Текст книги "Боги, дороги и рыжие неприятности (СИ)"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Но куда?

Серая равнина и где-то там, далеко впереди сливается с таким же серым небом. Еще шаг – и снега уже по пояс, и острая кромка наста вгрызается в правый бок.

Больно.

Под ребрами ледышка застряла, скребет при каждом шаге.

Все. Не могу больше. Устала.

– Иди! Немного осталось. Ты должна дойти. Ты сможешь. – Шепчет ветер голосом Богини.

Легко ему говорить.

– Не могу! – кричу и сама себя не слышу.

Злые слезы стынут на щеках ледяной коркой.

– Ты должна. Ты обещала, – качает головой Богиня.

Где ж ты раньше была, Светлейшая. А меня уже нет, я просто кусок льда.

Глупый кусок льда, на что ты надеешься?

– Помоги...

Она смеется, и смех ее уплывает по ветру серебристым облачком.

– Достаточно и того, что я уже дала.

И пропала Светлейшая, даже следа на снегу не осталось.

– У меня все забрали! Ничего не осталось! – шепчу, уже не надеясь, что меня услышат. Но ветер приносит:

– ...тем лучше...

Я вздрогнула всем телом и... открыла глаза. И тут же снова их закрыла, борясь с тошнотой. В голове было пусто и гулко, во рту сухо, а ниже шеи не было никак, потому что там я вообще ничего не чувствовала.

Осторожно приоткрыв один глаз, я быстро глянула вниз и снова зажмурилась, сглатывая подкативший к горлу комок.

Хорошая новость: тело у меня все еще было. Плохая новость: обращались с ним не очень-то ласково. Из постели вытащили, одеть не потрудились, руки связали, в седло водрузили, да еще и какой-то длинный сверток поперек колен пристроили.

Чуть обождав, я решилась на еще один быстрый взгляд из-под ресниц. Очень зря. Внутренности тут же скрутило в тугой комок и пришлось свеситься с седла.

– О, я вижу, вы очнулись, – раздался откуда-то знакомый голос и лошадь подо мной остановилась. Сильные руки помогли мне выпрямиться и даже заботливо поправили удерживающие меня веревки.

Тошнота отступила и я, наконец, начала хоть что-то соображать. Сверток, отдавивший мне колени, оказался завернутым в плащ телом и тело это, наверняка, принадлежало моей чересчур доверчивой подопечной. А безобидный котенок Сигфрид смотрел на меня снизу вверх и очень неприятно улыбался. Выжидательно как-то и предвкушающе. Чего это он?

– Признаться, я несколько разочарован, – нарушил тишину наш похититель, когда ему надоело бестолково топтаться возле моей лошади. – Поверить не могу, что вы утратили дар речи от испуга. А ведь еще вчера вы столь бесстрашно кинулись на выручку своей недалекой спутнице, не побоявшись самого Миратюра и всех его головорезов.

– Не сочтите за нескромность, – голос мой звучал ровно и равнодушно, – но если для исполнение вашего замысла я нужна живой, то вам стоит поторопиться. Как вы можете заметить, одета я несколько скудно и не возьмусь поручиться, что холод не убьет меня раньше, чем наша беседа успеет вам наскучить.

– И что же, вы даже не спросите, что я намерен с вами сделать? – искренне удивился душка Сигфрид – Вам настолько безразлична ваша дальнейшая судьба?

Ничего такого я у тебя не спрошу, дружочек. Что на смерть везешь и так понятно, а какая будет смерть мне и правда безразлично. Куда больше меня занимало другое. Допустим, ключ от нашей комнаты ему дала служанка, но как они ухитрились нас связать, вытащить во двор и навьючить на лошадь, не разбудив при этом?

Мысли пока ворочались тяжело и неохотно, зато память уже работала как надо. Запах. В комнате пахло полынью. Обычное дело, если тюфяки недавно набивали – в солому часто подмешивают полынь, чтоб меньше всякой пакости заводилось. Вот только на кровати был не тюфяк, а пуховая перина. Никто не добавляет полынь в перины. Зато ей можно перебить запах сонного сбора. Этот, видать, сильный был, из дорогих.

– Ну же, не нужно смущаться! – снова ухмыльнулся Сигфрид и нахально потрепал меня по колену. Да пес с ним, все равно ничего не чувствую.

