Текст книги "Алексиада"

Книга XIII

1. Все мы были поражены тогда величием духа самодержца. Он же, хотя перед присутствовавшими и сделал вид, что беззаботно принял это известие, тем не менее в душе был очень взволнован. Он решил вновь выступить из Византия, хотя и знал, что на родине у него отнюдь не все в порядке. Несмотря на это, Алексей, уладив дела во дворце и в царственном городе, поручив охрану того и другого великому друнгарию флота евнуху Евстафию Киминиану и Никифору, сыну Декана, в первый день ноября первого индикта[1295]1295
  1107 г.


[Закрыть] выступил из Византия в сопровождении немногих спутников – людей, близких ему по крови – и остановился в пурпурной императорской палатке у стен Герания[1296]1296
  Гераний был расположен недалеко от Константинополя (Ducange, In Alex..., р. 650).


[Закрыть].

Император испытывал опасения, что при его выходе богоматерь во Влахернах не явила обычного чуда[1297]1297
  «Чудо» заключалось в том, что каждую пятницу после захода солнца «само собой» поднималось покрывало иконы богоматери (см. Grumel, Le miracle habituel...).


[Закрыть]. Поэтому он задержался на четыре дня, а затем после захода солнца отправился вместе со своей госпожой назад и, скрытно войдя вместе с немногими спутниками в святой храм Богоматери, исполнил там обычные песнопения и усердно сотворил молитву. Затем, после того как свершилось обычное чудо, он с благими надеждами вышел из храма. На следующий день император отправился по направлению к Фессалонике и по прибытии {340} в Хировакхи назначил Иоанна Таронита[1298]1298
  По мнению А. Леруа-Молинген (Leroy-Molinghen, Les deux Jean Taronites...), речь здесь идет не об уже упоминавшемся Анной племяннике Алексея (см. прим. 940), а об Иоанне Тароните – куропалате (Schlumberger, Sigillographie..., р. 706). Этот же Иоанн Таронит (наряду с племянником Алексея) упоминается в актах процесса 1086 г. над Львом Халкидонским (Montfaucon, Bibliotheca Coisliniana, p. 103).


[Закрыть] эпархом. Этот муж происходил из знатного рода, с детства был взят к императору и в течение долгого времени служил ему секретарем. Это был человек энергичного характера, знаток ромейских законов, хваливший декреты Алексея лишь в том случае, если они были достойны величия ума императора[1299]1299
  καὶ τὰ Βασιλέως προστάγματα μεγαληγορῶν, ὁπηνίκα προστάττοιτο βασιλικῆς μεγαλοφροσύνης ἐπάξια. Б. Лейб предлагает иной перевод этого места: «Он хорошим стилем излагал декреты императора, когда ему это приказывали, и придавал им вид, достойный величия императора». В нашем же переводе учитывается исконное значение глагола μεγαληγορέω – «славить», «хвалить» (у Б. Лейба: «il rédigeait en beau style»), который хорошо понятен в контексте. Ведь в дальнейшем Анна говорит, что речь Иоанна была свободна. По-видимому, Иоанн порицал декреты императора в том случае, если они «не были достойны {597} величия императора». Вся фраза несомненно навеяна словами Феофилакта Симокатты (Theoph. Sim., Ι, 1, 3), характеризующего квестора императора Тиверия, Иоанна. Может быть, одинаковые имена героев вызвали у писательницы ассоциации с текстом Феофилакта.


[Закрыть]. Речь Иоанна была свободна, но, порицая, он не бранился без всякого стыда, а вел себя согласно тем наставлениям, которые дал диалектику Стагирит[1300]1300
  Т. е. Аристотель.


[Закрыть].

Выступив оттуда, император стал одно за другим отправлять письма[1301]1301
  Dölger, Regesten..., 1237 (1107 г.).


[Закрыть] дуке флота Исааку и тем, кто находился вместе с ним, – я имею в виду Эксазина – Дуку и Иалия. В этих письмах он призывал их постоянно быть начеку и отражать попытки переправиться из Лонгивардии к Боэмунду. Достигнув Места, Августа выразила желание вернуться во дворец, но самодержец заставил ее продолжать путь дальше. Они оба переправились через реку под названием Гебр и разбили палатки около Псилла[1302]1302
  По мнению Б. Лейба (Leib, Alexiade, III, р. 88), Псиллом Анна называет Кипселлы. Однако Кипселлы были расположены на левом берегу Марицы, и императорской чете, следовательно, не надо было переправляться через реку, чтобы достичь этого города.


