– Приходится думать о весе, – пояснил он, разложив все это на скамейке. – Вообще-то я больше люблю обычную колу. The real thing.[65]65
  Хорошая штука (англ.).


[Закрыть] Но…

Он хлопнул себя по животу. Уоррен молчал. К еде не притрагивался. Сидел, глядя на трех канадских гусей. Птицы гонялись по травянистому склону за собачонкой, которая была вдвое меньше самого крупного из них. И похоже, ей это нравилось. Как только самый большой гусь, щелкая клювом, оттеснял ее к воде, она ловко уворачивалась и с лаем кидалась прочь.

– Вы не будете? – спросил Ингвар с полным ртом.

Уоррен молчал.

– Слушайте, – сказал Ингвар. – Мне поручили вас сопровождать. Между тем совершенно очевидно, что вы отнюдь не склонны делиться со мной какой-либо информацией. Или с нами. Делиться информацией с нами. Так, может, – он отхватил зубами здоровенный кусок булки, – просто порадуемся хорошей погоде?

Слова утонули в чавканье.

Собачонка устала. Отвернулась от гогочущих гусей и побежала прочь вверх по склону.

Ингвар молча ел. Уоррен подставил лицо солнцу, положил левую ногу на колено правой и закрыл глаза от яркого света.

– Что с вами? – спросил Ингвар, покончив со своей булкой и половиной Уорреновой.

Скомкал целлофан, сунул в пакет, открыл одну банку колы, отхлебнул.

– Что с вами такое? – повторил он, стараясь подавить отрыжку.

Уоррен по-прежнему не шевелился.

– Как хотите, – сказал Ингвар и достал из кармана темные очки.

– Есть на свете один мерзавец, – сказал Уоррен, не меняя позы.

– Не один, – кивнул Ингвар. – Отнюдь не один, по-моему.

– Этот один хочет нас сломать.

– Ну…

– Он уже начал свое дело. Проблема в том, что я не знаю, как он намерен продолжать. Вдобавок никто не желает меня слушать.

Ингвар попытался поудобнее устроиться на жесткой скамейке. Положил было ногу на колено, как Уоррен. Но желудок тотчас запротестовал, и он быстро поставил ногу на землю.

– Я здесь, – сказал он. – И весь внимание.

Уоррен наконец-то улыбнулся. Козырьком приставил руку к глазам, осмотрелся.

– А здесь и правда красиво, – тихо сказал он. – Как там Ингер Юханна?

– Хорошо. Очень хорошо.

Ингвар покопался в пакете, вытащил плитку шоколада. Разорвал обертку, предложил Уоррену.

– Нет, спасибо. В самом деле, она была самой старательной и умной моей студенткой.

Ингвар взглянул на шоколадку. Снова завернул ее и сунул в пакет.

– У Ингер Юханны все хорошо, – повторил он. – Зимой прошлого года у нас родилась дочка. Замечательное здоровенькое существо. А в остальном нам бы лучше оставить эту тему, Уоррен.

– Вот как? Она по-прежнему…

Ингвар снял темные очки.

– Да. Вот так. Я не хочу говорить с вами об Ингер Юханне. Это было бы совершенно непорядочно. Да и неохота мне. Согласны?

– Конечно. – Американец слегка поклонился и виновато махнул рукой. – Самая моя большая слабость. – Он натянуто улыбнулся. – Женщины.

Ингвар не нашел что сказать. И начал сомневаться в своей затее с прогулкой. Часом раньше, когда Уоррен неожиданно явился в офис Петера Салхуса, без предупреждения и, собственно, без каких-либо новостей, Ингвар подумал, что нарушение рутины, возможно, поможет им снова разговориться. Но говорить об Ингер Юханне он решительно не желал.

– Знаете, – продолжал Уоррен, – иной раз, когда ночью лежу без сна и думаю об ошибках, какие совершил в жизни, я сам удивляюсь, что все они связаны с женщинами. Вот и сейчас: если президент Бентли не найдется живой-здоровой, моей карьере конец. Женщина держит в руках все мое существование. – Он нарочито вздохнул. – Женщины. Не могу их постичь. Они неотразимы и непонятны.

