355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Комнина » Алексиада » Текст книги (страница 4)
Алексиада
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:20

Текст книги "Алексиада"


Автор книги: Анна Комнина


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

Настоящий перевод сделан по изданию Б. Лейба. Все случаи, когда нами принималось иное чтение, оговорены в комментарии. {48}

Подробно истолковать все заслуживающие внимания места «Алексиады» у нас не было возможности. Поэтому во многих случаях приходилось ограничиваться отсылками к специальной литературе. Развернутая аргументация приводится только в тех случаях, когда нами привлекается новый материал или оспариваются мнения других исследователей. Из географических названий объясняются только те, которых нет на прилагаемых географических картах.

Настоящая книга – плод не только моего труда. С. Г. Слуцкая перевела книги X и XI «Алексиады», придирчиво прочла остальной текст и сделала свои замечания. А. П. Каждан постоянно помогал мне советами и разрешил воспользоваться написанными им главами «Истории Византии», которая готовится к изданию Институтом истории АН СССР. А. Г. Лундин ознакомил меня с некоторыми арабскими источниками. Сотрудники сектора византиноведения Института истории АН СССР с вниманием и сочувствием следили за моей работой. Всем им приношу свою искреннюю благодарность.

Я. Н. Любарский{49}

Введение

1. Поток времени в своем неудержимом и вечном течении влечет за собою все сущее. Он ввергает в пучину забвения как незначительные события, так и великие, достойные памяти; туманное, как говорится в трагедии[1]1
  Софокл, Аякс, 647.


[Закрыть]
, он делает явным, а очевидное скрывает. Однако историческое повествование служит надежной защитой от потока времени и как бы сдерживает его неудержимое течение; оно вбирает в себя то, о чем сохранилась память, и не дает этому погибнуть в глубинах забвения.

Это осознала я, Анна, дочь царственных родителей Алексея и Ирины, рожденная и вскормленная в Порфире[2]2
  Порфира — особая, украшенная пурпуром палата Большого дворца, где рожали императрицы (см.: Janin, Constantinople byzantine..., р. 121 sq.; Treitinger, Die oströmische Kaiser– und Reichsidee..., S. 58). Анна подробнее говорит о ней ниже: VI, 8, стр. 188; VII, 2, стр. 205. Порфирородными назывались дети императоров, рожденные в Порфире. Феодор Продром в стихах, обращенных к Анне, именует ее порфирородной (Пападимитриу, Феодор Продром, стр. 89).


[Закрыть]
. Я не только не чужда грамоте, но, напротив, досконально изучила эллинскую речь, не пренебрегла риторикой, внимательно прочла труды Аристотеля и диалоги Платона[3]3
  Аристотель всегда был почитаемым византийцами автором. Отношение к Платону было более настороженным. В XI в. византийская интеллигенция обратилась к изучению Платона: митрополит Евхаитский Иоанн Мавропод в одной из эпиграмм взывает к Христу с просьбой признать Платона и Плутарха «своими» (Iohannis Euchaitorum..., р. 24); Михаил Пселл называл себя учеником Платона (Psellos, Scripta minora, II, р. 252, 5—6) и защищал его от нападок Иоанна Ксифилина (Sathas, Bibl. gr., V, р. 444, 5—8). Феодор Продром в речи к Исааку Комнину хвалит последнего за то, что тот изучил Аристотеля и Платона (Praechter, Beziehungen zur Antike in Theodoras Prodromos Rede..., S. 317). Однако и среди современников Анны оставалось немало ортодоксально настроенных людей, которые, подобно Михаилу Глике, признавали авторитет лишь одного античного философа – Аристотеля (Krumbacher, Michael Glykas, S. 394 sq.).


[Закрыть]
и укрепила свой ум знанием четырех наук[4]4
  Анна имеет в виду квадривиум наук, включавший в себя арифметику, геометрию, астрономию и музыку.


[Закрыть]
(следует открыто заявить, и это не является бахвальством, о том, что мне дали природа и стремление к знанию[5]5
  Природа (греч. φύσις) и стремление к знанию (η περι τας επιστήμας σπουδή). Ниже писательница утверждает, {437} что приступает к рассказу не с целью показать свое умение владеть слогом (греч. η περι λόγους ασκησις). Все три термина, которыми в данном случае пользуется Анна [φύσις, επιστήμη (τέχνη), ασκησις], восходят к античным теориям ораторского искусства (см. Isocr., XIII, 14—15; Dionys, De imitat., II, 27; Aristid, XLV, 114). По мнению древних авторов, совокупность этих качеств необходима истинному оратору. Анна обладает всеми достоинствами настоящего оратора, однако выступает против смешения жанров историографии и риторики (см. прим. 131).


[Закрыть]
, о том, что мне свыше уделено богом и что я приобрела со временем). И вот я решила в этом сочинении поведать о деяниях своего отца, ибо нет оснований обойти их молчанием и дать потоку времени увлечь их в море забвения; я расскажу о его деяниях после вступления на престол и о тех, которые он совершил до увенчания диадемой, находясь на службе у других императоров.

2. Я приступаю к рассказу не с целью выставить напоказ свое умение владеть слогом, а чтобы столь величественные деяния не остались неизвестными для потомков. Ведь даже самые значительные дела исчезают в мраке молчания, если их не сохраняет для памяти историческое повествование[6]6
  Начиная со слов «... а чтобы... » текст представляет собой скрытую цитату из Иоанна Епифанийского (Hist. gr. min., I, p. 376).


[Закрыть]
.

Мой отец, как это явствует из самих его поступков, умел властвовать, а в необходимой мере и подчиняться властвующим[7]7
  Намек на «Политику» Аристотеля (1277в14). Анна вообще находится под большим влиянием этических представлений Аристотеля (см. Предисл., стр. 37).


[Закрыть]
. Я решила описать его деяния и испытываю страх: не {53} заподозрили бы меня, не подумали бы, что под видом рассказов о своем отце, я превозношу себя самое и не сочли бы все содержание моей истории за ложь и восхваление, когда я буду восхищаться его делами. Если же сам отец даст к тому повод и факты принудят меня осудить те или иные его поступки (не из-за него самого, а ради сути дела), то и тогда могут найтись насмешники, которые приравняют меня к Хаму, сыну Ноя[8]8
  Бытие, IX, 18—27.


[Закрыть]
, ведь насмешники на всех косятся по своей злобности и зависти, не замечают ничего хорошего и, говоря словами Гомера, «обвиняют невинного»[9]9
  Ил., XI, 654; XIII, 775; Од., XX, 135.


[Закрыть]
. Когда кто-нибудь берет на себя труд историка, ему следует забыть о дружбе и неприязни и сплошь и рядом с величайшей похвалой отзываться о врагах, если они этого заслужили своими подвигами, и порицать самых близких людей, если к тому побуждают их поступки. Поэтому не надо проявлять нерешительность ни в порицании друзей, ни в похвалах врагам[10]10
  Начиная со слов «Когда кто-нибудь...» текст представляет собой скрытую цитату из Полибия (Polyb., I, 14). Провозглашение истины (αλήθεια, ακρίβεια) целью или законом историографических сочинений – общее место у античных авторов (Avenarius, Lukians Schrift..., S. 40 sq.). Приверженность истине, как правило, декларируется и византийскими историками (см., например, Theoph. Cont., р. 353; Cedr., Ι, p. 3). Заверения в приверженности истине повторяются в «Алексиаде» с гораздо большей назойливостью, чем у других авторов (см. I, 10, стр. 75; XIV, 7, стр. 391—392 и др.). Эти декларации служат писательнице своего рода ширмой для прикрытия истинной цели ее произведения – прославления царствования Алексея (см. Предисл., стр. 31—32). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Анна нигде не говорит, что историческое сочинение должно приносить пользу читателям. Между тем тезис о полезности исторических сочинений (χρήσιμον, ονησις) постоянно встречается у античных писателей (Scheller, De hellenistica..., р. 43). Византийские авторы, как правило, провозглашают пользу первой и главной целью исторических сочинений, что соответствует назидательному характеру византийской литературы вообще (см.: Georg. Mon., col. b. 44; Theoph., р. 6; Theoph. Cont., pp. 4—5, 211; Attal, р. 8; Nic. Chon., p. 4 sq.). «Забывчивость» Анны кажется тем более странной, что тезис о полезности историографии неоднократно декларируется Полибием, историографическим теориям которого писательница следует во многих случаях. Видимо, в представ-{438}лении Анны главная задача историографии не морально-назидательная, а фактографическая.


