Текст книги "Боги, дороги и рыжие неприятности (СИ)"

Автор книги: Анна Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Добрая старушка тут же исчезла, будто и не было ее. Меня, даже сомнение взяло, была ли эта бабка на самом деле, или привиделась в бреду. И бред этот даже не думал меня отпускать – вон еще и повозка неправильная, неоткуда ей в бедном квартале взяться. Изящная, вся в лентах и шелковых цветах – в таких только высокородные по Храмовым садам да по Дворцовой площади колесят.

– Платок надень, – тихо скомандовал мой недавний знакомец со шрамом, спрыгивая на мостовую и ловко загораживая меня от возницы широкой спиной. – Бедняге и так здесь несладко, вон как ерзает. Если тебя увидит, то сразу сбежит, а я ему, собаке, наперед уплатил, иначе ни в какую не хотел ехать. И, чтобы ты знала, теперь ты мне должна тысячу золотых и десять серебром.

– За Южным морем нанимал? – хмыкнула я, кое-как прилаживая платок. – Завязать помоги, что ли. Это изукрашенное убожество больше пятнадцати медяков не стоит. Ничего, до места доедем, я ему личико предъявлю, авось и того платить не придется. Сейчас, погоди, мне так сразу не подняться... Эй, ты что делаешь?

Этот наглец попытался снова закинуть меня на плечо. Вырваться-то я смогла, но при этом здорово приложилась и без того разбитыми коленями о крыльцо и теперь тихо шипела от боли.

– Сама ты только к утру доползешь, – рыкнул этот нетерпеливый господин и снова протянул ко мне руки, – так что засунь свою гордость в...

– Гордость, говоришь? А ты рожу мою хорошо разглядел, не побрезговал? – прошипела я в ответ, на всякий случай отползая от него подальше, – Или так сильно понравилось, что решил себе такое завести?

– Кому утонуть суждено, тот от болячек не помрет, – небрежно отмахнулся он и вдруг одним прыжком оказался на крыльце. – А я, так уж случилось, верю в судьбу.

– С эдакой дрянью на лице как раз топиться впору, – упрямо пробурчала я и отползла еще немного, чудом не сверзившись с края.

– И не надейся! Пока долг с тебя не получу к предкам не отправлюсь, – весело парировал он. – Да и вообще, после того, как я принес тебя сюда, беспокоиться о заразе несколько поздновато, не находишь?

– Вниз головой меня тошнить начинает, – жалко прохрипела я, отчаянно мечтая провалиться сквозь землю от стыда.

Потом ухватилась покрепче за дверную ручку и попыталась подняться. И у меня даже получилось. Заодно стало понятно: без посторонней помощи я до повозки могу добраться разве что ползком, а значит можно и не пробовать – такого зрелища этот нервный возница точно не выдержит.

И тут меня подхватили на руки и понесли осторожно, будто принцессу, спасенную из заточения в высокой башне. Я даже удивиться не успела. Зато успела понять, что так мне нравится гораздо больше, чем кверху задом на чужом плече.

Удивительно, как мало надо иногда, чтобы снова почувствовать себя человеком. Очутившись в повозке, я сразу выпрямилась, расправила плечи и даже зачем-то напустила на себя надменный вид

– А что, может сработать, – задумчиво протянул мой спутник, придирчиво меня оглядев, – Вот только эти твои тряпки убогие... Подняться сможешь?

Прежде чем я успела ответить, меня сдернули с сидения, закутали в плащ и усадили обратно, нахлобучив капюшон до самого кончика носа, да еще и по рукам шлепнули, когда я попыталась этот самый капюшон поправить.

– Ну вот, совсем другое дело, – судя по одобрению в голосе, теперь я выглядела поприличнее. – Можешь и дальше делать вид, что все вокруг тебе по сотне золотых должны. Да, к слову о долгах...

– Очевидно, теперь еще и за плащ с меня возьмешь? – небрежно осведомилась я, не дожидаясь конца тирады. – Ладно. Пять серебром, больше ни медяка не получишь.

Все происходящее было настолько нелепым, что я махнула рукой на здравый смысл и решила расслабиться и плыть по течению. Куда-нибудь да выплыву.

