Текст книги "Ловушка для невесты"

Автор книги: Анна Грейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Анна Грейси
Ловушка для невесты
( Всадники дьявола – 3)

Куратор:

Фройляйн

Над переводом работали:

Nadegdan, тучка, Amica, Иришенька, basilevs

na, Изабелла, Zirochka, Нюрочек, Lark, Karmenn

Бета-ридинг, вычитка:

Москвичка, Whitney, Фройляйн

Подготовка файла:

Мария Ширинова, Фройляйн

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Принять участие в работе Лиги переводчиков

http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

Аннотация

Рейф Рэмси, сын недавно скончавшегося графа Эксбриджа, не верит в любовь. Впрочем, сие не значит, что только ради продолжения рода он готов добровольно согласиться на брак по расчёту, устроенный его роднёй. Поддавшись порыву, он берётся разыскать пропавшую внучку одной богатой дамы и отправляется в дальние страны. В Египте он находит вовсе не испуганную молодую девушку, а красивую женщину, которая скрывается от чего-то гораздо более опасного, чем нежеланная помолвка…

Аиша, прожившая шесть лет на улицах и давно утратившая детскую наивность и доверчивость, знает, как уберечься от мужчин. Тем не менее, она оказывается бессильной перед уловками Рейфа… и его поцелуями. И уже вскоре вместе с Рейфом плывёт в Англию навстречу новой жизни и новой семье. Но тёмные секреты прошлого, которые настигают Аишу, грозят уничтожить их обоих. И Рейфу придётся выбирать между убеждениями всей своей жизни и любовью.

С благодарностью,

Энни Макалистер и Марион Леннокс

за их дружбу и поддержку,

«Maytoners», прекрасным все как один,

и Word Wenches, которые так тепло приветствовали меня в своём блоге.

Пролог

Англия

Декабрь 1817 года

Свист кнута разорвал неподвижность ледяного пейзажа. Стук копыт становился всё громче, и вскоре к повороту подлетели два каррикла. Дорога была узкой, а поворот довольно крутым, однако ни один из них не замедлил хода.

Лошади мчались, вытянув шеи, изо всех сил стремясь вырваться вперёд. Их разгорячённое дыхание клубилось в морозном воздухе.

На самом повороте колёса серебристо-бордового экипажа задели колёса чёрно-жёлтого.

– Ради Бога, Рейф, осторожнее, если не ради нас, то хотя бы ради моего нового каррикла, – завопил Люк Риптон, управляющий чёрно-жёлтым экипажем.

В ответ Рейф Рэмси, раскрутив кнут над лошадьми, громко защёлкал им слева и справа над рысаками.

– Эй, ты несёшься, как сумасшедший!

– Я тороплюсь на свадьбу, – Рэмси щёлкнул вожжами, погоняя коней.

– Ты ведь хочешь прибыть туда живым, не правда ли?

Рейф полоснул по товарищу ледяным взглядом голубых глаз.

Увидев этот взгляд, Люк тотчас придержал своих лошадей, позволив карриклу друга выйти вперёд. Они часто устраивали гонки. И обычно это было весёлое и сумасбродное состязание.

Но сегодня Рейф явно не в духе…

Люк знал, что раздражение друга направлено не на него. Рейф был не в духе уже, когда они встретились. И что бы он ни говорил, как бы ни старался, ничто не могло вывести Рэмси из мрачного состояния. На каждую остроту, каждую колкость Люка тот отвечал с такой холодной сдержанной вежливостью, что казалось, эта вежливость могла кусаться.

Люк, распознав знакомые признаки, оставил попытки поднять приятелю настроение. Рейф был одним из его давних друзей, и самым спокойным изо всех, кого он знал, но иногда впадал в подобное состояние. И единственное, что можно было сделать в таком случае – дождаться, пока это состояние пройдёт само собой.

Причина была всегда одна – Эксбридж.

Рейф редко показывал друзьям своё дурное настроение – гнев сжигал его изнутри, почти не проявляясь внешне. Когда-то хороший выход его гневу давала война. Теперь он устраивал сумасшедшие скачки.

Сегодня Люк наседал на Рейфа сильнее обычного, надеясь, что к тому времени, как они доберутся до места, тот совладает с обуревавшими чувствами и снова станет как всегда – само очарование.

