Текст книги "(не) Обручённые (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
Жанры:
Любовное фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Ид-ди… – цедит он сквозь зубы, а потом вдруг резко вскидывает ладонь к виску и вжимает её в голову, откидывая её назад.
– Что ты?..
– Голова болит. Бывает в последнее время. Не обращай внимания. Скоро пройдёт… Иди.
Он отталкивает меня и кажется, отрывается от меня силой.
Уходит в другой конец тюремной камеры и отворачивается спиной. Я вижу по движению плеч, как глубоко и судорожно дышит.
– И приходи снова, когда захочешь. Я буду тебя ждать.
***
Возвращаюсь к себе, будто пьяная. Стаскиваю вымокшее насквозь платье, которое с огромным трудом сползает с разгорячённой кожи. Бросаю алую тряпку в кресло у окна. Наскоро ополаскиваюсь ледяной водой из кувшина – остыть не помогает. Всё моё тело по-прежнему горит. Особенно… те его части, которым так и не досталось ласки.
Кое-как влезаю в ночную сорочку. Ночь в самом разгаре, луна заглядывает в окно, до рассвета ещё очень далеко. Надо поспать. Может, тогда успокоюсь. И пройдёт эта сводящая с ума тяжесть во всём теле.
Я забираюсь под одеяло. Но даже лёжа чувствую, будто комната плывёт по часовой стрелке, и голова кружится немилосердно. Изо всех сил зажмуриваюсь… нужно поспать. Нужно…
…И у меня получается.
Но сон мне снится… очень странный. Как будто все мои самые тёмные, самые тайные желания оживают.
Во сне мне снова снится, будто Бастиан меня целует. Но теперь это без капли нежности, глубокий и голодный поцелуй. И мы больше не произносим ни слова. Я плотно-плотно закрываю глаза и боюсь открывать. Потому что не хочу просыпаться. А сама целую жадно, и тянусь, и прижимаюсь всем телом. И не останавливаю упрямых рук, которые снова тянутся к запретным местам.
Это ведь сон? А во сне не бывает запретов. Сон – последнее прибежище Истины, которую изгоняет и преследует жестокий день, провозвестник Лжи.
А значит – крепче закрыть глаза. И целовать, целовать, целовать до умопомрачения – вздрагивая от того, как мужские голодные пальцы пробираются под сорочку.
Мне снится, что мы лежим на боку, и места совсем мало, и я цепляюсь за его рубашку на груди, и прячу там лицо, и дышу запахом его тела. И замираю, и всей кожей, всем своим существом прислушиваюсь к тому, что его руки делают со мной.
Как закидывают мою левую ногу на мужское бедро, подталкивают ближе. Как дарят первое уверенное прикосновение к последней преграде девичьего скромного белья. Сначала осторожно, кончиками пальцев, сверху вниз, пробуя на прочность моё сопротивление.
А его нет.
Это ведь просто сон.
Во сне я могу позволить себе быть честной.
Длинный выдох мне в волосы. Мой ангел – или демон? – кажется, понял, что я не собираюсь останавливать его. Пусть наутро мне станет стыдно от подобных снов. Но сейчас меня несёт неумолимым течением, и где взять сил, чтобы выбраться на берег? Я не могу. И не хочу.
Ещё одно, длинное и вкрадчивое движение по тонкой ткани. Крепче зажмуриться, крепче… до звёздочек перед глазами. Но не отстраняться, хотя это наслаждение граничит с болью, так его много. А послушно замереть, струнами под пальцами музыканта. В ожидании музыки.
И они, эти пальцы, принимаются извлекать мелодию. Виртуозно… неспешно… но потом всё быстрее и быстрее, когда отдельные ноты сливаются в оглушающее звучание бурного горного потока.
Вибрировать в унисон.
Отзываться встречным движением тела на каждое точное и убийственно-прекрасное движение его пальцев.
Его руки на мне… и во мне… Это сумасшествие. Это самый сладкий яд. Его хочется ещё и ещё.