[Закрыть]
. Одних мои слова больно заденут, другие согласятся со мною. Но тех и других я хочу убедить в своей правоте, призвав в свидетели сами дела и тех, кто был их свидетелем.

Ведь отцы и деды некоторых ныне здравствующих людей были очевидцами описываемых событий.

3. Главное же, что побудило меня приступить к описанию деяний отца, заключается в следующем: у меня был муж, с которым я сочеталась законным браком, кесарь Никифор из рода Вриенниев[11]11
  Никифор Вриенний, муж Анны, – сын или внук мятежника Никифора Вриенния Старшего, о котором писательница рассказывает в дальнейшем (ср. прим. 750). До замужества с Вриеннием Анна была обручена с малолетним сыном Михаила Дуки Константином (см. Предисл., стр. 11).


[Закрыть]
, человек, намного превосходивший окружающих и необыкновенной красотой своею, и большим умом, и красноречием. Он казался настоящим чудом всем, кому довелось видеть или слышать его. Но чтобы повествование не сбилось со своего пути, расскажу обо всем по порядку.

Будучи во всех отношениях выдающимся человеком, он участвовал в войнах вместе с моим братом, самодержцем Иоанном, водившим войско в поход против различных варварских народов, вторгшихся в Сирию, и возвратившим под свою власть Антиохию[12]12
  Император Иоанн II Комнин (1118—1143) вел длительные войны с сербами, печенегами и венграми, но главными его врагами были норманны, владевшие Сирией. В данном случае Анна имеет в виду так называемый сирийский поход, во время которого Иоанн захватил Киликию и Антиохию. О дате этого похода см. ниже, прим. 19.


[Закрыть]
. Кесарь и в тяжких трудах не пренебрегал литературными занятиями и написал различные сочинения, достойные памяти. Но своим основным долгом он считал, повинуясь императрице[13]13
  Анна говорит о своей матери, жене Алексея – Ирине Дукене. Ирина была одной из трех дочерей протовестиария Андроника Дуки, сына кесаря Иоанна, о котором Анна неоднократно упоминает в своей истории. Алексей Комнин женился на Ирине в 1077 г. Инициатива этого брака исходила от семьи Дук, и он был заключен вопреки воле царствовавшего тогда Михаила Дуки и особенно матери Алексея, Анны Далассины, враждебно относившейся к дому Дук (Nic. Br., III, 6). Об Ирине см. Диль, Византийские портреты, вып. 2, стр. 41—65.


[Закрыть]
, описывать все то, что касалось моего отца, самодержца ромеев Алексея, и излагать в книгах деяния его царственности. Делал он это тогда, когда обстоятельства позволяли ему, забыв о войне и отложив в сторону оружие, обратиться к писанию и литературному труду[14]14
  Исторический труд Никифора Вриенния носит название Υλη ιστοριας, т. е. «Материал для истории». Единственная рукопись сочинения Никифора, которая легла в основу существующих изданий, ныне утеряна (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, I, Ss. 443—444). В I и II книгах «Алексиады» Анна широко пользуется трудом своего мужа (см. Предисл., стр. 19).


[Закрыть]
. Свое повествование он начал со старых времен, и в этом подчинился он повелению госпожи, а именно с самодержца ромеев Диогена[15]15
  На самом деле сочинение Вриенния начинается с рассказа о первых Комниных – Мануиле и его сыновьях Исааке и Иоанне. Затем Вриенний действительно переходит к повествованию о царствовании Романа Диогена (1068—1071).


[Закрыть]
, и дошел постепенно до того, о ком собирался писать. При Дио-{54}гене мой отец только достиг цветущего юношеского возраста, до этого же он не был еще и юношей и не совершил ничего достойного описания, если только кто-нибудь не вздумает превозносить его детские забавы.

Такова была, как это показывает само сочинение, цель кесаря. Но не свершились его надежды, не закончил он свою историю, а остановился, доведя рассказ до времени императора Никифора Вотаниата[16]16
  Произведение Никифора Вриенния кончается изложением событий 1079 г. О Никифоре Вотаниате см. прим. 57.


[Закрыть]
. Не позволили ему обстоятельства продолжать свое сочинение, и этим был нанесен ущерб событиям, оставшимся вне повествования, что лишило удовольствия читателей. Поэтому я сама решила описать подвиги моего отца, дабы столь великие деяния не пропали для потомства.

Все, кому приходилось читать сочинение кесаря, знают, какой гармонией и изяществом обладал его слог. Однако, не завершив, как я сказала, своего повествования, он набросал его начерно и привез нам с чужбины полузаконченным. Увы, он привез вместе с ним и смертельную болезнь, которую приобрел там из-за безмерных страданий то ли в результате постоянных военных трудов, то ли по причине несказанной заботы о нас – ведь заботливость была ему свойственна, а тяжкие труды кесаря не имели конца. К тому же губительные колебания климата[17]17
  Климат Сирии византийцы считали непереносимым. См., например, описание путешествия в Сирию младшего современника Анны, Константина Манасси: «О дурной из дурных, всем ненавистный Тир! Какой язык ритора опишет твой тяжелый, удушливый воздух и губительный жар солнца?» (Horna, Das Hodoiporikon..., S. 335).


[Закрыть]
приготовили ему смертельный напиток. Тяжело больной, отправился он воевать в Сирию и Киликию; затем сирийцы передали его, разбитого недугами, киликийцам, киликийцы – памфилийцам, памфилийцы – лидийцам, Лидия – Вифинии, а Вифиния – царственному городу[18]18
  Царственный город, царица городов — так византийцы называли Константинополь.


[Закрыть]
и нам. В это время у него от многочисленных невзгод уже распухли внутренности. Совершенно не имея сил, он хотел тем не менее поведать обо всем, что с ним произошло. Однако он не мог этого сделать и из-за болезни и потому, что я препятствовала ему, опасаясь, как бы рассказами он не разбередил своих ран[19]19
  Дата смерти Никифора Вриенния и соответственно время похода Иоанна II в Киликию и Сирию определяются недо-{439}статочно точно. Авторы общих работ (см., например, Ostrogorsky, History..., р. 336) относят обычно экспедицию в Киликию к весне 1137 г. Однако Никифор умер не позднее 1136 г., так как его имя включено в поминальный список в типике монастыря Пандократора, составленном в октябре 1136 г. (см. Каждан, Еще раз о Киннаме..., стр. 14, прим. 3). Следовательно, и начало Киликийского похода надо относить ко времени до 1136 г. В свете этих данных представляется весьма сомнительным предположение Б. Лейба (Leib, Alexiade, Ι, р. 169), что Вриенний принимал участие во взятии Иоанном II Антиохии (лето 1137 г.). По-видимому, он вернулся в Константинополь еще до конца экспедиции.


[Закрыть]
.

4. Дойдя до этого места, я почувствовала, как черная ночь обволакивает мою душу, а мои глаза наполняются потоками слез. Какого советчика потеряли ромеи! Сколько он приобрел тонкого опыта в делах! Какое знание науки! Сколь многосторонняя эрудиция (я говорю как о христианских, так и о светских науках)![20]20
  Я говорю как о христианских, так и о светских науках – της θυραίας και της ημετέρας αυλης. Слово η αυλή Анна употребляет в значении «вера», «религия» (см.: XIII, 12, стр. 364; XIV, 8, стр. 396—397). Ε. Доуэс (Dawes, Anna Comnena) неверно переводит αυλή буквально: yard «двор».


