Текст книги "Алексиада"

Автор книги: Анна Комнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

Ее слова и повеления следует рассматривать как исходящие от моей царственности, они не могут быть отвергнуты, а, напротив, должны иметь законную силу и оставаться незыблемыми на будущее. Ни сейчас, ни в будущем никто не имеет права потребовать отчета и призвать ее к ответу – ни ее помощники, ни сам логофет секретов – вне зависимости от того, покажутся им действия моей матери разумными или неразумными[345]345
  και ουτε ευθύνην ουτε ηντιναοΰν ανάκρισιν υποπτεύσει νΰν η εις το μετέπειτα παρ’ ουτινοσοΰν των απάντων ουτε τις των εξυπηρετουμένων αυτη η αυτος ο κατα την ημέραν λογοθέτης των σεκρέτων, καν ευλογα καν παράλογα τα πραχθησόμενα δόξη.
  Фраза синтаксически запутана. Трудно понять, Анна Далассина не имеет права требовать отчета у помощников или помощники – у Анны Далассины. В первом значении трактуют это предложение Шопен и Лейб, во втором – Доуэс и Успенский. Мы присоединяемся к толкованию Доуэс и Успенского, хотя слова παρ’ ουτινοσοΰν των απάντων в этом случае и остаются непонятными. Такой смысл более соответствует реалиям, ибо трудно себе представить, чтобы император мог гарантировать своим чиновникам непривлечение к ответственности. В отношении же Анны Далассины это вполне естественно.


[Закрыть]. Ибо не подлежит никакому отчету то, что будет сделано на основании настоящего хрисовула»[346]346
  О том, что Анна Далассина использовала права, данные ей сыном, свидетельствует хотя бы изданный ею хрисовул от 15 июня 1087 г. (ММ, V, р. 32 sq.).


[Закрыть].

7. Таково было содержание хрисовула. Разве не удивительно, с каким почтением отнесся к своей матери мой отец, который уступил ей право распоряжаться всеми делами, оставил за собой только титул императора и, как бы выпустив из своих рук бразды правления, лишь бежал рядом с императорской колесницей, управляемой его матерью. Алексей сделал это, несмотря на то, что он уже миновал период юношества и вступил в возраст, когда людям подобного нрава более всего свойственно властолюбие. Он взял на себя войны и сражения против варваров, а матери доверил распоряжение всеми делами, гражданскую власть, заботы о сборе податей и о государственных расходах.

Может быть, найдется человек, который станет порицать это распоряжение моего отца, доверившего женщине управление государством[347]347
  По сообщению Зонары (Zon., XVIII, 24), многие люди были недовольны правлением Анны Далассины и приписывали ей несчастья, обрушившиеся на подданных.


[Закрыть]; если бы он, однако, знал образ мыслей этой женщины, ее добродетель, ум и энергию, то отказался бы от порицаний и вместо того стал выражать восхищение. Ведь моя бабушка была настолько искусна в своих действиях, с такой ловкостью упорядочивала и устраивала государственные {128} дела, что могла бы управлять не только Ромейской державой, но и всеми другими царствами подлунного мира. Она обладала большим опытом; познав природу многих вещей, видела истоки и результаты, как начинается и во что выливается всякое событие, понимала причину гибели и расцвета. Она умела быстро принимать нужное решение и уверенно достигать цели. Будучи такой умной женщиной, она обладала красноречием, вполне соответствующим ее уму. Она владела даром слова, но была немногословна, не растягивала свои речи, в то же время вдохновение не покидало ее слишком скоро. Она вовремя умела начать речь и весьма своевременно ее кончить. Она заняла императорский трон уже в пожилом возрасте, когда обостряется мысль человека, достигает расцвета его ум и вместе с тем возрастает опыт, – а именно это и обеспечивает успех правлению. Люди такого возраста обычно, как говорится в трагедии[348]348
  Эсхил, Евмениды, 848—849.


[Закрыть], не только способны говорить умнее молодых, но и действовать с гораздо большим успехом. И в прежнее время, будучи еще молодой женщиной, она являла собой поистине чудо, ибо в юные годы обладала умом седовласого старца. Люди, имеющие глаза, чтобы видеть, по самому ее облику могли догадаться о присущих ей добродетели и чувстве собственного достоинства[349]349
  Ср. восторженную характеристику, которую дает Анне Далассине Феофилакт Болгарский (Gautier, Le discours..., pp. 118—119).


[Закрыть].

Как я говорила, мой отец, придя к власти, взял на себя труды и тяготы войны, так что матери оставалось лишь наблюдать за битвами со стороны; ее он сделал госпожой, а сам как раб повторял и исполнял отданные ею приказания. Император чрезвычайно любил свою мать и ни в чем не отступал от ее воли (вот каким любящим сыном был Алексей!). Свою десницу сделал он слугой желаний матери, подчинил слух ее голосу и принимал или отвергал все то, что принимала или отвергала его мать. Положение было таково, что он обладал только внешними признаками власти, она – самой властью. Она издавала законы, распоряжалась и управляла всем, а он лишь утверждал ее письменные и устные распоряжения, первые – рукой, вторые – голосом; он был для нее, как говорится, инструментом власти, а не самим властителем. Он был доволен всем, что она решала и определяла, не только потому, что подчинялся ей как матери, но и потому, что считался с ней как со знатоком искусства властвовать. Ведь Алексей был убежден, что она во всех областях достигла совершенства и намного превосходит людей своего времени умом и умением вести дела.

8. Таким был пролог царствования Алексея, ведь в это время его едва ли можно было с полным правом назвать само-{129}держцем, ибо самодержавная власть им самим была отдана матери. Пусть кто-нибудь другой, следуя правилам энкомия[350]350
  Античным термином «энкомий» Анна называет распространенный в Византии жанр похвальных речей в честь определенного лица, чаще всего императора. Противопоставление задач исторического сочинения и энкомия неоднократно встречается в «Алексиаде»; в какой-то мере это – «общее место», заимствованное писательницей у античных историографов (см. Avenarius, Lukian’s Schrift zur Geschichtsschreibung..., Ss. 13– 16).
  Отказываясь на словах писать энкомий, Анна, особенно в характеристике Алексея, часто использует типичные приемы похвальных речей. В то же время настойчивое противопоставление Анной истории энкомию заслуживает внимания и, может быть, имеет полемическое значение. Так, один из предшественников писательницы, Михаил Атталиат, чье сочинение было безусловно знакомо Анне, вводит в свою историю большое похвальное слово Никифору Вотаниату и сам дважды называет его энкомием (Attal., pp. 277, 281). Ср. Предисл., стр. 31.


