Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Владлену Панову понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться с удивлением. Опять этот мальчишка его озадачил! Что сегодня случилось с его головой, что изменилось в нем? Ведь раньше он ни за что бы не отказался от возможности увидеться с Настой…

– Почему ты не хочешь с ней встречаться?

– Она мне больше не нужна, вот почему, – последовал чеканный ответ. – Сегодняшнее задание я выполнил не потому что хотел увидеть ее. Я его выполнил, потому что решил так. Оставьте эти подачки себе.

– Не думаю, что ты говоришь это серьезно, – рассмеялся Панов. – К тому же я говорил уже, что Наста скучает по тебе.

– А мне наплевать.

Следующим утром Панов рано утром вышел на тренировочную площадку, где группа, в которой обучалась Наста, проходила ежеутреннюю разминку. Пятнадцать подростков – десять мальчиков и пять девочек, несмотря на холодный весенний дождь, уныло моросящий еще с ночи, под гортанные крики инструктора, делали зарядку.

Владлен Панов, удерживая над головой зонт, остановился у кромки площадки, ожидая, когда разминка закончится; пристально он смотрел на подопечных, отмечая про себя их эмоциональный настрой. Кто-то из них замерз и был подавлен. Кто-то выглядел сонным и двигался замедленно. А кто-то, в том числе Наста, сосредоточенно и упорно отрабатывал заданные упражнения, не обращая внимания на плохую погоду. Это была группа, обучающаяся на стандартном курсе – они не проходили тех ужасов, которые выпадали на долю самых талантливых подопечных Панова: их не насиловали в учебных целях, они еще никого не убивали, основная нагрузка шла на обучение бюрократической работе, физическое усовершенствование стояло на втором месте. Впрочем, это не значило, что из учеников инструкторы по физической подготовке не выбивали пыль при любой возможности.

Панов невольно улыбнулся, когда разглядел упрямо сжатые губы Насты и сдвинутые к переносице черные брови, похожие на крылья свободолюбивой птицы. Губы посинели от холода, а кожа покрылась зябкими пупырышками, однако это не мешало ей «держать марку». Девочка стояла ближе всех к инструктору – и тот, отдавая приказы, в первую очередь смотрел на нее. В свои одиннадцать лет она стала лидером группы, подмяв под себя и парней и девчонок, и даже инструкторы называли ее не по имени, а уважительно и емко: «старшОй».

Панов гордился своей воспитанницей. Да, она не была так талантлива как Иврам, однако умом обладала и, самое главное, была превосходным лидером. Она умела внушать доверие окружающим ее сверстникам и те готовы были идти за ней на любое испытание. Вызывать такую преданность – это тоже редкий дар… Панов мысленно благодарил высшие силы за то, что он в свое время решил сделать ученицей его спецшколы и Насту тоже. Со временем она станет очень эффективным сотрудник российских спецслужб и это будет его заслуга, Владлена Панова! Ну а о том, что, повзрослев, та превратится в умопомрачительную красавицу, и говорить не стоило бы, настолько это было очевидно. И эта красавица будет принадлежать только ему и никому больше…

– Зарядка закончена! – гаркнул инструктор. – Старшой, уводи группу переодеваться.

– Вас поняли! – отрывисто, словно будучи солдатом и находясь на военном плацу, ответствовала Наста. Группа, несмотря на холод, уходила с площадки подчеркнуто спокойным шагом, держать двумя стройными рядами.

– Здравия желаю, Учитель! – дружно проговорили подростки, сравнявшись с Владленом Пановым. Тот кивнул им в знак приветствия, и знаком подозвал к себе Насту. Девочка отделилась от группы и остановилась подле него, вопросительно взглянув на него снизу вверх.

– Я только что приехал на службу и сразу же решил посмотреть на тебя, моя умница, – мягко проговорил мужчина, вновь улыбнувшись. – Переоденься и приходи в мой кабинет.

– Хорошо, Учитель, – Наста, не скрывая своего удовольствия от выказанной приязни Панова, побежала вслед за группой.