Но Рэмси продолжал оставаться холодным как лёд снаружи и горящим от гнева внутри; глаза его сохраняли странное застывшее выражение, из чего Люк сделал вывод, что мысли его товарища по-прежнему далеко отсюда. Риптон правил своим экипажем более осторожно, пытаясь таким образом сдержать Рейфа, который мчался как бешеный.

Показался въезд в Элверли – внушительные чёрные ворота из кованого железа в каменной стене. Сегодня они стояли распахнутыми для гостей графа, прибывающих в поместье по случаю свадьбы единокровного брата графа Элверли Гарри и леди Элен Фреймор.

Каррикл Рейфа мчался вниз по уклону к воротам, будучи лёгким он раскачивался и подрыгивал на выбоинах и кочках.

«Слишком быстро, учитывая гололёд», – подумал Люк.

– Осторожно, внизу лёд, – закричал он.

Рейф не обратил внимания, погружённый в свои мрачные мысли.

Какой-то маленький зверёк – вероятно, лисица – перебежал дорогу перед экипажем. Одна из лошадей встала на дыбы, вторая натолкнулась на неё, и бешено мчавшийся каррикл, попав на участок тёмного льда, стал скользить к каменной стене и железным воротам.

– Спасайся! – закричал Люк. Рейф или разобьется в лепёшку о каменную стену, или наткнётся на распахнутые железные ворота. – Прыгай!

Рэмси рванул одной рукой тормоз, второй, натягивая вожжи, пытался сдержать испуганных лошадей. Тормоз изменил угол заноса, но не замедлил его: на льду не за что было зацепиться.

Рейф резко и безжалостно послал лошадей прямо через ворота и отпустил тормоз. Вес скользящего экипажа потянул лошадей назад и вправо. Они в страхе забились.

Тогда он хлестнул кнутом, и лошади рванулись вперёд. Послышался громкий скрежет дерева по камню и металлу, каррикл подпрыгнул и накренился, встав на одно колесо. Ещё секунда – и он точно перевернётся.

– Прыгай, дурак! Прыгай! – вопил Люк.

Вместо этого Рейф бросился на противоположный борт каррикла, как в лодке используя своё тело в качестве противовеса. В течение нескольких бесконечно долгих секунд экипаж балансировал, грозя упасть, но затем всё же с громким стуком встал на оба колеса.

Рейф оглянулся и поднял, салютуя, кнут, и пустил лошадей по подъездной дороге.

Люк подъехал к дому, когда Рэмси уже давал указания конюхам Элверли поводить лошадей, чтобы охладить их, хорошенько протереть, дать горячего пойла и вообще хорошо обращаться с ними.

– Ты маньяк, – заявил Риптон, спрыгивая со своего каррикла и бросая вожжи груму. – Ты чуть не убился.

Рот Рейфа скривился в безрадостной усмешке:

– Ну, это вызвало бы переполох. Все намерения заполучить наследника пошли бы прахом.

– Скорее свадьба Гарри и Нелл пошла бы прахом! – рявкнул Люк. – Мне наплевать на вопрос о наследнике Эксбриджа, но ты сейчас среди друзей, так что возьми себя в руки.

Рэмси моргнул, и холодный блеск медленно исчез из его глаз. Намного более спокойным голосом он сказал:

– Ты прав, Люк. Я не подумал о Гарри и Нелл.

– Ты вообще не думаешь, – заявил Риптон прямо.

Рейф взглянул на друга и грустно вздохнул.

– Неужто я такой негодяй?

Люк, испытывающий облегчение от того, что худшее уже позади, смягчился.

– Самый ужасный тип из всех, кого я когда-либо видел. Думаю, нам обоим необходимо выпить.

– Согласен, – Рейф развязал шёлковый шарф и снял кожаные перчатки.

– Так как я победил, ты должен мне пятьсот фунтов.

– Я знаю, чёрт тебя побери, – ответил Люк, и они двинулись к парадной лестнице особняка Элверли. – Страшно не хочется признавать, но гонка была неплохой. Хотя я боялся, что ты разобьёшься об эти каменные столбы. Но кони у тебя великолепные.

– Грация и отчаянная смелость, – согласился Рэмси. – Когда начинается церемония? Боюсь, я не в состоянии переварить её прямо сейчас.

– Тебе лучше обрести нужное состояние.

Рейф слегка улыбнулся.

– Не волнуйся, я сделаю это ради Гарри и Нелл. Этот брак, по крайней мере, стóит того, чтобы его отпраздновать.