[Закрыть]
Какое изящество сквозило во всей его фигуре, а его внешность, как утверждали люди, была достойна не земного владыки, а напоминала о божественной, о высшей доле[21]21
  О божественной, о высшей доле (αλλα και θειοτέρας και κρείττονος). Переводим с учетом конъектуры Бьюри (Bury, Some notes..., № 2). Параллельные места из произведений Пселла и Зонары в подкрепление чтения Бьюри приводит Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 32, n. 5). Ειδους ουκ ’αξίου τυραννίδος («внешность... достойна неземного владыки») – цитата из Еврипида (Эол, фр. 15; ср. Nic. Br., IV, 15).


[Закрыть]
.

Что касается меня, то с самих, как говорится, «порфирных пеленок» я встречалась со многими горестями и испытала недоброжелательство судьбы, если не считать за улыбнувшееся мне доброе счастье то обстоятельство, что родитель и родительница мои были императорами, а сама я выросла в Порфире. {55} В остальном, увы, были лишь волнения и бури. Орфей своим пением привел в движение камни, леса и вообще всю неодухотворенную природу, флейтист Тимофей[22]22
  Этот образ дважды встречается у Анны (IX, 5, стр. 253; ср. Nic. Br., III, 17). Трудно сказать, откуда писательница заимствовала этот эпизод. Античные памятники ничего не сообщают о флейтисте Александра Македонского Тимофее. Возможно, этот эпизод заимствован из какой-нибудь средневековой версии «Александрии».


[Закрыть]
, исполнив Александру воинскую мелодию, побудил македонца тотчас взяться за меч и щит. Рассказы же обо мне не приведут в движение вещи, не сподвигнут людей к оружию и битве, но они могут исторгнуть слезы у слушателей и вызвать сострадание не только у одухотворенного существа, но и у неодушевленной природы. Я скорблю по кесарю; его неожиданная смерть ранила меня в самую душу.

Все предыдущие горести можно сравнить с этим огромным несчастьем, как капли с Атлантическим океаном или волнами Адриатического моря. Более того, те горести, видимо, только предваряли скорбь: до меня как бы заранее доходили дым от печи огненной[23]23
  Анна пользуется распространенным библейским образом, «см. „Greek-english lexicon of the New Testament“, s. v. κάμινος.


[Закрыть]
, жар этого несказанного пекла, пламень ежедневно пылающего страшного пожара. О невидимое, но испепеляющее пламя! Пламя, которое распространяется тайно, горит не истощаясь и иссушает сердце. Внешне кажется, что мы остаемся неопаленными, хотя пламя проникает до мозга костей, до самых глубин души. Однако, вижу я, чувства мои увели меня в сторону от предмета повествования: кесарь предстал передо мною, и скорбные воспоминания о кесаре влили в меня огромную скорбь.

Смахнув с глаз слезы и взяв себя в руки, я продолжу повествование и, как говорится в трагедии[24]24
  Еврипид, Гекуба, 518.


[Закрыть]
, буду иметь двойной повод для слез, в несчастье вспоминая о несчастьях. Ведь вести рассказ о таком императоре – значит вызвать воспоминания о добродетели этого великого человека и о его чудесных подвигах, а эти воспоминания исторгают у меня горячие слезы, и я рыдаю вместе со всей вселенной. Воспоминание о нем и рассказ о его царствовании для меня – источник слез, для других – напоминание о понесенной утрате. Итак[25]25
  Здесь начинается флорентийская рукопись (F).


[Закрыть]
, следует начать повествование о моем отце с того места, откуда это всего удобнее сделать, а удобнее всего оттуда, откуда мой рассказ будет наиболее ясным и соответствующим законам исторического сочинения.

Книга I

1. Мой отец, император Алексей, и до вступления на императорский престол принес большую пользу Ромейскому государству. Он начал службу еще при Романе Диогене[26]26
  Роман IV Диоген (1068—1071).


[Закрыть]
. Алексей был замечательный человек, своим бесстрашием превосходивший всех окружающих. В возрасте четырнадцати лет он стре-{56}мился принять участие в большой военной экспедиции против персов[27]27
  Имеется в виду поход Романа Диогена против сельджуков в 1071 г., закончившийся поражением византийцев при Манцикерте (см. Cahen, La campagne de Mantzikert...). Архаизированным этниконом πέρσαι не только Анна, но и другие авторы XI—XII вв. называли сельджуков (Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 252 sq.).


[Закрыть]
, которую предпринял император Диоген; в своем неудержимом стремлении Алексей разражался угрозами по адресу варваров и говорил, что в битве напоит свой меч их кровью. Таким воинственным был этот юноша. Однако самодержец Диоген не разрешил ему следовать за собой, ибо мать Алексея[28]28
  Анна Далассина, мать Алексея I, была одной из активнейших сторонниц Романа Диогена. После низвержения Диогена она была предана суду по обвинению в том, что поддер-{440}живала переписку с низложенным императором. По решению суда Анна Далассина вместе с детьми была отправлена в ссылку (Nic. Br., I, 22).


[Закрыть]
переживала в то время глубокую скорбь: она оплакивала смерть своего первенца Мануила[29]29
  Мануил Комнин был произведен Романом Диогеном в высокий придворный чин куропалата (Attal., р. 138; Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 151—152) и назначен стратигом-автократором восточных тагм (Nic. Br., I, 7). Позднее должность стратига-автократора занял Алексей (см. прим. 38). Сражаясь с турками в Малой Азии, Мануил около 1070 г. был взят в плен турецким полководцем Хрисоскулом, однако уговорил последнего явиться вместе с ним в Константинополь. Ранней весной 1071 г. Мануил вновь выступил в поход, но скончался от ушной болезни в Вифинии (Nic. Br., I, 11—12).


[Закрыть]
, совершившего во славу Ромейской державы великие и удивительные подвиги. Диоген не хотел лишить последнего утешения эту женщину, которая еще не знала, где ей похоронить первого сына, а уже отправляла на войну второго[30]30
  Еще не знала, где ей похоронить первого сына, а уже отправляла на войну второго – τον μεν των υιέων μηκέτι γινώσκουσα ου κατορύξειε, τον δε αποστέλλουσα εν πολέμοις. Допустимо двоякое понимание этого места. Под τον δέ можно подразумевать как старшего брата Алексея – Исаака, так и самого Алексея. Мы склоняемся ко второму варианту, ибо у Никифора Вриенния (Nic. Br., I, 12), сочинение которого Анна в данном случае берет в основу, ни словом не упоминается об Исааке.


[Закрыть]
и опасалась, как бы с юношей не случилось беды и смерть не настигла его в неведомом уголке земли. Поэтому Диоген заставил юношу Алексея вернуться к матери. Тогда, хотя и против воли, он был удален из рядов воинов[31]31
  По сообщению Никифора Вриенния (Nic. Br., I, 12), «доблестная и великая духом» Анна Далассина после смерти Мануила сама отправила Алексея к Роману Диогену. Алексей нагнал ромейское войско у Дорилея, но император отослал юношу назад.


[Закрыть]
, но пришло время, и перед ним открылся широкий простор для подвигов. И действительно, о мужестве Алексея свидетельствовали его успехи в борьбе с Руселем[32]32
  Русель – предводитель норманнского отряда византийского войска. Во время похода Исаака Комнина на турок (около 1073 г.) Русель поднял мятеж, разбил посланное против него войско, взял в плен кесаря Иоанна Дуку и его сына Андроника. Русель дошел до Константинополя, победил отряды Никифора Палеолога, провозгласил византийским императором плененного им Иоанна Дуку, но вскоре после этого сам попал в плен к туркам. Когда Руселя выкупили из плена, он отправился в Анатолик, где продолжал борьбу с Византией. Тогда-то против него и был послан Алексей. Следующие события, которые описывает Анна, относятся к 1073—1074 гг. (О Руселе см. Schlumberger, Deux chefs normands..., р. 296).


