Текст книги "Перепутья Александры (СИ)"

Автор книги: Анна Бахтиярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Перепутья Александры

   Пролог

   2010 год.

   Блаженное солнечное тепло ласково согревало каждую клеточку, нежно касалось кожи и проникало глубоко внутрь. Ветер мягко перебирал волосы, щекоча щеки и нос. Еще чуть-чуть и я смогу услышать плеск волн, наперегонки бегущих на песчаный берег, почувствую соленый запах моря, увижу нереальную голубизну до самого горизонта.

   Еще чуть-чуть...

   На морском побережье я впервые побывала двенадцатилетним ребенком и потеряла голову от волшебства. До того лето я проводила исключительно на речке за городом. Не потому что семья не могла позволить себе такое расточительство, как поездку на море. Отнюдь. Просто папа плохо переносил жаркий климат и предпочитал отдыхать в родных широтах.

   Нетрадиционные каникулы устроили дядя с тетей. Взяли в компаньонки двоюродной сестре Тамаре. Но лишь потому, что ее закадычная подруга сломала ногу. С гипсом по самые бедра на пляже, согласитесь, делать нечего. Компаньонка из меня вышла никудышная, я и раньше не слишком ладила с надутой родственницей. И если б мы не находились у черта на рогах, дядя непременно отправил бы меня домой, выражаясь его словами, "ценной бандеролью".

   Но море я запомнила навсегда. А главное, ощущение, испытанное на том чистейшем простирающемся на многие километры пляже. Я вставала в метрах в двух от воды, раскидывала руки и закрывала глаза. Ноги утопали в теплом песке, а я слушала шелест воды, напевающей песню на сказочном языке, и до бесконечности впитывала бодрящую солнечную энергию. Это стало терапией на многие годы. Особенно, когда наступала холодная российская зима, леденящая кровь и заставляющая впадать в спячку. В солнечные морозные дни я вставала у окна спальни и, закрыв глаза, представляла море. И пускай ноги согревала обычная батарея, зато лицо и плечи гладили лучи самого настоящего солнца.

   Вот и сегодня на пляже грелось лишь сознание. Бренное тело стояло на крыше серого девятиэтажного здания. Но, правда, тоже впитывало энергию небесного светила. Благо на дворе царствовала не ненавистная душе зима, а всё ещё лето. Я открыла глаза. Августовское солнце медленно ползло к закату, раскрашивая небо в багряный цвет. Я вдохнула запах вечернего города. В выходные, когда обитатели мегаполиса расползаются по дачам, шашлыкам и баням, даже городской воздух становится чище.

   Я решила еще немного задержаться на крыше. После выхода из Потока всегда мерзну, поэтому заранее стоит прогреться как следует. Тем более, Павел Семенович вряд ли успел закончить с родителями Кирилла. Напуганные люди всегда задают миллион вопросов и желают получить развернутые ответы. С убедительными и успокаивающими доводами.

   Но родители все равно согласятся. Как делали это все, кого брал в оборот наш шеф. Удалось же ему уговорить совет допустить меня к исследованиям (знали бы эти напыщенные индюки, чем я реально тут занимаюсь). А значит, уже сегодня ночью я начну работать с мальчиком. Это хорошо. Потому что за неимением спутника я не была в Потоке уже шесть дней. Уже почти неделю я не могла искать Алису.

   Сейчас я совершенно не волновалась за Кирилла. А ведь еще не факт, что его Перепутья окажутся менее сложными и запутанными. Но мальчик "гулял" на поверхности, тогда как девочка почти не прощупывалась. Случай был беспрецедентный. Да, я не раз теряла спутников, я даже научилась с этим мириться. Но чтобы вообще не найти человека в Потоке, такого со мной за семь лет работы с Семенычем не случалось ни разу. С предыдущим спутником я предприняла уже восемь поисковых погружений, а результат так и остался нулевым.

   Пора было возвращаться, но я все медлила, не замечая как мысли от потерянной Алисы плавно перетекли к моему собственному первому путешествию по Потоку. Я не понимала причины нахлынувших воспоминаний, и даже заподозрить не могла, как тесно переплетется то "приключение" и вся моя жизнь с поисками девочки.