Я не знала раньше, что мне могут сниться такие сны. Но сегодняшний сон особенный.
Наверное, потому что он у нас – один на двоих.
Жгучее, запретное удовольствие. Мы не должны и не можем – и как же хорошо, что это всё происходит не наяву…
Потому что нам нельзя…
Нельзя…
Нельзя…
Нельзя…
Боже.
***
Когда я возвращаюсь с того света, где моя душа была вырвана из тела и какое-то время мы совершенно точно существовали с ней раздельно… первое, что вижу, это лицо Бастиана.
Последняя догорающая свеча даёт совсем мало света. Но достаточно, чтобы видеть, с какой нежностью он смотрит не меня. Бережно оправляет подол моей ночной сорочки. Перехватывает поудобнее обеими руками за талию и прижимает меня крепче к себе.
Он остался полностью одетым. Наверное, чтобы не сорваться и не взять во сне то, что моё тело так доверчиво предлагало. Но сам утолил все его невысказанные желания.
Я тихо выдохнула. Подняла руку и осторожно коснулась кончиками пальцев его щеки.
Значит, вот он, мой сон. Во плоти. Снова моя магия выкинула шутку и переместила меня сама туда, куда тянулось сердце. Прямиком в постель к моему мужчине.
А он не разбудил.
Вот же… Убить мало.
Чёрные глаза любуются моим лицом. Мои щёки горят, с приоткрытых губ всё ещё срывается неровное дыхание – как отголоски того, что я испытала.
– Ну давай, Мэг! Выноси мне свой смертный приговор. Что, теперь точно уйдёшь насовсем? – спрашивает для проформы, а в чёрных глазах мерцают лукавые огни.
Знает, зараза, что нет.
– Спать хочу, – бормочу с показным недовольством и утыкаюсь ему в грудь лицом. На самом деле мне хочется зацеловать его с головы до ног, вот только ужасно лень. Ни рукой ни ногой не могу пошевелить. Мучившая меня тяжесть в теле сменилась расплавленной негой. Хоть мурлыкай. Устраиваюсь поудобнее в его руках, прижимаюсь всем телом. И пусть только попробует, идиот, снова грабли свои распускать!
Придётся же в таком случае забывать и об оставшихся принципах тоже.
Бастиан целует меня в макушку. С довольным ворчанием прижимает к себе ещё ближе, хотя казалось, что ближе уже невозможно. Накрывает нас двоих одним своим тощим шерстяным одеялом. Знал бы братишка, что под ним придётся страдать моему нежному телу, может, и раскошелился бы на одеялко получше.
Боги, хорошо-то как!
– Смотри, утром снова стражу не проспи, – пыхтит мне в волосы, отплевывая попавший в рот локон. Щекотно. Оказывается, он и таким бывает, мой Бастиан – уютным…
– Сам не проспи! – возражаю по привычке, а сама уже уплываю обратно в глубокий спокойный сон.
И правда! Я не помню, когда за всю свою жизнь спала настолько великолепно – как в этой убогой сырой камере на прохудившемся соломенном матрасе.
Глава 12. Мэг
Тихо-тихо на кошачьих лапах подкрадывается коварный рассвет. Я просыпаюсь незадолго до. Мой внутренний будильник ощущает его через гигантскую толщу холодного камня, что отделяет нас от солнца. Но я знаю, что где-то там уже розовеет краешек неба. Скоро зазвучат тяжёлые шаги вдоль по коридору за тяжёлой чёрной дверью. Потом зазвенят ключи в замке.
Я впервые настолько отчётливо представила, как будет проходить день Бастиана. Как у зверя в зверинце – в клетке на обозрении у скучающего стражника.
А он всё спит, мой Бастиан.
Раньше проснулся бы первый. Его сон всегда был намного более чутким, чем мой. Здесь, в темноте и беспросветности одинаковых дней как будто все его чувства привыкли улавливать мельчайшие нюансы изменений в окружающем пространстве. Ловить такие ноты и шорохи, которые неподвластны нормальному человеческому уху.
