Текст книги "Письма героев (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Глава 44
Франция. Версаль

18 июня 1940. Князь Дмитрий.

Несмотря на раннее утро, старый маршал уже работал в своем новом кабинете. Разбирая документы, доставшиеся в наследство от президента и премьера, Филипп Петен меланхолично раскладывал бумаги по папкам, мельком пробегал глазами по секретным докладам и запискам. Да, попадалось немало интересных документов. Большая часть правительства в купе с Национальным Собранием рванула в Орлеан даже не озаботившись достойно провести эвакуацию. О Франции и французах речи нет. Все брошено на произвол судьбы.

Работа успокаивала. Изучение документов настраивало на нужный лад. Нежданно-негаданно вознесшийся на самые вершины власти престарелый маршал не обманывал себя. Его затащили на алтарь. Предавшим все и вся политиканам, никчемным людишкам из правительства, самому народу, приветствовавшему разгром своей страны, требовался козел отпущения. Что-ж, сдаваться старый маршал не привык. И не в таких передрягах бывал. Тем более за ним стояли люди, настоящие патриоты страны.

Петен сочно выругался, разворачивая план обороны Парижа. Прекрасный, проработанный специалистами своего дела документ. Совершенно бесполезная, никчемная бумага. Сжечь ее? Нет. Уже через два дня появится масса желающих предать огню, вычеркнуть из памяти позорные минуты и часы бесчестья. Не стоит давать им повод для радости. Может быть, через много лет найдутся настоящие французы, которым будет знать, как так получилось, что всего через месяц после немецкого наступления некому было оборонять Париж?

Смешно получается, глава правительства, без пяти минут диктатор работает в Версале, разгребает наследие республики. А немцы вошли в Париж. Сам Версаль обороняют какие-то новобранцы и полиция. Реально войск нет. Впрочем, сейчас немцы или русские куда безопаснее своих идиотов. Маршал невесело рассмеялся над грустными мыслями. Да, такое в мемуарах лучше не писать.

Петен находил мрачное удовольствие в спасении материалов для будущего суда над пораженцами. Суда, на котором и ему попытаются найти место на скамье подсудимых. Желающие подставить найдутся. Что-ж, у него не хватило сил отказаться от власти, уйти в отставку, уехать. Это грех. Кто-то ведь должен был принять на себя удар, пусть на переговорах с победителями, но выступить за Францию, защитить то немногое, что еще осталось от чести нации. Пусть лучше самому испить до дна горькую чашу, чем позволить подобрать власть мошенникам из левых партий. Социалисты, конечно, найдут общий язык со своими немецкими сородичами, но чем это обернется для страны?

Увы, о войне все знали заранее. К войне готовились двадцать лет – оказались не готовы. Да еще гениальные политические маневры поспособствовали. Это надо было суметь сделать все так, что старый верный союзник вдруг выступил на стороне Германии! И ведь не умыслом, а благими намерениями. Одно радует, старому маршалу не придется подписывать капитуляцию. На этот позор есть другие люди.

Филипп Петен только успел убрать папку в стол, как в дверь постучали.

– Войдите!

Вот еще один признак поражения и разложения, даже позвонить через секретаря не могут.

– Добрый день, маршал, – на пороге возник незнакомый мужчина средних лет в светлом костюме. Незнакомец жизнерадостно улыбнулся.

– Чем могу быть полезен, месье?

– Простите, я князь Дмитрий Романов. Спешу развеять Ваше недоумение, маршал. Я прибыл, чтобы провести с Вами предварительные переговоры об условиях мира. Предупреждаю, я не вхожу в состав официальной делегации Империи, но выполняю поручение моего венценосного родственника.

– Какого черта? – проревел Петен, поднимаясь, чтоб выкинуть за дверь этого наглеца.

– А теперь серьезно, – глаза князя светились холодным льдом.

Сказано это было тихо, но так, что старый маршал остановился.

– Так лучше.

– Присаживайтесь. Говорите.