[Закрыть]. Император, уже избежавший одного покушения, чуть было не стал жертвой другого, если бы божественная рука не воспрепятствовала убийцам свершить свое дело.

Некий муж, который по одной линии вел свой род от знаменитых Аарониев[1303]1303
  Ааронии – византийская фамилия, происходившая от Аарона, третьего сына последнего болгарского царя Ивана-Владислава. Шурин императора Исаака Комнина, Аарон занимал высокие посты в Византии. У Анны речь идет об Аароне – сыне или внуке сына Ивана-Владислава (Laurent, La prosopographie..., pp. 391—393).


[Закрыть] (хотя он и был незаконнорожденным), стал подстрекать мятежные элементы к убийству самодержца. Своим тайным замыслом он поделился с братом Феодором – я не хочу говорить о том, были ли и другие мятежники посвящены в это дело. Во всяком случае для свершения убийства они наметили одного раба-скифа по имени Димитрий, хозяином которого был сам Аарон. Заговорщики полагали, что отъезд императрицы позволит им осуществить свой план, и скиф, воспользовавшись удобным случаем, вонзит меч в грудь императора, встретившись с ним в каком-нибудь закоулке или тайком подобравшись к спящему. Кровожадный Димитрий точил меч и готовил к убийству свою десницу.

Но Справедливость изменила ход действия. Императрица никак не покидала императора и изо дня в день, покоряясь его воле, следовала за самодержцем. Кровавые убийцы, видя, что неусыпный страж – я говорю об императрице – все еще медлит с отъездом, потеряли терпение, написали фамусу и подбросили ее в императорскую палатку. Подбросившие фамусу не были обнаружены (слово «фамуса»[1304]1304
  τὰ φάμουσα. Это слово (φαμῶσον) встречается из античных авторов у Диона Кассия, из византийских – у Цеца (см. Sophocles, Lexicon, II, s. v. φαμῶσον).


[Закрыть] означает записку, содержащую брань). Заговорщики советовали самодержцу продолжать дальше свой путь, а Августе вернуться в Византий. Закон жестоко карает подобные действия: сама фамуса пре-{341}дается огню, а осмелившиеся ее подбросить подвергаются суровым наказаниям. Не добившись цели, заговорщики опустились до клеветнических фамус. После завтрака, когда все, за исключением манихея Романа, евнуха Василия Псилла и Феодора, брата Аарона, покинули самодержца, была найдена новая фамуса, подброшенная на императорское ложе, содержавшая жестокие нападки на императрицу за то, что она следует за императором, а не возвращается немедленно в царственный город. Ведь у заговорщиков была цель получить свободу действий. Но самодержец знал, кто подбросил ее, и сказал, исполненный гнева, обращаясь к императрице: «Фамусу подбросил или я, или ты, или кто-нибудь из присутствующих здесь». В конце фамусы стояли следующие слова: «Это пишу я, монах, которого ты сейчас не знаешь, но увидишь во сне».

Некий евнух Константин, бывший еще стольником[1305]1305
  Имеется в виду должность ὁ ἐπὶ τραπέζης, обычно занимаемая евнухами. Стольники не только заведовали трапезами императора или императрицы; они вообще играли важную роль при дворе (Bury, The imperial administratiue system..., р. 126).


[Закрыть] отца Алексея, а в то время прислуживавший императрице, в третью стражу ночи, находясь около палатки и творя обычную молитву, услышал чей-то крик: «Не будь я человек, если я не явлюсь к императору, не раскрою ему весь ваш замысел и не расскажу о подброшенных фамусах». Константин немедленно приказал своему слуге разыскать произнесшего эти слова. Слуга пошел, узнал в кричавшем слугу Аарона – Стратигия, взял его с собой и отвел к стольнику. Стратигий, войдя, сообщил все, что ему было известно. Константин же вместе со Стратигием отправился к самодержцу. Императорская чета в то время спала. Тем не менее Константин, встретив евнуха Василия, заставил его пойти и сообщить императору все то, что Константин рассказал ему о человеке Аарона – Сратигии. Василий немедленно вошел в палатку, введя туда и Стратигия. Тот тотчас же был подвергнут допросу, подробно поведал обо всей истории с клеветническими фамусами, рассказал, кому принадлежал план убийства и кто должен был умертвить императора. «Мой господин Аарон, – сказал он, – вместе с другими небезызвестными твоей царственности людьми, о император, готовил на тебя покушение и подослал к тебе убийцу Димитрия, моего товарища по рабству, родом скифа, человека твердого нрава и готового на все, с душой зверской и жестокой. Ему-то и вручили они обоюдоострый меч и отдали бесчеловечный приказ вплотную подойти к тебе и с бесстыдной дерзостью вонзить меч в императорское тело».

