Текст книги ""Тонкая линия. Осколки судеб"."

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Кир, выйдя из гипнотического состояния, резко стряхнул с себя руки мужчины.

– Не смей называть меня «милым», – сквозь зубы проговорил он. – Я тебе не мальчик из церковного хора, чтобы вот так со мной говорить!

Его досада, однако, только рассмешила собеседника:

– Не задавай мне глупых вопросов, тогда, быть может, я стану относиться к тебе более серьезно.

– Ждешь от меня, что я соглашусь действовать вслепую?

– В этом и суть, разве не ясно? Ты ученик. Я учитель. Если учитель велит тебе действовать вслепую – ты обязан подчиниться. Пока что я вижу, насколько не гибко твое мышление. Я прямо слышу, как скрипят шестеренки в твоем мозгу, пытаясь подстроиться под ситуацию и понять ее! Еще немного и из твоих ушей повалит дым.

– Собираешься разыгрывать из себя гуру? – едко поинтересовался Кир.

На что Ив выразительно развел руками в стороны и нацепил голливудскую улыбку:

– Я и есть гуру!

Подавив острое желание двинуть ему в челюсть, Кир напомнил себе о том, что он сам, по своей воле, ввязался в эту авантюру. И теперь уже поздно поворачивать назад! Ив ведет себя как придурок и тем самым чрезвычайно бесит его, но за таким поведением скрывается нечто большее: нежелание того раскрывать свои карты перед Киром. Он не доверяет ему, хочет проверить, испытать. Как видно, он полагает, что Кир еще недостаточно услужил ему, чтобы добиться полного доверия.

– Хорошо, будь по-твоему, – со стальными нотками в голосе заговорил Кир. – Какие будут приказы?

– Мы покидаем Японию как можно скорее.

– В таком случае, катер уже ждет нас. Идем, – мужчина кивком указал направление.

– Ступай вперед, я догоню.

Кир не удержался и закатил глаза к небу, но все же подчинился.

Оставшись один, Ив вновь включил запись на телефоне. Снова он увидел на экране лицо Юки, отмеченное печатью скорби, услышал его голос. Просмотрев запись до конца, зеленоглазый мужчина произнес, обращаясь куда-то в пустоту:

– Теперь ты свободен, Юки.

С этими словами он, вынув из телефона флеш-карту, бросил ее на землю и наступил на нее ногой. Затем, улыбнувшись какой-то своей потаенной мысли, Ив уверенным шагом направился вслед за Киром.

– Смотри, Юки, чайки! Мы рядом с морем! – воскликнул Никита.

Юки прищурился, глядя через лобовое стекло – и правда, на фоне темно-бирюзового неба мелькали беспокойные тени птиц.

– Да, море рядом, – машинально произнес он.

Каждый мускул его тела ныл от нервного напряжения. Юки не верилось, что до сих пор, что их еще не нагнала погоня, посланная Акутагавой. Каждую минуту он ожидал, что позади его машине появятся кортеж машин или над головой раздастся шум вертолета… Ведь, покуда Юки и Никита находятся на японской земле, выследить их не так уж сложно: например, отследить по камерам угнанную машину, или же просто выставить кордоны на всех возможных дорогах и морских портах.

Однако, пока им везло. Они с Никитой уже четыре часа неслись по дорогам, направляясь к северо-восточному побережью Японии. Юки благоразумно держался подальше от основных дорог, напичканных видеокамерами и полицейскими постами, предпочитая извилистые проселочные пути. Наступающая ночь застала их в пути, но это даже радовало Юки – в темноте проще затеряться, темнота сейчас их союзник.

Никита то и дело зевал и тер глаза, но упрямо боролся с подступающим сном.

– Поспи немного, – обратился к нему Юки.

– Нет, не хочу. Вдруг пропущу что-нибудь интересное, – ответил ребенок.

