Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"

Автор книги: Анна Сейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Слухи распространялись быстро. Совершив над собой невероятное волевое усилие, я все же вернулась на работу, когда период течки закончился, но сбежала оттуда еще до обеда, когда мне передали аж две записки, в которых альфы из высшего звена предлагали мне поехать с ними на выходные в загородный дом и «как следует повеселиться». Я видела это в глазах каждого, кто смотрел на меня – осуждение или жалость. И это в лучшем случае, потому что находились и те, кто считал нормальным сально подмигивать и чуть ли не напрямую изображать руками то, что, по их мнению, произошло в том зале. Не стоило сомневаться, что после того, как эта история и мое фото разошлось по всем местным группам в соцсетях, не было ни шанса, что я смогу отмыть это пятно со своей репутации. Поэтому я решила уехать, выбрав конечным пунктом назначения огромный, густо населенный Восточный Город, в котором никому не было дела до того, кто живет с ними на одной лестничной клетке.

Я попыталась представить себе, как Йон каким-то неведомым образом нашел бы то старое фото и узнал обо всем остальном. Смог бы он простить меня? Смог бы понять, если бы я сказала, что это не было насилием и что до встречи с ним это был мой самый запоминающийся и яркий сексуальный опыт, которого я безмерно стыдилась, но после снов о котором всегда просыпалась совершенно мокрая, а иногда даже от оргазма? В том, что случилось, не было ни грамма чувств или осознанности, только сырая биология, густая и дурманящая. До того, как я встретила Йона, я больше и близко не испытывала подобного захлебывающегося удовольствия от секса. Понадобилось целых шесть альф и полный раздрай в моих половых гормонах, чтобы по интенсивности и яркости моих ощущений сравниться с тем, что я испытывала рядом со своим близнецовым пламенем.

Но было и еще кое-что. Кое-что, что я до сих пор не могла толком осмыслить и осознать для себя. Тот вечер был грязнейшим пятном в моей истории, но он же был самым особенным событием в моей жизни. Полностью потеряв над собой контроль, покорившись своей природе, отдавшись ей с дикой, необузданной страстью, я погрузилась так глубоко в собственную суть омеги, как никогда до и после этого. И я ощущала себя сильной и свободной, я словно бы смеялась над всеми общественными нормами и предписаниями, и, хотя те альфы безраздельно владели моим телом в тот момент, на самом деле это я управляла ими, как древняя языческая богиня, чьи жрецы бьются в экстазе от прикосновения к ее божественной плоти. Это чувство больше не повторялось, поскольку я больше никогда не позволяла себе терять контроль и следовать зову своей истинной природы. И лишь один вопрос без умолку звенел у меня в голове, когда я думала обо всем этом – а возможно ли было повторить его иначе? Не опускаясь так низко, не используя для этого чужие желания, не опираясь ногами на головы жрецов, чтобы подняться к солнцу? Рядом с Йоном мне казалось, что это возможно. И не об этом ли в конце концов толковали старые книги, обещая духовное просветление для душ, соединенных истинной связью?

Как бы я хотела, чтобы у нас было время это выяснить.

На лестнице раздались шаги, и мы с Медвежонком, что по-прежнему крепко обнимал меня, без слов повернули головы в том направлении. Тадли, как и всегда, выглядел совершенно невозмутимым и разве что не насвистывал себе под нос, перебирая ногами по ступеням.

– О, вы здесь, – произнес он, приподняв брови и как будто с некоторой неловкостью окинув взглядом стоящего рядом со мной омегу. Что ж, по крайней мере, у него достает ума понимать, что из-за произошедшего утром стоит испытывать неловкость.

– Как он? – спросила я, постаравшись внутренне настроиться на любые новости.

– Судя по всему, болезнь у нашего пациента прогрессирует куда быстрее, чем обычно, – отозвался доктор, покачав головой. – У меня было не так много практики с подобного рода случаями, но этот – самый скоротечный на моей памяти.

– Он еще вчера вечером был почти в порядке, а ночью… – Я осеклась, ощущая себя так, будто пробираюсь по покрытому скользкой глиной горному склону – каждый неверный шаг так и тащит меня вниз, к краю. Незачем было зря снова провоцировать себя, вспоминая и думая о плохом. – Но лекарство же ему поможет, верно?