[Закрыть]
, которую он вел при императоре Михаиле Дуке[33]33
  Михаил VII Дука Парапинак (1071—1078), старший сын императора Константина Дуки и Евдокии. После пленения Романа Диогена в 1071 г. по настоянию кесаря Иоанна Дуки Михаил был провозглашен императором – соправителем своей матери Евдокии. Однако вскоре Евдокия была удалена {441} в монастырь, и Михаил получил единодержавную власть (Nic. Br., I, 18—20).
  Византийские авторы (особенно Атталиат) постоянно упрекают Михаила в легкомыслии и неумении управлять государственными делами.


[Закрыть]
после низложения императора Диогена.

Этот кельт[34]34
  Под названием «кельты» (так же как и «латиняне») Анна, аналогично другим византийским авторам, подразумевает вообще «людей с Запада».


[Закрыть]
был внесен в списки войска, но затем, чрезвычайно возгордившись своей счастливой судьбой, собрал вокруг себя значительные военные силы, в которые вошли частично его соплеменники, частично выходцы из различных других племен, и с этого времени превратился в грозного тирана[35]35
  Слово тиран (τύραννος), как и производные от него, используются Анной и другими византийскими писателями чаще всего в значении «мятежник», «узурпатор», «домогающийся власти» (по отношению к внутренним или внешним врагам империи). Ср. Buckler, Anna Comnena, рр. 286—287.


[Закрыть]
. В тот момент, когда ромейское владычество заколебалось, турки брали верх, а ромеи, как песок под ногами, отступали назад, Русель и напал на Ромейское государство. Русель обладал душой тирана, а тут печальное положение дел империи возбудило в нем стремление к тирании. Русель опустошил почти все восточные земли. И хотя на борьбу с ним были посланы многие полководцы, умудренные большим воинским опытом и прославившиеся мужеством, Русель взял верх над их многоопытностью. Русель то сам нападал, словно буря обрушиваясь на противника, то пользовался помощью турецких союзников. Не было возможности устоять перед его натиском: многие знатные люди оказались у него в плену, а их фаланги опрокинутыми.

В то время мой отец Алексей находился в подчинении и был младшим стратигом[36]36
  Был младшим стратигом (υποστρατήγει). До IX в, термин ипостратиг (υποστράτηγος) чаще всего применялся по отношению к командующим войсками фем. После этого времени ипостратиг – просто младший стратиг (Guilland, Le commandant en chef..., р. 43). Перечисляя ипостратигов византийского войска, Р. Гийан пропускает Алексея.


[Закрыть]
у своего брата, которому было поручено командование и восточным и западным войском[37]37
  Имеется в виду второй сын Анны Далассины Исаак Комнин, о котором Анна неоднократно упоминает в дальнейшем. Алексей участвовал в походе Исаака против турок, когда произошел мятеж Руселя и Исаак попал в плен к туркам (Nic. Br., II, 3—5; ср. прим. 32). По сообщению Вриенния, незадолго до этого похода Михаил Дука назначил Исаака доместиком восточных схол (о западных Никифор ничего не говорит).
  Р. Гийан (Guilland, Le commandant en chef..., р. 41) ошибочно полагал, что Исаак был назначен доместиком Востока еще при Михаиле VI (1056—1057), а его ссылка на Пселла («Psellos, VI, 191.3») просто неверна.


[Закрыть]
, и так как дела ромеев были плохи, а варвар словно молния поражал все и вся, было решено, что замечательный муж Алексей может стать достойным противником Руселя. Император Михаил назначил его стратигом-автократором[38]38
  Стратиг-автократор (στρατηγος-αυτοκράτωρ) – военачальник, обладающий всей полнотой власти (см. об этом термине Guilland, Le commandant en chef..., рр. 39, 42). В дальнейшем (Ι, 2, стр. 58) Анна называет Алексея стратопедархом. По-видимому, для писательницы эти слова являются синонимами (ср. Nic. Br., II, 19).


[Закрыть]
. Алексей призвал на помощь всю силу своего разума и приобретенный за короткое {57} время немалый опыт военачальника и воина. Благодаря большому трудолюбию и живому уму он достиг вершин военного искусства, сравнявшись с такими людьми, как знаменитый римлянин Эмилий Сципион и карфагенянин Ганнибал[39]39
  Он достиг вершин военного искусства, сравнявшись с такими людьми, как знаменитый римлянин Эмилий Сципион и карфагенянин Ганнибал – εις ακρον εληλυθέναι στρατηγικης εμπειρίας τοΐς των ‛Ρωμαίων λογάσιν εδοξεν, οιος Αιμίλιος εκεΐνος ο ‛Ρωμαΐος, ο ποΐος Σκηπίων οιος ’Αννίβας ο Καρχηδόνιος.
  Эта фраза представляет определенные трудности для понимания. В нашем переводе мы с явным насилием над правилами {442} греческого языка переводим οιος в значение οιον «как». Некоторые переводчики (Шопен, Доуэс) толкуют эту фразу следующим образом: «В военном опыте Алексей достиг вершин, свойственных лучшим римлянам, таким, как Эмилий Сципион, Ганнибал». Но тогда карфагенянин Ганнибал оказывается римлянином.


[Закрыть]
. А ведь Алексей был очень молодой и, как говорится, «первой брадой опушенный». Немного дней потребовалось ему, чтобы захватить Руселя, подобно безудержному потоку нахлынувшего на ромейские земли, и привести в порядок восточные дела. Ведь он быстро соображал, что ему нужно делать, и еще быстрее осуществлял задуманное.

О том, каким образом Алексей захватил Руселя, подробно рассказывает кесарь во второй книге своей «Истории»[40]40
  Следующий рассказ Анны (I, 2—4) представляет собой часто дословное переложение «Истории» Никифора (Nic. Br., II, 21—35).


[Закрыть]
, я же затрону эти события лишь в той мере, в какой необходимо для моего повествования.

2. Как раз в это время из внутренних стран Востока явился с огромным войском варвар Тутах[41]41
  Тутах (Τουτάχ) – турецкий эмир (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 328).


[Закрыть]
с целью опустошить ромейские земли. Русель же, терпя поражение от стратопедарха, сдавал одну крепость за другой; предводительствуя большим войском, имея великолепно вооруженных воинов, он значительно уступал моему отцу Алексею в находчивости и решил поэтому прибегнуть к следующему[42]42
  Решил прибегнуть к следующему — τέως δ’ ουν επ’ εκεΐνο καταφυγεΐν εδοξε. Может быть, следует читать ξπ’ εκεΐνον, т. е. «он решил бежать к Тутаху».


[Закрыть]
. В конце концов, оказавшись в совершенно отчаянном положении, он встречается с Тутахом, домогается его дружбы и умоляет стать союзником.

Однако стратопедарх Алексей предпринимает на это ответный маневр: он еще быстрее располагает к себе варвара и привлекает его на свою сторону речами, дарами и всевозможными ухищрениями. Да, он был более, чем кто-либо другой, находчив и способен отыскать выход из затруднительного положения. Самым действенным способом расположить к себе варваров, говоря в общих чертах, оказался следующий: «Твой султан[43]43
  Должно быть, имеется в виду великий султан Мелик-Шах (1072—1092), сын и наследник Алп-Арслана (см. «Encyclopédie de L’Islam», III, рр. 225—226).


