Текст книги "Замки роз: нерассказанные истории (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
9.2
9.2
В тот день будто смутное предчувствие выгнало меня из каюты ни свет ни заря. Не удивилась, увидев Рональда снова на том же месте, как будто он всю ночь не спал, и всё так же сосредоточенно смотрел вдаль, о чём-то напряжённо думая. И почему-то мне казалось, что думы его – не только о королях, принцах и их невестах. Его чёрная неподвижная фигура была как что-то единственное надёжное и устойчивое в огромном, неизведанном мире, к которому я приближалась.
Я хотела уйти на цыпочках, не тревожить глубоких дум этого человека, который за считанные дни стал, кажется, моим единственным и лучшим за всю жизнь другом. Но он снова почувствовал моё приближение и кивком указал на место рядом.
Это тоже было для меня внове. Чтобы рядом, как будто этот влиятельный граф, наследник огромного Замка и доверенное лицо самого короля считал меня себе ровней. Такое отношение радовало… и вдохновляло.
И хотя я полночи не спала, ворочалась, переживала – боялась! Я же ужасная трусиха! – в этот момент страх перед будущим отступил, и я решила для себя окончательно, будь что будет. Человек рядом со мной излучал спокойствие каменного изваяния, хотя я чувствовала, что на душе у него неспокойно. Это было заразительно. Я успокоилась тоже.
– Ваша сестра ещё спит? – проговорил граф, не отрывая взгляда от медленно бегущих пенных валов. Небо, затянутое низкими хмурыми тучами, почти не пускало рассветных лучей. Солнце было где-то там, далеко. Я задумалась на миг – это как в жизни, тоже всегда есть надежда, только тучи могут упрямо скрывать её, и тебе кажется, что вокруг одна тьма… вздрогнула, когда поняла, что так глубоко погрузилась в свои мысли, что пропустила вопрос.
– Д-да. Она говорит, что надо беречь цвет лица.
Рональд хмыкнул скептически, но промолчал.
Мне нравилось, что он, кажется, из тех людей, которые не любят много говорить, поэтому позволила себе тоже не быть вежливой и учтивой, а просто помолчать. Вот только против обыкновения, вид медленно перекатывающихся волн до самого края окоёма не помогал душевному равновесию. Где-то там, за горизонтом, на самой границе пульса бездонных вод, к нам подкрадывалась опасность.
Временами на палубу выходили ещё люди – смущаясь, я узнала, что нас, оказывается, сопровождает прорва народу. Мой отец отправил вместе с Сесиль множество своих придворных. Они, видимо, прибыли раньше. И только ради меня графу пришлось делать крюк. А Сесиль, естественно, напросилась, чтоб улучить возможность побыть с ним.
Все такие яркие, разряженные… Хоть они и были с моей родины, я почувствовала себя невыносимо чужой рядом с этими людьми. Некоторые пытались заговорить из учтивости с младшей дочерью герцога де Тремона, но я терялась, смущалась, и в конце концов светская беседа ни с кем так и не сложилась.
К графу тоже пытались приставать с расспросами, но судя по всему, он светские беседы любил ровно в той же степени, что и я. То есть, в отрицательной. И в конце концов, размяв ноги, праздношатающиеся рано или поздно уходили с палубы прочь. Только я продолжала торчать там, сжавшись в неприметный комок, и вместе с графом ждала, ждала чего-то… меня накрывало волной тревоги, которая сгущалась плотным осязаемым туманом, как тучи перед грозой.
И в конце концов, к вечеру граф резко опустил подзорную трубу и коротко выдохнул. Я поняла, что это означает.
Он принял какое-то решение.
– Мадемуазель де Тремон… Николь. Уходите с палубы. И не поднимайтесь больше, пока я не скажу. Не бойтесь и будьте готовы – может слегка покачать. Мы меняем курс.
У меня сердце в пятки опустилось.
Значит, мятежный принц нас догоняет. Я бросила панический взгляд в темнеющий горизонт… хищное пятно чужого корабля теперь было видно и невооружённым глазом.
А граф меж тем не терял времени даром.
