Текст книги "Бреслау Forever "

Автор книги: Анджей Земянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Слушай, обратилась она к Сташевскому. – Ты их видишь? – Она подняла руку, показывая лепестки.

– Ну, вижу.

– Какого они цвета?

– Белого и фиолетового.

– Отлично. – Она приложила лепестки к одеянию монашки. – У тебя зрительные иллюзии. Отойди-ка на несколько шагов.

– А какого они цвета? – спросил Славек, послушно отходя назад.

– Точно такие же, которые ты назвал. А вот цвет одеяния не сходится. – Лепесток в левой руке она приложила к слегка удивленной монахине, точнее, к белому фрагменту ее одежды. – Это пиретрум розовый, то есть Chrysanthemum coccineum, который раньше называли еще Pyrethrum roseum[70]70
  Хризантема перистая или Пиретрум розовый или Персидская ромашка/Chrysanthemum coccineum, Pyrethrum roseum. Многолетнее, красочное растение, высотой 75 см, с изящными, ажурными листьями и крупными ромашковидными соцветиями, диаметром до 8 см, розового и красного цвета.


[Закрыть]. Он фиолетовый.

– Но зачем тебе этот опыт?

– Хочу узнать, у кого из нас иллюзии. Эти растения мне известны по каталогам, и я знаю, какого цвета они должны быть. И я вижу, какого цвета ряса. – Она протянула в направлении одеяния монахини правую руку с другим цветком. – Это уже пушица узколистная, или же Eriophorum angustifolium[71]71
  Пушица (Eriophorum) – род многолетних травянистых растений семейства «Осоковые».


[Закрыть], она белая.

Мариола передвинула руку снова на белый фон.

– Видишь что-нибудь?

– Не очень. Фиолетовый цветок сливается с фиолетовым цветом рясы.

– О, Господи! Так, пошли отсюда! – Мариола подбежала к Славеку, схватила его за руку и потащила к выходу. – Мы еще вернемся сюда! – крикнула она урсулинке.

Они выбежали на улицу. Мариола спешно свернула на Еловую[72]72
  Обратный маршрут, только теперь через улицу Еловую, по которой гестаповец в 1945 году не мог пройти, поскольку тогда улица была в сплошных развалинах – Прим. перевод.


[Закрыть], потащила Славека вбок, они снова свернули и очутились перед косметическим ателье, объединенным с соляриумом. Чуть ли не силой она втолкнула Сташевского вовнутрь.

– Прошу прощения, у вас тут душ имеется? – спросила она у изумленной девушки за стойкой.

– Д-Да.

Мариола бросила на стойку собственную визитку. Сташевский знал, зачем она это сделала. На картонном прямоугольнике перед фамилией имелись две волшебные буковки – «др.»[73]73
  Вообще-то, западная степень доктора соответствует нашему кандидату наук – Прим. перевод.


[Закрыть]. Научная степень доктора у Мариолы и вправду имелась, но врачом она, естественно, не была.

– Проше пани, у меня тут пациент-аллергик перед приступом. Необходимо смыть всю пыльцу. – Она положила на стойку банкноту в пятьдесят злотых[74]74
  По курсу лета 2010 года, чуть больше 120 гривен – Прим. перевод.


[Закрыть], которая тут же была спрятана. Девушка в безупречном халатике показала им направление.

– Прошу.

Мариола открыла дверцу кабинки.

– Давай сюда телефоны, бумажник и пистолет. Лезь прямо в одежде и попробуй ее на себе отстирать. Потом раздевайся догола и очень тщательно вымойся, вместе с волосами, лицом… Обязательно прополощи рот и нос. – Она чуть ли не силой затолкала Славека прямо в туфлях в средину. – Я сейчас вернусь. – И захлопнула за ним дверцу.

Она вернулась, когда Сташевский уже вытирался фирменным полотенцем. Абсолютно новым, потому оно плохо впитывало воду, зато оставляло на теле мелкие волокна. Мариола подала Славеку сухую одежду, которую купила только что в магазине рядом – псевдо-военные штаны и огромную футболку в черно-белую полоску.

– А туфли?

– Ой, пойдешь босиком. Все равно, ужасно жарко.

Мокрые вещи Мариола сложила в пластиковый пакет. Девушка провела их до самых дверей. Полсотни злотых, попавших в ее личный карман, ведь счетчик ни одного из соляриев ничего не настучал – это была лафа!

