Текст книги "Замуж за светлого властелина (СИ)"
Автор книги: Анна Замосковная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
* * *
Цокот копыт разносится по полям, злаки колышутся на тёплом ветру, раскатываются волнами. Солнце выжимает из них сладковатый травяной аромат. Чем дальше отъезжаем от башни светлого властелина, тем больше сомневаюсь в плане Жора. Если подумать, ведь что у меня дома или в магазинах Окты можно найти? Пучки трав и плошки? Чёрные шторы и накидки на мебель, ковры пёстрые? Ничего страшнее свиты насекомо-мышино-жабьей быть не может, а даже свита на властелина не подействовала.
Отсадив Жора на сидение напротив, облокачиваюсь на колени и прячу лицо в ладони.
– Марьяна, что такое?
– Нас ничто не спасёт.
– Не надо отчаиваться!
Вскидываю голову:
– Это не тебя ждёт брачная ночь со статуей каменной! – Прищуриваясь, оглядываю наглую мохнатую морду с прижатыми ушами.
Он округляет глаза и трясёт лапой:
– Я не смогу в тебя превратиться.
Разочарованно цокаю: он прав, не дорос ещё до превращения в людей. Слишком мало колдую, вот фамильяр и не развивается.
Но стоит представить его, выполняющего вместо меня супружеский долг… Откинувшись на спинку, заливисто хохочу: вот это был бы финт ушами!
– Боюсь представить, что ты там себе представляешь, – бубнит Жор и надувается, превращаясь в мохнатый шар с грозно сверкающими глазами. – Я тебе, понимаешь ли, помогаю изо всех сил, спасаю тебя, а ты…
А я смеюсь. Кажется, это нервное.
Кучер оглядывается на меня и недовольно раздувает щёки. Вот этот бы меня выгнал – по глазам вижу. Жаль, светлый властелин покрепче будет.
Впереди темнеет узкая полоса леса и домики ведьминской деревни.
Нельзя мне отчаиваться, нельзя: отчаяние – первый шаг к поражению. Так говорила мама, она никогда не сдавалась, и я не должна.
Правда, мама в конце концов проиграла болезни, но… Светлый властелин не болезнь, должна быть у него какая-то слабость. Я буду в это верить, чтобы не сдаваться.
Коляска мчится дальше. Всё ближе арка невзрачных ворот и восемь домиков. Как же мало нас осталось… Ветер доносит горький запах трав и дыма. Кто-то ворожит, готовит настойки вонючие, но сейчас мне этот аромат слаще мёда.
Кстати, идея: надо самые пахучие зелья наварить, так, чтобы их светлость дома находиться не мог! И ещё разложить по дому пиявок – скажу, что сушу их, заготовки делаю. Что ещё можно такого гадостного сделать?..
Так крепко задумываюсь, что не замечаю, как останавливается коляска.
– Приехали, – с присвистом выдыхает кучер. – Собирай вещички. Всё бери. В лес заезжать за всякой ведьминской гадостью будем?
Доброта кучера не знает границ. Правда, кривится он страшно, сразу понятно – ему всякое ведьминское противно. А раз противно, то он не от своего имени предлагает, а лишь приказ хозяина передаёт.
То есть светлый властелин морально готов ко всему.
Мне срочно нужен совет кого-нибудь более сведущего в отношениях, чем я. Мира и Эльза? Во времена их молодости ведьмам с мужчинами проще было общаться. Ещё Арна и Верна, обе замужем были, должны разбираться в этих двуногих бородоносцах.
Но светлый властелин – в них не разбирается никто. Не к мэру же за консультацией идти. Хотя тоже вариант.
– Ведьма, – окрикивает кучер. Бакенбарды у него рыжеватые, пушистые. – Собирайся давай, нам ещё целый дом сегодня обставить надо, а там два этажа.
Он передёргивается. Я же оглядываю избушки и двухэтажный дом Саиры: в окнах темно, никто не выходит на крыльцо спросить, почему я ещё живая…
Тряхнув гривой волос, соскакиваю с коляски и направляюсь к своему покосившемуся домику. Нельзя отчаиваться, надо обязательно попробовать вонючие зелья. А ещё желательно неотмывающиеся – что б наверняка. Жаль, я знаю только зелье от бородавок и прочих неприятных вещей, а не способы их навести на себя и отпугнуть драгоценного супруга. Измельчали нынче ведьмы, ох измельчали.