[Закрыть], воздаст хвалу отечеству этой удивительной матери и ее роду, который она вела от знаменитых Адриана Далассина и Харона[351]351
  См. прим. 304. Анна Далассина была дочерью Алексея Харона, императорского чиновника в Италии (Nic. Br., I, 2), по материнской линии она принадлежала к семье Далассиных {483} (о Далассиных см. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 36 и сл.).


[Закрыть], и пусть он направит ладью своего повествования по морю достоинств ее предков. Мне же, пишущей историю, следует характеризовать ее не по роду и крови, а по нраву, добродетели и тем качествам, которые должны интересовать историка. Вновь возвращаясь к матери Комниных, следует сказать, что ее достоинства могли сделать честь не только женщинам, но и мужчинам, и сама она была украшением человеческой природы. Она изменила к лучшему и привела в похвальный порядок женскую половину дворца, которая с момента пришествия к власти известного Мономаха[352]352
  Имеется в виду Константин IX Мономах (1042—1055), о котором немало пикантных историй рассказывает М. Пселл (см. Psellos, Chronogr., Ι, pp. 141—145; II, рр. 41—48).


[Закрыть] и до самого воцарения моего отца пребывала в разврате и предавалась распутству. Можно было видеть, как во дворце тогда установился похвальный распорядок, ибо императрица отвела определенное время для исполнения божественных гимнов, для трапезы и для приема чиновников[353]353
  В тексте αρχαιρεσία (т. е. выборы должностных лиц). Но, как известно, в Византии чиновников не избирали, а назначали. Мы исходим из предположения, что Анна использует это слово в значении «собрание»; ср. αρχαιρεσία ═ comitia (Liddell, Scott, Lexicon, s. v. αρχαιρεσία), имея под этим в виду ежедневные собрания, т. е. приемы чиновников в императорском дворце (см. о них Беляев, Byzantina, II, стр. 1—35).


[Закрыть] и сама служила всем примером в соблюдении этого распорядка; дворец в это время, казалось, скорее походил на святой монастырь.

Такой была эта необыкновенная и поистине святая женщина. Как солнце превосходит звезды, так и она своим целомудрием превосходила издавна прославленных и воспетых женщин древности. А какими словами описать ее жалость к беднякам и щедрость к нуждающимся? Ее дом был пристанищем для всех бедных родственников, для всех чужестранцев. Священников и монахов она особенно почитала, приглашала их к себе обедать и никогда не садилась за стол без монахов. Ее наружность, зеркало ее души, говорила о почтении к ангелам и страшила самих демонов; люди неразумные и падкие до наслаждений не смели даже взглянуть на нее, а целомудренным она казалась ласковой и приветливой. Она знала меру сдержанности, серьезности, так что ее сдержанность не переходила в дикую свирепость, а мягкость – в распущенность и невоздержанность; скромность была свойственна ей как раз в той степени, в какой человеколюбие соединяется с величием души. Она была склонна к размышлениям и постоянно обдумывала новые замыслы – не губительные, как шептались некоторые, для общего блага, а, напротив, спасительные, которые должны были в прежней целостности возродить идущее к гибели государство и, насколько можно, восстановить пришедшее в упадок благосостояние. Занимаясь управлением государством, она нимало не пренебрегала монашескими заня-{130}тиями и большую часть ночи пела священные гимны, истощая себя бодрствованием и усердной молитвой. Утром же, иногда со вторыми петухами, она приступала к управлению государством, занималась приемом государственных чиновников, разбирала просьбы обращавшихся за помощью; секретарем у нее был Григорий Генесий. Если какой-нибудь оратор пожелал бы сочинить на эту тему энкомий, каких бы только древних знаменитых и славных своей добродетелью людей обоего пола не оттеснил бы он на второе место, для того чтобы, как это принято у составителей энкомиев, эпихейремами, энтимемами, сравнениями с другими людьми превознести до небес ту, которую хвалит[354]354
  Эпихейремами, энтимемами, сравнениями с другими людьми превознести до небес ту, которую хвалит (τοις επιχειρήμασι και τοΐς ενθυμήμασι και τοΐς προς αλλους συγκρίσεσιν εξογκων εις μέγα την επαινουμένην). Все переводчики Анны толкуют этот текст иначе: «... превознести до небес ту, которую он хвалит за ее дела, мысли и поведение в сравнении с поведением других». Нам, однако, представляется безусловным, что здесь, как и в других местах своего сочинения, Анна употребляет επιχείρημα и ενθύμημα как terminus technicus. Ср., например, Ал., I, 8, стр. 71 и прим. 98.


[Закрыть]. Однако рамки исторического сочинения не дают такой возможности его автору, поэтому, если я, ведя речь об этой императрице, о великом говорю не так, как оно того заслуживает, пусть не скажет слова осуждения никто из тех, кто знает ее добродетель, величие во всем и остроту ума. Мне же следует вернуться в своем повествовании назад, ибо, говоря об императрице, я немного отклонилась от темы.

Итак, управляя, как я уже говорила, империей, она не посвящала весь свой день мирским заботам, но исполняла положенные уставом службы в святом храме мученицы Феклы[355]355
  Церковь св. Феклы во Влахернском дворце (см. Janin, La géographie..., рр. 148—147).


[Закрыть], храме, который построил ее деверь самодержец Исаак Комнин по следующей причине.

Когда вожди даков[356]356
  Т. е. венгров (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 116).


[Закрыть], не желая соблюдать мир, в давние времена заключенный с ромеями, вероломно нарушили его и это стало известно савроматам[357]357
  Савроматы – в данном случае печенеги (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 270).


[Закрыть] (древние их называли мизийцами), последние также не пожелали спокойно оставаться в своих пределах (прежде они жили на землях, которые отделяет от Ромейской державы река Истр). И вот савроматы внезапно снялись со своих мест и переселились на нашу землю. Причиной их переселения была непримиримая вражда гетов[358]358
  Геты – в данном случае узы (торки). См. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 111.