Неторопливым шагом куратор тоже направился в здание. Остановившись у поста охраны, он велел связаться с блоком, где проживали «особые ученики». По приказанию Панова, старший охранник должен был привести Иврама в его кабинет для беседы в строго назначенное время. Кабинет куратора находился на втором этаже в административном секторе спецшколы, окна его выходили на поросль рыжих сосен, пристроившихся у подъездной дороги. Несмотря на свою должность, владения свои он не старался приукрасить – предпочитая несколько старомодную и потрепанную обстановку новомодному евроремонту.

– Подайте чай с молоком, – обратился он к пожилой секретарше, много чего повидавшей в своей жизни и взиравшей на всех, кроме Панова, как сытая кошка на мышей. – Когда придет Наста, ей принесите тоже самое. Когда приведут Иврама, пусть он сидит в приемной, впускайте его только тогда, когда я прикажу… И пусть его как следуют держат под контролем, мне эксцессы не нужны.

Наста, в отличии от брата, была частым гостем в кабинете куратора и девочку вполне справедливо считали его любимицей. Почти каждый день она приходила к нему, однако никто не знал, что происходит между ними за закрытыми дверями кабинета. Секретарша в этом случае, опасаясь гнева начальника, предпочитала не домысливать и категорически отказывалась распространять сплетни среди сослуживцев.

На рабочем столе его поджидала папка с докладом о самоубийстве одного из учеников спецшколы. Он не стал ее просматривать и закинул в ящик с табличкой «архив», – подробности ему уже сказали по телефону, а эти бумаги так, формальность. Покончил с собой тот самый Сергей – который вчера вечером не смог выполнить задания и убить тех, на кого ему показали. У мальчишки, разочаровавшего своего Учителя, ночью окончательно сдали нервы и он повесился в своей комнате. «Слабое, гнилое звено, – прокомментировал Панов, когда ему позвонили и доложили о произошедшем. – Жаль, что столько лет и денег были потрачены на подготовку этого сопляка».

– Садись, выпей чаю, – ласковым голосом сказал он, когда Наста явилась в кабинет. – Ты же знаешь, что тут ты можешь позволить себе немного расслабиться… – выждав, когда она закончит с чаем, мужчина заговорил вновь: – Помнишь, ты меня просила позволить вам с Иврамом встретиться? Вчера я решил, что исполню твою просьбу.

– Правда? – глаза девочки радостно замерцали изумрудными искорками.

– Конечно, милая моя. Только вы все же не сможете встретиться, потому что Иврам не хочет тебя видеть. Категорически не хочет.

– П-почему? – она начала заикаться от такого неожиданного удара в самое сердце. – П-почему не х-хочет?

Панов сочувственно опустил глаза в пол и неопределенно пожал плечами, как бы говоря этим: «Не знаю, что и случилось с ним! Я и сам в растерянности, если честно». Наста откинулась на спинку стула, обтянутого протертой на углах черной кожей, и принялась обкусывать ногти на руках. По ее щекам медленно поползли слезы, кристально чистые и трогательные.

– Не стоит плакать, милая, – мужчина осторожно вытер ее щеки. – Сейчас мы спросим об этом самого Иврама. Хорошо? – надавив на кнопку селектора, он связался с секретаршей: – Пусть он войдет в кабинет.

Иврам, от которого ни на шаг не отходили двое вооруженных охранников, перешагнул порог кабинета с маской безразличия на лице. Эта маска не дрогнула даже когда он увидел сестру.

– Здравствуй, Иврам, – заговорил с ним Панов подчеркнуто доброжелательно. – Видишь ли, я решил, что ты должен сам сказать Насте, что больше не желаешь ее видеть. Это будет более правильно, ты не находишь?..

Иврам промолчал, остановившись в центре комнаты, он как будто не замечал присутствия Насты. Та соскочила со стула и бросилась к брату, порывисто его обняв.

– Иврам! – прошептала она, прижав свои губы к его уху. – Иврам!

Он дернул головой в ответ, после чего резким движением оттолкнул девочку от себя. Она, не ожидавшая такого, упала на пол, ее лицо исказилось от щемящей душевной боли.

