Текст книги ""Тонкая линия. Осколки судеб"."

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

При столкновении Канако швырнуло вперед, но ремень безопасности и подушка безопасности надежно уберегли его. Впрочем, мозги все же в голове как следует взболтались – и он даже потерял сознание ненадолго. Когда он очнулся, то дорога по-прежнему была пустынной, ни одна живая душа не видела этой аварии. Впереди, за лобовым стеклом, дымился поврежденный мотор.

Канако шумно перевел дыхание. Отстегнув ремень безопасности, он достал бейсболку и натянул на голову, скрывая ранение. Покинув салон, Киношита при помощи молотка выбил уцелевшее при столкновении лобовое стекло. Осколки засыпали салон автомобиля, так картина аварии выглядела еще более серьезной. Он едва успел спрятать молоток, как на дороге показалась машина. Завидев на дороге автомобильную аварию, водитель – как и следовало законопослушному гражданину! – притормозил рядом с Канако.

– Что случилось? Вы ранены? – выглянув из салона, спросил мужчина с лицом офисного клерка.

– Не справился с управлением… Боже, кажется, я ударился головой, – пробормотал Канако, без сил опираясь на фургон.

– Я вызову «Скорую помощь»! – воскликнул сердобольный свидетель.

– Нет, нет, не нужно, – возразил Канако. – Ничего страшного, думаю, просто шишка.

– Могу ли я чем-то помочь?

– Вызовите полицию, пожалуйста. Машина принадлежит фирме, в которой я работаю, и мне надо будет отчитываться перед начальством, – проговорил Канако, сохраняя на лице крайне грустное выражение.

Свидетель сочувствующе поцокал языком – бедняга, разбил чужую машину! Теперь, как пить дать, придется выплачивать неустойку. Набрав номер полиции, мужчина сообщил о дорожной аварии и попросил выслать инспекторов на указанный участок дороги. Канако сердечно поблагодарил случайного помощника и сказал, что не смеет задерживать того более. Свидетель, пожелав ему удачи, отправился в дальнейший путь.

Канако остался ждать полицейских.

Его расчет был прост: приехав на место аварии, полицейские зафиксируют происшествие и Канако полностью признает свою вину. Автомобильная авария даст Канако алиби относительно травмы головы: никто не станет удивляться, откуда у него появилось такое увечье и почему он, будучи трудоголиком, вдруг не вышел на горячо любимую работу. А после заполнения всех бумаг, он пожалуется полицейским на плохое самочувствие и отправится в больницу. Не в муниципальную – там задают слишком много вопросов! – а в частную клинику, где деньги важнее любопытства.

Конечно, он мог бы не усложнять все, не подстраивать аварию, а просто отправиться в больницу. Но тогда у окружающих возник бы закономерный вопрос: откуда у него, уважаемого человека, который никогда и в драке не участвовал, появилась травма головы? Пойдут разные сплетни, разговоры… Нет, лучше не рисковать! Что до фургона, от него все равно пора избавиться. Сегодня, после того как полицейский зафиксируют ДТП, Канако распорядится отправить фургон на свалку, где его пустят под пресс.

Полицейских Канако не боялся: он знал все о том, как они работают. Кто додумается связать банальную аварию на трассе с пожаром в пригороде города? Без трупов, без машины жертвы, без отпечатков пальцев и без свидетелей – у полиции нет шансов выйти на его след! Он слишком умен для этих провинциальных полицаев! Пусть это похищение прошло для Канако тяжелее, чем все предыдущие нападения на детей, но он добился своего. А осечка связана с тем, что у него не оказалось достаточно времени, чтобы собрать о семье всю возможную информацию. Главное, впредь больше не поддаваться искушению и не организовывать похищение впопыхах!

Пока дорожные инспекторы не появились, Канако позвонил рыбакам, которые ждали его у траулера и сообщил, что попал в аварию. Он повторил свою историю и точно также пожаловался на боль в голове, посетовав, что, возможно, придется заглянуть ко врачу. Он как раз распоряжался отправить улов на рынок с другим транспортом, как на дороге появились сразу две полицейские машины.

