Текст книги "Летопись 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

  Тем временем вертолет набирает обороты, аппарель медленно поднимается.

  – Это наш шанс, – кивает Валерий на готовящийся взлететь вертолет. – Бегом в машину!!!

  Словно беззубая челюсть чудовища, аппарель движется вверх, грозя сомкнуться раньше, чем люди успеют добежать. Денис бежит изо всех сил, но тяжелая, как мешок с мукой, броня сковывает движения. Все-таки такое снаряжение предназначено для защиты от пуль и осколков, а не беготни по крышам. Да встречный поток воздуха от винтов упирается в грудь, еще больше затрудняя движение. Чувствуя, что безнадежно отстает, Денис напрягает последние силы, но чутье подсказывает, что все равно не успевает. Он оглядывается. Валерий бежит рядом. Движения неуклюжи, каждый шаг дается с трудом, пот течет по лицу ручьями. Вдруг из-за широкой спины генерала появляется Анна. Девушка каким-то чудом сумела избавиться от тяжелой брони. Оставшись в одном комбинезоне, босиком, она мчится с пистолетом в руке, только пятки сверкают, а черные волосы вытянулись в линию. У Дениса округлились глаза, когда он увидел, как Аня на бегу запрыгивает в уже наполовину закрытый грузовой люк и скрывается в отсеке. Тугие потоки воздуха, созданные бешено вращающимися винтами, тянут машину вверх. Лапы амортизаторов вытягиваются, будто не желая расставаться с землей, раздутое брюхо транспортника поднимается, машина слегка наклоняет выпуклую морду, явно готовясь на форсаже уйти в небо.

  Валерий и Денис продолжают бежать из последних сил, надеясь на чудо. То есть хрупкая девушка одной левой завалит мужиков из экипажа вертолета, посадит машину обратно, чашечку кофе предложит … Вертолет действительно останавливается, словно в раздумье – лететь или не лететь? – потом резко сдает назад, да так, что едва не сбивает с ног генерала. В последнее мгновение Денис успевает оттолкнуть Знаменского и сам кувыркается прочь, иначе колесо шасси размажет по бетону и никакая броня не спасет.

  Вертолет брякается на крышу, как поскользнувшийся слон. Левое заднее шасси с коротким скрежетом переламывается, машина наклоняется вбок и назад, задирая морду. Рев двигателя оглушает, ураганный поток воздуха едва не сбивает с ног, однако тяжелая – наконец-то пригодилась! – броня не дает упасть. Аппарель идет вниз, но застревает на полпути, упершись краем в землю – левое шасси сломано! Валерий хватается за упершуюся в пол левую створку люка, кубарем скатывается в салон через распахнутую правую створку и бежит к пилотской кабине. Денис забирается следом, но так легко, как у генерала, не получается. Пальцы соскальзывают, Денис катится вниз по аппарели, как пустая кастрюля, гремя железом и головой. Кувыркания продолжаются и в салоне, потому что машина вдруг рванула с места в карьер, словно испуганный конь. Для пущей скорости пилоты подняли корму и опустили нос, дабы несущие винты быстрее жрали воздух. Вертолет набирает скорость, явно стремясь уйти как можно дальше от земли.

  Денису удается схватиться за стойку откидного сиденья и таким образом прекратить позорное кувыркание. Однако наклон неожиданно увеличился. Алюминиевая стойка не выдерживает веса человека в броне, сиденье рвется «с мясом» и Денис едет по полу, как с горки на санях с автоматом в одной руке и порванной сидушкой в другой. Стремительный спуск оканчивается чувствительным соприкосновением с перегородкой, за которой расположена пилотская кабина. Дверь распахнута, Аня целится из пистолета в голову первого пилота, генерал держит на прицеле второго.

  – Успел? – спрашивает Знаменский, не отрывая взгляда от головы пилота. – Молодец. Брось сиденье и последи за пилотами, чтобы держали максимальную скорость. А я пока железно сниму.

  – Куда мы летим? – спросил Денис.

