Текст книги "Боги, дороги и рыжие неприятности (СИ)"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Золотой за ночлег, как же! В этих стенах, небось, и серебра никогда не видели, – проворчала я, доставая из-под плаща бутылку с отравой и отпивая хороший глоток.

– И давно ты цены узнавала? – невесело усмехнулся мой «господин», – Столица скоро по швам затрещит, а народ все прибывает. Скоро трактирщики начнут камни заднего двора за золото сдавать.

– И когда прикажут закрыть ворота, будет уже слишком поздно, – вырвалось у меня. Я охнула и поскорее зажала рот ладонью.

– Если что-то знаешь, то говори, – подозрительно сощурился мой спутник, и вдруг бесцеремонно ухватил меня за запястье, отводя мою руку от лица, и спросил резко, требовательно: – С чего бы кому-то закрывать ворота?

– С того, что праздники пройдут, а люди никуда не денутся и запасы еды в столице не бесконечны, – выпалила я, сама того не желая.

– Зачем им оставаться? – удивился этот не в меру любопытный господин.

Я открыла было рот, чтобы выболтать все, что знаю о творящихся за пределами столицы безобразиях, но желание откровенничать уже прошло, и вместо этого я сказала:

– Незачем, конечно. Нашел кого слушать, в самом деле! Я от этой отравы скоро договорюсь до того, что снег теплый и кони по небу летают.

Он покосился недоверчиво, но расспрашивать дальше не стал. И на том спасибо.

– В той чаше горечь слез слилась со сладостью обмана, – продекламировала я, принюхавшись к принесенному служанкой «вину». Больше всего оно напоминало воду, которой отмывали от котла безнадежно пригоревшую кашу.

– И лишь безумец осушить ее рискнет, – легко подхватил мой спутник и тут же подозрительно прищурился. – Так, говоришь, ты простая деревенская девушка?

– А пес разберет, кто я теперь, – с готовностью откликнулась я, готовая говорить о чем угодно, только бы не о гибнущем мире. – Родилась на дорогах, от старшей ветви, да еще и последней в роду матери, так что ремесло даже выбирать не пришлось. Оно у меня полжизни сожрало, а вторая половина в болотах утопла. Вот баллад знаю много, это да. Как, думаешь, нас натаскивают путь запоминать? Да просто зубрим все, что под руку подвернется, пока само получаться не начнет.

– О вас всякое болтают, – скучающе обронил мой собеседник, но глаза его отчего-то заблестели азартно, как у мальчишки на первой охоте. – Якобы, заблудиться проводник не может, потому что нюхом чует, где какая сторона света и не теряет направление, даже если ему мешок на голову нацепить. Врут, ясное дело.

– Может и врут, может и нет, – в тон ему протянула я, а потом ухмыльнулась и небрежно ткнула пальцем в сторону двери, – а только сад, в котором мы прятались, вон там, всего в квартале отсюда. Мы, пока в повозке катались, три раза мимо него проехали. Я даже подумывала спросить, чем тебе так приглянулось это унылое место.

– Отличное место, между прочим. Спрятать можно хоть конный отряд, – немного обиженно заявил этот любитель запущенных садов и вдруг весь подобрался, как звероящер перед прыжком. – Хватай свою отраву, сейчас начнется веселье. Самое время, а то наш соглядатай уже воркует со здешней красоткой.

– И скажу! Пущай все знают, что Сверре Дикий не боится жаб, вроде тебя! – взревел какой-то толстяк, вскакивая на ноги и с грохотом переворачивая стол.

В воздухе что-то просвистело и Дикий тяжело повалился на спину. Кто-то крикнул «Наших бьют!» и в следующее мгновение дрались уже все и со всеми, будто только и ждали сигнала. Мой опыт подсказывал, что ничем хорошим подобное веселье закончиться не может, так что я сунула бутылку с отравой за пазуху, поспешно скатилась с лавки и на четвереньках метнулась под прикрытие ближайшего перевернутого стола. О стену надо мной разбилась глиняная кружка, к счастью, пустая.