Во время разговора к ним по лестнице быстро спустился их друг Гэбриэл Ренфру, родной брат графа и единокровный брат жениха.

– Как ваша поездка? – спросил он, после приветствия.

– Ужасно, – ответил Люк.

Гэйб приподнял бровь:

– Все ваши гонки ужасны. Что на этот раз?

Риптон кивнул головой на Рейфа.

– Он только что вернулся из Эксбриджа.

Гэйб взглянул на друга.

– Понятно. Полагаю, ты завершил все приготовления к свадьбе?

Тот не ответил. Лишь крохотный мускул немного подёргивался на его щеке.

– Выпьем? – предложил Гэйб.

– Давай, – согласился Люк. – И побольше, он сегодня нуждается в этом.

– Глупости, – произнёс Рэмси холодно. – Я совершенно спокоен.

– Я знаю, дружище, – ответил Гэйб. – В этом то и проблема.

Несколько часов спустя Рейф сидел на скамье в церкви, наблюдая, как Гарри в ожидании невесты ходил перед ним, словно лев в клетке.

Наконец, у входа возникло какое-то движение, и ему не надо было поворачивать голову, чтобы узнать причину. Серые глаза Гарри, обычно столь холодные, засияли, когда тот увидел свою невесту. И столько чувства отражалось в них, что Рейф отвёл взгляд, словно подсмотрел что-то, не предназначенное для чужих глаз.

Он услышал спокойную уверенность и гордость в голосе Гарри, когда тот обещал любить и лелеять свою леди.

Он поймал мимолётную улыбку, которую Гэйб послал Калли, принцессе своего сердца, видно, вспоминая об их свадьбе.

Быть с тобой всегда… Любить и беречь…

Пока смерть не разлучит нас.

Рейф почувствовал, как холод пронзил его до мозга костей.

Сможет ли он дать такие обещания? Не леди Лавинии. Не после того, что произошло в Эксбридже.

А вообще, когда-нибудь?

Что они означают? В любом случае он не чувствовал в себе никакой любви, и никогда её не испытывал.

Он не походил на Гэйба, который легко и часто влюблялся, пока не встретил свою настоящую любовь, свою Калли.

Он не походил на Гарри, который влюблялся дважды, и в первый раз пагубная страсть привела к тому, что ему стало всё равно, жив он или умер. Теперь влюблённый искренне и глубоко, он совершенно преображённым человеком стоял у алтаря, с обожанием глядя на свою невесту.

Рейф не понимал их тогда, не понимал и теперь.

Он никогда не влюблялся, ни разу за свои двадцать восемь лет, и вряд ли когда-нибудь влюбится.

Да, он признавал женщин, но только как объект физических отношений. Он хорошо обращался с ними и был очень щедр при расставании. И они сами, казалось, не возражали против такого обращения. Ни одной из них не удалось поколебать его прирождённую холодность.

На войне холодность его ещё более углубилась. Там было совершенно необходимо оставаться хладнокровным и рассудительным, не позволять страсти захватить себя. Он нашёл в этом свою силу, не допуская мир до себя, не позволяя страданию и горю затронуть его. Люди умирают от страданий и горя.

Он считал, что достиг совершенного состояния, когда ничто не могло расстроить его.

А потом он вернулся домой, точнее, он возвратился в Эксбридж.

Отец Рейфа, прежний граф Эксбридж, умер, когда сын ещё воевал, и поместье перестало быть тем враждебным местом, каким оно было для него с детства. А так как нынешний граф Эксбридж, брат Рейфа, за десять лет брака не произвёл на свет ребёнка, настала его очередь жениться и произвести наследника. Впервые в жизни Рейф обнаружил себя полезным для семьи, и был готов исполнить свой долг.

Его брат даже подыскал ему подходящую невесту. Она не вызывала в нём чувства особого восторга, но сам он никого не нашёл, а леди Лавиния Феттиплейс происходила из хорошей семьи, имеющей одну из лучших родословных в Англии. Кроме того, за ней давали приличное приданое, и её даже можно было назвать хорошенькой.

Он может сделать это, твердил Рейф себе сотни раз.

До сегодняшнего утра, пока брат не поставил его в известность об условии свадьбы, о котором договорился с Лавинией, даже не посоветовавшись с ним.