– Да, он показал… хорошую восприимчивость к препарату, однако… – Тадли осекся, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Однако что? – нетерпеливо спросила я.

– Послушайте, милочка, я не подписывался быть третьей стороной в этих переговорах! – поднял руки он. – Я бы не стал его слушать, потому что считаю такое поведение безответственным, но с другой стороны, с учетом оставшихся у вас доз лекарства этот вариант был не худшим.

– Я не понимаю, – помотала головой я. – О чем вы говорите?

– Да ну в самом деле, эта драма уже начинает меня утомлять, – нервно отмахнулся тот. – Я врач общей практики, а не психотерапевт. Я очень уважаю мадам Орию и ценю ее… отношение. – Он снова покосился на Медвежонка, и тот мило улыбнулся ему в ответ. – Но избавьте меня от необходимости быть тем, на ком вы, милочка, сорвете свою злость.

– Что вы сделали с ним? – Мой голос зазвенел, переполненный то ли страхом, то ли гневом, но Тадли решительно направился к выходу мимо нас, подняв руки в знак того, что не собирается продолжать этот разговор.

– Только то, что он сам попросил, – все же сообщил он, убедившись, что я не собираюсь хватать его за плечи или иным способом добиваться от него ответа силой. – Вам стоит поговорить с ним, а не со мной.

Поднимаясь к Йону, я ощущала свинцовую тяжесть в ногах и удивительную легкость в голове. Там не осталось мыслей. Вообще никаких. Я устала бороться – с его упрямством, с нашей незавидной судьбой, с собственным отчаянием и желанием опустить руки. Кто в конце концов я была такая? Просто обычная омега, каких еще тысячи и сотни тысячи в нашем мире, которая столкнулась с силами, во много раз превосходящими ее собственные. Я сделала все, что могла. Действительно ли сделала? В какой именно момент можно будет с чистой совестью поверить в это и ни о чем не жалеть?

Подойдя к двери в комнату Никки, я остановилась и прижалась к ней лбом, ощущая, что просто не могу заставить себя переступить порог. Пока я стояла здесь, пока ничего не знала, можно было продолжать верить, что ничего страшного не произошло, что мы все еще оба существуем в том мире, где надежда не была пустым звуком и усердная работа приносила плоды, а не горькое разочарование.

– Хана.

Я услышала его голос так близко, что даже вздрогнула. Словно бы он ждал меня прямо за дверью, и мне было странно думать, что я могла не услышать его шагов. Или что он стоял так с момента, как ушел Тадли.

– Что ты сделал, Йон? – тихо, без всякой агрессии или злости спросила я. Кажется, на них больше не было времени.

– Я сказал, что хочу побыть с тобой в сознании. Я хочу провести хотя бы еще один день живым полноценным альфой, а не пускающим слюни овощем, прикованным к постели. Если конец будет все равно один, зачем откладывать в долгий ящик и растягивать мучения?

Услышал, как он поворачивает ручку двери, я отстранилась, чтобы не упасть прямо на него, а потом медленно вошла в его комнату. Мне на глаза сразу попались пустые ампулы со сломанными носиками – препарата не осталось, кажется, ни в одной из них.

– Что ты… – снова начала было я, но он не дал мне закончить, вдруг порывисто и крепко обняв меня, и я ощутила в его руках и запахе прежнюю силу. Йон променял все наше время на право снова стать собой в последний раз. Должна ли я была удивляться тому, что он поступил именно так? Поэтому, не став договаривать, я спросила о другом: – Сколько у нас времени?

– Сутки. Может быть, чуть меньше, – ответил он, полной грудью вдыхая мой запах и потирая носом о моем плечо.

– А потом?

– Потом все, – коротко произнес Йон. – Я… кое-что задолжал тебе, маленькая омега. И хочу вернуть долг, пока могу.

– Ты задолжал так много, что за сутки никак не уложишься, – пробормотала я, чувствуя, как грудь словно бы сдавило стальными тисками. Дышать стало сложно, но я категорически отказывалась плакать при нем. Ведь если начну, то уже не смогу остановиться.

