Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
Он спохватился слишком поздно и сразу помрачнел, поняв, что сказал куда больше, чем собирался.
– Значит, это правда? – тихо спросила я. – Она и ее ребенок… То, что говорят, это правда? Ты увел ее у какого-то богача?
– Он бил ее, – негромко и очень неохотно отозвался Йон, глядя куда-то в сторону. – И делал много таких вещей, о которых я даже подумать не могу без желания немедленно что-нибудь сломать. Да, это правда – Никки прячется здесь от своего бывшего мужа, и это я привел ее сюда.
– Не бордель, а приют для униженных и оскорбленных какой-то, – помотала головой я, находясь в каком-то странном оцепенении.
– Ория слишком добрая, – неодобрительно качнул головой альфа. – Ей едва хватает выручки, чтобы покрывать все расходы и давать на лапу тем уродам, что крышуют этот район. Поэтому ты не сможешь просто жить здесь в свое удовольствие, маленькая омега.
– Ты же… Ты же не хочешь предложить мне… – вдруг с подозрением сдвинула брови я.
Он сперва как будто не понял, что я имею в виду, но потом выражение его лица резко изменилось, наполнившись таким злым весельем, что мне стало не по себе.
– Работать на равных с остальных? – уточнил он. – Боюсь, реки крови и оторванные головы не поспособствуют улучшению имиджа этого заведения. Ория мне такого точно не простит.
– Ты о чем? – не поняла я.
Йон с досадой вздохнул, словно я попросила его объяснить, почему солнце утром встает на востоке, а вечером садится на западе.
– Хана, пока нас связывает эта метка, ты моя омега, – выразительно проговорил он, легонько сжав меня за плечи и проникновенно заглянув в глаза. – Если какой-то другой альфа попытается на тебя залезть, мои инстинкты прикажут мне его убить. Буквально.
– Оу, – глубокомысленно выдохнула я. От того, как он назвал меня своей, во мне снова что-то расцвело и буквально забурлило горячей жизнью. Меня так сильно потянуло к нему, что я едва смогла сдержаться, но мой запах, конечно, выдал меня с головой.
У Йона потемнели глаза, и он на вдохе судорожно задержал дыхание, закрывая нос рукавом.
– Зверь тебя дери, Хана! Я же просил тебя!
– Я не могу это контролировать, – виновато пробормотала я, неловко переступая с ноги на ногу и потирая коленями друг об дружку. – Ты меня провоцируешь. Я же омега в конце концов! Когда ты называешь меня своей, моему телу это слишком нравится.
– Развернуть бы тебя прямо тут, спустить эти милые штанишки и не останавливаться, пока ты не начнешь просить о пощаде, – выдохнул он, кажется, не особо осознавая, что говорит это вслух.
– А если не начну? – не сдержалась и поддразнила его я.
Он коротко раздосадованно рыкнул, явно сожалея, что не может привести свой план в исполнение, потом схватил меня за плечи, подтащил к двери в Дом и буквально втолкнул внутрь.
– Поешь что-нибудь и встретимся в комнате Ории через полчаса, – услышала я его голос после того, как мы оказались отделены стеной друг от друга. – И, ради Зверя, смени белье, иначе я не уверен, что смогу сосредоточиться на разговоре.
Слушая, как он отходит от двери, я вдруг осознала, что улыбаюсь от уха до уха. Эта проклятая связь, в иные моменты буквально сводившая меня с ума своей нелогичностью, ненужностью и бестолковостью, здесь и сейчас была той самой единственной отдушиной, что у меня осталась. Сколько бы ни было у него женщин и детей, какие бы тайны ни скрывало его прошлое, каким бы особенным во всех смыслах он ни был, пока эта метка связывала нас – я была его омегой, а он моим альфой. Быть может, я была его первой и последней в жизни возможностью познать, на что похожа близость с кем-то моего вида. И понять, что ни одна человеческая женщина и рядом не стояла с тем, что могу дать ему я. Кажется, впервые в своей жизни я испытала гордость за то, кем родилась на свет.
