Текст книги "После развода. Бывшая любимая жена (СИ)"
Автор книги: Анна Томченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Глава 57
Адам
Домой стартанул на всех скоростях, припарковался напротив подъезда, не стал даже заезжать на парковку, потому что знал, что меня разорвёт, если я сейчас быстро не утрясу все свои дела.
Залетел в подъезд и уставился на консьержку.
После развода я переехал в одну из квартир, которые были до этого в аренде, пришлось резко выселить квартирантов, но было плевать, сделал косметический ремонт, пока сам шарахался по гостиницам. И поэтому не понимал, каким образом эта Галина умудрилась наенотить новый адрес, хотя ни для кого не было секретом, что основное место обиталища было в нашей с Устиньей большой квартире.
Здесь у меня была небольшая студия в стиле лофт. Такая, чисто прийти, переночевать. Да, собственно, я и ничего дома особо и не делал. Реально приходил только переночевать, но тем не менее Галина сидела в зоне ожидания подъезда и что-то скроллила по сети.
Консьержка бросила недовольный взгляд на такую визитёршу, и я понятливо кивнул. Дошёл до рыжей гадины, подхватил её за руку.
– Ты какого черта здесь?
– Ну, ты не звонишь, никак не появляешься, а дело-то, дело-то не терпит отлагательств.
Я скривился, оскалился.
– Сиди здесь, жди.
Быстро поднялся в квартиру, залетел. В гардеробе был вмонтирован сейф. Вытащил оружие. С непроницаемой миной спустился обратно в подъезд и, проходя мимо зоны ожидания, схватил Галину за локоть и потащил.
– Адам Фёдорович, все в порядке? – вылезла как черт, из табакерки, консьержка. Я только кивнул.
– Не обращайте внимания. Девочка ошиблась адресом.
Выйдя из подъезда, я дотащил Галину до машины и, открыв багажник, кивнул.
– Лезь, – произнёс я жёстко и непререкаемо.
– Ты че, с ума сошёл? – Фыркнула Галя, складывая руки на груди.
– Лезь, я сказал.
Ещё чего не хватало возить её в салоне, перетопчется! В конце концов она понимала, что суётся не к золотому мажору или что, для того, чтобы вычислить всю мою подноготную и биографию, мозгов не хватило?
Хватило, поэтому понимала, куда лезла, и все равно лезла.
Ну так надо, значит, удовлетворить её запросы.
– Я не поеду.
– А меня уже не волнует, – произнёс я и одним рывком толкнул Галину в машину, благо дело был внедорожник, благо дело в багажнике можно спокойно ездить, даже сидя, но здесь вот был важен сам факт, что это было жёстко и унизительно.
– Пусти, пусти.
Я перехватил её за щеки, сжал и хрипло произнёс:
– А ты на что надеялась, когда лезла ко мне, что я с тобой здесь реверансы буду развешивать? Детка, я таких шмар, как ты в своей молодости не так опускал.
– Да ты офигел, – выдохнула Галя затравленно, понимая, что в принципе оказалась в ловушке.
– Нет, это ты офигела соваться ко мне, не понимая, что взрослые дядьки не размениваются на соплежуйство, – я толкнул её от себя и захлопнул дверь багажника, прошёл, сел за руль и услышал визги, крики, вой какой-то, но мне было наплевать.
Вот серьёзно сейчас это была уже та стадия, когда сыт по горло. Допекла до невозможности, и мне оставалось только то, что-либо сейчас пристрелю к чёртовой матери и прикопаю, либо ментам сдам. В конце концов, у любого поступка всегда есть две стороны. Так вот, и у моего буйного прошлого тоже было две стороны.
С одной стороны, вроде как рейдерские захваты, а с другой стороны сотрудничество с органами.
Смешно.
Правда, только тогда не смешно было. Тогда все казалось реальностью. Это сейчас бизнесмены хорошие, в дорогих костюмах сидят в госдуме, законы принимают, а раньше немножко по-другому профилю работали.
