Текст книги "Альфа и Омега (СИ)"
Автор книги: Анна Сейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Я видела, как он напрягся – как сузились его глаза, нервно сжались пальцы поверх стеклянной бутылки молока и обострился и налился агрессией его запах. Если бы не все обстоятельства, я бы даже могла подумать, что он ревнует.
– Да, и это было ошибкой, – кивнула я, легко пожав плечами. – Он даже не был альфой.
– Серьезно? – От таких новостей Йон мгновенно расслабился, и я испытала своего рода досаду из-за того, что, видимо, человека он за соперника, а значит и за повод переживать не считал.
– Тебе же тоже нравятся… не-бестии, – несколько уязвленно напомнила я.
– У меня причина исключительно биологическая, – серьезно возразил он. – А какое у тебя оправдание?
– Оправдание? – не поняла я.
– Почему тебе стало настолько страшно связывать себя узами брака с альфой, что ты предпочла вступить в заведомо обреченные на провал отношения с человеком? – пояснил Йон. От его наглости и самоуверенности я даже немного опешила.
– Они не были… заведомо обречены на провал, – не очень убедительно пробормотала я.
– Хана, я же не слепой, – как-то даже слишком мягко произнес он, наконец отправив опустевшую бутылку в мусорное ведро и подойдя ко мне. – Я ни Зверя не смыслю во всем этом… биологическом разнообразии видов. Мне не с чем сравнивать то, что я испытываю к тебе. Но надобно быть полным идиотом, чтобы не понять, что ты создана именно для таких эмоций и отношений. Может быть, не со мной, но с кем-то, кто сможет разжечь твое пламя так же сильно. Ты горишь и плавишься внутри, но изо всех сил сдерживаешься, и… я понимаю почему. Но когда это буду не я…
– Йон, я не хочу, чтобы это был не ты, – поспешно перебила его я, не сразу вообще сообразив, что именно говорю. Его и без того большие глаза стали почти круглыми от удивления, а я шумно выдохнула и пояснила: – Я не хочу, чтобы это был какой-то другой альфа в принципе. Меня не интересуют отношения с такими, как ты, потому что я не хочу определять свое влечение к кому-то биологией. Или судьбой. Тот человек… Мой бывший муж. Да, между нами не было ни какого-то безумного влечения, ни… сногсшибательных чувств, но я выбрала его сама.
– Ты упрямая, как сам Зверь, маленькая омега, – вздохнул тот, покачав головой. – Вот вбила же себе в голову ерунды всякой… Почему тебе так важно все контролировать?
– Потому что… – Я осеклась, не будучи уверена, что хочу продолжать. Перед глазами всколыхнулись старые, выцветшие образы воспоминаний, которые я надеялась навсегда похоронить в недрах своей памяти, но которые все равно возвращались куда чаще, чем следовало бы.
Полутемный зал, разбросанные по полу пятна света от цветных прожекторов, толстые театральные портьеры, душно и густо пахнущие пылью. Дрожащие колени, ощущение липкой влажности, покрывающей все мое тело. И навязчивое, подавляющее, со всех сторон подступающее и окутывающее меня ощущение чужого присутствия. Вкус шампанского во рту мешается с чем-то горьковатым и склизким, и я никуда не могу деться от голосов – они гремят, они разрывают меня на части, они повторяют мое имя на все лады, а я хочу все больше, мне мало даже этого, и я сама стремлюсь, рвусь за край – туда, откуда уже не возвращаются.
Я видела по глазам Йона, что отголоски моих воспоминаний докатились и до него. Не картинками или звуками, но ощущениями. Как я тогда ощутила его кромешный детский ужас, связанный с тем, что случилось с его матерью много лет назад.
Скелеты, спрятанные в шкафах, покрытые пылью и паутиной, но все равно едва слышно постукивающие костями всякий раз, когда кто-то проходит слишком близко. Была ли я готова рассказать ему о том, что со мной тогда произошло? Нет, конечно, нет. Я сама все еще не могла принять произошедшее и простить себя за то, что тогда случилось. И слишком боялась услышать то, что слишком много раз слышала до этого.