  – Как можно быстрее и дальше. Эта машина оборудована комплектом спутниковой связи, попробую связаться с Артемьевым. Если получится, то выберемся отсюда.

   Глава 6.

  Дверь из многослойной брони закрывается неторопливо, как и положено куску железа весом более полутонны. Полированные грани смыкаются, чуть слышно чавкают захваты, дверь становится заподлицо со стеной. Остается только повернуть штурвал и нажать рычаг запорного устройства. Алексей неспешно проделывает все эти операции и только после этого оборачивается. Помещение реактора неплохо освещено мощными лампами, укрытыми толстым кварцевым стеклом. «Интересно, как их меняют? – вдруг подумал Алексей. – Они же иногда перегорают. Снаружи я ничего не видел. Не останавливать же реактор всякий раз, как лампочка накроется? Вот нашел о чем думать, а? Лучше разберись, как тут все устроено!»

  Громадные баки с борной кислотой закреплены на стенах таким образом, что бы в случае нужды легко открыть задвижки и кислота по трубам попадала прямо в емкость с теплоносителем. Кабельные каналы соединяют баки с центральным пультом управления, трубопроводы спускаются вниз. Похоже на абстракцию из труб, которая появлялась на заставке старой операционки от Microsoft. Вдоль стен тянутся технологические мостки с перилами, с противоположной стороны торчит загогулина механической руки. «Нафига тут механическая лапа? – удивился Алексей. – Наверно, лампочки вкручивать»!

  Алексей глубоко вдыхает до предела насыщенный радиацией воздух и решительно направляется к ближайшему баку. Оборвать кабель оказалось совсем не так просто, как он думал вначале. Пластиковая оплетка и витой провод в середине это не бельевая веревка, так сразу не порвешь! Промудохавшись несколько минут, изругавшись последними словами и вспотев, как в бане, он решил попробовать отсоединить кабель традиционным способом, то есть вынуть из разъема. Не заварен же он в корпус! К великому облегчению, кабельный разъем оказался самым обыкновенным. Скрутил муфту, выдернул провод из штыревого разъема – все!

  – Фу, блин! – с шумом выдохнул воздух Алексей. – А я уж думал, что придется провода грызть. Или рвать на мускулистой груди, обливаясь потом и громко портя воздух.

  Ломать – не строить. Разобравшись, что к чему, Алексей быстро обесточивает электродвигатели для сброса нейтрализатора. Но это не все! Теперь надо вывести из строя механизм аварийной подачи графитовых стержней. По сути, подъемный кран. На толстых плетеных тросах висит контейнер револьверного типа, битком набитый стержнями. В целях безопасности контейнер отведен в сторону, чтобы, не дай Бог, упаковка не свалилась в активную зону. Реакция будет такой же, как если бы в пылающий костер бросить охапку сырых дров. Много дыма, много вони, а тепла ноль!

  Проблема решилась так же просто, как и с баками – отсоединением кабеля. Неожиданно бросило в жар, выступил пот, острая боль пронзила голову и растеклась по всему телу. Опасаясь свалиться в бассейн с охладителем, Алексей хватается за перила обеими руками. Перед глазами плывет и колышется, тошнота подступает к горлу, начинается дрожь в ногах.

  – Началось что ли? – задает сам себе вопрос Алексей. – Ну, наверно именно проявляются симптомы радиационного облучения. А я еще и половины не сделал!

  «Половина» заключалась в том, что надо извлечь регулирующие стержни, чтобы нарушить то хлипкое равновесие, которое царит в реакторе. Проще говоря, цепная реакция должна выйти из-под контроля. Алексей кладет дрожащие руки на ограждение мостка, взгляд устремляется на реактор.

