Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)
– Я понимаю, Хани. Ты… мне доверяешь?
– Да, – ответила я, прижавшись лбом к мутному стеклу телефонной будки. – Я доверяю тебе, Джен.
– Тогда до завтра, малышка.
Она отключилась первой, а я еще некоторое время стояла, прижимая гудящую трубку к уху и ощущая, как сердце надсадно бухает в груди. Уже предвкушала эмоциональный взрыв Йона после того, как я ему расскажу о том, чем закончился наш с подругой разговор.
Впрочем, ему почти удалось меня удивить – никакого взрыва не последовало. Он просто однозначно и категорично покачал головой:
– Даже не думай, маленькая омега. Только через мой труп.
О, эти альфы. Великий Зверь, дай мне терпения, чтобы не прибить их обоих по очереди.
– Но у нее есть какая-то информация! О Церкви, о метке или о том, что им от нас нужно. Твой отец так ведь ничего и не выяснил, верно? То, что есть у Джен, может нам помочь.
– Твоя альфа ведет нас прямиком в ловушку, – возразил Йон. – И ты действительно совсем глупая, если этого не понимаешь.
– Я ей доверяю, – уперлась я, сложив руки на груди и помотав головой. – Так же, как я доверилась тебе, когда ты посадил меня на спину и выпрыгнул с шестнадцатого этажа.
– Себе я тоже доверяю, – не стал спорить альфа, кивнув. – А твоей подруге – ни капельки. Мало ли чем они ее проняли. У Церкви есть свои методы… работы с недовольными.
– Она ненавидит церковников, – помотала головой я. – С самой юности. Она мне даже рассказывала, как рисовала непристойные картинки на стенах храмов. Она бы никогда не стала с ними сотрудничать!
– А если они, предположим, убедили ее, что тебе грозит опасность? – не сдавался Йон. – Наврали с три короба что-нибудь о том, что без должной духовной заботы со стороны священнослужителей метка может каким-то образом навредить тебе?
– Тогда бы она так мне и сказала, – возразила я. – Она могла поверить каким-то наветам или думать, что поступает мне во благо, но она никогда бы не стала заманивать меня в ловушку и сговариваться ради этого с церковниками! Она меня любит. Ты же сам это видел! Ты сам говорил мне о том, что я… напрасно привязала ее к себе. Она любит меня, и я верю ей.
– Надо думать, ты ее тоже любишь, маленькая омега? – сощурившись и сложив руки на груди, уточнил он. – Так горячо и преданно защищаешь ту, что, возможно, сама не понимает, что подписывает тебе приговор своими благородными порывами помочь.
– Она моя семья, Йон. – Кажется, я впервые произнесла это вслух в его присутствии. И отчего-то сказать это было невероятно просто, я даже на некоторое время перестала злиться на его упрямство. – Как и Никки – твоя семья, ведь так?
Альфа досадливо скривился, видимо осознав, что меня ему не переубедить.
– Ты совершаешь большую ошибку, Хана, – произнес он наконец. – И я боюсь, что нам обоим придется за нее расплачиваться.
– Все-таки ты в самом деле не можешь мне отказать, – внезапно широко улыбнулась я, а он только закатил глаза и, развернувшись, двинулся обратно к заброшенной стройплощадке, давая понять, что разговор окончен.