Я выехал на проспект, свернул с него на развязку к загородной трассе и погромче включил музло. Потому что Галя верещала и орала, кому-то звонила. Потом я услышал звонок в полицию.
Да вообще было плевать, пусть отслеживают.
Мне уже как бы было безразлично. Серьёзно, если Галя считала, что она со своей мнимой беременностью сможет как-то пошатнуть мой мир, то она глубоко ошибалась.
У меня ребёнок недоношенный в кувезе лежит в перинатальном центре, мать после операции и, твою мать, жена с угрозой выкидыша, а младший сын вообще с разрушенной семьёй.
Мне что, есть за что бояться, я и так в дерьме.
У меня нет ничего, за что я сейчас мог трястись.
У меня и так все было потеряно, все.
Я свернул с трассы на поворот к небольшому заброшенному заводику, хорошее место, жалко его выцепить у города не получалось. Все ходили, ныли о том, что здесь земли принадлежат определённому статусу.
Ну ничего, ничего. Получу я и эти земли когда-нибудь.
Я затормозил. Обошёл машину, открыл багажник, Галя выскочила на меня дикой кошкой, пыталась вцепиться в лицо, но мне было плевать, оттолкнул её от себя так, что она жопой влетела. То ли в муравейник, то ли ещё в какую-то кучу.
Вытащил из-за ремня пистолет.
– Ты чего? Ты чего, – заверещала Галя, елозя жопой по траве.
– А ничего, я тебе сказал, что ты от меня в залёте быть не можешь. Значит, не можешь. А вот за то, что ты к моей жене сунулась, а вот за то, что ты это все обнародовала, мне кажется, будет нормальным, что я тебя пристрелю, как шавку бешеную, дикую.
– Ты ополоумел, ты сам со мной спал.
– А тебе какая разница, с кем я спал? Ты когда лезла ко мне ты что, не знала о том, что я могу так поступить?
– Ты больной! – Галя попыталась взвиться на ноги, но тонкие босоножки не позволили ей сделать это грациозно и сноровисто, она взмахнула руками, оступаясь, и вновь шлёпнулась на жопу.
А я наступал.
– Ну так что, поедем с тобой в больничку устанавливать кто батя твоего приблудыша или как? – произнёс я, не сводя с неё пистолета. А потом психанул, снял с предохранителя и пальнул в воздух.
Визга было…
– Больной урод, пусти, пусти!
– Так я тебя не держу, чей ребёнок?
– Отвали, какая теперь разница, чей?
Галя от меня удирала, а я просто шел медленно, следом, шел и задавал вопросы.
– Никаких анализов делать не буду. И ничего вообще. И на аборт ляжешь.
– И на аборт лягу, чтоб только с таким психом, как ты, никогда не сталкиваться.
– Молодец, девочка, молодец.
Я ещё раз пальнул в воздух. Запахло жжёным металлом, неприятно.
Вздохнул, вытащил мобильник.
– Алло, полиция? Тут девчонка на трассе бегает, по-моему, обдолбанная, запишите адресок, а то сейчас в лес убежит. Не знаю, может, закладки искала, – произнёс я в трубку, у Гали от шока расширились глаза. Она аж затормозила.
– Ты не посмеешь!
– Да, да, да. Заводская, пятнадцать. Да, да, как раз-таки поворот к заводу. Да, все верно, но она такая, знаете, рыжая. Костюм, шорты и рубашка. Персикового цвета. И глаза на пол лица ну, видно, что обдолбанная. Давайте поторопитесь.
– Ты! Козёл, – налетела на меня Галя в момент, когда я положил трубку, а я перехватил её за запястье, дёрнул на себя.
– Козёл, мудак, бандит, и ты должна была знать, к кому ты лезешь, и скажи спасибо, что я тебя сюда вывез, а не кинул браткам, чтоб пустили по кругу. Надеюсь, ты поняла, что мне твой шантаж до одного места? А ещё раз сунешься, я уже с тобой играть не буду, пристрелю просто. Ты же и сама знаешь, что беременна не от меня.