[Закрыть]
и мой император, – передал Алексей, – дружны между собой. Этот же варвар Русель поднимает руку на них обоих и является злейшим врагом того и другого. Совершая постоянные набеги на владения императора, он понемногу захватывает какие-то части ромейской территории и в то же время отнимает у Персидской державы те земли, которые могли бы у нее сохраниться[44]44
  Отнимает у Персидской державы те земли, которые могли бы у нее сохраниться – ‛Αποστερίσκων δε τη Περσίδι (в Ep. της Περσίδος) απερ αν εξην κακεινη περιγενέσθαι.
  Для этой фразы предлагался ряд конъектур: παρέλεσθαι вм. περιγενέσθαι (Шопен), κακείνης вм. κακείνη (Райффершайд), περιποιεΐσθαι вм. περιγενέσθαι, или την Περσίδα вм. της Περσίδος (см. Bury, Some notes..., № 5). Ни одна из них не является достаточно обоснованной.


[Закрыть]
. Русель во всем действует искусно: сейчас он запугивает меня твоим войском[45]45
  В тексте непонятное παρασκιάζων δια της σης δυναμέως. Райффершайд предлагает читать περισκιάζων, Бьюри (Bury, Some notes ..., № 6) – παρασειράζων или ανασειράζων.


[Закрыть]
, а затем при удобном случае устранит меня и, почувствовав себя в безопасности, повернет в другую сторону и поднимет руку на тебя. Если ты послушаешь меня, то когда к тебе вновь явится Русель, схвати его и за большое вознаграждение пришли ко мне в оковах. От этого, – продолжал Алексей, – ты будешь иметь тройную выгоду: во-первых, получишь столько денег, сколько никто {58} никогда не получал, во-вторых, завоюешь расположение самодержца, благодаря чему достигнешь вершин счастья, а в-третьих, султан будет очень доволен, так как избавится от могущественного врага, который выступал как против ромеев, так и против турок».

Вот что сообщил через послов вышеупомянутому Тутаху мой отец, который командовал в то время ромейским войском. Вместе с тем он отправил в установленное время заложников из числа наиболее знатных людей и, обещав Тутаху и его варварам значительную сумму денег, склонил их схватить Руселя. Вскоре они сделали это[46]46
  По сообщению Михаила Атталиата (Attal, р. 199) и Никифора Вриенния (Nic. Br., II, 22) Русель был схвачен турками во время трапезы.


[Закрыть]
и отправили Руселя к стратопедарху в Амасию. Однако деньги заставили себя ждать: ведь у самого Алексея не было средств для расплаты, а император не заботился об этом. Деньги не то чтобы шествовали, как говорится в трагедии[47]47
  Еврипид, фр. 969.


[Закрыть]
, замедленной поступью, а не появлялись вовсе. Тутах обращался с настойчивыми требованиями, желая или получить обещанную сумму или же забрать назад проданного им Руселя и позволить тому вернуться туда, где его схватили. А у Алексея не было денег, чтобы заплатить за пленника.

Проведя целую ночь в тягостных раздумьях, он решил собрать необходимую сумму у жителей Амасии. С наступлением дня Алексей, несмотря на трудности, созвал всех граждан, особенно наиболее влиятельных и состоятельных[48]48
  Очень важное место, свидетельствующее о наличии в византийских городах конца XI в. существенных элементов самоуправления: Алексей не просто взыскивает с граждан Амасии деньги, а созывает сходку и обсуждает с ними этот вопрос. В городском самоуправлении Амасии первое место принадлежало сановной и денежной знати (οι τα πρωτα φέροντες και χρημάτων ευποροΰντες). О советах знати в византийских провинциальных городах см.: Kirsten, Die byzantinische Stadt., S. 27; Пигулевская, Липшиц, Сюзюмов, Каждан, Город и деревня в Византии в IV—XII вв., р. 37 sq.


[Закрыть]
. Обращаясь главным образом к этим последним, он сказал: «Все вы знаете, как этот варвар поступил со всеми городами Армениака[49]49
  Армениак – фема в северо-восточной части М. Азии, куда входила Амасия. {443}


[Закрыть]
, сколько селений он разрушил, скольким людям причинил невыносимые горести, сколько денег взыскал с вас. Сейчас представляется случай, будь на то ваша воля, избавить вас от его злодейства. Поэтому нельзя выпускать Руселя. Вы видите, что этот варвар с божьего соизволения и моими стараниями находится в оковах. Однако пленивший его Тутах требует платы. А у меня нет денег, ведь я нахожусь на чужбине, долгое время воюю с варварами и истратил все, что имел. Если бы император не находился так далеко и варвар немного подождал, я постарался бы получить из Константинополя нужную сумму. Но раз уж, как вы сами понимаете, ничего этого сделать нельзя, внесите плату сообща, а император возвратит через меня все, что вы дали». Не успел он кончить, как его слова вызвали крики протеста, и среди подстрекаемых к бунту амасийцев началось сильное брожение. Нашлись злокозненные и неугомонные люди, сеятели смут, которые побуждали толпу[50]50
  Толпа (δημος) – так византийские авторы обычно называли рядовых горожан.


[Закрыть]
кричать и неистовствовать.

Поднялся большой шум: одни не хотели отпускать Руселя и подбивали толпу схватить его, другие же, неистовствуя (та-{59}кова низкая чернь!), хотели даже похитить Руселя и освободить его из оков. Видя такое буйство народа, стратопедарх понял, в какое отчаянное положение он попал, но тем не менее духом не пал, а, взяв себя в руки, жестами пытался водворить молчание. Потратив немало времени, он с трудом успокоил их и, обращаясь к толпе, сказал: «Я удивлен, о граждане-амасийцы, что вы не замечаете козней тех, кто обманывает вас, покупает собственное благополучие ценой вашей крови и постоянно причиняет вам величайший вред. Какой вам прок от тирании Руселя – одни убийства, увечья, отсечения ног и рук? Те же, кто все это устроил, одной рукой оказывают услуги варвару и тем сохраняют в целости свое имущество, а другой рукой получают дары императора, уверяя его, что не отдали варвару ни вас, ни города Амасию; на самом деле им нет никакого дела до вас. Для того и желают они установления тирании, чтобы, подольстившись к варвару, сохранить в целости свое имущество да к тому потребовать титулов и даров от императора. А случись переворот, они вновь останутся за сценой, а гнев направят против вас. Если вы мне доверяете, пошлите-ка вы подальше тех, кто побуждает вас к волнению, расходитесь по домам. Обдумав мои слова, вы поймете, кто вам желает добра».

3. Выслушав Алексея, они в мгновение ока[51]51
  В мгновение ока (ωσπερ οστράκου μεταπεσόντος) – см. Plat., Phaedr., 241b.


[Закрыть]
изменили свое мнение и разошлись по домам. Однако стратопедарх знал, что чернь обыкновенно в решающий момент меняет свое мнение, тем более если ее подстрекают дурные люди; он боялся, как бы в злом умысле против него жители не явились ночью и не выпустили Руселя на волю, освободив его из-под стражи и разбив оковы. И так как у Алексея не было достаточно войск, чтобы с ними бороться, он изобретает достойную Паламеда[52]52
  Паламед – герой греческой мифологии, хитростью разоблачивший Одиссея, который прикинулся сумасшедшим, чтобы избежать участия в Троянской войне.


[Закрыть]
хитрость. Он сделал вид, что ослепляет Руселя. Кельта распростерли на земле, и в то время как палач подносил к нему железо, Русель выл и стонал словно лев рыкающий. Все это было только видимостью удаления глаз: тому, кто играл роль ослепляемого, было приказано стонать и вопить, а делающему вид, что вырывает глаза, сурово смотреть на лежащего, совершать все со свирепым выражением лица и изображать ослепление. Русель был ослеплен, не будучи ослеплен, в народе же поднялся шум, и слух об ослеплении стал распространяться повсюду. Это лицедейство побудило всех, как местных жителей, так и чужеземцев, внести, наподобие пчел, свою долю в общий сбор. Цель выдумки заключалась в том, чтобы те, кто отказывался дать деньги и замышлял вырвать Руселя из рук моего отца Алексея, увидев {60} бесполезность своего замысла, успокоились, а затем, после крушения их плана, подчинились воле стратопедарха, дабы снискать его дружбу и избежать гнева императора. Захватив таким образом Руселя, достославный стратиг содержал его как льва в клетке. Причем Русель носил на глазах повязку в знак мнимого ослепления.