Прижимаю ладонь к двери. Старое дерево отдаёт своё тепло. Сердце сжимается: я родилась в этом домике, здесь же сделала первый шаг, здесь выросла, здесь оплакала маму, здесь собиралась умереть сама. Слёзы наворачиваются, замазывают мою руку, дверь, весь мир.
Перенести печку в дом светлого властелина – это мысль. Душа дома в печке обитает, надо её перенести… или потребовать, чтобы дом перенесли к башне. Властелин невыразимо могущественный, пусть перетаскивает, не хочу я с домиком родным прощаться.
Толкнув дверь, вхожу в пропитанный ароматами трав полумрак. Жор проталкивается вперёд, подбегает к подстилке в углу. Вытирая слёзы, шагаю к печи.
Ощущение опасности холодком пробегает по спине, дверь захлопывается, и сильная рука накрывает мой рот.
– Не вздумай кричать, – тихо рычат в ухо, и щеки касаются влажные клыки.
Глава 10. Сияние белого
Клыки? Скашиваю взгляд в сторону, горячее дыхание обжигает глаз. Будто мелкие иголочки пробегают по коже, разливая по ней перламутровое сияние. Оно озаряет морду оборотня, мощное плечо, отражается в глазе.
К запаху трав примешивается вонь палёной шерсти.
Охнув, оборотень отскакивает, трясёт когтистой рукой, скалится. Он в половине оборота, черт лица не различить, только клыки и полыхающие зеленью глаза.
Но меня не оборотень волнует, – что я, оборотней не видела? – а мои руки, грудь, лицо: всю меня покрывает тонкая мерцающая плёнка белой магии. Как?! Я же тёмная!
Оборотень тоже смотрит на это, вытаращив звериные глаза.
– Ты что здесь делаешь? – спрашиваю сердито, пытаясь стереть белое сияние с рук, но его даже пальцами не уцепить. – Зачем пугаешь? А если бы у меня сердце остановилось?
Ответа нет, и я хмурюсь, присматриваюсь к его лбу: если метка лицензии на нём и имеется, то совсем истёртая.
– Беглый? Грабитель? Или лекарства какие нужны? А может, тебя другие ведьмы здесь спрятали? – приходит неожиданная мысль, ведь они могли, не ожидали же моего возвращения сейчас.
– Ты вся сияешь белым, – выплёвывает оборотень. – Ты с ним…
– И это не самое страшное из того, что меня ожидает, – ворчу я, натирая светящиеся руки.
Как властелин это сделал? Что это вообще такое… пальцы натыкаются на белый браслет. Может, в нём дело? Дёргаю его с руки, но он, вдруг уменьшившись, намертво застревает на запястье… Так, похоже, штучка магическая. Привязал меня властелин, как есть привязал, чтобы не сбежала.
– Так ты чего?.. – поднимаю взгляд на оборотня и открываю рот: за спиной у него вместо стены провал водоворота, а там, в его глубине – сосны качают иголками.
Тайная тропа… как? Кто? Оборотни так уметь не должны.
Но прежде, чем успеваю спросить, кто ради него пользуется утерянным знанием, оборотень отступает в воронку. Стены домика выкручивает и растягивает, закрывая прореху в пространстве. Едва она смыкается, раздаётся тихий щелчок, и воздух наполняется запахом грозовой свежести.
Тихо и темно – даже моё белое сияние погасло.
Глазам уже неуютно от того, как они вытаращены.
С печки, из-под одеяла, вылезают, перемигиваясь, болотные огоньки. Возносятся к метёлкам с травами.
– Марьяна… – шепчет из-под лавки Жор. – То, что я видел, это то, что я видел?
– Тайная тропа, – неуверенно произношу я. – Мне кажется, это была самая настоящая тайная тропа.
– Получается, их кто-то ещё может делать?
– Получается… так.
А ведь сообрази я шагнуть на тропу, оказалась бы далеко отсюда. Возможно, так далеко, что и светлый властелин бы не достал. Хотя наверняка его браслетик – мой короткий поводок. Но можно хотя бы помечтать…
Нет, это невероятно, что кто-то до сих пор пользуется тайными тропами!
Дверь распахивается. Перегородивший дневной свет кучер, с присвистом дыша, оглядывает домик, посверкивает сузившимися глазами.