У Гали задрожали губы.
– Ну же говори!
– Я не знаю от кого беременна!
– Правильно, ты не знаешь и не узнаешь, пока не родишь, но ты не родишь, ты сделаешь аборт. Через месяц приеду, потащу в больницу, если приблуда до сих пор в животе, я тебя на той же кушетке и абортирую, поняла?
Я оттолкнул от себя Галю, выдохнул, провёл ладонью по лицу.
– Дура, – произнёс я как-то едко и горько, развернулся и пошёл к машине.
– А я, а меня кто заберёт?
– Сейчас менты приедут, тебя заберут.
Глава 58
Устинья.
Неделю я пролежала в больнице. Если честно, эта неделя была похожа на беспрерывный какой-то сон. Я замечала, что ко мне приезжал Родион с Марусей, что ко мне приезжала мама. Но более чёткого понимания, что происходит вообще в семье, в мире– у меня не было.
Мне казалось, что меня постоянно искусственно держали на седативных, поэтому я часто путала день и ночь. И только потому, как у Адама на виске зарастала рана, мне было понятно, что время идёт.
А он приезжал. Молча смотрел на меня. Взгляд был сосредоточенный, как будто бы он чего-то ждал. Ждал и вероятнее всего боялся. Я не знала, почему он мне ничего не говорит. Точнее были данные о том, что Софа родила, о том, что свекровь в больнице, в реанимации. О том, что Родион в целом в норме. Но, что понятие нормы, для нас всех сейчас было неясно.
И поэтому, когда наконец-таки у меня появился перед глазами врач, который сказал что мы вас будем выписывать, я вздохнула с облегчением. Потому что поняла, что эта непрекращающаяся неделя из сна, анализов и всего прочего, наконец-таки закончилась. Я не знала, что буду делать, когда выйду с больницы. У меня не было никаких представлений о том, что меня ждёт.
И в утро, когда у меня были на руках документы о выписке, приехал Адам. Хмурый. По глазам я могла прочитать, что наверное все плохо. Но про это плохо он мне не говорил.
– Я отвезу тебя домой. – Произнёс он сдержанно и немного напряжённо. – Каждую неделю надо будет сдавать анализы, чтобы контролировать всю беременность.
– Нет. Не надо. – Произнесла я в противовес и переставила сумку с одного места на другое.
– Нет. Надо. Это поздняя беременность. Сюрпризы не нужны. Ты должна прекрасно понимать что риски очень велики.
– Какие риски. То что тонус? Ну так от этого никто не застрахован.
– Да, одна не застрахованная лежит в перинатальном центре. Поэтому не спорь со мной. – И сказал он это так, как будто бы сам пожалел об этих словах. Словно бы до последнего держался, чтобы не произнести их, но все-таки не смог.
В машине было душновато. Погода за окном стояла по-летнему знойная и поэтому я сразу потянулась к кондиционеру.
– Нет. – Перехватил мою руку Адам. – Подожди. Сейчас станет в машине прохладнее. Не надо прибавлять.
– Ты издеваешься?.
– Пять минут. Не надо бить холодным воздухом.
– Ты что делаешь? – Спросила я, сузив глаза и глядя на него в упор.
– Да конечно. Давай мы сейчас простудимся от кондиционера. Подхватим пневмонию. Ещё что-нибудь.
– Можно узнать, с каких это пор ты стал таким офигенно включённым бывшим мужем?
– Я им не переставал быть. Просто до последнего думал, что ситуация разыгрывается не так.
– Ещё скажи жалеешь?
Адам стиснул челюсти. Завёл машину, вырулил с парковки и молча поехал вдоль проспекта.
Когда я уже отчаялась получить ответ, он бросил на меня короткий взгляд.
– Я не жалею. Я боюсь.