Маршал взял трубку, чтоб вызвать секретаря. Раз уж этот бездельник пропустил Романова, пусть тогда несет кофе и крюасаны.

– Нет смысла звонить, – русский по-своему истолковал движение собеседника. – Дворец под охраной пластунов. Через два часа подъедут немцы. У нас мало времени чтобы поговорить без чужих ушей.

Почему-то маршал поверил этому русскому. В ситуации Петена не стоило игнорировать личного представителя русского императора, тем более, члена дома Романовых. Маршал кивнул, сложив пальцы перед собой. Хуже не будет.

Князь Дмитрий с наслаждением опустился в кресло и вытянул ноги. Признаться, чувствовал он себя не в лучшей форме. Банально не выспался. Только позавчера его пластуны нагрянули в уютное парижское предместье Иври-сюр-Сен. Именно там работала Лаборатория атомного синтеза. Русские парашютисты успели в последний момент, персонал уже грузил оборудование, на железной дороге стояли пломбированные вагоны с ураном и тяжелой водой.

Дмитрий успел. Дальше уже дело техники. Да, пришлось потратить силы на разговор с учеными. Небезуспешно. Князь мог собой гордиться – двое из списка Вернадского согласились переехать в Россию. С ними под крыло русской администрации спрятались с полдюжины докторов и специалистов масштабом помельче. Остальных не слишком вежливо выпнули за ворота. Пусть сами решают свои проблемы. Что-то подсказывало князю, что немцы не будут столь великодушны, если и предоставят выбор, то между лабораторией, деньгами и признанием с одной стороны и концлагерем с другой. Впрочем, это уже не интересно.

Очень удачно на связь вышел сюзерен. У Алексея талант. Радио заработало именно в тот момент, когда пластуны уже готовили специальный поезд к отправке в Россию. Задачу царь поставил соответствующую, так что пришлось срочно хватать батальон и гнать в Версаль. Ночью, разумеется. Время на сон не предусмотрено.

– Господин премьер-министр, не буду скрывать, Вы приняли пост в не самый лучший день для Франции и для Вас лично. Те, кто еще вчера кричал о тщетности сопротивления и готов был рвать на клочки последних защитников страны, завтра первыми обвинят Вас в предательстве. Симпатии черни непостоянны, они любят красивые слова, уверенный голос, громкие лозунги и простые решения. Социалисты терпеть не могут молча спокойно работать на будущее, не выносят ответственности, они тратят все сегодня, не откладывая ни сантима на завтра. Сейчас Вас называют спасителем, завтра будут плевать в спину, – русский говорил по-французски бегло с легким акцентом.

– Молодой человек, Вы пришли, чтоб сломать меня перед капитуляцией? Вашему императору нужно не только победить, но растоптать и унизить бывшего союзника?

– Нам нет нужды добивать упавшего. Вы знаете, Алексей не хотел вступать в эту войну. И не мы победили, а французы не захотели драться. Вы это знаете лучше меня, мой маршал.

Маршал грозно нахмурился, скрипнул зубами, тут ему в глаза попалась большая карта. Красные и синие линии фронтов. Нависшая над Бретанью тяжесть немецких дивизий, уже заштрихованный Париж, глубокая рана врубившихся в тело страны русских танковых армий. Кровоточащий клин почти до Орлеана. Плечи маршала опустились, взгляд уперся в стол. Дмитрий Александрович встал с кресла и выглянул за дверь, коротко бросил что-то по-русски.

– Так, месье Филипп, вспомните растоптанную Версалем Германию. Кто протянул немцам руку дружбы? Кто не дал вам раздеть их донага, окончательно унизить и раздавить?

– Предатели. Раньше мы считали русских союзниками.

– У всех свои интересы, – Романов сделал акцент на последнем слове.

– Мы дали хлеб голодающим, защитили слабых. Сейчас у нас сильный союзник. Кстати, немцы выплатили нам все свои долги по репарациям, пусть им и пришлось залезть в долг к американцам. Вы считаете это аморальным? Но нам нужна была здоровая Германия, а не нищая страна населенная обозленными на весь мир варварами на границах.