А вот сегодня он глубоко и мирно спит.
Свеча догорела ночью. Нас окружает непроницаемая чернильная тьма.
Спокойный звук его дыхания. Мерные колебания грудной клетки, к которой я прижимаюсь щекой. Спала у него на плече. На обнажённой коже моего бедра под ночной сорочкой увесисто и расслабленно покоится мужская ладонь. Но стоит мне шевельнуться – пальцы сжимаются на нежной коже, неосознанно пытаются никуда не пускать. Я замираю, и его пальцы расслабляются снова. Пускай спит.
Мне так хочется верить, что минувшая ночь подарила ему хоть немного покоя.
Что моё доверие вернуло мир его душе, и он наконец-то, пусть на чуть-чуть, поверил, что я – с ним. Теперь и правда навсегда. Знаю точно, полностью в это он не поверит никогда, даже если поклянусь.
Совсем скоро чужие шаги ворвутся в его сон.
Мне пора уже уходить, но я малодушно тяну время.
Кажется преступным оставлять его здесь одного. Сегодня мне это физически больно.
– Бас… – целую нежно, куда дотягиваюсь. Шершавый подбородок. Щёку. Ресницы. Ему щекотно, он недовольно ворчит.
– М-м-м…
– Ну Бас!.. Мне надо тебе кое-что сказать. Это важно. Послушай!
Сонное дыхание останавливается. Длинный выдох. А потом…
Резкий бросок.
Меня всей тяжестью придавливают к койке. Так, что несчастный топчан, не рассчитанный на такие нагрузки, реагирует жалобным скрипом. Мамочки… я чувствую всем телом голодную мужскую страсть. Мы запутались в тонком шерстяном одеяле так, что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
А потом меня в кромешной тьме находят жадные губы. И руки начинают бесцеремонно устанавливать свою власть над каждым дюймом моей кожи, куда только могут дотянуться – хаотично, лихорадочно, как будто он боится потерять даже единственный миг драгоценного времени до того, как я снова уйду.
– Бастиан… я хочу сказать тебе… кое-что на самом деле важное! – почти простонала я, когда удалось наконец-то набрать хоть немного воздуху в грудь. Он не остановился и вряд ли даже слышал, что я говорю. Но мне хотелось это сказать.
– Я наконец-то решилась. Я сегодня пойду к брату и попрошу его.
Замираю, подставляя шею губам… жду очередного поцелуя, до мурашек острого и жгучего… но его не последовало.
Бастиан отстранился.
Исчезло ощущение тяжести на теле.
Кажется, он сел на краю постели. Молчит, ничего не ответчает. Меня вдруг испугала эта тишина.
– Бас… хоть что-нибудь мне скажи?
Но он по-прежнему молчит. Только звук дыхания… оно тяжёлое, рваное, хриплое. Оно меня пугает.
Кое-как выпутавшись из одеяла, сползаю с койки, едва не свалившись, потому что одна щиколотка всё же застряла. Наощупь нахожу стол, больно бьюсь мизинцем о ножку. Где-то здесь… возле свечи… должно быть огниво…
Искра. Искра. Искра.
Зажечь огарок получается далеко не сразу. Наверное, потому, что у меня руки дрожат. Я чувствую, что-то не так. Почему он молчит? Я когда-то уже говорила, что хотела бы просить за него брата. И реакция тогда была совсем другая. Что изменилось?
Слабая вспышка свечного пламени обрисовывает черты его лица. Половина – на свету. Другая половина – в глубокой, непроницаемой тени. Его лицо сковано, неподвижно, будто маска. Но самое страшное, чего я больше всего боялась – этого нет.
Нет чернильной тьмы, заливающей зрачки. Такой, которую я видела уже несколько раз, и теперь не смогу забыть, наверное, никогда.
Выдыхаю медленно.
