Текст книги "Письма героев (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Глава 36
Палестина. Мост через Иордан

16 мая 1940. Иван Дмитриевич.

Утро не принесло облегчения. Противник пока не беспокоил засевший вокруг моста батальон, но это временное. Люди работали, рыли окопы и укрытия. Здесь очень пригодилась рота капитана Чистякова. Русский сапер, это ведь не только мастер на все руки. Саперов изначально готовили организовывать работу, руководить простыми землекопами и строителями из солдат, решать инженерные задачи на местности.

Даже строительство окопов, это не только простое махание лопатой и кайлом. Нужно сразу разбивать координаты на местности, вести траншеи так, чтоб они со стороны выглядели малозаметно, а рельеф защищал от огня. Я уже не говорю о навыках укреплять стенки, строить укрытия так, чтоб потолок на лег не плечи горе-строителям.

С артиллерией у батальона изначально все было плохо. Вышедшая вечером группа Комарова вытащила с собой только дюжину легких минометов и штатные пулеметы. Тоже конечно хорошо, правильно организованный минометный огонь может остановить пехотную атаку. Однако, калибр 50-мм не вдохновлял. Впрочем, минометы батальона того же калибра. Вообще говоря, вооружение бригады не зря называлось легким.

Русские механизированные бригады весьма специфичный инструмент войны. Предназначенные для действий в глубоком прорыве, в отрыве от основных сил, мехбригады изначально максимально облегчались. Основной ударной силой был танковый полк двухбатальонного состава. Всего около полутора сотен танков и броневиков. Именно для мехбригад строились быстроходные танки.

Достаточно неплохие для своего времени машины, ведущие родословную от одной американской модели. Да что уж там! С подачи военного министерства Харьковский паровозостроительный завод купил полную лицензию и все патенты изобретателя Кристи на его танк с колесно-гусеничным ходом. Русские доработали американскую модель, начиная с БТК-3 в башне устанавливалась 47-мм пушка, машины оснащались специальными лебедками, облегчавшими снятие и установку гусениц, современные харьковские моторы редко ломались.

Однако, на 1940-й год танк устарел. Самое плохое, модернизации он не поддавался вообще. Недостатки всегда являются продолжением достоинств. Противопульное бронирование танка в конце 30-х считалось недостаточным, напомню, уже шли в серию легкие разведывательные машины с куда более солидной броней, не говоря о линейных и тяжелых танках. Острый нос и пружинная подвеска ужимали и без того маленькое внутреннее пространство. Три человека в экипаже очень мало для полноценного танка.

Самое главное – считавшаяся прогрессивной колесно-гусеничная схема моментально устарела, как только заводы наладили массовый выпуск мелкозвенчатых гусениц из качественной хромоникелевой стали. Практически мгновенно все достоинства кавалерийского танка обернулись своей темной стороной хронических недостатков. Недаром, на считавшийся серьезным Западный фронт БТК не перебрасывались.

Танкистов поддерживал полк бронегренадеров. Достаточно подвижная и кусачая часть. Первые роты на бронетранспортерах и полноприводных грузовиках, все остальные тоже полностью механизированы. Противотанковые батальоны бригад получали достаточно современные и мощные 47-мм пушки, пробивавшие практически любой танк противника на дистанции реального боя. К этому бригада оснащалась приличными средствами ПВО. В основном 20-мм и 37-мм автоматы на автомобильном шасси.

Платить за это совершенство инструмента маневренной войны приходилось ослаблением ударной мощи. Так в состав 12-й мехбригады входили только две батареи 122-мм гаубиц. Именно эти достаточно легкие орудия можно было буксировать обычными трехосными грузовиками со скоростью маршевых колон. Дивизионные и корпусные пушки, даже те же самые 107-мм считались слишком тяжелыми для легкой бригады. Даже столь любимые пехотой длинноствольные дивизионные трехдюймовки в мехбригады не поступали.

По предвоенным планам предполагалось, что ежели мехбригада нарвется на серьезную оборону противника, она всегда может быстро отойти и подставить врага под удар линейной пехоты с тяжелым штатным вооружением. Увы, именно у Хаттинского холма на берегу Галилейского озера отойти не получилось.