Площадь Фонтанов находилась в западной части города и считалась одной из главных местных достопримечательностей. Там почти в любое время года можно было встретить туристов с фотоаппаратами, которые, мешая друг другу, снимали главное инженерное чудо Восточного города. На площади было двенадцать разных фонтанов, но их особенность заключалась в том, что все они находились в одном и том же месте, сменяя друг друга вместе с боем часов на башне старой администрации, что находилась напротив. Конструкция напоминала гигантскую заводную игрушку со сменяющимися на поверхности фигурками, и всё это, как говорили, приводилось в движение мощными подземными потоками, что проходили в этой части Восточного города. За пять минут до окончания каждого часа, фонтаны переставали бить, и на какое-то время на площади воцарялась изумительная и непривычная тишина, нарушаемая разве что звуком падающих капель и восторженными перешептываниями толпы. Затем из-под земли доносился глухой, тяжелый рокот, словно великан, что все остальное время беспробудно там спал, снова был вынужден браться за гигантские жернова. Прежняя фигура фонтана – танцующие мальчики, вставшие на дыбы грозные кони или любая другая из оставшихся – медленно и торжественно погружалась под воду, где происходила недоступная глазу механическая магия, а затем, спустя какое-то время, вместо нее выныривала другая. Поднявшись на нужный уровень, она с натужным выдохом замирала, а затем, выждав немного для большей выразительности, начинала бить водой во все стороны, приводя в неописуемый восторг толпу. Я и сама любила наблюдать за этим действом, в прежние времена заходя сюда порой после работы, когда мне не хотелось сразу идти домой. Конечно, пробиться сквозь толпу туристов обычно было довольно сложно, поэтому я предпочитала стоять поодаль, неспешно попивая зеленый чай из картонного стаканчика и наблюдая за сменой фигур фонтана. Летом они менялись еще и под музыку, что придавало всему процессу еще более увлекательный и занимательный вид.
Иногда я задавалась вопросом, почему эти фонтаны не отключают зимой, ведь это была обычная практика для других подобных мест. Помнится, Кори МакДонал как-то писал об этом. Он в своей статье собрал и описал существующие городские поверья о том, будто бы фонтаны это своего рода сердце Восточного города, и если они перестанут меняться, это будет означать, что сердце остановилось и город находится при смерти. Конечно, там были и теории заговора о сети туннелей, находящихся внизу, о бункерах и тайных обществах, а также о том, что фонтаны питаются непосредственно от самого ядра Земли. Но, думаю, сами местные жители уже настолько привыкли к их неустанной и непрерывной работе и ежечасной смене, что никто из них давно не задумывался о том, что за сила стоит за этим и в чем сакральный смысл сего действа.
Конечно, поздней осенью, как сейчас, туристов на Площади Фонтанов было меньше, чем обычно, и тем не менее она оставалась самым людным и самым проходным местом в Восточном городе – от нее в разные стороны, подобно лучам, расходились семь улиц, а круговое транспортное движение, охватывающее саму площадь плотным асфальтовым кольцом, также превращало это место в одно из самых шумных и беспокойных. Здесь было очень сложно кого-то незаметно похитить, зато очень легко смешаться с толпой и мгновенно сбежать в любом из семи направлений. Я этого не помнила лично, но папа еще в моем детстве рассказывал о том, как однажды здесь случилась большая гангстерская перестрелка, о которой беспрестанно крутили сюжеты даже по нашему местному телевидению. Тогда пострадало и погибло довольно много случайных прохожих, а преступникам каким-то чудом удалось уйти. Поговаривали, что кровь, которая попала на каменного оскалившегося тигра, что тогда возвышался над фонтаном, до сих пор видна на его морде, если приглядеться. Наверное, поэтому эта фигура и поныне считалась несчастливой – ее меньше всего фотографировали туристы, а однажды какие-то вандалы даже попытались ее сломать, но в итоге были схвачены гончими до того, как успели причинить ей какой-то значительный вред.