Однако император (не легко верил он подобным вещам) сказал: «Не плетешь ли ты это обвинение из ненависти к господам и своему товарищу-рабу? Раскрой мне всю правду и все, что тебе известно. Если ты будешь уличен во лжи, то не добром {342} обернутся для тебя твои обвинения». Но тот утверждал, что говорит правду, и император поручил евнуху Василию взять у Стратигия клеветнические письма. Стратигий идет вместе с Василием, вводит его в палатку Аарона, когда там все спали, берет походную сумку, полную подобных писаний, и отдает ее Василию. Уже утром император увидел эти писания, понял, что замышляется убийство, и отдал приказ блюстителям порядка в городе отправить мать Аарона в ссылку в Хировакхи, Аарона...[1306]1306
  В F лакуна (10 букв).


[Закрыть], его брата Феодора – в Анхиал. Эти дела задержали императора на пять дней.

2. Император двигался к Фессалонике и, так как отряды собрались отовсюду в одно место, решил построить войско в боевой порядок. Фаланги немедленно выстроились по лохам, впереди которых встали лохаги[1307]1307
  Как справедливо замечает Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 360, n. 1), трудно провести грань между терминами «Алексиады» λοχαγός, συνταγματαρχός, ἀρχηγός.


[Закрыть], арьергард находился позади, масса воинов, сверкая своим оружием, заполняла центр фаланги (они представляли собой страшное зрелище) и, стоя плотно друг к другу, как бы образовывали что-то вроде городской стены. Казалось, будто бронзовые статуи или отлитые из меди воины недвижно стоят на равнине, лишь потрясая своими копьями и горя желанием пронзить ими врагов. Так выстроил император войско, затем привел его в движение и стал показывать воинам, как следует двигаться влево и вправо[1308]1308
  πῶς μὲν ἐπὶ δόρυ, πῶς δὲ ἐπ’ ἀσπίδα досл.: «В сторону копья и в сторону щита». Это выражение в значении «влево и вправо» встречается у Ксенофонта (Liddell, Scott, Lexicon, Ι, p. 622).


[Закрыть]. Алексей выделил из всего войска новобранцев и назначил командирами тех, кого он сам воспитал и обучил военному искусству. Было их всего триста человек – все молодые и рослые, сильные телом, с первым пухом на щеках, все как один искусные стрелки из лука и непревзойденные метатели копий. Сыновья разных народов, они составляли отборный отряд всего ромейского войска и подчинялись стратигу-императору, ибо он был для них одновременно и императором, и стратигом, и учителем. Отобрав из их числа наиболее искусных воинов, Алексей назначил их начальниками отрядов и отправил в узкие долины, через которые должно было пройти варварское войско. Сам же он зазимовал в Фессалонике.

Как я уже говорила, тиран Боэмунд с сильным флотом переправился с одного берега на другой, высадил на наши равнины все франкское войско и в боевом порядке двинулся оттуда к Эпидамну с намерением, если удастся, первым же натиском овладеть городом, а если нет, завоевать город с помощью стенобитных машин и камнеметных орудий. Такова была его цель.

Он стал лагерем напротив восточных ворот, на которых установлена бронзовая конная статуя[1309]1309
  Эту статую путешественники видели в Диррахии еще в XVII в. (см. Jireček, Die Lage und Vergangenheit der Stadt Durazzo..., S. 392).


[Закрыть], осмотрел местность и приступил к осаде. В течение целой зимы он строил планы и {343} выискивал уязвимое место в обороне Диррахия, а с первой улыбкой весны всего себя посвятил осаде. После переправы Боэмунд немедленно предал огню свои грузовые суда, корабли для перевозки лошадей и так называемые «стратиотиды»[1310]1310
  Стратиотиды (στρατιώτιδες) – так Фукидид и Ксенофонт называют корабли для перевозки войск (Liddell, Scott, Lexicon, II, S. v. στρατιωτάριον).