Позавтракав и сменив белье на сухое, как просил Йон, я направилась к Ории. Кажется, у меня уже неплохо получалось ориентироваться в Доме, потому что ее комнату я нашла со второй попытки, в первый раз просто свернув в тупик. Когда я, постучавшись, вошла, старшая омега сидела за низким столиком в стороне от своей постели и задумчиво раскладывала на нем карты. Сперва я приняла их за игральные, но, когда подошла ближе, поняла, что это Таро. Прежде я видела их только в кино, но узнаваемые рисунки классической колоды сразу бросились мне в глаза.
– Вы умеете читать будущее по картам? – вежливо спросила я после того, как Ория жестом предложила мне сесть напротив нее.
– А ты веришь, что карты могут предсказывать будущее, милая? – загадочно улыбнулась она.
– Пожалуй, что нет, но я верю, что они могут быть полезны, – подумав, ответила я.
– Вот как? – качнула головой женщина.
– Наш мозг склонен искать смысл и логику даже там, где их не может быть. Это как… с лицами, которые мы видим в абстрактных узорах или пятнах. Их там нет, но наш мозг хочет их там видеть, потому что ему привычнее порядок, а не хаос. Так же и в картах. Мы сами наделяем положения карт – или планет, или звезд, или кофейной гущи – каким-то смыслом, и иногда это… неплохой способ общения с собственным подсознанием. Моя лучшая подруга обожает эзотерику, но лично я в ней всегда видела в лучшем случае нетрадиционную психологию или вроде того.
– Значит, ты не веришь ни в магию, ни в судьбу, ни в предназначение? – Ее улыбка стала еще шире, но в ней не было насмешки – скорее удивление и любопытство.
– Я не верила, пока на моей руке не появилось… это. – Я выразительно покрутила в воздухе левым запястьем. – Но, честно говоря, и сейчас склонна считать, что у этой так называемой «истинной связи» есть исключительно рациональное и научное объяснение. Что-то близкое к взаимной аллергии, только… наоборот.
Ория смотрела на меня с большим интересом, продолжая тасовать, раскладывать и снова собирать карты, почти не глядя на них. Создавалось впечатление, что ее больше увлекает сам процесс, нежели его результат.
– Но если все это только лишь «аллергия наоборот», значит она не может породить никаких чувств, верно? – Легким движением заправского фокусника она выхватила из колоды карту Любовников и зажала ее между средним и указательным пальцем.
– Мы – это в том числе наша биология, вот что еще говорила моя подруга, – ответила я, не в силах отвести взгляд от карты в ее руке. – Мы неотделимы от желаний наших тел, и то, что желанно им, становится желанно и нам. Я не уверена, что знаю, как это работает, но не сомневаюсь, что Джен была права.
Какое-то время мы обе молчали, и я просто смотрела на то, как вокруг карты Любовников на столе появляются другие – с обнаженными мечами, ощерившимися в их сторону, словно готовясь в любой момент атаковать.
– Как вы назвали нас вчера? Я не запомнила, прозвучало так… диковинно, – вдруг вспомнила я.
– Близнецовые пламена, – повторила Ория, и ее голос прозвучал слегка неестественно, словно моя собеседница погрузилась в транс или просто о чем-то глубоко задумалась. – Это очень старая легенда, милая. Церковники говорят, что Великий Зверь изначально сочетает в себе и мужское, и женское начало, и он поровну поделил их между альфами и омегами. Близнецовые пламена это единая душа, разделенная надвое и помещенная в два разных тела. Две половинки беспрестанно ищут друг друга, и, лишь сливаясь, они могут познать божественный экстаз подлинной целостности.
– Это… звучит красиво, – не смогла не признать я. – Может, даже слишком красиво, чтобы я могла воспринимать это всерьез.
– Неважно, во что ты веришь, милая, – покачала головой старшая омега. – Ты можешь видеть просто пятна, а можешь увидеть лицо, что улыбается тебе – сам рисунок от этого не изменится. Вы с Йоном связаны, и это тот факт, что признает и магическое, и земное. Разве так уж важно, почему это случилось?