Конечно же, самой главной и самой красивой фигурой всей конструкции считалась статуя Великого Зверя, похожего на того, что сиял на витражах Церкви. Он появлялся в полночь и в полдень, величественный и абсолютно белоснежный, как рясы его последователей. Вода практически беззвучно стекала с его свисающих усов и длинных заостренных рогов, а также с его задних ног, что было призвано изображать либо течку омег, либо семяизвержение альф – это кому как больше нравилось думать и представлять. Лично я вообще предпочитала ему под хвост не заглядывать. Я понимала, почему изобразить подобное было важно и какое место сексуальность и ее особо яркие проявления занимали в нашей культуре, особенно в нынешнюю эпоху постепенного вымирания, однако мне все равно было немного неловко. Это было… слишком прямолинейно что ли? Попахивало дремучим Средневековьем, когда нормальным считалось вывешивать за окно простыню или тряпку, вымоченную в соке первой течки юной омеги. Считалось, что это своего рода способ похвастаться и сообщить, что в доме уже есть невеста на выданье, но, как писали в учебниках истории, на самом деле причина у этого была другой – куда менее возвышенной и деликатной. Родители юных омег таким образом устраивали негласные соревнования, на чьем «течном полотне» останется больше всего следов от извергнутого останавливавшимися тут альфами восхищения, ведь это говорило о том, какая красивая и желанная омега живет в доме. И застать за эти делом можно было как главу соседнего семейства раза в три старше только сформировавшейся девушки, так и местного священника, бродягу с чирьями по всему телу или даже собственного родственника, благо что в древние времена это тоже не считалось чем-то зазорным или неправильным.
Вот вроде бы сколько уже столетий прошло, а мне иногда казалось, что мы ничуть не изменились – разве что научились более тактично и уместно выражать свои желания. Но если бы вдруг подобную практику снова ввели в обиход с позволения Церкви, я нисколько не сомневалась, что желающих поучаствовать в подобных забавах нашлось бы немало.
Когда мы с Йоном дошли до Площади Фонтанов, там как раз происходила смена фигур. На наших глазах два горделивых скакуна, один белый, другой черный, опустились под воду, и какое-то время после этого на поверхность поднимались пузыри, словно исчезнувшие в темных глубинах кони в самом деле были живыми. К трем часам их место должны были занять три потешных толстячка, похожие друг на друга как братья-близнецы. Они с детства напоминали мне клоунов из цирка – но не тех страшных, что порой мелькают в фильмах ужасов, но по-настоящему забавных и милых, под гримом которых скрываются усталые пожилые мужчины с добрыми глазами и грустной улыбкой.
– Перестань так нервничать, – раздосадованно помотала головой я, несильно шлепнув Йона по плечу. – Я не могу ни на чем сосредоточиться.
– Причем тут я вообще? – проворчал альфа.
– Ты же знаешь, что из-за метки мы отражаем сильные эмоции друг друга? Когда ты напряжен, у меня тоже сердце колотится как бешеное и ладони потеют.
– Хочешь, чтобы я еще раз повторил, насколько неудачной была твоя идея? – хмуро уточнил он. – Так я могу. Пойдем отсюда, пока не поздно.
– Ты параноик, – покачала головой я, вдруг словив странное дежавю. Мы словно бы поменялись местами. В Церкви Святой Изабеллы я паниковала на пустом месте, в то время как мой альфа был спокоен и собран – по крайней мере, внешне. А сейчас меня слегка потряхивало от его эмоций, и это было действительно необычное ощущение. Точно знать, что сам такого не чувствуешь, и тем не менее все равно круг за кругом прогонять непрошеный адреналин по венам.
Но в тот раз я оказалась права, и нам в самом деле грозила опасность. Что, если сейчас мне тоже стоит прислушаться к его интуиции? Или же тут дело в другом?
– Йон, ты же… Ты же не ревнуешь меня к Джен? – осторожно спросила я. Вода за нашими спинами забурлила, словно где-то в ее непроглядных глубинах проснулось длинношеее озерное чудище.
– С чего бы мне ревновать тебя к ней? – не очень правдоподобно отмахнулся он.
– Ты называл ее моей альфой, – рассудительно напомнила я. – А еще ты говорил, что твои инстинкты побуждают тебя к не самым… рациональным поступкам и желаниям в моем отношении.
– У тебя слишком хорошая память, маленькая омега, – досадливо скривился он. – Что, теперь каждое мое слово будет использовано против меня, как в суде?