[Закрыть]; сделал он это частично из военной хитрости, дабы его войско не возлагало надежд на море, частично – вынуждаемый ромейским флотом. Прежде всего он расположил вокруг города варварское войско и вступил в перестрелку с врагом; со своей стороны ромейские воины обстреливали варваров то с башен Диррахия, то издали. Затем он стал высылать отряды франкского войска, атаковал и отражал атаки противника. Боэмунд захватил Петрулу[1311]1311
  Петрула была расположена между Диррахием и Эльбасаном (Златарски, История..., II, стр. 245).


[Закрыть], крепость Милос за рекой Деволом и присвоил себе по обычаю войны все города в округе Диррахия. Вот что свершил он своей воинственной десницей.

В то же время он сооружал военные машины, строил черепахи, снабженные башнями или таранами, щиты и навесы; он трудился в течение всей зимы и лета[1312]1312
  Т. е. зимы 1107/08 г. и лета 1108 г. {598}


[Закрыть], своими угрозами и делами устрашая и без того устрашенных людей. Но не смог Боэмунд поколебать мужества ромеев. Кроме того, он встретился с трудностями в снабжении войска провиантом: все, что он захватил в окрестностях Диррахия, было потреблено, а продовольствие, которое по расчетам Боэмунда ему должны были доставить, не давали подвезти отряды ромейского войска, овладевшие долинами, проходами и самим побережьем. Поэтому голод сразу постиг как коней, так и людей, и губил тех и других, ибо у коней не было корма, а у людей – пищи. Кроме того, варварское войско было поражено некоей желудочной болезнью. Казалось, болезнь возникла от вредной пищи (я говорю о просе), но на самом деле послал ее на бесчисленное и неодолимое войско божий гнев, который губил воинов одного за другим.

3. Однако это несчастье казалось пустяком человеку, стремившемуся к тирании и грозившему уничтожить весь мир. Он и в несчастии продолжал строить свои каверзы. Сжавшись в клубок подобно раненому зверю, он, как я говорила, все свое внимание обратил на осаду. Соорудив прежде всего черепаху с тараном[1313]1313
  Об этих машинах см. Атанасов..., Българското военно изкустео..., стр. 78—80.


[Закрыть] – некое неописуемое чудовище, Боэмунд придвинул ее с востока к городу. Черепаха представляла собой страшное зрелище; она была сооружена следующим образом: построили небольшую черепаху в виде параллелограмма, подвели под нее колеса, со всех сторон – сверху и с боков – покрыли сшитыми бычьими шкурами, соорудив, как говорит Гомер[1314]1314
  Ил., VII, 220; XI, 545.


[Закрыть], «семикожную» крышу и стены, а затем внутри укрепили тараны. {344}

Когда машина была готова, Боэмунд приблизил ее к стене с помощью множества воинов, которые шестами толкали ее изнутри и двигали к стенам Диррахия. Когда машина приблизилась и оказалась на нужном расстоянии от стен, из-под нее убрали колеса и со всех сторон укрепили кольями, чтобы крыша не сотрясалась от ударов. Затем несколько наиболее могучих воинов, одновременно с обеих сторон толкая таран, стали с силой бить им в стену. Воины разом и с силой толкали таран, тот устремлялся вперед, бил в стену, отражался от нее, возвращался назад и наносил новый удар. Так повторялось несколько раз, таран двигался туда и назад и, не переставая, долбил стену. По-видимому, древние механики, которые изобрели под Гадирой таран, назвали его по аналогии с баранами, во время драки сталкивающимися лбами[1315]1315
  Таран по-гречески ὁ κριός (т. е. «баран»). Согласно весьма неопределенным свидетельствам Афинея и Витрувия, таран был изобретен во время осады испанского города Гадиры карфагенянами (время неопределенное). См. RE, VII, s. v. Gades, col. 452.


[Закрыть].

Но жители города издевались над варварами с их «козлиным»[1316]1316
  Игра на двузначимости слова τραγικός: «козлиный» и «трагический».


