Текст книги "Кукла Яся (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 37. Это всё
Кирилл
Когда в твоей жизни всё вдруг налаживается, по закону жанра, непременно должен произойти какой-то пиздец.
Так, собственно, по итогу и случается. А приходит он откуда не ждали. Из Бобрино.
Рассказываю, как было…
После того, как Паровозову отзвонился Калаш, мы, быстро сообразившие, что дело – дрянь, собрали подмогу, забрали оружие и двинули из Москвы в деревню, чтобы разобраться с тем беспределом, что там творился.
Если вкратце, закончилось всё полным кошмаром. Иссоповские знали, что Калашников доложит о произошедшем Паровозу, а потому ждали нас подготовленными и первыми открыли огонь, под предлогом, что мы, якобы, посягнули на ИХ территорию.
Так началась перестрелка.
Длилась она до глубокой ночи.
Тут и там свистели пули, а к утру… К утру мы потеряли столько пацанов, что считать было страшно.
Не удалось спасти и нашего Кабана, которого мы везли до больницы, будучи под преследованием грёбаных иссоповцев.
Паровоз, уже по традиции раненный в плечо, шмалял по ним и попутно умудрялся подбадривать друга, истекающего в это время кровью.
«Держись, Витос, прорвёмся»
«Потерпи чуток. Ты ж у нас парень закалённый»
«Не отключайся, бро»
«Больничка уже скоро»
Так и стоит в ушах его голос. И тяжёлое, хриплое дыхание стонущего Кабанова.
Сука…Как же так.
Ещё недавно они дурковали вместе с Черепом на его днюхе, а сегодня мы его в землю опустили. В голове не укладывается.
Наливаю себе ещё водяры. Пью.
Вечер. Дом Марии Семёновны, бабушки бывшей невесты Паровозова. Кухня.
Похороны прошли в каком-то коматозе.
Серое небо.
Дождь.
Могилы рядами.
Чёртовы венки и чёрные ленты.
Огромное количество людей. Местные Бобринские. Иссоповские. Все…
Душераздирающий женский плач.
Священник.
Стеклянные лица наших девчонок.
Моя вон до сих пор сидит рядом тихо-молча, всё ещё пребывая в состоянии шока.
А вот Илюхину Рыжую по возвращении накрыло истерикой.
Кричит. Ругаются.
До нас с Яськой доносятся обрывки их разговора на повышенных тонах…
– Ты понимаешь, что их не вернуть больше? Не вернуть!
– Чего ты от меня хочешь? Это уже случилось, Саша. Я ничего не могу изменить. Ничего!
– Это можно было предотвратить!
– Предотвратить?
– Мы не в лихие девяностые живём, Илья! Почему нельзя было решить всё миром? Для чего вам, спрашивается, дан язык?
– Решить миром? Ты сейчас серьёзно, Харитонова? Они приехали в деревню. Подожгли сад, магазин, отделение почты. Начали жечь и грабить дома, забрали девчонку и надругались над ней впятером.
– Я не хочу это слышать!
– Потому что ты живёшь в грёбаном розовом мире, а он ни хрена не такой!
– В моём мире молодые парни не должны погибать в перестрелках. Как не должны они заниматься преступной деятельностью! Потому что вот к чему это приводит!
– Ты мне морали читать удумала? Не знала, с кем связалась или что?
– Знала. Рассчитывала на то, что одумаешься, но нет! Даже после произошедшего ты, бестолковый, собираешься ехать туда и опять лезешь на рожон.
– Это необходимость.
– Необходимость? Тебе мало пролитой крови?
– Ты тупая или что? Если хоть одна мразь иссоповская там останется, то есть вероятность того, что…
– Зачем ты собрал всех этих пацанов? Зачем? Им бы жить ещё и жить!
– Это то место, где мы росли. У нас не было другого варианта!
– Варианты есть всегда!
– Какие?
– Есть полиция! Она…
– Блять, Саша! Какая полиция? Очнись, ради Бога!
– Защищать своих граждан – их прямая обязанность и долг.
– Всё, чему тебя учат в сраном ментовском универе, – полная шляпа. На деле, скажи мне, где они были? Думаешь, не знали о том, что творится? Знали. И предпочли не вмешиваться.
– Это не значит, что нужно было лезть в эти разборки самим!
– Короче… Тебе меня не понять, по ходу.