   Знакомство с Потоком приключилось тринадцать лет назад, когда я была обиженным на весь мир подростком, ненавидевшим собственное отражение. Очнулась я, уткнувшись лицом во что-то зеленое, прохладное, но довольно-таки мягкое. Над ухом звонко причитал немного окающий девичий голос:

   – Батюшки, да что же это?! Оставь меня! Сгинь нечистая! Изыди!..

   ЧАСТЬ I. ПРОЩАНИЕ С ДЕТСТВОМ

   Глава 1. Пора вспоминать

   1997 год.

   Оригинальное, скажу я вам, пробуждение – просыпаешься, а перед носом мох! Симпатичный такой мох, вполне удобный, ничем не провинившийся. Бахрома, а не мох. Но не в городской же квартире!

   Впрочем, кто сказал, что я дома? Место, где меня непостижимым образом угораздило пробудиться, было донельзя странным. Поле – не поле, болото – не болото. В общем перемежающаяся зелено-коричневыми лужами равнина, поросшая мхом и травой вроде осоки. Конца и края не разглядишь из-за повисшего блеклого, чуть рваного тумана. Неуклюже перевернувшись, я обнаружила и надрывающую горло девицу – лет на шесть-семь старше меня, истошно отправляющую в преисподнюю перемазанного сажей парня. Не знаю, чем уж он ей не угодил, по мне, вполне миролюбивая физиономия, только грязная не в меру и нос длинноват.

   Парочка, надо сказать, подобралась весьма контрастная. Носатому парню на вид я бы дала не больше двадцати семи. Одет он был в плотные серые штаны, кожаную потертую куртку и армейские сапоги. Немного грузноват, на первый взгляд, простофиля. На девице – счастливой обладательнице осиной талии оказалось голубое платье ниже колен из легкой струящейся ткани и остроносые туфельки с ремешком. Русые волосы она собрала в симпатичный узел на макушке. Я даже на мгновение залюбовалась барышней (по-другому и язык назвать не повернется) – тоненькая, хрупкая, изящная.

   Ошалело наблюдая, как девица смешно топает худенькими ножками и проклинает парня, я попыталась вспомнить, как исхитрилась оказаться в столь несуразной компании.

   Последнее воспоминание, как на грех, оказалось не самым радужным – очередное, наверное, тысяча сто десятое по счету выяснение отношений с Бастиндой. Конечно же речь не о колдунье из сказки, которая портила жизнь Элли и ее друзьям. Весь остальной мир знает эту 44-летнюю даму, как Аллу Сергеевну Корнееву. Бастиндой ее зову лишь я и имею на то все основания. Может, Алла и не злая волшебница, но она – моя мачеха. А мачеху из принципа любить не положено!

   Из-за чего же мы раскочегарились как два паровоза, грозящихся сорваться в пропасть, на этот раз? Наверное, из-за Вовочки или школы. Или бардака в моей комнате. Или из-за любой другой из пары сотен возможных причин. В большинстве случаев камнем преткновения становился Вовочка – сын Бастинды от первого брака, нескладный блондин в круглых очках и с задранным носом. Бастинда здорово кипятится, когда я зову ее отпрыска Вовочкой – из-за анекдотов про его тезку. Она-то считает его самым талантливым ребенком на свете, а всех остальных слишком тупыми, чтобы осознать Вовину гениальность. Ребенок, кстати, семнадцатилетняя дылда на две головы выше матери!

   Точно! Начали мы с Вовочки. Я посмела сделать ему замечание за столом, пока он обсуждал с Аллой очередную глобальную тему: что-то вроде мира во всем мире при непосредственном участии самого Вовы. На самом деле, мне глубоко безразличны его рассуждения. Раздражает, что Вова одновременно произносит речи и жует!

   – Александра Викторовна, – Бастинда всегда обращается ко мне по имени-отчеству, когда особенно мною недовольна. – Тебе не кажется, что дурно отзываться о старших – верх невоспитанности? – Алла обожает подчеркивать, что Вовочка старше. Пусть на одиннадцать месяцев, но старше. Она знает, как меня это злит.

