Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"

Автор книги: Анна Сейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Глава 9. Близнецовые пламена

Я проснулась с ощущением, что кто-то на меня смотрит. В первые несколько мгновений мой сонный мозг решил, что это Джен, но потом на меня нахлынули воспоминания о том, что случилось накануне, и я резко распахнула глаза, инстинктивно прижав одеяло к груди. Меня окатило веселым беззаботным смехом, и над изножьем моей кровати показалась пушистая светлая головка. Парнишка-омега с большими голубыми глазами, пахнущий летним одуванчиковым лугом, выпрыгнул словно из засады и, не успела я и слова сказать, оказался на моем одеяле, частично придавив своим весом мои ноги, как больший самодовольный кот.

– Доброе утро, сестренка. Хорошо спалось? – дружелюбно спросил он.

– Да… кажется, – не очень уверенно отозвалась я, взглядом отыскав свои смятые джинсы, валяющиеся на полу. Вчера, после того, как Йон ушел, силы меня окончательно оставили, и их не хватило даже для того, чтобы как-то привести себя в порядок. Я знала, что все еще пахну им – и всем тем, что тут произошло. Но в отличие от Сузи и остальных, этот паренек не выглядел чрезмерно любопытным или жадным до зрелищ. Он весь источал какую-то захватывающую дух детскую непосредственность и искренность. И на фоне этих обшарпанных, покрытых ржавыми потеками стен, чье бедственное положение во вчерашнем полумраке, едва разгоняемом тусклой лампочкой в пыльном абажуре под потолком, было не так заметно, он выглядел особенно неуместно – словно попал сюда совершенно случайно и изначально не должен быть здесь находиться. Особенно, когда я задумывалась о том, как именно он оказался в Доме и чем вынужден ту заниматься.

– Тебя зовут Медвежонок? – спросила я, немного приведя мысли в порядок.

– Старшая сестра меня так назвала, – кивнул он, с интересом разглядывая меня и беззастенчиво втягивая в себя мой запах. – А ты Хана, верно?

– Да, Хана Росс. – Я вдруг отчего-то почувствовала себя бестолково, представляясь полным именем. Кажется, в этом месте подобные формальности были совсем не в ходу.

– Ты особенная, Хана Росс, – почти нараспев произнес Медвежонок, после чего совершенно беззастенчиво схватил меня за левую руку и повернул ее меткой к себе. Поведение, манера себя держать и речь этого паренька были немного странными, но это ничуть не портило его природного обаяния и какого-то особого, труднообъяснимого магнетизма. Я ни разу в жизни не испытывала чего-то подобного рядом с другой омегой. Он не привлекал меня как потенциальный партнер, и мое тело реагировало на него иначе, чем на Йона или альф в целом, но при этом я поймала себя на мысли, что его запах завораживает меня. Было в нем что-то в равной мере экзотическое и ужасно знакомое, что никак не удавалось выразить словами. Может, из-за этого хотелось ощущать его как можно дольше, смакуя внутри себя.

– Ты о метке говоришь? – уточнила я, невольно улыбнувшись от легкой щекотки, когда он склонился к моей руке, согрев ее своим дыханием.

– Я тоже особенный, – серьезно произнес парнишка, наконец отпуская меня. – Старшая сестра так говорит.

– Думаю, она права, – кивнула я, ощутив внезапный порыв потрепать его по мягким волнистым волосам. – Ты давно живешь с сестрами?

– Не очень, – забавно скривил носик он. – Я плохо помню, что было до того, как Ория привела меня сюда.

– Кажется, ваша старшая сестра любит… оказывать помощь попавшим в беду, – проговорила я, с трудом сдержав более емкое «тащить в дом всех подряд».

– Она добрая, – простодушно согласился он, и его голова вдруг оказалась у меня на плече. – Ты вкусно пахнешь, сестренка.

– Спасибо… наверное, – не очень уверенно поежилась я, осознав, что он имеет в виду не мой личный запах, а то, что на мне осталось после вчерашней ночи.