Алексей отнюдь не удовлетворился тем, что ему удалось сделать. Приобретя славу, он не уклонился от других дел, но захватил многие другие города и крепости и подчинил императору те из них, которые отпали во время мятежа Руселя. Затем, повернув коня, он направился в царственный город. Очутившись в городе своего деда[53]53
  Имеется в виду г. Кастамон в Пафлагонии. События, о которых Анна рассказывает дальше, согласно Никифору Вриеннию (Nic. Br., II, 25), имели место не в Кастамоне, а в доме Докиана (см. прим. 56), где Алексей провел три дня до прибытия в Кастамон.


[Закрыть]
, он дал себе и всему войску небольшой отдых от многочисленных трудов и свершил чудо наподобие того, которое сотворил знаменитый Геракл с женой Адмета, Алкестидой[54]54
  Согласно древнегреческому мифу, Геракл освободил из подземного царства Алкестиду, жену своего друга, фессалийского царя Адмета.


[Закрыть]
.

Когда племянник прежнего императора Исаака Комнина[55]55
  Исаак I Комнин (1057—1059) – дядя Алексея.


[Закрыть]
и двоюродный брат Алексея Докиан[56]56
  Феодор Докиан – сын сестры Иоанна Комнина, отца Алексея (Nic. Br., II, 25).


[Закрыть]
(человек высокого рода и положения) увидел Руселя, носящего знаки своего ослепления и ведомого за руку, он, глубоко вздыхая и заливаясь слезами, стал упрекать стратига в жестокости. Он стал порицать и бранить Алексея за то, что тот ослепил благородного мужа и настоящего героя, которого не следовало бы наказывать вовсе. На это Алексей ответил ему: «Дорогой мой, сейчас ты услышишь о причинах ослепления». Вскоре он привел в небольшую комнату Докиана и Руселя, снял повязку с лица пленника и показал Докиану сверкающие как молнии глаза Руселя. Увидев это, Докиан был поражен и удивлен и не знал что и подумать о столь великом чуде. Он стал прикладывать руки к глазам, желая убедиться, не является ли то, что он видит, лишь сном, волшебством или чем-нибудь еще в этом роде. Когда же Докиан узнал о человеколюбии, проявленном его двоюродным братом по отношению к этому мужу, о ловкости, которая у Алексея сочеталась с человеколюбием, он чрезвычайно обрадовался, обнял Алексея, запечатлел на его лице множество поцелуев и удивление сменилось у него радостью. Те же чувства испытали приближенные императора Михаила, сам император и вообще все.

4. Затем император Никифор[57]57
  Никифор III Вотаниат (1078—1081), знатный малоазийский феодал, противник Романа Диогена, был отправлен в ссылку при этом императоре, а после его низложения возвращен и назначен стратигом фемы Анатолик.
  В конце 1077 г. Никифор поднял восстание против Михаила VII, был поддержан знатью и высшим духовенством и в апреле 1078 г. торжественно вступил в Константинополь (см., об этом Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 114 и сл). Апологетом Никифора III был историк Атталиат.


[Закрыть]
, который взял скипетр Ромейского государства, направил Алексея против Никифора Вриенния, ибо тот привел в волнение весь Запад, возложил на себя диадему и провозгласил себя императором ромеев[58]58
  Никифор Вриенний Старший, один из крупнейших византийских феодалов, дука Диррахия (см. прим. 62). В 1077 г., опираясь на фракийскую знать, он поднял мятеж против Михаила VII (см. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 113 и сл.). Восстание Никифора было поддержано его братом Иоанном, которому удалось взбунтовать варяжских и франкских наемников. Отряды обоих братьев встретились в Эносе, где в ноябре 1077 г. Никифор провозгласил себя императором. После этого объединенные силы мятежников заняли Адрианополь. Следующей зимой Иоанн Вриенний пытался захватить Константинополь, но был отражен отрядами под командой Руселя и Алексея Комнина (см.: Nic. Br., III, 9—10; IV, I, 18; Attal., pp. 242 sq., 284 sq. Ср. также сообщения Продолжателя Скилицы – Skyl., рр. 727—737, Зонары – Zon., XVIII, 18, Μ. Глики – Glycas, IV, рр. 615—617 и Вильгельма Апулийского – Guil. Ар., IV, 88—92). {444} Рассказ Анны о восстании Вриенния является переложением «Истории» ее мужа.


[Закрыть]
. Император Михаил Дука был низложен и вместо короны и мантии надел на себя епископский подир и эпомиду[59]59
  Подир и эпомида — библейские названия священнических одежд. После низложения Михаил был назначен эфесским митрополитом и поселился в монастыре Мануила (см.: Nic. Br., III, 24; Attal., р. 303; Skyl., р. 738; Zon., XVIII, 19).


[Закрыть]
. На императорском троне воссел Вотаниат, который, как об этом будет {61} подробнее рассказано в дальнейшем[60]60
  См. Ал., III, 2, стр. 119.


[Закрыть]
, взял в жены императрицу Марию[61]61
  Мария Аланская (Цец называет ее «абхазкой Мариам» – Tzetzes, Chil., V, 590—591) была женой Михаила VII. И Мария и родственники Михаила VII (особенно кесарь Иоанн Дука) благосклонно встретили узурпацию Никифора Вотаниата. Матфей Эдесский сохранил даже легенду, будто Мария, недовольная аскетизмом своего мужа, подстрекала Никифора к перевороту. После того как Вотаниат занял престол, он, побуждаемый кесарем Иоанном, женился на Марии, тем самым обеспечив себе поддержку знатного рода Дук. Однако брак императора с супругой его предшественника, еще остававшегося в живых, вызвал недовольство многих (см. Leib, Nicéphore III Botaniates..., р. 134 sq.).


[Закрыть]
и стал управлять делами государства. Однако Никифор Вриенний, который при императоре Михаиле был дукой Диррахия[62]62
  Во второй половине XI в. дукой именовали военного наместника обширной области, обладавшего также правами гражданского администратора (см. Glykatzi-Ahrweiler, Recherches sur l’administration..., p. 61 sq.). Список дук Диррахия в XI в. см.: Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 220 и сл.; Ζακυθηνοΰ, Μελεται..., σελ. 210 εξ.


[Закрыть]
, еще до вступления на престол Никифора стал домогаться власти и задумал восстание против Михаила[63]63
  Никифор Вриенний (Nic. Br., III, 7—8) в отличие от Анны утверждает, что мятежник Никифор Вриенний Старший объявил себя императором вопреки собственному желанию, уступая настояниям своего брата Иоанна, которому и принадлежала инициатива восстания. Анна в данном случае, по-видимому, не разделяет точки зрения мужа, который явно хотел преуменьшить роль своего отца (или деда?) в восстании. Характерно, что современник этих событий Михаил Атталиат, так же как и Анна, ни словом не упоминает о том, что инициатива восстания исходила от Иоанна.


[Закрыть]
. Мне нет нужды писать, каким образом и почему это произошло: в сочинении кесаря говорится о причине восстания Никифора. Но совершенно необходимо вкратце рассказать о том, как, используя Диррахий в качестве опорного пункта, Никифор напал на все западные области, подчинил их себе и как он был сам взят в плен. Тех, кто желает узнать подробности этой истории, я отсылаю к сочинению кесаря.

