Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"

Автор книги: Анна Сейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Йон подъехал на пикапе прямо к крыльцу – видимо, успел перехватить машину у тех, кто сегодня был ответственным за мусор. Прямо удивительно, что, сколько бы мы ни расчищали задний двор и ни вывозили хлам, его словно бы и не убавлялось. В иные моменты мне становилось почти интересно, кем были прежние хозяева этого здания и почему после них осталось так много разнообразнейшего барахла.

– Не замерзла? – уточнил альфа, опустив стекло со стороны водительского сидения.

– Нормально, – отозвалась я, поднимаясь и с удовольствием разминая затекшие ноги. – Я уж начала думать, что ты не появишься.

– Дела задержали, – коротко ответил он, выходя наружу и помогая мне по одному затащить тяжелые мешки в кузов пикапа.

– Ищешь новую зацепку? – спросила я.

– Вроде того.

– Ты мне так и не расскажешь, в чем там дело, да?

– А ты хочешь знать? – недоверчиво уточнил он, затаскивая последний мешок и откидывая со лба вьющиеся пряди черных волос.

– Не знаю. Наверное. Я слишком многого сейчас не знаю в своей жизни, – пожала плечами я. – Кто такой этот Сэм?

– А у тебя ушки на макушке, – досадливо качнул головой Йон, снова забираясь в кабину. Я последовала за ним, и он завел мотор, осторожно выводя машину на дорогу. Отсюда уже было видно главный вход в Дом, и я невольно бросила короткий взгляд на тех, кто там стоял. Кажется, они пришли сюда компанией – трое рослых альф с настолько бандитскими рожами, что мне стало не по себе и очень захотелось сползти под сидение. Мне смотреть-то на них было страшно, а девочки Ории позволяли им куда больше, чем это. Наверное, они имели право называть меня белоручкой и «цивилом» и смотреть свысока. Моя, пусть и тяжелая, жизнь все же не шла ни в какое сравнение с тем, через что проходили они. И что самое грустное в этой ситуации – к чему они уже совершенно привыкли, не считая это чем-то постыдным, неправильным или недостойным. Или жестоким по отношению к ним самим.

– Сэм разрушил мою жизнь, – проговорил Йон, возвращая меня к нашему с ним разговору. – Мою и моей семьи. Это из-за него мне пришлось уйти из дома и бродяжничать.

В моей голове буквально брызнуло целым фейерверком всевозможных вопросов, и я какое-то время не могла выбрать, какой из них задать первым. Потом все же решила начать осторожно и издалека:

– Сколько тебе было лет?

– Не помню. Лет восемь, – равнодушно пожал плечами он. – Я тогда даже не знал, стану альфой или нет. Но вряд ли думал о чем-то таком.

– Почему ты ушел из дома? Что именно тогда случилось, Йон?

Он не ответил. Сжал руль так сильно, что костяшки побелели, и стиснул зубы, словно переживая у себя внутри то, что испытал тогда. И я бы соврала, если бы сказала, что не почувствовала отблески его затаенной ярости внутри самой себя. Ярости – и страха. Страха настолько огромного, всеобъемлющего и подавляющего, какого не должен никогда испытывать ни один ребенок. Поняв, что ответа мне от него не добиться, я сменила тему:

– А у тебя были братья или сестры?

– Я был один, – выдохнул он, и почему-то я сразу поняла, что он что-то недоговаривает

– Неужели ты был единственным ребенком? – удивленно уточнила я. – Это… нетипично для таких, как мы.

– Я был один, – упрямо повторил он, сдвинув брови. – Прекрати задавать дурацкие вопросы о моей семье, маленькая омега. Это тебя не касается.

– Прости, – пробормотала я, откинувшись на спинку сиденья и устремив взгляд в окно. За ним один за другим проплывали похожие друг на друга панельные домики, окруженные заборами и разлапистыми голыми деревьями. – Зачем ты вообще взял меня с собой сегодня?

– А ты вот просто не можешь ехать молча, да? – тяжело вздохнул он.

– Вот поэтому и спрашиваю, – пожала плечами я. – Знал ведь, на что подписываешься, так зачем взял меня с собой?

– Это была идея Медвежонка, – попытался было увильнуть он.