– Я знаю, – согласился альфа, гладя ладонями мою спину. – Ты так вкусно пахнешь, Хана. Это запах весны и обещания. Запах жизни, в которой нет места холоду и грязи.

– Весна состоит из холода и грязи, по меньшей мере, на треть, – возразила я, тоже наконец-то обнимая его. – Но об этом почему-то никто никогда не помнит.

Мы стояли в полосе бледного зимнего света, льющегося из большого окна, и я вдруг подумала о том, что Йон не доживет до следующей весны. Не увидит цветение яблонь, вишен и слив и то, каким прекрасным этот город бывает, когда окутан зеленью и пронизан солнцем. Это было изматывающе несправедливо.

– Ладно, дай мне кое-что закончить. – Отпустив меня, мой альфа отошел в дальний угол комнаты и, присев там на одно колено, без особых усилий оторвал одну из деревянных досок пола. Из образовавшейся дыры он аккуратно достал небольшой жестяной ящичек, похожий на те, в которых лет двадцать назад продавали цветные карамельки. Сдув с него пыль и кое-как отряхнув от грязи, альфа открыл его, явив моему удивленному взору довольно пухлую пачку наличных, перетянутых резинкой.

– У тебя были деньги? – не поверила своим глазам я. – Все это время?

– Мы с Никки откладывали понемногу, – отозвался тот, отставляя пустой ящичек в сторону и выпрямляясь. – На черный день, как она говорила. Я думал, что, возможно, однажды эти деньги помогут мне отыскать Сэма или подкупить кого-то из его личной охраны. Никки мечтала, что мы на них купим квартиру и будем… жить вместе подальше от этого города, но…

– Но ты бы никуда не уехал, не осуществив свою месть, – быстро поняла я, сложив руки на груди. – Видимо, не я первая, кто пытался соблазнить тебя прелестями тихой семейной жизни.

– Тебе… почти удалось, – улыбнулся Йон, поймав мой взгляд. – Если бы… всего этого не произошло, если бы все сложилось иначе, я… – Он не договорил, словно осознав, что все эти предположения едва ли теперь имеют смысл. Немного помрачнев, он содрал резинку с пачки денег и уточнил: – Сколько Ория потратила на эти лекарства?

– Сорок шесть тысяч, – ответила я, отстраненно наблюдая за тем, как он отсчитывает купюры. – Йон, если у тебя были деньги, мы могли бы купить больше доз. Мы могли бы…

– Я уже сказал тебе, что меня не интересует возможность доживать свой век в виде тупого мешка с кишками, – оборвал меня он. – И уж точно я не собираюсь ставить ни тебя, ни ее в ситуацию, когда вы должны чем-то пожертвовать ради… ради чего, Хана? Эта дорогущая дрянь все равно бы меня не вылечила!

– Ради надежды, – едва слышно произнесла я, не веря, что он сам этого не понимает. – Надежда очень много значит, Йон. Я так хотела… надеяться.

– Это не надежда, маленькая омега, – покачал головой он. – Это мучение, растянутое во времени. Вам было бы спокойнее от мысли, что вы делаете хоть что-то, но на самом деле вы бы просто пытались отсрочить неизбежное. Я умираю, Хана. Просто признай это и давай двигаться дальше.

От его твердого, совершенно непоколебимого взгляда мне хотелось кричать, но я не проронила ни звука. Коротко дернула головой, вроде как кивнув ему в ответ, и обхватила себя за плечи.

– Я просто… хотела побыть с тобой… еще немного, Йон. Прежде чем все это закончится и я… так никогда и не пойму, зачем оно было нужно в моей жизни. – Давление в груди стало невыносимым, и я укусила себя за нижнюю губу, чтобы сдержаться.

– Зверь их всех дери, Хана… – выдохнул он и так крепко стиснул зубы, что на щеках вздулись желваки. – Идем. Пойдем со мной.

Оставив отсчитанную сумму денег на вновь принявшем вертикальное положение столике и сунув изрядно похудевшую пачку себе в задний карман джинсов, альфа взял меня за локоть и потянул за собой. Я покорно последовала за ним, даже не сразу поняв, что он ведет меня не к двери, а к окну.