Это насторожило Киношиту: с чего бы на простое оформление ДТП высылать два патруля?

Автомобили притормозили рядом с его покореженным фургоном, четверо полицейских вышли наружу. Это еще больше напугало Канако, почему они все сразу покинули салоны машин? Для осмотра места аварии и регистрации ДТП вполне хватило бы одного экипажа! Неужели у них есть какие-то подозрения относительно него? Но как и откуда?

Пока полицейские приближались к фургону, Канако успел перебрать в уме все свои действия – где он мог допустить ошибку? Могли ли похищенные как-то подать сигнал бедствия из того места, куда он их упрятал? Нет, лодочный сарай находится в безлюдном месте, а стены и двери хорошо глушат все звуки. Тогда, быть может, на месте преступления он что-то оставил? Нет, все улики он сжег! Его мобильник не мог быть запеленгован в том районе, ибо он предусмотрительно оставил телефон дома, как будто всю ночь крепко спал! Может кто-то видел фургон, какой-нибудь случайный прохожий? Но ведь Канако не дурак и предусмотрительно менял номера, когда отправлялся на дело! Да и чип из бортового компьютера он удалил… А что, если нашли утопленную машину? Ну так он вытер все отпечатки пальцев в салоне! Нет, он не совершил ни одной ошибки, этого просто не могло быть!

– Доброе утро, господин, – поздоровался один из полицейских, остальные молча рассредоточились и стали осматривать фургон со всех сторон.

– Рад вас видеть, инспектор,– неуверенно ответил Канако. Он все еще пытался сообразить, чего следует ждать. Но затем он снова надел маску добродушного простака и принялся рассказывать свою историю: – Мое имя Киношита Канако, я владелец рыбной лавки. Утром отправился на пристань, чтобы отвезти свежий улов в лавку, но по дороге машину занесло. Не стану врать, я забыл пристегнуть ремень безопасности и, кажется, я слишком сильно ударился головой. Ну да ладно с ней, с головой-то! Жаль фургон! Хорошая была машина…

Для правдоподобия он бросил печальный взгляд в сторону своего автомобиля.

– Мы можем осмотреть кузов вашего автомобиля? – спросил полицейский.

Канако ожидал, что тот задаст вопрос о том, имелись ли какие-то причины для заноса: например, препятствие на дороге или какой-нибудь автомобиль, подрезавший его. Зачем, черт возьми, им осматривать внутренности его фургона?! Однако отказать, значило вызвать подозрения.

– Конечно! Почему нет! – прихрамывая, он зашагал к задним дверцам фургона.

– Почему вы хромаете? – прищурился на него полицейский.

– Когда в столб въехал, колено рулем зажало. Сустав аж хрустнул! – очень правдоподобно принялся жаловаться Канако. – Ей-богу, когда увидел летящий на меня столб, вся жизнь перед глазами промелькнула! Не поверите, с жизнью успел попрощаться!

Он широко распахнул задние дверцы кузова: внутри лежали несколько пластиковых ящиков, остро пахло рыбой и дезинфицирующим раствором. Один из полицейских залез внутрь и зачем-то начал передвигать тару, рассматривая все углы. Канако старательно сохранял доброжелательный вид, хотя на душе у него резко заскребли кошки. Что полицейские ищут?!

Выпрыгнув из фургона, полицейский перекинулся многозначительным взглядом с сослуживцами.

– Вам придется проехать с нами, господин, – заявил инспектор, который прежде беседовал с Канако.

– Как? Зачем? Куда? – ошеломленно затараторил торговец рыбой.

– Мы отвезем вас в госпиталь. На освидетельствование.

– Какое еще освидетельствование?!

– Вдруг вы находились в момент аварии под действием наркотиков? Мы возьмем кровь на анализ, – снизошел до пояснения полицай.

– Наркотики? Да вы что! – он попытался басисто хохокнуть. – Да я ж на работу ехал! На пристань! Какие могут быть наркотики?!