   Естественно, с моего языка слетела гадость, потом еще одна, и понеслось. Ссора разгорелась отменная. Особенно с подачи Вовочки, который, продолжая жевать, подсыпал "сухого хвороста" в бушующий костер скандала. Странно, но я не помню подробностей ссоры, только размах. Отчетливо в памяти запечатлелся лишь момент, как я вылетела из квартиры, едва не сорвав с петель дверь. А еще как бежала по лестнице и задыхалась от злости. А потом...

   Боже праведный, а что было потом?! Провал. Настоящая черная дыра. Наверное, в этом месте следовало испугаться. Ведь склерозом я прежде не страдала и в незнакомых местах не просыпалась. Тем более, сбежав из дома ранним утром, должна же была помнить хоть что-то о последующих событиях вчерашнего дня! Или сегодняшнего? Из-за тумана и не поймешь, какое время суток на дворе. То бишь, на поле...

   Впрочем, удариться в панику я не успела. Девице, наскучило гнать прочь носатого, и она переключилась на мою скромную персону, продолжающую лежать на траве.

   – Ты кто? – она нахмурила бровки и уперла тонкие руки в худые бока.

   – Саша, – дала я совершенно ничего не проясняющий ответ и, дабы общаться на равных, попробовала подняться. Сделать это с достоинством не получилось. Меня слегка занесло, левая лодыжка подвернулась, но я каким-то чудом устояла на ногах. Девицу неуклюжесть не смутила. Похоже, в отличие от перепачканного парня, меня она посчитала приемлемым собеседником.

   – Варвара, – она протянула ладошку, оказавшуюся холодной, но на удивление крепкой.

   Память о предыдущих событиях напрочь отшибло не только у меня. Варвара тоже недоумевала, почему, собираясь утром на репетицию (не поверите, она была балериной!), очутилась на незнакомом поле.

   – Я отчетливо помню, как вышла на улицу, поздоровалась с тетей Томой и ее болонкой, – на распев перечисляла Варя. – Завернула за угол и... Нет, я точно доехала до театра! Я уверена, что разговаривала с Алексеем! – за совсем небольшой отрезок времени Варвара успела просветить нас, что Алексей – ее жених и самый лучший танцор на свете, который непременно обязан стать звездой мирового балета.

   Пока моя новая знакомая пересказывала события утра и кое-какие личные подробности, с досады топая ножкой, чумазый парень стоял в сторонке, косился на нас и обиженно шмыгал носом.

   – Я тоже помню только утро, – не выдержал он и попытался рассказать свою историю, пока Варя на мгновение закрыла рот. – Меня зовут Михаил, кстати, – на этом рассказ носатого прервался. Балерина кинула на парня испепеляющий взгляд, и тот демонстративно принялся разглядывать сапожищи.

   Впрочем, скоро Варваре пришлось примириться с присутствием Михаила. Не могли же мы вечно торчать посреди поля неизвестно где, а действовать, удобнее сообща.

   "Сообща" – это я, конечно, загнула. С недопониманием и нежеланием слушать друг друга, мы сталкивались на каждом шагу. Даже направление выбирали не меньше получаса.

   – Идти нужно вперед, – раздраженно уверяла Варя. – Даже шаг назад – проявление слабости.

   – Еще бы понять, где это "вперед", – ворчал Михаил, оглядываясь. Туман рассеиваться явно не собирался, и где именно заканчивалось поле, для нас, по-прежнему, оставалось загадкой.

   – Вперед, это вперед! – уверенно изрекла Варя, показывая рукой прямо перед собой. – Я так решила, и хватит пререкаться!

   – Нужно хорошенько все обдумать, – категорически не соглашался Михаил. – Может, следует идти "вперед" не от вас, а от меня или Александры!

   У меня сложилось впечатление, что ему безразлично, в какую сторону отправляться. Возражал он исключительно в отместку за Варино пренебрежение.

   – Может, монетку подкинем? – не выдержала я. – А что? Я часто так делаю.

   Варвара смерила меня презрительно-сочувственным взглядом.

   – Нужно учиться самостоятельно принимать решения, – назидательно высказала она и, не дав нам опомниться, зашагала вперед. В смысле "вперед" от себя...