– Погоди, что… – Я встрепенулась, когда мне в лицо ударил холодный кусачий ветер, несущий в себе рой колких снежинок.

– Если пойдем по лестнице, обязательно наткнемся на кого-нибудь, а мне в целом хватило одного сеанса оправданий, – невозмутимо отозвался альфа. – К тому же нам не впервой. Вот, надевай. У вас почти один размер.

Он протянул мне осенние ботинки и пальто нежно-голубого цвета, которые, судя по всему, раньше принадлежали Никки. Видимо, молодая женщина не смогла все забрать с собой и взяла только самое необходимое.

– А ты? – спросила я, покорно влезая в вещи с чужого плеча и отмечая, что, на мой вкус, они даже почти не пахли своей предыдущей владелицей, словно были совсем новые или почти не ношенные.

– Думаю, воспаление легких уже не успеет меня прикончить, – расплылся в своей фирменной мальчишеской улыбке тот, но, увидев, как у меня снова задрожали губы, поспешно добавил: – На улице сразу поймаем такси, я не замерзну в толстовке, не переживай. Давай-ка лучше садись.

Повернувшись ко мне спиной, альфа опустился на одно колено, и я, ощущая нечто сродни дежавю, обняла его руками и ногами, позволяя ему после поднять себя в воздух. Мне хотелось запомнить каждую секунду, каждый его вдох, каждое слово и каждую интонацию. Я собирала его в себя жадно, большими глотками, переполняясь и разбухая внутри, словно семечко, что вот-вот готово пробиться ростком. Я хотела, не смолкая, говорить ему о том, как сильно его люблю, но это слово таяло у меня на языке, словно льдинка, и никак не желало звучать.

Прыгать с третьего этажа было совсем не так страшно, как с шестнадцатого – пусть даже на мгновение я поймала себя на мысли, что с Йоном не испугалась бы уже никакой высоты. Лишь бы он был рядом и в своей типичной бескомпромиссной манере подталкивал меня к краю, не давая передумать. В этот раз при приземлении я не сорвалась с его спины, и он, довольно улыбнувшись, выпрямился, позволив мне пару секунд повисеть сзади него, как светло-голубой плащ с рыжим меховым воротником.

– Куда мы едем? – спросила я, когда чуть позже альфа поймал такси и назвал незнакомый мне адрес.

– Я же обещал тебе, помнишь? – покачал головой он, прямо таки лучась самодовольством от собственной идеи и самого себя.

– Не помню, – покачала головой я.

– Ну тогда увидишь, – пожал плечами он, откинувшись на спинку сидения и прикрыв глаза. Я покосилась на него с тревогой, опасаясь, что действие лекарства могло пойти на спад, но дыхание Йона оставалось все таким же ровным и чистым, а сам он – расслабленным и довольным. А когда я со вздохом отвернулась от него, устремив рассеянный взгляд в окно, он вдруг сграбастал меня одной рукой, привлекая к себе и вынуждая положить голову ему на плечо.

– Слышишь, какая песня? – негромко уточнил он, видимо имея в виду трек, что играл по радио в салоне такси. – Мне нравится ритм.

Я прикрыла глаза, растворяясь в музыке. Вокалист неизвестной мне рок-группы пел о чувствах, во взаимности которых не был уверен. На протяжение всего трека он задавался вопросом о том, хочет ли знать, а чувствует ли его избранница то же самое, что и он, и выразительная партия ударных, похожая на пульсирующее сердцебиение, переплеталась с глубокими чувственными переливами электрогитар, увлекая за собой в песню, как в темный уютный кокон, из которого в итоге совсем не хотелось выбираться наружу.

– Она похожа на тебя, – негромко проговорила я. – Песня.

– Правда? – Кажется, его это развеселило. – Чем?

– Сложно… подобрать слова. Я чувствую тебя теми же фибрами души, что отзываются на ее звучание. Ты никогда не хотел быть… рок-звездой? Выступать на сцене с гитарой наперевес, в кожаной куртке и с… татуировками на руках?

– У моей маленькой омеги интересные фантазии, – профырчал он, зарываясь носом в мои волосы и целуя меня в висок.