– Отходим к задней двери, – скомандовал мой спутник, легко выдергивая меня из ненадежного укрытия, и небрежно опустил кувшин с «вином» на голову преградившего нам путь здоровяка.

– И побыстрее, пока стража не нагрянула, – согласилась я и дернула его за руку, заставляя пригнутся. Выломанная из лавки доска просвистела над нашими головами и с грохотом переломилась о спину какого-то бедолаги.

– Получай, тварь! – натужно взревели сзади, я обернулась и поняла, что увернуться уже не успею: сверху на меня неотвратимо опускался увесистый обломок стола, крепко зажатый в чьих-то давно не мытых ручищах. Я зажмурилась в ожидании удара, но его, почему-то не случилось. И в переполненном трактире вдруг стало тихо, будто в Храме среди ночи.

Осторожно приоткрыв один глаз, я опасливо огляделась. Деревяшка, чуть не проломившая мне череп, почти все от меня закрывала, но причину странной тишины было видно и так. Все, кроме меня, замерли без движения и, кажется, даже не дышали.

Опомнившись, я отползла в сторонку и завертела головой в поисках одного господина, к сомнительному обществу которого успела привыкнуть. Нашелся он почти сразу, застывший на полушаге с вытянутыми в мою сторону руками и странным выражением на лице. Не особенно надеясь на успех, я изо всех сил встряхнула его за плечо. С таким же успехом можно было трясти изваяние Вестейна Завоевателя, что на дворцовой площади. Да и жизни в Вестейне, пожалуй, побольше будет.

Прислушавшись, я разобрала чьи-то голоса за стеной, потом залаяла собака, мимо простучали копыта и где-то далеко заплакал младенец. Значит, снаружи все по-прежнему. Может, попробовать вытащить эту статую из трактира? Оставить его вот так попросту подло и никакое спасение мира этого не отменит.

– Не смей умирать, слышишь, – пыхтела я, пытаясь сдвинуть нечеловечески тяжелое тело с места и при этом не уронить на пол. Получалось плохо. Точнее совсем не получалось, потому что его будто кто гвоздями приколотил к щербатым грязным доскам.

– Больно видеть столь напрасный труд, ведь задуманное вами не под силу никому, – печально произнесли за моей спиной и я испуганно подскочила.

Оборачиваясь, я уже знала, кого увижу. Мыслимо ли спутать этот голос с каким-то другим в целом мире?

Прекраснейший из живущих склонил голову в приветствии и жестом указал мне на чудом уцелевшую лавку. Терпеливо подождал, пока я усядусь, и только тогда изящно опустился на стоящий неподалеку трехногий табурет.

– Все эти люди мертвы? – осторожно спросила я, и голос мой прозвучал до того похоже на хриплое карканье птицы-падальщика, что я невольно вздрогнула.

Честно говоря, волновал меня сейчас только один из присутствующих. Никогда себе не прощу, если из-за меня...

– Уверяю вас, мое вмешательство в ход времени никому не причинит вреда, – заверил меня мой странный собеседник. – Прошу простить меня за столь отчаянные меры, но иной возможности для разговора могло и не представиться, а разговор этот в высшей степени важен и для вас, и для меня, и для всего этого мира. Немалых усилий стоило разыскать вас, и было бы непростительной оплошностью потерять вас вновь из-за вульгарной трактирной драки.

– А я-то думала, у вас все находится само собой, стоит только пожелать, – кисло улыбнулась я.

На этот раз ничего у меня не разболелось, и то счастье. Могла бы, между прочим, еще в замке сообразить, кто передо мной. Но нет же, то болячка отвлекала, то еще что-то.

– Обычно так и происходит, – мягко улыбнулся Сиятельный и Лучезарный, Владыка Света и прочая и прочая, – но моя возлюбленная сестра великолепно умеет прятать то, что по ее мнению должно быть спрятано. Скажите, вы никогда не задумывались о цели своего, без сомнения, выдающегося путешествия?

– Задумывается ли топор, зачем его несут в лес? – неохотно откликнулась я, старательно подбирая слова.

Не говорить же, что я давно уже запретила себе такие мысли, чтоб, чего доброго, не надумать лишнего и не повеситься на ближайшем суку от безысходности. Как ни крути, а выбраться из этой истории живой у меня вряд ли получится.