Всё хорошо. Всё хорошо. Он не одержим.
Осторожно присаживаюсь рядом.
– Снова болит голова?
Он сидит на краю постели, тяжело опустив локти на колени и сцепив пальцы в замок до побелевших костяшек. Поднимает на меня глаза мучительно медленно, почти не шевелясь. И я понимаю – да. Болит. Господи, надо его поскорее вытащить как-то на свежий воздух! Чтобы его болезненно-бледной кожи снова коснулись лучи солнца. Иначе как бы сильно я ни любила, сколько бы ночей ни обнимала, как бы жарко ни целовала, он погибнет здесь рано или поздно.
– Ты. Не должна. Никуда ходить, – через стиснутые зубы цедит Бастиан. И я вздрагиваю.
– Что ты такое говоришь? Почему?..
Он закрывает глаза на мгновение. Сильнее сжимает переплетённые в замок пальцы. Мне кажется, я слышу скрип зубов.
– Потому что… если ты скажешь ему, что была здесь… он запретит тебе приходить. Возможно, переведёт меня ещё куда-нибудь… Метров на десять глубже… или сразу в гроб… чтоб мы никогда больше не увиделись.
Я вскакиваю.
– Мой брат, конечно, не подарок! И я ему никогда не прощу, что он был так жесток с тобой. Но не зверь же он, в конце концов! Надо попытаться! Я уверена, есть шанс, что он прислушается ко мне, если скажу… как сильно я тебя люблю.
Бастиан дёргается, как будто от удара.
Сжимает голову руками.
– Мэг… нет. Если есть хотя бы тысячный шанс того, что нас разлучат… я не променяю ночи здесь, с тобой, даже на девятьсот девяносто девять шансов получить свободу.
Он почти рычит, выталкивая из себя это признание.
Оно бьёт мне прямо в сердце.
Ноги мёрзнут на ледяном каменном полу, и я зябко поджимаю пальцы. Кусаю губы. На глазах уже пелена от слёз, лицо Бастиана расплывается. И мне хочется подобрать хоть какие-то слова, чтобы ответить… но я уже слышу далёкие грузные шаги. Словно поступь палача. Этот звук отсекает нас друг от друга, как части единого тела ударом топора на плахе.
– Иди… Мэг.
– Но твоя голова!..
– Всё… хорошо, малышка. Иди. Я держусь. Пока ещё… держусь.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы заставить себя переместиться из тюремной камеры. Делаю это, только когда в замочной скважине уже начинают звенеть ключи.
Меня трясёт ознобом. Обхватываю руками плечи. Я забыла закрыть окно, и в моей комнате сейчас намного холоднее, чем в подземельях.
Нет. Я не оставлю этого так просто.
Я тебя вытащу. Чего бы мне это ни стоило.
12.2
Осталось решить, как именно.
Мой мозг лихорадочно просчитывал варианты. Ах, как жаль, что моя дурацкая магия устроена таким образом, что переносит лишь меня одну! Насколько всё упростилось бы, будь иначе.
Но имеем, что имеем.
Обезвредить стражников и взломать ту кучу дверей, что понапихана в каменном лабиринте между камерой Бастиана и внешним миром?
Исключено. Я с таким не справлюсь.
Да и потом. Ну сбежим мы с ним. И что дальше – скрываться всю жизнь? Чтобы он продолжал существование всеми гонимого и преследуемого узника? Самого известного преступника королевства? Оглядываться постоянно и никогда-никогда не вздохнуть полной грудью? Не такой свободы для него я хотела!
Остаётся тот вариант, о котором запретил мне даже думать Бастиан. И то, чего он боится, вполне вероятный исход, если так посудить. Дункан у меня хороший. Но если уж во что-то упрётся, бывает совершенно невыносимым ослом. А уж на теме неукоснительного соблюдения королевских приказов у него прямо пунктик. Если он узнает, что я его ослушалась… пожалуй, и правда может запретить нам с Бастианом видеться. Например, поставит ему стражу круглосуточную. Или прикажет перевести Бастиана в место, о котором я даже догадываться не буду. А значит, не смогу туда переместиться. Ведь для «прыжка» мне надо представлять место назначения, или хотя бы направление движения.