Холодная ярость вновь охватила его. Сейчас не то время и не то место. Он больше не маленький мальчик. Его семья сможет причинить ему боль, только если он сам позволит им это.

* * *

Свадебная церемония закончилась, праздничный обед был съеден, и танцы продолжались всю ночь. Утром жениха с невестой весёлой кавалькадой проводили домой. Нелл сияла от счастья, рядом с ней стояла корзинка, в которой спала маленькая Тори, а у Гарри был страшно гордый вид и счастливый блеск в глазах, которого Рейф никогда прежде у него не видел.

Оставшиеся гости вскоре тоже разъехались, торопясь вернуться домой к Рождеству и, надеясь, что хорошая погода какое-то время ещё продержится. Рейф и Люк, которым некуда было спешить, уезжали в числе последних. Они попрощались и, не будучи любителями долгих проводов, отправились к конюшне ожидать, когда будут готовы их карриклы.

– Сегодня никаких гонок, – заявил Люк, когда они шли по хрустящему под ногами гравию подъездной дороги. Стояло ясное холодное утро: морозный воздух, лёгкий ветерок, – прекрасное утро. Идеальное для скачек.

Рэмси склонил голову:

– Как пожелаешь.

– Я знаю тебя, – настаивал Люк. – Под маской спокойствия ты всё ещё кипишь от того, что произошло.

Рейф пожал плечами. Он мог бы пообещать, что теперь, когда принял решение, скачки снова станут прежними, но промолчал. На сей раз они не утолят его гнев. Но он знал, что ему может помочь.

Они стояли возле конюшни, притоптывая ногами от холода, и наблюдали, как конюхи готовили их экипажи.

– Хочешь, я поеду с тобой в Эксбридж? – предложил Люк.

– Но ведь скоро Рождество, – удивился Рейф. – Ты должен быть со своей семьёй.

– Мать и девочки не будут возражать.

Люк был единственным оставшимся в живых сыном в семье. Его мать была вдовой, все сёстры, кроме младшей, вышли замуж, и все они обожали своего брата.

Рейф улыбнулся:

– Ты лжёшь.

– Я объясню им, – сказал Люк. – Они не станут возражать, когда узнают, что я буду с тобой. Ты же знаешь, как моя мать любит тебя, и девочки тоже.

Рейф покачал головой.

– Нет, езжай домой и празднуй Рождество с семьёй. Передавай им мои наилучшие пожелания.

– Тогда поехали со мной, – предложил Люк. – Проведёшь Рождество с нами. Ты станешь лучшим подарком для моих женщин.

– Я уже отправил подарок твоей матери, – ответил Рэмси. Мальчиком он провёл не одно счастливое Рождество в семье Риптонов. Их дом был для него убежищем от его собственной семьи – старшего брата, которого он почти не знал, и отца, который едва признавал существование младшего сына.

– Ты слишком упрям, – покачал головой Люк. – Хорошо, будь несчастным, если тебе так хочется. Я приеду в Эксбридж в новом году.

– А, да. Приём в Эксбридже…

Люк вопросительно взглянул на друга:

– Ты, кажется, сомневаешься, Рэмси. Струсил в последний момент и не хочешь жениться на леди Лавинии? Или всё кончено?

Рейф пожал плечами.

– Приём состоится, насколько я знаю.

– Хм, понятно…

– Меня там, однако, не будет, – закончил Рейф, критически наблюдая, как молодой помощник конюха пристёгивает упряжь.

– Что? Где ты будешь?

– Помнишь, с кем я сидел вчера за столом?

Риптон наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

– Какая-то пожилая леди, не так ли? Должен признаться, я подумал, что тебе досталось неудачное место…

– Леди Клив. Очень интересная старая леди. Рассказала мне захватывающую историю.

Люк уставился на него:

– О чём, чёрт побери, ты говоришь? Рассказала историю?

Рейф кивнул.

– Кажется, она сильно скучает по своей внучке.

– Что значит, скучает? Девочка с кем-то сбежала?

– Ничего подобного, – ответил Рейф. – Старая леди думала, что она умерла вместе со своей матерью двенадцать лет назад. Дама по сей день в печали. Сын умер шесть лет назад, и с тех пор она считала, что осталась одна во всем мире.