[Закрыть], которые граничили с ними и совершали на них разбойничьи набеги. Вот почему они, дождавшись времени, когда Истр покрылся льдом[359]359
  Следующий эпизод, по-видимому, представляет собой контаминацию двух событий. Переход по льду Дуная печенеги совершили в конце 40-х годов XI в. Это была первая волна печенежского наступления на Византию, когда северные соседи империи под командованием Тираха впервые перешли ее границы. Об этом наступлении печенегов рассказывается в сочинениях Пселла (Psellos, Chronogr., II, рр. 124—125), Скилицы (Skyl., p. 545) и Иоанна Мавропода (Iohannis Euchaitorum..., № 182). Вторжение печенегов Тираха обычно датируется 1048 г. (см. Дуйчев, Проучвания..., стр. 35—39). Лишь в недавно появившейся статье А. Каждана («Иоанн Мавропод...», стр. 177 и сл.) поход Тираха датируется 1046—1047 гг. Поход же Исаака Комнина на печенегов состоялся в 1059 г. О нем повествуют Михаил Атталиат (Attal., рр. 66– 68), Продолжатель Скилицы (Skyl., р. 645) и Зонара (Zon., {484} XVIII, 6). Можно проследить, какими источниками пользовалась Анна и что приводит писательницу к ошибке. Начиная со слов «прежде они жили» (νεμόμενοι πρότερον) и кончая «стали безжалостно грабить города и земли» (δεινως ελήζοντο τας παρακειμένος πόλεις και χώρας) текст Анны представляет собой почти дословное переложение фразы Пселла (Psellos, Chronogr., II, рр. 124—125). После этого Пселл пускается в длительные рассуждения о вероломстве «скифов» и уже затем обращается к повествованию о походе Исаака и при этом бегло упоминает о буре, постигшей войско возвращающегося императора (Psellos, Chronogr., II, р. 127). Михаил Пселл, современник упомянутых событий, конечно, не мог объединить в один эпизоды разных лет. Рассказ о вторжений печенегов Тираха для Пселла – далекая предыстория похода Исаака Комнина. Однако вольная композиция рассказа Пселла и отсутствие точных хронологических указаний порождают определенную нечеткость повествования, способную ввести в заблуждение читателя, незнакомого с хронологией событий. Следуя неверно понятому ею Пселлу, Анна заимствует у него эпизод с переходом по льду печенегов Тираха, но, говоря о походе Исаака, отходит от текста «Хронографии», ибо этот эпизод Пселл описывает неподробно. Повествование о походе Исаака у Анны является переложением рассказа об этом событии Продолжателя Скилицы. Рассказ же Продолжателя Скилицы восходит в свою очередь к сообщениям Михаила Атталиата (подробную аргументацию см. Любарский, Об источниках..., стр. 107—109).


[Закрыть], как по суше перешли по нему через реку всем народом, перебрались на нашу сторону, всей своей тяжестью навалились на наши пределы и стали безжалостно грабить соседние города и земли. Услышав об этом, император Исаак решил занять Триадицу[360]360
  Триадица (др. Средец) – средневековое название современной Софии.


[Закрыть]; так как он к этому времени успел сорвать направленные против него планы восточных варваров[361]361
  Т. е. сельджуков.


[Закрыть], то и это дело ему удалось совершить без особого труда. Исаак собрал все свое войско и отправился по дороге на Триадицу с целью изгнать савроматов из ромейских пределов. Он выстроил боевые порядки и во главе всего войска выступил против варваров. Когда последние увидели его, в их {131} лагере начались раздоры. Исаак же, не слишком доверяя противнику, во главе сильной фаланги набросился на самую сильную и стойкую часть войска варваров, которые пришли в ужас от вида приближающегося императора и его войска. Варвары не осмелились даже взглянуть на этого громовержца, а, увидев сомкнутый строй его войска, рассеялись в разные стороны. Отступив немного, они предложили ему сразиться на третий день, но в назначенное время снялись с лагеря и обратились в бегство. Исаак, прибыв на место их лагеря, разрушил палатки, забрал обнаруженную там добычу и победителем отправился в обратный путь.

У подножия Ловеча его застиг проливной дождь и необычный для этого времени года снегопад. Это было двадцать четвертого сентября, в день, когда поминается великомученица Фекла. Реки разлились и вышли из берегов, а равнина, на которой стояли палатки императора и всего войска, превратилась в море. Все необходимые запасы были унесены потоками воды и утонули, а люди и скот коченели от холода. Небо, издавая громы, ревело, беспрерывно сверкали молнии, как бы угрожая воспламенить всю небесную сферу. Император видел все это и находился в безвыходном положении. Когда буря немного утихла и Исаак уже лишился многих своих воинов, унесенных бешеными потоками, он вместе с военачальниками покинул это место и, отойдя немного, остановился под дубом. Вдруг он услышал сильный крик и стон, как бы исходящий от этого дерева. Исаак боялся, как бы дерево не обрушилось от резкого порыва ветра. Он отошел подальше, чтобы падающее дерево его не задело, и остановился в оцепенении. Дерево же тотчас, как по сигналу, было вырвано с корнем и рухнуло на землю. Император стоял как вкопанный, изумленный божественной заботой о нем. Затем до него дошли слухи о восстании на Востоке, и он вернулся во дворец. Тогда-то и воздвиг он в честь великомученицы Феклы великолепный храм, роскошно, с немалыми затратами отделанный и украшенный различными произведениями искусства. В награду за спасение он принес туда подобающие христианам дары[362]362
  ...σωστρά τε θύσας εν αυτω χριστιανοϊς προσήκοντα. Выражение σωστρα θύειν – «приносить благодарственную жертву за спасение», обычное у античных авторов, звучит странно в устах христианской писательницы. Оно еще дважды встречается у Анны. Видимо, у Анны оно имеет стертый смысл: «возблагодарив бога за спасение». Именно так мы и переводим это выражение в остальных случаях.


[Закрыть] и постоянно пел там божественные гимны. Вот каким образом был сооружен упомянутый храм великомученицы Феклы, в котором, как я уже говорила, постоянно молилась императрица – мать самодержца Алексея.

И я в течение долгого времени имела возможность видеть эту женщину и восхищаться ею. А то, что рассказанное мною не хвастливая ложь, знают и, если пожелают, подтвердят все те, кто стремится вскрывать истину без всякого пристрастия. {132} Если бы моей целью было писать энкомий, а не историю, то, как уже мною говорилось раньше, я бы включила в повествование немало рассказов о матери Комниных. Ныне, однако, следует вернуться к моей основной теме.

9. Император Алексей видел, что империя находится в состоянии агонии: восточные земли подвергались опустошающим набегам турок. Не лучше обстояли дела и на Западе, где Роберт не останавливался ни перед чем, чтобы водворить в императорский дворец явившегося к нему Лжемихаила (это последнее кажется мне скорее предлогом: на самом же деле Роберту не давало покоя сжигавшее его властолюбие). Найдя Михаила, Роберт «под предлогом Патрокла» раздул в большой пожар тлевшую до тех пор искру властолюбия и стал усиленно вооружаться для войны против Ромейской державы. Он оснащал дромоны и диеры, доставал в приморских областях триеры, сермоны[363]363
  Дромона — большой военный корабль, на борту которого находилось более двухсот гребцов и несколько десятков воинов. Триера (корабль с тремя рядами гребцов) и диера (корабль с двумя рядами гребцов) – термины античные, и трудно сказать, какой именно тип корабля подразумевала Анна. Название «сермона» встречается в одном документе 1079 г. (ММ, VI, р. 20). По предположению, высказанному Б. Лейбом (Leib, Alexiade, Ι, p. 175), это – арабское слово, означающее длинное {485} беспалубное судно. О типах военных кораблей в Византии см.: Serre, Les marines de guerre...; Neumann, Die byzantunische Marine; Alexandris, La puissance maritime... (нам недоступна) и Bibicou, Problèmes de la marine byzantine.