– Конечно, важно! – с неожиданным пылом подтвердила я. – Если все это просто… биологическая случайность, генетическая предрасположенность, что-то… объяснимое и понятное, то это значит, что мы ничего друг другу не должны. И что не стоит принимать все это всерьез.
– А если это в самом деле воля судьбы? – раздался позади нас голос Йона. Я снова не почувствовала его приближения, потому что его запах и без того повсюду сопровождал меня мягким уютным облаком. – Что тогда?
Молодой альфа подошел к нам и сел рядом со мной, скрестив ноги и опершись локтем на одно из своих коленей.
– Разве тебе не хотелось бы знать? – негромко спросила я, неосознанно придвинувшись поближе, чтобы яснее ощущать его тепло.
– Ты слишком многое хочешь доверить судьбе и случаю, маленькая омега, – недовольно качнул головой он. – Выбор делать все равно тебе самой.
– Неправда, – упрямо мотнула головой я. – Я это не выбирала.
– Но ты можешь выбрать, как поступить дальше. Если существует способ разорвать связь, ты можешь просто взять и отказаться от нее. И тогда неважно будет, случайное это совпадение или судьбоносное. – Он смотрел прямо на меня, но у меня недоставало смелости ответить на его взгляд.
«Я хочу узнать, буду ли чувствовать к тебе то, что чувствую сейчас, если нас не будет связывать эта штука», – вот что мне хотелось сказать, но, конечно, я не могла произнести подобное вслух.
– Я боюсь совершить ошибку, – едва слышно выдохнула я.
– Йон, мальчик мой, а что думаешь ты? – вдруг спросила Ория, и я почувствовала, как сердце у меня заколотилось в разы чаще.
Альфа довольно долго молчал, прищуренными глазами глядя на Любовников, окруженных стеной обнаженных мечей.
– Я верю Великому Зверю, – наконец проговорил он. – Этому меня учил отец. Я верю, что все это не просто так и имеет какой-то смысл. Просто мы пока не понимаем какой именно. Но при этом… – Он помедлил и покосился на меня, словно ожидая моей реакции на свои следующие слова: – Сейчас это никому из нас не нужно. Я почти достал Сэма, я почти нашел эту мразь, и то, что происходит сейчас…
– Дорога твоей мести залита кровью, милый, – покачала головой Ория, достав из своей колоды карту Смерти и положив ее рядом с Любовниками. – Я верю, что у тебя есть причины делать то, что ты делаешь, но, быть может, именно сейчас судьба дает тебе возможность остановиться. Ты получил то, что считал навеки утраченным, разве не так?
Он покраснел и опустил голову, и мне тоже стало немного неловко. Старшая омега явно знала о том, что произошло между нами вчера. Или, по крайней мере, очень удачно предполагала.
– Ты верно сказал, что каждому из вас придется сделать свой выбор, – подтвердила она, легонько стукнув ногтем указательного пальца по карте Любовников. – Но если выбор Ханы это выбор между сердцем и разумом, доводами рассудка и желаниями тела, то твой выбор куда более жестокий и сложный. Отпустив эту девушку сейчас, ты рискуешь больше никогда не получить второго шанса. У каждого из нас только одна… предназначенная судьбой половинка. Разве твой отец не учил тебя, что цель каждой бестии это познать Великого Зверя внутри себя и нет более благородного, чистого и правильного способа, чем сделать это в единстве со своим близнецовым пламенем – со второй половинкой собственной души? Может быть, пришло время отпустить свое прошлое и позволить ему упокоиться с миром? – Ее палец передвинулся к карте Смерти, вопросительно зависнув в воздухе.
На лице Йона я видела мучительные сомнения, и отчего-то именно это наиболее ясно дало мне понять – он не разделяет моих чувств к нему, даже в самой незначительной степени. Для него наша связь по каким-то причинам стала единственной возможностью стать полноценным альфой и познать прелести «единства» с омегой. Если мы найдем способ разорвать связь и сделаем это, других вариантов у него может просто не появиться. Он думал, анализировал, прикидывал варианты – потому что сейчас делал выбор с точки зрения холодного расчета. Чего ему хочется больше – поквитаться со старым врагом или насладиться прелестями, которые для него задумала природа? И я вдруг осознала, что не хочу получать его таким образом. Не хочу, чтобы он выбирал меня как меньшее зло или по любым другим разумным и аргументированным причинам. Если его сердце этого не хотело – а оно и не могло хотеть, ведь Йон совершенно точно был влюблен в другую, – все остальное меня мало волновало.
– Ты правильно сказал вчера, – произнесла я. – Нам обоим это ни к чему. Я прошу прощения, что краду у тебя возможность что-то там попробовать в своей жизни, но я не вижу смысла позволять старым сказкам дурить нам голову и выбивать почву из-под ног. Ты сказал, что я должна сделать выбор? Хорошо. Я хочу избавиться от нее. Давай сделаем это.
Мы наконец-то встретились взглядами, и мне на удивление легко удалось выдержать его. Метка протестующе заныла у меня на руке, словно почувствовав, что дни ее сочтены, но эта боль не могла сравниться с той, что отчего-то вдруг стиснула мою грудь, когда альфа медленно кивнул, соглашаясь.
Глава 10. Мятный шоколад
Жизнь, ни шатко ни валко встав на рельсы, пошла своим чередом. Меня всегда удивляло то, как легко мы ко всему привыкаем – даже к тому, что еще недавно казалось нам немыслимым. Моя вторая ночь в Доме прошла уже спокойнее, чем первая, а на третью я поднималась на второй этаж с мыслями, что иду «к себе». Эта маленькая угловая комнатка, в которой едва-едва могли разминуться три человека, стала моим новым прибежищем, чем-то, что сейчас ближе всего было в моей жизни к понятию дома.
Я всегда старалась запираться у себя до того, как начинали приходить клиенты. Эти альфы, чьи запахи я наутро так отчетливо ощущала на живущих в Доме омегах, были для меня некой безликой бесформенной массой, что наводняла коридоры и оставляла следы своей скверны на их выцветших болотных обоях. Конечно, я слышала все, что происходило за тонкими стенами, и единственной возможностью уснуть были беруши – причем и для носа тоже. Я уже почти привыкла спать, дыша исключительно через рот, потому что в ином случае мое тело реагировало слишком бурно. Иногда это было даже не сексуальное возбуждение, а нечто иного толка – я чувствовала, словно что-то давит мне на грудь, как шумит в ушах и как руки и ноги совершенно теряют свою подвижность. Я слышала истории о том, как сильные альфы подобным образом могли повлиять практически на любую омегу. Просто лишить ее сил к сопротивлению, введя в своего рода транс. Что-то похожее я испытала во время лекции отца Горацио в тот злополучный день, когда мы познакомились. Только сейчас дело было не в ком-то конкретно, а в общей энергии – разнузданной, дикой, полной жестокой эгоистичной похоти. Я почти уверена, что, если бы каждый из них встречался с подопечными Ории в другом месте, один на один, они бы вели себя иначе. Но здесь, подначивая друг друга даже через стены и коридоры, сходя с ума от этих переплетенных запахов, они выпускали на волю своего внутреннего зверя – и у него было мало общего с тем, что взирал на нас с витражей Церкви.
Медвежонок говорил, что со временем станет легче. Он по-прежнему оставался единственным, с кем я могла пообщаться по душам, не опасаясь, что позже мои слова будут жадно обсуждать на кухне или во время перекура на заднем дворе. Парнишка взял за моду приходить ко мне каждое утро, заваливаясь в постель и обнимая меня через одеяло. И если сперва меня это немного смущало, то потом я настолько привыкла, что стала даже ждать его появления и не начинала свой день без него.