  – Ну и как это сделать? – шепчет он пересохшими губами. – Вручную не поднять, слишком тяжело. Механизм подъема управляется снаружи, его уже наверняка заблокировали. Прекратить подачу воды? Ага, краник повернуть и все! Только вот где он, краник этот? Господи, как все просто в кино! – воскликнул Алексей хриплым голосом. – Что-то повернул не туда, что-то оторвал и все, злодейское логово рушится, взрываются даже горшки с цветами. А в реальности я стою перед наглухо запаянной железной бочкой и ничего не могу сделать. И эта проклятая бочка убивает меня каждую секунду. Сдохну через несколько минут и все в пустую!

  Алексей оглядывается. В смотровом иллюминаторе видны лица, кривящиеся насмешливыми гримасами. Валерий, Аня и Денис уже покинули станцию. Может быть, погибли. И ты, Алексей Снегирев, остался совсем один. Теперь только от тебя зависит, будет уничтожен клоповник Розенфельда или нет. Если нет, тогда все зря, все жертвы, усилия, пролитая кровь. Паразиты, веками пившие людскую кровь, возродятся и человечество опять превратится в рабов. Сколько еще продлится рабство – сто лет, тысячу? А если ген рабства розенфельды внедрят в человека? Конечно, это размышления абсолютного дилетанта, вряд ли существует ген рабства или что-то подобное. А если нет? А если действительно удастся создать то, что навсегда превратит людей в придаток «исключительных», «богоизбранных», сверх-супер и тому подобное? Дело даже не в конкретной национальности этих самых «исключительных».

  Обособление конкретной группы людей по любому признаку, будь то вера, идеология или национальные особенности, всегда ведет к катастрофе. И ладно бы сами возомнившие о себе сгинут в небытие, так ведь остальных за собой тянут! Принцип «после нас хоть потоп» универсален на все времена. Государства, народы, отдельные люди живут и действуют именно так. Мало кто способен в реальной жизни пожертвовать собой ради других. Или таких людей все-таки много?

  – Да хрен его знает, сколько таких! – рычит Алексей. – Да хоть ни одного! И если так, я буду первым. Если много, – а в моей стране это так, – то я буду одним из них.

  Пошатываясь, цепляясь слабеющими пальцами за перила, он спускается вниз по металлической лесенке. Корпус реактора кажется ему раздувшимся от людской крови клопом. Трубопроводы словно щупальца тянутся во все стороны. По одним поступает охлаждающая жидкость, по другим отводят перегретый пар, третьи и четвертые … черт его знает, чего они там отводят или приводят! Просто сломать все к херам собачьим!

  Алексей хватает ближайшую трубу обеими руками. Холодная! Значит, подача воды в охладительную камеру. Напрягая все силы, он тянет трубу на себя. Металл поддается, труба слегка изгибается. Волна горячего пота застилает глаза, влажные ладони соскальзывают с гладкой поверхности, Алексей с трудом удерживается на ногах.

  – Нет, так не пойдет, – шепчет он. – Надо упереться рогом!

  Опорой для ног служит технологический выступ в полу. Сдвоенная сила рук и ног выворачивает трубу в другую сторону. Железо неохотно поддается, металл заметно нагревается в месте изгиба, крепежные болты выползают из гнезд, рвется уплотнитель. Струи холодной воды бьют во все стороны, заливая пол и стены. Алексей обессиленно падает на колени. С трудом передвигая ноги и руки, ползет под ледяные струи, что бы хоть как-то охладить жар, охвативший все тело. Он не замечает, как вдруг засуетились люди по ту сторону реакторного зала, как побелели лица тех, кто еще минуту назад глумливо улыбались ему сквозь полуметровый слой кварцевого стекла.

  Напор воды слабеет. Сквозь шум в ушах прорывается странный прерывистый звук, похожий на автомобильный клаксон. «Что еще за бибикалка? – смутно удивился Алексей. – Откуда тут … стоп, это же сирена! Значит …»

  Он оглядывается – вдоль стены мигает вереница багровых огоньков. Будто елочная гирлянда, которую включил сумасшедший Дед Мороз в середине лета. Алексей еще раз смотрит фонтаны воды из порванной трубы. Сигнал тревоги означает нагрев реактора. Это еще не авария, конечно, но направление выбрано правильно. Но с другой стороны тоже не дураки сидят. Придумают что ни будь и тогда никакого взрыва не будет.