– Просто подумала, что этот образ тебе идет. И еще мотоцикл такой… большой и блестящий. – Я сладко зевнула, словно мой организм внезапно вспомнил о том, что его сегодня заставили активно работать аж с пяти утра.

– Я всегда хотел мотоцикл, – вдруг проговорил Йон, с улыбкой качнув головой. – Чтобы ехать на нем по пустому ночному шоссе и… не думать вообще ни о чем.

– А я всегда хотела покататься с кем-то на мотоцикле по пустому ночному шоссе, – вспомнила я. – Но обязательно с кем-то, кто бы не стал лихачить попусту. Чтобы я чувствовала, что могу доверить этому мужчине свою жизнь, и он бы никогда не стал ею рисковать.

– Я был бы… очень осторожным, – заверил меня альфа, перебирая мои волосы и заправляя их за ухо, одновременно нежно гладя большим пальцем меня по щеке. – Мы приехали, маленькая омега.

– Уже? – почти расстроилась я. – Я только пригрелась.

– Не капризничай, а то пропустишь самое интересное, – наставительно произнес он, легонько щелкнув меня по носу. Я снова зевнула и неохотно выбралась за ним на холодную улицу после того, как Йон расплатился с таксистом. Каково же было мое удивление, когда я осознала, что мы находимся у входа в отель – название я увидела далеко не сразу, а вот красную ковровую дорожку, спускающуюся с мраморной лестницы, и позолоченные двери, неприятно напомнившие мне казино Красной Лилии, моментально бросились мне в глаза.

– Пятизвездочный отель? – Я наконец поняла, о каком обещании он говорил. – Серьезно?

– Хана Росс, изволите ли вы быть моей спутницей на последней вечеринке в моей жизни? – улыбнулся Йон, чуть склонившись и протянув мне руку.

Я честно хотела ему отказать. Снова накричать на него, сказать, что он круглый идиот, если считает, что какие-то роскошные апартаменты и изысканные ресторанные кушанья, которыми он обещал меня попотчевать, смогут хотя бы в малейшей степени сгладить боль от его потери. Я уже набрала в грудь воздуха и открыла рот, чтобы возмутиться, но потом вдруг передумала. Не знаю, что стало тому причиной – может быть, его взгляд. Взгляд того, кто все прекрасно понимал, но из последних сил старался быть смелым и сильным. Быть таким уже даже не ради себя, а ради меня. Я поняла это вдруг, спонтанно и наитием, и в эту же самую секунду приняла решение быть с ним до конца на той дороге, которую он для себя избрал.

– Я принимаю ваше приглашение, Йон Гу, – проговорила я, вкладывая свою руку в его. – Но мне кажется, что у нас для этого не вполне… подходящая одежда. – Я с некоторым сомнением оглядела себя и его с ног до головы, сомневаясь, что нас вообще пустят на порог такого фешенебельного заведения.

– О, а я разве не сказал? – расплылся в почти плотоядной улыбке он. – Там, куда мы собираемся, одежда не слишком-то и нужна. Я бы даже сказал, что она там настоятельно не рекомендуется.

– Оу, – медленно протянула я, ощутив, как к щекам густо прилила краска. – Даже так?

– Когда ты уже в самом деле перестанешь меня стесняться, маленькая омега? – с усмешкой покачал головой он, беря мое лицо в ладони и приближая к себе. – С самого первого дня, как мы встретились, и после всего, через что мы прошли, ты все еще умудряешься краснеть на пустом месте.

– У рыжих кожа… тонкая, – неловко пробормотала я, облизнув пересохшие губы.

– Это просто потрясающе, – покачал головой он, проведя большим пальцем вдоль моего рта, словно повторяя путь, проделанный моим языком.

– Что именно? – неуверенно уточнила я, совершенно растворяясь в его темных глазах и теряя землю под ногами.

– Ты. Ты потрясающая, Хана, – ответил Йон, наклоняясь и запечатывая мне рот глубоким влажным поцелуем. В ту же секунду я поняла, что, если у меня остался всего день с этим невозможным, сводящим меня с ума одним своим существованием мужчиной, я решительно отказываюсь тратить его на ссоры, сожаления или терзания из-за будущего. Отвечая на его поцелуй, я обвила руками его шею, прижимаясь ближе и ощущая, как наши тела идеально дополняют и перекликаются друг в друге. Как было всегда, как должно было быть с самого начала.