Не дождавшись вопросов, господин Копье огорчился.

Так и сказал:

– Вы меня огорчаете, Эльга, – и вздохнул.

Потоптался возле меня еще немного. Извинений ждал, что ли? Потом отошел, наконец. Легко вскочил в седло, пустил свою лошадь неспешным шагом и та, что везла нас с Избранной, послушно двинулась следом, будто привязанная. Собственно, она и была привязана за уздечку очень знакомой зеленой лентой.

Что ж, дураком Сигфрид не был, это уж точно. Будь подо мной обычная лошадь только бы он нас и видел – проводнику на дороге спрятаться раз плюнуть, а эту я вчера успела рассмотреть как следует. Но подо мной треклятый переводняк! Без пары эта скотина и шагу не ступит. Пес бы с ней, но стоит нам сменить кусок, как вторая тварь остановится, и наш побег тут же заметят. Допустим, из веревок я каким-то чудом выпутаюсь, но далеко ли уковыляю с бесчувственной Избранной на закорках?

Ледяной ветер пробирал до костей, совсем как во сне. Сон этот еще... Боги просто так не снятся, значит что-то важное в этом сне было. Помощи от Богини ждать глупо, это я и без всяких снов знала, но как она там сказала? «Достаточно того, что я уже дала»? Выходит, спасти нас должна гудящая цацка, которая была в кармане куртки, которой у меня больше нет. Стоп, так я же и во сне сказала: «у меня ничего нет». Потому, что все забрали. Что ж получается, кулон теперь у Сигги и это к лучшему? Ну-ну.

– Признайтесь, наконец, – напомнил о себе наш похититель, – что вы просто умираете от любопытства. Все женщины в этом похожи. Тайны влекут вас с той же неодолимой силой, с какою нежный аромат хищного цветка манит легкомысленную мошку. Так почему бы не задать столь мучающий вас вопрос? Как знать, быть может, я и в самом деле открою вам нечто любопытное.

Да когда ж ты отстанешь, гад липучий?

– Почему я сижу, а она висит? – брякнула я первое, что пришло в голову.

Сигфрид даже обернулся. Видно, решил проверить, не смеюсь ли я над ним. Но до ответа все же снизошел:

– Седло недостаточно велико, чтобы перекинуть через него сразу двоих, а вы несколько легче вашей спутницы, так что устроить вас сидя было проще, чем ее. Но вы же не это хотели спросить, не так ли? Ну же, не смущайтесь, задайте тот вопрос.

– Ладно, я спрошу, если вам так угодно – сдалась я. Если уж коварному злодею так хочется поделиться с беспомощной жертвой своими зловещими планами, то кто я такая, чтобы ему мешать. – Зачем мы вам понадобились?

– Видите, это было совсем не сложно, – господин Копье даже рассмеялся, но смех у него получился неприятный.

– А ведь я, пожалуй, не стану отвечать, – задумчиво протянул он, отсмеявшись, – Было бы жестоко лишать вас тех волнительных переживаний, что дарит прикосновение к тайне и предвкушение ее разгадки. Чуточку терпения, несравненная Эльга, и перед вами откроется нечто поистине удивительное. Мы почти у цели.

Если бы я еще могла шевелить плечами, то я бы ими пожала. Хотел разозлить или напугать меня? Так надо было одеть потеплее. Все, что могло во мне хоть что-то чувствовать, давным-давно отмерзло. Мне уже казалось, что еще совсем немного, и я даже думать разучусь. И дышать тоже.

Тем временем, мы свернули с дороги на узкую тропинку, петляющую среди замшелых валунов. Видно было, что пользуются ей не часто – уж очень много камней, веток и прочего хлама на ней валялось. Лошади то и дело спотыкались, и Сигфриду даже пришлось спешиться. Я бы с превеликим удовольствием сделала то же самое. В седле немилосердно трясло и казалось и казалось уже, что все мои внутренности гремят и перекатываются внутри, как сухой горох в пустой тыкве.

Тут Рыжая, мертвым грузом придавившая мне ноги, дернулась и застонала

– Как вовремя вы к нам вернулись, прекрасная Ирина, – поприветствовал ее наш весьма любезный похититель.