Филипп Петен молча кивнул. Пусть с возрастом пропала живость ума, но он прекрасно понимал, куда гнет собеседник. Русские вырастили себе бульдога, позволили немцам восстановить форму, но они не хотят чрезмерного усиления своего союзника. Они правы, с бошами надо держать ухо востро.

– Нам не нужна униженная, растоптанная Франция, – продолжил Романов. – Ваши политиканы начали эту войну, они же бросили французов на растерзание после первых же поражений. Что ж, пусть горечь поражения не мешает Вам действовать разумно, мой маршал. Император Алексей пока считает Вас достойным стать спасителем Франции. Но он готов рассмотреть любую другую кандидатуру.

– Эльзас и Лотарингия?

– Это не обсуждается. Грегор Штрассер обещал немцам вернуть эти земли. У него нет причин нарушить свое слово.

– Сирия?

Дверь отворилась. В кабинет вошел урядник в форме парашютно-пластунской бригады. В его руках поднос с двумя чашечками кофе и блюдом с булочками.

– Спасибо! – Романов приподнялся и кивнул унтер-офицеру.

– Простите, я взял на себя смелость попросить принести кофе. Думаю, нам не помешает.

Пригубив напиток, Романов вернулся к разговору.

– Сирия останется под нашим контролем. Эта территория нам нужнее, чем вам. Я не знаю, будет это формально новое государство или наше владение. Решать Алексею. Предвосхищаю следующий вопрос: Италия претендует на какой-то кусок территории. Спорить можно, но Рим нам нужнее.

Петена несколько покоробило пренебрежительное «кусок территории». Князь Романов говорил о французской земле, как о туше кабана. Увы, это его право. Когда-то именно предки французов бросили знаменитое: «Горе побежденным». Теперь приходится платить и за это.

– У Франции нет армии. Союзники за проливом. У Франции есть мудрый и авторитетный правитель. У Франции остался флот, – Дмитрий махнул рукой. – Союзников у вас тоже уже нет.

– Я не могу приказывать адмиралам на заморских базах. Даже в Тулоне меня не послушают. Вы понимаете.

– Мой маршал, Вы можете попросить. Извините, но на сегодня Вы единственный француз, пользующийся авторитетом не только у гражданских, но и у армейцев и моряков. Вы герой Вердена, олицетворение здоровых сил страны. Вы еще можете убедить командующего флотом проявить благоразумие.

– Что получит моя страна?

– Англичанам нужны ваш флот и ваши порты в колониях. Они не отказались бы и от вашей армии. Извините, но сейчас это выморочное имущество. Лимонники не побрезгуют прямым захватом кораблей. Их устроит и затопление флота.

– На флоте многие недовольны капитуляцией, – про себя Петен уже прикидывал в общих чертах разговор с адмиралом Дарланом. Маршал торговался, это единственное что он пока мог.

– Хуже будет, когда лимонники атакуют ваши базы и потребуют спустить флаг уже перед ними.

Предвидя возражение, Романов сделал успокаивающий жест.

– России тоже нужны хорошие корабли. Но нам нужны еще и моряки. Не открою тайну, новые корабли строятся быстрее, чем училища готовят офицеров. Если правительство Франции проявит благоразумие, если…. К черту политес! Нам нужны ваши корабли. Если вы затопите флот, условия мира будут хуже. Если флот достанется англичанам, нам не о чем будет разговаривать. Немцы до сих пор помнят, как ваши политики пытались в 18-м запретить объединение с Австрией, требовали залить Германию ипритом. Вы сами знаете, тевтоны в Польше не стесняются показывать себя во всей красе. Хотите такого же для своей страны?

– Вы угрожаете? – лицо маршала побагровело.

– Я информирую. Все зависит только от Вас. Удивлены?

– Если я подам в отставку?

– Условия неизменны. Но только герой Вердена кавалер ордена Святого Георгия и маршал Франции может убедить моряков принять правильную сторону. Решайте.