Сейчас были только я и он, а все остальное могло подождать снаружи.

Глава 22. Последний день перед концом света

Отель «Империя» был одним из старейших в Восточном городе, и потому в нем сохранился изысканный стиль ретро, который окутывал постояльцев ненавязчивым мягким уютом, словно бы перетекшим в реальность прямиком из сцен старых черно-белых фильмов, где мужчины носили серые фетровые шляпы, а женщины – чулки со стрелками. Даже при всей моей антипатии к гостиницам я не могла не признать, что у этого места был свой особый шарм, своя атмосфера, которую, казалось, практически можно было попробовать на вкус. Наши шаги тонули в мягком длинном ворсе ковра, устилавшем мраморный пол в гулком холле, схваченном стеклянным куполом, частично выдававшимся из общей статной фигуры здания. Спрятанные в разлапистых темно-зеленых монстерах и филодендронах, журчали незримые фонтанчики, и на мгновение мне даже показалось, что я слышу отзывающиеся в их переливах птичьи трели.

В центре холла двумя дугами разомкнутого полукруга вытянулись высокие, заполненные мерно мерцающей синевой аквариумы, в которых сновали стаи юрких разноцветных рыб и беззвучно колыхались пышно разросшиеся водоросли. И ровно между ними, создавая причудливый контраст с почти тропической атмосферой остального зала, возвышалась огромная новогодняя елка, украшенная золотыми бантами, искусственными конфетами в мою руку длиной, отливающими металлическим блеском звездами и приглушенно перемигивающейся гирляндой огней, что опутывала пушистые ветки, подобно дремлющей змее в несколько метров длиной.

Я совсем забыла о подступающих праздниках. Словно бы окончательно выпала из того контекста, в котором жил весь прочий мир. Странно было думать о том, что год назад моей сложнейшей дилеммой был выбор между настоящей и искусственной елкой и поиск подарка для Джен, затянувшийся почти до конца месяца. Я даже не помню, какое желание загадала под бой часов. Наверняка какую-нибудь глупость – например, получить повышение на работе или съездить в отпуск за границу. В этом году мне, кажется, просто нечего будет желать. Потому что к тому моменту, как придет время это делать под звон бокалов, просить будет уже не за кого.

Мы обогнули фотографирующуюся у гигантской елки нарядную парочку и, пройдя мимо деловито жужжащих лифтов, оказались около стойки администратора. Там нас встретила вежливая улыбчивая омега в темно-красном костюме, чьи глаза вспыхнули почти не наигранным интересом, когда она увидела Йона. Вообще я опасалась, что нас из-за нашего внешнего вида в таком месте даже всерьез не воспримут или, того хуже, откажутся обслуживать, но она с такой широкой улыбкой и готовностью принялась рассказывать ему обо всех свободных номерах и вариантах заселения, что мне стало почти досадно.

– Как будто она альф никогда в жизни не видела, – проворчала я, когда, взяв ключ от номера, мы вошли в лифт и начали подниматься на нем на предпоследний этаж. Императорский люкс, на который изначально претендовал Йон, оказался занят, но, увидев разочарование на его лице, администратор тут же с жаром принялась уверять его, что люкс для молодоженов ничуть не хуже и даже не намного меньше.

– Она просто хорошо делает свою работу, – улыбнулся мой спутник, откинувшись на стенку лифта.

– Если она так облизывает взглядом каждого их посетителя, то неудивительно, что у этого заведения такой высокий рейтинг, – буркнула я, сложив руки на груди.

– Моя маленькая омега ревнует? – уточнил Йон почти с восторгом, хотя повода для такой реакции я категорически не находила.

– И вовсе нет, – покраснела я, отворачиваясь.

– Разве тебя это не заводит? – жарко шепнул он мне на ухо, обняв меня со спины и прижав к себе. – Что твоего альфу хотят те, кому он никогда не достанется?

– Моего альфу? – сразу же оттаяла я. – Повтори еще раз, звучит так… волшебно.

