Текст книги "Замуж за светлого властелина (СИ)"

Автор книги: Анна Замосковная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 28. Выбор Октавиана

Браслет Марьяны позволяет ей хозяйничать в башне, но не в том случае, когда Октавиан что-то запрещает. Сейчас под прямым запретом вход в комнату телепортации – для всех, даже для фамильяра. Октавиан сидит напротив огромного кольца и смотрит в его отверстие на стену. Благо своевременное изменение следящих за его здоровьем заклинаний позволило сохранить покушение в тайне от остальных проконсулов. Пока удалось сохранить.

Октавиан так сидит давно.

Обдумывая. Прислушиваясь к ощущениям. Время от времени запуская следящие заклинания и через сферы наблюдая, как Марьяна мечется по дому, заламывает руки. Как сидит, склонив голову на стол, как её утешает Жор, а затем даже Бука. Именно Бука приносит ей еду на исходе дня, но Марьяна к ней не прикасается. Не притрагивается она к еде и на следующее утро.

Октавиан всё это время тоже не спит. Думает. Взвешивает. Просчитывает варианты.

Он всё же дитя своего мира, и когда оптимальный план вызревает, на лице не отражается ничего. Ни единый мускул лица не вздрагивает, когда Октавиан запускает цепочку магических команд, отозвавшихся в каждой из остальных семи башен Агерума и ушедших в Метрополию с просьбой о немедленном высоком собрании для обсуждения кругов ведьм – этой загадки мира, о которой он получил новые неожиданные данные.

Безразличие не покидает его лица все несколько часов ожидания. Внешне Октавиан не изменяется и когда приходит приказ явиться в Метрополю на внеочередное собрание. Он поднимается, привычно взмахивает рукой, и на кольце телепорта загораются символы. На мгновение там, с той стороны, возникают белые высотки, но символы уже изменяются, и далёкий пейзаж, фигуры семи выходящих в Метрополию проконсулов Агерума покрываются рябью, сменяются видом белой стены.

Октавиан шагает в телепорт. Вокруг будто ничего не меняется. Он резко выходит из комнаты в холл второго этажа – ослепительно белый, такой, каким был его собственный холл до того, как в доме появилась Марьяна.

Башня подчиняется белой магии и открывает ему путь вниз. По ступенькам сбежав к пульсирующему в подземелье свету, Октавиан зажмуривается, чтобы не видеть сердца башни – живого, бьющегося, выращенного седьмым проконсулом с огромным трудом – и вкладывает в удар всю свою светлую магию.

Чёрная, как «белки» глаз Октавиана жижа выплёскивается на него, на опутанные капиллярами стены. Башня содрогается. Весь Агерум вздрагивает, резонируя с дребезгом оборванной нити связи между мирами.

Пошатнувшись, Октавиан прижимается к стене. Он оглушён, всё внутри него дребезжит, разрывается, и несколько мучительных мгновений он верит, что смерть чужой башни его убьёт.

Но время идёт, сердце Октавиана бьётся, спазм отпускает рёбра, позволяя вдохнуть.

Пол идёт рябью, стены оплавляются. Лишённая сердца башня умирает, разлагается на глазах. Не тратя время на оттирание жгучей жижи, Октавиан бросается вверх по проминающимся ступеням. В комнату телепорта он забегает, когда диск начинает крениться. Октавиан успевает запустить процесс переноса и шагнуть в шестую башню до того, как седьмая окончательно разрушится.

Здесь, в шестой башне, где всё такое же белое, как было когда-то в восьмой. Теперь Октавиану торопиться не обязательно, но он опять всё делает в спешке, потому что боится думать, боится смотреть на пульсирующие основы башен перед их уничтожением. И не уничтожить их не может – без хозяев эта сила слишком опасна.

* * *

Вторая ночь, как я не знаю, где Октавиан, что с ним, почему дрожала башня. Не представляю, что он думает сейчас, как относится ко мне. Пытаюсь заставить себя успокоиться, поесть, лечь спать, но голода не ощущаю, не хочу спать, и успокоиться не могу. Точно дикий зверь мечусь по своей комнате, иногда выхожу в холл, спускаюсь во двор. Зову Октавиана. Он не откликается.

В дверь заглядывает Бука, в его глазах зеленоватыми бликами отражается свет.

– Он здесь. В кабинете, – шепчет Бука и прижимает уши.