– Вы слишком умны для простого инструмента, – улыбка бога стала чуть насмешливой, но насмешка эта вряд ли относилась ко мне. – Так уж случилось, что любое проявление нашей силы губительно для того, к чему она приложена, как и само наше присутствие разрушительно для этого мира. Увы, я слишком поздно это понял.

Что же получается, я подыхаю только потому, что Лучезарной приспичило спрятать меня от братца? Хороша божественная сила, ничего не скажешь. Не удивлюсь, если и мир летит псу под хвост из-за того, что эти двое здесь.

– Боюсь, что ваши догадки абсолютно верны, как не прискорбно это признавать, – кивнул сидящий напротив бог и я поняла, что опять выбалтываю все, что в голову приходит. – Ваш мир действительно отторгает все чужеродное. Более слабые сущности погибают сами, от сильных же избавиться не в пример сложнее. На протяжении многих людских поколений я пытался понять причину болезни этого мира и вообразите себе мое изумление, когда я понял, что причина кроется во мне и моей обожаемой сестре. Она же, по одной ей известным причинам, возомнила что во всех бедах виноват лишь я один и с тех пор не оставляет надежды избавить этот мир от моего разрушительного присутствия.

– А я думаю, что она решила сбежать по тихому, как только жареным запахло, – заявила я, оставив наконец попытки держать опасные мысли при себе, – и вы очень даже не против составить ей компанию. Одного только не пойму: какого ящера вам от меня понадобилось? Избранная, считайте, в Храме, с ритуалом ваша сестрица управится, вам только и останется, что явиться вовремя и все. Прощай, старый мир, и здравствуй, новый.

– Увы, все несколько сложнее, – произнес Светлейший, и такая печаль была в его прекрасном голосе, что я бы, наверно, расплакалась от сочувствия, если бы еще могла. – Как я уже упоминал, этот мир старается избавиться от всего, что ему не принадлежит и единственный способ сохранить пришельца из другого мира, это...

– Тянуть для него жизненные силы из кого-нибудь здешнего, – мрачно перебила я, разом вспомнив и богинькино «вам нельзя разделяться» и слова лекаря, про недостаток жизненных сил. Значит, рыжая все это время за мой счет жила.

– Знаю, что прошу слишком много, – начал было Сиятельный, но я уже наслушалась.

– Понятно уже. Без меня Избранная до утра не доживет, дверь не откроется и вам придется остаться и вместе с простыми смертными хлебать полной ложкой то дерьмо, что по вашей же милости вот-вот свалится на наши головы.

– И это было бы в высшей степени справедливо, – с готовностью согласился Его Лучезарность, – но подумайте вот о чем: что, если этот мир еще не поздно спасти. Не стану лгать, вероятность благополучного исхода очень невелика, но все же есть шанс, что выйдя из сферы влияния наших сил, система восстановит баланс и мир стабилизируется. Простите, мне сложно говорить о таких материях привычным для вас языком...

– Не нужно, суть я и так ухватила, – отмахнулась я от нового витка объяснений и задумчиво потерла подбородок. – Знаете, настоящий герой сейчас заявил бы, что его величайший долг остановить вас, а потом допил бы вот этот яд залпом. После всего, что вы сотворили с моим бедным миром глупо думать, что точно так же вы не загадите и следующий, а потом еще один, и еще, и пес знает сколько миров после. Но я же не герой, что мне до других миров? Пусть сами разбираются. Крошечный шанс лучше, чем ничего.

– Да с чего вы взяли, что... – через тихую божественную грусть все-таки прорвалось раздражение, а потом он и вовсе заговорил не очень понятно, но искренне так, почти по-человечески: – А ведь загадим, правда ваша. По-другому не можем уже. Докатились, демиурги... Рядовое испытание замкнутой транспортной системы на стандартном полигоне Б-типа скатывается в адов армагеддец, контур клинит намертво, а напарница только и может, что дыры бить варварскими методами и... – тут он опомнился, осекся на полуслове и попытался объяснить: – Простите великодушно, усталость дает о себе знать.