А ведь не соврал, Копье поганое. Мы, кажется, приехали. И более странного места я в жизни не видела.

Впереди и чуть внизу уже виднелась ровная площадка, такая чистая, будто ее только что вымели, а вокруг нее камни странные: высокие, как столбы, и сплошь черные, будто в огне побывали. Края камней острые и в небо скалятся, как хищные черные зубы, а сами камни к площадке наклонены, будто притягивает их туда что-то.

И на площадке дрова уложены, как для погребального костра.

Лошади остановились и Сигфрид легко снял Избранную с седла. Я смотрела, как осторожно он идет, словно боится потревожить сон спящего, бережно укладывает свою ношу на пропитанные смолой поленья и возвращается ко мне. Его длинные пальцы ловко распутывали узлы, а я шевельнуться не могла, настолько все онемело. Покончив с веревками, он протянул ко мне руки, будто ждал, что я сейчас легко спрыгну прямо в его объятия. Меня хватило только на то, чтобы произнести:

– У меня тело затекло, не пошевелиться.

И тогда он просто сдернул меня с седла за руку. Я даже успела испугаться, что сейчас брякнусь об землю и переломаю себе кости, но упасть он мне не позволил. Поймал, прижал к груди бережно, как ребенка. Пахло от него так, будто он в кузне ночевал – потом и раскаленным железом.

– Так нужно, поймите, – горячо шептал он, уткнувшись лицом в мою макушку, – В этот раз обязательно получится, не может не получиться. Я ведь не надеялся уже, знаете? Когда одноглазый третий раз вернулся ни с чем, я было решил, что хватит, даже пришел сказать ему об этом, но встретил вас и понял – на этот раз она откроется.

Рыжая снова дернулась и застонала. Стон ее отразился от черных камней, усилился многократно, и вскоре уже казалось, что камни стонут и плачут, и кричат от боли. Избранная скорчилась и попыталась закрыть уши связанными руками, закричала – и камни ответили, завопили в ответ сотней голосов, зарыдали, сводя с ума.

– Костер будет гореть, – нараспев заговорил Сигфрид, шагая к поленнице со мной на руках. Камни подхватывали его слова, повторяя на все лады, – И крики сольются с песней огня, и отворится дверь, вернув в мир старых богов. Так должно быть!

– Быть! Быть? Быть... – хрипели и стонали камни вокруг. Просмоленные бревна вдавились в спину, и голова закружилась от густого и липкого запаха, но я вспомнила. Вцепилась в ускользающую мысль, будто мелкую рыбешку в ледяной воде ухватила:

– У тебя моя вещь и я ее хочу!

– Хочу! Хочу! Хочу! – с готовностью подхватили камни.

– Вы о своей карте? – рассмеялся он и камни тоже засмеялись над моей глупостью, над отчаянным желанием жить, – Что ж, мне она ни к чему.

Небрежно забросив карту на поленницу, господин Копье развернулся и неторопливо покинул каменный круг. Стоило ему пересечь некую границу, и камни умолкли.

– Должен признаться, сначала я хотел оставить вас себе,– наш похититель решил немного пооткровенничать напоследок.– Подумать только, мятежный проводник с запрещенной картой! Такая редкость в наши дни... но вы, я вижу, удивлены? Предки милостивые, да вы не знали! В каком же забытом богами месте вы...но это уже не важно. Пожалуй, я сделаю вам прощальный подарок, поведав нечто занятное. Последний указ о картах вы ведь тоже не слышали, не так ли? А ведь милостивый наш Государь в заботе великой о сохранности караванов повелел проводникам карты менять ежелунно, и платят за те новые карты из имперской казны. Старые же карты надлежит сжигать, как вводящие во вредное заблуждение, а тех, кто по ним вести вздумает, отныне надлежит считать злонамеренным убийцей и казнить через отсечение головы. Глупцы! Думают, если жечь старые карты никто не увидит, что Империя меньше с каждым годом! А мы и рады не видеть! И вы как все, вы тоже запретили себе замечать? Мир сжимается вокруг нас, Эльга! Мир исчезает. Скоро не останется ничего кроме столицы, а потом исчезнет и она. И разве смертным под силу остановить это? Все что мы можем, это призвать старых богов и молить их о милости! Как же долго я ждал этого дня! После стольких ошибок, стольких пустых бесплодных попыток, все наконец получится. Теперь у меня есть все. Правильное место, подходящая жертва и даже проводник, который укажет путь... Иначе нельзя. О, я искал другой путь, я снова и снова вчитывался в древние строки, но предки неумолимы: иначе нельзя. И костер будет гореть!