[Закрыть] и другие многочисленные грузовые суда, а также собирал на материке большие силы для предстоящей войны. Вот почему находился в затруднении благородный юноша Алексей. Не зная, против кого сначала обратить свое оружие, он огорчался и досадовал, в то время как враги, один опережая другого, стремились навязать ему войну.

У Ромейской империи не было тогда достаточно войска (всего имелось не более трехсот воинов[364]364
  По-видимому, Анна называет цифру воинов, находившихся в то время в столице (см. Chalandon, Essai..., р. 65, n. 10).


[Закрыть], да и те – слабосильные и совершенно неопытные в бою хоматинцы и немногочисленные варвары-чужеземцы, носящие обычно мечи на правом плече[365]365
  Имеются в виду варяги.


[Закрыть]), а чтобы вызвать союзников из других стран, в императорской казне не было денег. Очень уж неумело распоряжались военными делами императоры – предшественники Алексея, которые довели до весьма плачевного состояния Ромейское государство. Как я слышала от воинов и некоторых пожилых людей, ни одно государство испокон веков не оказывалось в столь бедственном положении. Трудным было положение самодержца, терзаемого многочисленными заботами. Тем не менее он – благородный, бесстрашный, имеющий большой военный опыт – хотел вывести из бури к безопасному берегу государственный корабль и был уверен, что восставшие против него враги, как разбивающиеся о скалы волны, с божьей помощью обратятся в пену.

И вот Алексей решил немедля вызвать к себе всех восточных топархов[366]366
  Топарх — наместник небольшой области.


[Закрыть], которые командовали крепостями и городами и мужественно сопротивлялись туркам. Он сразу же набросал письма ко всем им: Даватину[367]367
  См. о нем Ал., X, 2, стр. 267; XII, 7, стр. 334.


[Закрыть], в то время топотириту[368]368
  Tonomupum — обычно командующий крепостью или клисурой (Schlumberger, Sigilligraphie..., р. 370). Из «Алексиады» не следует, что Анна делает какое-нибудь различие между топотиритом (военным командиром) и топархом (наместником).


[Закрыть]Ираклии Понтийской и Пафлагонии, Вурцу[369]369
  Известен некий Михаил Вурц, полководец Никифора Фоки, который захватил в 969 г. г. Антиохию и в дальнейшем был назначен дукой этого города (Skyl., pp. 366, 423). Имя это встречается также в надписи из Оркиста (см. «Monumenta Asiae Minoris», VII, № 310). В дальнейшем Анна говорит об «издавна знаменитых городках Вурца» возле Дорилея. По-видимому, владения семьи Вурцев находились между Дорилеем и Оркистом (см. Buckler, Two gateway inscriptions, pp. 647—648).


[Закрыть] – топарху Каппадокии и Хомы – и остальным вождям. Алексей сообщает им, {133} каким образом удалось ему с помощью божественного провидения неожиданно избегнуть грозящей опасности и получить самодержавную власть. Он приказывает им проявить нужную заботу о подвластных землях, укрепить их, оставить там необходимое число воинов, а с остальными явиться в Константинополь и привести с собой также как можно более многочисленное свежее и здоровое пополнение из новобранцев. Алексей решил принять против Роберта все возможные меры предосторожности и пресечь попытки правителей и графов перейти на сторону последнего.

В это время к Алексею вернулся посол, которого он еще до захвата Константинополя отправил к Мономахату[370]370
  См. Ал., 1, 16, стр. 89.


[Закрыть]. Алексей просил у Мономахата помощи и денег. Посол, однако, доставил только письма, где, как я уже рассказывала, Мономахат излагал мотивы, по которым он якобы не может помочь Алексею, пока власть находится еще в руках Вотаниата. Прочитав письмо, Алексей пришел в совершенное отчаяние: он опасался, что Мономахат, узнав о низвержении Вотаниата, перекинется к Роберту. И вот он призвал свояка – Георгия Палеолога и отправил его в Диррахий (это город в Иллирике), поручив ему любыми средствами заставить Мономахата без боя уйти из города – ведь у Алексея не хватало войска, чтобы изгнать его оттуда силой. Затем Алексей приказал Георгию всемерно противодействовать замыслам Роберта. К тому же он ввел новшество в устройство предстенных укреплений, велев оставить большую часть бревен незакрепленными, чтобы латиняне, если бы им удалось подняться по лестницам, вступив на доски, опрокинули их и упали вместе с ними на землю[371]371
  Ср. Ал., XIII, 10, стр. 362.


[Закрыть]. Он в своих письмах также рекомендовал правителям прибрежных городов и самим жителям островов не падать духом и не пребывать в беспечности, но находиться настороже, быть бдительными, принимать меры предосторожности и следить, чтобы Роберт неожиданно не захватил все прибрежные города и острова, тем самым доставив хлопоты Ромейской империи.

10. Такие распоряжения отдал император относительно Иллирика, чем, казалось, хорошо укрепил земли, лежащие на пути Роберта. Не оставил Алексей без внимания и те области, которые находились в тылу Роберта. Он отправил письма[372]372
  См. Dölger, Regesten..., 1067 (1081 г. ок. июня).


[Закрыть], во-первых, герцогу Лонгивардии Герману[373]373
  Герман – неродной сын старшего брата Роберта Гвискара, Унфреда. Во владении Германа находились Канны, он издавна враждовал с Робертом (см. Chalandon, Histoire de lα domination..., Ι, pp. 223—224). Письмо Алексея возымело свое действие. В то время как Роберт воевал в Византии, Герман поднял восстание. Вернувшись в Италию, Роберт в мае 1083 г. захватил и разрушил Канны (Guil. Ар., IV, 528—529). После смерти Роберта в 1085 г. Герман примирился с его наследниками и участвовал даже в составе войска Боэмунда в Первом крестовом походе (см. Mathieu, Guillaume de Pouille, pp. 325—326).


[Закрыть], затем Римскому папе, а также капуанскому архиепископу Эрве[374]374
  Φ. Шаландон (Chalandon, Essai..., p. 64), а вслед за ним и Б. Лейб (Leib, Alexiade, Ι, p. 133), ссылаясь на письмо Григория VII к Эрве (Jaffe, Regesta..., 5234), утверждают, что послание Алексея к капуанскому епископу не имело успеха. Следует, однако, помнить, что письмо Григория VII точно не датируется и его данные в таком случае не могут служить надежным доказательством. Когда в 1082 г, Генрих IV по {486} наущению Алексея Комнина вторгся в Италию, Капуя без сопротивления покорилась германскому императору. Летом 1083 г. Роберт осадил и взял Капую, предав город огню и мечу (см. Guil. Ар., V, 106—120; Malat., III, 35; Rom. Salern., s. а. 1083).