Жор наваливается на него со спины, спрашивает поверх головы:

– Ты пойдёшь?

Надо. Я просто должна ещё раз объяснить.

Но идти страшно.

Жор надувается, топорщит шерсть:

– Ну, что встала? Иди!

Кивнув, утирая проступившие слёзы, выхожу в холл. Каждый шаг даётся с трудом, небольшое расстояние между моей комнатой и кабинетом Октавиана сейчас кажется таким огромным…

Лишь последние четыре шага я проношусь решительно, распахиваю дверь.

Октавиан сидит в кресле, облокотившись на подлокотник, и смотрит в тёмное окно.

Фамильяры придвигаются к моим ногам, осторожно заглядывают внутрь. Резко шагнув в кабинет, закрываю дверь перед любопытными мордами. В кабинете воцаряется мрак. Морды, лишив себя материальности, заглядывают прямо сквозь створку. Приходится на них цыкнуть и пригрозить кулаком – только тогда они отступают.

Октавиан совершенно не обращает на это внимания. Он будто не слышит, как я подхожу.

– Я не знаю, что делать. – Октавиан не шевелится, и из-за этого кажется, будто его голос мне мерещится. Я застываю перед разделяющим нас столом, и Октавиан повторяет громче: – Я не знаю, что делать: я привык решать организационные вопросы, я почти всё время уделял поддержанию порядка, но сейчас, когда Агерум вышел из-под власти Метрополии, я не знаю, чем себя занять, зачем я вообще нужен.

Мысли толкаются в голове, я сама себя переспрашиваю, правильно ли расслышала.

– Агерум вышел из-под власти Метрополии?

– Да. Я уничтожил основы семи остальных башен, вы свободны, можете возвращаться к привычной жизни.

Мгновения тянуться, а я никак не могу понять:

– Ты… разорвал связь с Метрополией? А как же другие проконсулы?

– На момент разрыва они были там. Вы свободны. Совсем.

– Но… почему ты это сделал? Почему? Ведь я же сделала тебе больно, ты… – растерянно взмахиваю руками. – Почему ты предал своих?

– Потому что даже эта боль лучше, чем не чувствовать ничего.

Помедлив, Октавиан трёт лоб:

– Это лучше, чем проживать день за днём, механически выполняя обязательства, ни о чём не переживая, ничего не желая – однообразно, рутинно, бесконечно в окружающей тебя белизне.

Значит, Октавиана Метрополия тоже отталкивала, он понимал, что я чувствую, он чувствовал то же самое!

– Спасибо, – обогнув стол, я падаю перед ним на колени, прижимаюсь к его ногам. – Спасибо, Октавиан.

Октавиан не касается меня, смотрит в окно, и тогда я поднимаюсь, забираюсь к нему на колени. Обняв, склоняюсь к плечу.

– Октавиан, пожалуйста, прости меня. Я… ты… надеюсь, ты в безопасности? То, что ты сделал, как это скажется на тебе? Ты… ты сможешь защититься, если тебе захотят отомстить?

– Моя башня жива, силы при мне, если ты об этом. Но я не знаю, что с ними делать, мне нечем заниматься.

Дыхание перехватывает. Облизнув губы, я скольжу ладонью по его груди вниз.

– Почему же нечем? Ты можешь любить меня, а я тебя. Пока этого достаточно, а там придумаем тебе – нам! – дело.

Наконец Октавиан отворачивается от окна. Чёрные глаза так близко, дыхание касается моих губ. И я шепчу в них:

– Я переживала за тебя, когда ты пропал. Не из-за того, что ты можешь кого-то наказать, отомстить моим ведьмам, а именно за тебя – что тебе больно, плохо. Октавиан… – Зажмурившись, обнимаю его. – Я не хочу тебя терять. Я… я… люблю тебя…

Обнимаю крепче. Не в круге ведьм, не в момент чувственного наслаждения, а здесь, возле исцеляющего алтаря, боясь его потерять, я поняла, что не представляю жизни без Октавиана, что хочу учить его улыбаться, показать прелести нашей жизни. Не хочу, чтобы его любовь ко мне угасла.

И мы похожи больше, чем кажется: одиночки, чуждые и непонятные собственным мирам: он – чувствующий, хотя не должен чувствовать, и я, не знавшая прежнего Агерума, не тосковавшая по нему так истово, как остальные. Никто не поймёт меня так, как Октавиан, никто не поймёт его так, как я.