– Да не в этом дело, – покачала головой я. – Если ты ревнуешь и поэтому не хочешь, чтобы мы с ней встречались, это одно. А если ты правда думаешь, что это плохо кончится… – Я помедлила, подавляя вспыхнувшее в душе противоречие и негодование. Я ведь действительно безумно соскучилась по своей подруге, и уйти вот так, не увидев ее, для меня было бы мучительно сложно. Но тем не менее я была готова наступить своим желаниям на горло: – Тогда я соглашусь с тобой и мы вернемся домой.
– Правда? – недоверчиво прищурился альфа.
– Правда, – с чувством подтвердила я, взяв его руки в свои и сжав их. – Потому что ты и я одно целое. Если ты говоришь, что нужно уйти, пусть так и будет.
Он молчал, медлил. Смотрел на меня так внимательно, словно пытался запомнить каждую черточку моего лица, а я смотрела на него и ощущала, как внутри все привычно теплеет и словно бы поднимается ему навстречу. Словно я была тугим зажатым бутоном, а рядом с ним мои лепестки смягчались и покорно раскрывались в разные стороны, обнажая податливое уязвимое нутро. Я ненавидела это чувство, потому что оно было противоположно тому контролю, что я привыкла иметь над своей жизнью. Я обожала это чувство, потому что никогда прежде не ощущала себя настолько собой до кончиков пальцев и до замирания сердца.
Три толстячка в забавных кепи поднимались за нами из воды, и их появление приветствовал бой часов.
– Поздно, – наконец едва слышно выдохнул Йон, и буквально несколько секунд спустя меня смело с места ураганом, пахнувшим корицей и мускатным орехом. И табаком, что, казалось, уже намертво въелся в общий букет запахов альфы.
– Хани! Зверь тебя дери, как же ты меня напугала! Ты в порядке? Ты точно в порядке? – Джен принялась ощупывать меня с головы до ног с таким рвением, словно в самом деле опасалась отыскать пару сломанных костей. – Он ничего тебе не сделал?
– Вообще-то это не я за ней охочусь, – сухо напомнил мой альфа, встав с подветренной стороны и очень явственно напрягаясь от того, что происходит.
– Да кто ж тебя знает, – грозно сверкнула глазами в его сторону она. – Хани, поговори со мной. Ты хоть представляешь, что я пережила за эти дни? Ни работать, ни спать не могла, пришлось больничный взять. Уже думала сама тебя идти искать да даже не знала где…
– Я в порядке, – наконец удалось вставить хоть слово мне. – Правда, я в порядке. Мне жаль, что все так вышло, но у нас не было выбора, я тогда… просто запаниковала, а потом… Скажи, церковники тебя не тронули?
– Перевернули квартиру, как я и говорила, – проворчала она, отстраняясь. Ее ноздри судорожно раздувались, и я внезапно осознала, что теперь пахну для нее иначе. За эти несколько дней, даже не будь на мне метки, я бы и так насквозь пропиталась запахом Йона. Я больше не была ее омегой, и, кажется, прямо сейчас ее мозг судорожно решал, что теперь с этим делать. Означало ли то, что я больше не сплю в ее постели и не обнимаюсь с ней перед сном, тот факт, что наши отношения закончены в принципе?
Возможна ли вообще нормальная дружба между альфой и омегой, красной нитью в которой не проходило бы желание доминировать одного и желание покоряться другого? До этого момента я никогда в жизни не задавалась этим вопросом.
– Ты хотела нам что-то сказать, – немного неуклюже напомнила я, чтобы как-то разрядить неприятно набухшую паузу.
– Да, насчет этого, – нахмурилась Джен. – Прежде чем мы поговорим дальше, я сразу хочу тебе сказать, что тебе совершенно нечего бояться. Пожалуйста, доверься мне, Хани.
Я не уверена, что расслышала, что она сказала дальше, потому что вдруг увидела за ее спиной молчаливую фигуру, которая сперва стояла поодаль, а теперь подошла ближе. Я бы, наверное, и не узнала его без белой рясы и в маске на пол-лица, блокирующей лишние запахи, если бы в свое время так пристально не изучала его лицо, размышляя о том, что оно напоминает мне портреты благородных офицеров начала прошлого века. Сомневаться не приходилось – Джен привела с собой отца Горацио.