– Была, – согласилась я. – А ты не стал спорить. Для такого упрямца, который все всегда делает по-своему, ты был невероятно покладистым сегодня. Значит, был не против.

– А ты поставила своей целью убедить меня, что я поступил неправильно? – поморщился он.

– Почему ты просто не можешь сказать, что мое общество тебе… – Я запнулась, не зная, какое подобрать слово. – Дело в метке, да? Она снова чешется?

– Да, – почти с облегчением выдохнул он. – Все дело в клятой метке, ты довольна?

– Как слон, – равнодушно ответила я, не видя больше смысла продолжать этот странный разговор.

Прачечная, чьими услугами пользовался Дом, находилась в четырех кварталах от него и представляла собой так называемый «аквариум» – здание, в котором окон было больше, чем стен, и, наполненное каким-то зеленовато-голубым свечением, оно издалека в самом деле напоминало аквариум с немного зацветшей водой. Сегодня там почти никого не было, и мы довольно быстро загрузили заляпанное всевозможными телесными жидкостями постельное белье в несколько машинок, поставив самый интенсивный режим стирки. Честно говоря, большинство простыней были в таком плачевном состоянии, что я бы не удивилась, если бы однажды машинки вернули бы нам их по частям.

– У нас есть пара часов, – проговорила я. – Мы можем разойтись и встретиться тут…

– Хочешь выпить кофе? – вдруг спросил он, почему-то не глядя на меня.

– Что? – от удивления я даже переспросила, хотя прекрасно расслышала все, что он сказал.

– Тут напротив есть круглосуточная кофейня. Там грязновато, зато кофе подают вполне сносный, – ответил альфа. – Все лучше, чем на улице мерзнуть или тут в этом грохоте сидеть. Из окна будет как раз все видно. Хотя я сомневаюсь, что найдутся идиоты, которые решат выкрасть обкончанные простыни.

– Я не пью кофе, – немного виновато улыбнулась я. – Мне он не нравится.

– Вот как. – Йон наконец посмотрел мне в глаза, и я с обреченностью утопающего ощутила, как меня затягивает в их черные глубины. Ему не нужно было делать ничего особенного, просто смотреть на меня, и у меня уже начинала земля покачиваться под ногами. Бедная влюбленная дурочка, зачем ты вообще во все это ввязалась.

– Но я могу выпить чаю, если у них есть, – неуклюже добавила я, и, к моему удивлению, его губы тронула улыбка.

Чая в круглосуточной кофейне не оказалось. Зато они подавали горячий шоколад, и я взяла себе большой стакан, благо что Йон великодушно согласился меня угостить. Своих денег у меня так и не было, и я не представляла, откуда бы они могли появиться в будущем.

Мы устроились около одного из высоких круглых столиков возле окна, из которого было видно зеленоватый призрак прачечной через дорогу. Люминесцентная лампа над нашими головами слегка потрескивала и иногда гасла, чтобы потом снова с шипением загореться.

– Как ты можешь пить кофе со льдом в такой холод? – спросила я, покачав головой. – У меня все внутри мерзнет от одного взгляда на тебя.

– Не знаю, мне нормально, – пожал плечами он. – Как шоколад?

– Он почему-то… пахнет зубной пастой, – пробормотала я, сделав первый неуверенный глоток. – Даже не хочу думать почему.

– Серьезно? – На его лице зажглась широкая улыбка, и я поняла, что окончательно пропала. Надеюсь все же, что то, насколько мне нравилось просто смотреть на него, не читалось слишком откровенно по моему поплывшему лицу. – Дай попробовать.

Я протянула ему стакан, и он сделал такой большой глоток, что почти наверняка осушил его минимум на треть.

– Эй, какого Зверя! – искренне возмутилась я, дергая свой шоколад назад. – У тебя мочевой пузырь такими темпами лопнет!

– Ты ведь знаешь, что мальчикам в этом смысле проще, чем девочкам? – по-разбойничьи усмехнулся но. – А шоколад правда пахнет зубной пастой. Мятной.

– Мятный шоколад, – смеясь, покачала головой я. – Даже звучит странно.

– Хотите черничных пирожных? – позвал нас владелец кафе. – Отдам за треть цены, а то они с утра лежат, завтра уже совсем товарный вид потеряют.

– Только не говори, что ты и чернику не ешь, – предупредил меня Йон, чуть сощурившись.