– Очень печально, – произнёс Люк, – но как это относится…

– Несколько месяцев назад Аларик Стреттон, тот самый, который путешествует по всему миру и пишет книги о своих путешествиях, появился у неё после того, как провёл целый год в каком-то отдалённом уголке мира. Кажется, они старинные друзья – он имел обыкновение посещать их семью в Индии.

Люк посмотрел на него с таким видом, словно говорил: «Ну, и зачем ты мне это рассказываешь?»

Рейф продолжил:

– Стреттон рассказал ей, что её внучка была жива и здорова и находилась со своим отцом ещё шесть лет назад. Он даже показал ей рисунок девочки и её отца. Девочка изображена весьма трогательно – он чертовски хороший художник. И теперь леди Клив надеется, что девочка может быть ещё жива. Она отчаянно пытается найти её.

– Звучит, как чистая фантазия.

– Очень может быть.

– Но какое это имеет отношение к тебе? – Риптон замолчал с ошеломлённым видом. – Только не говори, что… Поэтому ты собираешься пропустить приём?

Рейф только улыбнулся. Он испытывал сильное желание просто не явиться на этот приём, его родственники заслужили такое обращение. Но это был не его стиль. И этим утром он отправил холодно-вежливую записку леди Лавинии, а также написал своему брату и невестке, принося им свои извинения.

Люк с раздражением вскинул руки:

– Хочешь отправиться на поиски мифической внучки выжившей из ума старухи? Имея на руках только рисунок, сделанный безумным исследователем, который девять лет из десяти проводит в забытых богом уголках земли?

Рэмси не произнёс в ответ ни слова. Решение его было твёрдым.

Люк упорно продолжал:

– Я знаю, ты питаешь слабость к пожилым леди, но…

– Леди Клив и моя бабушка с детства были подругами, – просто сказал Рейф. – Они поддерживали отношения всю жизнь.

– О, Боже! Ну, это всё объясняет, – сказал Люк, сдаваясь. – Так где видели внучку в последний раз?

– В Египте.

Риптон открыл рот.

– И ты отправляешься в Египет на эти сумасбродные поиски?

Рейф снова улыбнулся.

Их экипажи уже приготовили, но Люк всё ещё не двигался.

– Рейф Рэмси, ты абсолютно сумасшедший.

Он покачал головой.

– Не сумасшедший, мой дорогой друг. Просто… рассерженный.

– Тогда веди себя, как все мы, когда сердимся, – раздражённо воскликнул Люк. – Побей кого-нибудь. Поколоти своего брата, меня, кого угодно! Всё лучше, чем мчаться непонятно зачем в Египет.

Рейф только улыбнулся.

Глава 1

Египет, 1818

– Вот человек, о котором я говорил тебе, – сказал Али, указывая маленьким грязным пальцем. – Говорят, что его зовут Рамзес, и он приехал из Англии, чтобы купить девочку. Он заплатит за неё золотом.

Рамзес? Как великого фараона? Стоя, в погружённом в тень, переулке, Аиша без труда выделила из толпы чужеземца, который разговаривал с каким-то мужчиной. Он возвышался над толпой, будучи выше всех на рынке.

Рамзес. Странное имя для англичанина.

Он не походил ни на кого, кто охотился за ней в прошлом.

Прежде всего, он был чистый.

И красивый. Не как симпатичный мальчик – Аиша знала всё о симпатичных мальчиках – а как мужчина с резко-очерченным профилем и строгой элегантностью, словно вырезанный из мрамора.

Покрытая лёгким загаром кожа была несколько бледнее, чем у большинства людей, которых она знала. Ближе по цвету к её собственной коже, скрытой под одеждой. Он носил светлую шляпу от солнца и иноземную одежду. Точнее, английскую одежду, плотно прилегающую к его телу, что не позволяло прохладному ветерку проникать внутрь. Его тёмно-синяя куртка, под которой виднелась белая рубашка с галстуком, завязанным сложным узлом, обтягивала широкие плечи.

Слишком много одежды, слишком она тесная, и сшита из слишком толстой ткани.

И всё же, казалось, ему не было жарко, он не выглядел потным и помятым, как обычно выглядели англичане, плохо знакомые со страной. И казался этот человек спокойным и невозмутимым. Жёстким.

Она не могла оторвать взгляда от брюк, заправленных в высокие блестящие ботинки; брюки обтягивали длинные мускулистые ноги… слишком откровенно.