– Иврам… – всхлипнула она.

– Хватит ныть, ты ведешь себя как никчемная и слабая дура, – проговорил мальчик спокойно. – Я не хочу больше тебя видеть, потому что есть более важные вещи. Ты уже не маленькая, поэтому прекрати кривляться.

– Ты обещал, что никогда меня не бросишь! – вскричала она вдруг. – Ты обещал!

– Это были глупые обещания, забудь о них, – мальчик поднял на куратора бесстрастный взгляд и прибавил: – Уже пятнадцать минут как я должен быть на занятиях по единоборствам. Могу я идти?

Панов перевел взгляд с него на Насту, потом обратно и согласно кивнул:

– Хорошо, ты свободен.

Иврам ушел, конвоируемый охранниками. Только так он мог расхаживать по школе, потому что Учитель не доверял ему и опасался вреда, который тот может причинить, если почувствует слабину в тех, кто его окружает. Панов помог Насте подняться с пола и вновь усадил ее на стул, опустившись на корточки подле нее.

– Мне очень жаль, Наста…

– Он больше меня не любит? – прошептала она с тоской. – Он разлюбил меня…

– Посмотри-ка на меня! – приказал ей Панов.

Когда она подчинилась, он заговорил с ней особым тоном, глядя ей прямо в глаза и своей волей растаптывая ее подсознательное сопротивление. На то чтобы ввести девочку в транс у него ушло всего несколько мгновений. У Насты не было иммунитета против его гипнотических способностей и он был рад этому. Так он мог полновластно управлять ею. Внушать ей мысли. Внушать эмоции…

Он мог бы полностью перепрограммировать ее, но это было не в его интересах – из-за этого Наста могла начать хуже учиться или вовсе сломаться психически, если ее нервная система не выдержит нагрузок. Поэтому он обрабатывал ее психику медленно, маленькими шажками, не торопясь и не вычленяя из ее души настоящих, сильных чувств… Но сегодня Панов решил действовать иначе: он намеревался надавить на Насту намного сильнее, нежели при их обычных сеансах гипноза. К этому его подтолкнуло неожиданное поведение ее брата и его отказ от свиданий с сестрой. Панов чувствовал подвох в поведении воспитанника, но не мог уловить его, не мог распознать, к чему стремится Иврам. Не важно – действительно ли мальчишка стал равнодушен к Насте или это только хитрый маневр – главное сейчас предпринять необходимые меры предосторожности.

– Твой брат больше не любит тебя, смирись с этим, Наста, – заговорил он с ней. – Смирись! Это его выбор! Ты не станешь искать с ним встреч без моего согласия. Ты будешь по-прежнему хорошо учиться. Ты будешь радоваться своим успехам и радовать меня. Ясно?

– Ясно, Учитель, – ровно и безжизненно отозвалась девочка, сидя прямо, словно аршин проглотила.

– Ты должна запомнить, что я очень тебя люблю. Ты очень мне дорога, Наста. Ты запомнишь это?

– Да, Учитель.

– Ты должна очень хорошо так же уяснить и кое-что еще.

– Что?

– С этого момента ты будешь моей возлюбленной. Я буду любить тебя, а ты будешь любить меня. ТЫ БУДЕШЬ ЛЮБИТЬ МЕНЯ. Уясни это!

– Я… – начала было говорить Наста, но споткнулась. Она нахмурилась, словно в ее душе происходила какая-то борьба, которую не мог подавить гипнотическое состояние. – Я не знаю…

– Чего ты не знаешь?

– Как я должна любить? Я не знаю.

Владлен Панов задумался, услышав ее ответ, потом сказал так:

– Ты будешь любить меня так же, как и своего брата. Это ты знаешь?

– Да.

– Вот и умница. Запомни это хорошенько, любовь моя. А теперь я досчитаю до пяти, ты проснешься и забудешь этот наш разговор. Только глубоко-глубоко в твоем сознании ты будешь помнить это и делать так, как я тебе приказал… – Панов начал счет и когда сказал «пять», Наста вздрогнула, покачнулась было на стуле, но тут же пришла в себя и часто заморгала. Не оставляя ей времени для того, чтобы собраться с мыслями, он сразу же задал вопрос: – Твой брат больше не хочет тебя видеть, милая. Что скажешь?