И в этом его, «боюсь», было столько боли, столько горя, что я растерянно перевела взгляд за окно.
Он боится!
А когда отправлял меня на аборт, не боялся?
– Ты же… – начала я и Адам перебил.
– Я… Я думал, что все будет плохо. Я изучал, что делать в случае того, что если малыш родится слабым.
– Малыш родится не таким.
– Поэтому на момент, когда уже было известно про беременность, у меня была офигенная база знаний, что происходит, когда есть какие-то генетические нарушения.
– У нас нет генетических нарушений.
– Да, теперь я точно уверен, что нет. Но от этого ты не перестаёшь быть моей женой, которая после стольких лет брака забеременела. Поэтому не спорь со мной.
Я поджала губы.
– И вообще, – произнесла я, чтобы хоть что-то сказать, – у нас раздел имущества будет!
– Будет. Только я сам встречусь и поговорю с Градовым, а то ты больно хорошо устроилась: “ давайте мы разделим имущество”. Тебе оно не нужно. Ты знать не знаешь, как управлять фирмами. Ты с клиниками ничего не можешь сделать, но лезешь в имущество.
– Мои дети… – Начала я.
– Да, конечно, твои дети. Вот поэтому тебе нужен раздел имущества. Один соплями умывается, сидит в роддоме неделю. Другой… непонятно, что ещё будет. Я даже знаю, как ты себе это представляла– поделить имущество и отдать сыновьям. Только сыновья не выдержат. Ты знаешь такую вещь, что тяжёлые времена рождают сильных людей. Сильные люди рождают хорошие времена, а хорошие времена рождают слабых людей. Так вот. В отношении наших с тобой взрослых оленей– хорошее время родило слабых людей. Пока один из них не включит голову и не начнёт работать ей по назначению, а не только в неё еду вкладывать, можешь забыть про раздел имущества. И не потому, что мне для тебя что-то жалко, а потому, что я знаю твою логику.
Я хватанула губами воздух. Отповедь была злой и может быть, даже где-то неправильной, но что-то противное все равно ёкнуло внутри.
Он знал меня.
Он прекрасно понимал, что будет раздел имущества– мне перейдёт какая-то часть и я разделю её между Назаром и Родионом, просто из-за того, что они в этом деле разбираются, у них есть больше возможностей. Но я как-то не расценивала всю эту ситуацию так, что сыновьям нельзя доверять. Так я и подумать не могла до дня рождения, что что-то не так с сыновьями. А Адам вот думал. И выходит, что я необоснованно строила планы.
Тяжело заревела машина. Остановилась возле подъезда.
Адам первый вышел из тачки и обойдя её, открыл мне дверь и протянул руку.
– Идём. И прекрати эти разговоры про раздел имущества. Я сам поговорю с Градовым и мы с ним выберем оптимальный вариант того, как это все сделать. Но я все равно буду настаивать до последнего на том, что нам ничего этого не нужно. Я не хочу. Я хочу быть с семьёй. Я оступился один раз и я понимаю, что это удар для тебя. Но если бы я знал о том, что у нас с тобой не все хорошо, я бы решал эту проблему. А на тот момент у меня были другие проблемы и я пытался решить их.
Я шмыгнула носом.
– Я не буду с тобой. – Произнесла, выходя из машины.
– Но ребёнка ты моего родишь. Поэтому как бы нам не хотелось, точнее тебе, разойтись, как в море корабли– у нас с тобой этого не получится. Я все равно буду присутствовать в твоей жизни. Не как муж, как бывший супруг, как отец детей, как человек, на которого можно положиться. Если бы у меня было побольше запаса романтического дерьма, вероятно я бы нашёл слова, но сейчас у меня одни выводы. Семье плохо. Я единственный кто может это исправить. Поэтому прости, но ты от меня не отвяжешься. Потому что семью можно оставить, когда все хорошо и то это вынужденная мера, но когда семье плохо– я не имею права сделать вид, будто бы ничего не происходит. Ты же прекрасно помнишь– и в горе, и в радости. В радости мы с тобой жили. В горе – я тебя не брошу.