   Алексей глубоко вдыхает перенасыщенный влагой воздух. Неприятное чувство ощущения злобного взгляд заставляет обернуться. Весь объем смотрового иллюминатора занимает только одно лицо. Глубокие залысины, смешной хохолок на лбу, брыластая бульдожья морда и карие глаза навыкат, словно спелые плоды оливковой пальмы – да это сам адони Розенфельд!

  – Батюшки мои! – ехидно улыбается Алексей. – Примчалось! С чего вдруг? Неужто мы ошибались? А Валерка считал, что ты где-то в России.

  Розенфельд сверлит Алексея тяжелым взглядом. Снегирев усаживается поудобнее, неторопливо складывает известную фигуру из трех пальцев. Немного подумав, делает вторую. Розенфельд скалится, изображая многообещающую улыбку, обрюзглая физиономия в иллюминаторе пропадает.

  – Давай, драпай! – шепчет пересохшими губами Алексей. – Валерка все равно догонит. Не жилец ты, Янкель!

  Дурнота и слабость наваливаются с такой силой, что Алексей зажмуривается и сжимает голову ладонями. Приступ тошноты рвет грудь изнутри. Не в силах более сдерживаться Алексей выблевывает содержимое желудка. Это не помогает, спазмы и судороги продолжаются с неослабевающей силой. Кажется, что наружу хочет выбраться весь желудочно-кишечный тракт с толстой кишкой в придачу. От горечи во рту челюсть выворачивает.

  Проблевавшись, Алексей полощет рот водой из трубы, обессиленно прислоняется к теплому боку реактора. Вообще-то броня не пропускает тепло и чуточку снижает радиационное излучение, но ему все равно кажется, что железная бочка, внутри которой бушует контролируемая цепная реакция, теплая. И даже мягкая!

  – Ну, это уже бред, – шепчет Алексей. – Полный бред. Пю мезоны или ху мезоны – как там правильно-то? – выбили остатки электронов и протонов в моей голове. В мозгу остались одни голые атомы. И теперь толпа голых атомов хором несет всякую чушь. Например, ожившая непонятная фигня, похожая на механическую руку.

  Он с трудом поднимает непомерно тяжелую голову, чтобы лучше рассмотреть приближающуюся «непонятную фигню», которая действительно является т.н. механической рукой для погрузки небольших размеров предметов и грузов.

  – Во бля!!! – изумляется Снегирев, путаясь в мыслях, будто пьяный.

  Поднимается на четвереньки, вытягивает шею … ладони скользят по залитому водой полу, руки разъезжаются и Алексей с размаху ляпается мордой в рифленый стальной лист. Над ухом лязгают железные пальцы, тупая боль в разбитом носу прогоняет слабость. Алексей перекатывается в сторону, поворачивает голову. Механическая рука зависла в полуметре от водопроводной трубы, явно опасаясь повредить ее еще больше. Стальные крючья пальцы шевелятся, то сжимаясь в кулак, то растопыриваясь в разные стороны, будто лапы гигантского паука.

  Шатаясь, цепляясь руками за выступы, Алексей поднимается с пола. В поле зрения появляется лицо Розенфельда в иллюминаторе. Янкель ласково улыбается, машет рукой, на которую надета какая-то несуразная железная перчатка по локоть.

  – Дистанционное управление механической рукой! – досадливо морщится Алексей. – Где ж ты его взял, гаденыш? И почему я раньше не видел эту штуку?

