Текст книги "Алексиада"
Автор книги: Анна Комнина
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)
От императора не ускользнуло движение губ латинянина. Подозвав одного из переводчиков с латинского языка, он спросил его о значении сказанного. Узнав смысл слов, он до времени ничего не сказал латинянину, но сохранил его слова в памяти. Когда же все прощались с императором, он подозвал к себе этого надменного и бесстыдного латинянина и спросил, кто он такой, откуда происходит и какого рода[1050]1050
По мнению Дюканжа (Ducange, In Alex., p. 612), речь идет о Роберте Парижском. Идентификация весьма гипотетична.
[Закрыть]. Тот ответил: «Я – чистокровный франк знатного рода, и мне известно одно: в той местности, откуда я родом, есть храм на перекрестке, сооруженный в древние времена. Туда приходит каждый, кто хочет сразиться на поединке. Вооруженный для единоборства, он просит там помощи у бога и остается в ожидании того, кто отважится принять его вызов. Я тоже провел долгое время на этом перекрестке, ожидая того, кто сразится со мной, но никто не дерзнул».
Император, выслушав его, сказал: «Если раньше ты искал и не находил битвы, то теперь пришло твое время насытиться битвами. Я советую тебе не находиться ни в задних рядах, ни в голове фаланги, а держаться в середине вместе с гемилохитами[1051]1051
Гемилохит (ἡμιλοχίτης) – командир «полулоха» (ἡμιλόχος). См. Ael. Tact., 5. {567}
[Закрыть], ибо я давно уже знаю, как сражаются турки». Этот совет он давал не только ему; всем другим он тоже говорил о том, что ждет их в пути, и советовал, когда бог пошлет им победу, не поддаваться порыву и не преследовать варваров, чтобы не попасть в засаду и не погибнуть.
11. Вот все о Готфриде, Рауле и их спутниках. Боэмунд же с другими графами достиг Апроса. Он знал, что не принадлежит к знатному роду и не имеет из-за недостатка денег многочисленного войска; поэтому, желая приобрести расположение самодержца и в то же время скрыть свои истинные намерения, он опередил всех остальных графов и в сопровождении лишь десяти кельтов поспешил прибыть в царственный город[1052]1052
Старый враг Византии, Боэмунд имел особые счеты с империей и особые причины для участия в крестовом походе. Роберт Гвискар оставил Боэмунда наследником земель к востоку от Адриатики, земель, которые норманнам фактически не принадлежали и которые еще должны были быть отвоеваны у Византии. В Италии же наследником Роберта стал брат Боэмунда, Рожер Борса.
Боэмунд вступил в борьбу с Рожером Борсой, которого поддерживал его дядя Рожер Сицилийский. Хотя Боэмунд и достиг в этой борьбе определенных успехов, тем не менее он не оставлял мечты осуществить заветы отца и отвоевать себе земли на Востоке. В момент начала крестоносного движения Боэмунд, объединившись со своими врагами (Рожером Борсой и Рожером Сицилийским), осаждал восставшую Амальфи и, по утверждению автора «Деяний франков», даже не знал о подготовке этого похода. Когда же крестоносные войска прибыли в Италию, он с энтузиазмом согласился участвовать в походе и снял осаду города. К Боэмунду присоединилось много знати, и в октябре 1096 г. флот Боэмунда отплыл из Бари. Из Эпира войско Боэмунда двигалось через Касторию и далее по Via Egnatia. 1 апреля Боэмунд дошел до Русия, где оставил свои войска под командованием Танкреда, а сам 9 апреля 1097 г. прибыл в Константинополь (см. Gesta, II, 5; Ord. Vit., IX, 6). Анна утверждает, что войско его было невелико. Этому соответствуют и слова автора «Деяний франков» (Gesta, Ι, 4): «Войско Боэмунда было меньше, чем Готфрида, но оно было хорошо вооружено и обучено» (см.: Setton..., Α history..., р. 270 sq.; Runciman, Α history..., Ι, p. 154 sq.).
[Закрыть]. Император, давно знакомый с его интригами, с его коварным и обманчивым нравом, тоже торопился встретиться с ним, раньше чем прибудут остальные графы, хотел выслушать его и убедить переправиться через пролив до их прихода, ибо опасался, что Боэмунд, соединившись с теми, кто вот-вот {289} должен был появиться, может обратить их мысли в дурную сторону.
Император встретил Боэмунда веселым взглядом и спросил, как прошел его путь и где он оставил графов.
Боэмунд отвечал ему в соответствии со своим нравом. Алексей шутя напомнил о том, как дерзко Боэмунд сражался против него под Диррахием и Лариссой и об их прежней вражде[1053]1053
См. Ал., V, 4—7, стр. 162 и сл.
[Закрыть]. Боэмунд на это ответил: «Раньше я действительно был твоим врагом и противником, теперь же я пришел к тебе как друг твоей царственности». Самодержец коснулся в разговоре многих тем и попытался выведать его мысли; видя, что Боэмунд готов принести клятву верности, он сказал: «Сейчас ты устал с дороги, пойди и отдохни. Вскоре мы поговорим обо всем, о чем хотим».
От императора Боэмунд отправился в Космидий, где ему было приготовлено жилье; для него был накрыт богатый стол со всякими мясными блюдами и закусками. Затем повара принесли сырое мясо животных и птиц и сказали: «Мы приготовили эти блюда, как видишь, по нашим обычаям, но если они тебе не нравятся, то вот сырое мясо – его приготовят так, как ты захочешь». Сделать и сказать это велел им сам самодержец. Обладая способностью угадывать характеры, император понял, что человек этот злобен и недоброжелателен. Чтобы не было никаких недоразумений, он даже велел подать ему сырое мясо, ибо желал рассеять этим всякие подозрения. И Алексей не ошибся.