Но это не произвело никакого впечатления на служителей порядка:

– Вы не имеете права отказаться. Либо добровольно следуете с нами в госпиталь, либо в наручниках.

Канако пришлось подчиниться, так как от его внимания не ускользнул тот факт, что полицейские положили руки на кобуры с пистолетами. Пока они ехали в госпиталь, Канако успокаивал себя тем, что, даже если его и заподозрили в чем-то, то это еще не значит, что они смогут доказать его вину! Полицейские любят все решать наскоком, запугать, порассказывать страшные байки о том, что подозреваемого ждет, если он сам не признается в преступлении. Канако на этой мякине не проведешь! Он не даст себя запугать, он не расколется!

В госпитале их уже ждали – но не медики, а отряд вооруженных бойцов без опознавательных знаков на форме. При виде них, Канако, несмотря на все свои старания храбриться, струхнул. Какого дьявола тут делают солдаты? Что происходит? В чем они его подозревают, если усилили конвой до такой степени?

Канако заставили под усиленной охраной пройти в недра госпиталя.

В пахнущей медикаментами процедурной его ждал медик, чье лицо скрывала маска.

– Раздевайтесь! – приказал он.

– Послушайте! У меня все-таки есть права как гражданина… – возмущенно начал говорить Канако.

– Заткнись и выполняй, – оборвал его вооруженный боец.

– Я напишу жалобу! Я подам в суд! – продолжался сопротивляться тот.

Боец сделал шаг в его сторону и замахнулся рукой, но его остановил медик:

– Не бить, пока я его не осмотрел!

– Нам нужны результаты и срочно! – возразил боец.

– Поступим проще,– медик взял с подноса шприц, наполнил его раствором из ампулы и приказал: – Подержите его.

Боец позвал на подмогу еще нескольких крепких мужчин и они быстро скрутили Канако.

– Помогите! На меня напали! Кто-нибудь на помощь!.. – закричал что есть силы торговец. Он почувствовал укол в руку; через миг его сознание предательски поплыло, а конечности стали ватными. Канако обмяк на руках удерживавших его бойцов и потерял сознание.

Пришел в себя он в другом помещении. Тут уже не пахло медикаментами, как в процедурной. Канако чувствовал холод, однако он не сразу сообразил, что лежит совершенно голый на каком-то железном ложе, намертво пристегнутый к ней несколькими ремнями. А когда сообразил, то задрожал от страха. Почему он здесь? И почему пристегнут, словно какой-то буйнопомешанный?!

С трудом разлепив веки, он увидел совершенно пустую комнату, без окон, с серыми бетонными стенами и массивной стальной дверью. Под потолком несколько ламп дневного света. Он лежит на железной медицинской кушетке, а подле него находится все тот же медик.

– Очнулся, – коротко доложил врач кому-то.

– Вы свободны,– ответил ему мужской голос.

Лязгнула тяжелая дверь, открываясь и закрываясь.

– Перед тем, как я задам тебе вопросы, я хочу объяснить тебе кое-что, – заговорил мужчина, подходя к кушетке. – Тебе вкололи стимулятор, благодаря ему ты очнулся и будешь пребывать в сознании, когда я начну тебя пытать. Не надейся сбежать от меня при помощи обморока.

Канако часто заморгал, фокусируя зрение на лице говорившего.

– Я знаю вас! Знаю! Акутагава Коеси! – прошептал торговец. – Не может быть! У меня галлюцинации?..

Коеси хмыкнул, затем повернулся к медицинской тележке, что стояла рядом с кушеткой. Там лежали скальпели, пилы, топорики, щипцы и крючки – весь набор хирурга. Взяв скальпель в руку, Акутагава медленно, так, чтобы Канако все прочувствовал, сделал длинный и глубокий надрез на его руке чуть ниже локтя. Торговец вскричал от острой боли, дернулся было, но ремни не пускали, не давали вырваться.

– Это все еще похоже на галлюцинацию? – поинтересовался Коеси.

– За что? За что вы так?! – всхлипнул Канако.