На нем никогда не было чужих запахов. Даже запахов других омег, с которыми он, казалось бы, делил и стол, и кров, и ванные комнаты. Нет, Медвежонок всегда источал только собственный аромат – солнечного луга, усеянного цветущими одуванчиками. Я думаю, в этом была еще одна его особенность, помимо всех прочих. Он был странноватым, немного не от мира сего, но очень добрым и даже по-своему мудрым. Он прекрасно понимал мое состояние и как будто даже больше того – знал то, о чем я никому не говорила и в чем не решалась признаться вслух. Его голубые глаза внимательно и зорко следили за мной, но при этом с его очаровательного личика не сходила рассеянная добродушная улыбка, которая могла ввести в заблуждение того, кто легко покупался на его красивую мордашку и нежное тело.
У Медвежонка тоже были свои клиенты. Такие же особенные, как и он сам, ведь их желания были несколько иного характера, нежели у остальных посетителей. И, честно говоря, я могла их понять.
Они приходили не за его телом, а за его запахом.
Об этом мне рассказала Поппи, когда на четвертый день моего пребывания в Доме мы вместе с ней готовили завтрак на всех. Чтобы прокормить всех местных обитателей, нужно было доверху наполнить две больших кастрюли, в одной из которых она широкими резкими движениями намешивала жидкую овсяную кашу, а в другой варились яйца и вперемешку с ними дешевые сосиски, за пару минут разбухающие до размеров каких-то инопланетных монстров.
– Он раздевается и позволяет им трогать и нюхать себя, где им вздумается. Большинство альф не выносит гендерно нечистых, но находятся те, кого подобное привлекает. Его запах это… нечто невероятное, правда?
Она улыбается, качая головой, и я мысленно соглашаюсь с ней. Из всех девочек Ории Поппи относится ко мне наиболее благожелательно, и потому меня радует, когда я попадаю на дежурство вместе с ней.
Как Йон и предупреждал, мне пришлось отрабатывать свое проживание в Доме и возможность пользоваться его благами – пусть даже те ограничивались ведром горячей воды и каким-никаким, но все же трехразовым питанием. Поэтому я помогала по хозяйству: с готовкой, мытьем посуды, сортировкой мусора, стиркой и подобными бытовыми заботами. Тяжелая работа меня не смущала, более того – она помогала отвлечься и выбросить из головы все лишнее. Например, мысли о Джен и о том, как она, должно быть, переживает за меня. Или о том, что после той нашей первой ночи Йон больше не заходил в мою комнату. Он держался на почтительном расстоянии, и лишь, когда зуд его метки становился совсем невыносимым, подходил и стоял рядом, вдыхая мой запах нервно раздувающимися ноздрями. В эти моменты мы не касались друг друга, словно в бессмысленной и неловкой попытке сделать вид, что нам обоим этого не хочется, и каждый раз меня так и тянуло задать дурацкий вопрос о том, как поживает Никки и их ребенок. Но я молчала, осознавая, что все это глупо, неуместно и по-детски. Поэтому максимум, о чем я разрешала себе его спросить, это о том, есть ли вести от его отца по поводу метки и того, как разорвать нашу связь. Вестей за эти дни так и не было, но, по словам Йона, еще было рано терять надежду, потому что вопрос был очень деликатный и выяснять его нужно осторожно, не привлекая к себе лишнего внимания. Особенно учитывая тот факт, что церковники почти наверняка нас разыскивают.
По утрам я всегда с замиранием сердца слушала новости по маленькому радиоприемнику, что стоял на верхней полке в кухне Дома. Там иногда передавали свежие сводки по делу об убийстве в бывшем складском квартале. Подозреваемых, по словам ведущих, было двое, однако по имевшимся записям на камерах их опознать не удалось, а показания свидетелей разнились. Джен была права – моя слишком умная подруга обычно всегда оказывалась права, – из-за того, что я вовремя не дала о себе знать, меня записали в сообщницы. Мой запах был на месте преступления, и, вероятно, гончие, что работали там в тот день, явись я теперь в участок, смогли бы мгновенно меня опознать. И любые попытки выгородить себя в таком случае явно были бы бесполезны.