Коварный Боэмунд не только не отведал кушаний, но даже не захотел дотронуться до них кончиками пальцев. Он тотчас оттолкнул их от себя и, не обмолвившись и словом о своем подозрении, стал раздавать блюда присутствующим; он делал вид, что милостиво одаряет всех, а в действительности, как было видно всякому проницательному человеку, готовил им смертельный напиток. Он даже не скрывал, что хитрит, до такой степени Боэмунд презирал своих людей. Сырое же мясо он велел приготовить собственным поварам по обычаям своей страны. На другой день он спросил тех, кому роздал кушанья, как они себя чувствуют. Они ответили: «Даже очень хорошо», и сказали, что не испытывают никакого недомогания. Тогда Боэмунд открыл свои тайные мысли и произнес: «А я, помня о своих войнах с Алексеем и о прежней битве, побоялся: не решил ли он умертвить меня, подмешав к еде смертельный яд».
Вот все о Боэмунде. Никогда я не видела дурного человека, который бы не удалялся от правильного поведения во всем, что бы он ни говорил и ни делал. Ибо тот, кто отошел от сере-{290}дины, навсегда останется далек от добродетели, к какой бы крайности он ни отклонился[1054]1054
Эта мысль, явно заимствованная у Аристотеля (см., например, «Никомахова этика», II, 2 и сл.), наиболее определенно выражает суть этических представлений Анны.
[Закрыть].
Позвав к себе Боэмунда, император и ему предложил принести обычную у латинян клятву. Боэмунд понимал свое положение, знал, что не происходит от знатных предков и не имеет ни денег, ни, вследствие этого, большого войска – с ним пришли лишь немногочисленные кельты; кроме того, Боэмунд вообще был лжив по природе и поэтому с большой готовностью подчинился воле самодержца[1055]1055
Ср.: Alb. Aq., II, 18; Rad. Cad., X. По сообщению автора «Деяний франков», Боэмунд вступил с Алексеем в тайное соглашение относительно Антиохии. Впрочем, по мнению А. Крея, это место «Деяний» является поздней интерполяцией. См. Krey, Α neglected passage... (нам недоступно).
[Закрыть]. Тогда император выделил одну комнату во дворце и устлал весь пол разного рода ценностями[1056]1056
Б. Лейб, вслед за А. Райффершайдом отмечает лакуну. Мы не считаем ее обязательной.
[Закрыть], одеждами, золотыми и серебряными монетами и другими, менее дорогими вещами. Комната оказалась настолько заполненной, что из-за множества вещей нельзя было сделать ни шагу. Император приказал тому, кто должен был показать все это Боэмунду, открыть двери внезапно. И вот Боэмунд, пораженный зрелищем, воскликнул: «Если бы у меня было столько богатств, я бы давно овладел многими странами». Тогда тот: «Это все пожаловал тебе сегодня император».
Боэмунд принял богатства с огромной радостью и, поблагодарив, отправился отдыхать в отведенные ему покои. Когда же ему принесли дары, он, забыв о своем прежнем восхищении, сказал: «Никогда я не ожидал такой обиды от императора. Возьмите это все и отнесите тому, кто вас послал». Император же, зная непостоянный нрав латинян, ответил ему народной поговоркой: «Пусть злоба его обратится против него же»[1057]1057
Псалт., VII, 17.
[Закрыть]. И вот Боэмунд, который недавно сам с негодованием от всего отказался, узнав об ответе императора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, изменил тактику, весело взглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновенье. Этот человек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь среди латинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством – непостоянством. Те самые богатства, от которых он отказался, принял теперь с большой радостью.
Настроен он был очень враждебно. Не владея никакими землями, он покинул родину для вида – ради поклонения гробу господню, на самом деле – чтобы добыть себе владения и, если удастся, то даже захватить трон Ромейской державы (ведь он следовал заветам своего отца). Но пустив, как говорится, в ход все средства, он сильно нуждался в деньгах. Самодержец, зная его злобу и недоброжелательство, искусно {291} старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам. Поэтому, когда Боэмунд, думая перехитрить хитрого[1058]1058
Перехитрить хитрого (Πρὸς Κρῆτα κρητίζων.) Эта пословица дважды встречается у Плутарха.
[Закрыть], хотел получить восточный доместикат[1059]1059
Согласно этому интересному сообщению Анны, Боэмунд выговаривал себе у Алексея титул доместика Востока. {568} Крестоносцы – вассалы императора, поэтому доместик Востока (т. е. главнокомандующий восточной армией) должен был стать во главе похода.
[Закрыть], он его не получил. Император боялся, что, обретя власть и подчинив, таким образом, всех графов, он в будущем легко сможет склонять их ко всему, что задумает. Однако, не желая дать понять Боэмунду, что его замыслы уже раскрыты, император тешил его добрыми надеждами, говоря: «Еще не время, своей энергией и верностью ты достигнешь и этого».
Поговорив с графами и милостиво наделив их всевозможными дарами и титулами, он на другой день воссел на императорский трон. Позвав к себе Боэмунда и всех других графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути, дал полезные советы, сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, как нужно выстроить войско и как расположить засады, а также остерег их далеко преследовать турок, когда те обратят тыл. Смягчив дарами и речами дикий нрав латинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе.
Из всех латинян император выделил Исангела[1060]1060
Исангел (’Ισαγγέλης). Так Анна называет Раймунда IV Тулузского, графа Сен-Жилля (родился около 1041 г.). Предводитель отрядов из Южной Франции, Сен-Жилль был самым богатым и могущественным из крестоносных вождей. Войско Сен-Жилля выступило в октябре 1096 г., перевалило через Альпы, прошло вдоль северного побережья Адриатического моря, пересекло Истрию и Далмацию и по Эгнатиевой дороге добралось до Константинополя (27 апреля 1097 г.). Между воинами Сен-Жилля и местными жителями, а затем и византийскими отрядами происходили частые столкновения. Особенно острый конфликт возник в конце апреля 1097 г., когда сам Сен-Жилль уже находился в Константинополе и вел переговоры с Алексеем. Этот конфликт осложнил отношения графа Тулузского с византийским императором. О Сен-Жилле см. J. Hill, L. Hill, Raimond IV...