Они прошли наискось через огромную площадь Нового Рынка к небольшой, мафиозной забегаловке, устроенной в одном из зданий бывшего аббатства.

– Ну, и куда босиком в приличное заведение!? – выступила было гардеробщица. Но тут же увидала, кто идет, и сразу же сменила тон. – А, это пан… Проходите, пожалуйста. – Она вызвала официанта. – Столик на двоих. Мигом!

Тот согнулся в поклоне и провел Мариолу со Сташевским в самый темный угол зала. Он туг же хотел подать меню, но Славек остановил его жестом.

– Мы чего-нибудь напьемся.

– Как обычно?

– Нет, нет, никакого спиртного. Принесите кофе и колу.

Они устроились в уютных кожаных креслах. Мариола тихонько хихикала.

– Что, когда-то уже арестовывал тех двоих?

– Официанта, да, пару лет назад; а вот гардеробщицу как-то не ассоциирую. У меня плохая память на лица.

Он совершенно забыл про сигареты, которые намокли под душем в кармане. Пришлось взять у Мариолы гадкие дамские «Vogue». Те были ужасно тонкими и вообще не давали дыма. По крайней мере, такого, которым можно было бы прилично затянуться.

– Слушай, ты хоть что-нибудь понимаешь из того, что случилось в монастыре?

– Хмм, вроде бы я и специалист по растениям, но сейчас не имею ни малейшего понятия. – Задумавшись, Мариола покусывала нижнюю губу. – Знаешь, гораздо больше меня интересует, почему у тебя эти дурацкие галлюцинации были, а у меня – нет.

– Так я тем более не имею понятия.

Они прервали обмен мнениями, когда официант начал расставлять посуду. Перед Мариолой очутилась тарелка горячей шарлотки с мороженым.

– Фирменное блюдо, – пояснил официант. – За счет заведения.

– Откуда он знал, что я ее обожаю? – Мариола удивленно глянула на Славека. – Я же тут впервые.

– Видишь ли, любовь моя, кроме нас в этом зале сидят одни гангстеры. Я много чего знаю про них, они – обо мне, ну и – само собой – и о тебе.

Девушка с любопытством разглядывалась по сторонам.

– Это и вправду бандюганы?

– Да. Но это их забегаловка. Самое большее, подерутся, хотя у каждого имеется волына. Это заведение – самое безопасное место в городе. – Он усмехнулся. – Здесь не убивают.

– Как интересно, – шепнула Мариола.

– Как для кого, – буркнул Славек в ответ, расчесывая пальцами все еще влажные волосы. – Я на них каждый день гляжу.

В то время, когда Мариола с явным любопытством изучала мрачных типов за другими столиками, Сташевский размышлял над тем, есть ли у него в управлении человек, которому можно было бы доверять. В мыслях он перебирал очередные имена. И вдруг его осенило. Все-таки, кое-кто у него имелся. Он коснулся маленького динамика на ухе.

– Соедини с «Марек Гофман», – отдал он приказ.

Сотовый телефон молниеносно соединил его с номером, записанным в электронной телефонной книжке.

– Ну, привет, старик, – услышал он хриплый голос. – Как оно?

– Хотелось бы ответить, что хорошо.

– Ууу, блин. Даже так паршиво?

Сташевский сунул в рот очередную неприлично тонкую сигарету без вкуса.

– Слушай, у меня к тебе просьба.

– Валяй.

– Не мог бы ты проследить столкновение двух автомобилей на Кохановского пару дней назад? Водители об аварии не заявляли. И вместе с этим, кражу мерина вместе с убийством на валах.

Гофман такие случаи любил. Любил он и то, чтобы коллеги обращались к нему за помощью, потому что сами справиться не могли. Все же Марек спросил:

– Если они не заявляли, то как…

– Я перешлю тебе все данные и мои личные замечания на твой комп.

В трубке он услышал вздох.

– Летняя скука, – Гофман громко зевнул. – Так что, почему бы и нет?

Как же, как же. Гофман со Сташевским конкурировали друг с другом. У воеводского управления полиции имелось всего два туза в колоде. Как раз, их двоих. Ну… возможно, как-то считался еще Ярек Корженевский. Но он был слишком скрупулезным в своих действиях, чтобы стать виртуозом. Короче, только эта троица могла рассматриваться серьезно. Всех остальных офицеров можно было перевести в армию на должности сержантов на плацу. И тут вдруг один из тузов обращается к другому. Лафа! Нельзя не помочь, зарабатывая очередной балл на своем счету в их личном тотализаторе.