Глава 59
Устинья.
Когда Адам открыл дверь, я услышала топот маленьких ножек. Маруся вылетела ко мне в одной футболке без штанов и счастливо взмахнула ручками.
– Ты приехала. Приехала. – Причём на букве “р” у неё проявлялась жуткая картавость.
Я улыбнувшись, присела на корточки.
– Приехала. – Обняла внучку и перевела взгляд на Адама.
Он вздохнул.
– Родион с Машей пока у тебя.
– Что-то серьёзное?
– Нет. Не серьёзное.
Маруся убежала топоча босыми ножками в сторону спален.
– Папа, папа.
– Просто я подумал, что тебе необходима компания, а Родиону необходимо хоть немного любви. Поэтому предложил пока к тебе переехать. Если ты против, я заберу его с Марусей.
– Я не против. – Мягко заметила и встала с корточек.
Адам перехватил меня за локоть, помогая подняться. Я вырвала у него зло руку из захвата, намекая на то, что я беременная, а не больная. Адам вздохнул.
– О, мам, привет. – Родион выскочил из-за угла растрёпанный, в домашних шортах, но без футболки.
Как я поняла, они с Марусей делили вещи напополам: одной достался верх, другому низ.
– Привет родной. – Я шагнула вперёд, обняла сына. Чмокнула его в щеку. – Ты как?
– У меня тут все под контролем. Я даже обед приготовил.
Я мягко улыбнулась.
– Спасибо.
– Ну что встали? Давайте, идёмте. Проходите, проходите. – Родион засуетился. Занервничал, пропуская нас вперёд. Перехватил сумку с моими вещами у Адама. Кивнул, намекая на то, что он обо всем позаботится, а Адам застыл в прихожей, как не в своей тарелке.
– Пап, ну ты чего стоишь? Проходи. – Подтолкнул его Родион, понимая, что сама я не предложу.
Через полтора часа Адам все-таки уехал, оставив нас втроём. Я позвонила матери, спросила как свекровь. Свекровь была без изменений, все также лежала в реанимации.
– А почему они никаких прогнозов не дают?
– Уся, девочка моя. – Вздохнула тяжело мама. – Какие могут быть сейчас прогнозы? В нашем возрасте остаётся только молиться, да наблюдать. Все оперативные действия были произведены. Остаётся смотреть только, как она выкарабкается.
– А как отец?
– Плохо. – Мама вздохнула. – Я конечно к нему отправляю нашего папу. Они с ним видятся, но плохо. Я Адаму сказала, что посмотрел бы за этим за всем, потому что не ровен час и с отцом вдруг что приключится.
Я покачала головой.
Жизнь, размеренная даже после развода– сейчас просто разлетелась в щепки. Я не представляла, за что схватиться, за что взяться и как себя вести.
Ближе к вечеру, когда Родион уложил Марусю, он зашёл ко мне. Помялся, переступая с ноги на ногу.
– Все дерьмово, да? – Вроде бы и спросил, вроде бы сам ответил.
Я пожала плечами. Родион прошёл, присел на мою кровать. Обнял меня за плечи.
– Я рад, что у тебя все обошлось, а не как с Софийкой. Я не представляю, что сейчас будет. Да, дерьмово все, мам. Понятно, что мы с Назаром разосраться успели.
– А как это все произошло?
– Да, Дашка до свадьбы с ним замутила на девичнике. Он знать не знал её. Ну и знаешь тоже, как-то все неправильно, остро. Может быть на самом деле прав отец.
– В каком плане? – Я посмотрела пристально на сына.