– Пять золотых, никак не меньше, – надменно процедил этот не в меру жадный господин, – но если хорошо попросишь, немного уступлю. Скажем, три серебухи.

– Эта жалкая тряпка не стоит и тех пяти монет серебром, что я так великодушно за нее предложила, – в тон ему протянула я. Этот нелепый торг начал меня увлекать. – Впрочем, так уж и быть, расщедрюсь на семь.

– Жалкая? Да это тончайшая шерсть редкого благородного цвета! – он возмущенно подскочил на сидении, заставив повозку слегка покачнуться, – Три золотых, и только из жалости к столь вопиющему невежеству!

– О, да здесь к тому же пятно, – я победоносно ткнула пальцем в небольшое бурое пятнышко, почти незаметное на темно-коричневой ткани, – Десять серебряных или забирай назад свою шерсть!

– Вы готовы ехать, господин? – осмелился напомнить о себе возница.

– В Золотой квартал, да побыстрее, – отмахнулся мой спутник и снова повернулся ко мне, – Я сегодня невыносимо щедр, поэтому соглашусь оплатить услуги прачки. Два золотых, это мое последнее слово!

– За два золотых можно четыре плаща купить, – возразила я, гадая про себя, что ему могло понадобиться в богатейшем квартале столицы. – Причем совершенно новых . Этот, к тому же, длиннее чем нужно на добрых две ладони. Двадцать серебряных.

– Золотой. Это даже меньше, чем я за него заплатил, – никак не желал сдаваться он, – И я добавлю шесть медяков портнихе, которая ушьет его на коротышку, вроде тебя.

– Возможно, тебе и пришлось доплатить на непомерную длину, – невозмутимо пожала плечами я, – но мне вся эта лишняя ткань только мешает. Ладно уж, тридцать пять серебром. Соглашайся, этого как раз хватит, чтобы заказать новый, можно даже со шлейфом, как у Императрицы.

– Один золотой ровно, – отчеканил он и окликнул возницу, – Эй, милейший! Здесь поезжайте прямо, на перекрестке направо.

– Пятьдесят серебрух, – предложила я, особенно не надеясь на удачу.

– Сто серебряных, раз уж тебя так смущает золото, – отмахнулся он, напряженно вглядываясь вперед, – Следовательно, отныне твой долг мне составит тысяча один золотой и двадцать серебряных монет.

– Ладно, серебро я сейчас отработаю, – легко согласилась я и потянулась было, чтобы сдернуть платок, но тут же снова получила по рукам.

– Не смей! Вылетишь из квартала, даже пикнуть не успеешь. И я вместе с тобой, – злобно прошипел мне на ухо мой спутник, кивая на проезжающий мимо патруль.

Мне тут же стало стыдно. Знала же, что по праздникам из богатых кварталов гонят всех, кто плохо одет, рожей не вышел или просто страже не приглянулся. Как там в указе-то... «дабы благопристойность видом своим непотребным не рушить и взоры благородные низостью своей не оскорбить». Я даже открыла было рот, чтобы извиниться, но не успела.

Повозка остановилась у ажурной кованой калитки, за которой виднелся промерзший насквозь сад и узкая тропинка, круто сворачивающая вправо и пропадающая из виду. Мой спутник кивнул вознице и легко соскочил на землю. Я хотела было последовать за ним, но, конечно же, запуталась в слишком длинном для меня плаще и чудом удержалась на ногах.

– Полы подбери и иди сюда, – скомандовал он, будто и не заметив моей неловкости.

Руки протянул, а сам все на калитку поглядывает, как будто ждет, что оттуда сейчас выскочит какая-нибудь пакость.

Мне показалось, что для вопросов сейчас не лучшее время и надо бы делать, что сказано, и помалкивать. Так и молчала всю дорогу, меня несли на руках к калитке и дальше по тропинке, петляющей среди голых кустов и покрытых снегом вечнозеленых деревьев к двухэтажному дому из светлого камня. На узком заднем крыльце мой спутник поставил меня у стеночки так, чтобы я смогла к ней прислониться, и тут же забарабанил кулаком по окрашенной дорогой синей краской двери.