[Закрыть], князьям и всем знатным людям кельтских стран. Скромными подарками пытался Алексей расположить их к себе, а обещаниями богатых даров и титулов заставить выступить против Роберта. Некоторые из них тогда же отказались от дружбы с Робертом, {134} другие обещали сделать это, если получат большее вознаграждение.

Алексей понимал, что самый могущественный из них германский король, который может сделать с Робертом все, что захочет. Поэтому Алексей неоднократно направлял ему письма[375]375
  См. Dölger, Regesten..., 1068 (примерно июнь 1081 г.)


[Закрыть], склоняя короля на свою сторону приветливыми словами и всевозможными посулами. Когда же он узнал, что король согласился с ним и обещал исполнить его просьбу, Алексей направил ему с Хиросфактом[376]376
  Сохранилась печать Хиросфакта – претора Пелопоннеса и Эллады (Schlumberger, Sigillographie..., р. 188). Согласно Никифору Вриеннию (Nic. Br., IV, 2), Хиросфакт был послом императора Вотаниата к мятежнику Никифору Вриеннию Старшему. Хиросфакт упоминается также в житиях св. Мелетия и св. Кирила Филиста (см. Mordtmann, Plombs byzantins..., р. 48; Leib, Alexiade, Ι, p. 175).
  Имя Хорисфакт дважды встречается в переписке Михаила Пселла (Psellos, Scripta minora, II, pp. 173, 293).


[Закрыть] еще одно письмо, где говорилось следующее: «Благороднейший и поистине христианский брат мой! Моя царственность молится за благоденствие и все большее преуспеяние твоего могущественного владычества. Да и как может наше благочестивое владычество, зная о твоем благочестии, не молить бога о ниспослании тебе еще большего блага и процветания? Твоя братская склонность и расположение к нашей царственности, а также тяжкий труд, который ты согласился взять на себя для борьбы с этим негодяем[377]377
  Т. е. Робертом Гвискаром.


[Закрыть], чтобы достойно покарать убийцу, преступника, врага бога и христиан за его злые козни, свидетельствуют о великой доброте твоей души и служат прекрасным доказательством твоего благочестия. Что же касается нашей царственности, то в основном дела идут хорошо, однако нас немало[378]378
  Следуем чтению А. Райффершайда – ουκ εν ελαχίστοις вм. εν ελαχίστοις, принятому Б. Лейбом. Вряд ли столь выразительные глаголы, как αστατεΐ и ταρα′ττεται (в нашем переводе «тревожат и волнуют»), вяжутся с обстоятельством εν ελαχίστοις («в самой незначительной степени»).


[Закрыть] тревожат и волнуют действия Роберта. Но если верить в бога и его справедливый суд, гибель этого нечестивца близка. Ведь бог не может допустить, чтобы плеть грешников столь долго поражала его царство. Те дары, которые наше высочество решило отправить твоему могущественному владычеству, а именно 144 тысячи номисм и 100 влаттий[379]379
  Слово βλαττίον («влаттий») в большинстве византийских источников означает шелковую ткань (о различных значениях этого слова и его употреблении см. Guilland, Sur quelques termes..., pp. 333—338. Ср. Каждан, Деревня и город..., стр. 228 и сл.). Влаттии играли определенную роль в византийской дипломатии: императоры нередко преподносили их в дар правителям других стран.


[Закрыть], ныне согласно воле твоего верного и благородного графа Бурхарда[380]380
  О различных попытках идентификации этого Бурхарда (Βουλχάρδος) см. Chalandon, Essai..., р. 69, n. 2.


[Закрыть], отправлены тебе с протопроедром и катепаном титулов[381]381
  Титул протопроедра впервые начинает упоминаться в византийской литературе в 60-х годах XI в. На иерархической лестнице он находился между проедром и куропалатом (см. Diehl, De la signification du titre «proèdre», p. 114). Катепан титулов (κατεπάνος των αξιομάτων) – один из высших придворных титулов (см. Dölger, рец. на: «Buckler, Anna Comnena», S. 300). По мнению Ф. Дэльгера, под αξιώματα подразумеваются титулы, пожалованные иностранцам; таким образом, катепан титулов – чиновник, ведавший пожалованием титулов иностранцам.


[Закрыть] Константином. Упомянутая сумма посланных тебе денег состоит из обработанного серебра и романатов старого качества[382]382
  Со второй четверти XI в. в Византии процент содержания золота в монетах падает. При Алексее золота в монетах было в три раза меньше, чем при Василии II (см. Grierson, Coinage and money..., pp. 417—418). Вот почему Алексей обещает {487} прислать романаты, т. е. монеты Романа III (не Романа IV!). См. Dölger, Finanzgeschichtliches..., S. 13, Anm. 3).


[Закрыть]. Когда же твое великородство даст клятву, тебе будут высланы вместе с верным слугой твоего владычества Абелярдом[383]383
  Абелярд (у Анны Βαγελάρδος ) – сын Унфреда, брата Роберта Гвискара, сводный брат уже упоминавшегося Анной Германа (см. прим. 373). Абелярд долгое время враждовал с Робертом (см. Chalandon, Histoire de la domination..., p. 223 sq.). Уже после того как к власти пришел Алексей I Комнин, Абелярд бежал от Роберта в Константинополь, где и умер (см. Guil. Ар., III, 650 sq.). Согласно свидетельству Лупа Протоспафария (Lup. Protosp., s. а. 1082), Абелярд прибыл в Византию между сентябрем 1081 и маем 1082 г.


[Закрыть] и оставшиеся 216 тысяч номисм, а также рóга за дарованные двадцать титулов[384]384
  Рóга (т. е. жалование) в Византии нередко выплачивалась носителям определенных титулов. В другом месте (VI, 5, стр. 184). Анна рассказывает об аналогичном случае, когда дожу Венеции предоставляется титул протосеваста с рóгой (μετα της ρόγας). Так как Анна специально оговаривает жалование дожа, можно предполагать, что титулы в Византии того времени давались и с рóгой и без нее (см. Bibicou, Michel VII Doukas..., р. 68 sq.).


[Закрыть], это будет сделано тогда, когда ты вступишь в Лонгивардию. О том, как следует принести клятвы, твоему великородству сообщалось и раньше, а еще подробнее передаст тебе об этом протопроедр и катепан Константин, получивший от нашего владычества инструкции относительно каждого пункта, на исполнении которых я настаиваю и которые должны быть подкреплены твоей клятвой. Ведь во время переговоров моей царственности с послами, назначенными твоим великородством, были упомянуты некоторые весьма важные пункты, относи-{135}тельно которых люди твоего великородства сказали, что они не имеют никаких предписаний. Поэтому-то моя царственность и отложила тогда принесение клятвы. Итак, пусть твое великородство, как в этом меня торжественно заверил твой верный Альберт, принесет клятву, о которой наше владычество просит как о необходимом дополнении.