  Издеваясь, Розенфельд поднимает руку и шевелит пальцами. В ответ синхронно сгибаются железные суставы манипулятора, крюки захватов повторяют движения. Медленно, опасаясь повредить трубу, манипулятор приближается к человеку. У Алексея кружится голова, слабость в ногах заставляет опуститься на колени. Слабеющий с каждой минутой разум говорит ему, что через минуту механическая рука сожмёт его шею железной хваткой. Лопнет кожа, хрустнут позвонки, брызнет кровь … рыча, словно дикий зверь, Алексей хватает обеими руками манипулятор и со всей силы толкает в противоположную сторону. Железная «дура» сносит трубу подачи охлаждающей жидкости, два пароотвода и упирается в кассету с графитовыми стержнями. Вода хлынула в реакторный зал с новой силой, будто стремясь заполнить его до краев и превратить в бассейн. Раскаленный пар вырывается из поврежденных труб, заглушая все звуки злобным шипением и свистом, словно гигантская гадюка, вырвавшаяся на волю.

  – Кажется, все? – беззвучно шевелит губами Алексей, глядя в иллюминатор. Становится в полный рост, спина выпрямляется, гримаса боли на лице пропадает, усмешка приподнимает уголки губ.

  Розенфельд прижался лицом к стеклу и смотрит неверящим взглядом на происходящее. В широко распахнутых глазах недоумение, страх и досада на происходящее. Он трясет головой, что-то бормочет, а за его спиной суетятся люди в защитных костюмах, ярко мигают алые огни тревоги, воют сирены на разные голоса – Янкель не видит и не слышит, он весь там, в непосредственной близости от бронированной колбы реактора. Вода медленно заполняет помещение, клубы пара вырываются из рваных дыр в трубах. Посреди этого хаоса стоит человек, которому плевать на близкую смерть – а ведь мог жить и еще как! – и улыбается.

  – Чему ты смеешься, идиот! – шепчет Розенфельд.

  Взгляды встречаются. В жизни бывают ситуации, когда люди понимают друг друга без слов и жестов. Есть нечто внутри нас, что намного старше языка и старше нашего человеческого облика. Это то, что составляет суть живого, его сущность. Все живое связано между собой, понимает и сознает себя и других. Алексей молча смотрел в глаза Розенфельда. В них не было страха, сожаления и обиды. Просто смотрел отсутствующим взглядом. И по его лицу было видно, что он уже не здесь, а где-то в другом месте, времени и мире. Розенфельд понял это. Страх и растерянность отступили, он спокойно, снимает пульт управления краном с руки, делает знак трем телохранителям, которые стоят рядом, не давая кому-либо мешать шефу. В руках появляется оружие, длинные очереди расчищают путь к аварийному лифту. Двери распахиваются, Янкель спокойно входит внутрь, телохранители за ним. Опять гремят выстрелы. Желающие немедленно покинуть зал управления раньше Розенфельда умирают на месте. Лифт мчится вверх, к посадочной площадке, на которую уже садится персональный вертолет Янкеля. Взрыв реактора рушит здание изнутри, межэтажные перекрытия складываются наподобие книг в стопке. Когда проваливается крыша, на которой была посадочная площадка для вертолетов и конвертопланов, вместе с ней проваливаются в радиоактивную пропасть десятки людей, которые наивно верили до последнего момента, что их не бросят, спасут. И спасут семьи – детей, жен и престарелых родителей, которые неизбежно погибнут от радиоактивного заражения местности. Потому смерть их будет медленной и неминуемой, оттого непереносимо ужасной.

   ЧАСТЬ 5.

   Глава1.

  – Что ж, поздравляю вас, генерал, – говорит Артемьев, крепко пожимая руку Знаменского. – И с благополучным возвращением, и с еще одной звездой. Теперь вы генерал-полковник, кандидат на должность начальника главного управления внешних операций. И, судя по некоторым данным, будущий министр обороны.

  – Слишком много всего. Не находите, Владимир Александрович? – с хмурой улыбкой спрашивает Валерий.

  – И это только первый кусок пирога, который вам предлагают, Валерий Николаевич.

  – Что ж может быть еще? – удивился Знаменский. – Куда больше-то?

  – Ах вы, душка военный! – притворно восхитился старый контрразведчик. – Не обижайтесь, это я так, к слову. Вы человек разумный, но в придворных интригах смыслите мало. По правде говоря, вообще ничего. Вы, Валерий Николаевич, на сегодняшний день один из самых популярных политиков нашей страны. В преддверии президентских выборов …

  – Я не политик! – отмахнулся Валерий. – Простите, что перебил.