Впрочем, через десять минут дремота все-таки одолела Никиту. Юки притормозив ненадолго, сверился с навигатором: они были почти у цели. Достав бутылку с водой, мужчина сделал глоток воды, желая немного передохнуть и успокоиться. Он совершенно не удивится, если эти четыре часа аукнутся ему сединой, а какая-то часть его до сих пор не верила, что он решился сбежать. Юки, стараясь не разбудить Никиту, вышел из автомобиля и немного прошелся по обочине дороги, разминая ноги.

Что он сейчас чувствовал? Неимоверную усталость, душевную боль, панику и много чего еще. Но в таком состоянии Юки жил последние несколько месяцев – с тех самых пор, как после возвращения в Японию пропал Ив – и поэтому отчасти он привык к своему паршивому состоянию. Если бы не Никита, наверное, Юки сошел бы с ума от терзающих его подозрений о судьбе Ива. Но ответственность по отношению к ребенку заставляла его рассудок держаться на плаву.

В своем видеообращении к Акутагаве он слукавил: с его слов, могло показаться, будто решение сбежать он принял импульсивно – решив, что Акутагава убил Ива -но это было не так. О побеге он начал думать около месяца назад. К тому моменту Юки убедился в том, что отсутствие Ива – это не очередная его игра в пропадания и неожиданные появления. Нет, Ив бы не пропал сразу же после того, как обличил Акутагаву в намерении убить Никиту! Не нужно быть великим сыщиком, чтобы сложить одно с другим, и сделать закономерный вывод.

Юки хотел бы возразить сам себе, сказать: «Акутагава никогда бы не решился убить Ива!» Но как можно рассчитывать на то, что Акутагава поступит с Ивом милосерднее, чем собирался поступить с собственным сыном?..

Самым сложным для Юки – после того, чтобы не дать себе свихнуться – было сохранять видимость того, что он ни в чем не подозревает своего любовника. Ради этого ему приходилось каждый день призывать к себе всю свою силу воли, чтобы не позволить Акутагаве разгадать его лицемерие. Если бы тот догадался о его истинных мыслях, то у Юки бы не осталось ни единого шанса сбежать – его бы караулили денно и нощно. В сравнении с этим, необходимость продумать план побега казалась чем-то не слишком сложным!

Юки не забыл уроки, усвоенные им благодаря Ваалгору. С тех пор у Юки появилась привычка иметь несколько тайников, в которых он хранил деньги и поддельные документы. Эти тайники он устраивал в странах, где ему приходилось бывать по работе – и один из них находился в Японии. Конечно, Юки и представить не мог, что ему тайник понадобится, чтобы в очередной раз сбежать от Акутагавы! Он полагал, что тайник станет перестраховкой в какой-нибудь чрезвычайной ситуации. Тайник в Японии он устроил на восточном побережье Хонсю, в небольшом прибрежном поселке – он побывал тут, когда посещал год назад местную достопримечательность – вулкан Чинэтсу-Ясу.

План побега заключался в том, чтобы незамеченным улизнуть от охраны, раздобыть машину и добраться до тайника. Юки еще не знал наверняка, что именно он сделает, когда доберется до пункта назначения. Поддельных документов на Никиту у него не было, а связываться с кем-то, чтобы купить их, было бы опасно. Документы он мог бы купить за границей, но ее еще нужно пересечь.

«Самое безопасное – залечь на дно. Пожить в Японии, где-нибудь в глуши, – размышлял Юки. – Да, именно так я и поступлю!»

Он вернулся в машину и сел за руль.

Бросив взгляд на Никиту, Юки вспомнил, как серьезно и послушно себя вел мальчик во время побега. Он не задавал лишних вопросов, не спорил, не пугался и не плакал. Удивительное самообладание для ребенка! Да и вообще – Никита удивительный ребенок, единственный в своем роде…

Невольно мысли Юки переключились на Коннора Ваалгора. То, что Никита рассказал ему в колумбийском отеле, не выходило у него из головы – однако Никита больше не рассказывал ему о своих странных снах, а Юки не решался расспрашивать. Может, это просто странное совпадение или игра детского воображения? А если ни то и не другое, то что?.. Чудо?..