– Не страшно, я вас понимаю как никто, – простила великодушно я, – К тому же, вы не разболтали ничего нового. Все давно знают, что дороги дело ваших божественных рук, ну или чем вы там свои чудеса творите. Что ж, премного благодарна за беседу и за объяснения, но вам не стоило так утруждаться. Мне ваша сестрица желание задолжала, так что я так и так в Храм собиралась, заодно и с ритуалом бы помогла. Уверена, ваша милая родственница умеет заставить сделать так, как она хочет.

– Вы бы ей рассказали про настоящего героя, – улыбка у него в этот раз получилась совсем человеческая, – а она бы, как обычно, не дослушала, психанула и с перепугу кого-нибудь убила.

– Вы хоть замок своей назад отправьте, – спохватилась я, – а то они же там без вас перемрут все. Мы тут после смерти к предкам идем, а им, получается, некуда. Так и будут бродить целую вечность неупокоеными, как эта ваша Марта.

– Уже сделано, – снова улыбнулся мой невероятный собеседник, и добавил. – И хватит на себя наговаривать. Вы, девушка, самый настоящий герой.

Не успела я возразить, как оказалась в темном проулке по другую сторону заплеванной трактирной двери, с бутылкой отравы в одной руке и не слишком чистой тряпкой в другой. Тряпка оказалась рукавом от моей же собственной рубахи. Это когда ж его оторвать успели?

За дверью гремела и бушевала старая добрая трактирная драка, все честь по чести: крики, треск, звон, пьяная ругань и визг служанок, будто и не было тут никаких богов, божественных фокусов и странных разговоров.

– Разошлись, как девки в праздник, – одобрил трактирное веселье мой новый подельник, возникая рядом. – Сейчас стража подтянется, еще веселее станет. Ну что, придумала уже, как будем в Храм пробираться?

Я задумчиво покосилась все еще зажатый в руке лоскут и мой нехитрый план разом обрел ясность и глубину. Чудо, а не план: простой и прямой, будто удар в челюсть.

– Как ни странно, придумала, – решительно заявила я, все еще улыбаясь. – Идем, я как раз знаю, где можно прикупить с десяток тонких покрывал. Лучше серых, но голубые тоже сойдут. И чтобы до утра ни слова про долги и деньги!

Ночь обещала быть незабываемой.

Глава 23

В Приболотье о столице рассказывают удивительнейшие истории. Дескать, все дома там аж по пять этажей, улицы сплошь цветным камнем вымощены, а на каждом углу по золотой статуе и шатру балаганному. День и ночь все в столице пьют да гуляют, а по особым праздникам сам Император с дворцового балкона в толпу монеты сыплет, все больше серебро, но и золото тоже попадается. Еще слышала я, что в садах храмовых даже в самый лютый мороз все зеленеет и благоухает, а в самом Храме и вовсе чудеса невиданные творятся, вот только всякий, кто войдет туда умирает на месте медленной и мучительной смертью. Охотнее всех эту чушь пересказывали престарелые тетушки, сроду дальше ближайшей ярмарки не выезжавшие.

Впрочем, доля правды в этих россказнях все же была: в богатых кварталах столицы хватало и мощеных улиц, и до нелепости высоких строений, и даже позолоченных изваяний не столь уж далеких предков нынешних «золотой» ветвей, а любого чужака, проникшего в храм, действительно ждала не самая приятная смерть. Разумеется, жрицы старательно поддерживали слухи о «проклятиях», но в гуляющих по столице сплетнях то и дело всплывали то отравленные иглы, то ядовитая пудра, а иногда менее романтичные вещи вроде метательных ножей и удавок.

Уж лучше бы правдивыми были истории о цветущих на морозе кустах. Как просто и чудесно было бы подобраться к самому Храму, укрывшись в пышной зелени, вместо того, чтобы кутаться в глупые покрывала и чинно вышагивать по тропинке, рискуя повстречать настоящих жриц.