– Конечно мне тебя не понять! Ты похоронил друзей, односельчан и вместо того, чтобы глобально переосмыслить свою жизнь, ты с упорством осла продолжаешь её гробить. Ничего не изменилось с тех пор, как мы познакомились. Тебя и твою ОПГ чуть не пришили ещё тогда, в доме Кабана, но ты плевать хотел на это! Возомнил себя Сашей Белым! Собрал, сука, «бригаду», поехал в Москву и по самые уши влез в криминал. А в итоге что? Кладбище!
– К чему сейчас этот разговор?
Друг явно теряет терпение. Итак нервы все эти дни на пределе.
– Потому что не понимаю, неужели нельзя жить без всего этого дерьма? Почему ты до сих пор не завязал? Почему не можешь быть нормальным?
– Я такой, какой есть! Нормального поищи вон среди своих легавых!
– И поищу!
– Угрожать мне удумала?
– Послушай, вот что… Я не хочу больше. Не хочу больше иметь отношения с человеком, ведущим подобный образ жизни. Или ты бросаешь свои бандитские дела, или я…
– Или ты что? Бросишь меня? Давай, чё, – орёт на неё он. – Расстаёмся?
– Думаешь, не смогу без тебя? Думаешь, у меня не получится? Ошибаешься!
– Вперёд. Катись на все четыре. Скатертью дорога!
– Я забуду и вычеркну.
– Давай-давай…
– А ты… Ты… – задыхается, явно захлёбываясь слезами, – живи с осознанием того, что виноват в случившемся! Живи и мучайся!
– Просто заткнись, Харитонова.
Лучше бы да, но нет. Её несёт дальше.
– ТЫ ВИНОВАТ В ТОМ, ЧТО ВИТАЛИК И ВСЕ ЭТИ РЕБЯТА СЕЙЧАС В ЗЕМЛЕ!
– ЗАМОЛЧИ!
– ТЫ. СЛЫШИШЬ, ТЫ! ТЫ ВИНОВАТ!
Бахает дверь. Так сильно, что сыпется со стены извёстка.
Тяжёлые шаги по коридору.
И вот Илья заходит на кухню. Злой, как чёрт, и вместе с тем, абсолютным убитый.
Подходит к столу, за которым мы сидим.
Смотрит на испуганную и безмолвно плачущую Яську.
Наливает себе водяры и выпивает залпом.
Сморщившись, с грохотом возвращает стакан на место.
– Илюх…
Вставляет в рот сигарету.
Вижу, как дрожат его пальцы, чиркающие по коробку спичками.
Глубоко затягивается.
Зажимает переносицу и дёргает головой.
– В Москву отвези её завтра.
– Хорошо.
Молчим.
Тишина гнетёт и давит.
– Это всё? – всхлипнув, наконец спрашивает Яська не своим голосом.
– Это всё, – припечатывает он уверенно. – Сука, клянусь, на этот раз, подыхать буду, но не приползу. Помяните моё слово…
***
Сидим с Илюхой во дворе на лавке.
Курим.
– Куда пойдёшь на ночь?
В дом Семёновны он возвращаться не планирует.
– К Калашу.
Киваю.
– Утром с пацанами двину по адресам. Надо убедиться в том, что все иссоповские дали дёру после похорон. Условие было такое.
– Помню.
– На тебе девчонки. Завтра же обеих отвези в Москву. Нечего им тут делать. Мало ли что…
– Согласен.
– Хватило ума приехать. Запретил ведь!
– Так ведь похороны, Илюх… Они не могли иначе.
Тяжело вздыхает.
– Ты был прав, – затягивается. – Нельзя иметь отношения с такими, как мы. Это слишком опасно. Я вот думал, семью там создать. Жена-дети, дом, собака. А сегодня на кладбище постоял и понял, что всё это – лишь мои фантазии. Если настроен дела серьёзные делать, то придётся задвинуть свои хотелки. Не получится совместить.
– Яське предложили в Америку поехать работать.
– О как. А, вроде ж, другая девчонка конкурс выиграла?
– Да. Силиконовая долина, проплаченная нефтянником.
– Зашибись, всё продаётся и покупается, – усмехается Паровоз невесело.
– Выиграть-то, типа, выиграла для телека, но контракт зарубежное агентство хочет именно с Ясей.
– А вот это уже называется справедливость. И чё она? Обрадовалась?
– Она об этом мне даже не сказала.
– В смысле? – хмурит брови.