Воцарившуюся между нами четверыми тишину нарушило громогласное радостное шипение, с которым вода в фонтане начала бить из ушей и вытянутых кверху рук трех смеющихся толстячков.
Глава 13. Красная лилия
– Что я тебе говорил, Хана? – негромко спросил Йон, мягко отодвигая меня назад и закрывая своим плечом. – Она с ними заодно.
Сперва я не поняла, как он признал в переодетом отце Горацио служителя Церкви, а потом вспомнила, как молодой альфа следил за мной первые дни после появления метки – и в том числе видел, как мы общались со священником в том кафе.
– Позвольте мне сперва объяснить, – произнес меж тем тот, и в его голосе я не услышала ни чувства превосходства, ни самоуверенности, что так отличали его собрата по вере, когда тот пытался убедить нас остаться в Церкви Святой Изабеллы. Наоборот, голос альфы звучал напряженно и беспокойно, и сам он, откровенно говоря, мало походил на того, кто собирался силой принуждать нас к чему-либо. С другой стороны, я однажды уже пошла на поводу его обманчиво благородной внешности и интеллигентных речей, а все закончилось тем, что он попытался обманным путем принудить меня к тому, чего я на самом деле не хотела.
– Я не собираюсь вас слушать, – дрогнувшим голосом заявила я, переводя взгляд на подругу. Надеялась, что хотя бы увижу проблески вины или сомнения на ее лице, но где там… Брови Джен были решительно сдвинуты, губы поджаты, а взгляд сверкал таким упрямством, что не стоило сомневаться – она искренне верила в правильность того, что делает. Мне стоило послушаться Йона – как и ему стоило послушаться меня в Церкви Святой Изабеллы прежде, чем нас загнали в тот склеп. Но сейчас было уже поздно.
– Хани, ты сказала, что доверяешь мне, – выразительно двинув бровями, напомнила подруга. – Сейчас самое время это доказать.
– Я не прошу вас ни о чем, кроме возможности поговорить, – смиренно произнес священник. – В конце концов, это я втянул вас в эту круговерть, Хана, и я не могу не чувствовать… свою ответственность за это.
– Но я больше вам не верю, – развела руками я, не понимая, как он может считать иначе. – Что бы вы ни сказали, это… не будет иметь никакого значения для меня. Я доверилась вам однажды и едва не поплатилась за это своей свободой. Я больше не совершу такой ошибки. Мы уходим. И если вы попытаетесь последовать за нами… – Чувствуя, что у меня нет особых рычагов давления, я беспомощно стиснула кулаки и обратилась к Джен. – То между нами все кончено. Нашей дружбе конец, и если это хоть что-то для тебя значит, ты не позволишь ему…
– Как мне убедить вас? – негромко спросил отец Горацио, продолжая буквально проедать меня взглядом, который с некоторой натяжкой можно было бы назвать просящим. Хотя у альф даже просьба всегда несла в себе оттенок нетерпеливого требования. – Я готов на что угодно. Можете обыскать меня или завязать глаза и увести в безопасное место, где будете уверены, что я не буду представлять угрозу.
– Угрозу? – почти по слогам повторил Йон, впервые вмешавшись в наш разговор. Только сейчас я обратила внимание на то, какой агрессией налился его запах и как изменился в лице он сам. – Ты в самом деле думаешь, что представляешь для нас угрозу?
Вопиющая фамильярность его слов ощутимо резанула слух, обострив и без того накаляющуюся атмосферу. Это был вызов – грубый, безыскусный и прямолинейный. После такого надежда на мирный исход разговора начала угасать прямо на глазах.
– Не нужно, Йон, – тихо попросила его я, перехватив его поднявшуюся было руку. – Оно того не стоит. Давай просто уйдем.