– Ничего не имею против залежалых черничных пирогов, – отозвалась я, склонив голову набок, и он, довольно кивнув сам себе, направился к стойке владельца.

– Ты никогда не думал, что ночь похожа на океан? – спросила я, когда он вернулся и поставил тарелку с двумя пирожными на наш столик, маслянистый и немного липкий то ли от еды предыдущих посетителей, то ли от не самой чистой тряпки, которым его протирали. – Словно бы после заката открываются врата в открытый Космос, и нас заливает им, как водой. И каждый дом, каждая машина – это подводная лодка, мимо которой проплывают гигантские придонные рыбы.

– С кучей острых зубов и таким светящимся глазом на ножке? – уточнил альфа, улыбаясь и словно для придания веса своим словам глубоко запуская собственные зубы в уже слегка зачерствевшее пирожное. Оно, конечно, брызнуло повидлом во все стороны – закапало на столик, потекло по его пальцам и попало на одежду. Сегодня поверх своей обычной толстовки он надел кожаную куртку, в которой выглядел еще больше. Только в отличие от меня, круглой и смешной, он смотрелся внушительно и даже по-своему стильно.

– А салфетки? – неуверенно уточнила я, обернувшись к владельцу.

– Кончились, – пожал плечами тот.

– Нестрашно, у меня вроде в карманах где-то платок был, – отозвался Йон, смачно облизывая свои пальцы. – Сейчас найду. И нечего так на меня смотреть! Сама не обляпайся, пока будешь есть, маленькая омега.

Конечно, я обляпалась. Не то чтобы этого реально было избежать, но признаюсь, я и не слишком пыталась. Было что-то очень уютное в том, чтобы стоять вдвоем вот так, посреди черного океана непроглядной ноябрьской ночи, под мигающей лампой, пить горячий шоколад, отдающий на вкус то ли жвачкой, то ли зубной пастой, есть эти подсохшие пирожные и ощущать, как повидло вытекает из них во всех возможных направлениях, кроме твоего собственного рта. Здесь и сейчас нас снова было только двое во всей обозримой Вселенной, и это маленькое полуночное кафе вдруг стало казаться уютнее любого семейного ресторана – из тех, где гостей рассаживают на кремовые плюшевые диванчики, на столики с белыми скатертями ставят маленькие лампы с тканевыми абажурами, а в колонках играет уютный джаз. Может быть, впервые в своей жизни я задумалась о том, что не так важно, где именно ты находишься, как с кем. Романтичными могли показаться даже грязные пятна на столе, если вы смеялись над ними вместе.

– Нашел платок? – уточнила я, размышляя о том, насколько невежливо и некультурно с моей стороны будет вытереть пальцы о данную мне напрокат куртку.

– Нет, – огорошенно качнул головой он.

– Ну нестрашно, я сейчас… – Я не договорила, потому что он вдруг взял мою руку и, притянув ее к себе через столик, сунул к себе в рот.

Меня бросило в жар так резко, что с губ невольно сорвался слабый протестующий возглас. Я попыталась отдернуться, но не особо удивилась, когда у меня ничего не вышло. Я ощущала, как его горячий влажный язык скользит по моим пальцам, и от этого ощущения у меня кружилась голова и совершенно немилосердно все сводило внизу. Как будто мне не хватало того, что я испытывала рядом с ним просто потому, что мое тело с ума сходило от его запаха. А когда он, не прерывая своего занятия, посмотрел на меня в упор своими большими черными глазами, которые сейчас выглядели одновременно по-мальчишески невинно и совершенно обескураживающе, я больше не смогла терпеть. У меня натурально подогнулись колени, и я, застонав от бессилия, начала оседать под стол.

Хозяин кафе – который к слову был человеком – только вздохнул, качая головой, но ничего не сказал. Почти уверена, что он уже повидал на своем веку немало вот таких парочек, которые посреди, казалось бы, не предвещавшего ничего непристойного разговора внезапно начинали вести себя подобным образом. Юные альфы и омеги, у которых еще не было ни умения себя контролировать, ни устоявшегося представления об общественной морали, порой начинали удовлетворять свои природные потребности чуть ли не у всех на виду. А в подобных темных закутках это вообще было обычным делом.