– Фотограф на улице подошёл, пока я её ждал. Стёпа тот, помнишь?
– Ага.
– Рассказал, что с Бортич встречались представители зарубежной конторы и что она намерена отказаться. Цитирую: «по личным причинам».
– Из-за тебя. Вот дурочка…
– Контракт хороший. Платят нормально, перспективы для карьеры отличные. Отказываться – бред полный.
– Это ж Яська. Упрётся если рогом, не переубедить.
– Она пока не в курсе, что я знаю.
– И чё делать будешь? Мне кажется, беседа тут не поможет. Прикипела она к тебе, Дымыч. Любит. Это видно и чувствуется. Не поедет.
Стряхиваю пепел на землю.
– Поедет. Билет уже куплен. Там её ждут. Встретят, помогут. Я общался с этими из агентства.
– Не уверен, что она простит тебе подобную самодеятельность, когда прознает. Возненавидит.
– Да плевать. С Парижем тогда не вышло из-за того, что в ментовку попала. Второй раз свой шанс она не потеряет, слово даю, – отрезаю я сухо.
– Поддерживаю твою позицию, брат. Надо, чтобы поехала, а дальше уже видно будет.
– Ты… насчёт Харитоновой…
– Точка. Я решил. На хрен эту историю, Дымыч. Я действительно ей не пара. Пусть найдёт достойного. Вмешиваться не стану.
– Насчёт слов её. Не бери в голову. Явно сгоряча ляпнула насчёт пацанов.
– Не с горяча, Кир. Она действительно считает, что я во всём виноват. В какой-то степени так и есть, наверное.
– Нет. Ты предлагал им выбор, Илюх.
– Предлагал. Но знал ведь, что все поедут. Ладно, – поднимается со скамейки и хлопает меня по плечу. – Пойду я. В Москве свидимся, друг.
В тишине наблюдаю за тем, как фигура Паровоза исчезает за углом. Сам ещё минут двадцать сижу на свежем воздухе, после чего возвращаюсь в дом и застаю такую картину: Саша с Ясей сидят за столом и пьют водку. Явно не по первой уже дали, судя по состоянию.
– За жизнь без бандитов и вот этого вот всего, – заплетающимся языком произносит тост зарёванная Сашка. – Пошёл он.
Опрокидывает в себя стопку, морщится, закусывает солёными огурцами.
– Расход, девчонки.
Отбираю бутылку.
– Эу! – кудахчут, возмущаясь.
– Отдай!
– Хорош.
– Не тебе решать. Мы ещё будем.
– Вам уже достаточно.
– Отвали! – вопит сердито.
– Я сказал, расход, Харитонова! Встали. Умываться и спать! – командую громко.
– Чё ты разорался? Вали к своему другу, Дымницкий. Вот ты говоришь, Ясь, что он хороший. А где ж хороший? Тоже людей убивал. Ради своего Паровоза. Убийцы!
– Идём, Саш.
Бортич тащит её в коридор и постепенно голоса стихают.
Слышу, как плещется вода.
Потом вижу, как Рыжая молча возвращается в ту маленькую комнату, где состоялся их с Ильёй разговор.
– У вас всё в порядке, Кирюша? – интересуется сонная и заплаканная баба Маша, стоящая на пороге кухни.
В порядке ли…
– Да. Спите, Мария Семёновна. Вы чего пришли?
– Шумно у вас тут было. Подумала, случилось чего.
Из соседней постройки наши дебаты услышала.
– Шуметь не будем. Отдыхайте.
– Пойду тогда. Воды с собой возьму. Закройтесь на замок.
Замок.
Тут забор при желании перепрыгнуть влёгкую можно. Да в окно залезть. Но никто после произошедшего делать этого не будет. Мы теперь здесь в Бобрино главные.
Когда хлопает дверь в сенях, направляюсь в ванную комнату.
Мокрую Ясю, завёрнутую в полотенце, застаю сидящей на бортике.
Снова этот стеклянный взгляд в одну точку.
– Идём-ка.
Забираю оттуда девчонку. Веду в зал. Там разрешила лечь хозяйка дома.
– Давай сюда, – укладываю на разложенный диван и постеленное бельё.
– Одна не буду.
Вскочив, тревожится. Беспокоится.
– Спокойно, Ясь, я здесь.
Раздеваюсь. Забираюсь к ней и накрываю нас одеялом.