– Но другим сестрам может не слишком понравиться, – меж тем продолжил парнишка. – У нас тут один душ на этаж, и в два нижних очередь забита до обеда. Но я думаю, Никки не обидится, если ты воспользуешься ее ванной.

Никки. Перед глазами вспышкой встала увиденная вчера картина – полутемная комната, мужчина и женщина, сидящие на постели, склонившись друг к другу, и младенец между ними. И все же Йон пришел ко мне, ведомый зовом метки. Он говорил, что его почти невозможно терпеть, что он сводит с ума – значит ли это, что у него просто не было выбора? Или же в том, что произошло между нами вчера ночью, было что-то помимо чистой непреклонной биологии?

Даже всей моей самонадеянности не хватало на то, чтобы даже на секунду допустить второй вариант. И если бы не тот факт, что наша затея с обращение за помощью к Церкви обернулась такой катастрофической неудачей, я бы еще более твердо начала настаивать на том, что нашу с Йоном связь необходимо разорвать. Нам обоим стоит вернуться к нашим привычным жизням – к тем, кто был рядом с нами до того, как все это началось. Проблема была лишь в том, что теперь я совершенно не представляла, как это можно сделать.

Следуя за Медвежонком по коридорам Дома, я была вынуждена признать, что при свете дня он выглядит совсем иначе, чем ночью. Вылинялые, местами рваные обои болотно-зеленого цвета с давно стершимся орнаментом, вздыбленный от влажности паркет, облупленные дверные косяки и оконные рамы – все это говорило о том, что здание уже несколько лет как нуждается в капитальном ремонте. Но, учитывая, где оно находилось, вряд ли сюда захаживали толстосумы, готовые искупать девочек в наличных. Я не представляла себе, сколько могут стоить услуги таких, как Сузи или Поппи, но подозревала, что общей выручки Дома едва хватало на то, чтобы кормить всех его обитателей и обслуживать само здание.

Эти мысли заставили меня снова сосредоточиться на фигуре идущего впереди меня омеги. В отличие от его сестер в его кожу не въелись чужие запахи. Он казался нетронутым и невинным, но, как бы мне ни хотелось в это верить, я не могла избавиться от ощущения, что вижу и понимаю куда меньше, чем происходит здесь на самом деле. Однако задать ему прямой вопрос у меня просто язык не поворачивался.

Мы поднялись по лестнице на третий этаж и свернули в сторону от короткого коридора, ведшего к комнате Никки. Сейчас ее дверь была закрыта, и я могла поклясться, что чувствую запах Йона, скрытого от меня за ней. Но, может, у меня просто разыгралось воображение.

– Вот, тут должна была еще остаться горячая вода, – проговорил Медвежонок, впуская меня в крохотную, но вычищенную до блеска ванную комнату с закрытым крышкой унитазом и маленьким душем с веселой цветастой шторкой на нем.

– Никки точно не будет против? – не очень уверенно уточнила я.

– Она очень добрая, – покачал головой он. – И братишка наверняка рассказал ей про тебя, так что не волнуйся.

Интересно, что именно он рассказал ей обо мне? И как объяснил свою вчерашнюю отлучку? Эти вопросы волновали меня, пожалуй, чуть больше, чем стоило бы, но я ничего не могла поделать.

– Вот, возьми мое полотенце, оно чистое, – добавил парнишка, снимая с руки то, что захватил по дороге, когда мы ненадолго остановились у его собственной спальни. – Ты не намного выше меня, так что мои вещи будут тебе как раз. Совсем от его запаха тебе не избавиться, но это лучше, чем ничего.

Я с ним не спорила. Не совсем понимала, зачем он это делает, но что-то мне подсказывало, что спрашивать все равно бессмысленно. Дом жил по своим законам и правилам задолго до моего появления, и будет лучше, если мое пребывание здесь пройдет максимально незаметно и гладко.