Вриенний в совершенстве владел военным искусством, происходил из очень знатного рода, был высокого роста, имел красивое лицо и превосходил окружающих силой своего ума и крепостью рук. Никифор был вполне достоин императорской власти. Он обладал такой силой убеждения и такой способностью одним взглядом и одним словом привлекать к себе людей, что все единодушно, как военные, так и гражданские, уступили ему первенство и сочли его достойным власти над Востоком и Западом. Жители всех городов встречали приближающегося Никифора с распростертыми объятиями и с рукоплесканиями провожали его до следующего города. Все это взволновало Вотаниата, повергло в смятение его войско и привело в замешательство все государство[64]64
  Вотаниат стремился достигнуть соглашения, предлагая усыновить узурпатора и даровать ему титул кесаря (Nic. Br., IV, 3). Вриенний отверг эти предложения, заявив, что он не доверяет окружающим императора лицам.


[Закрыть]
. Было решено послать против Вриенния моего отца Алексея Комнина с находившимся в его распоряжении войском, который незадолго до того был назначен доместиком схол[65]65
  Доместик схол (δομέστικος των σχολων) – главнокомандующий императорской армией. «Алексиаде» вообще не свойственна строгость терминологии. Анна именует своего отца также «великим доместиком» (I, 7, стр. 69; I, 8, стр. 72), «великим доместиком схол» (I, 5, стр. 66), «доместиком западных {445} войск» (II, 1, стр. 92) и даже «доместиком западных и восточных войск» (VII, 2, стр. 206). Этот последний титул, по мнению Е. Штейна, Анна приписывает отцу по ошибке (Stein, Untersuchungen..., S. 51, Anm. 2. Ср. также: Guilland, Le Domestique des Scholes).
  В других источниках Алексей называется «доместиком Запада» или «доместиком западных схол» (Attal., р. 250; Nic. Br., IV, 2), «архонтом западных тагм» и «дукой Запада» (Attal., р. 299), «великим доместиком» (Zon., XVIII, 18) и «великим доместиком всего Запада» (Anon. Syn. Chron., р. 177),
  Согласно свидетельству Никифора Вриенния (Nic. Br., I, 3), во времена Комниных доместиков схол стали называть «великими доместиками». (О титуле доместика см.: Guilland, Le grand domesticat à Byzance, pp. 53—64; Laurent, Le grand domesticat, pp. 65—72.)


[Закрыть]
. Действительно, в этих областях дела Ромейской империи находились в крайне тяжелом состоянии. Восточные войска были разбросаны по разным местам, а турки расширили свои владения и заняли почти всю территорию, расположенную между Эвксинским Понтом и Геллеспонтом, между Эгейским и Сирийским морями, Саросом и другими реками, особенно теми, которые протекают по Памфилии и Киликии и впадают в Египетское море[66]66
  Турки ... заняли почти всю территорию, расположенную между Эвксинским Понтом и Геллеспонтом, между Эгейским и Сирийским морями, Саросом и другими реками, особенно теми, которые протекают по Памфилии и Киликии и впадают в Египетское море – Των Τούρκων ... περισχοντων, οσα Ευξεινου πόντου εστι, μεταξυ και ‛Ελλησπόντου και Αιγαίου τε και Συριακοΰ πελάγους [και] Σάρου τε και των αλλων και μάλιστα οπόσοι Παμφυλίαν τε και Κίλικας παραμέίβοντες ες το πέλαγος εκπίπτουσι το Αιγυπτιον. Текст явно испорчен. Σάρου – конъектура Бьюри (Bury, Some notes..., № 7), принятая Б. Лейбом. В F συρ... и лакуна. Το Αιγύπτιον Бьюри считает вставкой неграмотного переписчика.


[Закрыть]
.

В таком положении находились восточные войска, на Западе же к Вриеннию перешло столько воинов, что у Ромейской империи сохранилось только малочисленное войско. В ее распоряжении оставались некоторые «Бессмертные»[67]67
  Бессмертные — отряд ромейского войска, образованный при Михаиле VII и названный так по образцу персидской конницы (см.: Oman, Α history of the art of war, I, p. 28; Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 327—328).
  Подробно об организации этого отряда рассказывает Никифор Вриенний (Nic. Br., IV, 4; ср. Attal., р. 243).


[Закрыть]
, лишь совсем недавно взявшие в руки мечи и копья, немногочисленные хоматинцы[68]68
  Хоматинцы — уроженцы Хомы (к северо-западу от Апамеи; см. Buckler, Anna Comnena..., р. 363, n. 7). Отряд хоматинцев в византийской армии нередко упоминается в «Алексиаде» и в других источниках (см. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 328—329).


[Закрыть]
и кельтское войско[69]69
  Под кельтами здесь следует понимать норманнов (см.: Nic. Br., IV, 4; Attal., p. 253).


[Закрыть]
, численность которого значительно сократилась.

Дав моему отцу Алексею такое войско и пригласив союзников-турок[70]70
  Двухтысячный сельджукский отряд был послан Вотаниату никейским султаном Сулейманом и его братом Масуром (Nic. Br., IV, 2). {446}


[Закрыть]
, император приказал ему выступить и начать {62} войну с Вриеннием; впрочем он больше полагался на ум и военное искусство полководца, нежели на его войско. Алексей не стал ожидать союзников, а услышав, что враг быстро наступает, хорошо вооружил себя и своих воинов и выступил из царственного города. Достигнув Фракии, он разбил лагерь без рвов и частокола у реки Алмира. Узнав, что Вриенний расположился на равнинах Кидокта, он предпочел, чтобы оба войска – его и противника – находились на значительном расстоянии друг от друга. Алексей не поставил свое войско лицом к лицу с вражеским, ибо не хотел дать противнику увидеть, в каком состоянии оно находится. Алексею предстояло во главе небольшого числа воинов вступить в бой с многочисленным войском, вести в бой неопытных в военном деле людей против опытных воинов. Поэтому, оставив мысль о смелом и открытом нападении, он замыслил исподтишка похитить победу.

5. Мое повествование подошло к моменту сражения этих двух храбрых мужей[71]71
  ’Επει δε ανδρας και αμφοτέρους γενναίους εις πόλεμον ο λόγος κατεστήσατο... Б. Лейб переводит эту фразу следующим образом: «После того как в моем рассказе были представлены эти два героя – оба одинаково храбрые на поле брани...». Однако в оригинале заключен иной смысл: «После того как мой рассказ подвел к битве этих храбрых мужей...». Ср. I, 16, стр. 90.


[Закрыть]
: Вриенния и моего отца Алексея (ни один не превосходил другого мужеством, ни один не уступал другому опытностью). Теперь, когда противники установили боевые порядки своих войск, следует рассмотреть судьбу битвы. Оба мужа были прекрасны и благородны, их сила и опытность как бы находились в равновесии; нам же следует посмотреть, куда судьба склонила чашу весов. Вриенний, полагаясь на военную мощь, рассчитывал, кроме того, на свою опытность и хорошее расположение боевых порядков, что же касается Алексея, то он почти не надеялся на войско и полагался лишь на силу своего искусства и военные хитрости.

И вот оба полководца увидели друг друга и поняли, что уже пришел час битвы. Узнав, что Алексей Комнин закончил продвижение и разбил лагерь в Калавре, Вриенний выступил против него. Свое войско он расположил таким образом. Он выстроил воинов на правом и левом флангах, поручив командование правым своему родному брату Иоанну[72]72
  Иоанн Вриенний – куропалат и доместик схол у мятежников (см. прим. 63).


[Закрыть]
. На этом фланге находилось пять тысяч воинов: италийцы, солдаты из отряда знаменитого Маниака[73]73
  Георгий Маниак – талантливый полководец, поднявший в Южной Италии мятеж против Константина IX Мономаха; погиб в 1043 г. По сообщению Скилицы (Skyl., р. 720), норманны, которые были завербованы Георгием Маниаком, а после поражения последнего поступили на службу к императору и остались в Константинополе, назывались маниакатами. Ср. слова Вриенния (Nic. Br., IV, б): «Эту фалангу составляли франки, которые были выведены знаменитым Маниаком из Италии...» (см. также «маниакаты» – Ал., VII, 9, стр. 222).