– Дым… – обнимает меня за шею. Дрожа, жмётся всем своим телом к моему. – Мне было так страшно за тебя. Так страшно…
Шмыгает носом. Начинает плакать.
– Боюсь, Кирилл. Я очень боюсь.
– Тихо.
Глажу по волосам. Целую лоб и мокрые щёки.
– Я не хочу потерять тебя. Не хочу, – заикаясь, шепчет.
– Ясь.
– Ты для меня самый родной человек. Я так сильно люблю тебя. Так сильно, – повторяет, обжигая горячим дыханием кожу.
– Кирилл…
Сглатываю и прикрываю глаза, ощущая, как под рёбрами тарахтит мотор, взбудораженный её искренним признанием.
– Тссс. Спи, моя девочка. Я рядом.
– Не переживу, если ты… Если тебя…
Беззвучно ревёт, раздирая душу в клочья. И чёрт знает, как с этим вообще справляться.
Просто стискиваю её в объятиях и без остановки целую горячие, солёные губы.
Говорят, перед смертью не надышишься, но мы всё же упорно пытаемся.
Яся отвечает с такой страстью и отчаянием.
Будто бы тоже предчувствуя, что у нас с ней есть только сегодня.
Глава 38. Новая жизнь
Нью-Йорк
Осень того же года
Яся
Дом на пересечении 60-й улицы и Первой авеню. Маленькая квартирка. Окно выходящее на гигантский мост.
– Ступни крутит так, будто мне пятьдесят. Я простояла в очереди четыре часа, а в ответ услышала сухое «мы перезвоним, спасибо», – жалуется Ида, вытянув поднятые вдоль стены ноги.
– Тоже мне удивила, – фыркает Агата, занятая своим педикюром.
– Я вернулась за сумкой, которую забыла и, знаете что, увидела свою карточку в мусорном ведре. Там таких карточек целая гора была.
– Ну это радует, согласись? Неудачниц вокруг много, – язвительно произносит Яна, стоящая на гвоздях.
– Заткнись. Я вовсе не считаю себя какой-то неудачницей.
– Ты заваливаешь кастинги один за другим.
– Просто непрущая неделя.
– А по-моему, пора задуматься. На тему того, что нужно скинуть пару кило.
– Пошла ты.
Яна в ответ показывает ей средний палец.
Как обычно, обмениваются любезностями. Мы уже привыкли.
– А я сегодня заблудилась, прикиньте? – подключается к беседе Миша, которую все зовут Мишель. – Вышла не на той станции. Навигатор водил меня вокруг да около битый час. Я, в итоге, опоздала на съёмку. Теперь оштрафуют.
– Божечки, ещё толком не зарабатываем, а уже штрафы.
– Когда нас переселят? Кто-нибудь спрашивал?
– Нет.
– Нет.
– Этот жуткий грохот от моста терпеть уже невыносимо.
– Купи беруши – и проблема решена.
– Да? А будильник я как услышу?
– Тоже не высыпаюсь. Круги вон под глазами, – Ида рассматривает своё отражение в зеркале.
– Условия, канеш, не как в кино. Первое время было ещё прикольно, но сейчас – нет.
– Жара ещё эта адская…
– Хватит жаловаться. Что-то не устраивает – собирайте вещички и вперёд, в родной Урюпинск.
– Слушай, а ты не можешь молча стоять на этой своей хреновине?
– Да просто тошнит уже от вашего нытья. Кастинги не такие. Условия проживания не такие. Пойди сними квартиру самостоятельно. Потянешь оплачивать?
– Так-то Яна права, – соглашаюсь, открывая мессенджер.
– Вот, пожалуйста. Одна среди вас адекватная. Не плачется, не ноет, не канючит. Молча делает своё дело.
– А чего Яське плакаться? У неё-то как раз всё неплохо. На неделю моды попал человек.
– Не завидуй. Похудеешь – тоже попадёшь.
– Я не завидую.
– Ага, как же.
– Просто удивлена, что её взяли. С тату.
– Их не будет видно. У меня верхняя одежда и костюмы.
– Ясно. Время видели? Мы сегодня едим, не? Сами чё-нибудь приготовим или выйдем в свет?
– У тебя все мысли о еде, Ида. Помнишь выражение? Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу.
– Можешь отдать мне, у меня метаболизм что надо, – смеётся Мишель.
– Ясь, а приготовь нам чё-нибудь вкусное.
– Из чего? Там холодильник пустой.