Тогда я действительно ему поверила. Да, в те мгновения я согласна была умереть, чтобы дать миру надежду на спасение. Потом наши взгляды встретились, и наваждение прошло, потому что в глазах Сигфрида не было ничего, кроме безумия. И я закричала, призывая в свидетели черные камни:

– Кулон! Черный камень на длинной цепочке. Он мне нужен!

– Нужен? Нужен... Нужен! – подтвердило эхо.

– Вы об этом? – задумчиво протянул безумец, покачивая кулоном перед своим лицом.

Мне вдруг захотелось зарыться в поленья, а лучше под землю уйти, только бы подальше от этой вещицы. Вместо этого, я подалась всем телом вперед, умоляя:

– Скорее, дай мне его! Без него дверь не откроется! Дай!

– Дай! – требовали камни вокруг. – Дай! Дай!!! Дааааай!

Сигфрид отшатнулся, заметался по краю площадки пойманным зверем, бормоча:

– Нет, нельзя, нельзя! В нем сила, так много силы. Старая, злая сила... Она помешает! Глупая девка, думала обмануть меня, думала, что не узнаю, не увижу... – он остановился и уставился на меня совсем жутким взглядом, будто выпотрошить собрался. Ткнул в мою сторону камнем и потребовал: – Отвечай, что это? Что?!

– Что? Что! Что... – издевалось эхо.

– Это ключ, разве не видишь? – горячо зашептала я, и камни шептали вместе со мной, обещая, моля, убеждая: – Разве он не говорит с тобой? Послушай же! Послушай!

– Замолчи! – рявкнул Сигфрид. Кинулся к краю площадки, широко размахнулся, будто решил закинуть дурацкий кулон подальше... и вдруг застыл, выжидая, когда стихнет эхо моего шепота. Поднес камень к уху.

В наступившей тишине я услышала гудение. Оно нарастало, пульсировало все быстрее и быстрее.

– Я слышу! – заворожено пробормотал безумец. Я сжалась в комок и зажмурилась, больше всего жалея, что не могу сейчас закрыть голову руками. – Я слы...

Полыхнуло так, что даже сквозь веки ослепило.

Сначала я не видела вообще ничего, кроме яркого зеленого пятна, потом мне показалось, что сквозь это пятно проглядывают сапоги, одиноко стоящие у края площадки. Постепенно пятно побледнело и пропало, а сапоги остались.

– Рыжая, ты там как? Жива еще? – тихо окликнула я. В ответ раздался жалобный стон, и... все. Камни молчали. Что ж, если тут и была дверь, то она уже никогда не откроется. Какая жалость.

– Блин, думала уже все, приплыли, – всхлипнула моя подопечная, перекатываясь на живот. Вышло не очень-то грациозно, но она хотя бы могла двигаться.– А ты молодец, не растерялась. Что за хрень ты ему подсунула? Гранату?

– Не знаю и знать не хочу, – я бы устало махнула рукой, если бы могла. – Мне эту дрянь твоя Божественная покровительница всучила, вот у нее и спросишь при случае. Ну и заодно можешь ей устроить благодарственное моление с восхвалением и ритуальными плясками, все-таки она нас здорово выручила.

– Потом вместе станцуем, – откликнулась Избранная, осторожно сползая с бревен. – Ты лучше думай, как мы теперь развязываться будем. Ой, а может, лошадки веревку перекусят?

– Запросто. Заодно и от лишних пальцев избавят, – проворчала я и задумалась.

Можно попробовать о камень перетереть, но это долго. Вот если бы как-нибудь до верха одного из каменных «зубов» добраться – верхняя кромка кажется острой... Но как? Самый низенький «зуб» коню по холку. Вот если поставить лошадь поближе к костру, то я могла бы перебраться в седло и попробовать дотянуться... Угу, как будто эта тварь такое позволит. Эх, были бы у нас нормальные лошади! А лучше нож. Ну а что, если уж мечтать о несбыточном, так почему бы...