– Только все это я перешлю тебе на домашний адрес и… – Сташевский замялся. – Без захода на сервер полиции. Не скачивай эти файлы на работе.

Минутка тишины.

– Понял.

– И класс. Заранее благодарю.

– Никаких проблем. Пока.

– Пока.

Хлопком по щеке он отключил телефон. Из маленького рюкзака Мариолы Славек вытащил наладонник. К счастью, город предоставил в центре любителям Интернета бесплатный и беспроводной доступ в Сеть. В связи с этим, Сташевский без труда соединился с собственным ноутбуком, стоявшим сейчас в пустой квартире. Он быстро отобрал нужные файлы и дистанционно собрал их в один за архивированный пакет. После этого набрал пароль на выход, а когда экран начал мерцать, отключил наладонник и спрятал снова в рюкзак. Данные уже должны были находиться в компьютере, стоящем в пустой сейчас квартире Гофмана. Славек допил свой кофе.

– Давай попробуем обдумать факты. – Тут он замялся. – Возможно, это только мои дурацкие гипотезы.

– А если они не дурацкие?

Славек пожал плечами.

– Приблизительно с тысяча восьмисотого года кто-то скармливает различным людям галлюциногенные средства, каким-то образом объединяя это с влиянием аллергенов. – Тут он нервно потер руками. – Чушь. Аллергию начали диагностировать только через почти что два века. Но я иду дальше. Определенные улики указывают на то, что в управлении происходит нечто странное. Кто-то всем этим управляет. Очередная чушь. В тысяча восьмисотом году управления еще не было. А потом… Как объяснить, что одни и те же люди правили при нацизме, потом – при коммунизме, и, наконец – при капитализме? Как они пережили смену общественного строя, государств, чистки УБ, очередные проверки и, наконец, люстрации[75]75
  Процесс выявления и исключения из государственных учреждений Польши лиц, связанных с прежним режимом, но, прежде всего, с органами безопасности социалистической Польши – Прим. перевод.


[Закрыть]? Нет, это уже полнейшая чушь. Но…

Его рассуждения перебили звуки веселой мелодии.

– Прими звонок, один.

В трубке раздался голос Витка из Берлина:

– Привет, старик. У меня для тебя приятное сообщение.

В голосе приятеля были слышны триумфальные нотки.

Еще один туз вроцлавской полиции. Сейчас лопал мороженое в Берлине, потому что когда-то и кому-то здесь понадобился козел отпущения. По происхождению он был немцем, так что пересадка на другую грядку прошла для него без особого труда.

– Я нашел Васяка.

Сташевский закурил очередную недоделанную сигарету.

– Живого?

– На все сто, – рассмеялся его собеседник. – Во всяком случае, когда я с ним разговаривал, он еще был жив.

– Насмехаешься? Блин, как же ты его нашел?

– Я пошел по линии наименьшего сопротивления. Просто-напросто, поместил объявления во всех газетах местной Полонии[76]76
  Сборное название общностей поляков, постоянно проживающих за пределами Польши – Прим. перевод.


[Закрыть]: «Офицер польской полиции разыскивает пана Васяка по известному ему делу». – Снова смех. – Он позвонил через пару дней. Мы поболтали.

Сташевский приложил ладони к лицу.

– И это точно он?

– Наверняка. Впрочем, убедишься сам, я выслал номер его телефона на твой почтовый адрес, а теперь, для надежности, еще и дам SMS-ку.

– Спасибо… Сколько я тебе должен?

– Не дури. Только помни о моем предложении. Здесь, в Берлине, ты наконец-то заработаешь настоящие деньги.

– Не забуду. И, честное слово, большое тебе спасибо.

– Нормально. Всегда к твоим услугам.

Сташевский снова хлопнул себя по щеке, прерывая соединение. Он инстинктивно глянул на часы. Тринадцать – тринадцать. Вздохнул.

– Кто это был? – выспрашивала Мариола. – Что-то серьезное?

Славек глядел прямо ей в глаза, но как будто не видел. Мыслями он блуждал где-то далеко… В себя он пришел только после какого-то времени.

– А ты не обратила внимание на то, что всякий раз я гляжу на часы, то вечно там должна быть «тринадцать»? Тринадцать минут одиннадцатого, тринадцать минут первого, тринадцать минут девятого вечера…

– Ой, да перестань.