Но альф уже было не остановить – они сцепились взглядами, и я даже сквозь свою маску ощутила, как взвинтились их запахи, словно два схлестнувшихся невидимых духа над их головами. Я прекрасно помнила запах священника и то, какое действие он оказал на грубиянов во время лекции, и мне совершенно не хотелось, чтобы подобное постигло и Йона.
– На колени, – вдруг рвано выдохнул мой альфа, стряхивая мою руку и уже явно плохо соображая, где он находится и с кем говорит. – Хочешь, чтобы мы тебе поверили, встань на колени и покажи шею.
Я услышала, как судорожно выдохнула Джен. Она, сама будучи альфой, прекрасно понимала, что означал этот жест и каким унизительным он был для таких, как она. Встать на колени перед другим альфой означало признать себя более слабым, низшим в иерархии, буквально приравнять себя к омегам, которые такой позой инстинктивно показывали покорность и готовность к спариванию. Мне этого было в полной мере не понять, но, судя по тому, как сперва расширились, а затем уменьшились почти до двух щелочек глаза отца Горацио, как побледнело его лицо и сжались кулаки, такое требование унизило его до глубины души. Его запах сейчас отдавал нотками красного перца и почти царапал горло на вдохе. На секунду мне даже показалось, что он сейчас набросится на Йона и просто оторвет ему голову просто за то, что тот осмелился сказать нечто подобное. Признаюсь, я жутко перепугалась, но не смогла даже с места сдвинуться. Это не походило на ту драку в Доме, когда в ход шла бездумная животная ярость, выкрученная на максимум алкоголем и неудовлетворенностью. Нет, сейчас речь шла о прямом личном оскорблении – возможно, самом тяжелом из тех, что один альфа мог нанести другому. Особенно, учитывая их разницу в возрасте и положении в обществе. В такое омегам не имело смысла вмешиваться, более того – это могло стать опасным для их собственной жизни. Поэтому я даже не стала противиться тому, что Джен отодвинула меня подальше с таким видом, будто была готова в любой момент схватить меня под мышку, как ребенка, и дать деру.
– Я никогда не встану перед тобой на колени, мальчишка, – наконец выдохнул священник. – Даже не мечтай.
– Как я и думал, – пожал плечами тот, первым отступая и смиряя свой запах. – Идем, Хана.
– Я пытаюсь помочь вам, – упрямо повторил отец Горацио, снова посмотрев на меня. Я могла только предполагать, как ему сложно сейчас сдерживать свои инстинкты, что яростно требовали преподать зарвавшемуся юнцу урок и как следует извалять его в пыли, пока тот не начнет жалобно скулить от боли и страха. Но он пересиливал себя, заставляя свой разум концентрироваться на том, зачем он сюда пришел, и подавляя остальное. – Я знаю о том, что случилось в тот день. И я не хотел этого. Я даже… представить себе не мог, что нечто подобное может произойти. Мой старый друг… Я и не подозревал, что его научный интерес давно перерос в крайний фанатизм. Он… Вы знаете, для чего он хотел запереть вас?
– Для того, чтобы исследовать природу нашей связи, – предположила я, понимая, что продолжать разговор с ним это сейчас единственный шанс не допустить драки. От выплеска феромонов и адреналина Йона тоже потряхивало, и я ощущала отзвуки этого эмоционального напряжения внутри самой себя. А еще – исключительно неуместно подскочившее либидо молодого альфы, что тоже, видимо, напрямую было связано со случившимся. Будь мы сейчас наедине, он бы почти наверняка набросился на меня просто потому, что это было единственной альтернативой желанию перегрызть горло своему противнику. Ярость и похоть, вечное противостояние наших проклятых крайностей.
– Это лишь первая ступень, а не главная цель, – покачал головой священник. Его запах, отдающий красным перцем, тоже понемногу стихал, и взгляд снова становился серьезным и осмысленным. – Мой брат… Он поделился со мной своим замыслом, и тот… Я не вижу в нем божественной чистоты и правильности. Я много размышлял обо всем перед тем, как связаться с вашей подругой лично в надежде отыскать вас, Хана. Я понимал, что, поступив так, предам брата, но, промолчав, я бы предал свою веру и свои убеждения. Я прошу вас, выслушайте меня.