– Кажется дождь собирается, – задумчиво протянул Никифоров.

Поручик вместе с ротным обходил вторую линию обороны, больше даже не для выискивания огрехов, а чтоб показать людям, что офицеры без дела не скучают, не прохлаждаются в тени, пока люди вгрызаются в каменистый грунт под палящим солнцем.

Да, со стороны Средиземного моря наползала темная туча.

– Давайте, на ту горушку поднимемся и сразу обратно. Нет желания под дождь попасть.

– Кто-то еще утром жаловался на жару, – подначил Никифоров.

Ротный развел руками. Дескать, со всеми бывает. Туча приближалась медленно и неумолимо. Уже весь горизонт затянут темной хмарью.

Они успели, последние пару сотен шагов до машины шли под дождем. Бежать совершенно не хотелось. Иван Дмитриевич поднял лицо к небу подставляясь под капли дождя. Наконец-то! Дождь! Чистый восторг, совсем как в детстве. Тогда тоже бегали по лужам и радовались льющейся с неба воде, раскатам грома, радуге под облаками и чистому свежему воздуху.

– Дождались! Смотрите, как льет!

– Глина набухнет. Копать будет тяжело, Алексей Сергеевич.

– Вечно Вам не угодишь, Иван Дмитриевич, – притворно нахмурился ротный. – Вон, смотрите, что наши солдатики удумали!

Офицеры оторопело уставились на саперов, натянувших брезент между двумя грузовиками. Получилось хорошее укрытие от дождя.

– Стоит взять на вооружение, на марше самое то.

Туча ушла. Дождь прекратился. Не небе вновь заиграло солнышко.

– А нам опять копать, – заявил Чистяков, открыв дверь машины.

В лицо пахнул свежий чистый воздух. Одно хорошо, дождь принес долгожданную прохладу и свежесть. Не на долго. Лужи быстро высохли, от свежей земли из траншей из окопов парило.

Никифоров отправился смотреть как идут работы над укрытиями, а Чистяков поспешил на передовой наблюдательный пункт. Комбат уже позавчера облюбовал склон холма слева от железной дороги, там же пехота успела вырыть окопы, врыть в склон блиндаж, оборудовать наблюдательные позиции.

Настрой у всех тревожный. Обстановка паршивая, мягко говоря. А если серьезно, батальон засел здоровенной такой занозой с зазубринами в толстом жирном афедроне лимонников. Единственный мост через Иордан, единственная связующая ветка между Трансиорданской и Палестинской железными дорогами. Единственный русский плацдарм на правом берегу Иордана. Англичане просто обязаны выдернуть эту занозу и если не вернуть мост, то хотя бы вывести его из строя.

Насколько противник продвинулся на север после вчерашнего разгрома мехбригады, одному Господу ведомо. Командование батальона разумно полагало, что до Голанских высот наши цепляться не будут, банально нечем.

Впрочем, были и хорошие новости. Разведчики смогли установить связь с гарнизоном Дэры. Железнодорожный узел на Трансиорданской магистрали прочно оседлан, наша пехота чувствует себя уверенно, правда, сил для укрепления плацдарма нет. Подполковник Манштейн на радостях тут же снарядил конвой и отправил на машинах в Дэру всех пациентов госпиталя. Мера своевременная, потому как врачи зашивались, группа капитана Комарова вчера вытащила с собой почти пятьдесят человек раненных. Да и стационарный госпиталь куда лучше, чем несколько палаток на берегу под защитой каменного обрыва.

Рано или поздно, хорошее заканчивается. Первыми пожаловали вражеские бомбардировщики. Шестерка двухмоторных самолетов отбомбилась с высоты километра. Особого ущерба бомбежка не причинила, двое легко раненных и дополнительная вентиляция в кабине грузового АМО не в счет. Зато зенитчики открыли боевой счет. Один бомбардировщик напоровшись на очередь автомата вспыхнул и рухнул в воды Галилейского озера. Никто из самолета не выпрыгнул.

Не успели самолеты скрыться за горизонтом, как передовое охранение передало по рации, что с запада приближается колонна противника. Пехота и саперы не зря махали лопатами с утра до ночи. Две линии окопов, позиции артиллерии, пулеметные гнезда, площадки минометов, мелкие траншеи и ходы сообщения. За двадцать шагов перед окопами растянули спираль Бруно, мотки пружинящей колючей проволоки нашлись в имуществе саперной роты. Вот и пригодилось.