Юки потер свои воспаленные от напряжения глаза, заставляя себя сосредоточится на главном. Не время сейчас предаваться экзистенциальным настроениям! Необходимо быть начеку, иначе побег завершится провалом. Он завел мотор и надавил на педаль газа, стараясь осторожно вести машину в сгустившейся ночной тьме.

Он старался не вспоминать об Акутагаве, ведь это причиняло ему страшную боль. У Юки была возможность обстоятельно обдумать свои действия, и он не сомневался в том, что поступил правильно. Никита заслуживает спокойной, счастливой – и, главное, обычной – жизни. Рядом с Акутагавой мальчик никогда не будет в безопасности – из-за самого отца, а также из-за политических интриг.

Ив ошибся, вообразив, что рядом с Акутагавой Никите будет лучше. Ив не смог предвидеть даже, что Акутагава устранит его, когда осознает, на чьей стороне тот играет. Теперь, когда Ива рядом нет, на плечи Юки легла ответственность за Никиту – за его жизнь, его будущее, за его судьбу. И Юки поклялся приложить все свои усилия, чтобы Никита был счастлив.

«Кто знает, возможно и я тоже… тоже когда-нибудь снова научусь быть счастливым!» – подумал Юки.

Он хотел надеяться на это.

Он хотел верить, что счастье Никиты сможет стать и его счастьем тоже.

___________________

9

Когда за Никосом Кропотовым пришли люди Коеси, он не стал задавать вопросов и разыгрывать изумление. Без всякого сопротивления, он позволил конвоировать себя из офиса в неизвестном направлении. Пока Кропотов ехал в бронированном фургоне в окружении вооруженных до зубов наемников, у него было время обдумать свое положение.

Предполагал ли он, что события могут повернуться таким образом? Да, он ожидал этого.

«За вами придут, как только я захвачу мальчишку, – предупредил его Кир. – У вас на руках будет козырь. Вам останется только правильно разыграть его!»

План, предложенный Киром Кропотову был рискованным. Но другого выхода – кроме того как воспользоваться именно этим планом – у них не было. Кир заверил своего наставника в том, что у него есть достоверная информация об убежищах и системе безопасности Коеси – нужно только слегка напугать того, устроить на него покушение. Что и было сделано. Кир все точно рассчитал: Коеси даже не подумал о том, что кто-то иной, кроме князя Константина, мог быть причастен к покушению на самолет и, более того, предложил ему стать его доверенным лицом. Теперь надо выгодно разыграть козырь пред лицом Акутагавы.

Испытывал ли Никос Кропотов страх перед Коеси? Он считал себя достаточно старым для того, чтобы бояться чего-то достаточно сильно. Он знал, на что идет, когда решил вместе с Киром бросить вызов Коеси. Кропотов поставил на кон все, что у него было – и теперь даже примитивный инстинкт самосохранения не имел никакого смысла.

Так он думал, когда его заводили в пыточную камеру и пристегивали к железному креслу.

Наблюдая за тем, как Коеси входит в камеру и с совершенно непроницаемым лицом усаживается напротив него на стул, Кропотов задался вопросом о том, осознает ли Акутагава неэффективность пыток в данном случае – ведь его враг стар и может умереть даже от незначительной пытки? Коеси умен – даже слишком! – конечно, он это осознает. Но все же прибегает к таким действиям. Значит ли это, что он находится в сложном положении, когда любые средства хороши? Коеси, хоть и старательно контролировал себя, выглядел бледнее, чем обычно. Это ободрило старика.

– Неужели это настолько необходимо? – поинтересовался Кропотов, кивая на пристегнутые к подлокотникам руки.

– Все зависит от вас, господин Кропотов, – ответил тот.

– Вы правы, теперь все зависит от меня, – согласился старик, позволив себе высокомерные нотки. – Не буду разыгрывать удивление и спрашивать, почему я оказался в этом… заведении, – он многозначительно покосился на пыточные инструменты. – Если я тут, следовательно, вашего сына Никиту похитили, и вы подозреваете меня. Ваши подозрения совершенно справедливы.

Акутагава заговорил не сразу, видимо, некоторое время ему понадобилось, чтобы подавить всколыхнувшийся гнев. Но, нужно отдать должное его самообладанию, он ничем не выдал своего внутреннего состояния. Чтобы заполнить чем-то паузу, Акутагава достал сигарету и прикурил.