– Я твой, Хана, – подтвердил он, касаясь губами моей ушной раковины и рассылая искристый ворох мурашек по всему моему телу. – Я только твой. А ты моя. И никак иначе.

– Йон… – выдохнула его имя я, ощущая, как его губы спустились ниже, теперь лаская мою шею, а быстрые чуткие пальцы сноровисто расстегивают крупные перламутровые пуговицы моего пальто. – У меня… голова кружится рядом с тобой.

– Боюсь, если я скажу, что у меня в организме происходит рядом с тобой, это прозвучит в разы менее поэтично, – хрипло усмехнулся он, слегка прихватив зубами мою кожу, и я в целом догадывалась, о чем идет речь, пусть даже ощутить это более однозначно мне мешали слои одежды между нами.

– К Зверю поэтичность, – резюмировала я, изогнувшись всем телом, когда его ладони, расправившись с пуговицами и забравшись под джемпер, легли на мой подрагивающий от сладкого напряжения живот.

– Ох, Хана, – почти страдальчески выдохнул он, когда мой запах, налившийся винной сладостью, окутал нас обоих, переплетаясь с его собственным, дополняя, смягчая и оттеняя его. – Куда ты так торопишься, маленькая омега? Хочешь довести меня до ручки прямо в лифте?

– А можно? – игриво уточнила я, закидывая руки ему за шею и без всякого стеснения упираясь пятой точкой ему в пах. Когда альфа сквозь зубы выматерился, меня это почти насмешило, но когда он сжал меня за шею, резко развернув и прижав к стене, мне мгновенно стало не до смеха. Мое тело еще помнило исходившую от него опасность, но сейчас, отзываясь на его запах, оно не сжималось в ужасе, а, наоборот, раскрывалось навстречу, томительно жаждущее наполненности и цельности.

Напряженно дыша через рот, я осознавала, что решительно не могу себя контролировать. Столько лет гордившись своим исключительным самообладанием, рядом с ним я не могла – да и не хотела, наверное – сдерживаться. И хотя я совершенно точно знала, что сейчас у меня нет и по срокам не может быть течки, мое тело вело себя удивительно похожим образом. Словно Йон одним своим присутствием и запахом был способен к Зверю сбивать мои биологические ритмы. Так было с нашей первой встречи, и, хотя после из-за многочисленных неприятностей и проблем, что свалились на нашу голову, этот занимательный факт как-то отошел на задний план, здесь и сейчас я в полной мере осознала его заново.

– Вот такой ты мне нравишься, – с удовлетворением произнес альфа, наклоняясь ближе к моему лицу и проводя большим пальцем по моим раскрытым губам. Подаваясь порыву, я забрала этот палец в рот, и его брови слегка ошалело дернулись вверх, когда он ощутил мягкое, но вместе с тем нетерпеливое прикосновение моего языка. – Да чтоб тебя, Хана…

Я проказливо улыбнулась, разжав губы. Будем считать это моей маленькой местью за то, что произошло в том полуночном кафе, когда мы занимались стиркой и пили мятный шоколад. Однако Йон, к моему некоторому смятению, не торопился доставать палец у меня изо рта. Он смотрел на меня жадными, совершенно черными глазами, словно бы прямо сейчас просчитывая в уме, что бы он хотел или мог со мной сделать, и эти мысли, отзываясь во мне мучительно острыми толчками возбуждения, заставляли меня трепетать всем моим естеством. Не знаю, осознавал ли он это, но я в самом деле полностью ему принадлежала в те моменты. Если бы он поставил меня на колени прямо в лифте, я бы и не думала сопротивляться. Не вспомнила бы ни про то, что на этаже, куда мы ехали, могут быть другие гости или персонал отеля. Ни про камеры, которые почти наверняка были припрятаны где-нибудь в углу кабины. Я была готова сделать все, что он скажет – и все, о чем промолчит. И, думаю, мой запах выдавал меня в этом плане с головой.