– К мосту направо, но можно перейти прямо по льду. Выиграем время, – шепнул мой спутник, останавливаясь у развилки. «Жрица» из него получилась неправдоподобно высокая и плечистая, но его это, вроде бы, нисколько не смущало. Честно говоря, двигался он в этом ворохе тряпья куда изящнее меня и даже, вот уж чудо, ни разу не наступил на край нижнего покрывала.

Изысканный план, посетивший меня накануне, состоял вот в чем: вместо того, чтобы разыскивать Избранную по всему городу, не лучше ли подождать ее там, где она просто обязана объявиться – у храмовых ворот.

Большие храмовые ворота в дни Перехода открыты для всех и просто удивительно, сколько людей все еще верит, что в эти дни боги только и делают, что сидят в Храме и слушают просьбы, и тем внимательнее, чем богаче было подношение. В пестрой праздничной толпе попасть к Храму проще всего, однако открываются большие ворота только в полдень и вздумай я воспользоваться ими, безнадежно опоздала бы. Оставались малые ворота, надежно спрятанные от непосвященных, зато всегда открытые для Сестер Света – храмовых жриц.

Признаюсь честно, без своего спутника я бы до вечера разбиралась в хитросплетениях садовых дорожек. Что бы за дела этот странный господин не вел со жрицами, дорогу он знал великолепно.

Пока мы шли, на меня временами накатывала противная слабость, и ужасно хотелось глотнуть из бутылки. Конечно, моя болтовня сейчас была бы ой как некстати, но если я свалюсь без сил не дойдя до ворот, разве это не будет еще печальнее? Решившись наконец, я отхлебнула глоток зелья и почти сразу, сама того не желая, выпалила:

– Нужно было идти как есть, а тряпье это с собой взять, у ворот бы и оделись. Или хоть сапоги не снимал бы. Знаешь, а хорошая штука эта моя болячка, ни есть не хочется, ни спать... и ноги не мерзнут, да. А у тебя вон ступни посинели уже, отморозишь ведь.

– Всегда лучше готовиться заранее. Кто знает, сколько времени у нас будет потом, – наставительно изрек мой не в меру осторожный спутник, – А жрица в сапогах это все равно, что трактирщик в короне.

– Мало же ты знаешь о жрицах, – хихикнула я, кивая на спешащую мимо фигуру.

Фонарь эта фигура держала низко и под покрывалами ясно проглядывали грубые очертания самых что ни на есть дешевых сапог. Кроме того, в походке этой жрицы было что-то странно знакомое. Настолько знакомое, что я поспешила ей наперерез, еле сдерживаясь, чтобы не припустить бегом и на ходу прохрипела:

– Пусть Высшие озарят твой путь, сестра!

В ответ жрица пробормотала что-то еле слышно и попыталась прошмыгнуть мимо меня к воротам. Пришлось бесцеремонно удержать ее за локоть, неосторожно выпяченный из-под покрывала.

– Надо отвечать «И озарит Свет дела наши». Никудышная из тебя жрица, рыжая.

Застыла Избранная, будто замороженная, а потом вдруг повисла на мне всем своим немаленьким весом да так, что чуть с ног не сшибла. Под тряпками этими не разобрать было, но, вроде, она еще и разревелась от радости.

– Элечка... вернулась... живая... – доносилось сквозь слои ткани и громкие всхлипывания.

– Пусти, горе мое, я и так еле на ногах держусь, – простонала я, отчаявшись высвободиться из ее хватки. Чего-чего, а цепкости рыжей не занимать. Еще бы ума кто отсыпал, и цены б ей не было. – Ты чего сапоги не сняла, жрица новоявленная? Только не говори, что наша любимая богиня тебе ничего такого не говорила.

– Говорила, но я же не дура босиком по сугробам бегать, – возмущенно фыркнула «жрица», – Ты тоже молодец! Добрая, аж сил нет! Сама голос посадила, так надо, чтоб и я охрипла? Ну а что, будем дуэтом выступать, типа мы сестры Высоцкие.

– Чтоб хрипеть как я, простуды мало, – парировала я, и чуть сама не разревелась, до того, оказывается, соскучилась по нашим перепалкам, – так что снимай или сапоги, или покрывала, потому что жрица в обуви это все равно, что Император в кузнечном фартуке.