Йон отпустил меня через силу, и я увидела капельки пота, выступившие у него на лбу. Он склонил голову, тяжело дыша и судорожно облизывая пересохшие губы, пока я в смятении вытирала влажные от его слюны пальцы о собственные штаны.

– Прости, – выдохнул он. – Я просто не смог сдержаться.

– Нам не стоит… не стоит провоцировать друг друга, – обреченно покачала головой я. – Ты же видишь, что ничего хорошего из этого не выходит.

Он выругался – коротко, но выразительно и грязно. Потом, обогнув столик, стиснул меня так крепко, что я почти задохнулась. Хотя, не уверена, что причина была именно в физическом давлении.

– Они сводят меня с ума. Эти… желания, – горячечно зашептал он мне на ухо, жадно вдавливая меня в стену. Кажется, я слышала, как мягко хлопнула дверь в подсобку, закрываясь за тактичным хозяином кафе. – Мои инстинкты требуют, чтобы я забрал тебя себе. Чтобы присвоил, чтобы запер в своей комнате, чтобы приковал к себе наручниками. Они говорят, что ты должна принадлежать мне, быть только моей и чтобы ни один другой альфа даже смотреть на тебя не смел. Когда я вижу тебя, Хана, я не могу избавиться от этого жгучего желания подчинить тебя, взять силой, если понадобится. Разорвать тебя на сотни кусочков и вонзить зубы в каждый из них. Оставить следы на твоем теле сверху донизу, покрыть тебя своим запахом и не отпускать всю ночь напролет…

– Йон, хватит, – жалобно выдохнула я, упираясь ладонями ему в плечи. – Пожалуйста, не мучай меня.

– Но ты ведь хочешь того же, так? – запальчиво спросил он, отстраняясь, и на мгновение мне показалось, что я вижу страх в его глазах. Страх быть отвергнутым и высмеянным.

– То, что ты испытываешь сейчас… – Мне было мучительно сложно подбирать слова. Прижав меня к стене, он уткнулся коленом между моих ног, и сейчас, буквально оседлав его бедро, я ощущала, что не могу противиться желанию просто двигаться по нему вверх и вниз в постыдной и бессильной попытке испытать желанное облегчение от выкручивающего меня изнутри жара. – То, что ты испытываешь сейчас, это просто биология. Тебя никогда не влекло к омегам, ведь так? Ты просто не ожидал, что это будет так сильно и так… непохоже на то, что ты испытываешь… к обычным женщинам. – Я хотела сказать «к Никки», но не смогла себя заставить. Просто не смогла, словно одно ее имя способно было сейчас прожечь мне язык.

Он несколько раз моргнул, глядя на меня в упор, и я видела, как постепенно мрачнеет его лицо.

– Вот… как? – отрывисто выдохнул молодой альфа, наконец отпуская меня.

– Значит это правда? – спросила я, опершись всем весом на стену и испытывая странное желание прикрыться, хотя слоев одежды на мне было и так более, чем достаточно. – То, что говорили девочки в Доме? У тебя никогда не было… близости с омегой?

– Не было, – отрывисто отозвался он, и я готова была поклясться, что слышала, как хлопнули створки его закрывшейся раковины. Он снова ушел в себя. – Если собираешься спрашивать, почему так вышло, даже не надейся, что я тебе отвечу, маленькая омега.

– Не буду, – успокоила его я, постепенно восстанавливая дыхание и мотая слегка отяжелевшей головой. Каждый раз, когда он отпускал меня, не дав почувствовать желанной разрядки, я ощущала тяжесть в животе и тошноту, словно он в буквальном смысле слова отравлял меня этим. – Я просто хотела сказать, что твоя биология не определяет того, кто ты есть. Я верю в это. Если все, что ты испытываешь ко мне, это сексуальное влечение, то…

– Как я могу быть уверен? – вдруг спросил он, застав меня, признаться, несколько врасплох. – Как я могу быть уверен, что это только оно?

– Ну, я кажусь тебе болтливой и надоедливой, и у нас нет ничего общего, – уныло развела руками я. – Кажется, это значит, что единственная причина, почему нас тянет друг к другу, это наша метка.

– А я кажусь тебе задирой и грубияном? – уточнил Йон, отчего-то улыбнувшись уголком губ.