– Для ясности я все же задам вопрос: вы признаете, что организовали похищение моего сына и другого близкого мне человека, а также другую военную операцию, в результате которой был освобожден опасный преступник? – произнес негромко Акутагава.

Кропотов едва не замешкался, услышав вопрос, но сумел ответить как ни в чем ни бывало:

– Да, все так.

Не в его интересах было признавать тот факт, что он знал далеко не все детали плана Кира! Изначально похитить планировалось только сына Акутагавы, и он понятия не имел, что это за еще один «близкий человек» о котором говорил Коеси. Но загадочная вторая персона не интересовала Кропотова, главное, что Никита оказался захвачен! Что же касается освобождения опасного преступника, то намерение Кира осуществить это стало предметом спора между ним и Кропотовым. Кир требовал выделить средства на две военные операции, что казалось не целесообразным и, учитывая репутацию Ива, крайне опасным. Однако мальчишке удалось переубедить старика. Ив – ценнейший ресурс, никто, пожалуй, во всем мире не владеет такой информацией о Коеси как Ив. Ведь именно он передал Киру столь ценные сведения о системе безопасности Коеси!

Стоило рискнуть – и они рискнули. Что же дальше?.. Дальше все зависело от того, какую тактику изберет Акутагава. Начнет угрожать или торговаться? Несмотря на похищение сына, позиции Коеси все также сильны и ему есть чем пригрозить Кропотову. А что есть у Никоса Кропотова? У него есть лишь Кир и завещание Адели Харитоновой. Не слишком-то густо, но все же!..

Акутагава не торопился заговорить, разглядывая сигарету в своих руках.

– Я озвучу свою позицию, господин Коеси, – тогда заговорил старик снова. – Никита согласно завещанию является наследником Наталии Харитоновой и Адели Харитоновой. И отныне он будет расти и воспитываться в клане Харитоновых, чтобы впоследствии принять полагающиеся ему наследство и власть. Вы должны отказаться от прав на сына и официально это удостоверить…

– Прежде чем ставить мне условия, докажи, что ты понимаешь, ЧЕМ меня шантажируешь! – перебил его Коеси, его голос стал низким, похожим на рык.

Его пленник, думая, что понимает о чем он говорит, возразил:

– Вы сомневаетесь, что именно мои люди похитили Никиту?!

Мужчина поднял на Кропотова взгляд, в глубине которого разгоралось ледяное пламя ярости.

– Мой сын? – переспросил он. – Ты думаешь, я стал бы разговаривать с тобой, захвати ты моего сына? О нет! Я бы распорядился уничтожить тебя, а также всех представителей клана Харитоновых – чтобы не осталось никого, кто мог бы попробовать манипулировать Никитой. Возможно, я именно так и сделаю – но позже. А сейчас, – Акутагава наклонился к нему, напоминая волка, скалящего пасть на свою жертву, – сейчас я говорю с тобой, чтобы понять, имеет ли мне смысл вести с тобой переговоры. Отвечай мне: что ты знаешь о том, кого похитили вместе с моим сыном?

– Разве это важно? Так или иначе – эти двое в наших руках и…

– Отвечай на вопрос! – сквозь зубы процедил Коеси.

Страх тошнотворной волной начал подниматься от живота к сердцу старика. Ему попробовать соврать? Попытаться предположить, кем является тот человек? Ответить общими фразами? Но разве он на спиритическом сеансе, чтобы прибегать к дешевым уловкам, раскусить которые Акутагаве не составит никакого труда?

– Я понятия не имею, кто этот второй, – был вынужден признать он. – План предусматривал похищение только Никиты.

Акутагава горько усмехнулся, затем порывисто поднялся со стула и принялся мерить пыточную комнату напряженными шагами. Он как будто тщетно пытался успокоить сам себя, подавить бушующую внутреннюю тревогу. Кропотову даже показалось, что еще немного – и Акутагава закричит что есть силы, разрывая голосовые связки. Закричит, как раненый зверь.