– Дело не в том. «Дискмен» с тобой?

– Да. – Мариола взяла рюкзачок.

– Проверь, на каком треке ты его вчера остановила.

Девушка включила устройство и тянула на дисплей.

– На тринадцатом.

– Тогда глянь еще, какой трек сейчас проигрывается на твоем ай-Поде, и номер радиостанции, выставленный на нем.

Славек с Мариолой сидели, не двигаясь, глядя друг на друга.

Повторяемость ситуаций.

* * *

Несмотря на опасения Боровича, их документы на польской границе произвели большое впечатление. Поезд прочесали довольно слабо – во временный арест железнодорожных охранников отправилось всего два человека в наручниках. Уже через три часа поезд смог проехать в советскую оккупационную зону. Но русских обслуга паровоза совершенно не интересовала. Борович с Васяком напрасно приготовили три бутылки самогона и драгоценности, выпоротые из пальто довоенного офицера полиции. «Рабочие» явно были не тем, что более всего любят акулы. Поезд проверяли одиннадцать часов. Здесь в комендатуру направилось уже более десятка пассажиров, выстроенных парами. Выехали они только среди ночи. В Восточный Берлин они прибыли под утро.

С паровоза они смылись, не говоря ни слова. Так, в первую очередь, внешний вид. Не без труда они обнаружили вокзальный туалет, где могли наконец-то смыть с себя угольную пыль и переодеться в гражданское. Комбинезоны запихнули в наплечные мешки. Потом по широким ступеням спустились в туннель. Когда они вышли наружу, то уже ничем не отличались от шастающих повсюду путешественников, пытающихся сесть хоть на какой-нибудь поезд. Борович с Васяком с любопытством разглядывались по сторонам. Берлин очень походил на Вроцлав. Море развалин. Только кое-где более-менее уцелевшие здания. Повсюду хозяйничали русские, с той лишь разницей, что к местному населению они относились как к врагам, не так как к полякам в городе, из которого они только что сбежали.

Прекрасное знание немецкого языка позволило Боровичу быстро сориентироваться в том, как пройти в западную часть Берлина. Конечно, среди развалин пришлось поблуждать. Некоторые участки преодолеть вообще не удалось. Только после полудня они увидели первого американского солдата.

– Ну вот, мы почти что свободны, – устало просопел Васяк.

– С акцентом на «почти». – Борович тоже пошатывался от усталости.

Они уселись среди каких-то развалин и занялись сухим провиантом. Воды у них не было. Васяк сделал два больших глотка самогонки.

– Да ты чего? – возмутился Борович. – Валюту пьешь?

– Да ну…. Сомневаюсь, чтобы американцы смогли проглотить такую гадость.

– Это факт. – Он забрал у коллеги бутылку и тоже глотнул из горла. – Надо где-нибудь найти воду.

– Разве что в реке.

Нечеловечески уставшие, они пошли дальше. Сейчас они проходили мимо военных расположений западных союзников. Поначалу это были громадные палатки, разбитые в парках, потом бараки из жести и даже поспешно отремонтированные здания бывшего Рейха. Наконец они увидели цель своего путешествия: американский автомобильный парк. Васяк с Боровичем подошли к грузовику, с которого рабочие выгружали мешки с мукой. Борович обратился к водителю на своем школьном английском, немилосердно его калеча.

– Do you want a cigarette?[77]77
  Не хотите сигарету (англ.)


[Закрыть] – протянул он американцу пачку сигарет.

– A smokie? Nope[78]78
  Курево? Не. (англ.)


[Закрыть].

– Чего он говорит? – заинтересовался Васяк.

– Не знаю. Ничего не пойму.

Тем не менее, он продолжил беседу:

– We want to go to France.

– Germans?

– No, no, we are from Poland.

– Ou, POWs?[79]79
  – Мы хотим идти во Францию.
  – Немцы?
  – Нет, мы из Польши.
  – Вау, военнопленные? (англ.)


[Закрыть]

– Ну, чего он говорит? – Васяку было невтерпеж.

– Понятия не имею. Совершенно его не понимаю.

– Может, это он по-американски разговаривает?

– Холера его знает. – Борович вынул из кармана две золотые монеты по двадцать долларов. – We have this?[80]80
  – У нас есть это (англ.)


[Закрыть]. Водитель в первый раз глянул с каким-то интересом.

– So?

– We want to take a travel to the France.

– Copy you.

– And we have this too. – Борович вынул из-под пальто золотое ожерелье. – France, – повторил он.