[Закрыть], которого полюбил за выдающийся ум, за искренность суждений и за чистоту жизни; он знал также, что больше всего Исангел дорожил правдой и не предпочел ей ничто иное. Всеми этими качествами он выделялся среди других латинян, как солнце среди звезд. По этой причине император удержал его при себе. Когда все графы заключили договор с самодержцем[1061]1061
συνταξαμένων τῶ αὐτοκράτορι. Все переводчики понимают эти слова: «простившись с самодержцем». В значении «прощаться» употребляла Анна глагол συντάσσομαι до сих пор (Ал., II, 5, стр. 99; V, 3, стр. 161; VII, 3, стр. 208; спорный случай – X, 10, стр. 288). Однако, с нашей точки зрения, права Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., рр. 465—466), отмечающая неудовлетворительность такого понимания в данном контексте. Правильный перевод: «заключив договор с самодержцем» или «принеся клятву самодержцу».
[Закрыть] и через пролив Пропонтиду отбыли на Дамалис, самодержец, избавившись от тех хлопот, которые они ему доставляли, стал часто приглашать к себе Исангела; он подробно поведал ему о том, что ждет латинян в пути, а также раскрыл свои подозрения относительно намерений франков. Об этом он часто говорил с Исангелом. Как бы открыв ему ворота своей души и все объяснив, он просил его неусыпно помнить о коварстве Боэмунда и, если тот захочет нарушить клятву, удержать его и любым способом расстроить козни. Исангел ответил самодержцу: «От своих предков Боэмунд как некое наследство получил коварство и вероломство, и будет величайшим чудом, если он останется верен своей клятве. Но я сделаю все, чтобы выполнить твое поручение». И, заключив договор с самодержцем[1062]1062
συνταξάμενος τῶ αὐτοκράτορι (см. пред. прим.). Представления Анны об отношениях между Сен-Жиллем и Алексеем явно упрощенные. Видимо, зная о дружбе между графом Тулузским и византийским императором, писательница полагает, что между ними с самого начала существовало полное взаимопонимание. Более правдоподобную версию сообщает хронист Сен-Жилля Раймунд Ажильский (Raim. Ag., II; ср. Gesta, II, 6; Alb. Aq., II, 20). Граф Тулузский некоторое время отказывался принести клятву Алексею: видимо, до него дошли слухи о соглашении между императором и Боэмундом, и он не желал оказаться в подчинении у норманна. В конце концов, уступив уговорам других крестоносных вождей, Сен-Жилль поклялся, однако в несколько иной форме, чем остальные крестоносцы. Это произошло 26 апреля 1097 г. По сведениям Фульшера Шартрского (Fulch., 4, 9), Сен-Жилль вовсе не приносил клятвы императору. О взаимоотношениях Сен-Жилля и Алексея см. J. Hill, L. Hill, The convention... {569}
[Закрыть], он уехал, чтобы соединиться с кельтским войском.
Самодержец тоже, конечно, хотел выступить вместе с кельтами против варваров, но опасался их неисчислимого множества. Поэтому он решил отправиться в Пелекан, чтобы, находясь вблизи Никеи, знать как идут дела у кельтов, и {292} вместе с тем следить за вылазками турок и за положением в самой Никее. Он считал для себя позором не отличиться каким-нибудь воинским подвигом и решил, если представится удобный случай, самому захватить Никею, а не получать ее от кельтов во исполнение клятвы. Но этот замысел он от них скрывал. Обо всех своих приготовлениях и о том, для чего они нужны, знал он один, свой план он доверил одному лишь Вутумиту. Его Алексей отправил с поручением привлечь на свою сторону варваров в Никее, обещав им всякие блага и полное прощение и в то же время пригрозив, что их ждут всяческие беды и что они станут жертвой мечей, если их захватят кельты. Император давно знал надежность и предприимчивость Вутумита в подобных делах. Так начались и так развивались эти события.
Книга XI
1. Боэмунд и все другие графы, соединившись с Готфридом в том месте, откуда им предстояло отплыть в Кивот, ожидали Исангела[1063]1063
Сен-Жилль переправил свое войско в конце апреля 1097 г., а сам вернулся в Константинополь, где провел еще 15 дней (Hagenmeyer, Chronologie..., № 148).
[Закрыть]. Но латинян было бесчисленное множество, продовольствия не хватало, и поэтому они не могли там задерживаться. И вот, несмотря на свое решение дождаться императора и Исангела (латиняне намеревались принести клятву Алексею и затем отправиться к Никее), они разделились на две части и двинулись к Никее – одни через Вифинию и Никомидию, другие – через Кивотский пролив. Так они подошли к Никее. Распределив между собой башни и соединявшие их стены, они решили штурмовать их в определенном боевом порядке, дабы, соревнуясь друг с другом, сделать осаду еще более ожесточенной; ту часть, что пришлась на долю Исангелу, они оставили незанятой[1064]1064
Первым (6 мая) к Никее подошло войско Готфрида (Gesta, II, 7). Он блокировал город с севера, Танкред – с востока. Южный участок стены был оставлен Сен-Жиллю (с запада город подходит к Асканскому озеру). К крестоносцам в это время присоединились остатки разбитого войска Петра Пустынника (Setton..., Α history..., р. 289 sq.).
[Закрыть] в ожидании его прибытия. В то же время самодержец прибыл в Пелекан; в мыслях у него, как сказано выше, была Никея.
Варвары, находившиеся в Никее, много раз обращались к султану[1065]1065
Имеется в виду Килич-Арслан I, который в это время был занят войной с Данишмендами (см. прим. 1092) в Каппадокии за обладание Мелитиной (см. Math. Ed., p. 11).
[Закрыть] за помощью. Пока он медлил, осада города продолжалась уже много дней от восхода до заката. Видя свое тяжелое положение, варвары отказались от прежних намерений и предпочли лучше обратиться к императору, чем попасть в руки кельтов. Поэтому они позвали к себе Вутумита, который во многих посланиях обещал им всяческие блага от самодержца, если они сдадут ему Никею. Тот совершенно недвусмысленно сообщил им о дружелюбии императора, показал письменные обещания на случай, если они сдадут ему крепость, и был с радостью принят турками, которые отказались {293} уже от мысли противостоять такому множеству врагов и решили, что лучше добровольно отдать город императору и получить взамен деньги и титулы, чем стать жертвой мечей.
Вутумит не провел в городе и трех дней, как прибыл Исангел и стал штурмовать стены заранее приготовленными гелеполами[1066]1066
Сен-Жилль, который подошел к Никее 16 мая, расположил свое войско у южной стены города (Gesta. II, 8).