[Закрыть] штурмом, высмеивали толкателей тарана и безрезультатную осаду. Открыв ворота, они приглашали варваров войти в город и издевались над ударами тарана. От ударов тарана, – говорили они, – не получится пробоины размером с ворота. Благодаря мужеству жителей города и храбрости стратига Алексея, племянника самодержца Алексея, попытки врагов оказались тщетными, они сами вышли из боя и во всяком случае на этот раз прекратили осаду. Мужество жителей города, открывших ворота варварам и бесстрашно встретивших их, повергло в страх неприятеля и заставило его отказаться от применения машины. Таким образом, черепаха с тараном бездействовала. Тем не менее сверху на уже бездействовавшую, неподвижную по приведенным выше причинам машину был сброшен огонь, обративший ее в пепел.

Отказавшись от этой затеи, франкское войско прибегло к помощи еще более страшного сооружения; они обратили его против северной стены, находящейся у резиденции дуки, которая называлась преторием. Расположение местности там таково: равнина переходит в холм – не каменистый, а земляной, на котором сооружена городская стена. Напротив этой стены, как я сказала, и начали воины Боэмунда весьма искусно копать ров. Это была некая новая беда, которой грозили городу осаждающие, новое средство осады, хитро придуманное против Диррахия. Копая, они продвигались под землей, как роющие норы кроты. Иногда они защищали головы и плечи от летящих сверху камней и стрел покатыми навесами, иногда подпирали столбами верхний слой земли. Таким образом, копая землю, они продвигались прямо вперед, рыли широкий и глубокий ров, и непрерывно вывозили на повозках выкопанную землю. Когда {345} у варваров получилась длинная траншея, они возликовали, как будто свершили что-то великое.

Но не дремали и осажденные: они стали рыть землю на определенном расстоянии. Выкопав большой ров, они расположились вдоль него, наблюдая за тем местом, где осаждающие должны были прокопать отверстие в наш ров. Они сразу же обнаружили в одном месте врагов, стучавших, рывших и подкапывавших основание стены. Услышав их голоса, они прорыли со своей стороны отверстие и, увидев через образовавшуюся дыру толпу врагов, огнем сожгли им лица. Этот огонь получают таким образом: из сосны или других таких же вечнозеленых деревьев добывают хорошо воспламеняющийся сок. Этот сок растирают с серой и закладывают в камышовые трубки; «трубач» сильным и продолжительным выдохом выталкивает эту массу, которая воспламеняется, коснувшись огня у конца трубки, и как молния падает на лица противников. Этим огнем и воспользовались защитники Диррахия. Оказавшись лицом к лицу с противником, они стали жечь врагам бороды и лица. Можно было видеть, как варвары, подобно рою пчел, выкуриваемых дымом, в беспорядке бросились бежать оттуда, куда они вошли в полном порядке.

Когда и эти их старания оказались тщетными и из их: замысла не вышло ничего путного, варвары придумали третье сооружение – деревянную башню – осадное орудие, которое, как говорит молва, они начали готовить не после неудачи с прежними орудиями, а за целый год до этого. Вот это орудие было настоящим, а все, о которых говорилось ранее, – пустяки.

Однако прежде скажу несколько слов о том, как выглядит город Диррахий. Стена города по высоте несколько уступает башням[1317]1317
  Стена... несколько уступает башням. Так мы переводим τὸ τεΐχος ... ὑποχαλᾶται τοΐς πύργοις. Б. Лейб: «Ses remparts sont coupés de tours».


[Закрыть], которые находятся по всей ее окружности и возвышаются примерно на одиннадцать футов. Башни укреплены зубцами и на них можно подняться по винтовой лестнице. Так выглядит и так укреплен город. Достойна упоминания толщина стены: более четырех всадников плечом к плечу могут безопасно ехать по ней. Я бегло описала городскую стену, чтобы сделать более ясным мой дальнейший рассказ.

Что же касается устройства этой машины, которую варвары Боэмунда соорудили в виде башни-черепахи[1318]1318
  В виде башни черепахи (καθάπερ χελώνης πύργον). Может быть, следует переводить: «в виде панциря черепахи»?