– Это только начало, дальше будет больнее, – Акутагава склонился над ним, пристально всматриваясь в его перекошенное лицо. – Но ты можешь избежать пытки, если все расскажешь мне. Сегодня ночью ты похитил мужчину и ребенка. Просто скажи мне, где ты их держишь, и, обещаю, я буду милосерден с тобой: тогда ты умрешь быстро.

Пленный судорожно принялся трясти головой, отрицая всё:

– Нет, вы ошиблись! Я ничего не делал! Не знаю, о чем вы говорите!

– Ты поджег дом, чтобы скрыть следы преступления. Но напрасно старался: мы нашли твою кровь на дороге и следы твоего фургона. Твою кровь уже сверили с образцом и она совпадает! Так что не пытайся убедить меня в своей невиновности, – сквозь зубы проговорил Акутагава. – Лучше назови мне адрес и скажи, что ты сделал с похищенными!

Разум Канако, несмотря на испытанную боль, отказывался верить в происходящее. Неужели перед ним действительно всесильный Акутагава Коеси, коего он доселе видел только на экране телевизора? И этот человек, почитающийся в Японии как икона добродетели, сейчас нависает над ним со скальпелем в руке?! Это невозможно, немыслимо!

– У тебя черепно-мозговая травма и пулевое ранение. Мужчина, которого ты забрал, изо всех сил сопротивлялся! – не вопросительно, а утвердительно сказал Акутагава. – Что ты с ним сделал, подонок?!

Но его пленник, несмотря на беспомощность своего положения, не готов был сдаться:

– Вы же премьер-министр! Думаете, вам сойдет это с рук? Вы не имеете права! Это противозаконно!

– ТЫ не понимаешь, идиот, – усмехнулся Акутагава вдруг. – Для меня не существует законов. Я выше их. Я делаю, что захочу… И сейчас я хочу причинить тебе такую боль, какую ты никогда в жизни не испытывал!

Канако поверил ему. И дело было не в титуле Акутагавы или его власти и деньгах! Он поверил, потому что, наконец-то, понял, кто находится перед ним. Дело было в том, что на Канако смотрели глаза психопата. Перед Канако стоял тот, кто нутром не отличается от него. Тот, кто также как и Канако, носит маску добропорядочности как камуфляж. Плотоядный хищник среди наивного стада овец…

– Я повторяю свое предложение: скажи, где ты спрятал похищенных. И умрешь быстро, – Акутагава поднес окровавленное лезвие скальпеля к лицу Канако. – У меня кончается терпение, приятель, поэтому если сейчас откажешься говорить, я начну тебя потрошить. Решать тебе.

– Хочешь получить их? – Киношита пренебрежительно поморщился. – Тогда предложи мне что-нибудь получше, чем «милосердную смерть»! Иначе я буду молчать!

Да, он осознал, что на самом деле из себя представляет Акутагава Коеси! Но даже если так, Канако не собирался сдаваться и соглашаться на условия, вся выгода от которых – быстрая смерть! Нет, он будет торговаться! Пусть Коеси поймет, что его не так-то просто запугать пытками.

– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, – напомнил Акутагава вкрадчиво.

Однако Канако не купился на его хладнокровие: кем бы ни были тот мужчина и ребенок, они представляют для Коеси ценность! Это ясно как день! А раз так, то есть надежда вырвать жизнь и свободу из его рук. Надо рискнуть! Это единственный шанс спастись.

– О нет, как раз в таком положении! Я хорошо их спрятал! Ты ни за что не найдешь это место. Ну а если и найдешь, то не скоро! А Тебе надо торопиться, иначе будет слишком поздно. Знаешь, почему? Я пристрелил того парня! И он истекал кровью, когда я его привез в свое укрытие, – Канако рассказывал это с толикой удовольствия. – Так что, пока мы тут с тобой ведем беседы, он умирает.

И только мгновение спустя – когда лицо Коеси исказилось от ярости – Канако осознал, что совершил страшную ошибку.

В следующую секунду Канако истошно закричал от боли, бессильно трепыхаясь в тисках ремней.

______________________

22

– Смотри, Акутагава, это храм Тхондоса!