Выглянувшая на стук служанка при виде нас испуганно пискнула и попыталась было захлопнуть дверь, но не тут то было. Мой спутник ловко подставил сапог, сделал страшное лицо и прорычал что-то угрожающее. Что именно я не разобрала, потому что как раз сползала по стене под оглушительный грохот сердца в висках.

Когда удалось сморгнуть застившую глаза мутную пелену, меня уже несли по скрипучей полутемной лестнице куда-то наверх, где было невыносимо светло и пахло как в дедовом чулане, где хранились травы и прочий лекарский скарб.

– С ума сошел, мне за всю жизнь не расплатиться... – простонала я, прикинув, во что обойдутся услуги лекаря из золотого квартала.

– Молчи, – еле слышно выдохнул он мне в макушку, и я не осмелилась ослушаться. Уж очень напряженно это прозвучало.

– Мне казалось, ты давно уяснил, что я не желаю тебя здесь видеть в дневное время, – сухо поприветствовал моего спутника высокий худой старик, поднимаясь нам навстречу из-за заставленного склянками стола.

– Так смотри ее, а не меня, – огрызнулся мой спутник, в несколько шагов пересек комнату и осторожно опустил меня на высокий стол у окна.

Потом развернулся на каблуках и буквально вылетел из комнаты. Даже сквозь грохот сердца в висках я услышала, как заскрипела под его весом лестница.

– Что ж, посмотрим, – невозмутимо обронил старик и направился ко мне, на ходу закатывая рукава рубахи, – Не сидите как изваяние, милочка! Показывайте, что там у вас.

Я молча откинула капюшон и, в который раз за этот долгий день, стянула с головы уже порядком надоевший мне платок. Пускай смотрит, мне не жалко.

Только старому извергу просто смотреть оказалось мало. Он вертел мою голову так, что я уж думала, она совсем отвалится, заглядывал в глаза, в уши и в горло, надавливал на рану, ощупывал и, кажется, даже обнюхивал. А потом вдруг сгорбился, будто все силы из него разом ушли, добрел до кресла в углу и тяжело в него опустился.

– Много лет назад я дал себе обещание, – тихо начал он и от бесконечной усталости в его голосе что-то внутри меня лопнуло и осыпалось колючими ледяными осколками, – никогда не убивать надежду. Самым безнадежным я говорил, что все будет хорошо, и они непременно поправятся. И знаете, что странно? Многим становилось лучше. Чудесная вещь надежда, не правда ли?

– В моем случае, она уже ничего не изменит, да? – невесело усмехнулась я. Страха не было, видно, отбоялась я уже свое. И так просто было задать самый важный вопрос: – До рассвета дотяну? Нужно кое-что закончить.

– Кто знает. Случается всякое, но при разумной осторожности это вполне возможно, – старик поднял наконец голову и встретил мой взгляд. – Боли не будет, если это вас хоть сколько-нибудь утешит.

– Хотите утешить, так скажите, что это не заразно, – проворчала я, подумав о рыжей и еще, почему-то, о некоем господине со шрамом, который наверняка ошивается где-нибудь поблизости. – Не хотелось бы наградить этой дрянью кого-то еще.

– Строго говоря, вы не больны, – старый лекарь вскочил с кресла и заметался по комнате, собирая с полок какие-то баночки, бутылочки и коробочки.

– А эта пакость на лице так, от скуки вылезла? – недоверчиво усмехнулась я.

– Скорее, от недостатка жизненных сил, – рассеянно отозвался он, яростно измельчая что-то в крошечной ступке. – Ваше тело не смогло залечить рану и поэтому отторгает больную плоть. Вмешайся я чуть раньше, и столь ужасной картины можно было бы избежать, но... в конечном итоге, это мало чем помогло бы. Любое повреждение, даже самое пустячное, вскоре превратилось бы то, что мы сейчас видим на вашем лице. Некий запас жизни у вас еще есть и его можно направить на заживление, или же потратить на то, чтобы привести в порядок оставшиеся дела. Первое лишь отсрочит неизбежное, второе же ускорит приближение смерти, но какое-то время вы сможете свободно передвигаться.