   Вероятно, Варя все-таки ошиблась в выборе направления, или же это покрытое туманом поле оказалось бесконечным, но мы брели уже больше часа, а конца пути не предвиделось. Картина вокруг не менялась – все та же однообразная нудная равнина. Я то и дело поглядывала на спутников, в надежде заметить хотя бы намек на усталость. Потому что мои забрызганные грязью ноги (обутые, кстати, в удобные кроссовки) уже отваливались. Но где там! Михаил шел, сурово хмуря брови, и даже не замечал хлюпанья коричневой жижи под сапожищами. Варвара по возможности обходила лужи, и, хоть основательно изгваздала туфельки, останавливаться тоже не собиралась. Только едва заметно морщилась – видимо, каблучки давали о себе знать.

   Первым сдался Михаил, но обставил все так, что это дамам необходим отдых. Естественно, дамы не возражали. Я устало села на траву, совершенно не заботясь о чистоте джинсов, Варя плюхнулась рядом и, покусывая губу, стянула заляпанные глиной башмачки.

   – Что же это за место? – раздраженно спросила она, растирая ступни.

   – Может, чистилище? – не слишком уверенно предположил Михаил. Он успел улечься и закинуть руки за голову.

   – Интересное предположение, – протянула я, ежась, ибо мне такой расклад не подходил категорически. Варваре, кажется, тоже. Она замерла, обхватив руками левую лодыжку.

   – Это вполне логично, учитывая мое последнее воспоминание, – пояснил Михаил. – Я гнал на мотоцикле, чтобы набить морду одному мерзкому типу...

   – Можно без "морд"? – раздраженно перебила Варя. – Что за грубость?

   Михаил пожал плечами.

   – Хорошо. Без "морд". Так вот, гнал я на мотоцикле и вдруг очнулся на этом треклятом поле. Может, я разбился насмерть? В рай меня бы точно не взяли. Потому что, если б я добрался до того, кого собирался бить, одной бы... – он запнулся, – физиономией не обошлось. Я бы всю душу из него вытряс и не раскаялся! – Михаил погрозил кулаком кому-то невидимому и добавил. – Вообще-то я раньше не верил во все эти бредни о рае и аде. Но куда-то же мы попали!

   Я задумалась и, признаться, не на шутку струсила. В отличие от Михаила, я как раз верила и в рай, и в ад. В чистилище, пожалуй, тоже. Может, мое воображение и не рисовало чертей отплясывающих у раскаленных сковородок, где жарились грешники, но ад я считала местом не слишком симпатичным. При упоминании о преисподней, мне почему-то представлялся непроглядный мрак, сырость и затхлый запах, какой встречается в заброшенных полуразрушенных домах.

   Я очень сильно не хотела в ад. Да и в принципе на загробную жизнь не подписывалась! Согласитесь, умирать в шестнадцать лет – глупость несусветная. Даже поцеловаться ни с кем не успела! Я вдруг четко представила собственные похороны. Траурную процессию, бредущую под моросящим дождем, хмурые лица, припухшие глаза. И себя с белым лицом, которое в обрамлении моей дикой огненной шевелюры, казалось трагикомичным. Ей-богу переборщившая с белилами печальная клоунесса!

   Мне настолько не понравилась родившаяся в не совсем здоровой голове картина, что я рывком вскочила и со всей злости топнула ногой!

   – Не хочу умирать, ясно?! – высказала я протест в небо, скрытое за туманом. Мне почему-то подумалось, что сверху за нами кто-то наблюдает. Возможно, он и не сочтет нужным реагировать на мои нечеловеческие вопли, но выразить негодование я была просто обязана.

   – Дорогая, пожалуйста, не слушай этого идиота, – мягко посоветовала Варя, беря в руки башмачок. – Мы не умерли, и в ад не попадем, – она повернулась к Михаилу и прошипела. – Изверг! Напугал ребенка!

   Но "ребенка" Варины слова не успокоили. На меня накатил такой всепоглощающий ужас, что я почти уверовала и в чертей, и в сковороды с грешниками.