  – Ничего, – кивнул Артемьев. – Вы политик, потому что политика выбрала вас. Извините за корявую фразу.

  Артемьев подходит к плотно зашторенному окну, чуточку приоткрывает тяжелую занавесь. Сквозь заплаканное осенним дождем стекло виден самый обычный двор, огороженный подковообразным домом на полторы тысячи квартир. Этакий микрорайон в одном отдельно взятом двадцати этажном домище, у которого на первом этаже расположены магазины, почта, фитнес центр, зубной кабинет и полудюжины салонов красоты. С внешней стороны «крепостной стены» – а дом у местных жителей так и называется – крепость! – ютится пара детских садов, коммерческая поликлиника и школа. Когда-то престижные панельные десяти и двенадцати этажные дома сбились в бледную кучку за пустырем и завистливо поглядывают подслеповатыми глазами застекленных балконов и лоджий.

  Трехкомнатная квартира, в которой находятся Знаменский и Артемьев теряется в общей массе дома где-то в районе пятого этажа ближе к середине. Во дворе мокнут под дождем полторы дюжины автомобилей разных цветов и ценников, старенький микроавтобус с полустертой надписью «школа» и две поношенных легковушки, водители которых безуспешно пытаются «прикурить». То есть запустить двигатель от чужого аккумулятора, потому что свой испустил последнюю искру еще неделю назад.

  – Ваши? – с улыбкой спрашивает Знаменский.

  – Да, – кивнул Артемьев. – Похоже, замерзли, как цуцики.

  Он легонько касается пальцем лацкана пиджака, вполголоса произносит:

  – Ребята, плюньте на спектакль. Идите в фургон, погрейтесь.

  «Прикуриватели» тотчас бросают провода и удаляются в «школьный» фургон.

  – На чем я остановился? – наморщил лоб Артемьев. – А, на корявой фразе! Так вот, Валерий Николаевич, проблема всех профессиональных политиков в том, что они становятся политиканами. Вы – не профессионал в этом деле. И это ваше преимущество. Политиканы заботятся не о стране и народе, а о себе любимых, о родственниках и «друзьях», которые готовы предать их при первой же возможности, если вдруг запахнет жареным или откроется перспектива самому опустить задницу в руководящее кресло. А уж если трон вакантен, тут только держись – сожрут живьем вчерашнего брата и другана, запьют слабительным и выс…ут. Если внимательно прочесть вашу биографию, вникнуть в мотивы поступков, то сразу станет ясно, что вы не политикан, а честный человек. Именно честность и требуется от политика. Не какое-то сверх высшее образование, не гениальный ум и блестящие способности – просто совесть должна быть у человека, который занимает высший пост в государстве. Она у вас есть. А умники с энциклопедическими знаниями будут помощниками.

  – Намекаете, что я … – сощурился Валерий.

  – Ни в коем случае! Вы далеко не ограниченный солдафон и уж тем более не дурак. Есть такое понятие, как профессиональная узость. То есть человек хорошо знает свое дело, а вот в других областях «плавает». Это нормально. Нельзя знать все и во всем разбираться. В противном случае кухарки действительно руководили бы страной, а хирургические операции проводили мясники. Вы, Валерий Николаевич, один из тех редких людей, который доказал свою честность, преданность Родине и умение защищать ее интересы. На бледном фоне нынешнего президента и других политиков вы очень сильно выделяетесь и поэтому являетесь первым кандидатом в руководители страны. И поэтому же ваша жизнь не стоит ломаного гроша.

  – Вполне ожидаемый пассаж, – вздохнул Знаменский. – Ребята внизу, – кивнул он на улицу, – меня охраняют?

  – Нас с вами. Моя фамилия тоже есть в списках на ликвидацию. Но не на первом месте. Лидер вы. Кстати, круглосуточную охрану я организовал сразу по вашему возвращению.