Мужчины, которых Аиша встречала каждый день, носили свободные развевающиеся одежды или широкие штаны и длинные рубашки. Их одежды скрывали тела. В отличие от этой, почти бесстыдной, выявляющей каждую часть мужского тела. Она сглотнула.

Если бы не покрой одежды, Аиша не смогла бы все эти годы выдавать себя за мальчика по имени Азар.

Она наблюдала, как сокращались и растягивались его мышцы, когда он с грацией льва шагал по рынку.

Внезапно ей стало жарко, несмотря на то, что она стояла в тени.

Рамзес. Имя совершенно подходило этому мужчине.

– У него есть рисунок девочки, которую он ищет, – продолжал Али. – Франкской девочки. Он вчера на рынке многим показывал этот рисунок. Гади видел его. Он говорит, что она могла бы быть твоей младшей сестрёнкой.

Аиша замерла. Гади сказал это? Гади заметил сходство между франкской девочкой и хитрым уличным мальчишкой из Каира?

Она сразу же вспомнила о рисунке, сделанном шесть лет назад английским путешественником, который в то время останавливался у них. Он был хорошим художником и мог рисовать так, что человек на рисунке казался живым. Она до сих пор помнила своё удивление, когда наблюдала, как карандаш летал над листом, а потом увидела лицо тринадцатилетней девочки, которая смотрела на неё с белой страницы альбома.

Это не может быть тот же самый рисунок… или может?

Нет, тот англичанин забрал рисунок с собой, когда уезжал в Китай, а она слишком стеснялась, чтобы попросить его для себя.

Каким образом рисунок мог попасть в руки этого мужчины? И даже если попал, зачем его понадобилось привозить в Египет?

Почему он всем показывал его? И предлагал деньги за изображенную на нём девочку?

Она могла бы быть твоей младшей сестрёнкой…

Этот рисунок может разрушить её жизнь.

Она смотрела на высокого иностранца, словно пытаясь каким-то образом прочесть ответы на его лице. Рядом с ней в лавке специй продавец жарил кунжут, кориандр и семена тмина с орехами, чтобы сделать дукку[1]  [1]Dukkah – дукка – египетская пряность, сухая смесь жареных орехов, семян и специй (хотя, говорят, уличные продавцы в Египте не клали в дукку орехи вообще). Немного присоленная смесь может использоваться для приправы к тушёному мясу, или смешанная с оливковым маслом, как намазка на белый хлеб.
  Немного истории.
  Дукка является частью египетской кухни со времен фараонов и используется на всём Ближнем Востоке. Традиционно её едят со свежим хлебом, опуская кусок в оливковое масло, а затем в тарелку с дуккой.
  Раньше дукка продавалась на каждом углу, к ней прилагался обычный набор: варёные яйца, специальный хлеб – semett (семет), плавленый сыр. Те, кто не успел позавтракать с утра, или семьи, в выходные дни отправляющиеся на прогулку, покупали такой набор продуктов. Своего рода фаст-фуд.
  И стоило это очень дёшево. В Египте даже есть такая поговорка. Когда жена хочет показать мужу, как сильно она его любит, то говорит ему: я останусь с тобой, даже если в нашем доме будут только хлеб и дукка.


[Закрыть]. Её живот заурчал от восхитительного аромата, но она не отвела взгляда от англичанина. Как будто почувствовав её внимание, он изменил направление и двинулся к переулку, где она скрывалась.

Толпа расступалась перед ним, словно волны, и не только потому, что он был высокого роста и чужеземцем. Было что-то в самом этом человеке. Он двигался, как паша, как султан, как король с естественной уверенностью и врождённой властностью – и толпа реагировала соответствующим образом.

Он выглядел как человек, который привык ходить, где пожелает. Человек, который привык получать то, что хотел и кого хотел.

«Не на сей раз, – поклялась она тихо. – Не меня».

– Говорят, что он английский паша, – сказал Али. – У него много золота, он может купить всё, что захочет, у него денег, что песка в пустыне. Но зачем он хочет купить девочку здесь? Разве в Англии нет девочек?

Аиша фыркнула.

– Есть, конечно. Дурак и золото вместе надолго не задержатся.

Храбрые слова совсем не соответствовали противным спазмам у неё в желудке.

– Гади сказал, что если бы ты была моложе, он переодел бы тебя девочкой и продал этому Рамзесу, заработав кучу денег, – Али весело рассмеялся двусмысленной шутке. Во всём Каире только он и Лейла знали, что Аиша не была мальчиком.