Увы, это только в кино можно буквально за день опутать батальонный узел обороны глубокими траншеями, да еще нарыть ложных позиций с макетами. В реальности все гораздо хуже. Иван Дмитриевич как инженер прекрасно знал дневные нормы выработки землекопов, они даже выше, чем у пехоты. Да и грунт на берегу Иордана паршивый – глина и камень, особо не размахнешься.

По расписанию, саперы сразу после сигнала тревоги отошли на едва намеченную третью линию. Людей Чистякова берегли как ценных специалистов, при этом все понимали – солдаты они так себе. Да и вооружены трехлинейными карабинами, в отличие от поголовно оснащенных нормальными автоматическими «шведами» бронегренадеров.

– Началось, – прошипел пехотный прапорщик, наблюдавший за противником в бинокль. – Десять танков, из них шесть пехотных. Дистанция огня семьсот!

– Есть семьсот! – сидевший на дне окопа связист четко передал указания орудийным взводам.

– А вон и пушкари пожаловали, – наблюдатель добавил яркий образный эпитет.

– Отставить семьсот! – неожиданно отреагировал комбат. – Огонь открывать с пятисот!

– Есть с пятисот!

– Курите, господа, – Манштейн присел на дно окопа и первым извлек портсигар. Четверть часа у нас есть, затем начнется свистопляска.

Комбат угадал. На позиции русской пехоты обрушился частый град из снарядов многочисленных легких орудий. Британская 25-фунтовая пушка-гаубица метает не слишком тяжелый снаряд, но зато этих пушек у противника много. Сейчас плацдарм обрабатывали не менее трех батарей этих орудий. О какой-либо контрбатарейной борьбе и речи не было. Русские полевые трехдюймовки предназначены исключительно для поддержки своей атаки прямой наводкой. Как противоштурмовые тоже работают, а вот навесом по закрытым позициям…. Увы!

Из Дэры по радио обещали воздушную поддержку, но, как говорят наши союзники: «Я слышу весть, но не имею веры». Все слишком хорошо знали, что ближайшие наши аэродромы находятся за семьсот километров. Только в одну сторону бомбардировщикам лететь два часа. А еще надо подготовить вылет и вообще передать заявку летунам, это тоже не за секунды решается.

Оставалось только лежать на дне траншей, свернуться калачиком в окопе, забиться в нору, если успел ее вырыть и молиться. По счастью, большая часть вражеских снарядов легла на ложную линию обороны, слегка намеченную цепочку окопов в ста метрах перед настоящими окопами. Поручик Никифоров сегодня развлекался как следует, с помощью своих саперов сооружая противотанковые батареи, пулеметные гнезда и даже врытые в землю танки из досок, бревен и маскировочных сетей. Сейчас все это художество взлетало на воздух и рассыпалось в прах под огнем противника.

Прилетало и по настоящим позициям. С командного пункта можно было только догадываться, какие потери у наших от огня.

Обстрел стих так же внезапно, как и начался. Противник под прикрытием артиллерии спокойно развернулся и шел в атаку. Впереди фронтом шесть тяжелых танков, на флангах легкие пулеметные машины. Перед и за стальными монстрами цепи пехоты. Огонь задробили только легкие гаубицы, обстрел из минометов продолжился. Вон, сами минометчики развернулись за своими атакующими порядками, работают как на полигоне.

Самое страшное, это терпеть и ждать. Стиснуть зубы, нести потери, вздрагивать от близких разрывов, молиться и богохульствовать одновременно, но ждать. Ждать! Ждать! Ждать, когда первая цепь пехоты пересечет намеченный ориентир.

Никифоров попросил связиста соединить с саперной ротой. Ответили сразу. На тыловых позициях тихо и спокойно. Редкие залетевшие снаряды не в счет. Поручик успокоил ротного, кратко обрисовав ситуацию.

– Это нормально, Иван Дмитриевич. Если не прорвутся через пехоту, нам сегодня только окопы раскапывать. Держите руку на пульсе и связь с батальоном.