Я старалась не думать о том, сколько именно нам придется здесь пробыть. Будущее, которое еще недавно было распланировано у меня на несколько лет вперед, внезапно обратилось в непроглядную туманную клоаку. И я даже не знала, кого в этом винить – себя, Йона или незавидное стечение обстоятельств, сведшее нас вместе. Чем вообще в таких ситуациях судьба отличалась от невезения? Священные книги говорили, что у каждого альфы есть предназначенная ему судьбой омега, и мы в этом совсем не уникальны. Но если бы судьба вообще существовала, не должна ли была каждая бестия встретить свою половинку? А судя по статистике, подобное было скорее исключением, чем правилом. Значит, все же совпадение?

Я мучительно ломала над этим голову, стоя в душевой. Старалась по возможности экономить горячую воду и выключала ее, когда намыливала себя, тщательно смывая со своего тела присохшие к нему остатки вчерашней ночи. Жесткое мыло пощипывало кожу, но отлично справлялось со своей задачей. Я даже на всякий случай потерла им свою метку на левом предплечье, задним умом понимая, что вытравить из нее запах альфы можно разве что кислотой, но все равно упрямо надеясь на чудо. Йон был прав – то, что произошло вчера, не должно было повториться. Никому из нас это не было нужно, и только все усложняло.

Хотя и было безумно приятно.

Закончив мыться, я наскоро вытерлась широким полотенцем, оставленным для меня Медвежонком, а потом натянула на себя его вещи – сползающий с одного плеча полосатый пуловер и спортивные штаны с растянутыми коленями, которые довольно плотно сели на моих бедрах. Распустила прежде собранные в высокий пучок и оставшиеся почти сухими волосы, и, какое-то время поизучав свое отражение в треснувшем в одном углу зеркале, повесила мокрое полотенце на натянутый явно для этих целей под потолком провод и вышла из ванной, ощущая себя в одежде с чужого плеча еще более странно и неловко. Запах пышно цветущих одуванчиков ощутимо лип к моей коже, но отчего-то совсем меня не раздражал. Я даже испытала легкое разочарование, когда поняла, что Медвежонок меня не дождался. Впрочем, сейчас я уже лучше ориентировалась в Доме и могла сама примерно вспомнить путь до комнаты Ории на втором этаже.

– Вы Хана, верно?

Она окликнула меня, когда я проходила мимо коридора, ведущего в ее комнату, сворачивая к лестнице. Признаюсь, на секунду мной овладел порыв сделать вид, что я ничего не слышала, и просто пройти мимо, но я не дала ему захватить меня полностью и обернулась.

Никки стояла, опершись плечом на стену, словно ощущая потребность в том, чтобы ее что-то поддерживало. При свете дня она, как и весь этот Дом, выглядела немного иначе, но по-прежнему такой же красивой, как я ее запомнила. Она походила на тонконогого олененка, боязливо и с тревогой смотрящего на меня из тени. Была в ней эта неуловимая, полуболезненная хрупкость, которая в сочетании с изяществом и нежностью черт ее лица, порождала в смотрящем на нее какое-то подсознательное желание защищать и оберегать ее. Я почти готова была признать, что сама почувствовала нечто подобное.

– А вы Никки? – вопросом на вопрос ответила я.

– Пойдемте со мной. – Она поманила меня за собой, и я от растерянности даже не стала сопротивляться.

В ее комнате, самой просторной из всех в этом Доме, что мне довелось увидеть к этому моменту, было большое окно, сейчас не зашторенное и впускающее внутрь яркие снопы солнечных лучей. Не знай я, что на улице поздний ноябрь, могла бы подумать, что там в самом разгаре весна – таким теплым и густым казался свет. Судя по сосредоточенному сопению младенца, лежащего в самодельной люльке, он не спал, и поэтому Никки не понижала голоса, но встала поближе к ребенку, словно опасаясь надолго оставлять его без присмотра.

– Я хотела поговорить с вами о Йоне, – произнесла молодая женщина, сдвинув брови, словно тем самым стараясь придать самой себе требующейся в этот момент смелости.

– Я догадалась, – согласилась я, сложив руки на груди и чуть наклонив голову набок. – Я слушаю.