   – Немедленно выпустите меня отсюда! – заорала я и продолжила отчаянно топать, разбрызгивая грязь во все стороны. – Я хочу выйти!!!

   Похоже, невидимый наблюдатель – если, конечно, он все-таки существовал – внял моей истерике. Откуда-то сверху грохнуло, словно из пушки, и вселенная вдруг в буквальном смысле сложилась, как веер, и мы со спутниками провалились в совершенно другую реальность, или, лучше сказать, другой слой. Мои ноги с размаху приземлились на ровный асфальт. Я покачнулась, но не упала.

   – Силы небесные! – взвизгнула Варя, и принялась, как ужаленная, босиком крутиться на месте, размахивая одной туфлей, вторая грохнулась в метре от владелицы. Михаил, напротив, обратился к совсем другим силам, называя их непечатными словами. Ему повезло меньше всех, он переместился в горизонтальном положении и приложился об асфальт затылком. К счастью, не настолько сильно, чтобы лишиться чувств.

   – Что ты натворила?! – завопил он, когда снова обрел способность выражаться цензурным языком. – Как ты ЭТО сделала?!

   Но я лишь хлопала глазами, ошалело озиралась и, хоть убейте, не была способна издать ни единого звука в оправдание. Новое место, хоть и походило на цивилизацию, оптимизма не внушало. Мы переместились в парк с аттракционами. Пустой парк. Нет, он не был заброшенным. Он функционировал. Олени и лошади на каруселях продолжали бегать по кругу, качели взмывали ввысь, словно их раскачивала неведомая сила, а огромный надувной клоун с полусумасшедшей улыбкой склонялся от ветра то в одну, то в другую сторону. Но парк не жил. Потому что в нем не было ни единого человека. Кроме нас троих, свалившихся с неба.

   – Я же говорил, чистилище! – едва ли не ликующе произнес Михаил, когда поток негодования в мой адрес иссяк.

   – Не каркай! – рассердилась Варя и замахнулась на парня туфлей.

   – Но это же не реальное место! Вы оглядитесь! Кругом призраки!

   Варвара замахнулась на Михаила второй раз и непременно бы ударила, если б он вовремя не увернулся.

   – Да, призраки! – не сдавался Михаил, на всякий случай отскочив подальше от Вари. – Если мы их не видим, это не значит, что их тут нет! Кто-то же катается на каруселях!

   Очередные выводы нашего непризнанного "пророка" едва не вызвали у меня новую истерику. Но я вовремя остановилась. Кто знает, не приведет ли мой психоз к еще одному перемещению. Находиться в пустом, но полуживом парке было крайней неуютно, однако новое место могло оказаться пострашнее.

   Я почти не сомневалась, что это мои претензии, высказанные небу, свернули грязное поле и выбросили нас сюда. Мысль, безусловно, была жуткой, но куда больше пугал факт, что не Варя, не Михаил, а именно я сумела добиться странных перемен. У меня, кстати, был еще один повод бояться. Чем дольше я разглядывала качели с каруселями, тем сильнее крепло убеждение, что я уже бывала здесь раньше. Вот только когда и при каких обстоятельствах?!

   – Нужно идти, – Варя, наконец, обулась.

   – Вперед? – съязвил Михаил.

   – Да хоть налево!

   Мы устало брели вдоль кружащихся аттракционов второй час и готовы были головы отдать на отсечение, что двигались по прямой. Но странное дело: каким-то непостижимым образом мы умудрились снова вернуться к шатающемуся клоуну.

   – Этот мир закольцован! – изрек Михаил. – А может, все миры! На поле все было одинаковым – мох, лужи да трава, поэтому мы и не заметили круга! Наверное, нам надо...

   Предложение парня прервал отчаянный вопль Варвары. Балерина, раскрыв рот, указывала трясущейся рукой на что-то позади нас с Михаилом.

   – При... при... при... – шептали побелевшие губы.

   Мы обернулись. Мой крик оказался куда оглушительнее Вариного, да и Михаил проявил нехилые возможности голосовых связок. Повод истошно вопить у нас действительно имелся. Ибо в парке из ниоткуда стали появляться люди. Или призраки. Или еще бог весть кто. Они возникали постепенно. Везде – на аттракционах, дорожках, скамейках. Прямо на наших глазах из пустоты вырисовывались бледные силуэты, которые медленно уплотнялись и обретали краски. И вот перед нами уже настоящие мужчины, женщины и дети. Реальные люди, коротающие свободное время в парке развлечений.