– Это даже больше, чем я надеялась, – учтиво сказала я, почти не прислушиваясь.

Жизненной силы нет, значит? А ведь недавно через край было. Даже тетка иногда шипела завистливо: «ух, зараза двужильная!» Если чего-то было много, а потом не стало, значит что? Значит, это украли. Кто украл, и думать не надо – смертным такие трюки не по зубам.

Удивляться тут нечему, так боги поступали всегда: обещают исполнить любое желание и сразу же делают так, чтобы у человека только одно желание и осталось.

Ну, это мы еще посмотрим.

Если снадобье сработает как надо, то останется только разыскать Избранную раньше, чем до нее доберется стража, где-то пересидеть до утра и пробраться в Храм. И, уж конечно, отделаться от непрошенного спутника. Хотя бы на время.

Чудесное укрепляющее средство оказалось горьким, немного пощипывало язык и пахло чем-то пыльно-сладким, будто растоптанная на мостовой конфета. Большей гадости в жизни не пробовала. Зато в голове сразу прояснилось и перестали дрожать колени.

Бережно прижимая к груди бутылку со снадобьем, я слезла со стола и чуть было снова не рассмеялась, на этот раз от переполнявшего меня счастья. Тело слушалось поначалу неохотно, но с каждым движением все лучше и лучше. Пожалуй, не так и сложно будет попросту сбежать от...

– Знаешь, как называется то, что у тебя в руках? – холодно протянул прямо над ухом тот, о ком я только что подумала. От неожиданности, я чуть не выронила драгоценную бутылку, а он, как ни в чем ни бывало, продолжил: – Вижу, что не знаешь. «Веселый мертвячок». Объяснить почему, или сама догадаешься?

– Уже догадалась! – мотнула я головой и зачем-то добавила: – Ты извини, мне тут осталось всего ничего и долг отдать ее успею... Хотя погоди, у меня же...

Я быстро вернулась к столу, поставила на него бутылку и сунула руку за пазуху.

– Вот, что у меня есть, – я осторожно развернула карту на столе, любовно разгладив замявшийся уголок. – Смотри, тут еще весь Запад на месте и Приболотье, а на новых ничего этого нету уже. Вооот тут пройти можно, видишь? Новый путь, я его сама прокладывала. Не тыща золотых, но чего-то да стоит. Бери, мне уже один пес на дороги не выйти. В Гильдию только не суйся с этим, ладно? Она, вроде как, запрещенная...

– Весьма любопытно, – буркнул он, небрежно сворачивая карту и силой пихая ее мне в руки. – Идти можешь, или тебя понести?

– Могу, только... – договорить я не успела, потому что меня ухватили повыше локтя и поволокли к двери. Я лишь каким-то чудом сумела подхватить свободной рукой одновременно и бутыль с лекарством, и слишком длинную полу плаща.

А я-то думала, что самое трудное уже позади.

Как бы ни так.

Глава 21

Мы вихрем пронеслись по дому, скатились с заднего крыльца и бегом припустили к калитке. Повозки, понятное дело, уже и след простыл. Не сбавляя ходу, нырнули в какой-то переулок, промчались через несколько заваленных хламом задних дворов, пересекли празднично украшенную широкую аллею и почти перелетели через низкую каменную ограду, очутившись в старом, запущенном саду, где, наконец, остановились.

– Забавное у тебя понимание слова «идти», – проскрипела я, пытаясь хоть немного отдышаться.

– Ничего, скоро привыкнешь, – пропыхтел в ответ господин торопыга, – и тогда я покажу тебе свое понимание слова «бежать».

– Уже не успею, – невесело усмехнулась я, и непонятно зачем добавила: – Все рано собираюсь от тебя отделаться, как только возможность подверне...

Тут я сообразила, что сболтнула лишнего и быстренько зажала себе рот обеими руками. Видно, чудо-снадобье не только ноги укрепляет, а еще и язык развязывает.

– Не подвернется, – уверенно заявил мой непрошеный спутник. – Скажи лучше вот что: как далеко на север ты заходила?