Не знаю, чем бы все это могло закончиться, но в этот момент неторопливо поднимавшийся лифт наконец добрался до предпоследнего этажа и с коротким переливчатым звоном остановился. Йон, словно очнувшись от какой-то невероятно пленительной грезы, встряхнулся и, наконец позволив мне снова закрыть рот, стиснул мою руку и повел за собой. Следовать за ним вот так было упоительно знакомо и привычно, и я наслаждалась каждой секундой нашего недолгого пути по коридору, окончившегося около двери нашего номера. Открыв замок старомодным металлическим ключом с красной кисточкой, который, видимо, был также данью общему ретро-стилю «Империи», альфа буквально втолкнул меня внутрь, уже в узком коридоре, что выходил в одну из двух больших комнат люкса, принявшись нетерпеливо стаскивать с меня пальто.

– Вообще, если хочешь знать, я планировал заказать еды в номер. И шампанского, – сообщил мне он, когда с верхней одеждой было покончено. – Но ты явно не настроена на романтику.

– К Зверю романтику, – фыркнула в ответ я, обнимая его за шею и нетерпеливо притягивая к себе. – Я и так ждала слишком долго.

Йон подхватил меня под бедра, и я обняла ногами его талию, на это короткое время оказавшись чуть выше него и имея возможность целовать не только его щеки, но и лоб, брови и спутанные черные волосы, пахнущие заснеженными дымными соснами.

– Мне хочется тебя съесть, – вдруг признался он, с трудом переводя дыхание и глядя на меня снизу вверх совершенно невменяемым взглядом. – Прямо… зубы чешутся. Насколько это плохо?

– Прозвучит ужасно, но мне… почти хочется, чтобы ты меня съел, – на выдохе призналась я. – Как будто бы в таком случае я стану частью тебя в каком-то… еще более полноценном смысле этого слова. Насколько это плохо?

– Мы оба спятили, – расплылся в своей потрясающей улыбке он, качнув головой и поудобнее перехватив меня.

– Завтра конец света, – пожала плечами я. – Кому вообще какое дело?

Его улыбка стала шире, превратившись почти в разбойничью, а потом альфа почти бросил меня на широкую двуспальную кровать, накрытую шелковистым покрывалом персикового цвета. Подпрыгнув на упругом матрасе, я, сама не знаю почему, засмеялась. Счастье переполняло меня изнутри, словно чрезмерно разболтанную бутылку шампанского. Оно было острым и горячим, а еще – отдающим легкой, но постоянно ощущающейся на фоне горечью. Завтра действительно был конец света, и как бы мы оба ни пытались забыть об этом, это была та правда, от которой сбежать никак не получалось.

– Я не обещаю быть нежным, – меж тем предупредил Йон, стянув через голову толстовку вместе с футболкой.

– А я и не прошу об этом, – пожала плечами я, не в силах оторвать от него завороженный взгляд. Он похудел и осунулся за эти дни, но это не умаляло моей жажды его тела. В ту секунду я вдруг подумала, что смогла бы любить его любым – толстым, худым, старым, больным, каким угодно. Ведь это был мой альфа, мой Йон, мое близнецовое пламя. Мужчина всей моей жизни, которого я, как выяснилось, терпеливо ждала столько лет, пока он неторопливо взрослел.

– Раздевайся, – вдруг скомандовал он, и от того, с какой интонацией это было сказано, у меня внизу все свело.

Признаюсь, у меня слегка дрожали руки, и, не думаю, что зрелище получилось хоть сколько-нибудь эротичным, но когда на мне осталось только нижнее белье – простенькое, хлопковое, ведь я вообще не рассчитывала на подобное развитие событий, когда одевалась утром, – альфа меня остановил. Сперва начав приближаться неспешно, он вдруг порывистым плавным движением оказался сверху, вдавив меня в перину. Ощутив его теплую крепкую тяжесть на себе, я с мучительным нетерпением застонала, обняв его ногами и вслепую ища его губы для поцелуя. Но он увернулся, наклонившись ниже, и я вдруг ощутила его зубы, сжавшиеся на моей ключице. Это было почти не больно – или же от возбуждения и адреналина я просто не почувствовала этой боли, – но вызвало неадекватно бурную ответную реакцию у моего тела. Меня буквально встряхнуло, словно от удара током, и на мгновение мне показалось, что я способна была в тот самый момент испытать самый настоящий оргазм даже с учетом того, что мы даже толком не начали сам процесс.