– Что тут у вас проис-сходит, а? – он вновь оглядывает единственную комнатку с печкой.
Уж кому не надо знать о тайных тропах, так это прихвостню светлого властелина.
– Сюрприз дорогому мужу готовлю, – мрачно поясняю я.
Он надувает щёки, поджимает губы. Мрачно глядя на меня, заключает:
– Сюрпризы – это ужасно, то есть, я хотел сказать: хорошо, сюрпризы – это то, что нужно моему хозяину.
Кивнув, закрывает дверь. А я опять смотрю на стену, в которой открывалась тайная тропа в неведомый лес.
Так, мне срочно надо поговорить с кем-нибудь из старших. С Мирой и Эльзой в первую очередь, их я просто увидеть хочу и успокоить.
Распахнув створку, чуть не врезаюсь в кучера.
– Что? – спрашиваю недовольно, он ведь подслушивал.
– Вьить, ничего, – кучер приглаживает пушистые бакенбарды. – Жду приказания вещи выносить.
Проскользнув мимо него, цепляюсь шлейфом за выпирающую доску крыльца. Домик-то разваливается! Оглянувшись на родное жилище, отдираю кружево и бросаюсь в соседний дом к Мире.
Дверь не заперта, внутри… несёт настойкой. И храп такой, что спрятавшиеся под кадушкой болотные огоньки трясутся: видно, как мерцает их пробивающийся между краем кадушки и столом свет, смешиваясь с тусклыми лучами солнца из окон.
– Мира! – ступив на скамейку, заглядываю на печку. Там не только Мира, там и Эльза рядом похрапывает, обнимая громадную бутыль самогона на поганках.
– Ну и вонища, – бубнит Жор и, прикрыв дверь, пробирается к столу с жалкими остатками сала, хлеба и зелени. Недовольно перебирает лапой скорлупки от яиц. Хныкает: – Ни одного не оставили, изуверы.
– За дверью следи, – шепчу я, а сама дёргаю храпящую Миру за рукав. – Мира, Мира, просыпайся, мне спросить надо.
И о том, как мужчин доводить, и о тайных тропах.
Когда же они успели так наклюкаться? Настойка с поганками ядрёное зелье, но ведь они ведьмы, а не абы кто!
– Мира! – в отчаянии дёргаю её за воротник и уже думаю, не взять ли ковш с водой для ускорения побудки, но Мира, почмокав, приоткрывает глаза.
Мутный взгляд останавливается на мне. В полумраке избушки меня, наверное, плохо видно.
– Это я, Марьяна, – поясняю на всякий случай.
Глаза Миры округляются. Пискнув, она отскакивает, припечатывая лицо Эльзы задом, и как голосит:
– Призрак! Спасите!
– А-а! – глухо взвывает Эльза и отмахивается бутылью.
– Ой! – Мира скатывается с неё на ворох подушек и одеял.
– А-а! – взвывает Злюка, выбираясь из кокона. Глаза у неё вытаращены, шерсть слиплась.
– А Ворчунья где? – оглядываю печку. – Куда кошку дели?
Невнятное мычание доносится откуда-то снизу.
Мира протягивает ко мне дрожащую руку, из глаз капают слёзы:
– Марьяна, ты жива? Ирод этот тебя не замучил?
Оглянувшись на дверь – закрыта, на окна – кучера не видно, наклоняюсь к моим перепуганным ведьмам и шёпотом отвечаю:
– Меня беспокоит то, что я его никак до развода замучить не могу. Поможете?
Мира закрывает округлившийся рот ладонью. Эльза с минуту смотрит на меня, потом оглядывает бутыль с настойкой на поганках и приходит к странному выводу:
– Кажется, мы допились.
* * *
Не сразу, но мои старушечки всё же верят, что я не плод их воображения. Пока они умываются и пьют рассол, я вытаскиваю из-под лавки замотанную в кокон Ворчунью.
– Ворчала много, – поясняет её странное положение Мира.
Выпускаю из-под кадки болотные огоньки и прибираю на столе. Жор находит в углу откатившееся яйцо и, спрятавшись за печку, хрустит скорлупой и причмокивает.
Удивительно, но только сейчас, когда прямо под носом оказывается хлеб, мой желудок слабо подёргивается, намекая на необходимость поесть. То ли я привыкла мало кушать, то ли светлый властелин пугает меня до потери аппетита.