[Закрыть]
, фессалийские всадники и большая группа воинов этерии[74]74
  Этерия — отряд личной гвардии императора, составленный большей частью из иностранцев. Отряд находился под командованием этериарха (Bury, The imperial administrative system..., р. 106).


[Закрыть]
. Левым же флангом командовал Катакалон Тарханиот[75]75
  Тарханиоты – известный в XI в. род. В начале XI в. некий Григорий Тарханиот – катепан (наместник) Италии. См. Guillan, Holtzmann, Zwei Katepansurkunden aus Tricario, S. 17.
  Незадолго до описываемых событий упомянутый у Анны Тарханиот перешел на сторону мятежников и породнился с домом Вриенниев (Nic. Br., III, 7). «Он был молод, – пишет Вриенний, – но разумней и умней кого бы то ни было».


[Закрыть]
, который имел в своем распоряжении три тысячи хорошо вооруженных македонцев и фракийцев. Сам же Вриенний командовал центром фаланги, который состоял из македонцев, фракийцев и цвета всей знати[76]76
  Эта фраза свидетельствует о том, что Анна подчас небрежно излагает данные Никифора Вриенния. Согласно Никифору (Nic. Br., IV, 6), центр фаланги составляли «фракийская и македонская знать и отборная часть фессалийской конницы».
  Лексические совпадения текста Никифора и Анны (αρχοντικόγ, οσον επίλεκτον и др.) показывают, что Анна, стремясь точно следовать Никифору, извращает смысл его слов. Подобного рода неточности встречаются в «Алексиаде» и в дальнейшем (см. Любарский, Об источниках... стр. 104 и сл.).


[Закрыть]
.

Все они сидели верхом на фессалийских конях[77]77
  Фессалийские скакуны наряду с арабскими высоко ценились византийцами XII в. (см., например, свидетельства Продрома – PG, 133, col. 1336, 1407). {447}


[Закрыть]
, их железные латы и шлемы на головах сверкали, кони поводили ушами; бряцание щитов, блеск щитов и шлемов наводили {63} ужас. Находившийся в середине Вриенний, как Арей или древний гигант, на целый локоть возвышался над всеми, вызывая своим обликом изумление и страх. Вне строя, примерно на расстоянии двух стадий, расположились союзники – скифы[78]78
  Термином «скифы» византийские авторы обозначали народы, жившие в Северном Причерноморье и на левобережье Дуная. В данном случае имеются в виду печенеги. Об их участии в этой битве говорит Атталиат (Attal., р. 280; см. также: Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 122; Златарски, История..., II, стр. 160). Печенеги, разгромленные в 1036 г. киевским князем Ярославом, откочевали на запад, к границам Венгрии и Византии. С середины XI в. они неоднократно нападали на византийскую территорию, в то же время византийское правительство постоянно предпринимало попытки использовать печенежские отряды как союзные войска (см. Расовский, Печенеги, торки и берендеи..., стр. 7—8).


[Закрыть]
, вооруженные по-варварски. Был отдан приказ: после того как покажется противник и труба призовет к битве, скифам тотчас атаковать врага с тыла и изматывать его непрерывным дождем стрел; остальным, плотно сомкнутым в ряды, всей тяжестью обрушиться на врага. Такой приказ отдал Вриенний своим войскам. Тем временем мой отец Алексей Комнин осмотрел местность и часть войска поместил в лощинах, а часть – лицом к лицу с войском Вриенния. Приготовив к бою обе части войска – спрятанную и стоявшую на открытом месте он окрылил словами и ободрил каждого воина. Алексей приказал расположенному в засаде отряду, после того как он окажется в тылу у противника, неожиданно напасть и всей силой ударить по правому флангу врага. Так называемых бессмертных и некоторых кельтов он оставил при себе и сам принял командование над ними. Над хоматинцами же и турками он поставил начальником Катакалона[79]79
  У Вриенния – Константин Катакалон (Nic. Br., IV, 7). Может быть, это Константин Евфорвин Катакалон, чей сын Никифор стал в дальнейшем мужем Марии, дочери Алексея.


[Закрыть]
, приказав ему обратить все внимание на скифов и отбивать их удары.

Так обстояли дела. Как только войско Вриенния приблизилось к лощинам, по знаку моего отца Алексея с боевым кличем выскочили сидевшие в засаде воины. Своим неожиданным натиском они привели в замешательство противника и, поражая и убивая всех, кто попадался им под руку, обратили врагов в бегство[80]80
  В описании расположения, а также сражения мятежных и императорских войск Анна допускает искажение текста сочинения Вриенния (Nic. Br., IV, 7). У Никифора Вриенния на две части (спрятанную и стоящую открыто) разделено войско Вриенния Старшего, у Анны – Алексея. У Вриенния отряд Алексея обрушился на наступающее войско Вриенния Старшего «как бы из засады» (ωσπερ απο ενέδρας) и чуть было (μικρου δεΐν) не обратил в бегство неприятеля. В «Алексиаде» отряд Алексея действительно выскакивает из засады и действительно обращает в бегство воинов Вриенния Старшего. Видимо, под сидящим в засаде отрядом Алексея Анна подразумевает ту часть ромейского войска, которую, по ее словам. Алексей поместил в лощинах. Но, как мы видели, это плод домыслов или ошибки писательницы.


[Закрыть]
. Однако Иоанн Вриенний, брат военачальника «воспомнив бурную силу», исполнился гнева, повернул коня, одним ударом поверг наземь преследующего его воина – бессмертного, остановил отступающую фалангу, выстроил ее и дал отпор врагу. Бессмертные в свою очередь бросились в беспорядочное и безудержное бегство, а преследующие воины разили их.

Тем временем мой отец врезался в гущу врагов и, мужественно сражаясь, одерживал верх везде, где только ни появлялся, ранил и убивал каждого, кто подступал к нему. Алексей продолжал бешено сражаться, надеясь, что за ним следуют воины, которые прикрывают его. Когда же Алексей увидел, что его фаланга разбита и уже рассеяна, он собрал вокруг себя самых мужественных воинов (а было их всего шестеро) и решил с обнаженными мечами пробиться к Вриеннию, дерзко напасть на него, а если нужно, то и умереть вместе с ним.

Однако один из воинов, Феодот, человек, с детства находившийся в услужении у моего отца, воспротивился этому наме-{64}рению и выступил против такого рискованного замысла. И вот, переменив свое намерение, Алексей решил отойти на некоторое расстояние от войска Вриенния; он собрал лучших из обращенных в бегство воинов, построил их и принялся за дело. Но не успел мой отец еще отойти, как скифы с боевыми кликами стали теснить хоматинцев Катакалона. Они легко обратили их в бегство, а затем предались своему обычному делу – грабежам. Таково скифское племя: не разбив до конца неприятеля, не закрепив успеха, они, предаваясь грабежам, губят победу. И вот находившиеся в арьергарде войска Вриенния слуги в страхе перед скифами смешались с боевыми порядками. Непрерывный поток тех, кто бежал от скифов, вносил немалый беспорядок в боевой строй, и значки[81]81
  Как и многие другие византийские писатели, Анна пользуется для обозначения воинских значков (знамен) древним термином σημεΐον. До IX в. воинские значки обычно назывались βάνδον, затем φλάμουλον. Значки, как правило, находились при командирах и, видимые отовсюду, указывали воинам на местоположение их начальника (см. Grosse, Die Fahnen in der römisch-byzantinischen Armee, Ss. 359—372).


[Закрыть]
смешались друг с другом. Пока все это происходило, мой отец Алексей, который, как я уже сказала, еще находился в расположении войска Вриенния, вдруг видит, как один из конюшенных Вриенния ведет императорского коня, украшенного пурпурной попоной и позолоченными бляхами; рядом же, согласно императорскому ритуалу, бежит свита с ромфеями[82]82
  Ромфеи – короткие однолезвенные мечи (см. Weiss, Kostümkunde, II, Ss. 117—119).


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю