Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)
– А твоя работа? А как же все наши планы? Хани, тут такое творится, я… Мне очень нужно поговорить с тобой обо всем. Мы никак не сможем увидеться до вашего отъезда? – Ее голос иногда сбивался и почти терялся за помехами, и каждый раз у меня беспокойно сжималось сердце при мысли, что связь сейчас совсем прервется.
– Я не хочу откладывать, – проговорила я, прижавшись лбом к прохладной стене и прикрыв глаза. – Эта метка уже все соки из меня выпила. Я хочу покончить с этим, ладно? Чем скорее, тем лучше. Они могут отвезти нас на вокзал прямо сейчас, и я хочу поехать, понимаешь? Джен, я хочу, чтобы этот кошмар в моей жизни закончился.
Я знала, что она не сможет устоять против слез, звенящих в моем голосе. Знала, что, как всегда, моя дорогая подруга поставит мое спокойствие выше собственного. В конце концов она любила меня – так, как только альфа может любить омегу, которая никогда ей не достанется.
– Хорошо, Хани, – вздохнула она. – Я обо всем позабочусь, ладно? Но ты ведь… ты ведь отправишь весточку, как сможешь? Я буду очень скучать без тебя, малышка.
– Я тоже буду скучать, – кивнула я, закусив губу, чтобы сдержать уже настоящие слезы, а после отключилась. Постояв еще несколько секунд неподвижно, чтобы совладать с эмоциями, я обернулась и увидела Йона, замершего с моей сумкой в руке около открытого окна. С улицы ощутимо тянуло ноябрьским холодом, и полупрозрачные занавески зябко дрожали на ветру.
– Телефон оставь здесь, – кивнул на мой туалетный столик альфа. – Они смогут тебя по нему выследить.
– Выследить? – повторила я, чувствуя, как мои глаза открываются все шире по мере того, как я начинаю осознавать происходящее. – Погоди. Что ты имел в виду, когда сказал, что они будут допрашивать Джен? Что ты удумал? Это шестнадцатый этаж!
– До соседней крыши всего несколько метров, – пожал плечами он. – Я смогу допрыгнуть.
– Нет, не сможешь! – тут же замотала головой я. – Даже чемпион мира по прыжкам бы не допрыгнул.
– Просто доверься мне, маленькая омега. У нас все равно нет другого выбора.
В эту секунду телефон снова ожил в моей руке, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. На дисплее высветился номер отца Горацио, и я внезапно ощутила острое желание отшвырнуть трубку в сторону, как если бы она начала сочиться ядом. Наверняка он все знал! Наверняка знал, что заманивает нас в ловушку! А я еще имела глупость засмотреться на его по-офицерски благородное лицо и позволить его прочувствованным речам затуманить мой разум. Глупая маленькая омега, ищущая хорошее даже в тех, кто изначально этого не стоил. Будет мне уроком на будущее.
Не став сбрасывать звонок, я просто положила телефон на столик, как и сказал Йон, а после подошла к открытому окну и выглянула наружу. Далеко внизу жил своей жизнью небольшой проулок, по которому неспешно сновали туда-сюда прохожие. Крыша, о которой он упоминал, находилась ровно напротив нас, но до нее было никак не меньше десятка метров. Даже с учетом того, что то здание было ниже и за счет траектории падения мы могли бы выиграть еще какое-то расстояние, не существовало ни единой возможности преодолеть все целиком и не разбиться в лепешку.
– Нет, ты совершенно спятил, если думаешь…
Воздух выбило у меня из груди вместе с остатком фразы. Йон буквально вздернул меня себе на спину, подхватив мои ноги под мышками и заставив перекинуть руки ему через плечи.
– Нет, не смей! Йон, мы разобьемся! Йон! – закричала я, пытаясь отбиться, но он встряхнул меня и прошипел:
– Если не заткнешься, я выброшу тебя вниз на асфальт, Хана. Немедленно прекрати кричать. Ты доверяешь мне?