[Закрыть]. В это время разнесся слух о приближении султана. Узнав об этом, турки ободрились и тотчас выслали Вутумита из города. Султан же, выделив часть войска, послал его для наблюдения за действиями Исангела, приказав своим воинам не уклоняться от боя, если они встретятся с кем-либо из кельтов. Воины Исангела, издали заметившие турок, завязали бой. Тогда и остальные графы, в том числе Боэмунд, получив известие о нападении варваров, взяли у каждого графа по двести воинов и, составив из них большой отряд, тут же послали его на помощь Исангелу. Настигнув варваров, кельты преследовали их до самого вечера.
Но султан не пал духом. На рассвете он вооружился и занял со всем своим войском долину у стен Никеи. Кельты, узнав об этом, хорошо вооружились и, как львы, бросились на него. Завязалась тяжелая и страшная битва. В течение целого дня бой шел с равным успехом, когда же солнце «склонилось ко мраку»[1067]1067
Ил., II, 194, 209.
[Закрыть], турки обратились в бегство и ночь положила конец сражению. Много воинов пало с той и с другой стороны: немало было убито, но большинство – ранено[1068]1068
Описания этой битвы (21 мая) см.: Gesta, II, 8; Raim. Ag., III; Alb. Aq., II, 27. Основную помощь Сен-Жиллю в сражении оказал Роберт Фландрский, Готфрид же и Боэмунд (он прибыл к Никее за 2—3 дня до битвы) не решились оголить своих участков стены. Крестоносцы, как и сельджуки, понесли большие потери, в числе убитых был граф Балдуин Гентский (см. Hagenmeyer, Die Kreuzzugsbriefe, S. 139).
[Закрыть].
Кельты, одержав блестящую победу, возвращались, наколов головы врагов на копья и неся их наподобие знамен, чтобы варвары, издали завидев их, испугались такого начала и отказались от упорства в бою. Так поступили и такое замыслили латиняне. Султан же, видя бесчисленное множество латинян» отвагу которых он испытал в сражении, передал туркам – защитникам Никеи – следующее: «Поступайте впредь, как сочтете нужным». Он наперед знал, что они предпочтут отдать город императору, чем попасть в руки кельтов.
Тем временем Исангел, преследуя прежнюю цель, соорудил круглую деревянную башню, со всех сторон покрыл ее кожами, в середине оплел прутьями и, защитив ее отовсюду, приблизил к башне под названием Гонат. Это название башня получила давно, когда знаменитого Мануила (отца императора Исаака Комнина и его брата Иоанна, моего деда по отцу) император Василий назначил стратигом-автократором всего Востока, чтобы положить конец вражде со Склиром, либо применив силу, либо склонив Склира к заключению мирного договора. Но воинственный и кровожадный Склир всегда предпочитал миру войну и ежедневно завязывал бой, ибо не только {294} не желал мира, но стремился взять Никею при помощи мощных гелепол. Пробив стену, Склир разрушил башню в основании, поэтому она осела вниз, как будто опустившись на колени; из-за этого башня и получила такое название[1069]1069
Варда Склир (доместик Востока) в 976 г. поднял восстание против Василия II Болгаробойцы (976—1025). Никея была взята Вардой в начале 978 г. (Schluinberger, L’Ерорее byzantine..., р. 390 sq; Ostrogorsky, History..., р. 265). Г. Шлумберже ошибочно считает прадеда Анны, Мануила Комнина (Эротика), не отцом, а братом императора Исаака Комнина.
Название башни «Гонат» происходит от греч. γόνυ «колено». Об этой башне в других известных нам источниках никаких сведений нет.
[Закрыть].
Такова история этой башни. Исангел же, с большим искусством построив уже упомянутую башню, которую опытнейшие в сооружении машин люди называют «черепахой»[1070]1070
«Черепаха» представляла собой обитый кожей деревянный навес, под прикрытием которого осаждающие подкапывали или пробивали стену (См. Атанасов и др., Българското военно изкуство..., стр. 78).
[Закрыть], поместил внутри нее вооруженных воинов, дробителей стен и других, умеющих железными орудиями расшатывать башни в основании; первые должны были сражаться с защитниками стены, вторые – под их прикрытием подкопать башню. Вместо вынутых камней они заложили деревянные балки, а добравшись до другой стороны стены (им был уже виден проникавший оттуда свет), они подожгли их. Когда балки сгорели дотла, Гонат склонился еще больше и оправдал свое название[1071]1071
Ср.: Gesta, II, 8; Alb. Aq., II, 31; Raim. Ag., III; Ord. Vit., IX, 7. По сообщениям западных хронистов, это предприятие не имело никакого успеха.
[Закрыть]. Окружив остальную часть стены таранами и «черепахами» и вмиг наполнив землей наружный ров (он сравнялся с прилегавшим к нему с обеих сторон полем), латиняне бросили все свои силы на осаду города.
2. Император тщательно все обдумал и пришел к выводу, что латиняне, несмотря на их невероятное множество, ни в коем случае не смогут взять Никею. Поэтому он велел соорудить разного рода гелеполы, причем большую часть не так, как обычно эти машины сооружают, а по своему собственному замыслу (этим он вызвал всеобщее восхищение) и послал их графам. Как уже было сказано, император, переправившись через пролив с имевшимися у него войсками, находился в Пелекане, недалеко от Месампел[1072]1072
Это единственный случай упоминания места под таким названием.
[Закрыть], где некогда был воздвигнут храм великомученика Георгия.
Самодержец хотел выступить вместе с латинянами против безбожников-турок. Но понимая, что неисчислимое войско франков нельзя даже сравнить с отрядом ромеев, и зная непостоянство латинян, он, взвесив все обстоятельства, отказался от своего намерения. Да и не только поэтому: он наперед видел, насколько латиняне ненадежны, не верны слову, как Еврип, устремляются от одной крайности к другой и из корыстолюбия готовы продать за обол своих жен и детей. Вот из каких соображений самодержец воздержался в то время от исполнения своего намерения. Он решил не идти вместе с кельтами, а помогать им так, как если бы он был с ними[1073]1073
В дальнейшем (XI, 6, стр. 305) Анна еще более подробно объясняет, почему Алексей не пришел на помощь крестоносцам, запертым в Антиохии. Эти отступления не случайны. {570} Западные хронисты единодушно осуждают византийского императора за то, что он не сдержал слова, бросил на произвол судьбы войска крестоносцев. Сама Анна приводит письмо Боэмунда (XI, 9, стр. 311—312), в котором он упрекает Алексея в нарушении своего обещания. Как и в других случаях, Анна старается обелить отца и освободить его от обвинений.