«Сама виновата», – так мне сказала мама, когда я рассказала ей о первых своих отношениях с альфой, который променял меня на другую омегу только потому, что меня в нужный момент не оказалось рядом, а ему приспичило «сбросить напряжение». Наверное, нет ничего удивительного в том, что, когда спустя некоторое время она, выпив лишнего, начала мне жаловаться на отца и на то, что он, подлец такой, ее бросил, а она все еще его любит, я ответила ей ровно теми же самыми словами. Тогда я чувствовала себя гордой и невероятно остроумной, отдавая этот «кармический долг». Сейчас мне было неприятно об этом вспоминать.
Сама виновата.
Одно поколение за другим говорило эти отвратительные, убивающие все живое внутри слова. Привлекаешь слишком много альф? Сама виновата, учись контролировать свой запах. Никого не привлекаешь? Сама виновата, работай над собой и будь более открытой. Тебя поймали в темном переулке и изнасиловали? Сама виновата, нечего ходить темными переулками и пахнуть. Что значит, это твоя природа? Что значит, ты слабая омега? Вот вышла бы замуж в шестнадцать лет, никто бы не посмел на тебя позариться, ведь ты была бы покрыта запахом мужа и защищена им. Замечание между строк – это вообще ни разу не помогало. Те альфы, что брали свое силой, плевать хотели на то, пахнешь ты другим мужчиной или нет. Кого-то это даже еще больше заводило, ведь они буквально захватывали и присваивали чужую территорию.
Просто признай и запомни, что ты виновата во всем, что с тобой происходит или не происходит, и всегда будь готова просить прощения за то, что ты просто существуешь на этом свете, не соответствуя мнимым идеалам коллективного бессознательного.
В кухню, отвлекая мое внимание от этих неприятных размышлений, вошла Сузи. Она слегка прихрамывала, но держалась на удивление бодро для той, кому вчера так здорово досталось. Правая половина ее лица превратилась в сплошной кровоподтек, полностью скрывший один глаз, зато второй сверкал непримиримым упрямством, которое, судя по всему, и держало ее на ногах.
– Зубы на месте? – как-то слишком дежурно поинтересовался у нее Йон, с усилием оторвав от меня взгляд. Я чувствовала, как много у него вопросов, но мы оба понимали, что сейчас для них не время и не место.
– Все нормально, братишка, – немного в нос отозвалась та, взгромоздившись на табурет. – Док мне выписал пару таблеток, так что… буду как новенькая.
– Ребра целы? – спросила я, садясь напротив нее. Я не была уверена, что омега помнила, как я вчера буквально выволокла ее из комнаты на себе, но в любом случае не ждала особых благодарностей за это.
– Да кто ж их знает, – пожала плечами Сузи. – Болят, собаки такие.
– Что случилось? Почему он… Почему он взбесился? – нерешительно уточнила я, краем глаза наблюдая, как Йон накладывает побитой омеге остатки каши из большой кастрюли.
– А разве им нужна причина? – скривилась она, аккуратно вставляя в разбитые опухшие губы сигарету и поджигая ее. – Может, жена ему не дала или шеф на работе раком поставил, откуда ж мне знать?
– А может быть, ты…
Я оборвала саму себя, осознав, о чем именно собираюсь спросить. Не потому, что действительно так думала, а потому, что так думать было легче. Всегда легче спрятаться за отрицанием, чем допустить, что некоторые бывают просто злыми по своей природе. Или что плохие вещи случаются с теми, кто их не заслужил – пусть даже был острой на язык занозой, обожающей драмы на пустом месте.
– Ты не виновата, – неуклюже закончила я. – Мне жаль, что это произошло с тобой. Я… могу что-нибудь для тебя сделать?
– Прекрати внушать ей мысль, что она заслуживает жалости для начала, – встрял Йон, поставив тарелку с кашей перед Сузи и выхватив сигарету у нее изо рта.
– Эй! Братишка, верни ее! Последняя же!