Наста шумно сглотнула, ее лицо померкло, будто на него набежала тень и она произнесла негромко:

– Это его выбор. Я понимаю.

______Три года спустя_______

– Зачем мне туда идти? – недовольным тоном поинтересовалась Наста. Она прекратила шествовать по коридору спецшколы, остановившись на месте как вкопанная. – Разве на это мероприятие допускаются ученики?

– Обычно – нет. Но ведь ты идешь со мной, – ответил Владлен Панов, тоже остановившись. С легкой укоризной он заметил: – В последнее время ты стала капризной.

– Это не каприз.

– Тогда что же это? – он не дождался ответа, Наста упрямо промолчала, глядя в сторону. Панов не стал сердиться на это: – Разве ты не хочешь увидеть брата быть может в последний раз? Если сегодня он покажет себя во всей красе, то его заберут отсюда в тренировочные лагеря на Кавказе, где он продолжит свое обучение. И – кто знает! – свидитесь ли вы еще когда-нибудь.

– Я не хочу, – прошептала четырнадцатилетняя девочка, кусая себе губы. – Не могу!

– А я настаиваю. Пойдем! – он взял ее за руку и повел за собой, Наста с тяжелым вздохом подчинилась ему. Они спустились на один из подземных уровней, там был оборудован обширный спорткомплекс. Именно там высокопоставленные визитеры, занимающие значительные посты в российском правительстве, должны были наблюдать за испытаниями самого перспективного ученика спецшколы. Зал уже был подготовлен: у одной из стен, за ширмой из пуленепробиваемого стекла, были расставлены стулья, вдоль стен частоколом стояли сотрудники госбезопасности.

– Сядь сюда и просто наблюдай, – мужчина усадил ее на один из крайних стульев; лицо Насты было недовольным, но она смирилась с его требованием.

Ее нежелание видеть брата после того, как они три года не встречались, Панов нашел подозрительным. Она не хочет присутствовать здесь не потому что ей все равно, а потому что встреча с братом будет для нее болезненной – и это значит, что какие-то чувства в ней он до сих пор не смог взять под свой контроль…

Но сейчас размышлять об этом нет времени – скоро в зал войдут чиновники, специально приехавшие сюда, чтобы взглянуть на Иврама. Они приехали сюда по приглашению куратора, посчитавшего, что его подопечный уже перерос эту школу и его надо отправлять в полевой лагерь, где тот сможет на практике отточить таланты, которые Панов с таким тщанием в нем взращивал. Насту же куратор привел сюда не просто так – а на случай, если Иврам вздумает совершить какое-нибудь безумство. Но даже Панов не мог знать наверняка, имеет ли сестра теперь для Иврама хоть какое-нибудь значение.

«Чертов мальчишка и вправду перерос и эту школу, и меня, – думал Владлен Панов со смесью восхищения и раздражения. – Ему четырнадцать, а он сбивает с толку меня, человека бывалого. Сейчас я вообще не могу предугадать, что у него на уме… Когда он впервые сказал, что не хочет видеться с сестрой, я решил, что он блефует. Но он как будто забыл о ней в действительности! Как будто начал учиться не из-за нее, а для себя. И вот тогда я начал путаться в нем, он и для меня стал непредсказуем… Остается надеяться, что пока я все же дальновиднее его!»

В зал вошли чиновники. Владлен Панов шагнул к ним и начал пожимать им руки, каждого из них называя по имени-отчеству. Чиновники сухо говорили о том, что рады приезду в это засекреченное место и брезгливо оглядывали простоватое оформление спортзала.

– Не будем терять времени, товарищи, – предложил куратор, жестом приглашая прибывших устроиться на стульях. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Что ж, посмотрим, что за чудо-юдо вы тут такое вырастили, – аляповато пошутил кто-то из чиновников, опуская свой зад подготовленное сидение.