  – Спасибо. Я и не заметил ее.

  Артемьев зажмурил глаза в улыбке, будто кот, увидевший «бесхозную» сметану.

  – Благодарю! Незаметность – высший пилотаж в нашем деле.

  Валерий встает с кресла, руки привычным жестом одергивают «китель». Халат послушно вытягивается, складки исчезают, завязанный узлом пояс принимает вид поясного ремня для ношения оружия.

  – Ну, а что дальше-то, Владимир Александрович? – пожимает плечами Знаменский. – Я ведь действительно не политик. И не знаю, что делать!

  – Давайте разберем ситуацию, – предлагает Артемьев, усаживаясь в кресло. – Итак: вас подставили! Уничтожение госпиталя и штаба было организовано администрацией действующего президента с целью ликвидации популярного военачальника или его очернения. Но вы выжили! Более того, вы уничтожили центр генетических исследований UTIMCO, чьи опыты несли реальную угрозу существованию человечества. Да так уничтожили, что конфликт между Техасом и Мексикой стал невозможен – полоса радиоактивного заражения шириной несколько десятков километров простирается через весь континент, нивелируя саму возможность прямого военного столкновения. Теперь мексиканцы варятся в собственном соку, а Техас вынужден обороняться от индейцев и негритянских партизан. Возрождение США на экономическом фундаменте Техаса отложено на неопределенный период!

  – Простите, что опять перебиваю, но каким образом взрыв небольшого реактора дал такое облако?

  – Ну, по правде говоря, взрыва не было, – улыбнулся Артемьев. – Так, небольшой выброс радиоактивного пара да ионов йода. Здание сложилось, как карточный домик, похоронив под развалинами реактор. Надо отдать должное проектировщикам, свое дело они знали хорошо. Пришлось принять меры к исправлению ситуации – крылатая ракета типа «невидимка» с нейтронной боеголовкой средней мощности взорвалась в так называемом кратере на месте реактора, обеспечив нужное заражение местности в нужном направлении. Это несложно, если знать розу ветров в данной местности. Но вернемся к теме разговора! Итак, подстава не удалась, вы избавили человечество от страшной опасности. А так же вы живы, здоровы и полны сил. Ваша популярность несравнима с рейтингами других претендентов на высший пост в государстве. Осталось только организовать избирательную кампанию, тем более, что времени немного.

  – Я понятия не имею, как это делать, – признался Знаменский. – Полный ноль!

  – Я тоже, – улыбнулся Артемьев. – То есть знаю в общих чертах, но пошаговую инструкцию дать не могу. Впрочем, это не смертельно. Залог успешной избирательной кампании это люди и, простите, деньги. Начну с денег. В обществе бытует мнение, что все богачи люди аморальные и беспринципные. Иными словами, космополиты безродные, для которых Родина ничто, а деньги все.

  – Я тоже так думаю, Владимир Александрович!

  – И абсолютно правы! Девять из десяти действительно таковы. Но! Один из десяти, или даже из двадцати, несмотря на громадное состояние, действительно является патриотом своей страны. Деньги развращают человека и мало кто может противостоять разложению под видом возможностей. Тем не менее, находятся люди, которые четко разделяют деньги – а так же власть, которую они дают, – и совесть, которую деньги убить не могут. Такие люди в нашей стране есть.

  – Ну, а как быть с теми, у кого бабло заменило совесть? – поинтересовался Знаменский.

  – Да к стенке ставить, Валерий Николаевич, – просто ответил Артемьев. – Только вот проблема – таковых большинство. Так что придется расстрелять почти всех. Да и как отличить совесть и патриотизм от искусного притворства!

  Знаменский подходит к окну, сдвигает штору. Взгляд скользит по серой и промозглой от холодного дождя улице. Редкие прохожие торопятся по своим делам, старательно обходя лужи, прячутся под зонтами и с завистью поглядывают на тех, кто путешествует в теплом салоне автомобиля.

  – Ваша последняя фраза – это вопрос или так просто? – спрашивает Валерий.