– Однажды у Серой Гряды была, – честно призналась я. – но там теперь не дороги, а колтун сплошной. На северное побережье несколько раз ходила, пока дороги не сменились. Говорят, с год назад туда еще можно было попасть, только идти надо было через Малый Перекоп. Конечно, все могло опять поменяться, но тот путь у меня на карте есть. Могу показать, если надо.

– Покажешь, но позже, – он даже зажмурился от удовольствия, будто я призналась, что каждую луну откладываю яйцо из чистого золота. – Слышала когда-нибудь о первой столице? Которая утеряна навсегда и туда ни одна дорога больше не ведет? Так вот: я видел путевые записи одного купца, который клянется, что путь есть. Поганый, но пройти можно, если проводник не из пугливых.

– И зовут того купца Ауд Золотой Меч, – простонала я, не сдержавшись, – и путь, якобы, начинается у Разлома, потом по старому руслу Ормвейг на восток мимо Горы-Всадника? Поганый – это не от слово. Русло то уже десяток лет, как пропало, и вместо него теперь узлы, а дороги плохие уже за Разломом начинаются. Говорят, там есть кусок длинный, где на втором слое плющит в лепешку, как жабу под сапогом. Тоже мне, тайна. В гильдии эти записи новичкам показывают, чтоб сразу уяснили себе, что не везде так легко и приятно, как на торговых трактах.

– Но пройти там можно? – переспросил мой упрямый собеседник.

Я хотела соврать, что нельзя, но почему-то сказала:

– Не знаю, смотреть надо.

– Вот вместе и посмотришь, – ухмыльнулся этот сумасшедший. – Отведешь меня туда и считай, что мы в расчете.

– Господин шутить изволит? – сварливо отозвалась я. – До рассвета я, может, еще дотяну, а до границы уже никак. Вот помру посреди дороги, что тогда делать будешь? На требухе моей гадать, куда дальше двигать?

– Не помрешь, – уверенно возразил он и даже рукой рубанул по воздуху, будто отсекая саму эту мысль, – В своей удаче я уверен. Если уж попался мне нужный человек, то никуда он от меня не денется.

– Тот старикашка, вместо меня повешенный, тоже был нужным человеком? – не удержалась от шпильки я.

– Крысой он был, – невесело усмехнулся мой собеседник, – Мерзкой, но живучей.

То есть проводником без гильдийского знака. Для торопливого недоучки староват, значит из тех, кого вышибли с позором.

– Я, наверное, тоже крысой стану, как только в гильдии мою карту увидят, – я даже не сразу сообразила, что говорю все это вслух. – Значит, не увидят, потому что я ее потеряла по дороге. Из рук ветром вырвало или... вот же пень горелый! Это я и в гильдии так болтать буду?

– И там, и тут, и вообще везде, – откликнулся мой собеседник. – И раз уж мне все равно придется тебя слушать, то болтай о чем-то интересном, что ли. Хотя бы о том, какой безмозглый осел состряпал кривую байку про украденный кошелек и что ты натворила на самом деле.

– Такую дурь и захочешь, не выдумаешь, – поморщилась я. – И хоть не я тот треклятый кошель взяла, а все равно виновата. Знала же, с кем дело имею, так и надо было смотреть в оба. Но мне и в голове не пришло, что эта глупая курица может... ой. Не слушай меня, я уже сама не понимаю, что говорю. Ерунда все это.

– На редкость занятная ерунда получается, – оживился этот не в меру любознательный господин, – Так девка, якобы сбежавшая и от доблестной стражи, и от судейского сынка, действительно существует? Интересно, как ей это удалось.

– Есть у меня мыслишка на этот счет, только ты все равно не поверишь, – я устало вздохнула и с некоторым трудом выпрямилась. – Слушай, мне правда надо кое-что закончить. Если дотяну до рассвета, то встретимся на этом же месте и я отведу тебя куда скажешь, хоть на Север, хоть за Южное море.

– Нет у тебя никаких дел, – покачал головой господин Прилипала и тоже выпрямился. – От виселицы тебя никто не рвался спасти, значит и дальше как-нибудь без тебя обойдутся. Прикупим кое-чего и в путь.