   – Мне кажется, или они нас не видят? – хватаясь ладошками за щеки, спросила Варя. – Может, это не они, а мы – призраки?!

   Варвара оказалась права – люди, действительно, не замечали нашего присутствия. Нет, сквозь нас они не проходили, но будто целенаправленно избегали того места, где мы трое стояли. Шли прямо, но вдруг натыкались на невидимый барьер и меняли направление.

   Не зная, что предпринять, мы бесцельно гуляли по парку. Где бы мы ни оказывались, бурлящая толпа моментально рассасывалась, уступая дорогу. Единственное, что радовало, мы не были бесплотными – свободно могли прикасаться к любым поверхностям, двигать предметы и ощущать различные физические потребности организма.

   – Есть хочется, – протянул Михаил под грозное урчание желудка. – И пить, – он несчастно посмотрел, как упитанный продавец наматывает на палочку сладкую розовую вату. Варя лишь сурово поджала губы. Видимо считала, что трапезничать на вражеской территории неприемлемо.

   Как и следовало ожидать, прогулка вновь закончилась у надувного клоуна, к которому нас вернула "прямая" дорога. Михаил плюхнулся на скамейку и вытянул ноги.

   – Всё, с меня хватит! Буду ждать тут и больше с места не сдвинусь!

   – Интересная тактика, – иронично заметила Варя, присаживаясь на самый краешек лавочки, и снова стащила обувь. – Уф, – блаженно выдохнула она и прикрыла веки.

   Я мрачно оглядела эту несуразную парочку и решила задать вопрос. Надо же было поддерживать беседу. Молчать как-то глупо и страшно.

   – А за что, – обратилась я к Михаилу, – ты собирался бить тому парню ммммм...– Варвара бросила на меня грозный взгляд, – ли-ли-лицо?

   Я ожидала, Михаил встрепенется, рассердится и примется обличать столь несимпатичного ему индивида. Однако, наш напыщенный герой вдруг крякнул что-то нечленораздельно и пошел багровыми пятнами. Я даже растерялась, а Варя удивленно вскинула бровки и с любопытством стала разглядывать Михаила сквозь ресницы.

   – Я хотел его побить, – наконец, нашелся парень, – потому что он мерзавец! Все дело в... в... в...

   – В девушке, – хихикнула Варвара.

   – Нет! – абсолютно фальшиво возразил Михаил. – Просто этот тип... он... он...

   – Как ее зовут? – балерина не обратила внимания на невнятное бормотание.

   – Лариса, – протянул Михаил, опустив глаза.

   – Тот тип ее у тебя увел?

   – Не увел бы, если б я успел до него добраться! И вообще...

   Продолжения я так и не узнала. Потому что вмиг перестала видеть и спутников, и весь парк. Бросив беглый взгляд на продолжающего раскачиваться клоуна, я вросла с перепуга в асфальт. Клоун мне подмигнул. Я открыла рот, и непременно закричала бы, если б язык не приклеился к гортани. Клоун, между тем, улыбнулся и приложил указательный палец к нарисованным губам. Я в ужасе посмотрела на Варю с Михаилом, но они ничего не замечали. Варвара, изящно закинув ногу на ногу, продолжала выуживать из несчастного Ромео подробности о любовном треугольнике.

   Может, мне померещилось, и никакой клоун не призывал меня помалкивать? Я осторожно повернулась к надувной кукле. Нет, не померещилось. Игрушечный клоун, продолжая широко улыбаться, назидательно покачал головой, мол, нехорошо ябедничать. Затем медленно наклонился к моему лицу, так, что я увидела озорные огоньки в голубых глазах, и прошептал, отчеканивая каждое слово:

   – Пора вспоминать, Александра Корнеева.