– Нет! – возмущенно воскликнула я, не понимая, почему он сам не понимает чего-то настолько очевидного.
– Значит, придется тебе сделать над собой усилие, – пожал плечами он, забираясь с ногами на подоконник. – Держи свою сумку крепче и не дергайся. Если я сказал, что смогу это сделать, значит я смогу.
Я ничего не ответила, обреченно съежившись за его спиной и прижав свою сумку с вещами к его груди.
– Попрощайся со своей жизнью, маленькая омега, – выдохнул он, а потом, прежде чем я успела осознать смысл сказанной им фразы, оттолкнулся руками и ногами от оконной рамы и прыгнул.
Глава 8. Дом Бархатных Слез
Я думала, что завизжу, как оглашенная, но в тот момент, когда Йон сильным рывком оторвался от опоры на высоте шестнадцати этажей, у меня пропал голос. Я вдохнула и не смогла выдохнуть, словно кто-то заткнул мне горло пробкой, и в следующий раз воздух покинул мою грудь, уже когда мы приземлились. Силой инерции меня сорвало с его спины, и я, обдирая кожу на ладонях, покатилась по плоской поверхности крыши соседнего дома. Это было больнее, чем я себе представляла, и в первые несколько секунд я была уверена, что точно что-то себе сломала. Потом, с трудом сориентировавшись, где верх, а где низ, и подняв голову, я увидела Йона, сидящего на одном колене. Он тяжело дышал, и его заострившиеся темно-желтые когти глубоко вошли в мягкий настил крыши. Если бы не его частичная трансформация, он бы наверняка сломал себе обе ноги после такого приземления, но, судя по всему, все обошлось малой кровью.
– Цела? – выдохнул он, поймав мой взгляд.
Я кивнула, медленно выпрямившись и приняв сидячее положение. Одна ладонь кровоточила, вторая, к счастью, пострадала меньше, но обе тряслись так, что я практически не могла их контролировать. Надо было полагать, что ноги вряд ли сейчас были намного крепче.
– Нужно идти.
Превозмогая боль, Йон поднялся, и его тут же ощутимо мотнуло назад, к краю крыши. Не знаю, где я нашла в себе силы, но меня словно бросило к нему, и я схватила альфу за руку, потянув на себя и отдернув от пропасти внизу. И почти сразу же неуклюже бухнулась перед ним на колени, словно в мольбе.
– Как ты это сделал? – задыхаясь, спросила я, все еще не веря, что ему в самом деле удалось не только перепрыгнуть через улицу, но и перенести меня на своей спине.
– Я сильный, не волнуйся, – отозвался он, явно пытаясь казаться крепче, чем чувствовал себя на самом деле. Сейчас, когда я держала его за руку, то ясно ощущала, как дрожит от перенапряжения его собственное тело. Даже в состоянии частичной трансформации это было очень и очень рискованно. Если бы там, наверху, он дал мне чуть больше времени подумать, я бы никогда не согласилась на это и не позволила ему сделать нечто подобное.
– Они скоро все поймут, – проговорила я, вспомнив о двух послушниках, оставшихся в квартире. – Йон, это бесполезно, это просто какое-то безумие. Ты едва на ногах стоишь.
– Нестрашно, я в порядке. Мне нужно просто немного… передохнуть. – Он осоловело встряхнул головой, и я, повинуясь какому-то необъяснимому, но очень сильному порыву, переплелась с ним пальцами. Соединенные края невидимой метки вдруг вспыхнули теплом, растекшимся от наших рук в разные стороны. Я готова была поклясться, что краем глаза замечаю едва различимое золотистое свечение, исходившее от нас обоих в тот момент. Оно поглощало усталость и боль и наполняло мое тело силой – силой, которую я уже не чаяла в себе найти и которая была так нужна сейчас нам обоим.
На моих глазах ссадина на моей правой ладони перестала кровоточить, а потом и вовсе словно бы уменьшилась в размерах. Судя по несколько озадаченному выражению лица Йона, он сейчас ощущал нечто похожее.
– Думаю, я смогу идти, – наконец произнес он, как будто сам себе не веря. – Нам нужно поторапливаться, маленькая омега.
Я кивнула, решив оставить на потом размышления о новых открывшихся свойствах нашей связи, и, подняв с крыши свою чудом не раскрывшуюся при падении сумку, последовала за Йоном, когда он уверенно направился к одному из входов, ведущих внутрь здания.
– Ты следил за мной с этого здания? – вдруг догадалась я.
Он промычал что-то нечленораздельное, что в целом можно было принять за положительный ответ. Не будь я так напугана и эмоционально вымотана, то, наверное бы, не оставила это просто так, но сейчас мне больше всего на свете хотелось оказаться где-нибудь в безопасности. И поесть.
От всех этих нервов я совершенно забыла о еде, и за весь день в моем желудке побывали только два утренних тоста с омлетом. Вспомнив об этом, я покосилась на Йона. Он тоже ничего не ел и не пил с самого утра, а частичная трансформация, насколько мне было известно, отнимала очень много энергии и сжигала просто ненормальное количество калорий. Может быть, частично из-за этого альфы были всегда голодны после драк, а омеги – после хорошего секса.
– Куда мы теперь? – спросила я, когда мы наконец спустились на улицу.
– Ко мне, – коротко отозвался он. – Пока я не придумаю вариант получше.
– А где ты живешь? – спросила я, хотя, признаюсь, в тот момент мне подошел бы даже продавленный матрас в какой-нибудь ночлежке. Лишь бы с одеялом потеплее и без клопов.
– Увидишь. Вот, надень это.
Купив в уличном автомате две черные маски, похожие на те, что использовались в медицине, он протянул мне одну. В Восточном городе многие их носили – в основном для того, чтобы перебить чужие запахи. Для альф и омег, живущих в такой непосредственной близости друг к другу, это было своего рода вопросом личной гигиены. В общественных местах считалось социальной нормой сдерживать свой запах, пусть даже немногие могли блокировать его совсем, как это делали альфы-священники. Но даже в таком случае от их пестрой какофонии к вечеру могла разболеться голова, особенно если приходилось долго находиться в местах большого скопления народа. Специальные маски помогали бороться с посторонними запахами, фильтруя их с помощью особых волокон, и для обладателей особенно чувствительного обоняния были просто незаменимым аксессуаром.
А для нас – возможностью скрыть свои лица от того, кто мог бы искать их в толпе.
– Твои волосы, – недовольно покачал головой Йон, когда я надела маску.
– Что с ними? – подняла брови я.
– Они слишком яркие. Слишком заметные. Нужно убрать их. Погоди.
Купив в том же самом автомате резинку для волос, он очень деловито принялся убирать мои волосы в пучок, скручивая и обматывая их вокруг основания хвоста, пока я, прижимая свою сумку к груди, смотрела на него большими вытаращенными и ничего не понимающими глазами. Всякий раз, когда он подходил так близко и его запах наполнял мои легкие, я не могла противиться искушению поддаться ему. Поверить во все, что он скажет, последовать за ним всюду, куда попросит, и отдать ему все, чего он пожелает. Рядом с ним мое естество омеги давало о себе знать так сильно и настойчиво, что почти полностью затмевало мой разум. И если раньше мне это не нравилось потому, что ущемляло мою свободу личности и чувство собственного достоинства, то сейчас я вдруг подумала о том, что, поддаваясь этому настойчивому сладкому шепотку внутри себя, взывающему к покорности и пассивности, я становлюсь скорее обузой, чем помощью для Йона. А ему нужна была помощь, что бы он тут из себя ни строил.
– Все нормально. – Я отстранила его руки, сама закончив с неумело стянутым пучком. – Было бы легче просто спрятать их под шапку.
Его губы внезапно округлились буквой «О», и мне это совсем не понравилось.
– Мы забыли твою куртку, – проговорил он.
– Нестрашно, тут не так уж холодно, – пожала плечами я, поняв, что до сего момента даже не осознавала, что нахожусь на улице в одном свитере.
– Это адреналин, – качнул головой он. – Потом станет хуже. У тебя есть что-нибудь теплое с собой?
Я не успела даже подумать об этом, как он отобрал у меня сумку и начал там рыться, кажется, досадуя на самого себя, что не обратил на это внимание раньше. Среди нижнего белья, каких-то непонятных штанов и невесть каким образом затесавшегося во все это дело летнего платья обнаружилась оранжевая толстовка, подаренная мне Джен на прошлый Новый год. У нее были симпатичные лисьи уши на капюшоне и бахрома на рукавах. Она была не слишком теплой, но в сочетании со свитером могла все же дать какой-то эффект.
– Надевай. – Он сунул мне ее в руки, и я не стала спорить.
– Как ты? – тихо спросила я, натянув ушастый капюшон ниже на глаза.
– Что? – непонимающе переспросил он.
– Йон, я спросила, как ты? – повторила я, ощутив немного неуместное желание погладить его по щеке. – Ты так… заботишься обо мне, и мне неловко, что я не могу ответить тебе тем же.
– У нас сейчас нет на это времени, – поморщился он, но я была почти уверена, что увидела смущение в его больших черных глазах. Это мне даже понравилось. – Идем.
С каждым разом мне становилось все проще слушаться его, и я все охотнее сжимала его руку, когда он ее мне протягивал. Умом я понимала, что желание доверять ему проистекает из инстинктов и навязано меткой и ее влиянием, но мне хотелось верить, что я контролирую ситуацию и что у меня все равно нет другого выхода. Впрочем, стоило признать, что, учитывая всю ненормальность ситуации в целом и тот факт, что я только что стала преступницей, сбежав из-под надзора Церкви, мне стоило ощущать себя ну хотя бы самую малость более напуганной, взволнованной или растерянной. Вся моя жизнь трещала по швам, а мне было словно бы все равно. Может, дело было в том, что я пока просто не осознала всего произошедшего и мое сознание все еще находилось в стадии отрицания. А, может, я была не против обменять все, что у меня было до этого дня, на ощущение чужой теплой руки, сжимающей мою. На эти большие черные глаза и мальчишескую улыбку. На переполняющее меня чувство жизни здесь и сейчас, как будто все, что было до этого, это лишь бесконечно длинный зал ожидания, наполненный случайными попутчиками, у которых бы все равно никогда не получилось коснуться моей души по-настоящему.
Мы второй раз за день спустились в подземку, но на этот раз выбрали совсем другую ветку и направление. Это была одна из самых старых линий метро, ведущая на окраины города, и, признаться, я никогда в жизни там не была. Только слышала, что низкие цены на местную недвижимость привлекали не самых… состоятельных и зачастую не самых благонадежных членов общества. Наверное, мне не стоило удивляться, что Йон был одним из них, но в тот момент я была готова скорее побрататься с преступниками и бродягами, чем снова оказаться на приятно поскрипывающем кожей сидении автомобиля церковников.
Выйдя на одной из последних станций, мы оказались в застроенном однотипными панельными домиками квартале, и на выходе из метро Йон с непроницаемым выражением лица перешагнул через спящего на картонке бродягу.
– Он не замерзнет? – с немного неуместным беспокойством уточнила я, последовав его примеру.
– Это Тихий Том, у него шкура толще моей раза в два, – отозвался мой спутник, пожав плечами. – Он питается одним алкоголем и кошачьим кормом уже лет десять, спит исключительно на улице и до сих пор способен уложить любого одним ударом. По крайней мере, так про него говорят. – И не дав мне в полной мере уложить у себя в голове услышанное, он добавил: – Говорят, его отцом был альфа, а матерью простая женщина, но он все равно унаследовал силу Великого Зверя, пусть и не пахнет так, как мы.
– А это вообще возможно? – спросила я, бросив последний взгляд на спящего бродягу, прежде чем мы завернули за угол.
– Кто знает, – пожал плечами Йон.
О смешанных браках между такими, как мы, и не-бестиями я знала не понаслышке – сама прожила в таком целых три года. В последнее время такие заключались все чаще, вызывая нешуточную тревогу среди представителей Церкви и различных обществ, радеющих за «расовую выживаемость», как это громко именовалось в некоторых аналитических статьях. Можно сказать, что людей в нас привлекало то же, что и представителей противоположного вида – в омегах их красота, чувственность и сексуальность, в альфах – их сила, уверенность в себе и не просто готовность, но недвусмысленное желание взять на себя ответственность и все решать за двоих. Некоторым последнее в самом деле было очень нужно, и я сама не раз ловила себя на мысли, что благодарна Джен за то, что та не ждет моей просьбы или напоминания и просто берет и решает те проблемы, что иногда возникали в нашей жизни. Другое дело, что в таких случаях она не всегда интересовалась моим мнением или предпочитала навязывать свое, но пока это касалось всяких мелочей вроде продуктов на ужин или фильма, на который мы пойдем в кино, мне было не на что жаловаться. Джен удавалось изумительно ловко удерживаться на грани между обоснованной настойчивостью и утомляющей навязчивостью, и мне всегда в ней это нравилось.
Но я могла понять, почему иногда бестии предпочитали выбирать себе в пару людей. С людьми во многом было проще. Они были спокойнее, инертнее, рассудительнее. Они чаще руководствовались логикой, чем эмоциями, и уж точно не были рабами своей биологии. Секс для них был своего рода развлечением, способом снять стресс – или продолжить род, если на то пошло. Он не был такой сакральной и столь трепетно обсуждаемой темой, как среди бестий. Он редко становился изначальной целью знакомства и к нему не сводились мотивы большинства наших поступков и решений. Любой альфа и любая омега, живущие с человеком, могли быть уверены, что их выбрали в первую очередь не за то, как они пахнут или насколько хороши в постели. Люди вообще почти не чувствовали наших запахов – лишь в те моменты, когда мы выделяли феромоны особенно интенсивно, то есть в моменты сильного волнения, злости или яркого сексуального желания.
И уж точно у них не возникало проблем с тем, что судьба просто ставит тебя перед фактом, кого тебе в этой жизни надлежит любить и с кем быть рядом.
Наш извилистый путь, ведущий промеж покосившихся деревянных хибарок, пришедших на смену панельным домам, привел нас к трехэтажному кирпичному зданию, походившему на старика, у которого прихватило спину. Он весь был какой-то покосившийся и нескладный, зато над главным входом горделиво сверкала явно новенькая неоновая вывеска с, судя по всему, названием заведения.
– Дом Бархатных Слез? – прочитала я и перевела несколько обескураженный взгляд на Йона.
– Мы зайдем с черного хода, – невозмутимо ответил он и потянул меня за собой, никак не прокомментировав это название.
О том, куда он меня привел, я догадалась еще до того, как мы вошли внутрь. В центре Восточного города тоже встречались такие заведения – как правило, скромно спрятавшиеся среди небоскребов и элитных бутиков. Там изможденные своей неприкаянностью альфы могли за разумную плату получить все то, чего им так не хватало. Жившие в таких Домах омеги, как правило, были куда более сговорчивы и дружелюбны и не пытались строить из себя недотрог. Официально Церковь осуждала такие заведения, называя их «притонами разврата» и клеймя каждую работавшую там омегу последними словами и проклятиями, но на деле ходили слухи, что большинство Домов получали свое содержание напрямую из карманов священников, которые и сами были не прочь воспользоваться их услугами в нерабочее время.
Я всегда считала это одним из главных показателей лицемерия всего института Церкви как такового и всех ее догматов. Они превозносили целомудренных омег, которые полностью отдавали себя своему первому и единственному альфе и рожали от него бесчисленное потомство, и категорически осуждали любое проявление среди таких, как я, инакомыслия или, не дай бог, сексуальной свободы. Но в то же время среди альф считалось нормой жениться не раньше тридцати, а то и сорока лет. И, думаю, не имеет смысла говорить, что все это время до свадьбы они не считали нужным в чем-либо себя ограничивать, что Церковью никак не осуждалось и как будто даже поощрялось. Альфы были свободны в проявлении своей сексуальности, в то время как нам, омегам, надлежало сидеть и ждать их, сложив лапки и молясь на свою невинность и чистоту. О том, с кем же именно в таком случае наши будущие мужья свободно проявляли свою сексуальность, все предпочитали скромно умалчивать.
Поднявшись по ступеням служебного входа, Йон позвонил в дверь, и спустя полминуты нам открыли. Изнутри, сбивая меня с ног, хлынуло наружу облако приторно-сладкого запаха, в котором ароматы разношерстных омег мешались с запахами косметики, духов, ароматических свечей и еще такой пестрой мешанины всего, что я ощутила все это даже через маску. И над всем этим главенствовал такой мощный флер секса, что, не удивлюсь, если неподготовленные юные альфы могли от его переизбытка запачкать свои штаны уже на входе.
– Братишка, ты вернулся! – тоненьким голосом произнес повисший на шее у Йона парнишка. На вид ему было не больше шестнадцати, и его феромоны однозначно выдавали в нем вполне сформировавшегося омегу. Тонкие черты лица, пухлые губы, худощавое телосложение и шапка светлых кудрявых волос – парнишка напоминал херувима с картинки, и мысль о том, что он жил, а, возможно, уже и работал в этом месте, неприятным холодком пробежала у меня вдоль позвоночника.
– Медвежонок, это Хана, Хана, это Медвежонок, – дежурно представил нас Йон, приобняв паренька одной рукой и довольно быстро от него отстранившись.
– Здравствуйте, – вежливо проговорила я, протянув руку для рукопожатия. Медвежонок какое-то время изучал меня с головы до ног, втягивая в себя мой запах раздувшимися ноздрями, и в тот самый момент, когда я решила, что мне тут совсем не рады, он вдруг просиял и радостно стиснул мою ладошку.
– Здравствуй, сестренка. Добро пожаловать! Идем, я тебе все покажу!
– В другой раз, – покачал головой Йон, не давая омеге утянуть меня за собой. – Где Ория? Мне нужно с ней поговорить.
– Старшая сестра у себя, – покладисто ответил Медвежонок. – Разувайтесь, она просила не топтать, полы недавно помыли.
Бросив на нас последний сияющий взгляд, он пропал из моего поля зрения, оставив после себя аромат летнего одуванчикового поля, который я могла ощутить куда яснее после того, как, следуя примеру Йона, тоже сняла маску и убрала ее в сумку.
– Так ты живешь здесь? – спросила я, ощущая, что меня буквально переполняют всевозможные вопросы. – Как ты… Ты же говорил, что жил со священником, как тебя потом занесло…
– Это долгая история, – отрезал он. – Идем.
Я не стала спорить, тем более что от обилия переживаний, долгой дороги и на пустой желудок у меня физически не было на это сил. Миновав тесную полутемную прихожую, мы поднялись по шаткой поскрипывающей лестнице и оказались на втором этаже, где, судя по запахам, располагались личные комнаты населяющих Дом омег и куда они приводили своих клиентов. От витающего вокруг запаха секса мне очень скоро стало не по себе. Это было похоже на насильное кормление – я не хотела и была совсем не в настроении, но эти мысли буквально проталкивали мне внутрь, заставляя краснеть, дышать чаще и прижиматься к Йону сильнее, чем было уместно в данной ситуации. Не представляю, каким образом он вообще мог жить или просто находиться в таком месте без постоянных мыслей о сексе и болезненно острого желания оного.
Мой спутник в самом деле оставался исключительно хладнокровным и сдержанным, разве что самую малость более рассеянным и расслабленным, словно после пары бокалов крепкого алкоголя. Да, пожалуй, и я ощущала себя именно такой – опьяненной и одурманенной. При такой концентрации феромонов омег в воздухе это было неудивительно, хотя я никогда не замечала в себе склонности к представителям своего вида.
Загадочная Ория, в чью комнату мы вошли, предварительно постучавшись, оказалась темнокожей омегой хорошо за тридцать. Ее пышное округлое тело утопало в фиолетовом шелке безразмерного халата, вышитого звездами и полумесяцами, а кудрявые черные волосы роскошным покрывалом лежали на ее плечах, отливая золотом в свете двух настольных ламп. В ее запахе смешивались нотки ванили, сандалового дерева и масла, и он был невероятно насыщенным и ярким. Бесстыжим – так сказали бы церковники. Из-за этого я почему-то долго не могла себя заставить посмотреть ей в глаза, начиная неумолимо смущаться и краснеть всякий раз, как до этого доходило. То, чего я в себе так стыдилась и порой пыталась отрицать, в ней цвело так бесстрашно, так откровенно и яростно, словно она плевать хотела на общественное мнение и ожидания окружающих и упивалась самой собой до последней капли и в каждом проявлении своей истинной природы. О чем-то таком, наверное, говорила Джен в тот вечер – только приняв себя в полной мере, можно было обрести такую уверенность в себе.
– Наконец-то ты вернулся, милый, – приятным низким голосом проговорила она, как только мы вошли в комнату. Подойдя ближе, она по-матерински нежно обняла Йона, и тот ответил ей тем же. – Это она? Твое близнецовое пламя?
Незнакомое словосочетание заставило меня удивленно приподнять брови, но прежде, чем я успела задать хоть один вопрос, мой спутник, проникновенно заглянув старшей омеге в глаза, проговорил:
– Ория, я просто зверски голодный. Давай оставим все разговоры на потом, ладно?
Она понимающе кивнула, и спустя пару мгновений Йон оказался на коленях на полу возле маленького холодильника в углу комнаты, который я сперва даже не заметила. Достав оттуда первую попавшуюся кастрюлю и взяв ложку, он принялся с почти звериным рычанием поглощать ее содержимое, оставив меня, прямо скажем, в легком шоке от увиденного.
– Если собираешься жить с ним, милая, то будь готова к тому, что он сожрет все, что найдет, а потом попросит добавки, – улыбнулась мне Ория.
– Да я не то чтобы собиралась… – растерянно пробормотала я. – Простите, это я виновата, мы с ним сегодня целый день…
– Так ты тоже ничего не ела, да? – вздохнула омега, покачав головой. – Прости его невежливость, милая, у него от голода обычно все манеры напрочь отключаются. Идем, я попрошу девочек что-нибудь для тебя приготовить.
– А как же… – начала было я, но она решительно отмела все мои возражения:
– Поверь мне, лучше оставить их с холодильником наедине. Сейчас он заморит червячка, вспомнит о существовании микроволновки и это все затянется надолго. И лучше не пытаться встать между ним и едой или попытаться забрать часть себе. Пойдем же.
Поддавшись ее мягкому настойчивому голосу, я последовала за старшей омегой, оставив Йона в ее комнате. При виде него, уплетающего холодное мясное рагу, я вдруг вспомнила о том, как проголодалась сама, и мое тело, словно только и ждав на это разрешения, внезапно ослабело, протестующе заныло и заявило, что готово упасть в обморок здесь и сейчас, если кто-нибудь немедленно о нем не позаботится. То ли близость Йона прежде не давала ощутить мне это в полном объеме, то ли нервное напряжение от нашего побега, но стоило Ории усадить меня на стул в маленькой кухоньке, в углу которой сонная всклокоченная омега чистила картошку, слушая музыку через наушники, как силы окончательно оставили меня, и я поняла, что не встану с этого места, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
За окнами меж тем начало смеркаться. Судя по всему, они выходили на ту же сторону, где находилась неоновая вывеска над входом, потому что на их слегка запотевших стеклах отражали цветные переливы – красные, розовые, синие и так по кругу. Это было почти гипнотизирующее зрелище, и я некоторое время просто смотрела на них, забыв обо всем остальном. В чувство меня привел запах разогретых макарон с чем-то похожим на ветчину, которые я проглотила, кажется, в один присест, почти не почувствовав вкуса.
Пододвинув ко мне металлическую кружку со свежезаваренным черным чаем, Ория удовлетворенно улыбнулась и произнесла:
– Ну что ж, милая. Рассказывай.
Я честно не знала, с чего начать – и вообще у меня было ощущение, что рассказывать обо всем должна не я, но под пристальным, но в то же время ободряющим и теплым взглядом ее красивых ониксовых глаз мне отчего-то не хотелось спорить. И вместо того, чтобы начать задавать вопросы, которых у меня накопилось, по меньшей мере, пара десятков, я начала говорить.
Рассказала о том, как мы с Йоном случайно встретились поздно вечером в бывшем складском квартале после того, как он убил несговорчивого дилера, а я на свою беду решила пойти домой коротким путем, о метке и о том, как она влияла на нас, и наконец о Церкви и всем, что произошло с нами сегодня. Говорить об этом вот так было странно, но я удивительным образом не испытывала смущения или дискомфорта – более того, я поняла, что мне очень приятно наконец-то найти непредвзятого слушателя, кто не перебивал меня, как Джен, не кидался осуждать каждое второе мое действие и просто позволял мне выговориться. Конечно, вся цепочка этих событий до сих пор звучала как череда исключительно неудачных совпадений и стечений обстоятельств – начиная от самой нашей с Йоном встречи и заканчивая тем фактом, что именно в тот день я познакомилась с отцом Горацио, из-за которого едва не стала узницей Церкви.
По мере моего рассказа на кухню стекалось все больше любопытных – видимо, новость о нашем прибытии уже распространилась по Дому. Они появлялись как призраки, выступающие из стен – все одинаково бледные, пахнущие приторной сладостью неудовлетворенного желания и с затаенной тоской в подведенных глазах. Я никогда не видела столько омег в одном месте, никогда не чувствовала столько перебивающих друг друга разных запахов, и с непривычки у меня даже закружилась голова. Но они были здесь не одни. Я чувствовала и тех, напоминания о ком они принесли с собой – альф, что несколько часов или даже несколько минут назад касались их тел, оставляя на них свои отметины и на короткое время воображая себя хозяевами того, что на самом деле никогда не принадлежало ни одному из них. У некоторых эти отметины были чем-то большим, чем просто призрачный флер чужого аромата – я видела следы зубов, засосы и синяки на их руках и плечах и ссадины на их коленях. И Зверь только знал, что еще скрывалось под их аляповатыми дешевыми одеждами, единственное предназначение которых было хоть немного сохранять тепло и мгновенно опадать на пол в случае необходимости.
Таково было мое первое впечатление об обитательницах Дома Бархатных Слез. Увидев их в первый раз, я испытала целую гамму эмоций, начиная от страха и отвращения перед тем, что они собой воплощали, и заканчивая извращенным любопытством к их образу жизни. И все же было кое-что, что не давало мне покоя.
– Так значит Йон живет здесь, с вами? – уточнила я, обводя взглядом рассредоточившихся по кухне омег и останавливаясь на лице Ории.
– Мы приютили его, это так, – кивнула она. – Когда мы нашли его, он спал под мостом и выглядел так, словно не сегодня завтра собирается отдать Зверю душу. Стоило определенных трудов убедить его, что, какую бы цель он так рьяно ни преследовал, достичь ее с того света будет сложновато.