Есть ещё одна проблема, которая меня тревожила до сих пор не на шутку. Нападения на меня того странного потустороннего зла в Саутвинге и гибель людей. Я так и не сказала об этом брату.
С одной стороны, теперь нападения прекратились. Значит, опасность позади?
С другой стороны, безответственно утаивать такую важную информацию. Всё-таки Дункан как король должен знать. Обязательно наберусь смелости, и об этом тоже ему расскажу. Позже. Пожалуй, сразу слишком много новостей может окончательно снести ему башню в патологическом желании меня защитить. Ещё, чего доброго, запрёт.
Конечно, физически удержать меня у него не получится, пока со мной моя магия перемещения. Но я слышала, когда-то подобная сила уже проявлялась у одной из наших пра-пра-прабабок. И ревнивый супруг тогда как-то решил эту проблему. А мне очень-преочень не хочется узнавать, каким именно способом.
Итого. В сухом остатке.
Бастиана должны официально помиловать. Но поскольку к Дункану на кривой козе не подъедешь, я обязана подготовить какие-то убойные аргументы, которым он не сможет противостоять.
И такими аргументами могли бы стать…
Я выпрямляюсь.
Минут пять тщательно обдумываю пришедшие в голову мысли. Сердечко немедленно принимается лихорадочно выстукивать странный ритм, но я понимаю, что на верном пути.
Безумно? Да.
Поможет ли нам победить? Вполне вероятно.
Хочу ли я попробовать именно такой вариант? Ох… чёрт возьми, да! Ещё как.
В конце концов – я колдунья, или мимо проходила? Кому ещё, как не мне совершать подобные безумства.
Итак… я кивнула собственным мыслям, и тут же невыносимая тревога, снедавшая меня подспудно уже долгое-долгое время, волшебным образом уступила место внутренней собранности. Если и было волнение, то это была дрожь предвкушения. Я поняла, что всё это время именно этого мне и не хватало. Решимости и действия.
Только теперь осознала в полной мере, что такое душевный покой, когда выбираешь наконец-то правильный путь. Теперь что бы ни случилось – я с этого пути не сверну. И сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вытащить любимого человека из беды.
Я быстро, скупыми движениями вымылась, оделась в одно из своих привычных чёрных платьев, сплела волосы в аккуратную косу, чтоб ничего не отвлекало – и совершила прыжок.
…Минут пять постояла перед портретом Бастиана.
– Здорово, приятель! Нет, ты, конечно, не обижайся – но оригинал определённо лучше!
Портрет смотрел на меня одобрительно. Как будто знал, что я задумала.
В кабинете Короля-без-Короны снова пахнет пылью и сухими розами. Я слишком давно здесь не была. Вдруг понимаю, что скучала по этому месту. Любовно провожу ладонью по широкой столешнице письменного стола. Из огромных окон льёт щедрые лучи южное солнце. Усаживаюсь на массивный стул, обитый зелёным сукном.
Ключ всё это время был в моём мешочке для мелочей. Достаю его, вставляю в крохотную замочную скважину одного из ящиков. Нахожу там нужную бумагу. Осторожно свернув в трубочку, забираю с собой. Чернила и перо у Бастиана есть, я видела.
Осталось дождаться как-то ночи.
Делаю «скачок» на площадь, покупаю спелые персики и виноград. Они пахнут югом и морем, его городом. Ему понравится.
Немного съедаю, когда возвращаюсь во дворец. Остаток складываю аккуратно в бумажный кулёк. Скидываю башмаки, и до самого вечера лежу, глядя в потолок, раскинув руки и ноги, на здоровенной кровати Бастиана.
Потом поворачиваю голову, и отрешённо наблюдаю за тем, как косые солнечные лучи один за другим уползают со стены, на которой висят рисунки кораблей.