– Да, он мне один раз, когда мы немного повздорили, крикнул, что брак у меня от отчаяния, а не из любви. Ну, намекнул на то, что типа Дашка была в залёте, когда поженились. Но сейчас я понимаю, что да, так оно и было. Там же по срокам трудно просчитать. Особенно мне. Может быть, если бы этот вопрос висел в воздухе– сразу было бы понятно, что она беременная выходила замуж. И вот отец мне такое ляпнул, а сейчас я сижу, размышляю. По факту я же вот испытываю только раздражение, злость, негодование, а нет вот какой-то печали, грусти от того, что я развожусь.
– А как развод? Как Маша?
– Маша со мной останется в любом случае.
– А как ты? Как ты вообще думаешь, что суд с тобой оставит ребёнка?
– Ну, она нигде не работает. У неё ничего нет. Мне как бы с одной стороны вроде бы и не жалко, чтобы она виделась с дочерью, а с другой стороны– после такого и зачем такая мать Машке? Чему она научит? Нет уж, спасибо. Я как-нибудь сам с этим справлюсь. Как-нибудь сам постараюсь выкрутиться. Я ещё не говорил даже с юристами, как правильно оформлять все это дело, чтобы дочь со мной осталась, но надеюсь, разберусь по ходу пьесы.
Я положила голову на плечо сыну.
– Ты главное сама не переживай. А то знаешь, как-то слишком много всякого невезения вокруг нас сейчас.
– Ага. – Тихо произнесла я и подумала, что свекровь бы в этот момент сказала, что сглазили и обязательно бы заставила всех умываться святой водой. Наверное чисто на интуитивном каком-то уровне утром я зачем-то полезла в дальний ящик, в кухонном гарнитур, вытащить две полуторалитровых бутылки реально со святой водой. Мама и свекровь, каждое Крещение ездили, набирали воду.
Сама умылась утром. Попросила Родиона с Машкой умыться. А потом поняла, что сиди, не сиди, а надо думать, надо действовать.
Собравшись, я вызвала такси и назвала адрес перинатального центра. Софии сейчас тяжелее, чем мне. Ей нужна поддержка.
Медленно идя по коридорам, я увидела Назара: помятого, осунувшегося, с синяками под глазами. Покачала головой.
– Здравствуй. – Я подошла, обняла сына. Уткнулась ему носом в плечо.
– Привет. – Назар провёл ладонью мне по волосам. – Ты вот дома бы лучше сидела. Не нервничала бы.
– Я с Софией поговорить. Хоть совсем немного. Хоть совсем чуть-чуть.
Глава 60
Устинья.
Софа прижималась щекой к прозрачному стеклу детской палаты. Заходить нельзя было. Кувез открывать нельзя было. Можно было только смотреть издалека.
Губы потрескавшиеся, воспалённые глаза – красные, нервные, дрожащие пальцы то и дело дотрагивались гладкой стеклянной поверхности, а потом рука обессилено падала.
– Почему со мной? – Спросила София не глядя на меня. – Почему со мной? Я же ничего плохого не сделала. Я же… Я просто хотела, чтобы Родион знал. Все знали. Почему мой ребёнок?
Я стояла позади неё и держала свои ладони на её плечах. Старалась притянуть к себе. София похудела за эту неделю килограммов на восемь и было непонятно, в чем душа держится.
– Я сообщение увидела. Назар хотел свою фирму открывать, он машину мою продал. – Крупная дрожь прошла по её телу. – Мне рожать со дня на день, а он семейную копилку растормошил. Все в бизнес, все в бизнес. И непонятно, что с этим бизнесом будет. Я ничего не тратила, хотела, чтобы у Назара обязательно все получилось. Я поэтому и лежала постоянно на сохранении, потому что государственная больница так определяла, в частной может быть по-другому было бы. Я перестала наблюдаться в той клинике, где до этого была. Перешла в женскую консультацию. А потом сообщение: “дай денег, дай денег”. Я думала, что там все страшно, плохо, что он с ней спит. Он мне начал объяснять, что нет, это было один раз. Это было перед свадьбой Родиона и ничего такого. Я говорю: ну зачем ты тогда так себя ведёшь? Зачем ты потакаешь ей? Он такой-”что мне сейчас скандал в семье устроить? Не собираюсь я разбираться и трясти грязным бельём”. Мою машину продал. А ей деньги переводил. Я в женской консультации наблюдалась, а у неё нянька, уборщица. Я вот стою, ребёнка своего на руки взять не могу, а у неё Маруся. И где в этой жизни справедливость?