Что-ж, роль лишнего офицера в части имеет свои плюсы. Работы мало, а во всякие интересные места посылают. Никифоров мог дать руку на отсечение, что в другой ситуации Чистяков и не подумал бы выделить отдельного офицера связи на командный пункт. Оба его помощника сейчас заняты вполне себе практическими задачами.

Наступил момент. Русские окопы огрызнулись огнем. Первыми рявкнули полковые пушки. Четыре трехдюймовые гранаты удачно легли рядом с вражескими минометами. Еще одна пушка сработала с запозданием. Противотанкисты сконцентрировали огонь по тяжелым танкам. Заработали пулеметы. Среди атакующей пехоты вспухли разрывы мин. Защелкали частые одиночные выстрелы штурмовых винтовок.

С наблюдательного пункта хорошо видна тусклая вспышка на башне «Матильды». «Толстокожая дама» упрямо прет вперед. Дистанция все же великовата для 47-милиметровой пушки. Когда это орудие разрабатывалось и ставилось в серию, никто еще не запускал в массовое производство танки с противоснарядным бронированием.

– Уроды недоношенные! – процедил пехотный прапорщик при виде целой рощицы разрывов, выросших на позиции противотанковой пушки.

На правом фланге танк вдруг резко крутанулся на месте. Разорвало гусеницу. Два снаряда вошли в борт. В башне открылся люк, человек почти выбрался на броню, как рвануло. Башню от внутреннего взрыва сорвало с погона, машину окутало черным дымом, из люков выплеснуло пламя.

Вражеская пехота не выдержала плотный огонь и залегла. Даже огневая поддержка не спасала. Наоборот, русские пулеметы быстро проредили британских минометчиков, вознамерившихся было выбраться на открытое пространство. Единые пехотные пулеметы КП-29 под модный федоровский патрон 6,5-мм прекрасно справлялись и с выкашиванием пехоты, и с выбриванием артиллерийской поддержки на дальней дистанции. Полковые пушки и ротные минометы еще больше насытили сталью пространство перед окопами.

Не стоит винить британцев, они сделали все, что могли, но прорвать оборону оснащенной автоматическим оружием пехоты дело непростое. Не выдержав, противник покатился назад. В поле остались две «Матильды» и все четыре легких танка.

Как только стихло, Никифоров метнулся к своим саперам. В первую очередь поделиться впечатлениями, во вторую…. Работать тоже надо. Короткая передышка драгоценна, пока солдаты приходили в себя после горячки боя, саперы деловито принялись раскапывать засыпанные окопы, восстанавливать укрепления.

Обстрел натворил дел. И без того мелкие окопы местами засыпало, две противотанковые пушки разбиты, еще одна осталась без расчета. Чистяков сразу выделил целый взвод готовить новые позиции для артиллерии. Пехотные офицеры горячо поддержали идею.

– Не повезло ребятам, – прозвучал за спиной тихий голос.

Высокий широкоплечий пулеметчик отложил лопату и смотрел как на расстрелянной позиции пушки складывают тела. Не все пережили этот бой. Пехоту потрепало. Вон, двое парней несут раненного. Еще несколько человек сами ковыляют в тыл. Лекарям и фельдшерам прибавилось работы. Вот еще одна сторона медали, неприглядный фас войны.

Иван Дмитриевич вдруг понял, что уже привык к лику смерти, уже не обращает внимания на крики и стоны раненных.

– Господи, не дай до такого опуститься, – прошептали губы.

Человеку стало страшно. Страшно не от того, что могло случиться с ним, а от собственной душевной глухоты. Ужаснуло то, во что легко можно превратиться, если привыкнуть к окружающему страданию.

– На Святой земле умерли, – с этими словами пулеметчик истово перекрестился. – Господи, прими душу сынов твоих.

– Земля пухом, будь милостив, – четко произнес Никифоров и перекрестился.

Через минуту он уже распоряжался на новой позиции полковой пушки. Время в минус, пока англичане зализывают раны надо многое успеть. Очень многое.

Глава 37
Датский пролив

16 мая 1940. Кирилл.