– Еще покричим, или все-таки пойдем, пока публика не собралась? – шикнул на нас мой спутник, как всегда неслышно возникая рядом.

Мне тут же стало стыдно. И правда, разорались тут, будто коты на помойке. А если бы нас и правда услышали?

– Это еще кто такой? – задиристо вскинулась Избранная.

Стыдиться ей, понятное дело, и в голову не пришло.

– Государь наш Император, – буркнула я, но голос все-таки понизила. – Ты же хотела его видеть? Так вот он, во всей красе. Любуйся, сколько влезет.

– Называйте меня Ваше Величайшее Величество, – скромно склонил голову этот весьма догадливый господин.

– Ага, так я и поверила! Аж целый Император с тобой по кустикам скачет в тряпках на босу грудь, – недоверчиво протянула Избранная, и требовательно дернула меня за одно из верхних покрывал, чуть не сорвав его совсем, – Представь нас быстренько и пойдем уже, а то и правда опоздаем.

– Это человек, который считает, что спас мою жизнь и теперь я ему кругом должна, – нехотя призналась я. – Ну что, довольна? Теперь мы можем идти?

– Надо же, как интересно, – протянула рыжая, не двигаясь с места, – а имя у этого человека есть?

– Скорее всего, – я бы пожала плечами, но под покрывалом этого бы все равно никто не увидел, – Идем, мы уже и так опаздываем.

– Тогда я сама представлюсь, – заупрямилась эта любительница неуместных церемоний, и зачем-то неуклюже поклонилась моему спутнику: – Меня зовут Ирина, а это моя невоспитанная подруга Эльга, Ваше Величайшее Величество.

Неужели рыжая действительно поверила, это Император? Или просто решила поддержать шутку? Из-за глупого покрывала и не понять, насколько она серьезна.

– Это в высшей степени чудесно, но если вам нужно быть на рассвете у Храма, придется слегка пробежаться, – невозмутимо откликнулся «император». – Мое имя Ингвар, хотя вряд ли это поможет вам бежать быстрее.

Ирина обиженно засопела, но с ответом не нашлась. Удивительно, просто удивительно.

Наплевав на предосторожности, мы понеслись вверх по склону, прямо через редкую и какую-то ненастоящую рощу. Только на вершине холма, где мы остановились перевести дух, я поняла, что в этой роще показалось мне странным. Все деревья были совершенно одинаковыми, будто не выросли сами, а были сделаны каким-то безумным мастером и поставлены на точно отведенное им место в строго выверенном порядке.

Потом мы перелезли через невысокую стену сделанную, казалось, из цельного куска серого камня и отполированную так гладко, что даже в тусклом свете наших фонарей в ней можно было разглядеть свое отражение. За стеной было каменное плато, ровное и гладкое, неприятно напомнившее мне площадку среди кричащих камней, чуть не ставшую моим погребальным костром. Только здесь вместо поленницы был целый Храм, огромный, приземистый и угольно-черный, а вместо бедняги Сигфрида нас поджидала сама Владычица Света, дважды Сиятельная и трижды Совершенная. Но вид у нее был... я и слова-то не подберу, чтоб его описать. Вот если бы она не была богиней, то вполне подошло бы слово «потрепанный». Обошлось в этот раз и без серебристого сияния, и без нежных ароматов и даже цветы в божественных волосах примялись.

– Явилась все-таки, – холодно процедила Светлейшая Госпожа.

Смотрела она почему-то только на меня, будто остальные вдруг перестали существовать. Нехорошо так смотрела. Стоило бы испугаться до дрожи в коленках, но я, видно, и правда, отбоялась уже на всю жизнь вперед. Только злость осталась.

– Разве могло быть иначе? – прохрипела в ответ, с трудом проталкивая слова сквозь нечто, застрявшее в горле и мешающее говорить, дышать и даже думать. – Я выполнила свое обещание, теперь дело за вами, Сиятельная.

– Нет еще, – выдохнул мне в лицо ледяной ветер, забрался под тонкие покрывала, выдувая жалкие остатки тепла. Вот только мерзнуть я разучилась давным-давно, – Избранная должна войти в Храм до рассвета и сделать это без принуждения.