Причина же задержки твоего верного и благородного графа Бурхарда заключается в том, что моей царственности было угодно показать ему моего дорогого племянника – сына моего любимого брата, счастливейшего из людей – севастократора[385]385
  Речь идет об Иоанне Комнине, будущем дуке Диррахия, сыне старшего брата Алексея, Исаака.


[Закрыть]. Я хотел это сделать, для того чтобы, вернувшись, Бурхард рассказал тебе о необыкновенном уме этого мальчика, проявившемся еще в нежном возрасте. Хотя моя царственность считает второстепенным в человеке внешнюю красоту и физические качества, тем не менее нельзя не признать, что и в этом отношении мальчик обладает выдающимися достоинствами. Твой посол расскажет тебе о том, как во время своего пребывания в столице он видел этого ребенка и, как подобает, беседовал с ним. Так как бог еще не послал моей царственности родного сына, его место занимает этот милый моему сердцу племянник. С божьего благоволенья ничто не препятствует тому, чтобы мы были связаны родственными узами, по-христиански любили друг друга и были близки как родственники. Ведь от этого увеличится наша мощь, и с божьей помощью мы станем непобедимы и будем грозой для неприятеля.

В знак дружбы я отправляю ныне твоему великородству украшенный жемчугами золотой крестик, позолоченную шкатулку с останками святых (имя каждого из них можно узнать из приложенной записки), сардониковую чашу, хрустальный кубок, украшенный золотом астропелек[386]386
  Астропелек – αστροπέλεκυς. Переводчики и комментаторы Анны по-разному объясняют значение слова. В словаре Деметраки (Δημητράκου, Μέγα λέξικον..., I, s. v. αστροπέλεκις) о нем сказано: «Византийское украшение, может быть пряжка, названная так по своему виду».


[Закрыть] и опобальзам[387]387
  Опобальзам — целебный сок бальзамового дерева.


[Закрыть]. Пусть продлит бог твою жизнь, расширит пределы твоей власти, обречет на бесчестие и гибель твоих врагов. Да будет мир твоему владычеству, и солнце спокойствия пусть озаряет подвластные тебе земли, и да будут истреблены все твои враги, и да дарует тебе необоримую силу рука всевышнего, ибо ты возлюбил истинное его имя и поднял руку на его врагов»[388]388
  Цитированный Анной документ упоминается также некоторыми западными источниками (см. Dölger, Regesten..., 1077). Большинство исследователей (Heinemann, Geschichte..., Ss. 396—398; Meyer von Knonau, Jahrbücher..., III, Ss. 448—449; Ohnsorge, Das Zweikaiserproblem..., S. 82) относят это письмо к 1081 г. Φ. Дэльгер (Dölger, Regesten..., 1077) обращает внимание на то, что Алексей в письме извиняется за задержку посла Генриха IV Бурхарда. Бурхард, рассуждает Ф. Дэльгер, прибыл в Константинополь уже после вторжения Роберта Гвискара (июнь 1081 г.) и, следовательно, должен был задержаться в столице по крайней мере до 1082 г. На этом основании исследователь и датирует письмо 1082 г. Довод немецкого ученого недостаточно убедителен, ибо неизвестно, на какой срок посол Генриха был задержан в Византии. Надо, однако, иметь в виду, что письмо не могло быть послано ранее сентября 1081 г., так как Абелярда, упомянутого Алексеем, до этого времени не было в Константинополе (см. прим. 383). {488}
  Еще в 1063 г. Константин X Дука обращался к Генриху IV с предложением организовать совместную экспедицию против норманнов, однако этот проект не был осуществлен. К предложению Византии в 1081 г. германский император отнесся более доброжелательно. Заключив союз с Алексеем, Генрих IV в 1082 г. предпринял поход против норманнов, который, однако, не дал желаемых результатов (см. Ал., V, 3, стр. 160). В это время Генрих IV был в весьма враждебных отношениях с папой, по-прежнему отказывавшимся признать его императором (см. прим. 151). Так как папа сблизился с Робертом, борьба с норманнами, по расчетам Генриха, должна была ослабить могущество его старого врага – папы (см. Ohnsorge, Das Zweikaiserproblem..., S. 80 ff.).


[Закрыть].

11. Приняв такие меры относительно западных областей, Алексей обратился к не терпящим отлагательства делам и стал готовиться встретить грозящую опасность. Все еще находясь в царственном городе, он обдумывал, какими средствами ему лучше всего противодействовать готовым напасть на него врагам. Как я уже говорила, в это время безбожные турки обосновались у Пропонтиды, а захвативший весь Восток Сулейман[389]389
  Σολυμα – султан Сулейман (1077—1086) – основатель и правитель Румского султаната с центром в Никее (см.: Laurent, Byzance et l’origine du sultanat de Roum; Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 285; ср. Предисл., стр. 7—8).


[Закрыть] расположился лагерем в Никее (там находился {136} султаникий[390]390
  Султаникий (σουλτανίκιον) – греческое словообразование) – резиденция сельджукских или египетских султанов (Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 289).


[Закрыть], который по-нашему называется царским дворцом) и постоянно посылал разбойничьи экспедиции, грабившие все области, лежавшие около Вифинии и Финии. Конные и пешие отряды Сулеймана доходили до самого Боспора, который называется теперь Дамалисом, захватывали большую добычу и только что не пытались переправиться через море. Византийцы видели, что турки спокойно живут в прибрежных городках и святых храмах (ведь никто не пытался их оттуда изгнать), поэтому находились в постоянном страхе, не зная, что предпринять.

Император знал все это и обдумывал различные планы, переходя от одного к другому; наконец он выбрал лучший и по возможности приступил к его осуществлению. Он назначил декархов[391]391
  Декарх (δεκάρχος) – младший командир византийского войска; как показывает этимология термина, под началом декарха находилось 10 воинов (Stein, Untersuchungen..., S. 56).


[Закрыть] из числа недавно набранных в армию ромеев и хоматинцев, посадил на суда легковооруженных воинов, имеющих при себе только луки и щиты, и воинов, вооруженных по своему обычаю шлемами, щитами и копьями, и приказал им по ночам плавать вдоль берега, скрытно высаживаться, а в тех случаях, когда число турок ненамного превышает их собственное, нападать на безбожников и затем сразу же возвращаться обратно. Зная их абсолютную неопытность в военном деле, Алексей приказал объявить гребцам, чтобы они гребли бесшумно и остерегались варваров, засевших в расщелинах скал.