– То the first checkpoint only.

– No. Please, help us. We want go to France.

– Roger that. I'll show you something. Just wait[81]81
  – Так что?
  – Мы хотим путешествовать во Францию.
  – Это я понимаю.
  – Еще у нас есть и это.
  – Только до первого поста.
  – Нет. Пожалуйста, помогите нам. Мы хотим отправиться во Францию.
  – Это я врубился. Кое-что вам покажу. Подождите, (англ.)


[Закрыть].

Когда шофер отошел, Васяк снова стал допытываться.

– Ну, и чего он заливал?

– Сказал, что его зовут Роджер. И что мы должны ждать… не знаю. Чего-то. – Борович закурил. – У него словно каша во рту.

– Боже, а он нас не выдаст русским?

– Спокойнее. И не из таких перевозок сбегали.

– С Колымы не сбежишь.

Их сомнения развеял правильный, хотя и с сильным акцентом польский язык.

– Ну, парни, – сказал шофер. – Что? Надоел вам коммунистический рай?

– Да вроде бы так, – ответил на это Васяк, – Скрывать нечего.

– Ладно. Во Францию хотите? – Он вытянул руку. – Покажите, что там у вас есть.

Он внимательно осмотрел ожерелье. Через какое-то время спрятал его вместе с монетами в карман.

– Сойдет. – Водитель усмехнулся и указал на собственный грузовик, на который как раз грузили пустые мешки. – Забирайтесь под брезент и переоденьтесь в полосатики.

– В чего?

– Ну, такое обмундирование, что носили узники концлагерей. Там есть несколько штук на такой случай. И помажьте рожи пеплом, потому что ваши румяные хари напоминают все, что угодно, только не живых скелетов.

Те послушно выполнили приказ. Не успели даже толком подвязать штаны, когда грузовик тронул, гремя мощным двигателем. Когда они выбрались из города, машина рванула быстрее по широкой автостраде. Брезент парусил и хлопал на ветру. Вечером добрались до французской оккупационной зоны. Еще через несколько часов были уже во Франции. Водитель завез их вглубь территории километров на пятьдесят. После этого дал им на дорогу карту, компас, две банки тушеной говядины и немного франков.

– Полосатиков не снимайте. В них легче идти, – посоветовал он. – Как только доберетесь до порта, ищите польские суда. Помните: нужно беречься английских грузоперевозчиков, это те еще сволочи.

– Ладно. Спасибо.

– Пока. Увидимся в Америке.

Дальше Борович с Васяком отправились пешком. Особых сложностей не было. Никто ни о чем не спрашивал, никто их не проверял. Города они обходили подальше, а в деревнях люди иногда кормили их и поили. Никто не был против, если беженцы просились переночевать в сарае.

Нормальную одежду они надели уж вблизи портового города. Тут следовало держать ушки на макушке, но советы водителя польского происхождения оказались полезными. Они быстро влились в толпу на берегу. В порту стояли три небольших польских фрахтовика, и даже польский крейсер. Только военное судно было не для них. Выбрали самый маленький торговец. Когда Борович с Васяком сказали, откуда они прибыли, их тут же окружила толпа моряков, желавших узнать самые свежие сведения с родины. Те расписывали все в самых черных красках, разговор длился часа два. Васяк даже узнал какого-то земляка, с которым встречался на храмовых праздниках в городке, что был ближе всего к его деревне. Бывший крестьянин, а теперь моряк, чуть не расплакался, увидав бутылку самогона.

– Наконец-то можно что-то приличное выпить. – Он сделал пару глотков и вытер глаза. – Сколько градусов?

– Что-то около восьмидесяти.

– Во! Слышно же, что настоящий. Не то, что водичка для поливания цветов, которую сосут англичане.

Тут решил включиться Борович.

– Слушайте, люди, – он вытащил из мешка вторую бутылку самогонки. – Нам нужно попасть в Англию.

– Что за проблема? – оскорбился моряк. – Вот же, лайба стоит.

– А начальство не прицепится?

– Спокуха. И не таких провозили. Вот только нужно найти вам какие-нибудь комбинезоны.

– Свои имеются, – усмехнулся Васяк.

Через несколько минут, затаскивая большой ящик, они уже были на судне. Пир в трюме продолжился. Совершенно пьяных Боровича с Васяком спрятали за громадными бочками только где-то к полуночи.

Утром, с кошмарной головной болью, они проснулись уже в Англии.