– Он через многое прошел и… Он может казаться смелым и сильным, но не дайте ему обмануть себя. На его плечах и так лежит… груз всего мира, кажется. – Она сбилась и, негодуя на саму себя, досадливо цыкнула. – Хана, ваша с ним связь…

– Я не просила о ней, – коротко заметила я. – Как и он. Если бы мы могли разорвать ее…

– Я просто боюсь за него, – честно призналась Никки. – Он же… ничего вам не рассказал, так?

– Он сказал, что ищет кого-то, кто связан с трагедией в его прошлом, – ответила я. – Когда мы встретились, он как раз… собирал информацию.

Не знаю, можно ли было назвать это подходящим эвфемизмом, но, думаю, она поняла, что я имела в виду, потому что вдруг изменилась в лице и побледнела.

– Этого он не говорил, – произнесла Никки, отведя взгляд. – Что ж, так даже лучше. Хана, его жизнь… Наша с ним жизнь…

– Я не испытываю ни малейшего желания вмешиваться в то, что меня не касается, – поспешила успокоить ее я.

– Но вы уже вмешались, – покачала головой она, ломая пальцы и нервно переступая с ноги на ногу. – Все это так… не вовремя.

– Здесь я ничем не могу вам помочь, – сказала я, надеясь, что это не прозвучало слишком грубо.

– То, что вы… то, что происходит между вами с Йоном… – Она снова подняла на меня свои ясные голубые глаза, похожие на цветные стеклышки в солнечный день. – Это просто… биологическое влечение? Или нечто большее? Я… я даже не представляю, на что это похоже, ведь у нас нет ничего подобного. У людей, я имею в виду, – неуклюже добавила она после.

– Это… сложно объяснить, – признала я. – Но наши тела реагируют друг на друга сильнее, чем на других бестий, это без сомнения. Даже наша Церковь не в полной мере понимает природу и смысл такой связи, поэтому я не смогу дать вам однозначный ответ.

Я не стала говорить ей о том, как мы исцелили друг друга после прыжка на крышу. О том, что запах Йона теперь всегда был со мной, и мы были связаны почти телепатически – за тем лишь исключением, что передавали друг другу не мысли, а словно бы импульсы или нечто подобное. Или о том, что, когда мы отдалялись друг от друга, наши метки делали все возможное, чтобы снова свести нас вместе – как два маленьких паразита, питающихся нашей близостью во всех возможных смыслах. Это и для моего-то понимания было слишком сложно, а уж пытаться объяснить нечто подобное человеку, который никогда не чувствовал безусловного сексуального влечения к незнакомцу лишь за счет его запаха – совсем дохлый номер.

– Ее ведь можно убрать? – меж тем спросила Никки, и в ее глазах я увидела надежду. – Йон сказал, что можно и что вы тоже этого хотите, как и он.

– Он прав, – согласилась я, ощутив, однако, как внутри меня словно бы опалило холодом. Почему-то слышать это от него лично и от этой девушки это были две совершенно разные вещи. – Я не знаю, возможно ли разорвать связь, но мы оба этого хотим. Сейчас из-за метки за нами гоняется Церковь, и я даже думать боюсь, что они предпримут, если поймают нас. – При воспоминании о том склепе с мертвецами на фреске мне сделалось дурно. – Но если метка исчезнет, у нее не будет причин охотиться за нами, а значит мы оба сможем вернуться к прежним жизням.

– Я… так боюсь за него, – тихо выдохнула моя собеседница, понуро опустив голову. – Вы не представляете, как он дорог мне и как я ему обязана.

– Я… думаю, что могу представить, – не стала лукавить я, выразительно покосившись на люльку с агукающим младенцем. Но Никки, кажется, не заметила этого.

– Если я смогу чем-то вам помочь… Я имею в виду в том, что касается метки… Я понимаю, что я, скорее всего, буду бесполезна, но…

– Я не думаю, что вы сможете что-нибудь сделать, – согласилась я. – Но спасибо за… ваше участие.