Романов резко встал и шагнул к двери. На пороге он обернулся и вежливо кивнул.

Кофе остыл. Маршал так к нему и не притронулся. Появился секретарь, доложил, что русские парашютисты никуда видимо, не собираются, ведут себя вежливо, но люди напуганы, многие побоялись выходить на работу.

– Предатели, – хмыкнул Петэн.

Наконец, он собрался духом и снял трубку.

– Соедините меня с Тулоном. Штаб Дарлана.

Осталось неизвестным, о чем говорили глава правительства и главком флота. Однако, в этот же день адмирал Дарлан издал приказ о приведении флота в состояние повышенной боеготовности. Следом командующий разослал секретное распоряжение готовить корабли к выходу в море.

Глава 45
Франция

20 июня 1940. Алексей.

Они в очередной раз проиграли. Немцы и русские спокойно прошли через все линии обороны. Спешно собранные дивизии третьей очереди, резервисты, даже переброшенные из Африки колониальные части не сумели остановить врага. Оборона и успешная эвакуация Дюнкерка позволили спасти жизни, но не Францию. Крепостные дивизии с линии Мажино отступили под натиском азиатских орд и интернировались в Швейцарии.

Рихард вместе с третьей интербригадой оборонял Руан. Настроение мрачное. Все горько переживали сдачу Парижа. Защищать город оказалось некому. Все, кого удалось наскрести, полегли на Сене и Луаре. Русские отрезали Швейцарию. Как оказалось, смеяться над бородатыми Иванами себе дороже. В танках и самолетах они недостатка не испытывали. Все тылы механизированные, колонны прикрыты многочисленными зенитками. Защищенные многочисленной авиацией, насыщенные техникой и артиллерией подвижные части вспарывали и кромсали оборону, громили французские дивизии на марше, играючи отражали отчаянные контратаки. Противопоставить им можно было только холодную ярость и героизм, а и с тем и с другим у французов с каждым днем становилось все хуже и хуже.

– Что пишут?

– Дерьмо кошачье, – кратко ответствовал Рихард, сворачивая трубочкой «Юманите». Даже партийная газета в последние дни скатилась до пессимистических статей, все чаще проскальзывали нотки, дескать, надо готовиться к тяжелым решениям. О других и говорить нечего, падение Парижа стало последней точкой. Все уже открыто обсуждали возможные условия капитуляции.

– В штаб Ульмер приехал. – поделился Мигель. Старый амиго присел с Рихардом и тихо зашептал: – мои ребята видели Войкова.

– Петр Лазаревич, старый большевик. Выбрался на передовую. Я думал он в Лондоне.

В третьей бригаде Перейра, как и Бользен командовал ротой. Оба многое пережили, вместе дрались с фашистами. Война их крепко сдружила.

– Что-то назревает. Рихард, предупреди своих чтоб глядели в оба.

– Отводить нас будут.

– Думаешь?

– Других вариантов нет. Со дня на день Франция падет, а нам в плен попадать нельзя.

Мигель красочно выразился на испанском. Он, как и Рихард, совсем не стремился на историческую родину, где его ждала виселица. Лагерь военнопленных тоже не улыбался. Впрочем, Коминтерн своих не бросает. Рихард тоже слышал непредназначенное для чужих ушей. Старые друзья делились.

Все понимал и знал Бользен, только не понимал куда и как уходить. В портах ужас творится. На сходнях давки, причалы оцеплены. Контрабандисты зарабатывают миллионы на эвакуации.

Вспомнилась Ольга. Через два дня она отплывает из Шербура. Товарищи помогли, организовали билеты на «Македонию», большой грузовой пароход, вооружённый, а до Портсмута всего несколько часов хода.

– Из Палестины что-то слышно? У меня там товарищ застрял.

– Нет Палестины. Русские перерезали Суэцкий канал, – с горечью в голосе ответствовал Бользен.

– Плохо. Теперь и в Сингапур не уехать.