Менять правила по ходу игры – это так божественно!

– Так никто меня и не принуждает, – выкрикнула рыжая и шагнула вперед, будто драться собралась. – Должна войти и войду, и только попробуй меня остановить!

– Милое дитя, разве стала бы тебе мешать та, что привела тебя в этот мир, который так нуждается в тебе сейчас, – теперь божественный голос так сочился нежностью, что у меня зубы заныли, – Но разве не хотелось бы тебе сполна насладиться зрелищем этого великолепного рассвета, последнего в твоей жизни?

– Делать мне больше нефиг, только рассветами любова... – вскинулась было Избранная, но осеклась на полуслове. – Стоп, как это – последним?

– А это мы еще посмотрим! – ухмыльнулась я, – Двигай в храм, рыжая, и ничего не бойся. Лучезарная мне желание обещала, если тебя приведу. Любое желание, понимаешь? Так я и пожелаю сейчас, мало никому не будет!

– Стоит ли верить той, для кого лгать так же естественно, как дышать? – покачала головой Сиятельная, заступая дорогу двинувшейся было к двери Храма рыжей, – Заставь ее снять покрывало и ты увидишь, что других желаний, кроме желания выжить, у этой змеи нет и быть не может.

– Бред собачий! – Рявкнула рыжая и даже ногой топнула сердито, – Да она меня сто раз из дерьма вытаскивала, а ты... да что ты знаешь вообще! Все, хватит мне зубы заговаривать! Свали с дороги, или я за себя не отвечаю!

– О, какая трогательная преданность!  – Притворно восхитилась богиня, подходя ближе, и победоносно указала на узкий край солнца, уже показавшийся над горизонтом. – Жаль, что ей суждено пропасть впустую. Рассвет наступил, а Избранная так и не переступила порог Храма и значит...

– Место, где мы сейчас стоим, называют Внешним Храмом, – вдруг напомнил о себе Ингвар, о котором все забыли, – значит, обещание выполнено.

И тут же захрипел страшно и упал, отчаянно царапая горло скрюченными пальцами.

– Тогда вот тебе мое желание, Светлейшая! – я шагнула вперед, загораживая от божественных глаз корчившееся на камнях тело, – Желаю, чтобы ты слушалась меня во всем и делала все точно, как я скажу! А теперь отпусти его!

Хрип тут же затих.

– Что, думаешь, победила? – Зло выплюнула богиня и вдруг осела на пол, будто сломалась и закрыла лицо руками. – Давай, приказывай! Вылечить тебя? Дворец тебе хрустальный построить? Гору золота насыпать?

– А прикажи ей, чтоб она сдохла! – кровожадно предложила Избранная, – Пофиг, что бессмертная, пусть все равно пытается!

– Этот бедный больной мир вряд ли переживет последствия этих попыток, – отказалась я и даже попыталась усмехнуться, – Да не может она ничего, не понятно разве? Могла бы, так пришибла бы меня сразу, как только я желание загадала. Хэй, Божественная! Идем, пора ритуал начинать!

– Ты с дуба рухнула? – удивилась рыжая, – Какой еще нафиг ритуал?

– Тот, ради которого тебя сюда выдернули, – честно объяснила я. – надо же как-то эти ворота между мирами открыть.

– Да пошел он к черту этот ритуал с богиней на пару, – заупрямилась Избранная, – Нам то с этого какой профит теперь? Валим, пока местные не набежали. Пожрать купим. У меня тот кошелек так и не забрали, прикинь? Там золотых штук двадцать точно! Самого дорогого доктора тебе оплатим. Пошли, а?

– Некуда нам с тобой идти, рыжая. И незачем, – просто сказала я и сдернула с головы покрывало.

Избранная сдавленно вскрикнула и попятилась. Пролепетала беспомощно:

– Я же говорила, что к доктору надо...