Эти слова произнесла женщина, появившаяся из салона презентабельного автомобиля. Тоненькая, как ива, облаченная в легкое платье персикового цвета и шляпку ему в тон, она жизнерадостно оглянулась на своего семилетнего сына. Легкий ветер с привкусом приближающейся осени, тронул длинные волосы, рассыпавшиеся по ее плечам и спине. Акутагава улыбнулся матери, невольно зачарованный ее хрупкой, воздушной красотой. А Кейко, свою очередь, с гордостью всмотрелась в бледно-карие глаза сына – глаза Будды – точно такие же, как и ее собственные глаза, глаза ее отца, ее деда, ее прадеда и всех прочих предков рода Сянгяцанма!

Мальчик повернулся в сторону храма и заметил:

– Отсюда почти ничего не видно.

С парковки, где они с матерью находились, действительно почти нельзя было увидеть храмовый комплекс Тхондоса: только ворота, ведущие на территорию храма и мост через мелкий ров с водой. Но даже этого вида хватало его матери, чтобы испытывать восторженные чувства.

– Сейчас мы с тобой пройдем туда и все рассмотрим! – заявила Кейко.

Она хотела было взять сына за руку, но вовремя вспомнила, что Акутагаве не нравится, что она на людях обращается с ним как с маленьким ребенком. В свои семь лет ее сын был взрослым не по годам! Он сопротивлялся, когда она с ним сюсюкалась, тем более на глазах посторонних людей, даже если эти посторонние – телохранители. Надо признать, Кейко это огорчало: ведь Акутагава для нее все еще был малышом, ей хотелось без конца обнимать его, тискать, покрывать поцелуями. И, вместе с тем, она понимала, что ее сын растет и что для него важно показывать свою самостоятельность и независимость от матери.

– Идем же! – она не стала протягивать ему руку и двинулась в сторону моста.

Акутагава, с любопытством оглядываясь по сторонам, шагал рядом с матерью. Следом за ними, на небольшом расстоянии, следовали трое телохранителей, в чьи обязанности входило повсюду сопровождать жену и сына Коеси Мэриэмона. Они смешались с разношерстным потоком паломников и туристов, устремляющимся к мосту, который вел к храму.

– Это «Безветренный мост», он разделяет большой мир снаружи и маленький мир внутри храма, – объяснила Кейко сыну. – Здесь нужно оставить все суетное, что есть у тебя в душе, и впустить в свое сердце благость.

Акутагава серьезно кивнул в ответ, давая понять, что слушает мать.

В нем не было той страстной религиозности как в матери, он не испытывал трепета перед храмами и прочими буддийскими реликвиями – однако научился скрывать свое безразличие, чтобы не задеть чувств матери. Кейко очень хотела верить, будто ее сын унаследовал то же возвышенно-мистическое восприятие мира, каким владела она сама. Поэтому она столько времени посвящала религиозному воспитанию Акутагавы! А мальчик, не желая расстраивать мать, тщательно усваивал все, чему она его учила. Вместе они часто бывали в буддийских монастырях и храмах, где Кейко чувствовала себя как в отчем доме. Вот и на этот раз они приехали в Корею, чтобы побывать в Тхондосе – одном из трех великих буддийских храмов Кореи.

Миновав ворота, путники оказались на обширной территории храмового комплекса: тут располагались полсотни зданий культового назначения, мосты, водоемы, цветочные сады, ярко украшенные ритуальные рамки, каменные монументы и статуи, буддийский музей и, конечно же, главная святыня храма – каменная ступа, внутри которой, по преданию, хранились мощи Сиддхартхи Гаутамы и частички его одеяний.