   Потом была яркая вспышка, ослепившая глаза. Когда я смогла различать предметы вокруг, клоун снова стал прежним – обычная надувная кукла с нарисованным лицом, раскачивающаяся туда-сюда от ветра. Прошла минута, другая, а я даже пошевелиться не могла. Голова была до странности пустой, но в то же время очень тяжелой. Что же случилось? Галлюцинация? Ведь Варвара с Михаилом так и не заметили моего незапланированного собеседника. А, может, просто не могли его видеть? Ведь послание ожившего клоуна предназначалось мне одной. Могло такое быть? Учитывая это жуткое место, еще как...

   Из полу-транса меня вывел разносящийся по округе звонкий юношеский голос:

   – Подходите, подходите! Только на этой неделе для вас выступает неподражаемый мастер иллюзий Аркадий Дунайский! Количество билетов ограничено! Торопитесь!

   – Мастер иллюзий! – оживился Михаил, который под напором любопытной Вари успел совсем скиснуть. – Вот бы посмотреть!

   – Чтобы все зрители разбежались? – усмехнулась Варя. – Они же шарахаются от нас! Еще и сам мастер даст деру! Очаровательное получится представление!

   – Только для вас! Аркадий Дунайский! – продолжал выкрикивать зазывала, а я изо всех сил пыталась понять, почему его невинные призывы заставили меня покрыться ледяным потом. Я не преувеличиваю. При упоминании мастера иллюзий на лбу моментально выступили капельки, по рукам и спине забегали мурашки и, кажется, даже волосы на затылке встали дыбом.

   – Не пойду в шкаф!

   Неужели это произнесла я? Без сомнения! Вон Варя с Михаилом смотрят, как на умалишенную.

   – Какой шкаф, милая? – осторожно спросила Варя, направляясь ко мне.

   Но я понятия не имела, что ей ответить. Дунайский! Дунайский! Дунайский! – стучало в висках. Глаза невыносимо жгло, в горле першило. Когда через секунду по щекам хлынули слезы, дышать стало чуть легче.

   – Замолчи! – приказала я невыносимому голосу, громко и протяжно всхлипывая.

   – Что случилось, Сашенька? – Варя мягко взяла меня за плечи.

   – Не знаю, – выдохнула я, продолжая захлебываться слезами. – Варя, я не хочу к Дунайскому. Пусть он исчезнет. Я хочу, чтобы он исчез!

   Мое желание сбылось, не успела я договорить последнее слово. Где-то высоко над нами снова выстрелила невидимая пушка, и мир, как и в прошлый раз, сложился пополам, выбрасывая меня, Варю и Михаила в неизвестность.

   Нас ослепил яркий белый свет. Когда он, мерцая, погас, мы поняли, что попали в новую ловушку. Нас занесло в странную бесцветную комнату без дверей и окон. Не белую, а именно бесцветную, будто высосали все краски. Не проявив ни малейшего интереса к новому слою, я, молча, забилась в угол – села, поджав под себя ноги. Варя опустилась рядом, предоставив обследование комнаты Михаилу.

   – Ничего! – оповестил нас он спустя пару минут. – Тут даже стыков нет между стенами, потолком и полом. Единая конструкция и, похоже, – он ударил локтем в то место, где предполагался один из стыков, – крепкая!

   – Что тебя так напугало, Саша? – спросила Варя, беря меня за руку.

   – Сама не понимаю, – пробормотала я хрипло. Слезы успели высохнуть (я ведь вообще по натуре не плакса), но на душе было очень горько. – Как услышала про этого Дунайского, внутри все оборвалось. Почудилось, будто я заперта где-то в темноте. И там очень сыро и холодно!

   – Тебя в детстве в шкафу в наказание не закрывали? – деловито поинтересовался Михаил.

   – Нет, – уверенно ответила я.

   Ничего подобного в моей жизни не случалось однозначно. Даже Бастинда ни разу не подняла на меня руку, выражала недовольство исключительно на словах. Вечно пропадающий на работе и разъезжающий по командировкам отец всегда баловал меня подарками. Бабушка с дедом и вовсе сдували с меня каждую пылинку, обращались как с фарфоровой куклой, способной разбиться от любого неловкого движения.

   – Это нервы, – сделала вывод Варвара. – Все эти перемещения и ходьба по кругу кого угодно доведут до истерики.