– Ну и отлично, – пожал плечами он, всунув едва раскуренную сигарету в горлышко пустой молочной бутылке, торчащей из мусорного ведра. – Хана, оставь ее. Будешь с ней нянчиться, она сядет тебе на шею и будет до победного отыгрывать роль бедной сиротки, о которой некому позаботиться.
– Ты злой, братишка Йон, – поморщилась Сузи, но я совершенно точно видела, сколько тепла плескалось во взгляде ее на данный момент единственного глаза.
Ей действительно знатно досталось, и гротескная асимметрия ее частично опухшего лица лишь усиливала это впечатление. Глядя на нее, я ощущала одновременно ужас и злость из-за того, что подобное вообще с нами происходило. А еще… еще оно что-то упрямо тревожило в моем подсознании, но у меня никак не получалось…
Понимание нахлынуло внезапно. Сон, что никак не давался мне в руки поутру, неожиданно снова расцвел перед моими глазами во всей своей уродливой и омерзительной полноте.
Я видела Джен. Привязанную к стулу, избитую, измученную, едва живую. Кровь, что стекала по ее лицу, капала на черную плитку, которой был вымощен центр ее темницы, с чьих стен на нее взирали серые мертвые лица. Над ней стоял альфа в белом, безликий и страшный. У него не было ни глаз, ни носа, только рот. И этот рот все кричал и кричал, а кулаки все продолжали наносить удары, пока от лица моей любимой подруги не осталась только кроваво-черная маска с торчащими в стороны осколками кости. То самое, что я видела перед тем, как проснуться в холодном поту.
Я попятилась назад, не ощущая под собой ног. Попыталась было закричать, но голос не повиновался. Мир вокруг опасно закачался, вращаясь, словно детская карусель, и сдавливая меня со всех сторон. Всего стало слишком много, так невыносимо много, что не было никаких сил терпеть. Стиснув голову руками, я никак не могла справиться с этим потоком света и звука – еще секунда, и он просто разорвет меня на кусочки.
– Хана, сюда, – услышала я голос Йона. Приоткрыв немилосердно слезящиеся глаза, я через силу заставила себя посмотреть в его сторону. Он стоял, раскрыв руки мне навстречу, крошечный островок ночи посреди мучительно яркого дня.
– Пожалуйста… Пожалуйста, помоги мне, – жалобно прошептала я, и спустя секунду спасительная темнота укрыла меня с головой.
Глава 12. Ночные окна
Голоса доносились откуда-то сверху. Словно я плавала в теплом уютном коконе, скрытая, защищенная и спрятанная от всего мира. И, казалось, не было такой силы, которая могла бы вытащить меня из него.
– Она так и будет там сидеть?
– Что произошло-то?
– Говорят, припадок у нее был.
– Странная она какая-то. То бросается дерущимся альфам под ноги, то почти падает в обморок на пустом месте.
– Да поди Сузи ей чего наговорила…
– Да что сразу я-то?
– Да ты себя в зеркало-то видела вообще, тебе и говорить уже ничего не надо.
Голоса звенели, переплетались, то приближаясь, то отдаляясь. И вместе с ними приближались и отдалялись прочие физические ощущения. Например, то, как крепко меня обнимал Йон, у которого я сидела на коленях, спрятавшись под одеялом.
– Девочки, у вас работы что ли нет? – наконец вторгся в общий гомон раздосадованный возглас Поппи. – Кто сегодня ответственный за готовку? Там еще мешок картошки нечищеной. Или кого-нибудь определить на мытье сортира вне очереди?
Омеги заволновались и загомонили, и, наконец, предваряемая их топотом, в комнате воцарилась долгожданная тишина. К тому моменту я уже полностью пришла в себя и успокоилась, но все равно была рада, что нас с альфой оставили наедине.
– В последнее время ты слишком часто падаешь в обморок, маленькая омега, – заметил Йон, по моему запаху понявший, что самое худшее позади.
– Мне приснилась Джен, – проговорила я, стягивая одеяло с головы и серьезно заглядывая ему в глаза. – Она… Мне приснилось, что церковники ее пытали, чтобы узнать, где мы.