Но крика не последовало.

Старик лихорадочно пытался сообразить, что могло ускользнуть от его внимания. Кир что-то скрыл от него! А Кропотов настолько потерял свой нюх, что не заметил подвоха! Очевидно, этот ублюдок все это время вел свою собственную игру, оставив главный козырь при себе.

«Не все потеряно! Так или иначе, похищенные находятся у тех, кто подчиняется мне, – напомнил себе Никос Кропотов. – А значит, даже не владея всей информацией, я все же могу ставить свои условия».

– Как только мои люди выйдут на связь, я узнаю личность второго похищенного, – он сказал это уверенно.

– Заткнись, – последовал отклик. – Ты можешь говорить только тогда, когда я тебя спрашиваю.

Акутагава остановился подле подноса, на поверхности коего были разложены колющие и режущие принадлежности. Задумчиво прищурившись, он коснулся кончиками пальцев ножа, чье лезвие было покрыто крупными зазубринами.

– Прежде чем напускать на себя браваду, следует вспомнить о судьбе тех, кто бросал мне вызов. Разве чужие ошибки ничему не учат?.. – продолжил мужчина, не глядя в сторону Кропотова. – Или он настолько запудрил тебе мозги, старик? Что он тебе обещал? И если ты собираешься сделать вид, что не понимаешь, о ком идет речь, я скажу прямо – Ив. Тот самый преступник, который благодаря тебе обрел свободу.

– Он хотел свободу, а мне нужна была информация.

Коеси обернулся, весь его вид выражал недоверие:

– Свободу?

Пленник утвердительно кивнул.

– Как он передал тебе информацию? Он не мог этого сделать из того места, куда я его спрятал.

Кропотов хранил молчание, ведь ответить означало раскрыть Кира.

– Отвечай на вопрос!

– Я не знаю деталей. Он передал информацию моему доверенному лицу, и сделал это до того… как оказался в заточении. Это все, что мне известно!

Акутагава прикрыл глаза на мгновение, демонстрируя утомление.

– Я так и предполагал. Ты не знаешь деталей… Ты ни черта не знаешь! – последние слова были произнесены с мучительным нажимом. – И это не удивительно. Ты – всего лишь марионетка в его руках. Марионетка, которою он дергает за ниточки, когда ему нужно… И поэтому ты совершенно бесполезен для меня, – Коеси взял в руки медицинский топорик, чье остро наточенное лезвие сверкнуло, отражая свет ламп.

Кропотов, заметив его движение, инстинктивно вжался с жесткую спинку пыточного кресла.

– Я бесполезен? Похитители вашего сына подчиняются мне! – возразил он.

– Ты не понимаешь… Никто тебе уже не подчиняется, – Акутагава приблизился к нему, сжимая в руке топор. – Ты выпустил на волю того, кто никому не подчиняется. Это все равно, что выпустить дьявола из преисподней.

Старик смотрел в его глаза и видел в них смертный приговор. Все кончено.

– Я не буду умолять о пощаде, – заявил Кропотов, собрав свое самообладание в кулак.

– Я на это и не рассчитывал,– холодно произнес Акутагава.

– Все что я сделал, все мои поступки – все продиктовано только желанием служить Адели Харитоновой. И я ни о чем не сожалею. Я умру, выполняя свой долг…

– Мне жаль тебя разочаровывать, но ты не долг свой выполнял. Кукловод дергал за ниточки, а ты плясал, вот что ты делал. Ты исполнял его волю, а не свою или волю княгини. Впрочем, сейчас я все исправлю. Ты больше не будешь плясать, старик.

Акутагава размахнулся и ударил топориком по ноге Кропотова, чуть выше колена. Брызнула кровь. Сначала старик не закричал, только громко охнул и ошарашено уставился на глубокую рану, такую глубокую, что можно было разглядеть кость. Акутагава ударил снова, и тогда старик закричал. Удары сыпались один за другим – пока обе ноги не оказались отсечены. Кропотов зарыдал, когда его отделенные ноги упали на кафельный пол. Он задыхался от немыслимой боли и ужаса, в глазах все плыло.