И тут я кое-что почувствовала.

– Скачи сюда, рыжая! Кажется, он оставил мне нож.

– А нафига? – удивилась Избранная, короткими прыжками продвигаясь вокруг бревен. – В смысле, зачем?

– Эй, осторожнее там! – я попыталась привстать, чтобы рассмотреть происходящее с той стороны, но не смогла, – Упадешь, не встанешь ведь. Да не знаю я зачем, он же ненормальный был. Может, поиздеваться хотел лишний раз, все равно же не достать его со связанными руками.

– Теперь что? – нетерпеливо спросила моя подопечная, тяжело опираясь о бревна уже с моей стороны. Хорошо хоть площадка ровная и чистая, а то она бы все ноги себе сбила, прыгая тут стреноженной кобылой.

– Спиной ко мне повернуться сможешь? – я поерзала, придвигаясь поближе к краю. – У меня ремешок на шее, хватайся за него и держи крепко. Ай!

– Что? – испуганно обернулась рыжая.

– Ничего! Руки у тебя ледяные. Не дергайся! Если сейчас грохнешься, то придушишь меня этим ремнем. Просто держи его и не двигайся.

Каких усилий мне это стоило, даже вспоминать не хочется, но, в конце концов, ножны выскользнули у меня из-за пазухи, и костяная рукоять ножа тихо стукнула о бревно перед самым моим лицом. Приободрившись, я скомандовала:

– Теперь я возьму рукоять в зубы, а ты снимай ножны. Фше, штой ак и е ше-елишь!

Кто пробовал пилить толстую веревку, удерживая в зубах скользкую костяную рукоять, тот поймет, что мне пришлось тогда совершить, остальным же лучше о таком и не думать. Но я справилась и даже никого не порезала. Ай да я! Вдобавок с дров сползла почти без посторонней помощи, не рухнула лицом вниз на камни, и даже не разревелась от боли, растирая затекшие до синевы ноги.

Нет, после такого меня точно можно записывать в герои.

– Ты чего? – удивленно окликнула меня рыжая, когда я подобрала карту и заковыляла к одиноко стоящим на краю площадки сапогам.

– Да вот, удачу свою испытать хочу, – весело откликнулась я и заглянула в левый сапог. Он был до краев полон серого пепла. Высыпать не вышло – подошва намертво прикипела к камню площадки. Выругавшись, я неуклюже опустилась на колени и решительно сунула руку в легкий, все еще горячий пепел.

– Фу, блин, ну нафига так делать? – передернула плечами Избранная, отряхивая поднятый с земли плащ. И тут же заинтересованно подошла ближе: – Фу, ну и гадость! И че ты там ищешь, теплые носки?

– А что, пригодились бы. Но тут кое-что получше, – я потерла выуженный из сапога невзрачный серый кругляш о рукав. Блеснуло золото. – Запомни, рыжая, гадость будет, если пиво молоком разбавлять, а это, – я торжествующе потрясла монетой в воздухе, – целый сундук новенькой одежды, прямо из лавки. Еще сапоги новые и еды гора целая, и вообще много всего.

– Так, я что-то не поняла. Это ты меня сейчас типа на шопинг пригласила?– недоверчиво протянула Избранная, – В смысле, мы реально что-то будем покупать? Учти, если это опять твои шуточки, я за себя не отвечаю!

В ответ я только фыркнула и полезла проверять второй сапог.

Глава 9

До Верхнего Передела мы все-таки дошли, но к тому времени от радужного настроения моей подопечной не осталось и следа, да и я, признаться, подрастеряла боевой настрой. Все-таки трястись в седле на ледяном ветру без куртки и сапог то еще удовольствие. Хорошо еще, что у рыжей сигфридов плащ остался – в своих тряпочках она бы до города живой не доехала.

Сориентировалась я быстро, стоило нам только выйти на дорогу. Места там приметные, не пустоши какие-нибудь: дорога все время вверх идет, а по сторонам террасы каменные, будто огромные ступени. Даже горы виднелись, еле различимые на горизонте. Если все пройдет как надо, то завтра к полудню мы будем у перевала, а там и до торговых путей недалеко.