– Они бы так не поступили, – убежденно и категорично покачал головой он. – Это слишком даже для них. Твоя подруга в порядке.
– Ты уверен? – сощурилась я, скатываясь с его колен. – Ты же знаешь, что наша метка… Вдруг это еще одна ее способность? Посылать видения или вроде того?
– Маленькая омега, ты бредишь, – закатил глаза он, откинувшись на спинку низенького дивана, на котором сидел, и сложив руки на груди. – Еще вчера ты говорила, что судьбы не существует и что ты не собираешься верить во всю эту ерунду. А сегодня талдычишь о каких-то видениях.
– Я… не верю в судьбу, – упрямо мотнула головой я. – Особенно в судьбу, которая подсовывает мне в нареченные такого, как ты.
«Такого несвободного и при ребенке от другой», – мысленно добавила я.
– Но веришь в видения? – уточнил альфа.
– Ты не понимаешь! Оно было таким… ярким, таким… настоящим. Я даже как будто бы запах ее чувствовала. Чувствовала, как ей страшно и больно. Из-за меня… Великий Зверь, да одна только мысль, что Джен могла пострадать из-за меня… Ты же говорил, они ее не тронут! Зададут вопросы, да и только! – В моем голосе ощутимо прорезалась подступающая паника.
– Я и продолжаю так говорить, – хмуро напомнил он. – Это ты ведешь себя так, будто тебя пчела за задницу укусила.
– Йон, но вдруг! – У меня подкосились колени, и я беспомощно осела на пол рядом с ним, цепляясь за его штаны. – Вдруг это что-то значит?
– Например, что вчера ты видела некоторое дерьмо и теперь твое подсознание вот так херово с ним справляется? – уточнил тот, снова втягивая меня к себе и усаживая рядом.
– Я должна убедиться! – непримиримо тряхнула волосами я. – Прошу тебя, это важно для меня. Это… это же совсем неопасно, мы… Ты ведь умеешь делать так, чтобы тебя не замечали, верно?
– Даже не проси, я не собираюсь вести тебя к ней, – категорично помотал головой он. – Почти уверен, что за ее домом с утра до ночи ведется наблюдение, а отец Евгений и его бугаи только и ждут, пока ты высунешь милый носик из своей лисьей норы.
– А меня и не надо к ней вести, – тут же с готовностью парировала я. – Мы ей просто позвоним. Из какого-нибудь уличного таксофона, идет? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – Я сложила руки в молитвенном жесте. – Я что угодно для тебя сделаю, Йон! Хочешь, возьму твою смену по чистке труб?
Его лицо вдруг неуловимо изменилось, словно вопреки собственным желаниям он подумал о чем-то, совершенно не касающемся предмета нашего разговора.
– Ты… плохо просишь, маленькая омега, – проговорил он, и его голос тоже прозвучал иначе – более низко, с мурчащей кошачьей хрипотцой, от которой у меня всегда начинала кружиться голова. – Не то предлагаешь взамен.
– А чего тогда ты хочешь? – как ни в чем не бывало уточнила я, нарочно игнорируя все свои моментально вспыхнувшие догадки.
Он смерил меня демонстративно долгим и откровенно раздевающим взглядом. Не будь я сейчас так обеспокоена судьбой Джен, включилась бы в игру куда охотнее. Но даже и в моем состоянии я ощутила привычную теплую пульсацию у себя между ног. Проклятый альфа, и когда я же наконец перестану так на него реагировать? Ведь должно же это однажды случиться?
– Я скажу тебе, когда придет время, – наконец удовлетворенно кивнул он.
– Значит, ты согласен? – радостно подскочила я, мгновенно позабыв обо всем неприятном, что случилось со мной этим утром. – О, Йон, спасибо тебе, спасибо тебе огромное! Я… У меня слов нет выразить, как я тебе благодарна!
– Я все еще считаю, что это ерунда и мы только зря подвергнем себя ненужному риску, – покачал головой он, однако в его взгляде, обращенном на меня, не было досады или недовольства. Мне даже на секунду показалось, что он любуется тем, как я, по-детски радостно хлопая в ладоши, подпрыгиваю на одном месте.