В те времена англичане практически ничего и ни у кого не проверяли, если не считать железнодорожных билетов. Изолированные на своем острове, они чувствовали себя в безопасности, война давно уже кончилась, кроме того, они уже привыкли к непонятному лепету иностранцев. Борович с Васяком без труда добрались до Лондона, подавившего их своей величиной, неправдоподобной толкучкой и вечным шумом. Опять же, разрушений было относительно немного. К счастью, у Боровича имелись связи, установленные еще отцом, в дипломатических кругах, находящихся теперь в эмиграции. Помогли им сразу. Но подготовка документов потребовала недели три. Они уселись на шведский пароход, который, если бы не отсутствие парусов, с успехом мог бы конкурировать с другими судами за звание Летучего Голландца. Корабль протекал, дымил, не держал курс, а пища была родом, наверное, еще из старых английских запасов времен битвы под Трафальгаром.

Тем не менее, до своей Америки они доплыли. Сошли, а точнее – смылись, через лабиринты доков, заполненных толпами моряков со всех концов земли, обходя подальше печально известные immigration rooms. Шокированные, они шли по улицам города, который не знал войны. Все вокруг было другое. Все подавляло, и не одной только архитектурой, движением и скоростью, но и совершенно другими обычаями. Они зашли в какую-то забегаловку выпить. К сожалению, очень быстро выяснилось что зашитые в пальто Боровича золотые доллары утратили свою волшебную силу. То, что в Европе было способно очаровывать людей, здесь оказалось самыми обычными деньгами. К тому же, их нужно было еще и в банке обменять, чтобы иметь возможность расплачиваться.

– Ну, вот мы и за большой водой, – сказал Васяк, печально поглядывая на свой стакан с вонючим бурбоном. – Здесь нас уже не достанут.

– No way! – ответил на это Борович, тщательно просматривающий разговорник, который изучал, чтобы подшлифовать свой английский. – Exactly.[82]82
  Никоим образом… Конкретно. (англ.)


[Закрыть]

Васяк скривился, делая глоток окрашенной в коричневый цвет жидкости, как называл виски. Но на приятеля поглядел совершенно трезво.

– Что мы будем здесь делать? – тихо спросил он.

– Что получится, – прозвучал инстинктивный ответ. Борович закусил губу.

– Я же не слепой. Вижу, что-то тебя мучает.

– Да.

Тишина затягивалась. Вокруг темнота, потому что они спрятались в самом дальнем углу забегаловки. Клаксоны за окном, мерный стук каблуков прохожих на тротуарах. Призрачная атмосфера абсолютного отчуждения. Чувство, что ты находишься в городе, который им не принадлежит, и которого они никогда не поймут.

– Я исключительно скрупулезный следователь.

– И как это связано с нашим положением?

– Есть дела, которые тебя не отпускают.

– Божечки… Ты все еще про то следствие? – Васяк чуть ли не подскочил. – Если ты хочешь им заниматься, тогда на кой ляд сбегал из Польши?

– Его можно продолжать, сидя и здесь. Либо я сам его решу, либо оставлю следы своему преемнику.

– Каким образом?

– Увидишь. Просто так случилось, что преступники затронули мою честь, – пояснил Борович.

* * *

Сташевский кружил по громадному зданию, в котором жил. Длинные и узкие, выложенные кафельной плиткой коридоры напоминали внутренности гитлеровского бункера. Подвалы, вентиляционные помещения, вертикали лифтов, подземные гаражи, боксы для велосипедов походили на муравейник. «Пентагон» – так называли здание его обитатели. Истинный лабиринт переходов, гигантских террас, лишенных зелени двориков, заставляющих вспоминать про аэродромы, говорящие человеческим голосом лифты, стоянки, какие-то мигающие светодиодами устройства… Pentagon by night[83]83
  Пентагон ночью (англ.)


[Закрыть]. Пустынный.