Мне кажется, мы обе ощущали себя безмерно неловко в этой дурацкой ситуации, но каким-то чудом нам удалось удержаться от взаимных нападок, обвинений или агрессии. Однако я не могла не признать, что общество Никки было для меня эмоционально изматывающим. Смотря на нее и ее ребенка, я не могла не рисовать в своей голове самые разные картины того, как они с Йоном проводили тут время наедине – еще до моего появления в его жизни. И хотя они не должны были причинять мне боли, потому что я просто не имела права мечтать о том, что мне не принадлежало (пусть даже судьба и сам Великий Зверь, кажется, пытались убедить меня в обратном), мне все равно было больно. И так тоскливо, что хоть волком вой.

Выйдя от Никки, я толком не разбирала дороги, куда иду, спустившись по лестнице и минуя одну комнату за другой. Дом был погружен в сонное утреннее молчание – почти все его обитатели еще спали, уставшие после долгой ночи, запахи которой все еще витали в воздухе. Они по-прежнему меня будоражили и тревожили, но я отмахивалась от ненавязчивой пульсации внизу живота, не концентрируясь на ней и ее причинах. Возможно, со временем я бы даже научилась совсем ее игнорировать.

– Зачем он вообще ее притащил?

Я остановилась возле двери, ведущей на кухню, уже буквально положив ладонь на ее ручку. Женский голос был мне не знаком, но это определенно была одна из тех омег, кто вчера толпился вокруг меня на кухне.

– Таким, как она, тут не место. Она из цивилов и смотрит на нас свысока. Не выношу таких. – А вот это определенно была Сузи. Впрочем, после вчерашнего я не слишком удивилась, услышав нечто подобное.

– Старшая сестра говорит, что они с Йоном связаны, – задумчиво проговорила первая девушка. – Думаешь, это правда?

– Не думаю, что он рад этой связи, – отозвалась Сузи, судя по звукам открыв холодильник и что-то оттуда достав. До меня донесся слегка кисловатый запах перестоявшего супа. – Ты сама видела, он вчера, как вернулся, сразу к Никки умчался, а на эту девицу и не смотрел особо.

Я не стала слушать дальше, да и аппетит у меня окончательно пропал. Желание оказаться дома, в своей комнате, слыша, как Джен что-то делает за стенкой, стало настолько сильным, что я на полном серьезе стала раздумывать, а не вернуться ли мне обратно. В конце концов, на что Церкви сдалась только половинка истинной связи? А Йона они никогда не найдут, так что…

Метку на моей руке неприятно дернуло, и, кажется, впервые за все время я почти против своей воли была с ней согласна. Убежать все равно не выйдет. Это была наша общая проблема, и нам надлежало решить ее вместе – по возможности с минимальными потерями для обеих сторон.

Почти случайно наткнувшись на дверь, ведущую наружу, я вышла через нее и внезапно оказалась на заднем дворе, отгороженном от остального пространства квартала сеткой-рабицей, натянутой между вбитых в землю металлических труб. Первым, что бросилось мне в глаза, стала огромная старая вывеска с другим названием, видимо снятая с фасада здания, когда сюда перебрались Ория и ее девочки. Несколько рядов наполовину разбитых темно-серых лампочек составляли слова «Райский притон». Словосочетание резало слух и в целом звучало почти как оксюморон. Я подумала, что, если бы просто где-то в городе увидела такое название клуба, точно бы не захотела его посетить. Рядом с вывеской стоял старый автомобиль со снятыми колесами и почти полностью распотрошенным салоном, какие-то железные бочки, доски, погнутые листы жести и тому подобный хлам, которого было в достатке и на третьем этаже, где жила Никки. Создавалось впечатление, будто все это осталось после предыдущих владельцев здания, и у нынешних все руки не доходили вывезти это великолепие куда-нибудь на свалку.