Наста, не глядя по сторонам, сидела бледная и настороженная. Панов сел рядом с ней и ободряюще коснулся ее руки – ненадолго, чтобы это не бросилось в глаза прочим людям. Вот уже год как длиться их сексуальная связь, однако при посторонних они с Настой всегда сохраняют дистанцию и строго следуют субординации. Обычно, Насту его прикосновения успокаивали. Обычно, но не сейчас. Зеленоглазая девочка никак не отреагировала на его прикосновение, похоже, что она и не заметила его вовсе. Настолько сильным было ее внутреннее напряжение.

– Начинаем!

_____________

4

Наста не смогла сдержать нервической дрожи, когда в зал вошел Иврам; она сжала руки в кулаки, вонзив ногти себе же в кожу. Тот, одетый только в удобные борцовские штаны, шагал неторопливо, двигаясь плавно, словно пантера в ночных джунглях. В свои четырнадцать лет он был довольно высок, а его тело, несмотря рельефную мускулатуру, выглядело гибким и изящным. Его волосы – отросшие до лопаток, черные и шелковистые, были убраны в тугой хвост на затылке.

– Хм! Вживую он еще красивее, чем на фото, – заметил кто-то из гостей, неловко кашлянув. – Отличный экземпляр! Отличный!

Если бы она могла, то Наста бы ослепла и оглохла в этот момент. Одобрительный отзыв мужчины, адресованный ее брату, больно полоснул ее по сердцу. «Отличный экземпляр»! Иврама оценивают как ладного скакуна на конном базаре или антикварную редкость. Он для них не человек, он для них объект, перспективное вложение… Нет, она не питала иллюзий относительно спецшколы или относительно себя – она знала, что и ее, и тех, с кем она училась в группе, рассматривают как банковские вложения: сколько было затрачено и какая прибыль будет получена. Души учеников спецшколы никого не волновали, более того, эмоции считались почти преступлением, тревожной слабостью с которой следовало бороться. Сердце Насты очерствело за годы обучения, опуталось сотней стальных обручей, стиснувших его как пасть капкана, но в тот миг, когда она увидела брата – корка черствости треснула, а обручи на сердце затрещали, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. А слова чиновника только многократно усилили эти чувства.

– Иврам… – ее губы едва заметно дрогнули, когда она беззвучно прошептала его имя.

Да, именно так зовут его! Он не вещь, не экземпляр, а Иврам, ее единокровный брат… И, несмотря на то, что он отказался видеться с нею, Наста никогда не переставала думать о нем. Благодаря своему авторитету среди учащихся и определенному уважению со стороны преподавателей, она могла время от времени получать информацию о том, как живется Ивраму. Ей сообщали о его успехах в учебе, о том, как он достигает потрясающих вершин мастерства, а так же о том, какой страх он научился внушать тем, кто его обучает. Полтора года назад брат стал единственным учеником на своем курсе: Руслан не оправдал, по мнению куратора, ожиданий и однажды во время тренировке, Иврам убил своего сокурсника.

Зеленоглазый подросток вышел на середину зала и остановился. Повернув голову в сторону зрителей, он как будто мимолетным взглядом скользнул по ним, потом отвел взгляд. Наста знала, что от него не ускользнуло ее присутствие здесь, но облик его остался таким же отстраненным, каким и был. Навстречу ему вышли десять взрослых мужчин, вооруженных палками и боевыми ножами «сматчет» – они были специально вызваны сюда из нескольких подразделений Федерального Антитеррористического Центра. Опытные бойцы спецназа должны были испытать Иврама.

«Он больше не любит меня, – напомнила себе Наста, проглатывая горький ком, забивший ее горло и отдавшийся в глазах солоноватой резью. – Мне следует помнить об этом и не терзаться…»

Когда начался бой, от волнения у нее закружилась голова, в глазах помутилось. Она почти ничего не запомнила из того, чему стала свидетелем, единственное, что хорошо отпечаталось в ее памяти – это звуки ударов, рычание и сопение во время боя и звуки падения тел. Она безумно боялась, что брат вдруг ошибется и эти громадные и разъяренные мужчины просто убьют его. Испытание закончилось, когда все десять спецназовцев оказались поверженными.