– Блин. Значит переходим к варианту номер два. Выход в свет.
– Пойдёмте, что ль, правда подышим.
– Пылью?
– На обратке как раз зайдём в магазин.
– Окей.
– Наличку возьмите. На сборы десять минут.
– Где опять плойка? Кто брал?
– Дайте кто-нибудь нюдовый карандаш для губ. Мой закатился под кровать.
– Он закатился туда две недели назад. Достать не бывает?
Девчонки начинают перемещаться по комнате туда-сюда. Переговариваются. Шумят. Гремят. Копошатся. Двигают вышеупомянутую кровать.
Дурдом, конечно, но раздражает уже не так, как раньше.
– Ясь, ты чё сидишь?
– Я не иду.
– Хитрожопая. Не хочет портить фигуру.
– Бери пример.
– Не в фигуре дело. Просто хочу позвонить домой, – объясняю терпеливо.
– Понятно. Мож заодно и полы протрёшь, пока нас не будет?
– Полы, Ида, протрёшь сама, когда вернёшься. По графику на этой неделе дежуришь ты, – напоминаю, не отрывая взгляда от телефона.
– Разве? – косит под дурочку.
– Угу. Мусорное ведро ждёт тебя не дождётся.
– Молодец, Бортич. Где залезешь, там и слезешь, – усмехается Яна. – Мы ушли. Закроем тебя, чтобы бомжи не украли.
Вскидываю руку, выказывая жест благодарности.
Девчонки, хлопнув дверью, уходят.
Проходит минута и вот… Наступает долгожданная тишина. Если по чесноку, начинаешь ценишь такие моменты только тогда, когда чувствуешь в них острую необходимость.
Встаю с постели. Ныряю в кеды и выхожу на крошечный балкон. Однако от духоты это совершенно не спасает. Бетонный мегаполис порой – настоящая парилка, а учитывая, что лето подзатянулось…
Слышу хохот соседок по комнате. Провожаю их взглядом до самого поворота.
Ида. Агата. Миша. Яна.
Каждая из девчонок приехала в Нью-Йорк воплощать в реальность свою америкэн дрим. Кто-то из них здесь давно, кто-то, как я, лишь недавно переехал в чужую страну. Если коротко, то могу предоставить вот такое досье.
Плакса-Ида.
Шатенка. Двадцать один год. Москвичка. Жила с предками. Училась в меде, пока не переклинило. На третьем курсе поняла, что медицина – не её и, как только замаячила возможность ушуршать заграницу – она это сделала.
Идончик любит поныть, вкусную еду и красивую жизнь (которая пока только снится). Ждёт чуда и принца на белом майбахе. Недавно повесила над кроватью карту желаний.
Мы долго и дружно ржали над тем, как она старательно вырезала фотку известного бизнесмена из журнала.
Дальше.
Агата-позитив.
Модель из Латвии. Двадцать лет. В Америке живёт уже два года.
Хочет стать актрисой и сняться в голливудском фильме. Пока главное достижение на сегодняшний день – многочисленный рекламный контент и эпизодическая роль в подростковом сериале.
Обаяшка-Мишель.
Моя ровесница. Русоволосая, голубоглазая кудряшка из Болгарии. Добрая, немного наивная, честная и очень искренняя.
В моделинге с ранних лет. Родители привели Мишу на первый кастинг, когда девочке было всего два года. Благодаря ангельской внешности, ребёнка взяли в семейную рекламу. Так, собственно, пошло-поехало.
Типаж Мишель очень востребован. У неё в арсенале имеется довольно внушительный список разных проектов.
Любит собак. Ни разу не целовалась с парнем. Верит в настоящую любовь и мир во всём мире. Так-то…
Завершает наше представление – брюнетка Яна Сталь.
Эта девушка родом из Сибири. Причём большую часть своей жизни она провела в самой настоящей глубинке, где зимой приходилось самой колоть дрова и откапывать лопатой заснеженную дорогу для того, чтобы привезти в бидоне воды.
Яна самостоятельно перебралась в крупный город, когда ей было всего пятнадцать. Попросту сбежала туда со своим парнем после окончания девятого класса.
В Америку попала по счастливой случайности. Год назад на неё обратил внимание агент, которому она продала шаурму.
Обалдеть! Даже так бывает.
– О, Яська!
На экране радостная моська Черепа.
– А мы тут на прогулке.
– Переводит камеру на Гелю.