Славек сновал по нему ночью, уже намотал несколько километров пешком, не выходя наружу. Потому что шел дождь, а гортекс он не одел. Вместо этого затянулся сигаретой. Лампы загорались перед ним и гасли сзади, когда проходил в радиусе срабатывания датчиков. Словно в космическом корабле – он слышал только лишь щелчки загорающихся люминесцентных ламп, тихие вздохи гаснущих и отзвуки собственных шагов. Почему он бродил по ночам, почему не удавалось заснуть? Славек глянул на часы. Тринадцать минут четвертого ночи. Остановился, заставив ошибиться какие-то контроллеры, продолжавшие зажигать лампы спереди. Сам он стоял в полумраке аварийных ламп, нервно потирая подбородок. Имеют ли эти чертовы дюжины какое-то значение? Ведь уже долгое время Сташевский ловил себя на том, что всякий раз, глядя на часы, видел число тринадцать. Он фыркнул от злости. Глянул на индикатор связи с передающей станцией во Франкфурте, регулирующей точность хода часов до миллисекунды. Тринадцатый канал. Индикатор зарядки батарей? Тоже тринадцать. А какое сегодня число? У него вечно были проблемы с тем, чтобы помнить, какой сегодня день недели – настолько Сташевский сделался зависимым от электроники. Ясное дело, тринадцатое число, вторник. Эта повторяемость чисел замучила.

Мрачные, ни к чему не ведущие размышления прервала веселая мелодия из микроскопических динамиков.

– Прими здесь, один, – тихо буркнул Славек, но система распознавания речи поняла. – Да?

– Привет. Знаю, что ты в это время не спишь. – Марек Гофман из управления.

– Не сплю.

– Не могу сказать, чтобы слишком надоедал, но, возможно, хоть иногда бы пару часиков предался бы объятиям Морфея?

– А ты сам? – ответил Славек вопросом на вопрос.

– Я – дело другое. Как раз занимался делом похищения малолетки и изнасилования, а ты заставляешь меня связываться с какими-то псевдо-похитителями мерседесов.

– Ладно, не тяни резину. – Сташевский уселся под стенкой прямо на полу коридора. Он давно уже перестал беспокоиться тем, что могут подумать соседи, словно кто-то из соседей мог появиться в коридоре в тринадцать минут четвертого утра. Его вообще перестало беспокоить, что думают люди о нем самом и его поведении. Как-то раз, на спор, он припарковал гражданский автомобиль прямо на ступенях воеводского учреждения. Вместе с коллегой они сидели рядом и наблюдали. Спешащие по своим делам люди старательно обходили машину. Комментариев – ноль. «Раз здесь стоит, значит, на это имеется причина». В другой раз возвращался хорошо подшофе с какой-то вечеринки. Ни одного общественного туалета поблизости, все забегаловки далеко, а ему было нужно. И он опорожнился в десятке метров от забитой людьми трамвайной остановки. И снова никто не обратил внимания. Словно бы он, спустив штаны, сделался прозрачным. С тех пор сидение на полу уже не было чем-то необычным. А стиральная машина у него была замечательная. – Ты что-то нашел?

– Да. Похоже, от твоего заговора ничего не осталось.

– Боже. Неужто мне только казалось, будто бы на Кохановского уводили мерс?

– Нет. Только во всем этом ничего подозрительного нет. Всего-навсего, два дебила гнались друг за другом по 4-полоске и столкнулись.

– И потому не сообщили в полицию?

– Именно. К тому же, оба были пьяными. Это братья. Стащили разбитые машины в боковую улочку и смылись, чтобы протрезветь. Я расспрашивал соседей, на следующий день приехала дорожная помощь.

– А все остальное?

– Тоже чистая проза. Хозяин мерседеса – мелкий дилер автомобильных запчастей. Новых, заводских. Ну, ты понимаешь, каких новых: тех, которые выпали из грузовика во время перевозки, но не разбились. – Гофман тихонько рассмеялся. – Так вот, другой вор, которому первый наступил на мозоль, приказал своим бандюганам свалить тот мерс в Одру в рамках исправления взаимных отношений, – съязвил он. – Так что, ничего таинственного тут нет.

– А смерть этих бандюганов?

– То есть, как? – Гофман был явно изумлен.

– Что: как? – не понял Сташевский.

– Ну… за то я вообще не брался. Ведь это же ты вел дело по тому типу.

– Господи! – Организм Сташевского в три часа ночи действовал не самым лучшим образом. – Напомни-ка мне.

– Ты что, с ума сошел? Ведь это же ты закрыл следствие по палачу с воздушкой. Не помнишь?

Сташевский закурил и теперь лениво выдувал дым. Что-то на самой границе сознания начало светать. Блин, но чтобы такая амнезия? Хорошо еще, что бросил пить. В себя он пришел только спустя какое-то время.

– Ладно. Спасибо за помощь.

– Все путем. Только не бухай так.

– Я уже совсем не пью.