Еще одна проблема в мой и без того растущий день ото дня список. И еще одна причина с головой уходить в тяжелую физическую работу, убеждая себя, что она имеет смысл. Что мои действия и поступки вообще имеют хоть какой-нибудь смысл, когда со всех сторон меня обступала кромешная неизбежность. Где-то в глубине души я прекрасно понимала, что долго так продолжаться не может, и я обязательно закончу либо в застенках Церкви, либо в тюремной камере. И, честно говоря, в иные моменты мне становилось почти все равно, и я всерьез обдумывала возможность просто пойти и сдаться первому, кто захочет меня поймать. Появление Йона разрушило мою жизнь до основания и ровным счетом ничего не дало взамен, кроме горячечных снов и фантазий, накатывающих как будто бы ниоткуда и заставляющих меня ощущать себя «конкретной омегой», как выразилась в свое время одна из девочек Ории.
– Список дел на сегодня, – прочистив горло и убедившись, что все собравшиеся за утренним столом ее слушают, объявила Поппи. – Нужно съездить по магазинам и в прачечную, вымыть полы на втором этаже и разобраться с трубами на третьем. Ну и обед, ужин, мытье посуды, завалы во дворе, тут все как обычно. Добровольцы?
– Я попрошу брата заняться трубами, – подала голос одна из омег. – Он мне торчит десятку уже месяц, пусть натурой отработает.
– Давно пора, – с усмешкой поддакнул кто-то. – Этот паразит и так деньги из тебя сосет, как теленок из сиськи, пора бы ему уже поработать на благо общества.
– На полы нужно троих минимум, – заметил еще кто-то. – Там в одного не сдюжить вообще. Тем более вчера одного из клиентов основательно так вывернуло в одном из углов. Это вообще заслуживает отдельной строчки в общем списке.
– Я мыла на той неделе, до сих пор мозоль на руке не сошла!
– Да у тебя даже от палочек для еды мозоли появляются, нашла чем козырять, белоручка хренова!
Омеги зашумели, заволновались, их речь стала менее вразумительной и членораздельной, пересыпаемая многочисленными нецензурными выражениями и диалектными словечками, выдававшими во многих из них приезжих из маленьких провинциальных городков. Впрочем, я и сама не могла похвастать столичным происхождением – в Восточный город я переехала около шести лет назад. И не могу сказать, что это было продиктовано каким-то особым душевным порывом. Скорее, малодушным желанием сбежать от наступающего мне на пятки прошлого, которое до сих пор иногда являлось мне в дурных снах.
– А Никки не занимается работой по дому? – негромко уточнила я у Поппи, осознав вдруг, что никогда не видела ее внизу. Она в прямом смысле слова жила на своем чердаке, и даже еду Йон относил ей обычно сам.
– Нет, братец взял на себя ее… часть отработки, – отозвалась омега, качнув черноволосой головой. – Я слышала, что слишком большое скопление малознакомого народа ее пугает. Ей спокойнее там.
– Ясно, – коротко ответила я, не сдержав эгоистичную мысль о том, что, где спокойнее мне, Йон даже не спрашивал. Просто поставил перед фактом, что для того, чтобы жить здесь, я должна оттирать с пола чужой непереваренный ужин, перемывать гору посуды или таскать вверх-вниз по лестницам тяжеленные пакеты с едой. Я вызвала у себя перед глазами образ Никки – ее хрупкое тело, болезненно-бледное лицо, нервные движения и эту надсадно цветущую красоту умирающего цветка, которая буквально сбивала с ног своей отчаянной мольбой о помощи и заботе. А потом перевела взгляд на свои маленькие ладони с грязными ногтями и уже слегка загрубевшей от холодной воды и тряпок кожей. По своей сути мы с этой женщиной ничем не отличались, но она была принцессой, а я, видимо, служанкой, и всерьез размышлять о том, кого предпочтет наш «принц» смысла, конечно, не имело.