– Ты туда собрался?

– В Колумбию или Венесуэлу. Местные говорят по-испански, знакомых найду, климат хороший. – Мигелю давно нечего было терять. Похоже, он уже смирился с неизбежным поражением.

– Я в Англию.

– Не советую. Лучше забирай семью и любым путем, но в Штаты. Там немцам проще.

Рихард достал с полки первую попавшуюся газету и развернул. Передовица вызвала у него ехидный смешок. Старый выпуск середины мая. «Битва при Хаттине! Англичане наголову разгромили русскую танковую дивизию!» – кричал заголовок. Во всю страницу фотография русского кавалерийского танка с открытыми люками.

Как наивны тогда все были. Жаждали побед. Безголовые журналисты не нашли ничего лучшего как вспомнить историю о катастрофе времен крестовых походов. Головотяпы! Ведь получается с их логикой, что русские это современные крестоносцы. А англичане с лёгкой руки журналистов превратились в орды Саладина. Впрочем, тема погрома при Хаттине тогда быстро сошла с первых страниц. А затем как-то буднично прошла заметка, что русские взяли Хайфу и Бейрут. В Иерусалим они тоже вошли без особого сопротивления. Во всяком случае о значимых боях больше не писали.

Все тревоги и волнения позади. Ольга и Джулия смотрели как постепенно отдаляется причал. В прошлом осталась поездка через всю Францию, там за спиной брошенная на обочине машина с заклинившим двигателем. Ольга тогда чудом удержала руль. Позади скромная комната на окраине, спартанский быт беженцев. Вон на причалах толпы народу. Спасибо товарищу Олафу, помог пройти через оцепление и дотащить чемоданы. Похоже этот улыбчивый смугловатый геноссе занимал хорошую должность в портовом управлении или имел связи с криминалом и профсоюзами, так у него все хорошо и быстро получалось.

По правому борту проплыл маяк. Пароход загудел, приветствуя военный корабль. От рева сирены Джулия страдальчески закрыла уши.

Видимость плохая, туман. Пароход явно сбавляет ход, идет по фарватеру. Справа и слева покачиваются бакены. Над палубой и волнами кружат крикливые чайки. Пахнет морем. Дочка радостно показывает ручкой как птицы выхватывают из взбаламученной винтами воды рыбу. Второй рукой Джулия прижимает к себе огромного белого медведя. Любимая игрушка. Оля потрепала разлетающиеся на ветру русые волосы ребенка. Девочка засопела и еще сильнее прижала к себе мишку. Бедное дитя, Джулия никогда не расставалась с игрушкой, даже спала с медведем в обнимку. Пару раз Ольга слышала, как дочка ночью звала папу. Джулия и своего мишку иногда называла Рихардом.

Пароход удалялся от французских берегов. За полосой тумана скрылись беговые ориентиры, молочная пелена поглотила дамбу и маяк. Море пустынно. Война загнала в гавани рыбацкие флотилии, поставила на якорь прогулочные пароходики, мобилизовала трампы. «Македония» шла в одиночестве, только по левому борту держался большой катер с пушками.

Самолеты пришли неожиданно. Вдруг по волнам пробежали тени. Появился назойливый гул, жужжание моторов. Из-за трубы выскочила крылатая машина. Вслед ей били пулеметы. Злобно стрекотала зенитка. Свист. Грохот. Над палубами прокатился многоголосый вопль. Из дыры в надстройке выплеснулось пламя. Пароход вздрогнул от ударов. Раненным слоном заревела сирена. Три бомбы прошили палубы и разорвались в трюмах, вырывая днище судна. В стальное нутро «Македонии» хлынули водопады.

Ольга и Джулия этого уже не видели, ударная волна смахнула их с юта в холодные волны Ла-Манша.

Туман стлался над волнами. Благодатный дар небес. Туман глушил звуки, прятал за своими струями маленькие кораблики. Тогда как мачты и трубы транспортов выступали над маревом. Два торпедных катера на малом ходу держали курс вдоль побережья.