Честно говоря, я тоже уже думала, что развела бурю в стакане воды. Первое впечатление от внезапно окатившего меня своей мутной гадостью кошмара уже сгладилось, истаивая в бледном свете дня, но я была так рада возможности поговорить с подругой, что остальное уже было неважно. Мне было нужно услышать ее голос – ее непонятные испанские ругательства в мой адрес, ее досадливое цоканье и ворчание, ее заботу и теплоту, что сквозили в каждом ее слове, обращенном в мой адрес. Как ни крути, мы с ней были единственной семьей друг для друга, и сейчас я как никогда нуждалась в своей семье. Казалось, что я вплотную подошла к той самой черте, за которой заканчивалось мое самообладание, и только ей сейчас было под силу оттащить меня от нее. В одном Йон был прав – моя нервная система начала слишком откровенно сбоить. И если вчера на то были объективные причины, то сегодня я едва не упала в обморок просто из-за того, что мне приснился плохой сон. Да, реалистичный и отвратительный до дрожи, но – просто сон. Я и прежде не могла похвастать стальными нервами и стоической выдержкой, а после обилия произошедших в моей жизни перемен и вовсе расклеилась.
– Но пойдем вечером, – предупредил Йон, тоже вставая с дивана. – Так безопаснее и не спорь.
Я и не думала спорить, но должна признать, что давно уже день не тянулся так безжалостно медленно. Даже работа не слишком спасала – по локоть измазавшись в серой мыльной пене и тщетно пытаясь не продырявить второй палец на резиновой перчатке, я то и дело косилась в окно. В ноябре темнело достаточно рано, однако, по моему разумению, все же недостаточно. Я до блеска оттерла кафель над плитой на кухне, и, судя по вытянувшемуся лицу Поппи, которая принимала у меня работу, он не был таким чистым, даже когда они сюда въехали. Что и говорить, меня переполняла энергия и – радостное возбуждение от предстоящего разговора с Джен. Конечно, иногда радость в моей душе слегка горчила, когда перед глазами снова вставали уже наполовину истлевшие образы из сна. Что, если Йон все же не прав? Что, если они причинили ей вред, пытаясь вызнать нужную им информацию? Или я просто пересмотрела дешевых боевиков про шпионов и злодеев, а в реальном мире никто так не поступал? Если бы я не видела своими глазами, как Йон убил человека, а отец Евгений не попытался запереть нас в застенках Церкви, мне было бы куда проще отвечать на такого рода вопросы, но сейчас я уже не могла быть уверена, что мир так прост и безопасен, как мне казалось раньше.
Сегодня мы не стали брать пикап и двинулись пешком. С момента моего вселения в Дом это была наша первая подобного рода прогулка за его пределами, но, признаться, смотреть по пути было особо не на что. Покосившиеся деревянные домики через какое-то время сменились панельными пятиэтажками, в которых уже начинали загораться огни, но вокруг все так же продолжила царить какая-то унылая и давящая атмосфера бедности и неухоженности. В моем родном городке тоже были такие кварталы, и мы жили в одном из таких несколько лет перед тем, как я пошла в школу. Наверное, будь я здесь одна, мне было бы очень страшно, но, крепко цепляясь за локоть Йона, я ощущала себя в полной безопасности. Я по-прежнему пребывала в приподнятом настроении, и мои мысли, как часто бывало в подобных ситуациях, настроились на лиричный лад.
– Мне всегда нравились огни ночных домов, – поделилась я. – С улицы в них чаще всего видно только потолок с лампой или кусок стены. Но почему-то даже это мне кажется… уютным что ли. Вот так идешь по улице, замерзший и уставший, и представляешь, как кто-то за одним из этих окон сейчас сидит за столом или на диване, завернувшись в плед. И отчего-то на душе светлее становится.
– Разве в таком случае не полагается завидовать? – уточнил Йон. – Если ты замерз и устал, а они там сидят в тепле и в ус не дуют?