– Я съезжу в прачечную, – раздался от двери голос Йона. Я уже не удивлялась тому, что не чувствую, когда он появляется в комнате. Для меня он всегда был рядом – вытатуированный под моей кожей, обвившийся змеей вокруг моего сердца, вонзившийся когтями мне в душу. Мужчина, которого я никогда не желала любить, альфа, которому никогда не хотела так безраздельно принадлежать.
– Один? – уточнила меж тем Поппи. – Там шесть мешков белья накопилось.
– Возьми сестренку Хану с собой, – меж тем подсказал Медвежонок, сидевший неподалеку от меня и до этого момента сосредоточенно рисовавший в своей тарелке с кашей какие-то странные символы.
От неожиданности я даже не нашлась, что возразить, просто какое-то время открывала и закрывала рот, надеясь, что Йон придумает отговорку за нас обоих, но тот вдруг пожал плечами и согласился.
– У меня кое-какие дела в городе до вечера, но потом так и быть, – кивнул он, отлепляясь от косяка, к которому до этого прислонялся плечом.
– То, за чем ты гоняешься, однажды само тебя найдет, братишка, – внезапно с очень серьезным видом проговорил Медвежонок, поймав взгляд альфы. – Ты торопишь события.
– И слышать ничего не хочу, – поморщился тот. – Хана, тогда до вечера.
Он не называл меня «маленькой омегой», когда рядом были другие обитательницы Дома. И очень редко смотрел при них мне в лицо. Словно лишний раз хотел подчеркнуть, что я для него не отличаюсь от всех. Что я не его принцесса в башне, которую он так тщательно оберегает и буквально обслуживает. И я знала, что не должна воспринимать это так болезненно и остро, но у меня не получалось. Я никогда не выбирала эту жизнь и все вот это, но почему-то он вел себя так, будто я одна виновата в том, где оказалась и что со мной сейчас происходило. И вкупе со всем прочим это отчего-то невероятно эмоционально изматывало.
– Ты знаешь, чем он занимается в городе? Что это за Сэм, которого он так ищет? – спросила я, когда мы с Поппи снова остались на кухне вдвоем. Она мыла щербатые, потемневшие от времени тарелки, я вытирала их жестким вафельным полотенцем и ставила в буфет, одну на другую.
– Йон хорошо хранит свои тайны, – помолчав, ответила она. – Даже Ория не знает всего, хотя ей он доверяет больше всех нас.
– А Никки? Думаешь, она знает?
– Почти наверняка. Я бы, по крайней мере, удивилась, если бы это было не так.
Какое-то время тишину на кухне разбавлял только звук текущей воды, приятный стеклянный звон тарелок и едва слышное мурлыкание радио под потолком, но потом я все же заговорила снова.
– Мне кажется, он очень рискует, занимаясь этим сейчас. Нас же ищут.
– Он умеет быть осторожным, не переживай, детка. И упорства ему не занимать. Если решил что-то сделать, то обязательно сделает. Ория ведь изначально не хотела, чтобы Никки жила с нами. Говорила, что это опасно, ведь ее будут искать и все дела. Но Йон как-то ее убедил. Уж не знаю как, но, если он во что-то упрется, его вообще не сдвинуть. У старшей сестры к нему… слабость. Он ей напоминает ее брата, я так думаю. Ты же сама знаешь, как это бывает.
Я знала, о чем она говорит. Бестии чаще всего рождались по двое, а иногда и тройняшками. Это было еще одной особенностью нашей биологии. И поэтому с самого раннего детства мы уже не были одиноки, уже чувствовали себя связанными с кем-то, и, вырастая, заменяли связь с братом или сестрой на связь с партнером. Но, к сожалению, в последние несколько десятков лет все чаще среди двойняшек только один рождался настоящей бестией, а второй – человеком. Но это становилось понятно только к подростковому возрасту, когда такие, как мы, обретали свой запах, разделяясь на альф и омег. И когда у одного из близнецов этого запаха так и не появлялось, это всегда было огромным испытанием для их связи. Мы с моим братом это испытание не прошли, и после того, как стало ясно, что он не-бестия, мы очень резко и очень сильно отдалились друг от друга. Мама к тому времени уже слишком глубоко увязла в собственных проблемах, чтобы как-то сгладить или остановить этот процесс. Поэтому, когда впоследствии мне пришлось в спешном порядке уехать из родного города, никто из них и не подумал меня остановить. Я уже много лет не общалась со своей семьей, не считая дежурных созвонов по праздникам, во время которых мы все равно, кажется, толком не знали, что сказать друг другу.