[Закрыть].
Зная прочность стен Никеи, он считал, что латиняне не смогут овладеть городом. Когда же он узнал, что султан по прилегающему к Никее озеру легко доставляет туда большие военные силы и всевозможное продовольствие, он решил {295} овладеть озером. Построив такие челны, какие могли держаться на воде озера, он доставил их на повозках и спустил на воду у Киоса. На челны же он погрузил вооруженных воинов во главе с Мануилом Вутумитом и, чтобы они производили впечатление большого войска, дал им больше, чем надо, знамен, а также трубы и барабаны.
Так распорядился самодержец относительно озера[1074]1074
Ср.: Gesta, I, 8; Alb. Aq., II, 32; Raim. Ag., III; Ord. Vit., IX, 7. В этих челнах находились туркопулы. Вероятная дата этих событий – 11 июля 1097 г. (Hagenmeyer, Chronologie..., № 157).
[Закрыть]. С суши он призвал к себе Татикия и Циту с двумя тысячами отважных пельтастов и послал их к Никее, приказав сразу же по высадке на берег захватить крепость кира Георгия, погрузить на мулов весь запас стрел, спешиться вдали от стен Никеи, дойти пешком до башни Гонат, разбить там лагерь, а затем вместе с латинянами по общему сигналу штурмовать стены. Татикий, прибыв со своим войском к Никее, сообщил кельтам план императора. Они все тотчас же вооружились и с громкими криками бросились на приступ.
Воины Татикия слали множество стрел, часть кельтов пробивала стены, часть непрерывно метала камни из орудий. И вот варвары, напуганные зрелищем императорских знамен на озере и звуками труб Вутумита (он тем временем послал к ним вестников напомнить про императорские обещания), пришли в такое смятение, что не отваживались даже выглянуть из-за зубцов городских стен. Потеряв уже надежду на помощь султана, они решили, что лучше всего сдать город самодержцу и вступить в переговоры с Вутумитом, который сказал им все, что положено, и показал хрисовул, врученный ему прежде императором. Выслушав текст хрисовула, где император обещал не только простить их, но и щедро одарить деньгами и титулами сестру и жену султана[1075]1075
По сообщению Вильгельма Тирского (Guil. Туг., III, 11), жена султана Килич-Арслана вместе с двумя детьми после взятия Никеи была доставлена в Константинополь, где Алексей принял ее со всеми почестями и вскоре отправил к мужу.
[Закрыть] (которая, как говорили, была дочерью Чакана), а также вообще всех никейских варваров, они, ободренные обещаниями, позволили Вутумиту войти в город. Он немедленно известил Татикия письмом: «Добыча уже в наших руках, нужно готовиться к штурму стен, пусть и кельты делают то же самое, но не доверяй им ничего, кроме круговой атаки стен; скажи им, что с восходом солнца нужно окружить стены и начинать штурм».
К этой хитрости Вутумит прибег для того, чтобы кельтам казалось, будто город взят им с боя, и чтобы задуманный самодержцем план передачи города остался в тайне. Император не хотел, чтобы кельты узнали о действиях Вутумита. На другой день с двух сторон раздались боевые крики: кельты с жаром кинулись на приступ на суше, а Вутумит, взобравшись на предстенное укрепление, утвердил там скипетр и знамена {296} и приветствовал самодержца звуками горнов и труб. Так все ромейское войско вступило в Никею[1076]1076
Сдача Никеи произошла 19 июня 1097 г. (Hagenmeyer, Chronologie..., № 160). В «Алексиаде» содержится наиболее подробный рассказ о взятии города. Сообщения западных хронистов весьма кратки (Gesta, II, 8; Rad. Cad.,XVII; Fulch., I, 10). Известие о взятии Никеи мы находим также в письме Стефана Блуасского к жене (Hagenmeyer, Die Kreuzzugsbriefe..., S. 140). Стефан ликует по поводу взятия города и надеется в самый кратчайший срок дойти до Иерусалима.
[Закрыть].
Вутумит, зная, что кельтов огромное множество, что нрав их изменчив, а натиск неудержим, опасался, как бы они не ворвались в крепость и не овладели ею. Видя к тому же, что у сатрапов в городе войска больше, чем у него самого, и они могут, если захотят, схватить и убить его, он немедленно забрал себе ключи от городских ворот. Только одни ворота были в это время открыты для входа и для выхода, остальные же он закрыл, опасаясь близкого соседства кельтов. Теперь, имея ключи от этих ворот, Вутумит решил каким-нибудь способом уменьшить число сатрапов в городе, чтобы легче было справиться с ними, если они замыслят против него что-либо дурное. Для этого он позвал их к себе и посоветовал отправиться к самодержцу, чтобы получить у него много денег, великие почести и ежегодные выплаты[1077]1077
Имеется в виду рóга за титулы (см. прим. 384).
[Закрыть]. Он уговорил турок и ночью, открыв ворота, стал переправлять их по прилегающему озеру[1078]1078
Имеется в виду Асканское озеро.
[Закрыть] небольшими группами, через короткие интервалы к Радомиру и полуварвару Монастре, расположившимся вблизи городка, названного по имени кира Георгия. Радомиру и Монастре он велел отправлять сатрапов к самодержцу сразу же, как только те сойдут на берег, и не задерживать их даже на мгновенье, чтобы они не соединились со следующей группой турок и не замыслили что-либо недоброе.