– Человек за бортом! Два румба справа! – Клаус Шнитке вытянул руку в направлении чего-то грязно-светлого, колыхавшегося на волнах.

– Два румба право.

Боцман без напоминаний поднялся на палубу. Стрелки в гнездах автоматов оживились. Не факт, что глазастый Шнитке увидел человека. Не факт, что живого. Несмотря на лето вода пролива холодна и коварна. Тепло из человека высасывает моментально. Там может быть что угодно, например, плавающая мина.

– Вот он! Белый мешок и человек держится.

Обер-лейтенант цур зее фон Мирбах вызвал на палубу боцманскую команду и автоматчиков.

– Если англичанин, не возитесь, – напомнил командир людям. – Нечего время терять.

– «Девятнадцатого» быстро догоним, – миролюбивым тоном ответствовал помощник. – Туман рассеивается.

Катер сбросил ход до самого малого и медленно приближался к утопающему. С борта можно было разглядеть большой когда-то белый ком и вцепившуюся в него маленькую ручку.

– Это ребенок!

– Хорст аккуратнее!

– Давай сюда.

Вскоре на палубу подняли спасенного. Боцман осторожно принял ребенка на руки и прижал к груди, стекавшая вода его совершенно не беспокоила.

– Девочка! – изумленный возглас. – В медведя вцепилась. Не отпускает.

– Ребенка срочно вниз! Где мой врач? – Гетц Мирбах посчитал нужным подстегнуть людей. – В каюту, живо. На руле, средний вперед!

– Командир, вызывает «двадцатка».

– Переключай.

Выслушав передачу, обер-лейтенант коротко подтвердил прием. Державшийся на левом фланге «шнельбот» обнаружил конвой, пока туман окончательно не рассеялся самое время атаковать.

– Все по местам! Начинаем калмыцкие пляски.

Команда встретила новость с одобрением. Дальний рейд, необходимость до рези в глазах вглядываться в горизонт, опасаться любых самолетов, исподволь ждать, что сейчас на контркурсе выскочит эсминец, порядком изматывали. Что может быть лучше хорошей драки для снятия напряжения?

Джулия спала. После страшного взрыва, холода, усыпляющего шелеста волн она вдруг почувствовала тепло. Сильные как у папы мужские руки уложили девочку на стол, раздели, натерли вонючим спиртом и заботливо укутали в огромное чистое одеяло.

Крепкому детскому сну не мешали гул дизелей, злобный лай автоматических пушек, громкие команды с палубы, хлопки вышибных зарядов, рокот взрывов. Только когда катер закручивал крутые виражи, койка пыталась выскользнуть из-под человека, Джулия открывала глаза и снова проваливалась в дрему.

После боя фон Мирбах спустился в каюту. Наклонился над ребенком, прислушался к сопенью, поправил одеяло.

– Папа, – девочка потянулась во сне и снова сжалась в клубочек.

– Малышка, бедная девочка, – тяжелая и теплая ладонь легла на голову, нежно пригладила волосы.

– Папа, – отчетливое немецкое слово.

– Спи, дочка, спи. Мы идем домой. Скоро будем. Потерпи, ты почти дома.

Обер-лейтенант поднял и прислонил к стене большого белого медведя.

– Охраняй свою хозяйку. Грязный, какой. Не порядок. Ничего, до Деппа время есть, вычистим, подсушим, будешь как новый.

В коридоре ждал врач.

– Как она?

– Спит. Лоб холодный, жара нет.

– В штабе флотилии удивятся, ходили в рейд, а привезли ребенка.

– Повезло. Нам всем сегодня утром повезло разминуться с поисковой группой и удачно выйти на конвой. И ей повезло выжить. Повезло попасть к своим.

Фон Мирбах дружески хлопнул унтера по плечу и побежал в рубку. Каюта занята, что-ж, не беда. Командир катера широко радостно улыбнулся и подставил лицо потоку свежего чистого воздуха. Хоть кто-то сегодня вернется домой.