– Правильно говорила, – я попыталась ободряюще улыбнуться, но получилось плохо. – Была я у доктора, рыжая. И он сказал, что это вообще не болезнь. Это просто силы из меня ушли. Видишь ли, какая штука: чужакам в этом мире туго приходится. Вон богиня об этом лучше всех знает. Правда, Сиятельная? Без подпитки, рыжая, ты бы долго не протянула, так она нас с тобой и связала. Теперь у нас с тобой на двоих одна жизнь. Моя вот-вот закончится, сама видишь, ну и твоя с ней вместе.

– Как-то не срастается, – недоверчиво прищурилась Избранная, и ткнула пальцем в сторону богини, – Эта сколько тут уже, пару веков? И хоть бы хны ей, хоть и не местная.

– Да где ж ничего, когда она со всего мира жизнь тянет, – зло буркнула я. – Меня на десять дней хватило, мира, вон, на тысячу лет, а конец все равно один. Вот потому и говорю, что пора бы погань эту за двери выставить. Мы-то с тобой один пес уже отбегали свое, а остальной мир, может, еще и выкарабкается.

– Ну, и чего стоим тогда? – Ухмыльнулась вдруг Избранная, – Пошли мир спасать. Слушай, ну что за сволочизм, а? Я, конечно, мечтала совершить такое, чтобы ого-го и для всех сразу, но не так же! Ай, да пофигу уже. Хоть что-то в жизни до конца доведу.

Только решиться одно дело, а сделать – уже совсем другое.

До чуть приоткрой боковой двери храма было шагов двадцать, а мне казалось, будто мы уже идем целую вечность. И в голову лезли разные глупости. Вспомнилась старая серебряной монете, выловленная из реки, затертая и тусклая. Как приятно было греть ее в ладони, представляя все те немыслимо чудесные вещи, какие можно за нее купить. Еще вспоминалась любимая легенда Империи о добрых богах, что непременно исполнят твое желание, если в день Перехода принести в Храм свое самое главное сокровище. И еще я вспомнила, как одна глупая девчонка сбежала от родителей, сама добралась до Храма и громко-громко прокричала свое самое главное желание, чтобы уж точно услышали добрые боги. Очень та девчонка хотела стать величайшим проводником во всем мире, чтобы мама могла гордиться. Эта девчонка еще заблудилась на обратном пути и полночи рыдала на чужом крыльце, пока не поняла, что полученный урок стоит куда больше, чем она за него заплатила. Странная все-таки штука жизнь: теперь то, что от той девочки осталось, снова притащилось в Храм и желание заветное припасти не забыло. Разве не смешно?

В этот раз Храм показался мне совсем другим: мрачным, затхлым и каким-то заброшенным. Окон в храме не было и тусклый утренний свет, проникающий через узкую боковую дверь лишь чуть разбавил клубящийся под древними сводами мрак, сделав его из черного грязно-серым. Лампа в руках Избранной раскачивалась, и наши длинные тени плясали по стенам, превращая мозаичные картины цветущих садов и золоченых дворцов в занавешенные черным дымом пожарища.

– Ну и местечко! Здесь всегда так мрачно? – подала голос Избранная, и эхо тут же подхватило его и разбило о далекий потолок.

– Когда ворота откроют, будет светлее, – тихо откликнулась я, и зачем-то принялась торопливо объяснять, будто оправдываясь: – В дни Перехода тут не протолкнуться от просителей, но в другое время входить в Храм запрещено, вот жрицы и не тратятся на лишние светильники.

– Я думала, тут алтарь будет или что-то типа того, – тоже понизила голос рыжая и завертела головой, будто пытаясь высмотреть в совершенно пустом зале тот самый «алтарь», чем бы он ни был. Заметила решетку, прикрывающую яму для приношений, вскинулась испуганно: – Это что, жертвенный колодец? Меня что, подвесят над ним, и...

– И жрицы семью потами изойдут, отмывая свои денежки от твоей драгоценной крови, – хмуро подхватила я. – Там под решеткой желоб, ведущий в сокровищницу и он для монет, а не для того, что ты себе вообразила. Я думаю...

– Подойди ко мне, дитя, – невыносимо сладкий голос Светлейшей прервал меня на полуслове, – Здесь и сейчас свершится твое предназначение.