– Еще одна ночь для тебя уже ничего не поменяет, а для меня это, может быть, последняя надежда, – быстро заговорила я, потихоньку отступая назад. – Я что, так много прошу? Ты сам подумай, ну куда я из города денусь? А если и выберусь, далеко мне все рано не сбе...

Тут под ногу мне подвернулся корень, я неловко взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, запуталась в плаще и некрасиво растянулась на снегу во весь рост.

– Верю. С твоей ловкостью и правда далеко не убежать, – насмешливо протянул этот странный человек, помогая мне подняться. – Может, попробуешь ползать на четвереньках? Не слишком изящно, зато надежно.

– В другой раз всенепременно, – буркнула я и попыталась высвободиться, но безуспешно. Пришлось засунуть гордость подальше и молить о пощаде: – Ну хочешь, слово дам, что вернусь? Или клятву по всем правилам, как полагается? Отпусти, мне правда очень нужно...

–А если некому будет возвращаться? – покачал он головой. – Откуда мне знать, во что ты там ввязалась. Вот что, или выкладывай, что у тебя за важные дела, или забудь о них вообще, потому что без меня ты никуда не пойдешь.

– Ты все равно не поверишь, – простонала я, а потом собралась с духом и выпалила на одном дыхании: – Богиня велела мне отвести Избранную в Храм до дня Перехода и взамен обещала выполнить любое мое желание, а сама болячкой наградила, чтоб я лишнего не пожелала, а Избранная и есть та дура, что кошелек стащила, но там, откуда она явилась, совсем другие порядки и мне бы стоило об этом помнить, так что я тоже виновата, да еще и прямо в лапы стражи ее притащила. – тут мне пришлось остановиться, потому что закончился воздух. Отдышалась, и продолжила уже нормально: – Стража здешняя умом не блещет, ну да оно везде так. Сбежали бы обе, но из меня сейчас бегун неважный, сам видишь. Помощи от богини я и не ждала. Избранную свою она, конечно, спрятала, а я ей уже без надобности. Только долг за ней все равно остался и если Избранную перехватить и в Храм до Перехода отвести, то ей уже не отвертеться и придется мое желание выполнять.

Взгляд, которым меня наградили, яснее ясного говорил: «совсем свихнулась!».

Но вслух он сказал другое:

– Перехватить как раз не трудно: храмовые ворота на рассвете открывают, то есть слишком поздно, значит эта твоя Избранная через тайный лаз пойдет. Знаешь, где это? Если, конечно, богиня не перенесет ее своей чудесной силой.

– От нее дождешься, пожалуй, – ухмыльнулась я, уже примирившись с тем, что отделаться от непрошеного спутника мне не удастся. И тут вспомнила еще кое о чем важном: – Но откровенность за откровенность. Поведай же мне, с какого перепугу мы выскочили от лекаря так, будто нам пятки поджаривают, и до сих пор торчим в этом саду, как два пугала?

– Днем за тем домом наблюдает слишком много глаз, – снизошел до объяснений господин Таинственность, хоть и не слишком охотно. – Никогда не знаешь, кто за тобой может увязаться и зачем. И раз уж ты об этом вспомнила, то не двинуться ли нам дальше?

Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под локоть, и мы направились к выходу из сада, шествуя неторопливо и степенно, будто престарелые супруги на прогулке.

На углу мой спутник ненадолго оставил меня, чтобы перекинуться парой слов с упитанным коротышкой, скучающим на козлах закрытой повозки. Пара монет сменили хозяина, и вот мы уже едем куда-то на север, надежно укрытые от посторонних глаз.

– Скоро стемнеет, будет проще, – зачем-то пояснил он, что-то высматривая через щель в занавесках. В пыльном полумраке я видела только большой темный силуэт напротив и освещенный кончик носа.

Снова накатила слабость, и я откупорила заветный бутылек. Пахло зелье еще хуже, чем мне помнилось, и удержать его внутри оказалось непросто.

– У меня совсем чутье отшибло, – пожаловалась я, сама не зная почему. – За нами точно следят, иначе ты бы так не дергался, а я вообще ничего не чую. Интересно, это из-за болячки или из-за лекарства?