– Ты… – Я помедлила, медленно обведя взглядом его фигуру. Его большеглазое лицо, порой такое по-детски невинное, порой такое хищное и жесткое, его широкие плечи, крепкие руки, сильные ноги и все остальное, что по отдельности, казалось, не было чем-то исключительным, но вместе составляло настолько поразительно гармоничное единство, отвечающее всем моим внутренним представлениям о том, как должен выглядеть мой идеальный партнер, что это было даже смешно. Он не был идеалом в каком-то объективном смысле, но так уж вышло, что был идеальным для меня. Как бы отчаянно я ни пыталась это отрицать, судьба знала свое дело. Пусть даже этого все равно было слишком мало.

– Хана, ты в порядке? – Альфа осторожно помахал рукой у меня перед лицом. – Земля вызывает Хану Росс, ответьте.

– Я здесь, Земля, – отозвалась я, не сдержав улыбки. – Я всегда была здесь.

Его взгляд изменился – всего на мгновение, но мне показалось, что я вижу в нем что-то большее, чем раньше. Как будто мои последние слова отозвались в самой глубине его естества.

– Ладно, – как-то бесцветно отозвался он, отстраняясь. – Допивай свой шоколад. Мне кажется, наше белье уже почти достиралось.

Я не стала с ним спорить, хотя по моим ощущениям прошло едва ли полчаса. Меня так и тянуло задать этот проклятый и совершенно бессмысленный вопрос. Могло ли так быть, что в его случае судьба сработала аналогично? Может быть, ему с юности тоже нравились рыжие или чрезмерно болтливые девчонки, как мне нравились мрачные парни в коже, которые, однако, умели невыразимо солнечно улыбаться?

Перебирая сейчас в уме свои детские и юношеские увлечения, я с удивлением и даже каким-то священным трепетом узнавала его в них. Эти волосы, падающие на глаза, эти грубоватые манеры, скрывающие доброе сердце, эта страсть, что плескалась в его взгляде, опаляя мое тело даже на расстоянии. Просто мой типаж? Или в самом деле – кто-то, кого я любила всю жизнь, даже не зная об этом? Сколько еще девчонок по всему земному шару предпочитали парней такого склада характера и внешности? Совпадение по теории вероятности или же предрешенная неизбежность? Он просто подходил по ряду параметров, которые я сама себе когда-то выдумала, или же я выдумала их потому, что всегда знала, что встречу его и он будет именно таким?

Уроборос, змея, кусающая себя за хвост. Вопросы без ответов и ответы, к которым не получается задать нужный вопрос.

Когда мы выходили из кафе, он уже не смотрел на меня, погрузившись в собственные мысли, и я, чтобы тоже отвлечься, начала таращиться по сторонам, хотя ничего примечательного в этом квартале не было – все те же трущобы, облупившаяся краска на стенах домов, покосившиеся заборы и глубокие рытвины на дорогах, словно асфальт тут частично смыло осенними дождями. Но потом мой блуждающий взгляд неожиданно привлекли знакомые очертания. Я сначала даже не поняла, что именно вижу, а потом мне отчего-то стало грустно и смешно – одновременно.

– Что ты делаешь? – уточнил Йон, глядя на то, как я, вцепившись в кусок жести, прибитый к деревянной стене, с пыхтением пытаюсь его оторвать.

– У меня больше нет телефона, чтобы сфотографировать это, – пояснила я. – Но вдруг потом появится или… Я не знаю, просто помоги.

Пару секунд он медлил, словно прикидывая масштабы возможного ущерба, потом пожал плечами и, подойдя, одним движением оторвал жестяную пластинку вместе с гвоздями, на которых она держалась. Я на мгновение ощутила, как ощерился и ярче полыхнул его запах, как бывало всякий раз, когда он обращался к силе Зверя внутри себя.

– Что это вообще такое? – поинтересовался альфа, покрутив свой трофей в руках, а потом придвинувшись ближе к уличному фонарю, чтобы разглядеть подробности. – Кто такой Оймах? Что это за бред вообще?

– Это образец современного городского фольклора, – с умным видом отозвалась я. – Я познакомилась с парнем, который их исследует, в ту ночь, когда мы с тобой встретились… во второй раз. Он тоже не знал, что тут написано и кто их развешивает, но… – Я замолкла, не зная, как подобрать слова, чтобы выразить охватившее меня чувство невосполнимой потери. Моя жизнь разделилась на до и после, и эта табличка принадлежала к миру «до». Поэтому я хотела ее себе, как бы бессмысленно это ни было.