– Не, ну ты издеваешься, что ли? – простонала моя подопечная, когда до города оставалось каких-то три куска, – Какого черта мы вообще по этим дорогам тащимся? Ну, вот же срезать можно, тут с полкилометра всего напрямик, а мы прыгаем, как пара дебилов туда-сюда, туда-сюда. У тебя что, счетчик включен, типа как в такси? Или с дороги сойти религия не позволяет?

Угу, напрямик. Умная, аж страшно.

Остановив лошадок, я ткнула пальцем в один из валунов на обочине:

– Камень этот видишь? Теперь чуть дальше и правее гляди, где куст колючий с желтыми листьями. А теперь чуть ниже взгляд опусти...

– Ой, мамочки! – взвизгнула моя подопечная и отшатнулась назад так, что чуть с лошади не свалилась.

Было бы чего пугаться, в самом деле. Конечно, если не вглядываться, то между нами и городом лежало каменистое плато, довольно ровное и безопасное. Зато на втором слое был разлом такой ширины, что до другого края камнем не добросить.

– Вдоль дорог и не такое бывает, – наставительно изрекла я, – поэтому напрямик никто и никогда не ходит.

– Как ты это делаешь? – голос Избранной все еще дрожал, но в глазах уже разгорался какой-то нездоровый огонек.

– Делаю что? – искренне не поняла я.

– Видишь всякое... ну, вот такое, – махнула она рукой в сторону пропасти, и выпалила: – Я тоже так хочу! Научишь? Хотя не, забей, я и так поняла! Надо типа вдоль смотреть и, как бы, еще и в глубину. Так, да? – и она напряженно уставилась вдоль дороги, аж глаза к носу съехались.

– Нет, не так. Еще... – попробовала было возразить я, но меня уже не слушали.

– Ой, не надо ля-ля! – отмахнулась моя подопечная. – Агаа, значит, так оно и делается! Вот смотри, сейчас я возьму за ориентир вооон то дерево иии....

– Ну и окажешься возле дерева. Дальше что? – хмуро поинтересовалась я, наблюдая, как это рыжее недоразумение бестолково ерзает в седле. – Ай, ну конечно же, только так все и делается: на дорогу вышел, и скачи себе, как блоха полоумная. Если повезет, то куда-нибудь доскачешь, а если очень сильно повезет, то может, и куда надо попадешь, лет так через семь. Ну а что, жизнь длинная и чем еще ее занять, если по дорогам не таскаться? А вехи постоянные расставили просто так, от нечего делать. Вот глупые, и чего надрывались, когда любое дерево, куст или кучка мышиного дерьма за ориентир сойдет? А уж плохой кусок от хорошего кто угодно отличит. По запаху. Собственных кишок, размазанных по дороге.

– Вечно ты все настроение перегадишь! – тут же надула губы Избранная. – Завидуешь, так завидуй молча и нефиг тут ядом брызгать!

– Конечно, завидую, – легко согласилась я. – Ты только скажи чему, уж будь добренька, а то ведь так и помру в неведении.

– Ой, ну ты дурочку-то не включай! – скривилась рыжая, – Не, ну чисто по-человечески тебя понять можно. Обидно всю жизнь жопу рвать, когда у кого-то все прям сходу получается. Но этот же повод крыситься!

Все ясно. Кое-кто опять услышал не то, что ей говорилось, а что-то совсем другое.

– И что у тебя сходу получилось? Слои разглядеть? – невесело усмехнулась я, – Ну так это все могут, а толку то? Надо еще карту суметь прочитать, знаки распознать, ну и память хорошую иметь, само собой. Не прыгать по кускам проводника учат, а правильно выбирать, куда прыгать. И талантов тут особых не надо, кто угодно обучиться может, если труда достаточно приложит. Только тебе-то оно на кой? Если уж надумала в учение идти, так есть ремесла попроще, да и денежней намного.

Ответа меня не удостоили, зато надулись не пойми из-за чего и остаток пути до города прошел в хмуром молчании. Меня это, признаться, нисколько не печалило. За последние два дня я произнесла больше слов, чем за пять лет до этого и вряд ли скоро выпадет другой случай побыть в тишине.