   Я кивнула и положила голову на Варино плечо.

   – Надо было хоть поесть в предыдущем мире, – проворчал тем временем Михаил, поглаживая себя по животу.

   – Как ты можешь думать о еде в такой ситуации? – рассердилась Варя.

   – А как вы можете о ней не думать? У меня желудок к позвоночнику прилип! Сашенька, сделай милость, попроси ИХ наколдовать нам ужин, а! Тебя они слушают.

   – Сам проси! – огрызнулась я и подумала, что больше слова не произнесу в адрес типа или типов, сворачивающих вселенные. Мне хватило людей, возникающих из пустоты и Дунайского, вызвавшего столь безумные ассоциации.

   – И попрошу! – гордо вскинул голову Михаил и расправил плечи. Потом откашлялся и театрально произнес. – Уважаемые, не могли бы вы... – он запнулся и снова кашлянул. – Понимаете, есть очень хочется.

   Варя прыснула, но тут же ахнула от изумления. Позади Михаила, откуда ни возьмись, материализовался стол. Наш оголодавший попутчик ни теряя ни секунды ринулся к нему.

   – Капуста? – ужаснулся он, буравя потрясенным взглядом тарелку. – Вы шутите, да? Терпеть не могу капусту!

   Впрочем, возмущался он недолго. Позабыв о нелюбви к предложенной еде, принялся уминать ее за обе щеки.

   – Будете? – спросил он, после того, как запихнул в рот с десяток ложек. Тут еще хлеб есть и яйца.

   – Нет, – брезгливо отмахнулась Варя.

   – Зря, – констатировал Михаил, продолжая набивать рот капустой.

   – Ты не подумал, что еда может быть отравленной?

   – Глупости! Если б ОНИ хотели нас убить, то уже бы сделали это, – он откусил большой кусок хлеба. – Саша, ты точно есть не хочешь?

   – Нет, – устало покачала головой я. Сейчас даже думать о еде не хотелось. – Пить только хочется.

   Михаил принес графин. Вода, оказалась прохладной и довольно вкусной. Услышав мои похвалы, даже Варвара рискнула попробовать питье – но только пару глоточков, хотя было очевидно, требуется ей гораздо больше.

   – Что дальше? – поинтересовался Михаил после того, как опустошил все тарелки.

   – Спроси ИХ, – отозвалась Варя, едва сдерживая зевок – усталость брала свое.

   Михаил поджал губы и прошелся несколько раз по комнате, о чем-то размышляя. Затем остановился, сложив руки за спиной, и посмотрел вверх.

   – Спасибо за ужин, – поблагодарил он бесцветный потолок. – Было очень вкусно. А теперь, не могли бы вы отправить нас домой?

   Новая просьба наблюдателям не понравилась. Мы услышали звук, похожий на щелчок выключателя и оказались в непроглядной тьме.

   ****

   2010 год

   Павла Семеновича я нашла в его тесном, но очень светлом и уютном кабинете. Шеф сидел за столом и изучал исписанный мелким подчерком лист бумаги, одной рукой держась за дужку очков, другой поглаживая седую короткую бороду.

   – Как закат, Сашенька? – лукаво спросил он, не успела я перешагнуть порог.

   Я невольно заулыбалась во весь рот. Ничего-то от него не скроешь!

   – Великолепный закат, шеф! – бодро провозгласила я, почти с разбегу запрыгивая в кресло напротив начальника. – Солнце теплое-теплое! Все косточки прогрела! – я уперла локти в стол и положила подбородок на ладони. – Как прошла встреча?

   – Вялотекущая получилась, чересчур заунывная, но с благоприятным финалом.

   Семеныч любит временами выражаться не как все нормальные люди. Поначалу меня это немного нервировало, но потом привыкла. Хорошо хоть он вытворяет подобное лишь с коллегами и подчиненными. С родственниками будущих спутников разговаривает человеческим языком.

   – Значит, дали добро?

   – Вынужденное добро, не сопровождающееся энтузиазмом.

   – Разве это важно? Многие относятся к вашему предложению с сомнением. Люди побаиваются экспериментов.