– Глазам своим не верю, – заговорил один из высокопоставленных зрителей, после того, как Иврам выбил сознание из последнего своего противника. – Это лучшие бойцы подразделений, а с ними справился четырнадцатилетний пацан!

Наста заставила себя собраться и посмотрела на место битвы. Ее брат находился там же, где и в начале боя – в центре, а вокруг него лежали тела. Кто-то из них постанывал от боли, кто-то лежал в болезненном обмороке, кто-то был убит. Иврам был ранен несколько раз, но это были только поверхностные царапины, лишь слегка кровоточившие.

– Браво, товарищ Панов! Вы действительно смогли нас удивить.

– Как вы сами убедились, здесь этому самородку уже тесно, – сказал Владлен Панов в ответ. – Его нужно переправить в полевой тренировочный лагерь, где он сможет продолжить обучение на должном уровне.

– Безусловно, вы правы. Какой потенциал!… Нужно его отправлять на Кавказ, это действительно неоспоримый факт.

– Вот и отлично. Рад, что вы разделили мое мнение, – куратор спецшколы отдал охранникам приказ увести Иврама прочь из зала. – Думаю, чем скорее это произойдет, тем лучше. Полагаю, завтра днем военный самолет уже будет готов, чтобы доставить его в точку назначения?

– Отчего такая спешка, товарищ Панов?

– Боюсь, как бы ему здесь не стало скучно, – лягушачьи губы Панова расплылись в обходительной улыбке, но его водянистые глаза смотрели на чиновников менторским взором.

Держа Иврама под прицелом автоматов, охранники велели ему направляться к выходу – тот, поглядев на них с насмешкой, подчинился. Наста проводила брата взглядом, ощущая как боль, словно серная кислота, выедает, сжигает ее грудь изнутри. Вновь, как и три года назад. Он не оглянулся на нее, не бросил взгляда, уходя.

– Думаю, в этом вопросе нам следует полностью полагаться на ваше мнение, товарищ Панов. Если вы считаете целесообразным отправить вашего подопечного в лагерь как можно скорее, то, естественно, вы можете сделать это, – дали свое заключение чиновники, переглянувшись меж собой.

– Я рад, что вы понимаете мое беспокойство.

Приглашенные чиновники уже вышли, приглушенно обмениваясь мнениями, но она не обратила на это никакого внимания. Наста продолжала сидеть на стуле не шелохнувшись. Панову пришлось взять ее под руку и заставить подняться на ноги, чтобы она покинула зал.

– Ты так бледна, – проговорил Панов негромко, когда они вышли в коридор и остались в одиночестве. – Тебя это расстроило, я понимаю. Мне жаль, что увиденное так отразилось на тебе.

– Со мной все в порядке, – механически откликнулась она, затем выдернула свою руку резким движением. – Все нормально.

Панов нахмурился, недовольный тем, что она вырвалась и отвергла его поддержку. Он вновь взял ее за руку и заставил Насту посмотреть на него.

– Ты расстроена, – повторил он успокаивающе. – Но ничего, я знаю, что тебе поможет отвлечься. Сегодня я заберу тебя к себе домой, мы поужинаем, посмотрим телевизор, отдохнем… Что скажешь? Тебе ведь нравится покидать школу и гостить у меня.

– Да, нравится, – вздохнула Наста. С тех пор, как они с Владленом Пановым стали любовниками, обычно на выходные он забирал ее к себе домой; там она могла побездельничать или заняться в свое удовольствие хозяйством, чтобы вначале недели вернуться в спецшколу снова. Такой фаворитизм приходился ей по душе, это подтверждало ее особенное положение. Но сегодня… ей было наплевать на предложение Панова. Голова по-прежнему кружилась и она ничего с этим поделать не могла.

– Тогда сегодня в шесть я заберу тебя. Ну?

– Да, хорошо, – сказала она ради того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Превосходно, милая моя. А сейчас ступай в свою комнату и полежи немного, мне не нравится твой измученный вид.