– Наверное, если тебе некуда пойти и тебя самого не ждет такой островок тепла где-то впереди, то возможно, – рассудительно проговорила я. Потом, немного помолчав и осмыслив его слова, уточнила: – Йон, сколько… времени ты провел на улице, когда ушел из дома?
– Достаточно, чтобы начать ненавидеть тех, у кого есть собственное окно с лампой за ним, – отрывисто отозвался он. – Но мне повезло, что отец нашел меня раньше, чем я обратил эту ненависть против тех, кто ее не заслуживал.
Мы пересекли полупустой перекресток, не став дожидаться зеленого сигнала светофора, и едва разминулись с подозрительного вида компанией, от которых ощутимо пахнуло алкоголем и раззадоренными феромонами. Но, по счастью, те не обратили на нас внимания, занятые выяснением отношений между собой.
– Иногда мне кажется, что я… говорю ужасные глупости только потому, что не представляю, через что тебе пришлось пройти, – проводив их взглядом, поделилась я.
– Ты и не обязана ничего такого представлять, – пожал плечами Йон, отпустив мое плечо, за которое прижал меня к себе, когда мы проходили мимо подвыпивших альф.
– Я не хочу… говорить или делать ничего такого, чтобы было бы тебе неприятно, – тщательно подбирая слова, пояснила я.
– С чего вдруг? – Он даже слегка скривился, явно не представляя, какой логикой я сейчас руководствовалась. – Мы все периодически давим друг другу на больное, маленькая омега, так уж устроено общество. Это неизбежно.
– Наверное, – неохотно согласилась я. – Но ведь можно узнать кого-то настолько хорошо, чтобы точно знать, где его больные места, и не давить на них?
– Чего ради? – по-прежнему не особо меня понимал альфа.
– Потому что в мире и так много тех, кто без колебаний вонзит тебе нож в спину или подставит подножку, когда ты меньше всего этого ждешь. И значит должен быть кто-то, в ком ты можешь быть на сто процентов уверен, зная, что он-то никогда такого не сделает.
Йон остановился, развернувшись ко мне лицом и, изогнув бровь, уточнил:
– Почему тебе так важно было хорошей, маленькая омега? Что за навязчивая потребность всем угождать?
– Не всем, – воспротивилась я. – Только тем, кому я сама хочу.
– То есть мне, например? – Уголок его губ дернуло насмешливой улыбкой.
– Возможно, – не стала отпираться я, сцепив руки за спиной и покачиваясь с пятки на носок. – Ты же вот угождаешь мне прямо сейчас, сопровождая меня в этой промозглой темноте только потому, что мне приснился плохой сон.
Кажется, такого выпада он не ожидал, явно приготовившись в очередной раз наслаждаться моим смущением и растерянностью. Глядя на его озадаченное лицо, я не смогла сдержать улыбки, по-птичьи наклонив голову набок и ощущая приятные покалывающие мурашки в кончиках пальцев.
– А чего мы стоим-то? – добавила я, в полной мере насладившись своим маленьким триумфом.
– Потому что пришли. Залезай, – отозвался альфа, вытянув руку в сторону и приподняв секцию срезанной с двух сторон металлической сетки-рабицы.
– Туда? – округлила глаза я, мгновенно растеряв весь свой запал. – Но там же… темно.
– Маленькая омега боится темноты? – усмехнулся он и, не став меня дожидаться, первым нырнул в образовавшийся проход. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Мы оказались на цокольном этаже недостроенного и частично затопленного здания. Здесь действительно было довольно темно, поэтому Йон подсвечивал наш путь фонариком на своем телефоне, и его белый свет выхватывал из окружающего мрака большие, не внушающие доверия лужи, покрывшиеся многолетней пылью кучи стройматериалов, разрисованные мрачными граффити стены и следы чьего-то пребывания в виде тряпья и одинокого порванного ботинка. Вероятно, летом здесь жили бездомные, но сейчас, в этом холоде и сырости, даже огонь в импровизированных бочках-жаровнях не спас бы ситуацию.