Но это был еще не конец.

Закончив с ногами, Акутагава переместился к рукам жертвы – и несколькими сильными ударами перерубил запястье пленника. Обойдя кресло, он повторил все со второй рукой. После чего отступил назад, оценивая свою работу. В кресле сидел уже не полноценный человек, а его обрубок. Тело, лишенное ног и рук, еще жило – оно дышало и издавало звуки, похожие на собачий скулеж. Но осталось недолго. Старик умирал от болевого шока и потери крови. Его жизненные силы вытекали из открытых, пульсирующих ран и стекали на пол – там, собираясь в багровые ручейки, они струились в предназначенные для этого желоба.

Акутагава бросил топорик на стол, затем ребром ладони он вытер брызги крови, попавшие ему на щеку. Неспешно прикурив, он еще несколько минут отрешенно наблюдал за агонией старика и вдыхал острый запах крови, смешанный с табачным дымом. И только когда пленник испустил последний дух, Акутагава вызвал своих телохранителей.

– Избавьтесь от тела, – распорядился он.

Вместе с телохранителями в камеру вошла Наста.

Все это время она вместе с другими подчиненными Акутагавы ждала в коридоре. Дверь в пыточную была снабжена звукоизоляцией, однако особенно громкие крики наружу все-таки пробивались. Она слышала крик Никоса Кропотова. Она прекрасно понимала, что его убивают – но ничего не могла сделать. Она пыталась отговорить Акутагаву от жестокого намерения. Пыталась! Приводила разумные доводы, увещевала, взывала к милосердию, но все напрасно. Он не слышал ее, не желал слышать. В его голове словно переключился некий тумблер, который выключил всю гуманность в Акутагаве.

Войдя в камеру, Наста содрогнулась от отвращения; такой жестокости она от него не ожидала.

– Что тебе удалось узнать? – поинтересовалась она, боясь посмотреть Акутагаве в глаза.

– Твой брат все предусмотрел. Я-то думал, мне в кой-то веки удалось поймать Ива врасплох… Но нет! После того, что Ив выкинул в Колумбии, он предвидел, что я могу запрятать его в какое-нибудь подземелье. И поэтому заранее нашел себе союзников, – мужчина кивнул в сторону Кропотова.

– Зачем же надо было убивать его? Если он связан с Ивом…

– Старик бесполезен! Я знаю повадки Ива слишком хорошо, – отмахнулся Акутагава. – Он использовал Кропотова, чтобы выбраться на волю и захватить Юки с Никитой. Он не собирался передавать ему заложников. Нет, у него на них другие планы.

К сожалению, ей нечего было возразить; он был прав во всем.

Повисло тяжелое молчание.

Акутагава смотрел на нее прямым, не мигающим взглядом, и от этого у Насты шел мороз по коже.

– Ты знаешь, я хорошо к тебе отношусь, – произнес он отчетливо. – Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо: теперь ты не начальник службы безопасности, ты моя заложница. У меня нет другого рычага воздействия на Ива, кроме тебя. И если ты попытаешься сбежать, то тебя ждет участь господина Кропотова. Я отрублю тебе руки и ноги.

Наста покосилась на мужчин, облачившихся в резиновые фартуки и деловито упаковывавших отрезанные конечности в пакеты.

– Умереть от кровопотери я тебе не позволю, – закончил мысль Акутагава. – Но танцевать ты уже не сможешь. Поэтому будь умницей, хорошо?

Спокойным шагом он вышел из камеры пыток.

Наста не поспешила вслед за ним, внезапно ей стало гораздо уютнее находиться тут, рядом с трупом, чем подле Акутагавы. Она понимала, почему он решил сделать ее заложницей – и не могла его осуждать. В схватке с Иврамом все средства хороши, разве нет? Однако перспектива оказаться между молотом и наковальней не радовала – ибо шансы выжить в этом случае стремились к нулю. Иврам хочет ей отомстить, а Коеси без колебаний пустит ее в расход, если это даст ему возможность спасти Юки.