Наста послушно выполнила все, что ей велели. Однако, как только она легла на кровать, ей стало еще хуже. Маленькая комната, похожая на тюремную камеру своей замкнутостью и спартанской обстановкой, крутилась перед ее глазами причудливой каруселью, мысли путались. Пульс колотился в висках, сбивая ее с толку.

«Как глупо, глупо, глупо, глупо… – стаей голодных птиц метались мысли в ее голове. – Я просто дура… Почему я не злюсь? Почему у меня нет желания злиться на все, что так терзает меня? Я страдаю, но не могу найти в себе сил, чтобы сделать что-то с этим!.. Мной как будто управляет кто-то другой… другой, другой, другой, другой…»

В шесть вечера Владлен Панов усадил ее в свою «Ниву» и, миновав пост охраны у ворот, увез ее из застенков спецшколы. Всю дорогу Наста угрюмо молчала, неотрывно глядя в окно. На улице застыло преддверие зимы – поздний ноябрь, серый и мёрзлый. Панов ее не тревожил, решив разобраться с настроением ученицы-любовницы уже дома, а не в машине. Жил он на окраинах Москвы, в одном из новых районов, полностью состоящего из однотипных новостроек. Владения его составляли двухкомнатную бетонную коробку на четвертом этаже четырнадцатиэтажного дома, снабженную совмещенным санузлом и кухней в восемь квадратов.

– Может, приготовим сегодня на ужин что-нибудь особенное? – спросил он, пока они поднимались на лифте. Всегда, когда она приезжала к нему, мужчина говорил с ней так, словно они уже были женаты и вели размеренную семейную жизнь. – Вчера я набрал полный холодильник еды.

– Не знаю. Мне все равно.

– Что ж, разберемся, – задумчиво протянул Панов.

– Ты плохой человек, плохой! – вдруг процедила Наста сквозь зубы. Ее лоб прорезали судорожные морщинки, а рот исказился в дрожащей гримасе. – Ты говоришь со мной как хороший человек, но на самом деле… ты… ты…

Двери лифта раскрылись. Он, крепко удерживая девочку-подростка за плечи, заставил ту выйти из кабины и подойти к дверям квартиры. Наста тряслась как в лихорадке, но не сопротивлялась. Панов заговорил с ней только после того как они прошли в квартиру и замок на двери оказался плотно закрытым.

– Пройди в гостиную, пожалуйста. Сейчас мы это обсудим, Наста, – он снял с нее куртку и аккуратно повесил в гардероб. – Сейчас ты мне все расскажешь, и мы найдем выход.

– Ты думаешь, я дура, да?

– Я так не думаю, милая, – он неторопливо снимал верхнюю одежду, не забывая краем глаза следить за ней.

– Я знаю, что ты гипнотизер. Я знаю, других учеников ты гипнотизируешь. Ты думаешь, я не пойму, что ты и со мной так же поступаешь? – голос Насты стал сиплым, она была близка к истерике. В конце концов, она сорвалась на крик: – Ты копаешься у меня в мозгах! Ты их препарируешь!

– Не кричи, пожалуйста.

– Черт, а я хочу кричать! Это МОЕ желание! Мое, а не чье-то чужое!

Панов дал ей звонкую пощечину, затем, применяя силу, потащил в гостиную, где вынудил опуститься на диван. Из глаз Насты текли слезы, она отталкивала от себя мужчину и не замолкала:

– Ты внушаешь мне свои мысли, свои приказы, я поняла это! Ты заставляешь меня быть безучастной к судьбе Иврама, это все ты! Что ты с ним сделал? Что ты со мною сделал?! Это из-за тебя мы стали с ним чужими! Это ты… ты… ты…

Он вновь ее ударил, но на этот раз Наста не стерпела. Зарычав сквозь слезы, она двинула ему кулаком под дых, а потом ногой отпихнула в сторону. Вскочив, она бросилась на мужчину, желая навалиться сверху, схватить его за шею и придушить, убить…. Но Панов ее перехитрил, он перебросил девочку через себя и, в свою очередь, навалился на нее. Когда та оказалась обездвижена, он начал говорить с нею, не обращая внимания на протестующие стоны, вырывающиеся из ее рта. Постепенно они стихли… Голос Владлена Панова возымел действие, Наста не могла ему сопротивляться – впав в гипнотический транс.