Это было настоящее предвидение и бесспорная проницательность – результат большого жизненного опыта этого человека. Пока Радомир и Монастра быстро отсылали прибывающих турок к самодержцу, они были в безопасности и ничто им не угрожало, но как только они ослабили бдительность, над ними нависла опасность со стороны варваров, отправку которых они задержали. Число варваров увеличилось, и они замыслили ночью напасть на Радомира и Монастру и одно из двух – или убить их или связать и доставить султану. Все сошлись на последнем. Ночью, как и было решено, они напали на ромеев, связали их и увели с собой. Турки достигли вершины холма Азала[1079]1079
По-видимому, у р. Сангар к югу от Никеи (Ramsay, The historical geography..., р. 210).
[Закрыть] (это место находится в...[1080]1080
Лакуны в обеих лучших рукописях.
[Закрыть] стадиях от стен Никеи), а оказавшись там, конечно, спешились и дали передышку коням.
Монастра был полуварваром и знал турецкий язык, Радомир же, взятый когда-то турками в плен, прожил с ними немало времени и тоже кое-что понимал на их языке. Оба они не раз пытались убедить варваров речами: «Зачем, – говорили они, – готовите вы нам смертельный напиток, если вам нет в этом никакой выгоды! Все другие получат от самодержца {297} богатые дары и ежегодные выплаты, вы же сами себя их лишаете. Итак, не злоумышляйте против самих себя; имея возможность избавиться от всех опасностей, вернуться домой богатыми людьми и, возможно, владельцами земель, вы сами подвергаете себя явной опасности. Вы можете даже попасть где-нибудь в засаду к ромеям, – тут они рукой указывали на ручьи и болота, – и погибнуть ни за что, потерять жизнь. Ведь вас подстерегает множество врагов: не только кельты и варвары, но и неизмеримое число ромеев. Если же вы послушаетесь нас, мы вместе, повернув коней, отправимся к самодержцу. Клянемся богом, вы получите от императора несметные дары, и вас беспрепятственно отпустят куда захотите как свободных».
Их слова убедили турок. Обменявшись клятвами, они отправились к императору. Когда они прибыли в Пелекан, самодержец, увидев Радомира и Монастру, ласково на них взглянул – а ведь в душе он был очень сердит на них – и отправил их отдыхать.
На другой день те из турок, которые захотели остаться на службе у императора, получили бесчисленные награды, но и те, которые надумали вернуться домой, тоже сподобились немалых даров, и им разрешили поступать по их желанию[1081]1081
По весьма правдоподобному мнению автора «Деяний франков» (Gesta, II, 8), Алексей мягко обращался с турецкими пленниками с целью заручиться поддержкой турок для будущей борьбы с крестоносцами.
[Закрыть]. Лишь после этого император стал сурово бранить Радомира и Монастру за неблагоразумие; но видя, что они не могут смотреть ему в лицо от стыда, он изменил тон и поспешил ободрить их уже иными речами. Вот все о Радомире и Монастре.
Кельты обратились к Вутумиту, которого самодержец назначил дукой Никеи, с просьбой впустить их в город, чтобы посетить в нем храмы и поклониться им. Но он, как уже было сказано, хорошо знал нрав кельтов и не согласился впустить их всех скопом, а разрешил входить по десять человек в открытые ворота.
3. Самодержец, все еще находясь под Пелеканом и желая получить клятву от графов, которые не поклялись ему, написал Вутумиту, чтобы тот посоветовал всем графам не трогаться в путь на Антиохию, не вступив в договор с императором[1082]1082
Dölger, Regesten..., 1206 (ок. 19 июля 1097 г.)
[Закрыть], – в этом случае они получат еще более щедрые дары. Раньше всех других, едва услышав о деньгах и подарках, склонился на предложение Вутумита Боэмунд, который посоветовал и другим отправиться к императору: такова была его неудержимая страсть к наживе. Когда графы прибыли в Пелекан, самодержец торжественно встретил их и удостоил своей заботы[1083]1083
о милостях, которыми осыпал Алексей крестоносцев после взятия Никеи, сообщается также в ряде западных источников (Runciman, A history..., I, р. 182, п. 1).
[Закрыть]. Затем, собрав их, он сказал: «Вам известно, {298} какую клятву вы мне принесли, если вы ее еще не нарушили, посоветуйте принести клятву тем, кто этого не сделал». Графы тотчас же позвали тех, кто еще не клялся; те собрались и принесли клятву.
Однако племянник Боэмунда, Танкред[1084]1084
Танкред, по-видимому, был сыном Одо Доброго, мужа сестры Боэмунда, Эммы. Сведения источников, так же как и мнения новых исследователей, по вопросу о происхождении Танкреда не совпадают (подробно см. Nicholson, Tancred, рр. 3—10).
Танкред примкнул к крестоносному движению совсем юным (ему было около 20 лет). Он двигался с армией Боэмунда и был его заместителем. Когда Боэмунд оставил свое войско в Русие (см. прим. 1052), Танкред принял на себя командова-{571}ние. Недовольный переговорами своего дяди с Алексеем, он, чтобы не приносить клятвы Алексею, провел свой отряд через Константинополь ночью (Gesta, II, 7; Alb. Aq., II, 19). В дальнейшем Анна неоднократно рассказывает о Танкреде и его отношениях с Алексеем.
[Закрыть], отличавшийся независимостью характера, твердил о том, что он обязан верностью только одному Боэмунду и намерен хранить ее до самой смерти. Все окружающие, и даже родственники императора, принялись убеждать его, а он с притворным равнодушием взглянул на палатку, в которой сидел самодержец (подобной по величине никто никогда не видел), и сказал: «Если ты дашь ее мне, полную золота, и к тому же все, что ты дал остальным графам, то и я принесу клятву». Палеолог, очень ревностно относившийся к императору, не смог стерпеть притворных слов Танкреда и с презрением оттолкнул его. Неукротимый Танкред бросился на Палеолога. При виде этого император сошел с трона и встал между ними. Боэмунд тоже удержал племянника и сказал: «Не подобает бесстыдно нападать на родственников императора». Тогда Танкред, устыдившись, что он точно пьяный бросился на Палеолога, уступил уговорам Боэмунда и тоже дал клятву[1085]1085
О враждебном отношении Танкреда к Алексею сообщают, кроме Анны, также многие западные источники, а биограф Танкреда Радульф (Rad. Cad., XVIII) утверждает, что Танкред и вовсе не приносил клятвы Комнину. Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., р. 123, n. 4) и Р. Груссе (Grousset, Histoire..., Ι, p. 31) склонны верить Радульфу, в то время как Р. Нихольсон (Nicholson, Tancred, p. 32) отстаивает достоверность свидетельства Анны.