Мои плечи дрожат, слёзы льются. Похоже, я сейчас разрыдаюсь.

– Марьяна, я ведь разрушил башни, чтобы ты улыбалась. Я искал способ зажечь в твоих глазах счастье. Я тоже тебя люблю. – Октавиан поглаживает меня по спине, сердце ёкает, наполняется теплом, и рыдания отступают, судорожные всхлипы больше не давят на грудь. Судорожно вдохнув, я улыбаюсь – нервно, на грани слёз, но улыбаюсь.

– Спасибо…

Тёплые пальцы Октавиана скользят по моим губам. Улыбка – это самое малое, чем я могу его отблагодарить.

* * *

– Что происходит? – Саира, натягивая платок на плечи, пытается скрыть дрожь. – Кто-нибудь может объяснить, что происходит?

Она дико оглядывает Арну и Верну, бледных Эльзу и Миру. Вшестером они набились в небольшой домик Верны, фамильяры их следят за хозяевами с тёплой печи, сверкают глазищами.

Арна торжественно сообщает:

– Семь светлых башен… просто исчезли. Растворились. И властелины тоже.

– А наш? – недоверчиво спрашивает Саира и постукивает по белому восьмиграннику на лбу. – Наш ведь никуда не делся? И башня вроде стоит.

– Стоит, – соглашается Арна и переглядывается с Верной.

– И что нам делать, старейшие? – визгливо спрашивает Саира. – Давайте, выполняйте свои обязательства: выясните всё, нам советы дайте. Может, нам пора заглянуть в Окту и напомнить о том, что мы обладаем силой?

– Силой, но не разумом, – ворчливо замечает Верна. – Нашего светлого властелина принял лес ведьм, а то и сам круг, его башня единственная уцелела, и то, что он ещё не показывается, вовсе не значит, что по твоему длинному носу не щёлкнут за нарушение законов Окты.

– Предлагаю ждать, – поддерживает её Арна. – И ещё подумать о том, как организовать проживающих здесь тёмных на случай, если кто-то решит покуситься на нашу территорию.

Саира недовольно закатывает глаза, но спорить не смеет.

– И не надо делать такое лицо! – у Верны гневно раздуваются ноздри. – Ты видела оборотня, что испустил дух возле дома Палши, а помимо него ещё тридцать восемь тёмных были переломаны и разорваны светлым властелином. Большая часть – у леса ведьм, в месте его слабости!

Бледность находит на лицо Саиры.

– Хорошо, – цедит она. – Я поняла. Буду ждать, что решат старейшие.

Последнее она выплёвывает без малейшего почтения и уходит с собрания, а за ней и её помощница Берда.

Впрочем, собрание ничего толкового решить не может, ведь они не знают, что творится в белой башне, а подходить к ней боятся.

* * *

Солнечный луч светит в лицо. Застонав, сдвигаюсь по груди Октавиана и утыкаюсь в пряди его волос. Хорошее начало очередного ленивого дня.

Октавиан гладит меня по голове, перебирает пряди. Опять проснулся раньше меня – привычка, воспитанная службой. Ему надо либо дольше от неё отдохнуть, либо найти себе занятие. Пока наше времяпрепровождение – внимательное изучение друг друга ласками и неспешными разговорами, молчанием, которое тоже может многое сказать. Например, молчание о будущем, о том, что творится в Агеруме после исчезновения проконсулов – оно говорит слишком о многом.

О том, что мы не готовы столкнуться с последствиями своих действий.

Не готовы выйти к людям и об этом узнать.

Жор и Бука, доставляющие еду, говорят, что в Окте неспокойно: весть о разрушении остальных башен добралась до города, и всем до ужаса интересно, жив ли Октавиан, и если да, почему не появляется. Ответ, думаю, многих бы смутил: бездельничает, большую часть времени проводя в постели.

– Я плохо на тебя влияю, – шепчу я, утыкаясь подбородком ему в грудь и рассматривая тонкие, чётко очерченные губы.

– Почему?

– Ты сильнейший маг Агерума, а сейчас, когда мир перестраивается на новый лад, предаёшься любовным наслаждениям вместо того чтобы вмешаться.

– Любовь для меня имеет намного большее значение. Со всем остальным как-нибудь справимся. К тому же у местных жителей хватает ума не соваться на нашу территорию.