– Сейчас ты успокоишься и забудешь обо всем том, что тебя сегодня так сильно взволновало. У тебя не будет сомнений и тревоги, ты будешь спокойна и уравновешена. Ты будешь верить мне беспрекословно. Ты будешь любить меня. Да, моя красавица?

– Да, Учитель, – прошептала Наста; она лежала с закрытыми глазами, а ее черные волосы разметались по ковру. Удерживать ее силой уже не было надобности и мужчина принялся гладить шелковистые пряди пальцами, наслаждаясь ощущениями, продолжая говорить:

– Сейчас ты откроешь глаза и начнешь думать только о том, как любишь меня.

– Да, Учитель.

– Ты будешь думать только том, что хочешь быть со мной. И ты будешь со мной!

– Да…

Панов разрешил ей очнуться. Наста открыла глаза и, совершенно не помня о своей недавней истерике и ярости, ласково улыбнулась своему любовнику. Заметив, что они оба лежат на полу, она поинтересовалась:

– Что произошло?

– Ничего. Просто мы с тобой играли, – ответил тот очень мягко. – Ты только что проиграла, я уложил тебя на обе лопатки.

– Ладно тебе, победитель! Давай, я приготовлю что-нибудь вкусное? – предложила она. – Мне так хочется сделать тебе что-нибудь приятное.

– Для начала ты можешь сделать мне приятное несколько иным способом.

Наста тихо рассмеялась и принялась расстегивать кофточку у себя на груди, затем, приподнявшись, прижалась к губам Панова с поцелуем. Ее дыхание было чистым и обжигающим, а тело – способным возбудить, наверное, даже мертвого. Владлен Панов не был мертвым, отнюдь… Он обхватил ее голову руками, отвечая на поцелуй с властным вожделением и высасывая из недр ее рта легкий стон.

Владлену Панову было впору смеяться над собой – он влюбился в эту девчонку. Он, убежденный холостяк, всю свою сознательную жизнь посвятивший службе государству, на финише средних лет умудрился потерять голову от своей собственной ученицы. Как такое могло произойти, он не мог приложить ума. Сначала Наста была для него всего лишь инструментом, но затем как-то незаметно прокралась в его сердце и прочно засела в нем. Теперь она была ему нужна не только из-за Иврама, но и потому, что уже он не мог представить жизни без ее сладостных объятий…

– Ты любишь меня? – вопрос едва не утонул в облаке ее легких поцелуев, коими она осыпала его лицо.

– Люблю… – прошелестел девичий голосок. – Конечно, люблю…

Ему было все равно, что это «люблю» фальшиво, как и нежность в ее изумрудных глазах. Главное, что она в это верит!.. Время от времени психологические блоки, уставленные им в ее разуме и управляющие ею, разрушаются – и тогда она выходит из под контроля. Он как правило готов к этому, ведь гипноз вообще вещь недолговечная, а разум человека способен к самоисцелению. Чаще всего блоки в голове Насты разрушаются по естественным причинам: она растет, взрослеет, ее тело подвержено гормональным стрессам, отчего психика девочки становится похожей на зыбучие пески. В этих песках постепенно утопают все установки, приказы и повеления ее Учителя. Поэтому приходится постоянно возводить и устанавливать новые блоки, ремонтировать те, что еще не развалились, регулярно проводить плановую проверку… Однако сегодня блоки разрушились не по естественным причинам. Этим днем она испытала огромный стресс, увидев брата, и это, судя по всему, спровоцировало крах всех чужеродных установок. Но у него все было под контролем. Только что он обновил блоки в ее психике и те надолго зацементируют ее порывы. А завтра ее брата увезут на Кавказ и причин для таких размеров стрессов у нее больше не будет. И тогда она забудет о своей тревоге, перестанет сомневаться и будет безраздельно принадлежать ему. Безраздельно…