Она уже с костылями. Передвигается. И это не может не радовать.
– Привет, ребята!
– Привет, Яся! – здоровается со мной сестра Динамита.
– Какая ты умница! Вижу прогресс!
– Это ужасно. Буквально заново учусь ходить, – жалуется она.
– Зато сама.
– Ну почти.
– Скоро ваще бегать будешь. От назойливого Антохи.
Смеётся.
– Чё эт я назойливый? – хмурится тот.
– Да забей. Шучу же. Ты молодец, что поддерживаешь Ангелину в период реабилитации. А где это вы? Не узнаю локацию, – пытаюсь рассмотреть то, что находится у них за спиной.
– Геля щас живёт у тётки. Не дома.
Замечаю, что Антон как-то нехотя отвечает на этот вопрос и решаю дальше не терроризировать.
– Понятно.
– Как у тебя дела? – спрашивает Ангелина.
– Неплохо, спасибо. Учу инглиш и активно хожу по кастингам. Таймс-Сквер, Сохо, Манхэттэн. За день успеваешь побывать во многих местах. От Бродвея до Чайна-Тауна.
– Нравится тебе Нью-Йорк? Ну так, от первого лица если… Мы-то только на картинках его видели.
– Да не знаю, – пожимаю плечом. – С одной стороны, да, а с другой. – тут всё такое чужое, ненашенское…
– Привыкнешь.
– Думала, что Москва суетная, но этот город – просто трындец… – качаю головой и выдыхаю. – Люди, как белки в колесе. Двадцать четыре на семь.
– Яська видела вблизи статую Свободы, – рассказывает Череп Геле.
– Круто!
– И на Брайтон-Бич была!
– Как пацаны?
– Нормас.
Прям подозрительно спешит с ответом.
– Паровозов пьёт?
– Ну… – опускает глаза. – Иногда.
– Понятно, пьёт, – констатирую расстроенно.
– Калаш с Юлькой привет тебе передавали.
Зубы заговаривает.
– Спасибо.
– И Данька. Он у нас щас редко появляется.
– А Дымницкий? Куда пропал? – срывается с языка.
Стыдно задавать подобные вопросы, но выбора нет.
– Да вроде… никуда.
– Ясно. Не звонит мне просто. И сообщения не прочитаны. С ним… Всё в порядке?
– Да.
Киваю.
Чувствую, что вот-вот заплачу. Не хочу выглядеть жалкой, поэтому спешу распрощаться с ребятами.
– Ладно, гуляйте. Мне тоже пора идти.
– Далеко? У вас же там вечер уже, – хмурится Череп.
– В магазин надо. Продуктов нет. Хотим с девчонками сходить. Они ждут меня на улице, – вру.
– А, ну давайте. Осторожнее там.
– Угу. Пока, Гель! Пока, Тох.
Натужно улыбаюсь. Машу им и спешно отключаюсь.
Улыбка тут же сползает с лица.
Смотрю на грохочущий мост и высотки.
Шмыгаю носом и раздражённо вытираю покатившиеся по щекам слёзы.
«Дымницкий куда пропал?»
«Да вроде никуда».
Отлично.
Значит, только меня игнорирует?
Больно осознавать это, если так. Наверное, сама виновата. Не нужно было демонстрировать летом молчаливый бойкот и строить из себя обиженку. А впрочем…
Присаживаюсь на порожек. Наблюдаю за городом сквозь решётку балконного ограждения. Вспоминаю тот день. День, в который Кирилл сообщил мне о том, что я улетаю в Америку.
Потому что он, видите ли, решил, что так для меня будет лучше. Что мне нельзя терять шанс. Что я непременно должна согласиться на выгодный контракт.
Чёртов предатель!
Билеты втихаря купил. С агентством связался через моё руководство. Документы подал.
Всё это за моей спиной!
Скажите, разве так поступают с человеком, которого любят? Разве выбрасывают его за борт, как ненужный балласт?
Мне кажется, нет. Я потому и разозлилась на него страшно.
В аэропорту всех пацанов обняла крепко-крепко, а к нему даже не подошла. Не смогла переступить через боль и обиду.
Рыдала в самолёте и медленно погибала, абсолютно не представляя, как жить теперь без Него…
***
Дни сменяют друг друга. Месяц проходит за месяцем. Год за годом…
К своей жизни в Америке я постепенно привыкаю, а вот к неопределённости на личном привыкнуть никак не могу.