[Закрыть], то его трудно описать; на машину страшно было смотреть, так утверждали видевшие ее, не говоря уже о тех, к кому это ужасное чудовище приближалось. Машина была устроена следующим образом: на четырехугольном основании была построена высокая деревянная башня, на пять-шесть локтей возвышавшаяся над {346} башнями города. С этой деревянной башни можно было опустить висячую лестницу и легко сойти на городскую стену. Варвары полагали, что жители города, постоянно отбрасываемые назад, не вынесут натиска такой силы. Осаждавшие Диррахий, по-видимому, обладали знанием оптики, ибо не без ее помощи измерили они высоту стен. Если они и не знали оптики, то во всяком случае пользовались диоптрами[1319]1319
  Диоптра — угломерный прибор для измерения высоты отдаленных предметов. Еще в античности диоптры широко применялись в военном деле для измерения высоты стен осажденных городов (см. RE, V, s. v. Dioptra).


[Закрыть]. Страшное зрелище представляла собой эта башня, но еще страшней казалась она во время движения. Многочисленные колеса поднимали над землей ее основание. Когда же находившиеся внутри воины двигали ее с помощью ломов, машина производила ужасающее впечатление, ибо источник движения не был виден и казалось, что какой-то огромный гигант движется сам по себе. Со всех сторон – от основания до крыши – машина была закрыта, она была разделена на много ярусов и по всей ее окружности находились двери, из которых падал дождь стрел. Наверху стояли в полном вооружении храбрые и готовые к защите мужи с мечами в руках.

В тот момент, как это страшное чудовище приближалось к стене, воины Алексея – стратига города Диррахия – тоже не теряли времени даром. Пока Боэмунд за стенами города сооружал свою машину – эту не знающую препятствий гелеполу, они в свою очередь в стенах города готовили ей противодействие. Заметив высоту этой самодвижущейся башни и то место, где ее установили после снятия колес, они вбили напротив этого деревянного сооружения четыре огромных бревна, поднимавшихся наподобие подмостков от четырехугольного основания. Затем они соединили настилами стоящие друг против друга бревна и подняли свое сооружение на локоть выше деревянной башни за стеной. Со всех сторон это сооружение осталось открытым (оно не нуждалось в защите) и только сверху было покрыто крышей. Воины Алексея подняли на верхний ярус открытой деревянной башни «жидкий огонь» с намерением метать его в стоявшую напротив них машину. Но ни замысел, ни его исполнение, казалось, не могли привести к полному уничтожению вражеской машины, ведь огонь, сброшенный на нее, лишь коснулся бы поверхности башни. Что же они изобретают? Они наполняют пространство между деревянной и городской башней всевозможным легко воспламеняющимся материалом и обильно поливают его потоками масла. Ко всему этому они поднесли огонь – головни и факелы. Некоторое время огонь лишь теплился, а затем после короткой вспышки разгорелся в большое пламя. Сделали свое дело и брызги «жидкого огня». Огонь охватил это целиком де-{347}ревянное сооружение; раздался треск, и страшно было глядеть на это зрелище. Огромное пламя можно было видеть на тринадцать стадий в окружности. Громкие крики и невероятная сумятица поднялась среди находившихся внутри башни варваров, одни из них, охваченные пламенем, превращались в пепел, другие бросались сверху на землю. Страшный шум и невероятная сумятица начались и среди тех варваров, которые находились вне башни[1320]1320
  Ср. сообщение Альберта Аахенского (Alb. Aq., X, 41). Защитники Диррахия метали в машины Боэмунда горшки, наполненные горючим материалом, огонь от которого нельзя было погасить водой.


[Закрыть].

4. Это я хотела рассказать о громадной деревянной башне и штурме города варварами. Вернемся вновь к императору. С наступлением весны[1321]1321
  1108 г.


[Закрыть] Августа из Фессалоники вернулась в царственный город, а самодержец, продолжая путь, прибыл через Пелагонию в Девол, расположенный у подножия тех труднопроходимых горных проходов, о которых я уже говорила.

Задумав новый план борьбы с варварами, Алексей решил отказаться от открытого сражения. Поэтому, не желая вступать в рукопашный бой, он оставил неприступные долины и непроходимые дороги в качестве нейтральной зоны между обоими войсками и расположил крупные силы под командой преданных ему людей на гребнях холмов. Он разработал новый план действий, согласно которому его люди не должны были иметь возможности легко добираться до Боэмунда и оттуда к ним не могли доставляться письма и передаваться приветы, ведь благодаря этим последним очень часто завязывается дружба. А отсутствие общения, как говорит Стагирит, разрушило много дружеских союзов[1322]1322
  См. Аристотель, Никомахова этика, VIII, 6.