Привлеченная шумом, доносившимся с крыши, я подняла голову и, к своему удивлению, увидела Йона. Он и еще пара омег, одетых в рабочую одежду, кажется, латали кровлю. Сам альфа был в своей типичной безразмерной толстовке черного цвета с закатанными рукавами, а его волосы были частично собраны на затылке, но, видимо, их длины еще не хватало для полноценного хвостика, потому что часть прядей так и болталась неприкаянной. С такой прической он отчего-то выглядел старше, и я невольно залюбовалась тем, как сноровисто он работал руками, улыбался, слушая что-то, что говорят ему девушки, и как легко и пружинисто двигался, словно находился не на покатом скате в трех этажах над землей, а на ровной асфальтовой площадке.

– Разве не все мы влюбляемся именно так? – раздался в моей голове голос отца Горацио. – Встречаем кого-то, не подозревая, что за чувства он способен в нас разжечь, а потом становится уже слишком поздно. Сердце никогда не слушает разум.

Стоя посреди захламленного двора, на краю города, в одежде с чужого плеча и с полной сумятицей в растревоженных мыслях, я в полной мере осознала, что, кажется, действительно влюбилась в него. Мне очень хотелось думать и верить, что это лишь влияние метки, но сейчас, когда я смотрела на него снизу вверх, когда вспоминала и перебирала в голове, что он сделал для меня, когда с невольным протяжным выдохом вспоминала ощущение его тела рядом с моим и то вчерашнее, путанное, горячечное, безрассудное… Все казалось слишком реальным.

И не менее отчетливо я в тот же момент понимала, что это была только и исключительно моя проблема. Я хорошо помнила свою мать и то, как тяжело она переживала охлаждение отцовских чувств к ней. Она так старалась вернуть их, так старалась разжечь огонь их былой страсти, что даже мы, дети, ощущали во всем этом что-то отчаянное и почти истеричное. В моей памяти до сих пор хранился один из их последних разговоров – как она рыдала, стоя перед ним на коленях и цепляясь за его штаны. Называла своим единственным, говорила, что любит и умрет без него, умоляла не оставлять ее и даже грозилась наложить на себя руки. Я хорошо помню эту обреченную тоску в глазах отца. С годами, размышляя обо всем этом, я пришла к пониманию, что он не был плохим и не желал никому зла, просто в какой-то момент его чувства угасли, и он не нашел в себе сил оставаться с нелюбимой женой даже ради детей. Безответно влюбленная женщина – да, впрочем, наверное, это можно сказать в целом о ком-то безответно влюбленном вне зависимости от вида и пола, – возлагающая бремя своих неразделенных чувств на того, кто эти чувства не разделяет, это тяжелое и в какой-то степени даже жалкое зрелище. Уже тогда, смотря на свою мать, я знала, что никогда не позволю себе стать такой. Что не опущусь до ее уровня и никогда не брошу свое сердце под ноги тому, кому оно совершенно точно не нужно.

Одна из омег, работавших на крыше, наконец заметила меня и что-то негромко сказала Йону. Тот отыскал меня взглядом, что-то прикинул в уме и вместо того, чтобы спуститься по лестнице, как все нормальные бестии, предпочел спрыгнуть прямо оттуда. Признаюсь, у меня на мгновение захолонуло в груди, когда он вдруг ни с того, ни с сего оттолкнулся ногами от жалобно хрустнувшей под его весом кровли и взмыл в воздух – что ни говори, я все еще не привыкла к этим его выходкам. Приземлившись, альфа по-звериному оскалился, словно давая выход энергии Зверя, потом выпрямился и, как ни в чем не бывало, подошел ко мне, отряхивая от влажных комков земли руки в рабочих тряпичных перчатках.

– Вот почему ты был уверен, что сумеешь допрыгнуть до той крыши, – многозначительно произнесла я, сунув руки в задние карманы штанов и улыбнувшись ему.

– Никогда не любил тратить время на лестницы, – пожал плечами он. – Что-то случилось?

– Эм, ну да, – удивленно вскинула брови я. – За мной охотятся церковники, я непонятно где, все вокруг обо мне сплетничают, а тот, кто меня сюда притащил, делает вид, что все идет по плану. Или, может, я пропустила тот момент, когда ты объясняешь мне этот самый план?