– Ну, конечно. – Гофман вздохнул. – До завтра.

– Пока. Честное слово, спасибо.

Он не знал, как долго сидел, опершись о стенку коридора, прикуривая одну сигарету от другой. Действительно ли он мог быть настолько ужравшимся, что завершил дело и теперь мало чего помнил? Ходил, разговаривал с людьми, что-то устраивал, и все это в одном алкогольном угаре? Блиииин!

Он не имел понятия, с чего начать. Он вел следствие, но у него до сих пор не было подозреваемых. Ни одного. У него не было никого, кого можно было бы связать с этим делом. Славек задумался. Никого? На самом деле?

Он тяжело поднялся на ноги и глянул на часы.

Тринадцать минут пятого утра.

* * *

Славек выпил две банки «Ред Булл»[84]84
  Дети, никогда не пейте эту дорогую дрянь! – Прим. перевод.


[Закрыть] из холодильника. Напиток несколько отрезвил его, хотя голова продолжала шататься от недосыпа. Сташевский включил ноутбук. Ожидая сигнала готовности операционной системы, он стукнул по крупному выключателю стационарного компьютера, стоящего под письменным столом. Затем свистнул экспрессо-автомату, чтобы тот заварил еще одну чашку кофе. Чертовски дорогое устройство тоже понимало людской язык. Зато оно, в отличие от Мариолы, не злилось, которая, разбуженная свистом, выступала с постели заспанным голосом.

– А что, не мог потрудиться и включить его вручную? – заорала девушка.

– Нет.

Тогда она вытащила из-под кровати игрушку, штурмовую винтовку, airsoftgun[85]85
  Здесь: воздушка с мягкими пульками – Прим. перевод.


[Закрыть], изображавшую собой американскую М-16. Они обожали играться ею на полигоне в хорошую погоду. Сташевский слышал, как Мариола перезаряжает. А потом – «пуфф». Девушка выстрелила из спальни через открытую дверь, не видя силуэта на кресле, в стенку за его спиной, рассчитывая на рикошет. Пластмассовый шарик упал на клавиатуре ноутбука.

– Попала?

– Нет.

Он закурил и залогинился на сервере управления. Ему были нужны исключительно официальные сигнатуры, поскольку это было его собственное следствие. Все заметки и материалы имелись на собственном, стационарном компьютере. Безопасном, поскольку к Сети не подключенном. Он быстро копировал данные с ноутбука. Затем перенес их на USB. Теперь все было под рукой. Боже… Он представил себе Грюневальда и Кугера, прогуливающихся по прекрасным улочкам Бреслау, обсуждающих это дело в ресторанах или пивных, и едущих на дело на извозчике. Видел он и Мищука с Васяком, пробирающихся через развалины с автоматами в руках. А он вел то же самое дело, сидя дома. Все у него было под клавишами.

Экспрессо из кухни сыграло какую-то песенку, сообщая о том, что напиток готов. Славек пошел осторожно, на цыпочках, опасаясь того, что Мариола опять выстрелит из своей М-16. Но нет. Она спала, выпятив свою упругую попку. Из под одеяла выглядывала и завернувшаяся ночная рубашка, открывавшая трусы а-ля революционная матрона. Как-то раз он уже порезал ножницами две пары, когда Мариола крутилась на кухне. Но, видимо, какую-то пару припрятала. Славек взял из кухни их единственный острый нож и разрезал еще и эти. У нее было достаточно стрингов, чтобы не показываться в этих мешках с начесом.

Кофе оказался слишком сладким. Как обычно, все устройства, что имелись в их доме, жили богатой внутренней жизнью. Даже дурацкий экспрессо, который едва понимал артикулированную речь. Сташевский снова уселся за компьютером и начал просматривать акты.

Дело, которым он занимался не так уж и давно. Не далее, чем с полгода назад, как следовало из дат на документах. Разработка мелкой банды, торгующей крадеными машинами. Осуждено семь человек. Славек наморщил брови. Семеро… и тот один, восьмой, который стрелял из специализированной воздушки. Его тоже арестовали, но, благодаря показаниям Сташевского, он даже избежал суда. Его освободили на следующий день. Славек закурил очередную сигарету, хотя предыдущая еще дымилась в пепельнице. Господи Иисусе, неужто он мог быть настолько пьяным, чтобы решить дело и ничего не помнить? Возможны ли рациональные действия, когда ты забуханный с утра до ночи и ничего не помнишь уже через полгода?