Это «нашу» греет сердце, я улыбаюсь. Октавиан скашивает на меня взгляд, привычным жестом касается губ, будто ему нужно дополнительно увериться в реальности моей улыбки.

* * *

В кухню Октавиан и Марьяна спускаются намного позже. Ему нравится радостные жёлто-зелёные стены, пол под морёные доски, деревянная мебель.

– А где обед? – возмущённо вопрошает Марьяна, и из стены доносится неожиданный ответ:

– В Окте.

В груди Октавиана неприятно отзывается ощущение неправильности, незавершённости дела: он слишком долго отвечал за провинцию, чтобы легко отпустить её в свободное плаванье. Она ведь дело многих лет его жизни.

– Бука, прекрати. – Марьяна забавно хмурится, и Октавиан, любуясь ей, заботливо поправляет выбившуюся из-за её уха прядь. – Бука, неси еду!

– Нет, – на этот раз отвечает Жор. – Мы всё съели, за остальным идите в Окту, хватит нас гонять, это жутко неудобно.

Шумно вздохнув, Марьяна смотрит на Октавиана, а он в ответ следит за её лицом, пытаясь разобрать чувства.

– Ты как? – Марьяна касается его ладони. – Согласен прогуляться туда?

– Хоть сейчас. Окта в полной моей власти, мы там будем в безопасности.

Марьяна оглядывает своё платье, поправляет пояс Октавиана, и в её взгляде помимо тревоги появляется любопытство.

– Идём, – решительно заявляет она. – Пора посмотреть, что там в мире.

Октавиан знает, что в мире неспокойно. Скрытые телепорты расположены по всей провинции, и с них он может следить за местностью заклинаниями. Исчезновение проконсулов всех всполошило, и на его земле порядок поддерживается только потому, что башня ещё стоит, держит жителей в страхе. На территории других провинций началось деление и борьба за власть – неизбежное следствие свободы.

– Давно пора, – ворчит Бука. – Мы вам уже который раз это говорим, а вы знай в постели валяетесь.

* * *

Иногда я завидую непоколебимости Октавиана, его внешней безмятежности. Из своей резиденции в Окте он выходит совершенно спокойно, придерживает передо мной дверь, удобнее перехватывает корзинку для еды и подаёт мне руку.

На центральной площади людей немного. Заметив нас, они застывают с открытыми ртами. Провожают взглядами.

Не похоже, что исчезновение Октавиана на несколько дней всерьёз нарушило жизнь Окты. Как так-то? Разве городу и самой провинции управление не нужно?

Наше появление на улице останавливает движение. Горожане разглядывают нас, точно привидений. Мне неловко, а Октавиан спокойно продолжает путь к нашему любимому трактиру.

Внутри с нашим появлением воцаряется жуткая тишина, перебивающая аппетит, несмотря на божественный аромат мяса и специй. Посетители смотрят во все глаза, даже приподнимаются, чтобы проводить наверх взглядами.

Наша кабинка свободна. Октавиан неохотно отпускает мою руку и садится напротив. На улице, под окнами, собирается народ, тихо переговаривается.

Владелец заведения, как всегда, является обслужить нас лично. Дрожащей рукой вручает меню, а когда Октавиан распоряжается наполнить корзину запасами, смотрит так оторопело, что вряд ли что-то из сказанного запоминает. Удивлюсь, если хозяин принесёт именно тот суп, что мы заказали.

Он, кланяясь, отступает из кабинки и, закрыв дверь, убегает вниз.

Октавиан тоже косится на окно. Там собирается всё больше людей.

– Как думаешь, зачем они здесь? – нервно тереблю прядь. – Только на тебя посмотреть?

– И узнать, что случилось. Не каждый день правители всего мира бесследно исчезают.

– Ты не исчез.

– Марьяна, до нашего прихода землями управляли маги и ведьмы, а тёмные ясно показали, что я им как правитель не нужен, я не собираюсь подставлять тебя под удар, поэтому можно сказать, что я тоже исчез. – Он накрывает мою руку ладонью. – Если потребуется, мы сможем перенести башню или настроить телепорт в другое место, оставаться в Окте не обязательно.

Не скажу, что не мечтала посмотреть мир, но… здесь мой дом.