Воины Алексея делали это в течение нескольких дней, и варвары мало-помалу стали отступать из приморских областей в глубь страны. Узнав об этом, самодержец приказал посланным им войскам захватить городки и поместья[392]392
  Так мы считаем возможным перевести οικοδομήματα (досл.: «дома»). Для подкрепления своего толкования можем сослаться на тот факт, что термином οικος (дом) в Византии обычно обозначали «поместье» (Каждан, Формирование феодального поместья..., стр. 99).


[Закрыть], которые раньше занимали турки, остаться в них на ночь, а утром, когда враги по обыкновению отправятся за провиантом или еще за чем-нибудь, разом на них напасть. Он велел им удовлетвориться даже незначительным успехом, не стремиться к большому и не подвергать себя опасности, чтобы не придать этим мужества врагам, а тотчас повернуть назад и возвратиться в укрытие. Вскоре варвары отступили еще дальше. Это вдохновило самодержца, и он приказал пехотинцам сесть на коней, орудовать копьем и совершать многочисленные набеги на неприятеля уже не тайно по ночам, а среди бела дня. Прежние декархи стали пентеконтархами[393]393
  Пентеконтарх (πεντεκοντάρχος). Как показывает этимология слова, под началом пентеконтарха находилось 50 человек. Мы не можем привести других примеров употребления этого термина в византийской литературе.


[Закрыть], а воины, которые прежде едва осмеливались в пешем строю и ночью напасть на противника, теперь доблестно сражались с ним по утрам и в то время, когда солнце достигало зенита.

Таким образом, положение варваров ухудшалось, а затухавшая было искра могущества Ромейской державы мало-помалу {137} разгоралась. Комнин далеко отогнал турок не только от Боспора и приморских областей; он вытеснил их из Вифинии, всей Финии, из пределов Никомидии и вынудил султана настойчиво просить о мире. Алексей с радостью принял предложение о мире, ибо к нему со всех сторон поступали сообщения о неудержимом натиске Роберта, который собрал огромное войско и уже спешил приблизиться к берегам Лонгивардии[394]394
  Эта фраза неясна: Роберт и так находился в Лонгивардии. Может быть, имеется в виду, что Роберт спешил приблизиться к побережью из внутренних областей Лонгивардии.


[Закрыть]. Ведь если, как говорится в пословице, Геракл не мог сражаться сразу против двух противников[395]395
  См. Krumbacher, Mittelgrechische Sprichwörter, S. 100.


[Закрыть], то как мог это сделать молодой правитель, который не имел ни войска, ни денег и только недавно приступил к управлению государством, шаг за шагом двигавшемуся навстречу гибели и дошедшему уже до крайности, ибо вся государственная казна была растрачена без какой бы то ни было пользы. Вот почему, после того как, пользуясь всеми средствами, Алексей изгнал турок с Дамалиса и из соседних прибрежных земель, он, задобрив врагов дарами, принудил их заключить мир[396]396
  Dölger, Regesten..., 1065 (до 17 июня 1081 г.).


[Закрыть] и установил для них границу по реке Дракону. Он убедил турок не переходить эту реку и не вступать в пределы Вифинии.

12. Таким образом были улажены восточные дела. Между тем Палеолог по прибытии в Диррахий отправил скорохода с сообщением о Мономахате, который, узнав о приходе Палеолога, поспешно перекинулся на сторону Бодина и Михаила[397]397
  См. прим. 182.


[Закрыть]. Ведь Мономахат был напуган тем, что ослушался приказа императора и отправил с пустыми руками посланца, которого Алексей с просьбой о деньгах прислал к нему, еще до того как начал замысленное им восстание. В действительности же император не задумал против Мономахата ничего дурного и только собирался по указанной уже причине[398]398
  Алексей опасался, что Мономахат перейдет на сторону Роберта (Ал., I, 16, стр. 90).


[Закрыть] лишить его власти. Узнав об этих действиях Мономахата, самодержец отправил ему хрисовул, гарантирующий полную безопасность[399]399
  Dölger, Regesten..., 1066 (до 17 июня 1081 г.).


[Закрыть]. Получив этот хрисовул, Мономахат вернулся во дворец[400]400
  Иную версию сообщает Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., IV, 226—229); «Георгий был хитростью изгнан из города {489} (Диррахия. – Я. Л.), и Алексей радовался тому, что к нему отправлен его враг».


[Закрыть].

Тем временем Роберт явился в Гидрунт, передал своему сыну Рожеру[401]401
  Ранее (I, 16, стр. 88) Анна сообщала, что Роберт переменил свое решение и взял Рожера с собой.


[Закрыть] всю власть над этим городом и самой Лонгивардией, затем выступил из Гидрунта и прибыл в порт Бриндизи. Там стало ему известно о прибытии Палеолога в Диррахий; он сразу же приказал соорудить на больших кораблях деревянные, обитые кожей башни[402]402
  Мокрые кожи предохраняли корабль от греческого огня (см. Zenghelis, La feu grégois..., 265 sq.).


[Закрыть], доставить на суда все необходимое для осады, а также погрузить на дромоны коней и вооруженных всадников. Торопясь с переправой, Роберт очень быстро собрал отовсюду необходимое для войны снаряжение. Он рассчитывал, подойдя к Диррахию, обложить город с моря и с суши гелеполами, испугать этим его жителей и, окружив их со всех сторон, приступом взять город. {138}

И впрямь, когда островитяне и жители близлежащих к Диррахию прибрежных областей узнали об этом, их охватила паника. После того как закончились все предусмотренные Робертом приготовления, флот отчалил, и дромоны, триеры и монеры[403]403
  Монеры – небольшие суда, находились в распоряжении командующего флотом и использовались главным образом для патрульной службы и специальных заданий (Bréhier, La таrine..., р. 12).


[Закрыть], построенные в боевой порядок по правилам флотоводческой науки, сохраняя строй, вышли в море. Пользуясь попутным ветром, Роберт достиг противоположного берега у Авлона и, плывя вдоль побережья, дошел до Бутринто. Там он соединился с Боэмундом, который еще раньше переправился и с ходу занял Авлон. Разделив войско на две части, Роберт сам встал во главе одной из них, намереваясь морем плыть к Диррахию, командование же остальными силами он поручил Боэмунду, который должен был двигаться к Диррахию по суше.

Роберт уже миновал Корфу и направлялся к Диррахию, когда возле мыса Глосса[404]404
  Мыс Глосса (досл.: «язык») расположен около Диррахия.


[Закрыть] его неожиданно настигла жестокая буря. Сильный снегопад и дующие с гор ветры привели в большое волнение море. С воем вздымались волны, у гребцов ломались весла, ветер рвал паруса, сломанные реи падали на палубу, и корабли уже начинали тонуть вместе с людьми[405]405
  Корабли... вместе с людьми (αυτάνδρα τα σκάφη). О термине αυτάνδρα см. Lemerle, Recherches sur le régime agraire..., pp. 274—275.