Ингвар заметил, что скрипнул зубами. Сосредоточился, стараясь взять себя в руки, но тщетно. И чтобы расслабиться, провел ладонью по щекам.

– Вы со мной не согласны, – с коротким смешком сказал Уоррен.

– Нет. – Ингвар резко выпрямился, повторил: – Нет. Неотразимыми я нахожу лишь очень и очень немногих, и понять их в большинстве очень легко. Не всегда, конечно, но в общем и целом. Хотя, – он развел руками и посмотрел в сторону, – для этого нужно считать их равноправными людьми.

– Touche,[66]66
  Попал (фр.).


[Закрыть] – сказал Уоррен и широко улыбнулся, глядя на солнце. – Весьма политкорректно. Весьма… по-скандинавски.

Резкий звонок распорол птичий щебет и плеск реки. Ингвар принялся хлопать себя по карманам в поисках телефона. Наконец нашел и тявкнул в трубку:

– Алло!

– Ингвар?

– Да.

– Это Петер.

– Кто-кто?

– Петер Салхус.

– А-а. Привет.

Ингвар хотел было встать и отойти от скамейки, но сообразил, что Уоррен не понимает по-норвежски.

– Есть новости? – спросил он.

– Да. Строго между нами, Ингвар. Я могу на тебя положиться?

– Конечно. Так в чем дело?

– Не вдаваясь в детали, могу сказать, что мы… В общем, мы хорошо представляем себе, что происходит в американском посольстве. Если можно так выразиться.

Пауза.

Вы их прослушиваете, подумал Ингвар и схватил полупустую банку колы, но пить не стал. Прослушиваете, черт побери, дружественное посольство на норвежской территории. Что, черт возьми…

– Они думают, что президент жива, Ингвар.

Дыхание слегка участилось. Он кашлянул, попытался сделать непроницаемое лицо. И на всякий случай отвернулся от Уоррена.

– И где же она?

– В том-то и весь фокус, Ингвар. По их мнению, президент заходила на интернет-сайты, которые без спецкодов недоступны. Либо на сайты заходила она сама, либо те, кто выудил из нее эти коды. Если верно последнее, то все равно она определенно жива.

– Но… Я не вполне понимаю…

– Они отследили ее до IP-адреса твоей жены. Но, к счастью, им это неизвестно.

– Инг…

Он осекся. Не хотел называть при Уоррене ее имя.

– Они отследили IP-адрес компьютера, который принадлежит университету. И сейчас ругаются с тамошним руководством, допытываясь, кто именно пользуется машиной. Нам кажется, можно их малость помурыжить, но не особенно долго. Но я подумал… Я, конечно, попрошу Бастесена послать патруль к тебе домой, на всякий случай. Если слухи о самоуправстве ФБР хотя бы отчасти правдивы… И на твоем месте я бы тоже немедля поехал домой.

– Да… конечно… спасибо.

Ингвар закончил разговор, причем у него даже мысли не мелькнуло, что патруль надо бы послать совсем в другое место. Ингер Юханна не дома. Они с Рагнхильд во Фрогнере. Точного адреса он не знает.

Ингвар стремительно встал.

– Мне надо идти, – сказал он и зашагал прочь.

Пластиковая сумка и непочатая банка колы-лайт остались на скамейке. Уоррен недоуменно поглядел на все это и бросился вдогонку.

– Что случилось? – спросил он, настигнув Ингвара.

– Я высажу вас в городе, ладно? Мне надо кое-что выяснить.

Грузно раскачиваясь, он побежал к машине. Едва оба сели, как зазвонил телефон Уоррена. Он отвечал короткими «да» и «нет». Через полторы минуты закончил разговор. На секунду оторвав взгляд от дороги и глянув на американца, Ингвар обомлел. Лицо Уоррена подернулось пепельной бледностью. Он сидел, полуоткрыв рот, глаза запали, грозили провалиться в череп.