– Софа, иди сюда. – Хрипло прошептала я, прижимая невестку к себе.
Она развернулась у меня в руках, ткнулась носом в грудь. Рыдания сотрясали её, а я могла только проводить ладонью ей по волосам и шептать, что все будет хорошо.
– Мне его даже не дали. Мне не дали моего малыша. Там было так страшно. Там врачи кричали. Говорили, что это не роды, а потом забрали его у меня и не пускали. Я даже посмотреть на него не могла. Я пыталась выйти, а они меня ругали, говорили, что ничего я там хорошего не увижу. Вот он лежит мой. Слишком маленький. Я не знаю смогу ли я выйти с ним с больницы.
Кофта тут же стала мокрой от её слез. Я прижимала её к себе, целовала в висок.
– Все будет хорошо. Я обещаю, я обещаю. – Шептала я, стараясь сама прийти в себя.
– Назар говорит, что я не контролирую себя, что я с ума схожу. Мне даже ребёнка не дали на руки. Я уже сколько времени лежу, а я не могу подойти к нему. Мне поцеловать его охота. Ты же видишь какой он маленький? И он не набирает вес. И вообще, выйдем ли мы отсюда вместе?
София согнулась пополам. Я постаралась её перехватить, чтобы она не упала на пол, но в итоге вместе с ней села. Она обняла себя за плечи, стала раскачиваться.
– Я не знаю, что нас ждёт. Может быть, я вообще не смогу взять его на руки. Мне медсестра говорила, что там с лёгкими проблема и вообще все плохо. Настолько плохо, что я не знаю…
Объятия были пропитаны горем. Я чувствовала, как по капле из меня уже вытекала жизнь. София плакала чуть ли не кровавыми слезами, захлёбывалась словами. Я старалась хоть как-то её привести в себя.
Но пока мы сидящие в коридоре, хотели справиться с собственными страхами, медсестра, которая за этим за всем наблюдала, опять вызвала врачей. Пришла санитарка, стала поднимать Софию с пола, а она упиралась, кричала, говорила, что не хочет уходить отсюда, она хочет смотреть на сына. Её никто не слышал. Её вывели из коридора и проводили в палату, куда я заявилась десятью минутами позднее. София лежала под капельницей, безумными глазами рассматривала стену.
– Пусть лучше я умру. Пожалуйста, пожалуйста. Пусть лучше я умру. – Шептала она. – Пусть лучше я умру, чем мой малыш никогда не услышит слова колыбельной… Обернусь я белой кошкой и залезу в колыбель. Я к тебе, мой милый крошка. Я теперь твой менестрель…
Я вытирала дрожащими руками слезы. Хотела хоть что-то сделать, хоть как-то помочь.
И уезжая из перинатального центра, я не назвала адрес своей квартиры. Я назвала другой.
И двигаясь к лифту, я пыталась успокоиться, потому что знала, что он разозлится, когда увидит слезы.
Я постучала в дверь и буквально через пару мгновений Адам открыл её мне.
Мы застыли на пороге: я со слезами на глазах и просьбой, которая витала в воздухе между нами. Он с сосредоточенным лицом, с осознанием, что что-то случилось. Я всхлипнула, шмыгнула носом, тихо произнесла:
– Софа. София.
Адам качнулся ко мне. Горячие руки схватили за плечи. Он прижал меня к своей груди, обнял. Уткнулся носом мне волосы. Я слышала, как оглушающе билось его сердце.
– Я все исправлю, обещаю.
Рыдания сдавили горло. Я от бессилия и боли не знала, что делать.
Поэтому просто обняла его.