Подозвал свистом кого-то из команды, принялся отдавать быстрые и чёткие приказания – и я совершенно теряюсь в этом «птичьем языке» моряков, во всех этих румбах и градусах. По лицам людей вижу, что им всё это нравится не больше, чем мне. Хотя такое чувство, будто они-то прекрасно понимают, куда мы. И это знание им очень сильно не нравится. Штурман, упершись взглядом в раскладную сброшюрованную карту в кожаном переплёте, с которой, мне кажется, не расставался даже во сне, такой истёртой она выглядела, даже пытался спорить, но граф осадил его взглядом, тот осёкся сразу и вытянувшись в струнку, бросился отдавать приказы остальной команде.
– Мы больше не идём в столицу? – решаюсь, наконец, спросить, когда в четкой суете, напоминающей то, как надевают доспехи перед боем и проверяют остроту клинка, намечается, наконец-то, хоть какой-то просвет.
– Нет.
Мрачный блеск чёрных глаз.
К нему подходят с клеткой, в ней пара почтовых голубей. Протягивают перо и чернильницу на походной доске. Рональд наскоро, несколькими размашистыми строчками, пишет записку. Прикрепляет к лапе птицы, и та улетает, нервно трепеща крыльями. Это добавляет градус моего испуга до состояния легкой паники. Я всё ещё робко стою сбоку, слежу за суетой, не решаюсь уйти. Всем не до меня, никто не прогоняет.
– А куда мы в таком случае?
Даже не надеюсь на ответ. Но граф отвечает.
– В Лабиринт погибших кораблей. И буду крайне признателен вам, Николь, если кроме вас в составе наших пассажиров никто об этом не узнает. Не хочу никого пугать раньше времени. Но мы должны оторваться от преследования любой ценой.
– Меня не боитесь напугать? – сорвалось с моего языка раньше, чем сумела удержать бестактную фразу.
– Вы смелая. Намного смелее, чем сами о себе думаете, – смягчился тон графа.
Я смутилась. И всё-таки ушла, как он просил.
Чтобы через несколько часов не выдержать и подняться на палубу снова.
Я поразилась, как сильно изменилось всё вокруг с наступлением вечера.
Сгустившиеся плотные сумерки, небо низко надвинуло шапки облаков на хмурые брови. Туман стелется по воде рваными клубами. Наш корабль медленно, осторожно, будто наощупь проплывает мимо громадных каменных глыб, что громоздятся тут и там – как спины застывших, спящих, погружённых в тёмные воды чудовищ.
Графа Винтерстоуна уже нет на палубе, он отдает приказы у штурвала рулевому.
Паруса спущены, мачты оголены чёрными копьями, протыкающими тяжелые, нависшие над нашими головами небеса. Когда подхожу к фальшборту, вижу далеко внизу, под собой, тонкие спицы вёсел, которыми ощетинился наш корабль с обоих бортов через узкие квадратные окошки-бойницы. Мерные взмахи, слаженное движение команды. В этом тумане мы идём словно наугад, как слепцы. Повинуясь воле одного-единственного человека, который будто знает этот путь.
Что за глупости говорил обо мне Рональд?
Мне сейчас страшно до чёртиков, до холодного пота, который вмиг делает платье на моей спине промокшим насквозь, и его выстужает промозглый морской ветер.
Мне очень страшно, но в такой момент хочется быть вместе со всеми, а не трястись внизу в неизвестности. Запоздало понимаю, как быстро для меня этими «всеми» становятся вовсе не разряженные в пух и прах соотечественники, и даже не сестра, родная кровь.
И наконец, когда облака расползаются и выглядывает полная луна, когда расступаются скалы, выпуская нас из своих цепких, смертельных объятий, моё терпение и стойкость оказываются вознаграждены.
Я делю с ними момент радости и невыносимо жгучего облегчения – момент, в который понимаешь, что самое опасное позади, и теперь перед тобой – только чистое море, и попутный ветер…
И можно снова расправить паруса.
От накатившей радости не могу сдержать широкой улыбки, когда бросаюсь навстречу Рональду, что спускается с капитанского мостика, вытирая испарину со лба. У него даже нет сил сердиться, что вопреки приказу осталась на палубе.