  – А вы как считаете?

  – Считаю, что вопрос. Так вот, ответ таков: стремление к материальному благополучию свойственно всем. И ничего плохого в этом нет. Задача власти направить это стремление во благо страны и народа. Люди хотят много получать? Надо стимулировать много зарабатывать. Хотят дорогую и престижную машину? Создайте отечественную модель не хуже зарубежного аналога, а забугорный автомобиль обложи пошлиной. И так во всем!

  – Это легко сказать, Валерий Николаевич, – вздохнул Артемьев. – Таких попыток было немало и далеко не все они увенчались успехом. По правде сказать, ни одна.

  – Это потому, что в погоне за покорением космоса или созданием невиданного по мощи оружия напрочь забывали о людях. Вместо копченой колбасы по доступной цене предлагали книги о вкусной и здоровой пище с цветными картинками. Вместо того же автомобиля, чтобы ездить на работу или за грибами рассказывали о счастливом и зажиточном будущем, которое вот-вот наступит. Наша страна никогда не была бедной. Бедными были люди, ее населяющие. То полюса покоряли, то космосА! И космосА нужны, извините за жлобское выражение, но людям надо давать то, что они заработали, а не кормить без конца сказками. У нас всегда наступали на одни и те же грабли – нарушали базовые экономические законы. Человек своим трудом создает прибавочную стоимость, которую государство прямо или косвенно присваивало себе под тем или иным предлогом. Но государство это всегда конкретные люди, чиновники, которые всегда вовремя и весьма щедро повышают себе оклады и всякие материальные добавки в виде служебных автомобилей, государственных дач и государственной же охраны – для тех, у кого кресло повыше. Вот потому и революции, потому непреходящее недовольство любым президентом и любой партией, потому и стремление урвать любой ценой то, что упустили загребущие руки чиновников. Какой уж тут патриотизм! Скажете, я не прав? – обернулся Валерий к Артемьеву.

  – Нет, не скажу, – ответил полковник. – Вы правы, но только, в общем и целом. То, что вы сказали – это лозунг, этакая мини программа, которую еще никому не удалось претворить в жизнь.

  – Это мне известно, – с горечью в голосе произнес Знаменский. – А тех, кто пытался, потомки назвали палачами и тиранами.

  – Намекаете на Иосифа Виссарионовича?

  – Нет, он всего лишь последователь.

  – На царя батюшку Ивана 1 Васильевича Романова по прозвищу Грозного? А если считать от Калиты, то Ивана четвертого? – проявил осведомленность Артемьев. – Да, фигура неоднозначная в российской истории. Споры о нем не утихают и по сей день. Хотите взять его за образец?

  – И да, и нет, – сознался Валерий. – Пока не определился. Но знаю точно, что въевшуюся грязь соскребают острым лезвием. Или вытравливают едкой щелочью. К сожалению, другого способа не придумали.

   Глава 2.

  «Если у вас есть деньги, то в „демократической“ стране у вас есть возможности. Если денег очень много, то ваши возможности при „демократии“ неограниченны. Первыми это поняли евреи. Разумеется, не сами, жизнь заставила. А жизнь у евреев в христианском – да и не только в христианском! – мире была несладкой. Сказать, что они изгои – это не сказать ничего. Даже каста неприкасаемых в Индии имела больше прав, чем евреи в Европе. Но Создателю без разницы, как мы обзываем друг друга. Он вложил в каждого неуемную жажду жизни. Не все могут воспользоваться этим даром. Скажем так, кишка тонка. Потеряв одиннадцать колен из двенадцати, евреи поняли – за жизнь надо драться, а не языком трепать! Но как, если ты мал и слаб, а противник велик и силен? Умные поняли сразу, а дуракам в назидание придумали сказку о Давиде и Голиафе. Все просто: если деньги в этом мире решают все, значит собери их как можно больше. Жалкие кусочки цветной бумаги, которым даже подтереться нельзя, сыграли ту же роль, что и камень, пущенный из пращи умелой рукой Давида.