Окончательно решить этот вопрос не представляется возможным, ибо два наших главных источника чрезвычайно тенденциозны: Радульфу выгодно доказать, что Танкред был свободен от клятвы, Анна же заинтересована в обратном. В сочинении Радульфа (Rad. Cad., XVIII) содержится сходный с «Алексиадой» рассказ о том, как Танкред потребовал себе императорскую палатку. По словам хрониста, палатка была как бы символом императорской власти, и поэтому требовать ее у Алексея было неслыханной дерзостью со стороны Танкреда. Отношениям Алексея и Танкреда этого периода посвящена специальная работа Р. Манселли (Manselli, Tancredi...).
[Закрыть].
Когда все латиняне принесли клятвы, император дал им Татикия, в то время великого примикирия, с войском, чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если бог это пошлет, взятые города. И вот кельты снова переправились через пролив и на следующий день выступили по дороге на Антиохию[1086]1086
Отряды крестоносцев выступили в поход между 26 и 29 июня (Hagenmeyer, Chronologie..., № 164, 166).
[Закрыть]. Император догадывался, что не все в силу необходимости уйдут с графами, и дал знать Вутумиту, чтобы он нанял для охраны Никеи кельтов, отставших от войска.
Татикий с войском и все графы с бесчисленной толпой кельтов за два дня дошли до Левк[1087]1087
Левки были расположены к востоку от Никеи, у слияния Сангара и Галиса.
[Закрыть]. Боэмунду по его просьбе позволили идти в авангарде, остальные двигались за ним медленным шагом, сохраняя строй[1088]1088
Согласно свидетельству западных хронистов, первым отрядом командовал Боэмунд, вторым – Сен-Жилль. В первом эшелоне крестоносного войска, кроме Боэмунда и Танкреда, находились еще Роберт Норманнский и Стефан Блуасский, а во втором – Готфрид Бульонский, Сен-Жилль и Гуго Вармандуа (Grousset, Histoire..., р. 32).
[Закрыть]. Когда Боэмунд проходил равнину Дорилея, его увидели турки и, решив, что они наткнулись на все кельтское войско, исполнились презрения и сразу же завязали бой[1089]1089
Эта битва произошла 1 июля 1097 г. (Gesta, р. 44, n. 1). Она достаточно подробно описана почти во всех основных западных источниках по Первому крестовому походу {«Деяния франков», Фульшер Шартрский, Раймунд Ажильский, Альберт Аахенский и в письмах крестоносцев. См. Setton..., Α history..., р. 294, n. 13). Рассказ Анны весьма краток и почти ничего не добавляет к сведениям западных хронистов. Вопрос о точной локализации места сражения обстоятельно разбирается Хагенмайером (Hagenmeyer, Chronologie..., Ss. 86—87) и Рэнсименом (Runciman, Α history...,{572} I, p. 186, n. 1). С точки зрения тактики сражение анализирует Оман (Oman, A history of the art of war..., pp. 273—278).
[Закрыть]. Тот самый надменный латинянин, который дерзнул сесть на императорский трон[1090]1090
См. Ал., X, 10, стр. 288—289.
[Закрыть], расположился, забыв совет самодержца, на краю строя Боэмунда, потерял выдержку и выехал вперед. При этом погибли сорок его воинов, а он сам, смертельно раненный, обратил врагам тыл и бросился в середину строя; дело показало, насколько разумен был совет императора, которым пренебрег этот латинянин. {299}
Боэмунд, видя, с каким упорством сражаются турки, послал за помощью к кельтским отрядам. Они быстро подоспели, и началась тяжелая и страшная битва. Победу одержало ромейское и кельтское войско. Построившись отрядами, они отправились дальше. Возле Гебраики[1091]1091
Так Анна называет Ираклию (Grousset, Histoire..., р. 37, n. 3).
[Закрыть] навстречу им попались султан Данишменд[1092]1092
Данишменд (Τανισμάν). Данишменды – туркменская династия, которая обосновалась во второй половине XI в. в Малой Азии и образовала сильное государство в районе Амасии, Неокесарии и Мелитины. Основателю династии Данишменду наследовал сын Мелик-Гази (по одним источникам в 1084 г., по другим – в 1106 г.). В том случае, если первая дата правильна, этого Мелика-Гази и имеет в виду Анна. Данишмендский эмир помирился с Килич-Арсланом перед лицом общего врага – крестоносцев (см. прим. 1065). «Encyclopédie de L’Islam», I, ρ. 937, s. v. Danichmandya; Cahen, La première pénétration..., pp. 60—62).
[Закрыть] и Хасан[1093]1093
Хасан – эмир Каппадокии. В дальнейшем Анна называет его архисатрапом (Cahen, La première pénétration..., р. 63).
[Закрыть] во главе восьмидесяти тысяч гоплитов. Завязался упорный бой[1094]1094
Это сражение произошло в начале сентября 1097 г. (Gesta, IV, 10; Fulch., I, 14). Об участии в нем самого Кипич-Арслана рассказывается только у Анны. По сообщению западных хронистов, крестоносцы в результате боя взяли богатую добычу.
[Закрыть], где участвовало много войск с обеих сторон и ни одна их них не хотела уступить другой. Турки храбро сражались с врагами; Боэмунд, который командовал правым флангом, видя это, отделился от остального войска и отважно напал на самого султана Килич Арслана, – «как лев, могуществом гордый», по словам поэта[1095]1095
Ил., V, 299.
[Закрыть]. Устрашенные турки обратили кельтам тыл. Помня советы самодержца, кельты не стали далеко преследовать врага, а захватили траншеи и, отдохнув там немного, снова настигли турок у Августополя[1096]1096
Августополь – между Примнесом и Докинием (Ramsay, The historical geography..., р. 178).
[Закрыть], напали на них и обратили в бегство. Варварское войско было разгромлено, те же, кто спасся, рассеялись кто куда, оставив жен и детей. После этого они уже были не в состоянии противостоять латинянам и искали спасения в бегстве.