– А, Николь… ещё одна отчаянная и непослушная на мою голову. Ну да ладно, к вам у меня никаких мер воспитательных применить не получится, в отличие от… в общем, справились мы, Николь! Мы все молодцы. Вы тоже. Ребята видели вас на палубе, такую маленькую и храбрую, и старались не ударить в грязь лицом, раз уже даже девушка не боится. От желторотых матросов до старых просоленных морских волков. Вы их всех вдохновили. Честно говоря, то, что мы пробрались, ни разу даже бортом не царапнув и сломав только одно весло, во многом и ваша заслуга.
Слушаю всю эту тираду со смешанным чувством недоверия и неловкости. Прикладываю ледяные ладони к горящим щекам. Вот же… придумывает всё! Решил меня подбодрить, наверное. Видно же, что трясусь от ужаса до сих пор, еле ноги держат.
– Это и был… Лабиринт погибших кораблей?
– О да. Соваться в это место, еще и ночью – чистое самоубийство. И принц Генрих, какой бы сумасшедший он не был, туда за нами не полезет, можно вздохнуть спокойно.
– А вы?...
На моих губах звучит несказанный вопрос, который я, по счастью, вовремя сумела удержать. А вы, граф, выходит, настолько сумасшедший, чтобы рисковать кораблем и соваться в это месиво острых скал, которые словно хищные клыки, только и ждали момента, чтоб сомкнуться и сожрать нас… Меня передёрнуло от одних воспоминаний.
– А я достаточно сумасшедший, да, – в его чёрных глазах заплясали бесята. Он понизил голос и сказал доверительно, чуть склонившись ко мне. – Путь через Лабиринт – родовой секрет Винтерстоунов. Первым этот путь прошел когда-то мой предок, Роланд Победитель Чудовищ. Так что не бойтесь, Николь, я ни за что бы не стал рисковать просто так жизнями, которые были мне вверены – и команды, и пассажиров. Теперь, без сомнения, корабль Генриха потеряет нас из виду и попытается перехватить на прямом маршруте до Фрагонары. У нас есть, думаю, несколько дней форы, прежде чем он догадается, что мы туда совершенно не собираемся.
У меня сердце гулко стукнулось о грудную клетку, а потом словно повисло в безвоздушном пространстве.
Значит, всё-таки – да.
Конечная точка нашего пути будет – Замок ледяной розы. Я предчувствовала.
Значит, уже скоро его увижу.
– Думаю, будем в Замке ледяной розы завтра к обеду, – улыбается Рональд, прочитав мои мысли. – Рекомендую немного поспать. Мы высадимся рано утром, ещё до рассвета.
Спать я, конечно же, не смогла.
Потом была высадка на простой берег безо всякой пристани.
Потом было нытьё Сесиль, которую разбудили слишком рано. Долгие и муторные объяснения, в которые вступал Рональд то с ней, то с кем-то из многочисленной свиты моей сестры.
Потом были сборы и попытки доказать королевской невесте, что брать с собой стотысячный саквояж с платьями – не самая лучшая затея, если она не хочет, чтобы платья пришлось нести ей самой.
Потом была её кислая и возмущённая физиономия всю дорогу по каменистому пляжу, по узким тропинкам в просыпающемся, неприветливом лесу.
Потом – короткая остановка в деревеньке со смешным названием Верхние Жуки, и потрясённые лица крестьян, мимо которых прошествовала ряженая процессия с собственным сюзереном во главе. Как я поняла, это уже были земли Винтерстоунов.
Потом – снова нытьё Сесиль по поводу стоптанных туфель, в подошвах которых обнаружились дыры. Она не привыкла столько ходить. Какое счастье, что я додумалась взять удобную обувь. Мне было неловко утруждать всех ещё и своими жалобами, хотя ужасно хотелось перекусить, поэтому, когда граф спрашивал, всё ли у меня в порядке, неизбежно отвечала, что в полном. Я видела, что он спешит. Я видела тревогу в черных глазах. Я откуда-то знала, что дорога каждая минута.