– Что мы тут делаем? – отчего-то шепотом спросила я, вжимаясь в его бок и отчетливо различая скрежет маленьких коготков по бетонным конструкциям. Крысы или летучие мыши? На самом деле я не хотела знать.
– Я не хотел идти по прямой. Там… территория не самых приятных ребят, а у меня нет желания и настроя сейчас выяснять с ними отношения, – ответил он, перебираясь через поваленную балку и потом подавая мне руку, когда я последовала за ним. Этот маленький жест вызвал волну тепла в моей душе, и, переплетшись с ним пальцами, я больше его не отпускала.
– Я иногда чувствую себя той девочкой, что свалилась в кроличью нору и попала в мир, где кругом все нормальные. Она всю дорогу шла за белым кроликом, который под конец все же привел ее к сердцу лабиринта. Наверное, ты мой белый кролик.
– Кролик? – фыркнул Йон, прыжком перемахивая через очередную лужу и дергая меня за собой. – Я предпочитаю кого-то побольше и пострашнее. И уж точно не белого и пушистого.
– Черного? – улыбнулась я, памятуя о его любимом цвете в одежде. А когда вспомнила о том, как мысленно сравнивала его с большим котом, остальное додумалось само. – Будешь пантерой, значит.
– Черная пантера и рыжая лиса. Интересное сочетание, – усмехнулся он. Думаю, за лису следовало сказать спасибо моей ушастой толстовке – сравнение так и напрашивалось, тут не поспоришь. – Не думаю, что тебе следует попадать в центр этого лабиринта, маленькая омега, – внезапно добавил он.
– Я бы… хотела верить, что у меня и правда есть выбор, – вздохнула я, качая головой. – Но если судьба в самом деле существует и все это… не просто так, то, боюсь, мой путь ведет как раз туда.
Альфа недовольно мотнул головой и сплюнул сквозь зубы, словно бы в красках вообразив себе, что ожидает меня в конце пути. Я же пока смутно это представляла, но даже того, что я успела увидеть за последнюю неделю, было достаточно, чтобы понять – в сердце лабиринта меня ждет чудовище. Возможно, что с головой быка, но скорее с клыками и когтями.
Мы миновали бывшую стройплощадку без приключений, и таксофон, к которому Йон меня вел, оказался буквально в квартале от нее. И уже там, взяв в руку трубку и кинув в щель для монеток немного мелочи, я вдруг оказалась придавлена к месту неожиданным и страшным осознанием – я не помнила номер Джен.
Все это время мне в голову и мысли о таком не приходило. Я настолько привыкла, что все номера сохранены в памяти моего смартфона, что возможность связаться с кем-то посредством телефона на подсознательном уровне была у меня связана с наличием номера априори. Я почувствовала себя невероятно глупой – лицо обожгло румянцем, а колени ощутимо ослабели, из-за чего я была вынуждена привалиться боком к стенке телефонной будки. Наверное, хорошо, что тусклого света внутри нее было недостаточно, чтобы в подробностях разглядеть, насколько она была грязная.
Я увидела, как на лице Йона за мутным стеклом снаружи проступило сперва удивление, а затем словно бы легкое недовольство, словно он не понимал, чего я медлю. Я была почти готова сдаться и повесить трубку, но в последний момент решила попробовать кое-что другое. У меня не было никаких гарантий, что фокус сработает, но выбора все равно не оставалось. Поэтому, снова обратив взгляд к кнопкам с цифрами, я набрала номер, единственный который знала наизусть без запинки – свой собственный.
Мой смартфон был оставлен мною дома в рабочем состоянии, и если я знала Джен настолько хорошо, насколько мне думалось, она должна была держать его под рукой и в заряженном состоянии – чтобы после выключения не пришлось бы заново вводить пин-код. Зайти в его внутренние файлы из-за блокировки экрана она бы не смогла, но ответить на пришедший на него звонок – вполне, а значит существовала вероятность, что…
– Алло? – раздался напряженный голос на том конце провода. – Кто это?
– Джен. – Облегчение, затопившее меня, было таким сильным, что я едва не расплакалась. Из-за этой неожиданной проблемы с номером я совсем забыла о том, почему вообще собиралась ей звонить. Значит, это действительно был просто глупый сон и ничего больше. Слава Зверю.