4. Что же было потом? Латиняне вместе с ромейским войском подошли к Антиохии[1097]1097
Крестоносцы подошли к Антиохии 21 октября 1097 г. Антиохия была отторгнута от Византии в 1085 г. сельджуками. Ее население сохраняло сирийско-армянский характер. Об осаде и взятии Антиохии повествуется во многих западных и восточных источниках (Runciman, A history..., I, рр. 213—235; Setton..., Α history..., рр. 308—318).
[Закрыть] по так называемому «Быстрому потоку»[1098]1098
Т. е. по долине Оронта.
[Закрыть], оставив без внимания окрестные области. Они выкопали ров у городских стен, сложили снаряжение и начали осаду города, продолжавшуюся три месяца[1099]1099
Осада Антиохии продолжалась не три месяца, как думает Анна, а семь (конец октября 1097 г. —начало июня 1098 г.).
[Закрыть]. Турки, напуганные нахлынувшим на них бедствием, обратились к султану Хорасана[1100]1100
Т. е. к Бэрк-Яруку (см. прим. 989). Кроме того, правитель Антиохии, сельджукский эмир Баги-Зиян обратился за помощью к дамасскому эмиру Дукаку и эмиру Алеппо Ридвану. Однако войска обоих эмиров были разбиты крестоносцами на подходах к Антиохии (Grousset, Histoire..., рр. 71—72).
[Закрыть] с просьбой прислать им большое войско, чтобы помочь антиохийцам и прогнать латинян, осаждающих город.
На одной из башен некий армянин охранял часть стены, доставшуюся Боэмунду[1101]1101
Боэмунд осаждал город с востока, его войска расположились в районе башни св. Павла (Alb. Aq., III, 38). {573}
[Закрыть]. Он часто выглядывал из-за стены; Боэмунд умаслил его и, прельстив множеством обещаний, уговорил предать город[1102]1102
То, что Антиохия была взята из-за предательства одного из ее защитников, сообщается также в ряде западных и восточных источников. Человека, предавшего город, они называют Пирром, Фирузом или Заррадом. Радульф Каэнский, Вильгельм Тирский и Раймунд Ажильский, так же как и Анна, утверждают, что он был армянином (Grousset, Histoire..., рр. 92—93).
[Закрыть]. Армянин сказал: «Когда пожелаешь, дай мне знак, и я сразу же передам тебе эту башню. Будь же со своими людьми наготове и имей при себе лестницы. Не только сам будь наготове, а пусть все войско вооружится, чтобы турки, видя, как вы с боевыми кличами взбираетесь на стены, испугались и обратились в бегство».
Этот план Боэмунд до поры до времени хранил в тайне. Пока он его обдумывал, явился вестник с сообщением, что уже приближается из Хорасана огромное множество агарян под командованием военачальника Кербоги[1103]1103
Кербога, Κουρπαγάν (у Раймунда Ажильского – Corbaga, у Фульшера – Corbagath) – могущественный мосульский эмир, находившийся на службе сельджукского султана Бэрк-Ярука («Encyclopédie de L’Islam», II, рр. 1095—1096, s. v. Kurbuka).
[Закрыть]. Боэмунд не хотел отдавать город Татикию во исполнение клятвы императору, он сам домогался Антиохии, а узнав об агарянах, задумал дурную {300} думу: волей или неволей принудить Татикия отступить от города. И вот Боэмунд пришел к нему и сказал: «Заботясь о твоей безопасности, я хочу открыть тебе тайну. До графов дошел слух, который смутил их души. Говорят, что войско из Хорасана султан послал против нас по просьбе императора. Графы поверили и покушаются на твою жизнь. Я исполнил свой долг и известил тебя об опасности. Теперь твое дело позаботиться о спасении своего войска». Татикий, видя, что начался сильный голод (бычья голова продавалась за три золотых статира)[1104]1104
По сообщениям Вильгельма Тирского (Guil. Tyr., IV, 17) и автора «Деяний франков» (Gesta, V, 13), крестоносцы под Антиохией стали испытывать голод уже на третий месяц осады. Анна употребляет античное название монеты.
[Закрыть], отчаялся взять Антиохию, снялся с лагеря, погрузил войско на ромейские корабли, стоявшие в порту Суди[1105]1105
Суди (Суваидия, св. Симеон) находился в устье Оронта, на правом берегу реки.
[Закрыть], и переправился на Кипр[1106]1106
Западные хронисты иначе расценивают уход Татикия и обвиняют его в трусости (Raim. Ag., VI; Gesta, VI, 16; Alb. Aq., III, 38. Ср. также письмо Боэмунда к Алексею в 1099 г. – Ал., XI, 9, стр. 311—312). Анна, конечно, старается возложить всю вину на Боэмунда.
[Закрыть].
После его ухода Боэмунд, все еще державший в тайне обещание армянина и питавший сладкие надежды обеспечить себе власть над Антиохией, сказал графам: «Смотрите, сколько уже времени мы здесь бедствуем и не только ничего не достигли, но и вот-вот падем жертвой голода, если чего-нибудь не придумаем для своего спасения». На вопрос, что именно он имеет в виду, Боэмунд ответил: «Не все победы бог дает одержать нам, полководцам, оружием, и не всегда они добываются в сражении. То, что не дает бон, нередко дарит слово, и лучшие трофеи воздвигает приветливое и дружеское обхождение. Поэтому не будем понапрасну терять время, а лучше до прихода Кербоги разумными и мужественными действиями обеспечим себе спасение. Пусть каждый на своем участке постарается уговорить стража-варвара. А тот, кому первому удастся это, если хотите, станет командовать в городе до тех пор, пока не придет человек от самодержца и не примет от нас Антиохию. Но, возможно, мы сумеем добиться успеха как-нибудь иначе»[1107]1107
Речь Боэмунда перед крестоносными вождями в несколько иных редакциях излагают автор «Деяний франков» (Gesta, VIII, 20) и Вильгельм Тирский (Guil. Tyr., V, 16). Расхождение деталей в разных версиях не затрагивает основного смысла речи Боэмунда.
[Закрыть].