И я как-то пропустила момент, когда спутанные лесные чащи расступились, и открыли нам главное сокровище Королевства Ледяных Островов. О котором я столько слышала, и всё равно – от вида белых стен, взмывающих ввысь, и великолепной стройной башни, увитой синими розами, у меня словно закончилось дыхание. И слёзы навернулись на глаза.
От Замка плыл аромат доброго волшебства. И детства. И…
Почему-то, пирожков с вишней.
Глава 10
Глава 10
Самое главное и самое странное чувство, которое окутывает мягко, но властно, когда я медленно, всё замедляясь, бреду по дорожкам через сад, засаженный розами – покой. Здесь будто воздух светлее. И небо ярче.
Если б я только знала, какие испытания ждут моё бедное сердечко уже очень, очень скоро!
И что не покой, совсем не покой найдёт оно под сводами Замка ледяной розы.
Навстречу нам из Замка степенно вышел пожилой мужчина с седыми бакенбардами, обнял графа с таким теплом, что я уже решила – это его отец. Старый граф Винтерстоун. Но потом с удивлением поняла, что это местный дворецкий.
Сесиль чопорно поджала губы. Она не терпела фамильярностей со слугами.
Из неё получится настоящая королева – поняла я в этот миг. Величественная, строгая, внушающая трепет. Она может, когда захочет. Придворные короля сделали правильный выбор.
Дворецкий… как его – Торвальд? Тормунд? Я не расслышала с первого раза… с учтивым поклоном принимает у одного из наших сопровождающих чемоданы Сесиль, предлагает следовать за ним.
– В Замке не ждали гостей, но всегда им рады.
Сесиль отвечает едва заметным кивком.
– Спасибо вам за гостеприимство! Надеюсь, мы не слишком стесним… – взглядом умоляю милого старичка не обижаться на сестру. Под седыми кустистыми бровями взгляд оказывается неожиданно хитрый… и мне подмигивают.
– Что вы, юная леди! Никакого стеснения. В Замке ледяной розы каждый находит тот приём, которого достоин.
Рональд уже не с нами, уже поспешил вперёд по каким-то своим делам, рассеянно погладив каменную кладку Замка по пути, будто верного пса. Не успеваю удивиться такому странному поведению, не успеваю даже как-то осмыслить, что дверь входная – высокая, увитая резными каменными розами – открылась перед хозяином, похоже, сама…
Как меня выводит из задумчивости визг Сесиль.
Потому что, едва пропустив вперёд графа, тяжёлая створка тут же захлопнулась, едва не прищемив сестре нос.
Но визжит она не от этого. А от того, что колючие плети, унизанные пышными бутонами, что казались всего лишь узором, неожиданно оживают, отрываются от деревянной поверхности, и тянутся к сестре, застывая перед самым её лицом. Покачиваются, ощетинившись острыми шипами.
Она снова оглушительно визжит, а потом бьёт прямо по бутону сложенным веером, которым обмахивалась всю дорогу.
Ветка испуганно отдёргивается. И… нет, это не обман зрения, мне не кажется! Белый камень стен будто темнеет на несколько долгих мгновений.
Бросаюсь вперёд. Надо срочно исправлять ситуацию!
– Сестрица, не бойтесь! Это, наверное, какие-то хитрые охранные механизмы в Замке! Ты же слышала, про графа говорят, что он большой учёный. Сейчас… нам непременно отопрут.
Отойдя от первого шока, сестра упирает руку в бок и обвиняющим пальцем указывает на дверь.
– Мне всё равно, что здесь за двери такие в этой хибаре! Если они не пускают свою будущую королеву, я прикажу их выломать!
Вернее, получается, что на меня указывает, прямо своим острым пальцем, потому что как-то так получается, что я закрываю собою сворку двери, будто от сестрицыного гнева. Мне почему-то жалко это красивое место. Хорошо, граф не слышит, что она сказала про его дом. Даже мне обидно.
А потом… под лопатками оказывается пустота.
И я проваливаюсь назад, в прохладный полумрак. Спотыкаюсь, но упасть не успеваю. Потому что меня заботливо подхватывают каменные сети переплетённых стеблей, ставят на ноги.