Верхний Передел встретил нас неласково: сразу же за воротами оказалась огромная лужа, посреди которой торчал драный сапог. Лезть в эту лужу лошади не захотели, ну да оно и понятно: вода бы на таком морозе давно замерзла, а раз не замерзла, значит это не вода, а пес знает что. Пришлось спешиваться и обтирать боками заляпанный грязью забор – иначе проклятую лужу было никак не обойти.

Дальше было ничуть не лучше. Мостовые тонули в раскисшей навозной жиже, на каждом углу высилась мусорная куча чуть не в дом высотой, а сточные канавы, похоже, не чистились добрый десяток лет. Удачно еще, что мы попали в это царство отбросов зимой и запах был вполне терпим.

Людей в этом милом городе было на удивление много, и все они были как раз ему под стать: каждый норовил задеть плечом, отпихнуть с дороги, да еще и обругать вдогонку. Рыжая двигалась в этой неприветливой толпе до того ловко, будто всю жизнь только и училась, что от чужих локтей уворачиваться да своими работать. Мне оставалось только уважительно коситься на нее и стараться не отставать.

– Ты будто бы знаешь, куда идти, – проворчала я, сердито одергивая свою кобылу, потянувшуюся было к чьей-то шляпке с перьями. Чем занималась вторая скотина, плетущаяся на привязи где-то позади, я предпочитала не думать.

– Куда-куда, в центр конечно, – невозмутимо откликнулась Избранная, не сбавляя шага. – Все нормальные бутики, в смысле, лавки, обычно бывают в центре. Или, скажешь, что у вас тут не так?

– Точно так же, но..., – начала было я, но договорить мне, как обычно, не дали.

– Но там все дорого, а экономика должна быть экономной и вообще мы по жизни голимые нищеброды, – закатила глаза моя подопечная, – поэтому сейчас пойдем и ограбим огородное пугало?

– Но в этом городе вряд ли есть хоть одна лавка, – невозмутимо продолжила я.

– Да ну, бред какой-то, – отмахнулась моя легкомысленная спутница. – Ты логику включи, что ли. И глаза разуй. Все вокруг одетые, так? Так. Раз одетые, значит нашли, где шмотками затариться, а раз они нашли, то и мы найдем.

– Ясно, что найдем, – не стала спорить я. – Портной-то здесь точно должен быть, в его мастерской и подберем себе что-нибудь из готового.

– А если не будет готового? – кисло протянула Избранная.

– Будет, – уверенно припечатала я, и пояснила: – Пока одежка шьется, всякое может случиться, бывает, что забирать уже пора, а платить нечем, ну или просто некому забирать. Так оно все и лежит, пока не найдется кто-нибудь торопливый и не слишком привередливый. Вроде нас.

– За себя говори, – закатила глаза будущая спасительница мира. – Это ты у нас можешь мешок от картошки напялить и не париться. А я...

– А ты пока даже на мешок не заработала, – зло перебила я, – так что или носи что дают, или ходи голая.

– Ой, да поняла я уже, – скривилась Избранная. – Дают – бери, бьют– беги. Пошли уже, а? Я уже отморозила все, что можно и что нельзя.

– Пойдем, только сначала дорогу спро...

Договорить я не успела. Рыжая буркнула «я сама!» и бросилась через толпу наперерез прилично одетой даме с изящной корзинкой в руках. Дама побледнела, и хотела было юркнуть в ближайший переулок, но Избранная вцепилась когтями в ее рукав, оскалилась дружелюбно и принялась что-то горячо втолковывать. Я двинулась было спасать несчастную, пока та не принялась вопить, призывая стражу, но она уже что-то сбивчиво отвечала, показывая дрожащей рукой вначале вперед, затем направо. Рыжая отпустила свою жертву и протолкалась обратно ко мне, сияя победной улыбкой:

– Я все узнала! Пошли, тут два шага буквально. Вот что бы ты без меня делала?

– Даже не знаю, – задумчиво протянула я, – но уж точно не торчала бы посреди улицы босая и без куртки.

В ответ Избранная снова фыркнула и решительно двинулась в ту сторону, куда показала перепуганная дама с корзинкой. Я вздохнула и повела лошадок вслед за рыжей шевелюрой, реющей над толпой, как потрепанное полковое знамя.