Вот и ночь.
Сколько у нас их осталось? Или совсем немного. Или все ночи нашей жизни. Скоро всё решится.
– Пожелай нам удачи! – прошу у портрета, прежде чем переместиться в последний раз за сегодня.
12.3
Бастиан встречает меня за столом – сидит, уронив голову на руки, пальцы запутались в густой шевелюре, которая отросла, и теперь волосы падают на лицо. Это поза отчаяния. Я безошибочно понимаю по теням под глазами и тому, как хмурится, – у него весь день болела голова. Надеюсь, своим появлением сегодня не добавлю поводов.
Перед ним на столешнице, которая кажется такой куцей и скромной для всего того множества книг и бумаг, которые он пытается на ней уместить – особенно после великолепия королевского письменного стола в Саутвинге – портрет…
Мой портрет.
Он смотрит на него, не отводя глаз.
Я делаю шаг вперёд, и Бастиан наконец-то меня замечает. Но не делает попытки встать. Только молчит и смотрит так жадно, что я понимаю без слов. Ему я вживую тоже нравлюсь намного больше портрета.
Делаю шаг, и ещё один… и пустое место в камере ожидаемо быстро заканчивается.
Фрукты аккуратно убираю в сторону. Кладу на стол перед Бастианом ещё один листок.
– Ты узнаёшь, что это?
Я стою над столом, вцепившись пальцами в край столешницы, и смотрю на Бастиана сверху вниз. Сердце бьётся всё быстрее и быстрее, скоро выпрыгнет из груди. Я не знаю, что со мной будет дальше. Но уже сейчас ноги едва держат от волнения. Жаль, единственный стул занят хозяином.
Напряжение между нами начинает натягиваться, как струна, стоит мне вступить во владения моего узника и оказаться в царстве привычной полутьмы. Каждый раз, когда наши взгляды пересекаются, меня как будто бьёт маленькой молнией и начинает потряхивать от нервов.
Бастиан опускает, наконец, глаза, читает вслух… и голос его срывается несколько раз, пока добирается до конца.
«Настоящим рескриптом подтверждаю, что я, Король всего Оуленда, наследный лорд Полуденного крыла, повелитель Саутвинга, Белый меч Юга, Себастиан, первый своего имени, нарекаю невестой девицу Мэган Роверт, младшую сестру сира Дункана Роверта, лорда Нордвинга, повелителя Полуночного крыла, Чёрного меча Севера.
Стороны соглашения о помолвке договорились о том, что до достижения восемнадцатилетнего возраста невеста будет проживать в холде Нордвинг и жених не может заявлять на неё какие-либо права, выказывая означенной девице все причитающиеся её статусу знаки уважения.
Стороны договорились также, что по достижении восемнадцатилетнего возраста невеста вправе отказаться от брака, равно как и жених. В случае, если ни одна из сторон не изъявит желания расторгнуть помолвку, брак подлежит скреплению брачными клятвами и консумации».
Замолкает.
И несколько долгих минут мы остаёмся с ним в полной тишине.
– Откуда… у тебя это?
Я рассказываю тихо:
– Когда я ушла от тебя в тот раз… когда мне было так больно, что сердце рвалось напополам, и казалось, что весь мир рушится вокруг… я совершила один ужасно странный поступок. Отправилась в Саутвинг, на твою родину. И можешь меня теперь отругать, но внаглую вломилась в твой заброшенный дворец и поселилась в твоих покоях. Жила там всё это время. Я даже спала в твоей постели. Правда, сделала уборку. Знаешь, мне ужасно понравились твои картины. Те, что с кораблями.
Он смотрит на меня, широко распахнув глаза. С каждым моим словом вижу, как оживают в нём воспоминания о месте, которое когда-то любил. И какой острой болью они отзываются. Мне хочется отвлечь его от этой боли. Поэтому задаю вопрос, который мучал меня уже давно.