А дверь захлопывается снова.
Я слышу ворчливый голос дворецкого.
– Ну же, хороший мальчик, не веди себя так с нашими дорогими гостями! Тем более, они здесь ненадолго.
Синие витражи в окнах первого этажа насупленно темнеют.
И мне хочется протереть глаза, потому что кажется на мгновение, будто один из них, в стене по правую руку от двери, изображающий красивого бледно-голубого оленя на фоне белых розочек и сизого леса… показывает незваным гостям язык!
– Открывай, говорю! – уже строже приказывает старик.
Я уже совершенно теряюсь в происходящем, но кажется, начинаю улавливать смысл.
И почему Рональд говорил о своём доме и волшебстве в одном и том же разговоре.
– Я… э-э-э… очень рада познакомиться! – говорю куда-то в пустоту, в потолок, чувствуя себя полной дурой, которая разговаривает сама с собой. Но делаю почему-то неуклюжий книксен. – Не могли бы вы впустить мою сестру? Она… просто устала очень, мы издалека идём. Нас… преследовали. И… мы голодные. Очень.
Олень прячет язык. А потом витраж словно перетекает в пространстве, меняет местами детали – совершенно не заметно глазу – и вот уже как будто наизнанку вывернулся. И смотрит теперь прямо на меня.
А потом олень бьёт копытом.
Дверь распахивается призывно.
Гордая тем, что победила, Сесиль вплывает в просторный холл, задрав нос. Где-то под потолком вспыхивает призрачно-голубой свет, рассеивает полумрак.
Следом втаскивает ее чемоданы дворецкий. Как будто случайно роняет их на пол так, что там внутри что-то жалобно звякает. Наверное, многочисленные сестрицыны зеркала, баночки духов и притираний.
– Добро пожаловать, леди! И будьте любезны – в ваших же интересах ничего тут больше руками не трогать, – посмеиваясь в бакенбарды, заявляет сестре дворецкий. А потом добавляет едва слышно, глядя мне прямо в глаза улыбчивым, слишком прямым и смелым для его статуса бледно-голубым взглядом. – Не то можно и без рук остаться.
Пёстро ряженая толпа вваливается в просторный холл вслед за сестрой, все крутят головой, раздаются восторженные возгласы – и я их понимаю, тут есть на что посмотреть. Снежно-белые, будто светящиеся изнутри стены, изящная витая каменная лестница наверх, вазы, в которых источают нежный аромат пышные розы – льдисто-белые с тёмными сердцевинками, голубые, бархатно-синие…
Меня тут же оттесняют к стене.
Машинально опираюсь ладонью, чтоб не упасть… и чувствую тепло. Оно будто до самого сердца проникает. И согревает. Словно обещанием чуда.
Это место нереально.
Такого просто не бывает.
И как раз, когда я почти уже себя уверила, что это обман чувств… мир вокруг меркнет на мгновение.
Меня уносит от шумной толпы куда-то – вдаль и ввысь.
Я прихожу в себя, сидя на узкой, удобной на вид постели. Небольшая светлая комната, в которой, кажется, давно никто не жил. Судя по ветвям деревьев за окном, – второй этаж.
И прежде, чем я успеваю прийти в себя от способа перемещения в свою новую, получается, спальню, мне на колени откуда-то прямо с потолка падает плетёная корзинка.
Осторожно отгибаю край тканой салфетки в крупную сине-белую клетку.
В ноздри проникает умопомрачительный аромат пирожков с вишней, заставляя меня чуть не трястись от ломки, как пьянице рядом с бутылкой.
Обхватываю корзинку обеими руками, как самое драгоценное сокровище. Донышко показывается очень быстро – я и правда сильно голодна. Остановиться просто невозможно, настолько это вкусно! Они ещё тёплые! Тесто мнётся под пальцами, корочка хрустит, присыпанная сахарным кружевом…
Опомнилась, только когда слизывала с пальцев последние капли вишнёвого варенья.
Боже мой. Кажется, я и правда попала в сказку.
А потом как-то очень резко сказываются тревоги минувших дней, меня накрывает невыносимая усталость.