[Закрыть]. Зная Боэмунда как человека, исполненного коварства и энергии, Алексей, хотя и желал, как говорится, сразиться с ним лицом к лицу, тем не менее не переставая измышлял иные способы и средства борьбы.

Мой отец-самодержец не боялся опасностей и много их испытал на своем веку. Однако он во всем руководствовался разумом и, несмотря на свое горячее желание вступить в бой, по названной уже причине стремился одолеть Боэмунда иными средствами. Ведь, как мне кажется, полководец не должен во всех случаях стремиться оружием одержать победу, но иногда, когда время и обстоятельства это позволяют, может для завоевания полной победы прибегнуть к хитрости. Насколько мне известно, полководцы часто обращаются к помощи не только мечей и сражений, но и мирных договоров. Да и вообще бывают случаи, когда врага лучше одолеть коварством. Вот и тогда самодержец, по-видимому, затевал хитрость.

Желая вызвать разногласия между графами и Боэмундом, потрясти или же вовсе разорвать их боевой союз, он, как на сцене, разыгрывает следующее. Алексей призывает к себе се-{348}васта Марина из Неаполя (этот Марин происходил из рода Маистромилиев[1323]1323
  Маистромилии (от magistri militum) – знатный неаполитанский род. О Марине см. Force, Les Conseillers..., рр. 155—156.


[Закрыть]; обманутый лживыми словами и обещаниями, он в то время не слишком твердо придерживался клятвы, которую дал императору, тем не менее самодержец решился открыть ему свой тайный замысел относительно Боэмунда), вместе с ним Рожера (это знатный франк) и Петра Алифу, мужа, знаменитого своим воинским искусством, соблюдавшего непоколебимую верность самодержцу. Призвав их к себе, Алексей попросил у них совета, как лучше всего одолеть Боэмунда, а также спросил их о наиболее преданных Боэмунду людях, которых тот любит и ценит. Узнав о них, Алексей сказал, что нужно всевозможными хитростями привлечь этих людей на свою сторону. «Если нам удастся, мы с их помощью внесем раздор во все кельтское войско», – вот что сообщает император уже упомянутым мужам. У каждого из них он просит по одному человеку из числа наиболее преданных и умеющих держать язык за зубами слуг. Они сказали, что с готовностью отдадут ему своих лучших слуг.

После того как люди явились, Алексей, как на сцене, разыгрывает следующее: он составляет как бы ответные письма к некоторым наиболее близким Боэмунду людям, изображая дело так, будто бы те писали Алексею, домогались его дружбы и открывали ему тайные замыслы тирана. Он посылает им эти письма[1324]1324
  См. Dölger, Regesten..., 1239 (весна 1108 г.).


[Закрыть], будто бы выражая свою благодарность и благосклонно принимая их преданность. Этими людьми были:

Гвидо – родной брат Боэмунда, некий славный муж по имени Коприсиан[1325]1325
  Коприсиан (Κοπρισιάνος). Трудно решить, кого подразумевает Анна под этим именем (Ducange, In Alex., рр. 655—656).


[Закрыть], кроме того, Ричард и Принципат[1326]1326
  Принципат (Πριγκιπάτος). Еще Дюканж высказал мнение, что это то же лицо, что и Ричард Принчита, подписавший Девольский мирный договор (Ал., XIII, 12, стр. 372). Этот Ричард Принчита был сыном брата Роберта Гвискара, Вильгельма, графа Салернского принципата (отсюда и его прозвище. См. Gesta, рр. 13—14, n. 8). Принкипат – по-видимому, латинизированное итальянское Принчита (см. Grégoire, Notes sur Anne Comnène, рр. 314—315). По мнению Дюканжа (Ducange, Ιn AIex., p. 658), Анна из одного Ричарда Принчиты создает двух лиц: Ричарда и Принчиту.


[Закрыть], храбрый муж, занимавший высшие должности в войске Боэмунда, и многие другие. Этим людям направил Алексей фальшивые письма.