Эльза и Мира, умытые, благоухающие настойкой и рассолом, выставляют бутыль на стол к остаткам закуски, облокачиваются на столешницу и внимательно на меня смотрят.
– Ты угощайся, – Эльза выставляет глиняную чашку.
– И рассказывай, – просит Мира.
У обеих как-то подозрительно блестят глаза. Они наклоняются ближе ко мне и шепчут наперебой:
– Ну как?
– У светлых там, как у всех?
– Или что-то особенное?
– Он может это самое?
– Или тебя для каких иных целей?
– Было уже? Понравилось? – это уже в один голос.
– Да кому какое дело? – подаёт голос оставшаяся на печке Злюка.
– Ну как же? – у Эльзы розовеют щёки.
– Не было же случаев, чтобы светлые с кем-то здесь связывались, – Мира наливает в чашку настойки. – И слухи по этому поводу ходили всякие.
– И в любопытстве ничего плохого нет, – капризно уверяет Эльза, придвигая мне чашечку. – Ну, давай, хлебни и рассказывай, чего у светлого там в штанах.
Оглядываю их одухотворённо-ожидающие лица. Они ведь серьёзно спрашивают.
– Милые мои, брачная ночь будет ночью. И мне нужен совет, как сделать так, чтобы её не было. Я готова хоть солнце заколдовать, чтобы оно не уходило за горизонт, только бы… – Вздыхаю.
Эльза тоже вздыхает:
– Значит, и ты не знаешь. Некому наш спор рассудить.
– Какой спор? – берусь за кусочек хлеба.
– Давний, – Мира отпивает настойки, кривится. – Ещё когда они только мир наш завоевали, многие правители и дельцы пытались под них своих дочерей подложить, чтобы поближе к власти оказаться, да светлые властелины всегда отказывались, словно им женщины не интересны.
– Поэтому и начали о них поговаривать всякое.
– А тут ты… и он согласился.
– А ведь наш светлый властелин даже на дочку мэра не позарился, а уж тот её так рядил, так ему подсовывал везде, она даже секретарём у властелина служила. Ты представь: девка в секретарях у мужчины!
– Куда катится мир? – качает головой Мира и снова отпивает настойки.
Эльза отнимает у неё чашку и предлагает мне.
– Значит, он тебя не того?
– Пока, к счастью, нет, но ночью… – Представив, всё же отпиваю настойки. Горло бешено обжигает, в желудке вскипает жар. Но потом приходит вполне приятное тепло и даже расслабленность. – Ночью он придёт. И мне нужно как-то его от себя отвратить. Милые мои, вы можете хоть что-то присоветовать? Ну хоть что-то, вы же такие умные, вы в магии и мужчинах больше моего смыслите, так подскажите, что нужно сделать, чтобы муж тебя не захотел?
Сидящая на окне Злюка поворачивает ко мне мордочку:
– Ну ты и… странная, обычно жёны за совсем другим приходят.
Только отмахиваюсь от ласки: со Злюкой спорить – только время терять, хуже лишь Ворчунья.
С надеждой смотрю на Миру и Эльзу. Хлеб мне в горло уже не лезет, жалобно прошу:
– Ну, пожалуйста, посоветуйте что-нибудь.
Переглянувшись, они замысловато подёргивают бровями, будто ведя беззвучный разговор, и поворачиваются ко мне.
– Нас, конечно, обычно об обратном просят, – Эльза поправляет волосы. – Но как мужчин доводить…
– Есть способы.
– Поговаривают даже, что у ведьм это в крови.
– Только ты уверена, что тебе за это… – Мира наклоняется ко мне. – Что светлый властелин тебя за выходки не прибьёт?
* * *
В ожидании брачной ночи Октавиан проводит время с пользой: проверяет налоговые отчёты своей провинции. Много лет прошло с завоевания Агерума, а грамотно заполнять декларации люди так и не научились. Да и писцы на местах тоже не разобрались в нюансах. Или ленятся перепроверить цифры. Или надеются, что уж в этот-то раз всё не пересчитают. Октавиан никак не может найти истинную причину, по которой каждый квартал цифры в сводных документах не сходятся.
Стол у Октавиана огромный, за ним поместились бы четверо, но на нём не хватает места для всех отчётов, они сложены на трёх тележках. На углу стола возвышается стопка папок с чёрными корешками – декларации тёмных. Их Октавиан всегда проверяет и обсчитывает лично.
Он как раз углубляется в ведомости по второму крупнейшему городу провинции Кшеле, когда над столешницей, на уровне его головы, полукругом возникают семь белых сфер.
Опустив перо, Октавиан проводит свободной рукой по воздуху, разрешая связи окончательно сформироваться.
Сферы увеличиваются в несколько раз. С них на Октавиана смотрят ничего не выражающие лица остальных проконсулов Агерума.
Прайм. Секунд. Тетрий. Кварт. Квинт. Секст. Септим.
Черты их лиц отличаются, но у них одинаковые глаза с чёрными белками и голубыми радужками, одинаково бледная кожа без единого изъяна, одинаковые длинные прямые светлые волосы.
– Что случилось? – спрашивает Октавиан.
– Ты жив, – произносит Прайм.
– Это очевидно. – Октавиан не изменяет положения тела. – Зачем вы со мной связались?
– Проверить… – отвечает Секунд.
– …что с тобой стало… – продолжает Тертий.
– …после заключения брака, – поясняет Кварт.
– Никаких изменений я не заметил, – отзывается Октавиан. – Функционирую в прежнем режиме. Брак никак не повлиял на мою работоспособность.
– Твоё согласие на брак ненормально, – возражает ему Квинт.
– Брак – естественная для многих миров форма взаимодействия мужчин и женщин. – Октавиан по-прежнему не меняет положения тела и выражения лица.
В белом кабинете воцаряется молчание.
Проконсулы смотрят на Октавиана, он – на белую стену за сферами с их лицами.
Тянутся секунды, никто ничего не говорит, на лицах – обычное безразличие.
– Ты касался тьмы, – наконец произносит Секст.
– Мы будем следить за тобой, – предупреждает Септим.
– И уничтожите, если посчитаете угрозой, – заканчивает Октавиан.
Они молча смотрят на него, он – на стену за ними.
Сферы одновременно сжимаются до первоначального размера и исчезают.
Помедлив, Октавиан возвращается к работе. Он не услышал ничего такого, чего не ожидал услышать.
* * *
Всю дорогу до Окты покачиваясь в удобной коляске, обдумываю вопрос Миры о том, не прибьёт ли меня светлый властелин. Когда отвечала «Не должен, я же законов нарушать не собираюсь», я ещё не знала, чего они мне насоветуют, и теперь уверенности в собственной неприкосновенности поубавилось: я за такие выходки точно захотела бы покалечить.
Лучше бы светлый властелин на дочку мэра позарился… хотя… если мэр, не находясь в родстве с властелином, мне травлю устроил, то что бы творил, став родственником повелителя провинции? Чур нас, чур! Я, так подумать, хороший вариант жены светлого властелина, уравновешивающий. Жаль, меня это совсем не устраивает.
Так что ждёт дорогого супруга много сюрпризов. Оглядываюсь: деревню ведьм не видно за сломом дороги. Эльза с Мирой обещали достать нужные ингредиенты у леших и водяных и доставить в город, пока я там закупаюсь прочими необходимыми для боевых действий вещами.
Так что первый удар будет по кошельку супруга.
Кучер тоже оглядывается, посматривает на меня с подозрением. Не понравились ему мои метёлки с травами, плошки и прочий ведьминский инструмент. Качающийся на сидении позади него Жор непривычно задумчив и молчалив.
Потянувшись, поглаживаю его прижатые ушки, спрашиваю:
– Что случилось?
– Да вот представляю, что было бы, если бы Злюка или Ворчунья могли войти в дом светлого…
Нервно смеюсь: хряпнув настоечки, я подумала, что фамильяры Миры и Эльзы могли бы заменить меня на супружеском ложе, но меня злостно разочаровали: ни одному фамильяру, кроме Жора, не удавалось проникнуть в белую башню.
Да и Злюка с Ворчуньей разразились страшными ругательствами и грозились сбежать, если им ещё раз предложат такой ужас. Сбежать они не могут, это всем известно, но ужаса им больше не предлагали.
Проносятся мимо разномастные дома Наружного города и лица изумлённо разглядывающих меня людей. Промелькивают ворота Окты. Цокот копыт эхом разносится между светлых однотипных домов. Я погружаюсь в жуткие оттенки белого. От этой вездесущей белизны не спасают даже цветовые пятна прохожих: горожане для одежды выбирают светлые, дымчатые оттенки. Все ходят чинно. Повозки катятся размеренно, и кони в них светлых оттенков. Всё здесь такое… неживое, будто ненастоящее, как застывшее лицо светлого властелина.
Коляска останавливается возле знакомых дверей, я поднимаю взгляд на вывеску:
«Ллос и сыновья: всё для похорон».
Если светлый властелин после всех выходок всё же меня прибьёт, он, благодаря счетам, будет знать, к кому обращаться для организации похорон, а я у Ллосов стану постоянным клиентом.
Глава 11. Сопротивление тьмы
В похоронной лавке всё по-прежнему: запах воска, полумрак, венки вдоль стен, жёлтые огоньки свечей. Восковое лицо Ллоса парит над стойкой, потому что тело в чёрном сюртуке сливается с чёрными обоями.
– Госпожа, ещё рано выражать вам соболезнования? – спрашивает он почти нормально, лишь с лёгким оттенком похоронной церемонности.
– Ну, почему же, можете пособолезновать. Представляете, приезжаю я в дом супруга, а там всё белое. Совсем всё!
– Хм… – Ллос учащённо моргает. – Наверное, это ожидаемо, если учесть, что ваш многоуважаемый супруг – светлый властелин.
Мне не по себе даже слышать такую формулировку…
Подойдя к стойке, облокачиваюсь на неё:
– Но понимаете ли, я – ведьма. Мне среди чисто белого неуютно. Поэтому я хотела бы приобрести у вас все траурные драпировки.
– Оптовым клиентам у нас предоставляют скидки.
Отмахиваюсь:
– Не надо оскорблять светлого властелина скидками, он слишком велик для таких мелочей. Так же я бы хотела купить все ваши свечи. Без скидок.
– Вы наш любимый клиент, – Ллос улыбается во все зубы, но получается у него немного неловко, привык к скорбеющим покупателям.
Чтобы подбодрить его и дать возможность попробовать развить талант в не траурном шитье, взмахиваю рукой:
– А давайте и все похоронные принадлежности, и венки, и гробы.
Брови Ллоса приподнимаются, сморщивая узкий лоб.
– Простите моё любопытство, а гробы зачем?
Игриво пожимаю плечом:
– Захотелось. Мы, девушки, такие непостоянные, часто внезапно что-то хотим.
– Но гробы… – шепчет Ллос.
– Но я же ведьма.
Он кивает так, словно понимает, но во взгляде непонимание. Ну что тут сделаешь, я сама себя не очень понимаю с этим внезапным желанием закупить гробы, но это же не значит, что они мне никак не пригодятся, я девушка хозяйственная.
Только чего-то не хватает…
Ценного мнения Жора о моём поведении не хватает. Оглядываюсь по сторонам, но его нет. Странно, обычно он везде со мной.
Развернувшись, возвращаюсь к входной двери и осторожно приоткрываю: Жор о чём-то перешёптывается с кучером.
– О чём это вы болтаете? – резко выхожу на крыльцо.
Вздрогнув, Жор валится с сиденья на пол коляски, а кучер разворачивается к крупам белоснежных коней.
Прохожие собрались поглазеть на меня, но делают это издалека. И бледные все какие-то, с глазами вытаращенными. Неужели думают, что я сюда явилась потому, что овдовела?
– Госпожа Марьяна, – зовёт меня Ллос. – Как доставку оформлять будем? Куда?
– До поворота к дому, – отзываюсь через плечо и снова поворачиваюсь к коляске. – Жор, ты чего?
Дрожащими лапками зацепившись за дверцу, он перепрыгивает на сидение и, прижимая ушки, честно-честно отвечает:
– Обсуждали дальнейший маршрут.
Перевожу взгляд на кучера. Бакенбарды у него сильно топорщатся, и в профиль отчётливо видно, что передние зубы сильно выступают над нижними, к тому же длиннее их, идут внахлёст, как у грызуна.
– А у поворота к дому есть место, куда сгрузить? – продолжает допытываться Ллос, – Или слуги будут ждать?
– Сваливайте на обочину, – отзываюсь я, всё ещё с подозрением изучая Жора и кучера.
– А если украдут? – изумляется Ллос.
Медленно разворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом:
– У светлого властелина?
– Оу, – он даже приседает. – У светлого властелина, да, вряд ли украдут, даже если на обочине лежать будет… – Выглянув на улицу поверх моей головы, Ллос подходит ближе и шепчет. – Простите мою возмутительную невежливость, но что там у светлого властелина…
Если он спросит, что у светлого властелина в штанах, я не выдержу.
– …в доме? Как там? И по поводу одежды: он вам… э, предоставил образцы одежды супруги светлого властелина? Что они носят?
* * *
Шелестят на ветру иголки сосен, окутывают лес хвойными ароматами. Шутгар вдыхает свежий, насыщенный воздух во всю глубину огромной грудной клетки. Переход по тайной тропе дался ему тяжело.
Отдышавшись, Шутгар утирает со лба меловую метку – эту жалкую подделку настоящей лицензии. Правильно, что он решил подстраховаться: не так много тёмных свободны от клейма, его отсутствие выдало бы его личность, а так… так ведьма могла и не понять, что он свободный.
Расправив могучие плечи, Шутгар запрокидывает голову. Средь качающихся тёмно-зелёных крон рвано проглядывает голубое небо.
Арна и Верна сказали Шутгару, что у Марьяны есть причины ненавидеть светлых, их режим, мэра Окты, и он представлял зашуганную ведьмочу вроде тех, что обитали в пятой и шестой провинциях, или безропотную, как в первой, второй и третей. Но ведьму, которая быстро поборет испуг, спокойно отнесётся к его клыкам, поведёт себя самоуверенно, которая объята белым светом – такую ведьму он встретить не ожидал.
– Продалась ему, – рычит Шутгар, и внутри вскипает бешенство: смесь ненависти к светлым и инстинктивное нежелание отдавать своих самок врагу. – Убить, убить обоих.
– Кого это ты убивать собираешься? – треском раскатывается по лесу вопрос.
Шутгар отскакивает от ствола, к которому чуть не прижимался, оглядывается.
Со старой сосны на него насмешливо взирают жёлтые глаза. Под ними подёргивается палка-нос. Узнав лешего, настолько древнего и растворившегося в лесе, что светлые на него даже внимания не обращали, Шутгар выдыхает и присаживается на мох.
Во времена свободы Агерума таких старцев принято было испрашивать совета, и, повинуясь старым правилам, Шутгар склоняет лобастую голову:
– Позвольте обратиться к вашей вековой мудрости.
– Позволяю, – посмеивается старый леший несколько польщёно. – Что, последнее время мало крови было на твоих когтях, не терпится вонзить их в горячую плоть и ощутить свою великую силу?
Едва сдержав оскал, Шутгар сжимает отросшие когти в кулаках. Вены вспухают на мощных руках, выдавая напряжение, да и голос становится низким, рокочущим:
– Знаешь ли, почтенный старец, что одна из ведьм спуталась со светлым властелином, стала его женой по светлым законам, и вся покрыта его защитой.
– Завоёванные всегда отдают женщин победителям, – жёлтые глаза лешего ясны и безмятежны. – Разве в твоей стае поступали не так?
Щёки Шутгара раздуваются, он, не выдержав, подскакивает и рыкает:
– Это другое.
Сухой, похожий на стук палок, смех разносится по лесу. С диким криком срываются с веток птицы и устремляются в небо.
– Разве? – леший поигрывает бровями из коры. – Одни завоёвывают, другие проигрывают – так жил Агерум до светлых, так живёт теперь. Кто-нибудь и их когда-то сковырнёт. Жизнь всегда по этому кругу бежит, тут ничего не поделаешь.
– Но она променяла нашу свободу на покровительство светлого, – рычит Шутгар. – Предала дом, свою кровь, предков. И всё из-за мужчины!
– Так дайте ей мужчину, ради которого она предаст светлого, – предлагает леший. – Если её верность только на этом…
– И где я возьму ей другого мужчину? Как он её завоёвывать будет, если она уже чужая жена, в башне светлого, вся под его защитой?
– Ты сам сказал, что жена она по законам светлых, а этот закон для ведьм ничего не значит, их браки духами заключатся, духами подтверждаются, и пока нити их судеб не связаны древним ритуалом, он ей никто.
– Но это не отменяет того, что неоткуда взять мужчину! – Шутгар вскидывает когтистые руки.
Леший наклоняется всем стволом, поближе рассматривает штаны оборотня и смеётся:
– Да ты вроде мужчина. Или нет?