У Аиши перехватило горло. Она должна завладеть этим рисунком и уничтожить его. Гади считал, что она похожа на девочку с рисунка… но Гади был глупым молодым человеком. Он ничего не знает, но если он будет твердить всем, что они похожи…

Желчь подступила к её горлу.

Дядя Гади был одним из тех, кто преследовал её в прежние годы. Если он увидит сейчас рисунок… если Гади расскажет ему…

Он был гораздо умнее своего племянника, и он знал, как она выглядела прежде.

Как только люди представят её в виде девушки – даже в шутку – кто-нибудь сможет догадаться…

Дяди Гади не единственный, кто когда-то охотился за ней.

– Гади говорит много глупостей, – сказала она Али.

Али покачал головой.

– Нет, Гади много чего знает.

Аиша промолчала. Десятилетний сирота имел склонность выбирать себе в кумиры неподходящих мужчин.

Почему мальчик не может выбрать для подражания какого-нибудь приличного человека?

Надо признать, большого выбора у него не было. Задворки Каира не изобиловали приличными мужчинами. Бедность и жизнь в трущобах, как правило, не воспитывали благородных чувств. Кто мог знать об этом лучше, чем она?

Она отошла дальше в тень переулка и ждала, когда англичанин подойдёт, и расстояние между ними сократится. Ей хотелось увидеть его как можно ближе, достаточно близко, чтобы заглянуть в его глаза. Это было опасно, но ей необходимо увидеть самой, с каким человеком ей придётся иметь дело.

Изучи своего врага.

Он шагал сквозь беспорядочно движущуюся толпу, безразличный к шуму, суете и грязи. Никогда прежде ни одного мужчину она не считала красивым, но этот обладал яркой мужественной красотой, на которую ей хотелось смотреть и смотреть.

Он походил на кого-то из рассказов её матери – красивый, но опасный. Мама всегда рассказывала удивительные, захватывающие истории, некоторые из них казались правдивыми, другие же – чистой выдумкой. Трудность заключалась в том, чтобы отделить правду от вымысла…

Но Аиша больше не была наивным легковерным ребёнком, и она не станет лёгкой добычей для мужчины. Шесть лет, проведённые на улице, превратили её совсем в другого человека. Она искусна, умна и хитра, как лисица.

Англичанин остановился, сдвинул шляпу на затылок и начал медленно поворачивать голову из стороны в сторону, словно в поисках ветерка в застывшем пыльном воздухе. Аиша находилась достаточно близко к нему, чтобы разглядеть его лицо – скульптурную линию волевого подбородка, прямой надменный нос, широкий лоб.

Его гладкую и слегка загорелую, без всяких пятен и оспин кожу возле рта пересекал небольшой серебристый шрам. Шрам привлёк её внимание к его губам… что за губы! Твёрдые, точёные и в данной момент плотно сжатые. Ей захотелось провести по ним влажным пальцем и посмотреть, смягчатся ли они.

Но больше всего её привлекали его глаза: с тяжёлыми веками и миндалевидным разрезом, они выглядели сонными.

Сонными? Холодная дрожь пробежала по её телу. Сонными, как у кобры. От их взгляда ничего не ускользало.

И вдруг Аиша поняла, что он смотрит прямо на неё.

Он не может, как следует разглядеть её, напомнила она себе, – не когда яркое солнце светит ему прямо в глаза, а сама Аиша укрыта в полумраке узкого переулка. Она очень тщательно выбирала это место. Лавка специй располагалась в самом тенистом месте. Специи не терпят света.

Тем не менее, он не уходил. Его глаза уже не выглядели сонными, и он пристально вглядывался в переулок, как будто мог видеть её. Ей казалось, что его взгляд пронзает её, как копье. Аиша замерла, словно мышь под взглядом питона, уставясь в его глаза, и неприятный пугающий холодок пробежал по её спине.

Его глаза не походили ни на одни, которые ей доводилось видеть – холодные, бледно-голубые, словно небо перед рассветом, когда у людей остаётся меньше всего надежд, и души покидают землю. В них не было ни тепла, ни надежды, ни жалости. Человек, которому давно стало безразличным жить или умереть. Неудивительно, что толпа расступалась перед ним.

Она тесно прижалась к кирпичной стене, слившись с тенью. Он не мог её видеть, но направление его взгляда тревожило её.