«Мне следовало убить Иврама!» – мелькнула мысль в голове женщины.

Она вздрогнула, чувствуя отвращение к самой себе за это.

«И все же, ты знаешь правду! Если бы у тебя хватило решимости, ты бы смогла предотвратить столько бедствий! – упорно продолжал нашептывать ей внутренний голос. – Если бы у тебя хватило решимости пролить кровь брата…»

Невольно она посмотрела на кровь, брызги которой были повсюду – на полу, на столиках и шкафчиках, на стенах. При мысли о том, что это могла быть кровь Иврама, Насту затошнило. Задыхаясь от плотного запаха смерти, она проковыляла к выходу, чувствуя себя крайне обессиленной. Оказавшись в коридоре, Наста перевела дыхание, оправила одежду и поправила прическу, хоть в этом и не было надобности. Надо взять себя в руки! Эмоции никак не помогут.

– Сейчас ход за Иврамом, нам с Акутагавой остается только ждать, – сказала Наста, обращаясь в пустоту.

Акутагава вернулся в Японию, где стал дожидаться, когда Ив даст о себе знать.

Ожидание растянулось на две недели.

Иврам был мастером пытки – как физической, так и психологической. Он прекрасно знал, когда ему появиться, когда – исчезнуть без следа; знал, когда нужно говорить и когда – хранить гробовое молчание. Да, молчание тоже могло быть формой пытки! Именно эту пытку Ив применил по отношению к Акутагаве! С тех самых пор, как Ив обрел свободу, он сохранял молчание, никак не пытаясь заявить о себе. И тех более страшным становилось его молчание, что в его руках сейчас находились похищенные Юки и Никита! И, чем дольше молчал Иврам, тем больше мучился Акутагава.

В первые дни после похищения Юки и Никиты, Акутагава не давал себе расклеиться. Будучи борцом по натуре, он старался удерживать от себя от приступов паники, держал руку на пульсе событий и раздавал приказы. Он начал перетряхивать все четыре конца света, подняв по тревоге как государственные структуры, так и преступный мир. Он обещал баснословную награду любому, кто даст наводку на Ива. Но Ив не был бы тем, кто он есть, если его можно было так легко поймать! Шли дни, однако усилия не давали никаких результатов. Акутагава почти не ел и не спал за прошедшие дни, стремительно худел, под глазами у него образовались темные круги.

Наста тоже жила в ожидании катастрофы.

Акутагава не стал запирать ее в камере, ее не посадили под домашний арест – но свободой она не обладала, повсюду с ней следовали вооруженные до зубов солдаты. Она и шагу не могла ступить без сопровождения. Так как делать ей было совершенно нечего, все дни были посвящены нерадостным размышлениям о брате и том, что он планирует против нее и Акутагавы. Какую месть он придумал?…

Однажды утром она проснулась совершенно разбитая, будто и не спала вовсе. Наста с трудом поднялась с постели, двигаясь с усилием, как двигаются сквозь толщу воды. Упав в кресло, она торопливо закурила, наполняя легкие никотином. Ей хотелось стереть из памяти то, что она увидела во сне – но, кажется, даже если бы она сумела как-то забыть свой сон, то тяжесть на сердце все равно терзала бы ее.

Она видела во сне солнечную долину, полную цветов; видела скалистые хребты, окружавшие долину со всех сторон; видела горную речку, протекавшую по долине… И видела цыганский табор, расположившийся на берегу реки, шатры, палатки, горящие костры. Наста уже была здесь однажды! Она знала, что за рекой находятся ее отец и мать. Она их видела тогда, когда была тут в прошлый раз… В прошлый раз, когда она чуть не умерла.

Но это не все, что она увидела во сне!

Иврам. Да, он был там. Брат стоял у самой кромки воды, на камнях, и, опустив голову, смотрел на бегущую у его ног воду. Ветер развевал пряди его черных волосы, выбившихся из хвоста. Наста видела его со спины, и отчетливо запомнила его темный силуэт на фоне наполненной ярким светом долины. Иврам всматривался в воду, то ли сомневаясь в своем следующем шаге, то ли выжидая чего-то.