– По преданию, до того, как тут появился буддийский монастырь, в этой местности обитали драконы. Потом, в 646 году, монах по имени Чачжан привез из Китая великую реликвию – кусочек мощей Будды Сакиамуни… – Кейко едва не произнесла «часть мощей нашего великого предка», но успела прикусить язык. Говорить при непосвященных о своем родстве с Гаутамой в их роду считалось грехом. Конечно, Акутагава знал о своей родословной, но, все же, опрометчиво заводить подобные разговоры в публичных местах! Поправив шляпку на голове, она продолжила свой рассказ: – Чачжан заключил мощи в каменную ступу, и сюда стали стекаться люди, желающие поклониться реликвии. Так возник этот монастырь. Тхондоса считается одной из трех главных буддийских храмов в Корее – эти три храма еще называются «тремя жемчужинами». Считается, что каждый из трех храмов символизирует одну из составных частей Буддизма: храм Тхондоса символизирует Будду Сакиамуни, храм Хэинса символизирует священное учение Будды – дхарму, а храм Сонгванса символизирует буддийскую общину и монашеские ордена.

– А где находится ступа с мощами? – спросил Акутагава.

–Мы еще дойдем до нее, – снисходительно ответила Кейко. – Все по порядку: сначала посетим музей, а потом уже подойдем к ступе.

И она снова принялась рассказывать сыну историю храмового комплекса: за многие сотни лет храм пережил междоусобицы, войны, бунты и пожары. Акутагава впитывал информацию с тактичностью взрослого. Обычный ребенок его возраста давно бы заскучал бродить по многочисленным церемониальным залам и смотреть на достопримечательности, но Акутагаву ни в коем случае нельзя было назвать обыкновенным. И Кейко считала это чем-то само собой разумеющимся, ведь потомок столь великого предка как Гаутама, не имел права быть заурядной личностью! Нрав Акутагавы напоминал Кейко ее покойного отца – такой же ум, упрямство, стойкость и в чем-то чрезмерная серьезность.

Решив помолиться в одной из часовен, Кейко попросила телохранителей не входить внутрь, дабы не нарушать религиозного таинства. Бодигарды согласились при условии, что они предварительно осмотрят помещение. Кейко со вздохом согласилась – делать нечего, это их работа, все проверять и всех подозревать! Убедившись, что часовенка пуста, телохранители впустили туда мать и сына.

– Давай помолимся! – сказала Кейко сыну.

Подле алтаря, на котором горели свечи и дымились благовония, на мраморном полу лежали циновки. Опустившись на циновку, Кейко подождала, пока сын устроится рядом, затем протянула ему руку – здесь, в зале, никто не увидит их – и он вложил в нее свою ладонь. Кейко закрыла глаза и погрузилась в блаженное состояние молитвенной медитации. Ей удавалось войти в это состояние без всяких усилий, ведь она много практиковалась в науке медитации во времена своего послушничества в буддийском монастыре.

Иногда ей хотелось вернуться в монастырь. Да, Кейко ловила себя на этой мысли! Она вспоминала чудесные годы, проведенные в тибетском монастыре, и ее сердце начинало трепетать от мистического вдохновения, ей казалось, что ее душа готовы вылететь из тела и устремиться куда-то вдаль, к святым местам. Да, порою ей хотелось отринуть от себя все мирское, все эти житейские хлопоты, мелкие дела и сиюминутные заботы – ведь это все так бренно, так незначительно по сравнению с ощущением единства духа со вселенной, с духовным Абсолютом!..

Но потом Кейко вспоминала, что теперь она не девчонка, живущая как религиозная паломница, теперь она жена и мать. Она вспоминала, как безумно она любит своего мужа, как обожает сына – и осознавала, что является рабой своей любви и никогда, ни при каких обстоятельствах, не сможет оставить Мэриэмона и Акутагаву. Отныне ее жизнь принадлежит им, их семье! И пусть ее муж разительно отличается от нее, она любила Мэриэмона вопреки всему! И Кейко ни на миг не сомневалась, что муж любит ее точно так же – безумно, всепоглощающе…

Она верила всем душою, что их с Мэриэмоном встреча была предначертана судьбой. Ведь, не будь это так, разве могли бы они – такие разные! – быть вместе? Кейко являлась представительницей древнейшего рода, чье древо тянулось из тьмы тысячелетий, она никогда ни в чем не нуждалась, она получила превосходное образование, обладала притягательной внешностью и могла бы получить в мужья столь же богатого, образованного и утонченного мужа! Однако ее сердце предпочло полюбить необразованного, грубого бандита, далекого от всего прекрасного в этом мире. И Кейко пошла на зов своего сердца! Она оставила в прошлом свое имя, отсекла от себя связи с древним родом Сянгацанма, и вступила в новую для себя жизнь, в которой ей отводилась роль любимой жены, а позже и любящей матери!