И все же встречались и те, для кого эта братская связь оставалась безмерно важной на протяжении всей жизни, даже если физически близнецы не были вместе. И, может быть, поэтому то, что Ория назвала нас с Йоном именно близнецовыми пламенами, так глубоко и резко зацепило меня. Я уже однажды потеряла одного близнеца, который не смог справиться с тем фактом, что его природа отличалась от моей, и в том, чтобы обрести другого, связанного со мной не родственными, но куда более интимными, сложными и крепкими узами, мне чудилась какая-то вселенская справедливость. Словно иначе и быть не могло.
– Думаешь, он просил ее и за меня? – негромко уточнила я, возвращаясь к нашему с Поппи разговору.
– Кто знает, – пожала плечами черноволосая омега, явно не испытывая особого желания говорить на эту тему. Каждый раз, когда я пыталась обсудить с кем-то нашу с Йоном связь, диалог выходил крайне неуклюжим и коротким. Я не знала, что было тому причиной – отсутствие у собеседников каких-либо представлений о предмете разговора или банальная зависть, причин для которой я, правда, совершенно не находила.
В тот день я чувствовала себя особенно скверно. На этот раз забыться не помогала даже работа и, перетаскав уйму барахла с заднего двора в старенький пикап, на котором одна из омег отвозила этот мусор на городскую свалку, я все еще не могла избавиться от неприятных мыслей. Мне вдруг начало казаться, что ничего хорошего со мной уже просто не может произойти, и все, что меня ждет впереди, это бесконечная череда бессмысленных пасмурных дней, в один из которых судьба все-таки схватит меня за зад и заставит отвечать за свою глупость и недальновидность. Подумать только, если бы я в тот клятый вечер не решила срезать путь, всего этого бы просто не произошло. Одно неверное решение, одна идиотская идея, и от моей жизни остались одни лохмотья.
Когда начало смеркаться, на улице стало ощутимо холоднее. Даже несмотря на то, что в Восточном городе зимы были куда мягче, чем в моем родном северном городке, погода все равно была далеко не летняя. Из-за того, что я не взяла с собой из дома никаких теплых вещей, мне выделили темно-серую дутую куртку из местных запасов – она была мне велика и не особо хорошо грела, но это было все же лучше, чем ничего. Надевая ее, я отчего-то ощущала себя персонажем какого-то мультика – круглым и мягким, как ватный мячик.
– Самое время основать клуб, – вздохнула я, смерив взглядом своих компаньонов – шесть забитых до отказа тканевых мешков с бельем, таких же круглых и пухлых, как я. Сев среди них на крыльцо черного хода в ожидании Йона, я пожалела, что у меня нет сигарет. Можно было стрельнуть у кого-нибудь из девочек, но, честно говоря, мне было лень заходить в Дом и искать дружелюбное лицо. Да и Йон явно не особо любил запах табака.
Словно мне в самом деле должно было быть до этого дело.
Вздохнув, я подняла глаза, изучая первые вспыхнувшие на темнеющем небе звезды. Темнота с каждым днем приходила все раньше, отбирая у нас остатки и без того коротких блеклых дней. Я не любила ночь и ее непроглядную мглу. Она пугала меня. В тенях могли прятаться монстры, клыкастые и зубастые, так и мечтающие вонзить свои зубы в податливую нежную плоть. Некоторые из них прямо сейчас толпились у центрального входа в Дом, окаченные неоновым светом мигающей вывески. До меня доносился приглушенный расстоянием гул их голосов, но, к счастью, запахи ветер нес в другую сторону.