Люди внизу пытаются рассмотреть нас сквозь стекло, переговариваются, и по их поведению не скажешь, что они пришли нас изгнать. Возможно, мы сможем остаться, а сокровищ Октавиана хватит на всю жизнь.

Шум внизу нарастает – размеренный рокот. В нём вроде по-прежнему нет ничего угрожающего, но кусок в горло не лезет. Поковырявшись в тушёных овощах (а мы суп заказывали), снова берусь за морс. Октавиана скопление людей явно не беспокоит.

– Не бойся, Окта – место моей силы, если потребуется, я их всех передвину, создам для нас новую улицу. Вреда нам не причинят.

Мне всё равно слегка не по себе. Октавиан откладывает вилку:

– Домой?

Киваю. Он поднимается и протягивает руку, другой заранее вытаскивая из-за пояса пару серебряных монет старой чеканки.

К счастью, в коридоре никого нет, и лестница тоже свободна. Хозяин с нашей корзиной нервно переминается у стойки. Остальные посетители так и сидят молча.

Положив монеты на стойку, Октавиан забирает корзину:

– Благодарю. – Он открывает дверь, но меня вперёд не пропускает, выходит сам.

Вмиг притихшие жители отступают, без понуканий освобождают нам путь к центру – коридор в толпе – и тут же смыкаются стеной за нашими спинами. По коже бегают мурашки. Не привыкла я к такому вниманию. Октавиан берёт меня за руку и переплетает пальцы. От этого сразу спокойнее.

В гробовом молчании мы проходим мимо горожан. Многих из них я знаю в лицо, но если раньше они меня почти не замечали, сейчас смотрят во все глаза.

Нас пропускают до здания с телепортом, но там на крыльце стоит группа, которая явно не собирается так просто уходить с дороги: ведьмы. Все мои ведьмы – без традиционных шляп, в цветных платьях. Я отвожу от них взгляд. Рядом с ними, судя по посохам, маги из других районов провинции. Водяной, промокающий лицо влажной тряпкой. Пара оборотней. Леший, склонившийся, чтобы не задевать ветками навес над крыльцом. Ни у одного из них на лбу больше нет белого символа лицензии. Фамильяры сидят на плечах хозяев. А Жор с Букой почему-то тоже здесь – устроились на руках Миры, словно так и надо. Помимо тёмных на крыльце стоят немного встрёпанные мужчины в мантиях с гильдейскими нашивками, секретарь Октавиана, мужчина с белым ключом на шее – похоже, новый мэр.

Мы останавливаемся в десяти шагах от них. Они молчат. Я тоже молчу. Октавиан, как всегда, непроницаем.

Толпа, как я понимаю, делегатов, почему-то выталкивает вперёд несчастного блеклого секретаря. Видимо, как человека, больше всех общавшегося с Октавианом.

– П-проконсул, – выдавливает тот. – Мы тут вот это…

Секретарь умолкает. Тяжело переводит дыхание и продолжает:

– Кхм, провинция… э-э-э. Кхм. Стражникам платится исправно, порядок в городах провинции поддерживается. Налоги… налоговые документы ожидают завершения проверки. Единственное, на границе появились вооружённые отряды из седьмой и шестой провинций. И ещё к нам оттуда несколько сотен семей просятся на постоянное проживание. Мы тут… хотели спросить… когда вы… вернётесь к делам? И сможете ли вы защитить нас от чужих военных?

Военные? От которых надо защищать? Что происходит? На сердце так нехорошо, хотя понимаю, что места проконсулов кто-то должен занять, но вооружённые отряды на нашей границе?

– Мне казалось, – Октавиан само спокойствие, – обитателям Агерума власть представителей моего мира не желанна.

– Ну, у вас же хорошо получалось, – нервно напоминает секретарь. – И вы же можете защитить нас от завоевания?

Его оттесняет дородный седовласый глава гильдии ремесленников:

– Прошлая королевская династия магов прервана, новой подходящей по силе на нашей земле нет, а вы всё знаете, нас знаете, у вас налажено всё, и гильдии такой порядок устраивает. Правда, мы хотели бы послаблений налоговых и собственных проверяющих поставить, но в остальном, особенно если вы по-прежнему можете армии одним взмахом руки сметать, мы за то, чтобы вы поддерживали порядок. И судили преступников.