– Хорошо, – поспешно согласилась я, опасаясь в ином случае спровоцировать продолжение конфликта. – Но говорите все, что хотели, здесь и сейчас.
– Это не слишком… удобное и тихое место для подобных разговоров, – тактично заметил отец Горацио.
– Другого у тебя не будет, – резко возразил Йон, все еще тяжело дыша через рот. – Говори, что хотел, и проваливай.
Я так до конца и не понимала, почему он так себя вел и откуда в молодом альфе вдруг взялось столько желчи. Прежде он утверждал, что уважает служителей Церкви и что нельзя по одному из них судить всех. Но эмоции, кажется, совершенно затмили его разум, и все это мне совсем не нравилось.
– Извините нас, мы на минуточку, – вежливо проговорила я, после чего оттащила его в сторону. Признаюсь, возникла соблазнительная идея дать деру, но я не была уверена, что таким образом ситуация не усложнится еще больше. – Йон, что с тобой такое?
– Он мне не нравится, – очень аргументированно отозвался он, спустив маску на подбородок, после чего я последовала его примеру. – Я же предупреждал тебя, что она приведет хвост. Какого Зверя мы вообще тут делаем?
– Мы пришли за информацией, – напомнила я. – И у нас есть реальный шанс ее получить, разве нет? А то, что ты делаешь… Я не знаю, что тобой движет, но ты ведешь себя безрассудно. И очень грубо.
– Я знаю, – кивнул он, и мне показалось, что альфа этим даже гордится. На мгновение мною овладело жгучее раздражение и желание как следует оттаскать его за ухо, чтобы он прекратил вести себя так по-детски, но, надо полагать, спасибо за это следовать сказать ему самому – мой спутник все еще был порядком на взводе и это через нашу связь передавалось мне.
– Мы потом с тобой обсудим твою неспособность контролировать собственную агрессию, – поджала губы я, сложив руки на груди и покачав головой.
– А может, никогда? – немного нервно дернул плечом он, глядя на меня слишком… воодушевленно и жадно для того, с кем я по идее сейчас спорила о чрезвычайно важных вещах. – Давай лучше никогда. Маленькая омега, ты такая аппетитная, когда злишься. Так бы и съел тебя прямо тут. – Его взгляд опалил меня жаром, и я с досадой ощутила ответный импульс внутри. Похоже, нашим телам вообще было все равно, где и когда посылать друг другу страстные невербальные сообщения, их не волновали ни обстоятельства, ни уместность, ни сигналы мозга – только собственные желания, которые и так слишком долго оставались неудовлетворенными.
– Держи свои феромоны в узде, парень, – пробормотала я, на всякий случай отступив на полшага назад. – Вы и так привлекли слишком много ненужного внимания своими разборками.
– Я не могу, – пробормотал он. – У меня вся кровь от головы вниз отлила. Хочешь потрогать, что ты делаешь со мной?
Если бы у меня был хотя бы шанс быть в этой ситуации спокойной и понимающей, а не тонуть в раскаленном море его эмоций и желаний, я бы даже, наверное, ему посочувствовала. То, с чем юные альфы справляются в четырнадцать-пятнадцать, его в первый раз накрыло в двадцать с гаком. Его никогда не влекло к омеге, и он просто не представлял, на что это может быть похоже – особенно в подобных ситуациях, где балом правили инстинкты и звериные импульсы.
– Йон, пожалуйста, контролируй себя, – жалобно выдохнула я, с усилием сжав вмиг ослабевшие колени. Мой запах откликался на его зов, становясь слаще, а мое тело – намокая и расслабляясь. – Это просто… химическая реакция в твоей голове, ничего больше. Не надо все усложнять, пожалуйста!