Раздался едва слышный шорох.

В часовенке появился монах, облаченный серое одеяние. Он вошел не через главный вход, а воспользовался запасной дверью, скрытой под гобеленом, что украшал одну из стен. Мягкими шагами монах приблизился к алтарю, вынул из золоченых коробочек благовония и поджег их. Акутагава приоткрыл глаза, наблюдая за действиями монаха, но потом снова опустил веки, не желая, чтобы мать заметила его недобросовестность в выполнении священной молитвы.

Когда в часовенку вошли еще несколько монахов, Кейко и Акутагава не обратили на них внимания. Монахи те временем рассредоточились по залу часовенки, незаметно окружая молящихся. Часть монахов зашла за спину Кейко и Акутагавы, а часть остановились у массивных дверей, выудив из-под длинных монашеских роб пистолеты с накрученными на них глушителями. Лже-монахи накинулись на женщину и мальчика, скручивая их и прижимая к их лицам тряпки, щедро смоченные хлороформом.

Массивные дубовые двери надежно скрывали происходящее в часовне от глаз телохранителей, однако Кейко успела издать громкий возглас, прежде чем ей зажали рот тряпкой. Услышав ее возглас, бодигарды поспешили вбежать в часовню – и угодили в ловушку. Вооруженные лже-монахи расстреляли их, едва те переступили порог. Когда телохранители семьи Коеси упали замертво, монахи поспешно прикрыли двери, пряча разыгравшуюся трагедию от глаз случайных свидетелей.

Находившихся в бессознательном состоянии Кейко и Акутагаву похитители связали, после чего завернули их в длинные отрезы ткани – эту ткань в храме использовали в качестве украшений стен зданий и ворот. Упаковав женщину и ребенка так, чтобы под слоями ткани нельзя было разглядеть очертаний человеческих тел, лже-монахи взвалили их на плечи и вынесли из часовенки. Миновав ворота, они вышли на парковку, где их ожидали несколько неприметных на вид автомобилей. Так как два свертка не помещались в один багажник, их разделили: Кейко погрузили в одну машину, а Акутагаву в другую.

Сколько Кейко пробыла без сознания, она не знала.

Очнувшись, она пришла в неописуемый ужас. Она лежала в тесном багажнике, тесно упеленатая в ткань, словно окуклившаяся гусеница. Руки плотно стягивали веревки, но даже если б она не была связана, то выбраться она все равно не смогла бы – слишком плотно ее завернули. Ткань была плотной и почти не пропускала воздуха, Кейко была вся мокрой от проступавшего из всех пор тела пота. Она задыхалась, страдая от недостатка кислорода. Автомобиль продолжал двигаться – ее то и дело подбрасывало на кочках.

– Помогите! Кто-нибудь помогите! – закричала она что есть силы.

Но ее крик застрял в окружающей ее плотной ткани, а то, что пробилось наружу, заглушил работающий автомобильный мотор. Кейко попыталась пошевелить руками, чтобы хоть немного расширить слои ткани вокруг своего тела, но ее действия не увенчались успехом. Она снова принялась звать на помощь. Но все было напрасно. Никто ее не услышит. Слезы брызнули из глаз Кейко, она впервые в жизни испытала настоящий, неподдельный страх.

Потом ее разум пронзила мысль о сыне. Что они сделали с Акутагавой? Она не чувствовала рядом никого. Быть может, похитители забрали только ее одну?.. Если так, то, по крайней мере, Акутагава в безопасности! Ей хотелось надеяться, что преступники не стали похищать сына вместе с ней. Но что, если Акутагава тоже похищен?!.. Если он сейчас так же, как и она, лежит в багажнике какого-нибудь автомобиля и, задыхаясь, зовет на помощь? Мысль об этом была невыносима! Кейко снова закричала – на сей раз она не звала на помощь, а просто испустила душераздирающий крик:

– Акутагава! Акутагава!