Нужную нам мастерскую было бы сложно пропустить – уж очень ярко сияли начищенной медью огромные ножницы над входом. Интересно, какой умник догадался закрепить их лезвиями вниз? Хлопнет кто дверью посильнее, сорвется это красота с крюков, вжжжик – и все. Или так задумано?

Внутри было жарко натоплено и пахло как в бабулином сундуке, где она хранила свои «наряды и благовония»: полинявшее за три десятка лет подвенечное платье, две охотничьи перчатки от разных пар, нещадно линяющую муфту из белого кролика и маленькую коробочку из-под притираний, полную сушеной лаванды. В этой мастерской бабуле бы точно понравилась. Стены все под алыми бархатными драпировками, доски пола выкрашены под красное дерево, а медные светильники и тяжелая рама напольного зеркала сияют почти как золотые.

Стоящий за прилавком лысоватый господинчик окинул нас таким взглядом, будто мы в спальню к Государыне Императрице без стука вломились.

– Вы ошиблись двеью, – процедил он сквозь мелкие желтоватые зубы, забавно присвистывая на месте звука «р». – Здесь вам не пьитон для нищих, так что пьоваливайте.

– Да, похоже, что и правда ошиблись, – лениво протянула я, небрежно вертя в пальцах золотую монету. – Зашли-то одежки прикупить, а не глупости слушать.

– Тысяча извинений, пьекьасные дамы, – тут же подскочила с места эта двуногая крыса, – мне показалось, что следом за вами сюда пьоникли попьошайки. Пьоходите же, пьошу вас! У нас есть дивный алый байхат, только что из столицы, чудная сейебьяная пайча с побеьежья и...

– Уважаемый, мы торопимся, – прервала этот словесный поток рыжая, – так что принесите-ка нам все, что у вас есть готового и побыстрее.

– Но, боюсь, у нас нет платьев, достойных... – попробовал было возразить господин Крыс, но не тут-то было. Избранная нетерпеливо притопнула по кричаще-алому ковру босой грязной пяткой и грозно нахмурилась:

– Вы что, глухой? Я, кажется, ясно сказала: несите все, что есть. Повторяю для особо отсталых, медленно и по буквам: все! Вэ, Эс, Ё. И шевелитесь уже, хватит изображать скульптуру имени себя!

Портной шустро исчез за драпировками, и нам оставалось только ждать и надеяться, что он вернется с одеждой, а не с патрулем городской стражи, как на его месте сделала бы я. Но жадность господина Крыса, как видно, победила осторожность, и вскоре он уже раскладывал на длинном столе целую гору разноцветного тряпья.

Моя подопечная тут же зарылась в этот ворох чуть ли не с головой, бормоча что-то о дикости, «отсутствии культуры обслуживания» и каких-то «вешалках». Я же решила действовать наверняка и, высмотрев в пестром ворохе что-то темное, осторожно потянула, стараясь ничего не уронить на пол. С этой крысы станется завопить, что упавшая вещь безвозвратно погублена и потребовать за нее уплатить.

– Не, это полный отстой, – наморщила нос Избранная и брезгливо приподняла двумя пальцами подол выуженного мной платья. – Темно-зеленый вообще не твой цвет, будешь как труп невесты. Брось каку!

– Платье как платье, – почему-то обиделась я, – цвет не маркий и ткань добротная, что еще надо? Камешков блестящих по подолу?

– Если госпожа желает, сей же момент пьишьем, – подал голос Крыс из-за прилавка, но нам было не до него.

– Так, слушай сюда! – рыжая бесцеремонно выдернула платье у меня из рук и забросила его подальше в угол. – На дорогах ты может и крутой спец, но в шмотках не шаришь от слова совсем, и если я говорю, что зеленый не твой цвет ни разу, а балахонам а-ля пожилая библиотекарша вообще место на помойке, то ты меня слушаешь и на ус мотаешь. Ферштейн? В смысле, поняла?

– Сер йес сер! – ухмыльнулась я, чем заслужила одобрительный кивок.

– Соображаешь! Так, а где тут примерочная? – Избранная уже крутилась у зеркала, пытаясь одновременно приложить к себе короткую темно-синюю курточку и кожаные штаны пронзительно-голубого оттенка.– Только не говори, что ее нет! Я не собираюсь устраивать этому типу бесплатный стриптиз.