– А, может, это ты все усложняешь, маленькая омега? – нахмурился он, продолжая дышать через рот, словно таким образом стараясь минимизировать контакт с моим запахом. – Ты не можешь постоянно быть рядом и так… пахнуть, а потом делать вид, что тебя все это не касается.
Нет, видимо, последние его здравые мысли окончательно распались под натиском неукротимой биологии.
– Великий Зверь, да чего ты хочешь-то? – Я почувствовала, что начинаю терять терпение, потому что уже едва могла и сама себя контролировать. – Трахнуть меня прямо здесь, у них на глазах?
– Звучит неплохо, – помолчав, довольно признал он, пожирая меня глазами. – Чтобы они знали, что ты моя, что это я тобой владею, что эта территория занята и никто не смеет…
Я залепила ему пощечину. Звонкую и беспомощную в своем отчаянии, потому что не знала, что еще тут можно сделать. Йон отшатнулся, прижав ладонь к щеке и глядя на меня огромными непонимающими глазами, из которых, как по волшебству, исчезла всякая похоть.
– Я не твоя собственность, альфа, – выдохнула я, ощущая себя так, будто только что чудом вынырнула на поверхность из-под толщи зыбучего песка. – И не твой способ доказать, кто тут самый большой и страшный серый волк. Хочешь утереть нос тому, кто тебе не по зубам? Тогда дорасти сначала до его уровня, а потом меряйся с ним херами.
Меня трясло. От обиды на Джен, от злости на собственное тело, которое вместо того, чтобы быть моим союзником, так беспардонно навязывало мне свою волю, от страха за свое будущее и от усталости от этого страха.
Несколько секунд Йон просто молчал, глядя на меня, и сейчас я видела перед собой не альфу, но растерянного, уязвленного и ничего не понимающего ребенка, которого отчитали и поставили в угол за то, в чем он не видел никакого проступка. На секунду мне показалось, что сейчас он развернется и уйдет, оставив меня с ними одну. Этого бы я, наверное, уже не вынесла и поэтому, сжав его руки, горячо зашептала:
– Пожалуйста, не бросай меня. Не заставляй проходить через это в одиночку. Ты нужен мне, Йон, так что, пожалуйста, соберись и помоги мне справиться с этим. Я не смогу одна, я… просто не смогу.
Он медлил пару секунд, что показались мне вечностью, а потом, встряхнув отяжелевшей головой, неохотно кивнул и произнес:
– Хорошо, послушаем, что этот большой хер имеет нам сказать.
Когда мы вернулись к Джен и отцу Горацио, те сидели на одной из свободных скамеечек чуть в стороне от фонтана. В погожие дни здесь было не протолкнуться, но сегодня было прохладно и пасмурно, и потому даже в самом людном и популярном месте города можно было найти где притулиться. Судя по всему, священник уже полностью пришел в себя после их стычки с Йоном, а сам Йон нарочно сел на противоположный от него конец скамейки и практически не участвовал в разговоре. Но, по крайней мере, больше не грубил и не лез на рожон, так что, можно сказать, мы обошлись малой кровью.
– Мой брат глубоко убежден, что истинная связь это единственный способ, с помощью которого наша раса смогла бы спастись от вырождения, – начал свой рассказ отец Горацио после моих неловких и косноязычных извинений за поведение моего спутника. – Он считает, что в древние времена, в эпоху Чистых дней, альфы и омеги заключали браки только с теми, кто был связан с ними божественной волей, и именно благодаря этому у них рождалось здоровое потомство. А затем произошло Грехопадение – кто-то вступил в преступную, не одобренную свыше связь против воли Великого Зверя. И их дети стали первыми не-бестиями, лишенными дара связи с божеством внутри себя. После этого крамольного поступка Великий Зверь разгневался на своих детей, что не ценили его дар единственной вечной любви, и запутал им дороги друг к другу. Истинные связи стали встречаться все реже, и двум разделенным половинкам стало все сложнее отыскать друг друга. Наша раса становится все более и более малочисленной, и единственный способ остановить это, по мнению моего брата, это вернуть бестиям их первоначальную чистоту.