Увы, я до сих пор привязана к Дымницкому.
Вы спросите почему увы?
Да потому что даже спустя большое количество времени моё сердце, находящееся в тысячах километрах от Москвы, всё ещё адски болит, страдая по человеку, которому я абсолютно не нужна.
И если в течение первых нескольких лет, проведённых в разлуке, я сомневалась, то сейчас, после ряда событий, понимаю абсолютно чётко: Кирилл, к сожалению, меня так и не полюбил.
Я повзрослела. И, знаете, просто приняла этот факт. Хотя легче от этого не стало…
– Та-дам!
Янка достаёт бутылку из пакета и хитро улыбается.
– Торжественно заявляю: сегодня будет пьянка!
– О нет, – морщусь.
– О да, Бортич. Завтра грёбаный weekend. Страна отдыхает, мы тоже. Верно, Миш?
– Ага, – отзывается блондинка, выкладывая на стол всякую всячину.
– У вас ещё и праздник желудка намечается? – выгибаю бровь.
– А чё нет? Можем иногда себе позволить, – подмигивает Яна.
– Обозначьте повод, пожалуйста. Ну явно этот сабантуй с чем-то связан.
Чуйка никогда меня не подводит.
– Ясь, – Миша оставляет продукты, обходит стол и подходит ко мне. – Я через пару дней уезжаю.
– Куда? К родителям?
– Нет. Меня пригласили сняться в кино, – произносит она, виновато опуская глаза.
– Наш ангелок едет покорять Голливуд, – Яна открывает шкафчик и снимает с полки бокалы.
– Здорово, – отзываюсь я тихо.
– Ну тогда сотри это прискорбное выражение с лица и порадуйся за подругу.
– Я искренне рада, правда.
Мне просто не хочется с ней расставаться. Я так сильно полюбила эту девочку.
– Ну Яська…
Белокурая Миша делает шаг вперёд и крепко меня обнимает.
– Не плачь, пожалуйста, – гладит по спине ладонью.
– Не буду, – шмыгаю носом и пытаюсь успокоиться.
Выходит плохо. Слёзы всё равно безостановочно катятся по моим щекам.
Сначала нас бросила Ида. Потом Агата. Теперь мы без Миши…
– Хочешь я не поеду? Останусь тут с вами. Будем жить как жили. Весело и дружно.
– Ты что!
Где-то в этот момент беру себя в руки.
– Ты обязательно должна поехать. Вдруг это твой билет в большое будущее.
– Ну не знаю… Где я и где кино, – качает головой.
– Не думай так.
– Я посещаю курсы актёрского мастерства, но пока чувствую себя абсолютным бездарем.
– Если позвали сниматься, значит разглядели в тебе талант.
– Или твои прелести разглядели, – смеётся Яна.
– Эй!
– Чтобы ты понимала, Ясь, Мишке досталась одна из главных ролей в ремейке старого и мегапопулярного фильма.
– Круто. Когда состоится премьера, мы будем сидеть в кинотеатре на первом ряду и кричать о том, что на экране наша подруга.
– Погодите ещё, вдруг у меня ничего не получится.
– Нельзя программировать себя на отсутствие успеха, – наставляет Яна. – Всё будет отлично, ясно?
– Да.
– Так… А теперь идите обе сюда и помогите мне распечатать закуску.
***
Час тридцать спустя мы трое уже в хламину.
– Чёртовы стразы были даже на полоске! Они мне, по ощущениям, геморрой натёрли!
Ржём.
– Я чесалась после шубы на показе ******. Вся, с ног до головы, ей Богу. Не завидую тем, кто будет её носить.
– Миша, кто там тебе пишет постоянно? Этот твой футболист?
– Он не мой.
– Из всех возможных вариантов этот – идеален для того, чтобы, наконец, лишиться девственности.
– Яна…
Мишель стремительно краснеет.
– Не, ну а чё? Выгодно продать её какому-нибудь толстосуму ты не хочешь. Значит нужен нормальный кандидат. Красивый, сексуальный и опытный. Футболист подходит под описание. Порадуй парня.
– Я не хочу торопиться.
– Ууу, моя дорогая. Так ты до тридцати нетронутой останешься.
– Ну и что? Лучше ни с кем, чем с кем попало.
– Поддерживаю, – соглашаясь, киваю.