– Они думают, что нашли президента, – без всякого выражения сказал он и сунул телефон в нагрудный карман.

Ингвар переключил скорость, вырулил на Фрюшавейен.

– Кое-что говорит за то, что она вместе с Ингер Юханной, – все тем же тоном продолжил Уоррен. – Мы едем к тебе домой?

Черт, с отчаянием подумал Ингвар. Уже выяснили! Неужели нельзя было помурыжить их подольше?!

– Я высажу вас в городе, – сказал он. – А там как знаете.

Держа одну руку на руле, он гнал по Маридалсвейен. Попробовал позвонить Петеру Салхусу. Бесконечные гудки. Потом включился автоответчик.

– Петер, это Ингвар. Немедленно перезвони мне. Немедленно, понимаешь?

Лучше всего, наверно, рвануть по кольцу к Сместаду. Пробираться в этот час по городу займет массу времени. Он свернул на круговую развязку над третьим кольцом и прибавил скорость, направляясь на запад.

– Послушайте, – тихо сказал Уоррен. – Открою вам один секрет.

– Давно пора, – буркнул Ингвар, особо не прислушиваясь.

– У меня контроверзы со своими. Причем серьезные.

– Ну об этом вы можете говорить с кем угодно, только не со мной.

Он поменял ряд, чтобы обогнать грузовик, и едва не налетел на маленький «фиат», который занял не свою полосу. Чертыхнулся, обогнул «фиат» и еще увеличил скорость.

– Если вы сейчас едете к Ингер Юханне, – продолжал Уоррен, – то должны взять меня с собой. Ситуация, мягко говоря, опасная, и я…

– Вы со мной не поедете.

– Ингвар! Ингвар!

Ингвар резко затормозил. Уоррена, не пристегнувшегося ремнем, бросило на приборную доску, но он успел упереться в нее руками. Ингвар остановился прямо на обочине у шлагбаумного пункта возле Государственной больницы.

– Что? – рявкнул он американцу. – Что, черт побери, вам нужно?

– Вы не можете ехать один. Я вас предупреждаю. Ради вас самого.

– Выходите. Выходите из машины. Живо.

– Сейчас? Здесь? Посреди дороги?

– Да.

– Так нельзя, Ингвар. Послушайте…

– Выходите!

– Да послушайте же!

В голосе американца сквозило отчаяние. Ингвар старался овладеть собой. Стиснул руками баранку, потому что готов был пустить в ход кулаки.

– Когда мы сидели в парке, я сказал: касательно женщин я полный идиот. Натворил столько… – Уоррен надолго умолк. Потом заговорил снова, быстро, взахлеб: – Но вы же не ставите под сомнение мои качества как агента ФБР? Или, по-вашему, я очутился в нынешнем моем положении по причине некомпетентности? Думаете, вам вправду лучше одному влезать в ситуацию, о которой вы представления не имеете, вместо того чтобы взять с собой агента с тридцатилетним опытом и вдобавок вооруженного?

Ингвар прикусил губу. Быстро посмотрел на Уоррена, включил первую скорость и вырулил на дорогу. Набрал номер Ингер Юханны. Она не ответила. И автоответчик не включился.

– Черт! – буркнул он сквозь зубы и набрал 1881. – Пропади все пропадом!

– Простите, – сказали на другом конце линии. – Что вы сказали?

– Будьте добры, мне нужен ословский адрес. Ханна Вильхельмсен. Крусес-гате. А номер дома?

Через несколько секунд желчный голос сообщил искомый номер.

Выруливая с кольца на съезд к Сместаду, Ингвар набрал еще один номер. На сей раз дежурной части полиции.

Один он в опасную ситуацию не полезет.

Но в его планы вовсе не входило брать с собой иностранного гражданина, который, как в итоге выяснилось, ему несимпатичен.

Весьма несимпатичен.