– Ясно, – выразительно повел бровями Йон, хотя, судя по его лицу, ничего ясно ему не было. Но прежде, чем наш разговор каким-то образом продолжился бы в русле заданной темы, он вдруг спросил: – А ты помнишь нашу первую встречу?

– Такое, знаешь ли, сложно забыть, – выразительно округлила глаза я, прижав табличку к груди, потому что сложить ее мне было все равно некуда. – Мне показалось, что ты хочешь меня убить.

– Я и хотел, – как-то слишком легко согласился он.

– Прости, что? – ошарашенно переспросила я.

– Я хотел тебя убить, – услужливо повторил он. – Я был… ужасно зол из-за того, что не смог получить от того идиота-дилера никакой полезной информации относительно местоположения Сэма. Две недели поисков коту под хвост, и я снова оказался ни с чем. Ты просто попалась под горячую руку, я… – Он сделал паузу, видимо подбирая слова. – Я поддался своей ярости в тот момент, позволил ей себя контролировать. Сделал ровно то, от чего отец всегда меня предостерегал.

– Но почему… почему не убил? – растерянно пробормотала я, чувствуя, как мне от таких внезапных признаний как-то поплохело.

– Меня остановил твой запах, – серьезно отозвался он, проникновенно посмотрев мне прямо в глаза. Я вспыхнула, вспомнив, как наяву, как вела себя в тот вечер – и как пахла. Но, как бы стыдно это ни было, видимо, каким-то образом уловка все же сработала.

– Это все произошло так… быстро. Я себя не контролировала в тот момент и…

– Ты не понимаешь, маленькая омега, – покачал головой он. – То, о чем мы только что говорили в кафе… В тот вечер мое тело впервые в моей жизни так среагировало на запах омеги. Когда я его почувствовал… когда я почувствовал тебя, у меня… давай по-простому, у меня встал, понимаешь? С самой юности меня могли возбудить только человеческие женщины, лишенные запахов, а омеги вызывали… только воспоминания о матери и том, что случилось в ту гребаную ночь. И к тому же я был так зол, что о сексе думал в последнюю очередь. Я… просто растерялся, Хана. – Он подошел ближе, и теперь я уже не могла отвести взгляд, хлопая ресницами и ощущая себя пойманной в силок птицей, на которую нацелился огромный черный кот. – А когда увидел проявившуюся метку на своей руке, то вспомнил о книгах, что читал в доме отца. Об истинной связи и остальном. Но ты сбежала так быстро, что я не успел опомниться и что-то сообразить.

– Это… многое объясняет, – неловко пробормотала я, не зная, что тут еще можно сказать. – Надеюсь, ты понимаешь, почему я сбежала? Ты выглядел как настоящий маньяк и… судя по твоему признанию только что, ты им и был в тот момент. Окажись там не я…

– Тебя это пугает? – негромко спросил он.

– Меня… очень много всего пугает, – честно ответила я. – Злые бестии, причиняющие другим боль – в том числе. Я была зверски напугана в тот вечер, если хочешь знать.

– А сейчас? – как-то слишком серьезно спросил он.

– Сейчас я начинаю понимать, что мир не делится на черное и белое, на героев и злодеев и что все может быть гораздо сложнее. Я могу отвечать лишь за собственные поступки и стремления, за свое достоинство и чистоту помыслов. Но даже я не способна контролировать то, кого я хочу. Или чего я хочу. Даже если это неправильно.

Йон ответил не сразу – зачем-то задрал голову, уставившись в усыпанное мелкими тусклыми звездами небо, и я вспомнила, как занималась тем же самым, пока ждала его на крыльце Дома.

– Скоро все это кончится, – уверенно проговорил он, и я могла только догадываться, что именно он имеет в виду. – Идем, маленькая омега, нас ждут дела.

Я кивнула и последовала за ним, когда он развернулся и направился к зеленоватому силуэту прачечной. Табличка Оймаха холодила мне ладонь, но отчего-то я не могла заставить себя ее выкинуть. Словно она вдруг сосредоточила в себе последние остатки моего здравого смысла, который помогал мне оставаться на плаву в этом огромном черном океане без конца и края.