– То, что ты пьешь, не лекарство, – мрачно откликнулись из темноты напротив, – И болтай потише, если уж молчать не можешь. Наш добрый возница вполне обойдется без твоих откровений.

– Так укрепляющее снадобье, какая разница, – вяло огрызнулась я, послушно понизив голос до шепота.

– И не укрепляющее, – долетел до меня тихий голос, – даже наоборот. Яд это.

– Какой резон меня травить? – не поверила я. – Не проще подождать немного?

– Яды разные бывают, – снизошел до объяснений господин Всезнайка. – Самые простые действуют без затей, прожигая или разъедая внутренности, но этот не из таких. Он действует на разум так же, как кнут действует на лошадь. Здорового поначалу может так раззадорить, что он будет работать три дня кряду, а потом еще и танцевать пойдет на праздник. Лошадь, когда ее кнутом охаживают, тоже быстрее бежит, но лошадь потом и поменять можно, а разум загнанный не сменяешь на свежий.

– Если опоздать боишься, о лошадях не думаешь, – так же тихо откликнулась я, – Особенно о безнадежно больных клячах. Мне бы только до рассвета дотянуть, а потом или смерть, или исцеление от всего и сразу. Так не все ли равно, что пить, если это помогает мне шевелиться?

– Ах да, нельзя же подвести богиню, – в одной этой фразе было больше яда, чем в бутылке, что лежала на моих коленях.

– Ты что же, не веришь в богов? – тут же поделилась я посетившей меня странной мыслью. Не знаю, насколько коверное зелье подстегивает разум, но язык оно развязывает не хуже крепчайшего самогона.

– Хватит и того, что ты в них веришь, – все так же ядовито отозвался мой собеседник и добавил совершенно другим тоном: – Почти стемнело, но толпа еще не поредела. Как раз то, что нужно. Сейчас проверим, за кем из нас следят вон те неприметные парни.

– Если неприметные, значит точно не за мной, – уверенно изрекла я, опять позабыв понизить голос, – потому что за мной кроме стражи следить некому, а скрытность вовсе не входит в число талантов героев в синем.

– Зачем гадать, если можно узнать? – резонно возразили мне из темноты напротив, – Ты как, держишься еще? Объятия пеньковой дамы не сахар.

– Эта дама мне чуть шею не сломала, – проворчала я, который раз ощупывая борозду под челюстью.

– Тебе повезло, что она вообще порвалась, – спокойно возразил мой «спаситель», – Все же расчет был на Болли, а он куда тяжелее тебя.

– Прибавь вес цепей, – я пожала плечами и неловко пошутила: – и груз ужасных злодеяний на моей совести.

Из темноты донесся тихий смешок.

Повозка поехала медленнее и голоса снаружи стали громче и отчетливее.

– Сейчас свернем на площадь, – прошептал мой спутник. – В толпе возница свою клячу пустит шагом а ты, как скажу, выскочишь из повозки и попробуешь затеряться в толпе. Сможешь? И плащ наизнанку выверни.

– Как-нибудь справлюсь, – буркнула я, неловко дергая пряжку.

В легендах надетая наизнанку одежда иногда помогала сбить со следа собак, но здесь явно что-то другое.

– Быстрее, мы почти на месте, – поторопили меня из темноты.

Да кто ж его учил под руку говорить? Я чуть пряжку под сидение не уронила.

– Думаешь легко вывернуть тряпку, размером с дворцовую площадь, – огрызнулась я, уже привычно натягивая капюшон до кончика носа. Так всей моей красоты, конечно, не прикрыть, но мой платок остался у доктора и, если у тамошних слуг есть хоть капля разума, уже дотлевает в мусорной яме.

Дождавшись тихого «Прыгай!», я подобрала полы и тихо выскользнула в едва приоткрытую дверцу. Точнее, попыталась выскользнуть, потому что тело все еще не настолько хорошо меня слушалось. Мостовая больно ударила по ногам, я пошатнулась и только по какой-то странной случайности не выронила бутыль прямо под ноги неопрятного детины, орущего что-то про «лучшие пироги во всей Империи». Пахли эти пироги так, что я поспешила отойти подальше, старательно держась с наветренной стороны. Как-то паводком залило наш погреб, и вода не сходила целых две луны, а когда все-таки сошла, дед глянул вниз, выругался и пошел копать новый. Так вот, старый погреб пах не в пример вкуснее, чем этот «лучший в Империи» кошмар пекаря.