[Закрыть]. Все это происходило в летнюю пору, в период, именуемый «Восходом Пса», когда солнце, миновав созвездие Рака, приближалось к созвездию Льва[406]406
  Самое раннее – вторая половина июля. Это свидетельство противоречит собственным утверждениям Анны, что Роберт «уже расположился лагерем на материке 17 июня» (IV, 1, стр. 410) и переправился в июне (IV, 2, стр. 142). Дж. Баклер предлагает понимать выражение «Восход Пса» не буквально, а в смысле «в разгар лета» (Buckler, Anna Comnena..., р. 407). Однако Анна упоминает не только «Восход Пса», она говорит и о местонахождении солнца (а солнце «минует» созвездие Рака в начале августа). По-видимому, несоответствие дат – результат простой ошибки писательницы.


[Закрыть]. Тревога и замешательство охватили всех. Бессильные против такого врага, люди не знали, что им делать. Раздавались громкие крики, воины кляли свою судьбу, стонали и молили бога, чтобы он спас их и дал увидеть землю. Буря, однако, не унималась, словно бог возмутился беспредельной наглостью Роберта и с самого начала предназначил несчастный исход этому предприятию. Одни корабли вместе с экипажем утонули, другие разбились о скалы. Кожи, которыми были обиты башни, разбухли от влаги, гвозди выскочили из своих гнезд; отяжелевшие кожи быстро опрокидывали деревянные башни, и те, рушась, топили корабли. Судно, на котором находился Роберт, было наполовину разбито и едва не погибло. Сверх ожидания спаслись и некоторые грузовые суда с их экипажами. Многих людей выбросило море; оно рассеяло также на прибрежном песке немало сумок и других предметов, которые везли с собой моряки Роберта. Оставшиеся в живых, как полагается, обрядили и похоронили мертвых. Им пришлось при этом выдержать страшное зловоние, ибо не было возможности быстро похоронить такое количество мертвецов. Так как все съестные припасы погибли, спасшиеся от кораблекрушения наверняка умерли бы от голода, если бы нивы, поля и сады не изобиловали плодами[407]407
  Ср. описание этой бури и кораблекрушения у Вильгельма Апулийского (Guil. Ар., IV, 218—226).


[Закрыть]. {139}

Что означало такое несчастье, мог понять каждый здравомыслящий человек, однако ничто не смутило бесстрашного Роберта, который, как мне кажется, молил бога продлить ему жизнь лишь для того, чтобы сразиться со всеми своими врагами. Вот почему эти события не заставили его свернуть с намеченного пути. Напротив, вместе с уцелевшими воинами (а имелись и такие, которые божьей необоримой силой были избавлены от опасности) Роберт провел семь дней в Главинице, для того чтобы отдохнуть самому и дать отдых спасшимся от бури. Он ждал воинов, оставленных в Бриндизи, и других, которые должны были прибыть на кораблях из иных мест, а также тех вооруженных всадников, пехотинцев и те легкие отряды своего войска, что незадолго до того отправились по суше. Собрав их, прибывших по суше и по морю, Роберт со всеми своими силами занял Иллирийскую равнину. Вместе с ним находился тогда и тот латинянин, который рассказал мне об этих событиях и который, как он сам говорил, был отправлен к Роберту в качестве посла епископом Бари[408]408
  Вместе с ним находился тогда и тот латинянин, который рассказал мне об этих событиях и который, как он сам говорил, был отправлен к Роберту в качестве посла епископом Бари (о ταΰτά μοι διηγούμενος Λατΐνος, ως ελεγε, πρέσβυς τοΰ επισκόπου Βαρέως προς τον ‛Ρομπέρτον αποσταλείς). Это сообщение Анны давало исследователям основания для предположений об источниках сведений писательницы о событиях византийско-норманнской войны 1081—1085 гг. Как уже отмечалось (см. прим. 140), Анна пользовалась каким-то письменным источником, из которого черпал свои сведения также Вильгельм Апулийский. Р. Вильманс (Wilmans, Über die Quellen...), а вслед за ним и К. Крумбахер (Krumbacher, Geschichte..., S. 275), считает, что: 1) Анна имеет в виду не дошедший до нас письменный рассказ посланца барийского епископа, послуживший одновременно источником для Вильгельма; 2) посланец барийского епископа не кто иной, как известный Иоанн Барийский. На невозможность отождествления посланца барийского епископа с Иоанном Барийским указал уже М. Фуяно (Fuiano, {490}Uпа fonte...,), статья которого известна нам только по ссылкам М. Матье (Mathieu, Guillaume de Pouille, p. 39). Слова Анны не дают также оснований полагать, что писательница имеет в виду письменный рассказ. Глагол διηγέομαι, использованный Анной (μοι διηγούμενος «который рассказал мне»), может употребляться в отношении как устного, так и письменного рассказа. Однако местоимение μοί («мне») значительно затрудняет понимание этого глагола в последнем смысле. Все сказанное, однако, не подрывает тезиса о существовании общего письменного источника для «Алексиады» и «Деяний Роберта Гвискара» Вильгельма Апулийского (см. Любарский, Об источниках..., стр. 110—117).


[Закрыть]. Он уверял меня, что проделал эту кампанию вместе с Робертом.

Внутри разрушенных стен города, который раньше назывался Эпидамном, были разбиты шатры, и войско расположилось по отрядам. Правивший некогда в этом городе эпирский царь Пирр, объединившись с тарентийцами, вступил в Апулии в жестокую войну с римлянами. Произошла кровопролитная битва, все жители до единого погибли от мечей, и в городе никого не осталось[409]409
  Должно быть, Анна имеет в виду битву эпирского царя Пирра с римским полководцем Манием Курием Дентатом при Беневенте в 275 г. до н. э. Ни один древний историк ничего не сообщает об упадке Диррахия после этой битвы.


[Закрыть]. Позднее, как рассказывают эллины и как свидетельствуют имеющиеся в городе высеченные надписи, город был отстроен Амфионом и Зетом[410]410
  Братья Амфион и Зет – герои греческой мифологии, построившие стены вокруг Фив. Утверждение Анны, что Амфион и Зет отстроили Диррахий, звучит весьма странно. Ту же версию излагает и Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., IV, 238—244). Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 200) и М. Матье (Mathieu, Guillaume de Pouille..., pp. 317—318) предполагают, что в основе сообщений Анны и Вильгельма лежат какие-то местные предания.


[Закрыть] в своем нынешнем виде и, изменив наименование, стал называться Диррахием. Вот что я хотела рассказать об этом городе. На этом я заканчиваю третью книгу, а о дальнейших событиях расскажу в следующей.