Ни от кого, ни от Ричарда, ни от кого другого не получал император никаких писем с изъявлениями верности и преданности. Он сам по собственному почину сочинил все письма. Эта инсценировка имела следующий смысл: если слух о предательстве столь высокопоставленных мужей, которые будто бы отвернулись от Боэмунда и перешли на сторону императора, дойдет до ушей тирана, тот сразу же придет в неистовство, проявит свою варварскую природу, станет с ними дурно обращаться и вынудит их порвать с ним. Таким образом, благодаря ухищрению Алексея они сделают то, что им самим даже не пришло бы в голову: восстанут против Боэмунда. Как я полагаю, стратиг знал, что вражеское племя сильно тогда, когда оно едино и спаяно, но бунтующее и разделенное на враждующие партии, оно становится слабее и представляет {349} собой легкую добычу для противника. Таков был глубокий замысел самодержца, и в этих письмах содержалось затаенное коварство.

Свой замысел Алексей приводит в осуществление следующим образом. Он посылает фальшивые письма, приказав гонцам вручить каждому латинянину предназначенное ему письмо. В этих посланиях он не только выражал благодарность, но и сулил подарки, царские дары и давал многочисленные обещания. Алексей увещевал их и в будущем сохранять и проявлять преданность ему и не иметь от него никаких тайн. Алексей также отправил вслед верного человека с приказом скрытно следовать за гонцами, когда те приблизятся к вражескому лагерю, обогнать их, явиться до них к Боэмунду, выдать себя за перебежчика, сказать, что перешел к Боэмунду, так как ему ненавистна мысль остаться у императора, и постараться снискать дружбу тирана. В знак своей преданности он должен был недвусмысленно уличить тех мужей, которым были направлены письма, и сказать, что де тот-то и тот-то (назвав их по имени) нарушили верность Боэмунду, стали преданными друзьями императора, заботятся о его благе и что следует остерегаться, как бы они внезапно не привели в исполнение злой умысел, который давно питают против Боэмунда. Он должен был также принять меры к тому, чтобы Боэмунд не причинил никакого зла гонцам с письмами. Ведь император заботился, чтобы посланные им люди остались невредимы, а дела Боэмунда пришли в расстройство.

Может быть, Алексей только сказал и ничего не сделал? Нет! Упомянутый нами муж является к Боэмунду, берет с него клятвенное ручательство безопасности гонцов с письмами, говорит все, что ему велел самодержец. На вопрос, где, по его мнению, должны находиться гонцы, он ответил, что они проходят через Петрулу. Боэмунд отправил людей перехватить гонцов, распечатал письма и, не усомнившись в их правдивости, почувствовал головокружение и чуть не упал.

Он распорядился заключить тех людей под стражу, а сам в течение шести дней, не выходя из палатки, мучительно раздумывал, что ему следует делать. Он мысленно перебирал различные варианты. Вызвать коннетаблей и высказать своему брату Гвидо подозрения, имеющиеся на его счет? Вызвать их после дознания или без дознания? И, наконец, кого назначить вместо них коннетаблями? Все они были людьми знатными, Боэмунд понимал, какой ущерб принесет их опала, и поэтому решил дело соответственно обстоятельствам (я думаю также, что он заподозрил скрытый смысл писем): приветливо обо-{350}шелся с ними и смело позволил им сохранить свое прежнее положение[1327]1327
  Рассказ о провокационных письмах, посланных Алексеем, содержится только в «Алексиаде»; однако, по свидетельству ряда западных источников (Ord. Vit., XI, 12; Alb, {599} Aq., X, 44; Fulch., II, 39), в лагере Боэмунда не было согласия и графы переходили на сторону Алексея. Альберт Аахенский и Ордерик Виталий, так же как и Анна, среди изменников упоминают брата Боэмунда, Гвидо, который «был подкуплен деньгами и льстивыми обещаниями императора» (Alb. Aq., X, 44; см. Jenal, Der Kampf um Durazzo..., S. 308, Anm. 2).


[Закрыть].

5. Самодержец, расположив ранее по всем клисурам крупные военные силы во главе с отборными военачальниками, преградил кельтам все пути так называемыми «завалами»[1328]1328
  ... Так называемыми завалами – διὰ τῶν καλουμένων ξυλοκλασιῶν.


[Закрыть]. Михаил Кекавмен стал неусыпно стеречь Авлон, Иерихо и Канину, а Александр Кавасила со смешанным отрядом пехотинцев был послан в Петрулу. Этот последний был человеком необычайной храбрости и немало азиатских турок обратил в бегство. Девру охранял с большим войском Лев Никерит, а Евстафию Камице была поручена защита клисур в окрестностях Арванона.