– Тебе никогда не говорили, что ты ужасно напористая, маленькая омега? – со вздохом уточнил он, помолчав. – Прешь напролом, как танк, без прелюдий и расшаркиваний.

– Предпочитаю не тратить время попусту, – ответила я. – Ты так ничего мне и не объяснил, просто привез сюда и сбросил своим подружкам на поруки.

– Мне нужно было подумать, – поморщился он, уткнув руки в бока.

– Подумал? – не отступала я.

– Как-то не до того было, – признался Йон. – Ночью крыша протекла, одну из секций чердака затопило, там кругом лужи.

– Ночью был дождь? – удивилась я. – Я не слышала.

– Ты… крепко спала, – фыркнул он, отведя глаза, и я готова была поклясться, что на мгновение он смутился, словно бы вспомнив о чем-то. Могу побиться об заклад, я знала, о чем именно.

Мы оба чувствовали себя не в своей тарелке. Словно произошедшее вчера ясно дало понять нам обоим, как далеко мы можем зайти, слепо повинуясь зову плоти, которого не волновали ни наши желания, ни семейные обязательства. Мы оба в равной мере это не контролировали, и сейчас было неважно, кто из нас сильный альфа, а кто – хрупкая омега. Это было слишком хорошо, и даже сейчас, несмотря ни на что, я ощущала, как меня тянет к нему, как его запах манит меня к себе – зарыться носом в его грудь, обнять покрепче, почувствовать его руки на своих плечах и услышать свое имя, произнесенное его голосом. Это было и про секс, и одновременно уже совсем не про него, и в итоге все, что мне оставалось, это смотреть на него, задаваться бессмысленными вопросами о причинах и следствиях и с затаенной грустью осознавать, что эта ночь, возможно, уже никогда больше не повторится.

– Ты позавтракала? – наконец нарушил затянувшееся молчание он.

– Нет, еще не успела, – отозвалась я, памятуя о том, чем закончилась моя попытка пробраться на кухню. – Мне неловко, что приходится есть из общего холодильника. У меня есть кое-какие сбережения и…

– И они почти наверняка сейчас уже в распоряжении Церкви, – перебил меня он. – Я не удивлюсь, если нас уже объявили в розыск. Забудь о своей кредитке, маленькая омега.

Осознание того, что он только что сказал, обрушилось на меня подобно каменной плите. До этого момента наш побег и все остальное воспринималось мною как своего рода маленькое приключение, которое обязательно в скором времени закончится. Может быть, я просто была слишком сосредоточена на самом альфе и том волнующем и восхитительном, что я зачем-то испытывала рядом с ним. И только сейчас до меня наконец дошло – я была Зверь знает где, у меня не было с собой ни денег, ни телефона, ни вещей за исключением того, что удалось прихватить из дома, ни собственного угла, и все, что я могла сделать, это положиться на едва знакомых мне бестий и надеяться, что ситуация рассосется как-то сама собой. Я подвергла опасности свою лучшую подругу, почти наверняка могла попрощаться с работой, судя по словам Йона лишилась всех своих сбережений и все это – за какие-то сутки. У меня буквально отняли все и сразу, дав в обмен мечту, которой все равно никогда не суждено было осуществиться.

У меня ослабели колени, и, если бы Йон не подхватил меня за плечи, я могла запросто осесть прямо на влажную землю двора.

– Что с тобой? – немного встревоженно уточнил он. – Говорил же, надо поесть.

– Мне надо… Здесь как-то слишком шумно, мне надо…

Мне стало тяжело дышать. Обычно в такие моменты, которых в моей жизни до недавних пор случалось не так уж и много, я забиралась в постель Джен – или любого другого, кто был близок мне. Накрывалась одеялом с головой и лежала в таком импровизированном домике, пропитываясь чужим запахом, несколько минут, а иногда и дольше. За это время мои мысли сами каким-то образом приходили в порядок, и я начинала видеть вещи совсем в другом свете.