Продавец специй стал смешивать дукку с солью.

Если англичанин сделает хотя бы малейшее движение в её направлении, она убежит. Из переулка ведёт около дюжины запасных выходов, и она знала этот город, каждый переулок, каждую лавку и канал. Её никому не поймать. Она ждала, затаив дыхание и напружинившись всем телом.

Запах размолотых и поджаренных специй наполнил её ноздри, вызывая угрозу удушья.

Его тёмные брови нахмурились, глаза сузились, а крылья носа затрепетали, как будто он учуял дичь. Английским лордам нравится охотиться на лис. Папа рассказывал ей об этом, обещая, что однажды возьмет её с собой в Англию, и они вместе отправятся на охоту.

Папа тоже был хорошим рассказчиком. Она верила каждому его слову, разве кто-нибудь хоть самую малость мог сомневаться в её папе?

Но папа умер, и его рассказы оказались не более правдивыми, чем выдуманные истории мамы. Аиша никогда не увидит Англию, зелёную и милую страну из рассказов отца.

И даже если ей доведется попасть туда, никакой английский лорд не заставит её участвовать в охоте на лис.

На неё саму слишком часто охотились, чтобы находить в этом удовольствие.

Тем не менее, это был первый английский лорд, появившийся в Каире. Неужели ему надоели английские лисы, и он явился сюда, чтобы охотиться… на девочек?

Внезапный шум и крики раздались с другой стороны рынка – возникла ссора в лавке продавца апельсинов – и безжалостные голубые глаза на мгновение сместились в том направлении. В мгновение ока Аиша покинула переулок и нырнула под ближайший прилавок.

Она наблюдала сквозь щель между тканями, как взгляд незнакомца вернулся от прилавка с апельсинами к переулку, точно к тому месту, где она только что находилась.

Слегка нахмурив брови, он огляделся вокруг. Посмотрел на прилавок с тканями, при этом глаза у него сузились, словно он знал, что она находится там, скрючившись под прилавком за розово-оранжевой полосатой тканью. Но он не мог знать, это невозможно, разве только он не был волшебником или джинном.

Аиша не верила в волшебство. Суеверные люди, среди которых она жила последние шесть лет, могли верить в джиннов, ифритов и других злых духов, но не Аиша. Она была образована – немного. Могла читать и писать на нескольких языках – немного. И, кроме того, была христианкой. Дурной глаз, что за ерунда!

На всякий случай она перекрестилась.

Внезапно он двинулся с места и пошёл дальше своей дорогой, зашагав прямо через рынок, ничего не упуская из виду своих внимательных, прикрытых тяжёлыми веками, голубых глаз.

Аиша с облегчением вздохнула.

Нет, он совсем не походил на тех, кто приходил за ней прежде. Он был гораздо более опасным.

Она подождала, пока англичанин достиг дальнего конца рынка, повернул и исчез за углом, потом выскользнула из-под прилавка и обнаружила Али, деловито направившегося в ту же сторону. Она схватила его за шиворот и оттащила назад.

– Эй, что за…

– Ты не станешь следить за этим человеком, – сказала она ему строгим голосом. – Он опасен…

Али фыркнул:

– Но я могу…

– Я не шучу, Али, – она сильно сжала его тощие плечи. – Не ходи за ним, не заговаривай с ним – тебе ясно?

Мальчишка заёрзал под её взглядом.

– Но, Эш, я хочу посмотреть на картинку, похожа ли она на тебя, как говорит Гади…

– Нет…

– Откуда ты знаешь, если не видела её?

– Мне нет нужды видеть, и так понятно, что это одна из глупых выдумок Гади.

Али надул губы.

– Если я получу его золото, мы сможем купить дом в Александрии.

– И как же ты получишь это золото?

Али отвёл глаза в сторону.

– Али, даже не вздумай воровать золото у этого англичанина!

Али, повесив голову, пробормотал:

– Гади говорит, что у англичанина так много золота, что он не поймёт, если его станет немного поменьше.

– Тогда пусть Гади и крадёт его – не забывай, почему люди называют его Однорукий Гади, – она презрительно фыркнула. – Этот иноземец может походить на сонную муху, но он опасен.

Али нахмурился, ссутулившись.

– Я смог бы, если бы ты меня научила.

– Нет, не стану. Красть нехорошо и опасно.