Наста хотела окликнуть его, сказать, что если он перейдет реку, то умрет – но не могла вымолвить ни слова. Вдруг Иврам повернулся к сестре и она смогла увидеть его мерцающие изумрудные глаза. На его губах появилась легкая, умиротворяющая улыбка:

– Уже скоро, – сказал он.

Его слова подхватил ветер и унес в сторону, Наста едва его расслышала.

Посмотрев вдаль, за спину брата, она разглядела на противоположном берегу фигуры. Это были мать и отец. Они приблизились к реке и замерли, тоже чего-то ожидая. При виде родителей, Наста не смогла сдержать слез, она разрыдалась. Она рыдала как маленький ребенок, горько и надрывно…

Проснулась она с непередаваемой болью в душе. Наста хотела отогнать от себя то знание, что явилось ей во сне, но, как ни старалась, не могла. Она не хотела верить своему инстинкту, хотя понимала, что он ей не врет. Душа не может врать, душа знает то, что скрыто от разума – так говорили в цыганском таборе. Вот и ее душа уже знает, что грядет в будущем!

«Уже скоро», – сказал Иврам во сне.

Скоро она и ее брат умрут, вот что это значило.

Осталось совсем немного – и они воссоединятся с родителями.

Уже скоро…

_____________

10

Ожидание весточки от Ива дало Акутагаве достаточно времени, чтобы не раз прокрутить в памяти все воспоминания, связанные с Юки. Все до единого. Перед его внутренним зрением проносились один за другим много-много дней его жизни, так или иначе связанных с Юки. Снова и снова, как сумасшедшая карусель, видения проносились в его сознании, исчезали и возвращались.

Начиная от того мгновения, когда он увидел Юки во дворе школы-интерната «Масару Мидзухара», жизнь Акутагавы непоправимо изменилась. Юки не просто стал частью его бытия, он стал частью самого Акутагавы – ведь даже когда Юки не было рядом, Акутагава постоянно думал о нем. Мысли о нем всегда следовали за Акутагавой как тень, будучи чем-то вроде психологического голода, который исчезал только когда Юки физически находился рядом с ним. Столько лет прошло, а чувства Акутагавы не ослабевали, все время держась на каком-то болезненном пике…

Мог ли он предположить – случайно увидев в тот давно минувший весенний день на школьном дворе усталого и явно раздраженного Юки – что этот черноглазый парень так изменит его жизнь? Нет, ни сном, ни духом не ведал! Тогда он просто пленился красотой его лица и глазами, в глубине которых дрожала, как отражение луны на водной ряби, грусть. Он принял решение поселить Юки в свою комнату импульсивно – просто захотел, чтобы тот находился подле него и днем и ночью. Акутагава привык получать то, чего желает и кого желает…

Но Юки оказался совсем другим, не похожим ни на кого, с кем Акутагаве доселе приходилось сталкиваться в жизни. Внутри Юки обнаружился мир, непонятный Акутагаве – мир обостренных донельзя чувств, ярких эмоций, странных мыслей о добре и зле, о смысле бытия. Это все поразило Акутагаву, обожгло его разум и сердце, он всерьез испугался того, что увидел в Юки.

Испугался, потому что сам разительно отличался от него!

Акутагаву вполне устраивала жизнь, в которой нет бурных чувств и неуправляемых эмоций, где все подчиняется логике и физическому комфорту; ему нравилось получать удовольствие и не переживать при этом каких-либо сердечных волнений. До Юки, если Акутагава сталкивался с проявлением чувств от кого-то, то холодно игнорировал их, не видя в подобных душевных порывах никакого смысла. Поэтому первое, что он ощутил, сблизившись с Юки – это страх.

Именно страх удерживал его от того, чтобы сразу же получить от него то, ради чего Акутагава поселил его в свою комнату. Акутагава никогда прежде не испытывал чего-то похожего, и совсем не знал, что нужно делать в таких случаях. Отказаться от желания и спасаться бегством? Или попробовать осторожно смыкать круг вокруг Юки, добиваясь его расположения, доверия? Он выбрал второй путь.