– Хани? Хани, это правда ты? – Я могла поклясться, что слышала, как она подскочила с дивана, на котором сидела. – Где ты? Хани, ради Зверя, я тут с ума схожу!
– Что они… тебе сказали? – осторожно спросила я, не представляя даже, с какого конца начинать распутывать этот клубок. Как и то, как много я вообще могла ей сообщить.
– Они не особо говорили, больше спрашивали… – Потом, перебив саму себя, она резко перешла в наступление: – Хана Росс, твои выкрутасы стоили мне кучи новых седых волос! Немедленно отвечай, где ты, и я за тобой приеду.
Все та же старая добрая Джен. Мы говорим меньше минуты, а она уже командует мной, но делает это так мило и с таким искренним волнением, что я просто не могу воспринимать это иначе как с улыбкой.
– Я в безопасности, Джен. Тебе не о чем волноваться. Вообще это я за тебя беспокоилась, поэтому и решила позвонить. Ты в порядке?
– Я? Да, я… Хана, ты с ним, да? – Голос ее стал строже. – С этим маньяком?
– Да. – Я решила, что тут лучше сказать правду. В конце концов Йона она хотя бы немного знала и могла быть уверена, что он меня не обидит. Наверное. – Он спрятал меня от них. Мы… Я не могу сказать всего, потому что не знаю, но… В Церкви творится что-то неладное. Они хотели запереть нас и… Джен, они точно ничего тебе не сделали?
– Откуда ты звонишь? Хани, это все… это все слишком, понимаешь? Нам нужно встретиться. Я должна убедиться, что ты в порядке. Ты ведь… ты обманула меня, маленькая засранка. Горный монастырь! Надо же было повестись на такое! – Словно бы только что осознав это, альфа повысила голос, и в нем теперь звенела ненадуманная обида.
– Джен, я не могу… – Я покосилась на Йона за пределами кабинки, который сейчас не смотрел на меня. – Это может быть опасно.
– Послушай, Хани, – она понизила голос. – Они действительно говорили не так много, но кое-что я услышала. Кое-что, что может быть важным. Но… но это не телефонный разговор.
– Джен, я не хочу втягивать тебя в это, – напрасно попыталась воззвать к ее здравому смыслу я. Внутренний голос – отчего-то сейчас говоривший с интонациями Йона – велел мне просто повесить трубку и закончить на этом. Потому что я убедилась, что она в порядке, а она убедилась, что ее лучшая подруга – врунишка, каких поискать. На этом вполне можно было распрощаться. Но я медлила. У меня не хватало сил вот так все оборвать. Пока я слышала ее голос, со мной словно бы говорила моя прежняя жизнь – из тех, что протекают в теплых ночных окнах, наполненных светом. А здесь были только холод и темнота. И тот, кто все равно не был моим, как бы сильно я этого ни хотела.
– Хани, ты уже втянула меня в это, – сухо напомнила альфа. – Они перевернули мне всю квартиру, пока искали что-то, что сможет вывести их на тебя. Они всю ночь меня допрашивали и даже пытались мне угрожать. Церковные выродки. – Она добавила словечко на испанском, но его я не поняла – только общий смысл по интонации. Ничего цензурного там явно не было. – Ты не считаешь, что ты задолжала мне за все это, Хана Росс? Я хочу тебя видеть, и я не приму отказа. Возьми своего придурочного маньяка, если боишься.
Мне не нравилось, что она грубила. Это обычно было сигналом того, что она либо напугана, либо очень-очень зла. И мне хотелось верить, что здесь все же второй случай. Пусть лучше злится на меня, чем…
– Встретимся в людном месте, – быстро проговорила я, чтобы не передумать. – Завтра в три часа дня на Площади Фонтанов, идет? Ты же понимаешь… Понимаешь, что об этом никто не должен знать?
Она ответила не сразу, и эта двухсекундная пауза понравилась мне еще меньше, чем ее ругательства полминуты назад.