– Дуры. Что одна, что вторая. Секс для женщины очень важен. И с точки зрения физиологии, и в качестве элементарного эмоционального выхлопа. Это офигенское тело, – на меня показывает, – должен кто-то щупать и ласкать.
– Я без любви не буду с кем-то спать, Ян.
– Слушай, ладно Миша, там всё понятно. Страхи, розовые единороги в кровати. Но ты-то, блин, Бортич! Такая горячая деваха и столько лет одна! При том, что возле тебя неплохие персонажи крутятся. Богатые. Статусные. Интересные.
– Я и будучи одной нормально себя чувствую.
– Да-да, слыхали уже эту сказку.
– Как ты не поймёшь, Ян? Она всё ещё любит своего бандита.
– Ты серьёзно? Давно пора про него забыть.
– Ну так не получается, наверное. Сердцу не прикажешь, – Мишель вздыхает, подкладывая ладонь под подбородок.
Обе на меня таращатся. В глазах не то сожаление, не то сочувствие.
– Ясь, хочешь моё мнение? – первой прерывает молчание Яна. – Дымницкий тебя не заслуживает. Вот за что ты держишься, скажи? Да, хорош собой. Да, любишь сильно и завязана на воспоминаниях, но ведь реально… Будущего у вас нет. И прости, ему плевать на тебя.
– Яна, перестань, – одёргивает её Миша.
– А что? Я не права? – пожимает плечом. – По-моему, всё стало очевидно после той последней поездки в Россию. Бортич получила пулю в живот и в очередной раз оказалась послана на все четыре стороны. Когда любят, разве поступают подобным образом? Разве отпускают?
– Не надо так. Ты же по больному бьёшь.
– Всё в порядке, Миш. Яна говорит как есть, – сглатываю шершавый ком, вставший в горле.
– Не обижайся, Яська. Козёл твой Кирилл.
– Может, он хотел как лучше. Ну, чтобы она была подальше от всего этого мира криминала. Извините, но на свадьбе её подруги, произошёл реальный кошмар. Я бы на его месте тоже не хотела подставлять под удар свою женщину.
– Миша-Миша… – Яна, снисходительно улыбнувшись, делает глоток виски из бокала. – СВОЮ?
– Ну…
– Ладно. Один вопрос. Что мешало ему уехать с ней в Америку?
– Как это что? Друзей не бросают в такой момент.
– Друзья сделали верные выводы и свернули с бандитской дорожки. Сменили место жительства, род деятельности. А он?
– А он нет, – отвечаю я убито.
– Вот и я о том. Каждый сам выбирает свой путь. Дымницкий свой выбрал, неважно из каких побуждений. Яся должна идти дальше. Иначе счастливой не станет никогда. Господи! Столько лет девчонку мариновать! Ни себе, ни людям!
– Я сама виновата.
– Конечно виновата! Он тебя динамил, ты – покупала билет и летела к нему. Это не отношения, это чёрт-те-что, мои дорогие!
– Знаю.
Складываю салфетку, чтобы чем-то занять дрожащие руки.
– Ясь, а тогда, в больнице, – осторожно начинает Миша, – когда состоялся ваш последний разговор… Что он тебе сказал? Если снова не хочешь рассказывать, не надо. Я пойму.
Покручиваю бокал пальцами. После случившегося на свадьбе Ильи Паровозова, я и правда отходила долго и уж точно обсуждать произошедшее желания не возникало, но сейчас, по прошествии времени… Почему нет? Невозможно держать всё в себе.
– Он попросил больше не приезжать, – всматриваюсь в янтарную жидкость.
– Прямо так и сказал? – округлив глаза, уточняет Миша.
– Прямо так.
– Каков молодец! – фыркает Яна.
– А знаете, я действительно больше не поеду в Россию. Решила, что пора исчезнуть для всех.
– Ты поэтому попросила купить тебе новую сим-карту?
– Да. Я сейчас ни с кем из них не общаюсь, даже с Черепановым.
– И правильно, – одобряет мою позицию Яна.
– Если честно, я устала, девочки. Жить несбыточной мечтой. Бороться. Любить в одиночку. Надеяться, постоянно чего-то ждать. Отдавать. Отдавать. Отдавать. И ничегошеньки не получать взамен! – горько усмехнувшись, качаю головой.
– Так не должно быть. Ты же понимаешь? – тихо, но твёрдо произносит Яна.
– Не должно. И не будет.
Допиваю содержимое бокала и улыбаюсь сквозь слёзы.