Сытая и счастливая, решаю, что быть приличной гостьей уже поздно, раз я и так уже самым неприличным образом бросила своих соплеменников и сестру, которую вообще-то обязана сопровождать… сбрасываю башмаки, забираюсь с ногами на постель, и засыпаю прямо так. Сворачиваясь калачиком и даже во сне прижимая к себе корзинку.
Сквозь сон ощущаю, что кажется, Замок откуда-то принёс мне ещё и мягкое, как пух, одеяло. Осторожно, чтобы не разбудить, укрыл сверху.
10.2
10.2
Я, наверное, проспала целые сутки – и спала бы и дольше, если бы не жалобные просьбы моего желудка снова его покормить.
Кое-как поднялась с постели, долго сидела и моргала совой-сплюшкой, которую поднять-подняли, а разбудить забыли. Пыталась сообразить, где нахожусь, как сюда попала, и почему спала в обнимку с плетеной корзинкой.
Потом зевнула, протёрла как следует глаза… и обомлела от нежной и торжественной красоты вокруг.
Белые-белые стены. Только это была не холодность мрамора или алебастра. Это словно лепестки белой розы, живые, наполненные светом, идущим как будто изнутри. И по ним – вьющиеся плети каменных роз, с таким искусством изготовленные неведомым зодчим, что выглядели совсем как настоящие.
Я осторожно спустилась с высокой постели, подошла на цыпочках к окну с голубым и синим витражным стеклом. Коснулась стен, чтобы попытаться понять, из какого камня всё-таки сложено подобное великолепие…
И отдёрнула руку.
Он был тёплый.
Ближайший ко мне каменный стебель дёрнулся слегка – и это совершенно точно не было обманом зрения! Бутон раскрылся чуть пышнее, замерев за доли мгновения до того, как распуститься.
Я затаила дыхание и почти не дышала.
Но больше ничего не произошло.
Как будто чудо ждало внутри – но ждало не меня. Этот Замок был как преданный пёс, который хранит верность только для своих хозяев.
Я вздохнула украдкой и улыбнулась – как это, наверное, чудесно, когда у тебя есть такой верный друг…
…какой-то шум с улицы привлёк моё внимание. Красивые витражи не давали достаточно обзора, я поискала защёлку, и мне удалось распахнуть окно.
И хорошо, что это был только второй этаж. Потому что я чуть было не свалилась от неожиданности. Хотя пора бы уже понять, что в таком месте удивляться нельзя ничему и ожидать следует чего угодно.
Например, того, что посреди подъездной аллеи Замка будет гарцевать здоровенный олень! Снежно-белого, чуть голубоватого цвета – с раскидистыми мощными рогами, острыми копытами, и совершенно точно светящейся шерстью.
И тому, что на спине его безо всякого седла будет держаться всадник, я тоже не должна была бы удивляться, как и его персоне. Но удивилась снова.
– Доброе утро, мадемуазель де Тремон! – сдержанно приветствовал меня граф Винтерстоун. – Как вам спалось у нас в гостях?
Было видно, что это простая любезность с его стороны. Хмурая складка меж бровей, нетерпеливо перебирает копытами олень, готовясь тронуться с места… оба, и всадник, и чудесный скакун, торопятся ринуться в путь.
– Вы уже нас покидаете? – спросила я огорчённо.
Рональд кивнул.
– Я собирался дождаться Его величества здесь… он извещён о нашем прибытии и должен явиться со дня на день. Но… простите, у меня есть неотложные дела. Чувствуйте себя как дома, Николь! Если что-то понадобится, спросите у Торнвуда, он поможет.
Серебристая молния пересекает окоём и очень быстро теряется из виду.
Неотложные дела… что у него может быть ещё более неотложного, чем встречать короля, который едет в его собственный замок?
Кажется, я догадывалась, что могла быть только одна причина.
В который раз где-то внутри меня колет осознанием, что я завидую этой девушке. И мне очень стыдно за это чувство. Я не должна его испытывать. И не должна с грустью смотреть, как уносится куда-то за горизонт быстрыми скачками – не моя сказка.
Я прислонилась плечом к оконной раме и задумалась.