Это представители обычных людей, неужели и тёмные, неужели и мои ведьмы, Арна и Верна, явились попросить Октавиана вернуться к управлению провинцией? Да не может быть!

На ведьм оглядываются представители гильдий. Покашливающий секретарь тоже косится на них.

– В городе всё в порядке, – пискляво от волнения отчитывается мэр. – Все прежние распоряжения выполняем, на подпись несколько приказов ждут. То есть приказы… то есть… Мы светлым законам и предписаниям следуем, кроме того, что касается тёмных. – Он тревожно поглядывает на меня и дёргает висящий на шее ключ от города.

Октавиан тоже смотрит на ведьм и остальных тёмных, и им от его бесчувственного взгляда явно не по себе. Старейшая Верна передёргивает плечами, потревожив сидящего на левом фамильяра-ворона, выступает вперёд:

– Светлый или тёмный, вы маг. Мы согласны, – на миг она всё же запинается, – принять власть того, кого принял круг ведьм. Если вы разделите эту власть со своей тёмной супругой, как и положено делить её между королём и королевой. И, конечно, при вас должен быть совет, чтобы мы могли совместно принимать решения, касающиеся одарённых силой, как это было в прежние времена.

С каждым её словом моё изумление всё больше и больше, и просто нет слов.

– Мы подумаем, – отвечает Октавиан и тянет меня вперёд. – Решение сообщим завтра, а сейчас дайте нам пройти.

Делегация расступается, открывая нам путь к дверям в здание. Поднявшись к ним, оглядываюсь на ведьм. Мира – единственная, поддержавшая мою привязанность к Октавиану – ободряюще улыбается, шепчет беззвучно: «Поздравляю».

Бука и Жор спрыгивают с её рук и гордо следуют за нами. Едва дверь закрывается, тишина за ней взрывается рокотом голосов.

– И правильно, что сразу не согласились, – заключает Жор, – пусть помучаются в неизвестности.

– Это вы их надоумили? – спрашиваю строго.

Жор надувается:

– Мы лишь объяснили ведьмам, что Октавиан им не враг и принят кругом. Он же тоже маг, ну подумаешь, магия чуть-чуть другая, сути это не меняет. У него даже фамильяр есть!

– Я важное доказательство, – с присвистом соглашается Бука и выпячивает грудь.

Только Октавиан молчит.

Уже дома, вынимая из корзины копчения, осторожно начинаю:

– Интересно, почему тебе предлагают и дальше править.

– А так проще, – вставляет Жор и утаскивает из-под руки ломоть сыра.

– Отдай, паразит! – тянусь за сыром, но Жор пробегает мимо Октавиана и скрывается в коридоре, а Бука просто следует за ним сквозь стену. – Кажется, твой фамильяр тоже стал больше есть.

– Он прав, – Октавиан, помедлив, садится за стол. – Провинции будет легче пережить перемены, если я встану во главе и избавлю их от необходимости заводить армию, разбираться с последствиями борьбы за власть. Они знают, что примерно от меня ждать, и это их успокаивает. Даже тёмным так проще, потому что сильных среди них мало, они справедливо опасаются, что не выдержат борьбы со множеством людей или соперниками из своих. Остались ведь самые осторожные, они понимают, что лучше поделиться властью, чем вскоре умереть, обладая всей её полнотой.

– Так послушать – получается, проконсулов надо было оставить?

– Они попытались бы убить меня за нарушение закона. И не уверен, что они смогли бы управлять провинциями без цели превратить Агерум в подобие Метрополии.

Оставив копчёности, подхожу к Октавиану и сажусь на корточки. Облокотившись на его колени, снизу вверх заглядываю в лицо:

– А что ты думаешь по поводу этого предложения? Хочешь снова управлять провинцией?

– Мне… наверное, нравится управлять. Я себя без этого, если откровенно, не мыслью. Но…

– Но?

– Я не знаю, как к этому отнесёшься ты.

– Если тебе будет хорошо, то и мне хорошо, – улыбаюсь, и он опять касается моих губ.

– И ещё один момент: они пытаются сделать из нас короля и королеву, как в былые времена, а это значит, нам придётся носить короны и ещё множество бестолковых регалий. Почему-то им так легче принимать власть.

– У нас, если что, есть старые короны, – высовывается из стены Бука: ну конечно, если Октавиану короны не нравятся, он от них должен быть в восторге. – Несколько комплектов. Принести для примерки?