– Мне предлагаешь за светлым подбирать? – волосы на холке Шутгара дыбятся. Гнев снова захлёстывает его, и он отступает, чтобы не нагрубить и не нарушить законы почтения к древним ещё сильнее. – Спасибо за совет, мудрец.
Развернувшись, он быстро шагает прочь от смеющегося лешего:
– Не знал я, что за время моего сна в Агеруме мужчины перевелись, и нет ни одного, кто может завоевать сердце ведьмы и поймать её.
Шутгар гневно фыркает.
Лишь пробежав несколько десятков километров, когда земля старого лешего остаётся настолько далеко, что тот не смог бы докричаться до него, даже если бы захотел, Шутгар вдруг понимает, что предложение не настолько безумно, как показалось вначале.
Да и ведьма, если бы действительно думала связать жизнь со светлым, позаботилась бы провести полный ритуал, чтобы он никогда от неё не ускользнул.
А значит, не всё ещё потеряно. Надо только встретиться с Арной и Верной. У кого как не у ведьм спрашивать, какой мужчина нужен ведьме?
* * *
Если не принимать во внимание печальную причину, вынудившую меня посетить Окту, и повышенное внимание перепуганных горожан, день можно считать славным. Сколько я всего нового узнаю и вижу, просто дух захватывает!
Никогда прежде я не бывала в богатых домах и не знала, какую замечательную мебель эти люди используют. Сколько её видов: диваны, софы, тахты, кресла, пуфики, кровати обычные, кровати под балдахинами, комоды, секретеры. Когда передо мной раскладывают образцы обивок, дух захватывает от их красоты. Мне кажется, из такого надо шить великолепные платья, а этим просто мебель заворачивают.
Увы, заказать всё в чёрном цвете я просто не могу: слишком соблазнительны бирюзовые расцветки, и обивки цвета свежей травы, и насыщенно-алый.
Не меньшее изумление постигает меня в магазинах посуды. Никакой глины – тонкий белый фарфор в кружевах тончайших росписей. Выясняется, что посуды нужно намного, просто намного больше, чем я привыкла использовать.
Заказываю очень много, так, для опустошения кошелька властелина. Может, он посмотрит на счета и решит, что жена – слишком дорогое удовольствие, и отпустит на все четыре стороны…
А вот в аптечную лавку мчусь не из праздного любопытства. За теми инструментами, которые не могла сделать сама, приходилось заглядывать в аптеку Наружного города, и то чаще я просто смотрела. В аптеках Окты столько всего… ступки немыслимых форм, пробирки, реторты, изящный перегонный куб из стекла и металла, баночки под ингредиенты, весы с малюсенькими наполированными гирьками, увеличительные стёкла, сами ингредиенты…
– Беру всё, – выдыхаю восторженно.
Перепуганный аптекарь вылезает из-под прилавка:
– Правда?
– Да-а, – тяну сквозь широченную улыбку.
Я и мечтать не могла о таких сокровищах, о таких… это же… мечта-а-а…
Перегонный куб настолько поражает меня своими изгибами и спиралями, что расстаться с ним не могу и, велев доставлять всё на поворот к белой башне, его забираю с собой в коробке.
– Марьяна, нам его доставят, – мрачно напоминает Жор, утомлённый походами по магазинам.
– Не отдам, – крепче прижимаю коробку. – Кучер… как тебя там, помоги, пожалуйста.
Пыхтя и дыша с присвистом, кучер слезает на мостовую и распахивает передо мной дверцу. Коробку с перегонным кубом не отдаю – мало ли что. Забраться удаётся не сразу, но, наконец, устраиваюсь на сидении. Поглаживая коробку, прижимаюсь к ней щекой:
– А сейчас к воротам на дорогу в деревню ведьм, там нас ждут.
Бросаю взгляд на толпящихся на противоположном тротуаре горожан. Выглядят они по-прежнему слегка пришибленно. Похоже, до сих пор не могут решить, укатала я светлого властелина или нет…
Коляска трогается. Впиваюсь в драгоценную коробку, и эти изумлённые, растерянные лица проносятся мимо, как и десятки других подобных лиц.
По радиальным улицам, несколько раз свернув, мы быстро добираемся до ворот. Мира и Эльза уже ждут на обочине. Их фамильяры сидят на мешках с ингредиентами.