Хорошо, окна Сесиль выходят на другую сторону. Я даже не подозревала, что северное Королевство настолько пропитано магией! Почему у нас на Материке об этом никто не знает? Или знают… но молчат? Или… готовятся к чему-то?
Все-таки, уроки Одетт не прошли даром. И чтения старых книг в покоях Всеблагой Девы тоже. Красной нитью по страницам старых летописей – как коварны бывают люди. Особенно, если захотят чего-то, чем обладают другие. Но когда читаешь такие книги, привыкаешь воспринимать эти истории как что-то, что осталось далеко в прошлом, сказку, миф, легенду.
Но ведь люди не меняются.
А история… для живших в ту эпоху людей творилась на их глазах, как нити, из которых ткётся ткань повседневности. Иногда крайне причудливым и пугающим узором.
Что за узор ждёт меня, когда персты слепой Судьбы закончат прясть мою нить? По крайней мере, этот клубок…
Я обхватила себя за плечи.
Какой холодный дует ветер.
Пора закрыть окно.
***
Потянулись дни ожидания.
Первой в Замок ледяной розы явилась неожиданная гостья. Странная юная леди – ужасно красивая утончённая блондинка, но очень тихая и печальная. Она прискакала верхом вскоре после отбытия графа Винтерстоуна, очень огорчилась, что они разминулись, тут же удалилась в гостевые покои и почти оттуда не выходила.
Из сплетен, которых уже успела нахвататься непонятно откуда Сесиль, узнаю, что это бывшая невеста графа Винтерстоуна. Первое время не могу поверить ушам, когда до меня доходит, что у Рональда, оказывается, уже была когда-то невеста. Да еще такая невероятная красавица! Сесиль говорит, поджав губы, что отец леди Эмбер Сильверстоун – сам маршал Королевства Ледяных Островов, чуть ли не второе лицо в государстве! И что ей ужасно интересно, на какую же в таком случае красотку променял её этот ловелас граф. И что это должна быть в таком случае принцесса, не меньше. И что она о нём была лучшего мнения.
Но мне не верится, что там всё так просто. Грустные глаза этой леди… Волнение Рональда, когда говорил о том, что не знает, как сделать предложение руки и сердца любимой девушке… то есть, раньше он, выходит, не делал?!
Ничего не понимаю, но расспросить ни за что в жизни никогда не решусь. Не моё дело лезть в эту запутанную историю. Хотя любопытно – жуть. И мне тоже ужасно хотелось бы узнать, что ж это за девушка такая, что он дал от ворот поворот такой шикарной невесте, как эта леди Эмбер. А ведь она до сих пор по нему грустит…
Вот же… есть, оказывается, такие люди, к которым все тянутся, будто к маяку. Надёжному, тёплому, который согревает и дарит защиту. Мы все это ощущали рядом с графом. Даже моя бесчувственная сестрица. Но повезло только одной. Той самой, о которой он думает постоянно, о кой волнуется, для кого подбирает слова, чтобы просить стать его женой.
А на меня вдруг, как топор на плаху, падает одна очень простая и очень безжалостная мысль.
Никто никогда ко мне так не будет относиться. Никто никогда не будет волноваться, подбирая слова для признания мне.
Это всё для роковых красавиц.
Это всё – для девушек с тонкой талией и чарующим взглядом.
Простые, вроде меня, героинями романов не становятся. Максимум – второстепенными персонажами, фоном, который автор наметит небрежными мазками, чтобы оттенить прелести главной героини.
Вижу себя как будто со стороны. Свой низкий рост, полную неуклюжую фигуру, простое и ничем не примечательное лицо.
Да, я для этого отлично подхожу.
Такой… великолепный контраст.
Но плакать мы из-за этого не будем, дурочка Николь. Второстепенным героиням не положены слёзы. Я должна всего лишь незаметно и безупречно отыграть свою роль – а потом вернуться обратно в Обитель. Туда, где моё место, определённое скупыми строками сценария моей жизни.
Пару появлений в середине второго акта. И никого не будет волновать, что делает за кулисами скучный статист, когда всё самое интересное по-прежнему происходит на сцене.