– Почему ты выбрал меня? Из множества имен потенциальных невест, которые выписывал себе в список. Почему ты зачеркнул их все, и оставил только имя Мэган Роверт?
Отвечает не сразу.
Но чёрный взгляд теплеет. И касается моего лица с такой щемящей лаской, что я невольно улыбаюсь в ответ.
– Магия и сила всегда сочетались в роду Роверт с верным сердцем и несгибаемым внутренним стержнем. Я подумал, отличное сочетание для моей будущей королевы. И как в воду глядел. Ошибся только в одном. Понятия не имел, что ты вырастешь ещё и такой красавицей, что от одного взгляда на тебя у меня будет перехватывать дыхание.
Запрещённый приём.
Нельзя же так вот! Я же сейчас разревусь просто, и какая из меня тогда соблазнительница? С красными глазами и сопливым носом. Не умею я красиво плакать. Поэтому наскоро вытираю ресницы, пока не разразился потоп. А потом выискиваю в бардаке на столе Бастиана чернильницу и перо. Проверяю, очинено ли. Обмакиваю. К счастью, на донышке ещё осталась капля незасохших чернил. Мне хватит.
Бастиан следит за моими манипуляциями с недоумением.
То ли ещё будет, дорогой! Ты даже не представляешь, какие у меня на тебя сегодня планы.
Решительно выдёргиваю из-под его пальцев документ и поворачиваю правильной стороной к себе.
– Знаешь, с чего началась моя идея фикс переместиться к тебе в камеру в тот самый первый раз?
– Понятия не имею! – усмехается Бастиан. А глаза настороженные.
– Я просто узнала, что у меня, оказывается, был когда-то жених. Помолвка, объявленная, когда мне было всего восемь. А отменить официально все забыли. Да и документы, как я выяснила, нормально так и не оформили. И я долго ломала голову. Обручённые мы с тобой? Или необрученные?
Вот теперь у меня получается удивить его по-настоящему. Потому что он только теперь, кажется понял, что пришла я к нему сегодня, настроенная очень – очень! – серьёзно. Весь подобрался и следит, не отрываясь, за моими пальцами. И стареньким, взлохмаченным гусиным пером в них.
– Так вот. Я так долго ломала голову над этим вопросом, что чуть не сошла с ума… А теперь наконец-то поняла.
Чёрная капля на белом кончике. Взмах и короткий полёт. К пожелтевшей от времени бумаге.
– Только нам с тобой решать. Ты свой выбор сделал много лет назад. Теперь мой черёд.
И я заполняю вторую, пустую строчку в самом низу документа, прямо под размашистым и шикарно выведенным вензелем с подписью Бастиана. Там, где мой брат так и не оставил официального знака согласия от имени рода Роверт.
Я заполняю эту пустую строку своей подписью. Аккуратной, чёткой, немножко покосившейся в конце от волнения.
Песка чтоб посыпать не нахожу. Поэтому просто беру листок, подношу ближе к губам и осторожно дую. Вроде, всё. Теперь не должно размазаться. Бережно кладу документ на столешницу, рядом со своим портретом.
Наслаждаюсь шоком в чёрных глазах.
Вот так вот. Давай, осмысливай теперь, что только что произошло. Мне позарез надо, чтоб ты не вздумал возмущаться! Особенно моей следующей гениальной идее.
Под его ошарашенным взглядом огибаю стол.
Отбрасываю в сторону перо.
И усаживаюсь к Бастиану прямо на колени.
Обвиваю руками шею. Господи, как же вкусно пахнет мой мужчина…
– А теперь, мой дорогой жених! В качестве помолвочного дара не исполните ли одну просьбу вашей законной невесты?
Шок его усиливается. Слов пока что не находит. Но и не спорит. Уже хорошо.
Руки машинально сжимает на моей талии. Ещё лучше.
– Бас! Я хочу, чтоб ты сделал мне ребёнка. Немедленно. Прямо сейчас.