Смешаться с толпой оказалось на удивление легко. Я неспешно пробиралась по краю площади, старательно держа голову низко опущенной и надеясь, что тень от капюшона достаточно скрывает мое «украшение». Изнанка плаща оказалась светло-зеленой, как плохо высушенное сено. Удобная вещь, ничего не скажешь. Хотя бы понятно стало, почему господин Крохобор содрал с меня двойную цену.

– Они разделились, как только сообразили, что в повозке тебя нет, – еле слышно шепнул тот, о ком я только что подумала, появляясь непонятно откуда и, как ни в чем ни бывало, зашагал рядом вежливо придерживая меня под локоток.

Не скажу, что принесенная им новость сильно меня удивила. Если некто, за кем ты следишь ни с того ни с сего буквально прилипает к кому-то, значит этот кто-то определенно стоит внимания. Даже если мы сейчас распрощаемся насовсем, это уже ничем не поможет. Ясно было одно: кто бы ни были эти люди, к Избранной их вести нельзя.

Мой новоявленный собрат по несчастью, как видно, думал в том же направлении, потому что спросил:

– Как думаешь, где-нибудь поблизости можно поужинать, не ввязавшись при этом в трактирную драку?

– В этом-то квартале, да еще перед праздниками? Определенно, нет, – откликнулась я и нехорошо ухмыльнулась из-под капюшона.

Уловка, конечно, старая, но может и сработать, а не сработает, то хоть развлекусь напоследок. И вон тех неприметных парней развлеку.

Глава 22

Слышала я, что в некоторых столичных трактирах грязнее, чем в помойной яме, но не особенно-то верила. Зря, конечно.

Милое местечко, в которое мы завернули с площади, назвать «грязным» у меня язык бы не повернулся. О, это уже была не просто грязь, это была целая эпоха, застывшая в жире и копоти на стенах, покрывшая столы и лавки налетом в палец толщиной, едким дымом повисшая в воздухе и липко чавкающая под ногами.

– Очаровательно, не правда ли, мой господин? – проворковала я, осторожно опускаясь на краешек скамьи, с которой только что рухнул на пол потный коротышка в трещащем по швам мундире Императорской кавалерии. Потом я осторожно принюхалась к оставшейся на столе кружке и тихо добавила: – Как думаешь, кувшина вина хватит, чтобы они решили, будто мы здесь надолго? Боюсь даже представить, какие закуски готовят на здешней кухне.

– Возьмем сразу два, так надежнее будет, – решил мой спутник и оглушительно свистнул, подзывая служанку.

Свистеть ему пришлось еще трижды, прежде чем растрепанная рябая девица соизволила покинуть колени бородача со знаком Гильдии ткачей на вороте и подплыть к нам, томно покачивая бедрами.

– Скажи-ка мне, красавица, не найдется ли в этом славном месте свободной комнаты, где скромный парень вроде меня мог бы немного отдохнуть и вкусить простых жизненных радостей? – осведомился мой спутник, словно бы невзначай вертя в длинных пальцах новенький серебряный кругляш.

– Господин такой шутник! В канун Перехода и за тюфяк на чердаке золотом платят, – кокетливо хихикнула служанка, а потом склонилась ближе, будто бы случайно прижимаясь грудью к плечу моего спутника, и зашептала горячо: – Есть одно местечко над конюшней, там чисто и клопов почти нет... для себя придержать хотела, но если господин пожелает...

– Мой господин привык довольствоваться малым, – скромно потупилась я, заодно поглубже спрятав лицо в тени капюшона.

– Да-да, нам и конюшня сгодится, – радостно подхватил мой «хозяин», ловким щелчком отправляя монетку прямо в щедро распахнутый вырез блузы, – И принеси нам пару кувшинчиков вина, милая. Какое же веселье без этого славного напитка?

– Как пожелаете, господин, – томно выдохнула девица и унеслась прочь, на ходу затягивая пояс своей неприлично короткой юбки.