Но сейчас у меня не было такой возможности. У меня больше не было Джен и не было ни одного места на свете, где я могла бы почувствовать себя в безопасности. Свет вдруг стал казаться слишком ярким, а звуки – слишком громкими, и я ощутила, как меня захлестывает натуральная паника. Я закрыла голову руками, пытаясь стать как можно меньше, как можно незаметнее, пытаясь скрыться от того огромного и безжалостного, что громыхало у меня над головой, но оно лишь разрасталось и крепло, грозясь полностью меня поглотить.

А потом вдруг наступила темнота. Нет, не эта холодная темнота беспамятства, лишенная очертаний и ощущений. Эта темнота была проницаемой, мягкой и какой-то непередаваемо уютной, наполненной самым лучшим и самым успокаивающим запахом на свете. Лишь несколько секунд спустя я поняла, что обнимаю Йона за талию и меня окружает плотная ткань его толстовки, под которую он меня спрятал, словно птица под свое большое черное крыло.

– Все нормально, – услышала я его голос где-то сверху. – Успокойся, Хана, все нормально. Я рядом, хорошо?

Я почти была готова расплакаться от переполнивших меня в тот момент эмоций, но все же смогла сдержаться. Это было ни к чему – я и так устроила целую сцену. Немного отдышавшись, я с некоторым сожалением вылезла из-под его одежды и, заглянув ему в глаза, с тревогой спросила:

– Что же мы будем делать?

– У нас не так много вариантов, маленькая омега, – пожал плечами он. – Пока тебе безопаснее будет оставаться здесь, рядом со мной.

– Пока? – непонимающе переспросила я.

– Пока мы не найдем способ разорвать связь, – пояснил он. – Я вчера написал отцу, но он пока не ответил.

– Твоему отцу? Священнику? Ты с ума сошел? – в непонимании воскликнула я.

– Я знаю, что у тебя есть определенные предубеждения против Церкви, но то, что нам попался один фанатик, вовсе не значит, что они там все такие, – немного уязвленно проговорил он. – Отец хоть и не специалист в этой области, но, думаю, он сможет что-нибудь найти в своих книгах. Быть может, хотя бы подскажет, в каком направлении двигаться. Другого выхода я все равно не вижу.

– И значит, мне надлежит просто… сидеть здесь и ждать? – нахмурилась я.

– Можешь вернуться домой, – развел руками он. – Не уверен правда, что ты успеешь хотя бы обнять свою альфу, прежде чем тебя под белы рученьки сопроводят к достопочтенному отцу Евгению. Он весьма… заинтересовался нашей меткой.

– Я заметила, – буркнула я.

– Именно меткой, а не нами двумя, – выразительно добавил Йон. – Я знаю такой типаж, видел похожих типов в соседнем районе. Ты слышала о том, как чаще всего переправляют небольшие партии наркотиков через границу?

– Слышала какие-то городские легенды про то, что их засовывают в далеко не самые подходящие для этого места, – кивнула я.

– Ну вот, тот священник смотрел на нас так, будто мы – и есть то самое «неподходящее место». Сперва я пытался себя убедить, что на нас двоих достаточно одного параноика, но после того, как он сперва приставил к нам двух своих громил, а потом нарушил условия нашей сделки, велев вернуться через два часа… Я не сужу всю Церковь по одному ее представителю, но по возможности предпочел бы больше не иметь с ним никаких дел.

– А мне кажется, что все они такие, – покачала головой я. – Но если ты уверен в том, что твой отец нас не выдаст и поможет, я тебе верю.

– Ну и славно, – почти с облегчением выдохнул он. – А теперь иди и поешь чего-нибудь, а то у меня сердце разрывается от твоих голодных глаз. Мне тут нужно закончить, но потом я тебя найду. Нужно будет еще раз все обсудить с Орией и решить, на каких условиях ты останешься в Доме.

– Условиях? – немного растерянно переспросила я. – Но я думала, что ты…

– Я здесь не хозяин, – покачал головой он. – И я отрабатываю свой стол и свою койку. И отдельную комнату для Ник…