Она кричала и кричала, пока ее крик не оборвала резкая боль в груди. Сердце вдруг как будто сдавило стальными тисками – да так, что оно на несколько секунд перестало биться. Кейко подавилась своим криком, хватая ртом то воздух, который едва проникал в ее кокон. Она напоминала рыбу вытащенную из воды. Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем сердце, болезненно содрогнувшись, начало снова биться. С огромным трудом женщина перевела дыхание. Кричать больше Кейко не осмелилась – она боялась, что из-за удушья сердце подведет ее.

Кейко вспомнила, как отец всегда наставлял ее: «Тагпай, милая! Ты родилась с очень добрым, но слабым сердцем! Тебе надо беречь его, слышишь меня? Никогда не перетруждай свое сердечко, доченька! Не волнуйся слишком сильно, не переживай. Береги себя…»

Да, сердце у нее от рождения не отличалось силой! Кейко родилась в баснословно богатой семье и, наверное, любой человек в мире сказал бы, что ей несказанно повезло – но вот с чем Кейко не повезло, так это со здоровьем. Однако она никогда раньше не переживала из-за своей болезненности! Никогда раньше ей даже приблизительно не становилось так плохо, как сейчас! Не от того ли, что раньше она жила сытой и безопасной жизнью, огороженной от всех возможных бед и страхов?..

Машина, наконец, остановилась, хлопнули автомобильные дверцы.

Кейко сжалась от испуга, смутно слыша голоса над собой. Затем со скрипом крышка открылась и несколько мужских рук рывком достали сверток с Кейко со дна багажника. Ее грубо швырнули на землю и начали разворачивать. Сперва Кейко ослепла от солнечного света и зажмурилась, когда ее освободили из рулона. Ее заставили встать на ноги, хотя она их почти не чувствовала.

– Мама! – услышала она крик сына.

Внутри Кейко все оборвалось – они похитили Акутагаву тоже!

Зрение вернулось к ней. Сначала она увидела густой лес, подступающий к ним со всех сторон, и только потом разглядела Акутагаву, которого за плечи удерживал один из преступников. У мальчика были связаны руки, он выглядел таким же взмокшим от пота, как и его мать. Кейко посмотрела на похитителей – никто из них не надел маски, она могла в деталях рассмотреть лица каждого. Этот факт усугубил ее панику: раз похитители не скрывают лиц, следовательно, они считают, что мать и сын никому не смогут их выдать. Что же они задумали?!

– Пожалуйста! Послушайте меня! – срывающимся голосом заговорила Кейко. – Я не знаю, зачем вы похитили нас, но я обещаю, что вы получите любые деньги. Любые! Но, прошу вас, не причиняйте нам зла!

Мужчины перекинулись между собой несколькими фразами на корейском языке.

– Заткнись! – на плохом японском рявкнул на Кейко один из похитителей.

Но женщина не сдавалась:

– Я из рода Сянгацанма! Я очень богата! Назовите любую сумму и…

Похититель ударил ее кулаком по лицу, таким образом прервав Кейко.

– Не трогай ее! Не смей! – в бешенстве закричал Акутагава, пытаясь вырваться из хватки преступника. – Я убью тебя! Убью!

Мужчина, ударивший его мать, только издевательски расхохотался в ответ.

Кейко, чувствуя, как из разбитой губы потекла кровь, встретилась взглядом с похитителем. Тот взирал на похищенную женщину с холодной пренебрежительностью, его совсем не волновали ни ее отчаяние, ни ее мольбы. Ее участь была предопределена, как и участь ее ребенка. Мужчина перевел свой взор в сторону – но не потому, что ему стало жаль Кейко – он посмотрел туда, желая, чтобы она проследила за его взглядом. И Кейко послушно посмотрела туда, куда смотрел он.

– Нет! Прошу вас, нет! – закричала она в следующее мгновение. – Не делайте этого!