Океан только кажется безбрежным. На самом деле даже огромные расстояния конечны. Люди пытливые и упорные натуры, они не умеют избегать драки с себе подобными. Да и не стремятся, честно говоря. А между тем гроза с оста и зюйда неумолимо приближалась. Противник тоже искал драки. Обрывки радиограмм с островных баз только подстегнули желание английского бульдога впиться клыками в горло обидчика.

Дождавшись возвращения самолетов и собрав доклады, Макаров повернул к Исландии. Обнаруженный подлодкой авианосец представлял серьезную угрозу. Следовало разобраться с ним как можно скорее. К сожалению, разведсводка дошла до рубки «Измаила» слишком поздно, мало того, несчастный авиатранспорт уходил на вест. Догонять его смысла не было, но Вадим Степанович это не знал.

Посовещавшись со штабом, адмирал решил не отзывать крейсерские патрули. Наоборот, радиопеленгаторы поисковых отрядов увеличивали шанс первыми обнаружить противника. Вадима Степановича беспокоило отсутствие каких-либо сведений о британском флоте. Лютьенсу передали распоряжение оставаться в прежнем районе. На увеличивающийся разрыв между эскадрами Макаров внимания не обратил. Видимо он переоценивал ходовые качества немецких кораблей.

Чарльз Форбс тем временем держал курс прямо на остров Сувурой. Он должен был настигнуть Лютьенса часа через четыре. Быстроходное соединение контр-адмирала Эдвардса-Коллинза запирало русских с оста. Макаров пошумел изрядно, многочисленные доклады из района Фарер элементарно складывались как дважды два.

В 13–46 палубный «Фульмар» атаковал и сбил русский гидроплан к норду от линкоров сэра Джорджа. События понеслись вскачь. Пошел обратный расчет. С палуб «Илластриеса», «Корейджеса» и «Фьюриеса» пошла на взлет ударная волна. Командовавший авианосцами контр-адмирал Лайонелл Уэльс вполне представлял себе вместимость ангаров русских тяжелых «плавучих аэродромов» и потому все поставил на первый удар. Он бросил в атаку 108 самолетов, оставив для обороны палуб только восемнадцать истребителей «Фульмар» и «Рок».

– Полный ход! Объявите боевую тревогу! – потребовал Эдвардс-Коллинз. У него появился шанс впервые с начала войны помериться калибром с противником. – Попробуем русских на зуб.

Машинные команды поднимали пар. Турбины гудели, раскручивая винты. От форштевней линкоров разбегались длинные вспененные усы.

Три линкора быстроходного соединения представляли собой уникальное сочетание. Все разных типов, разных характеристик и возраста. Действительно, флот образцов и уникумов, но не сбалансированная эскадра. Интересы Империи остались прежними, а кораблей стало меньше. Проклятая экономия оказалась куда страшнее германских орудий при Ютланде. Такого разгрома, как в мирные двадцатые Роял Неви еще не получал. В последующие годы тоже деньги на флот выделялись в обрез. Многое изменилось в середине 30-х, но время ушло безвозвратно.

Контр-адмирал держал флаг на красавце «Худе». Рядом шел новый «Лайон» с мощнейшими 406-миллиметровыми орудиями и самой современной защитой. Пожалуй, на сороковой год сильнейший корабль не только британского флота, но и всей Европы. Конкуренцию ему могли составить только достраивающиеся на Балтике «Цесаревич» и «Слава». Правда, у русских броня должна быть толще, водоизмещение больше, но в башнях те же самые девять шестнадцатидюймовых орудий.

Замыкал строй «Рипалс» типичный линейный крейсер, воплощение идей недоброй памяти адмирала Фишера. Быстроходный, сильный, но слабо бронированный. В авангарде гончими рассыпались крейсера и эсминцы. Подлодок Эдвардс-Коллинз не боялся, они не успеют выйти на курс атаки, не так-то это легко ловить в перекрестья стрельбовых автоматов быстроходные корабли.

Некоторое опасение у контр-адмирала вызывали мощные и многочисленные русские орудия. По массе залпа превосходство у Макарова. С другой стороны, русские «Измаилы» уступают три-четыре узла скорости и гораздо хуже бронированы. Тоже до-ютландский проект, запоздавшие к своей войне долгострои.

После недолгого раздумья, командующий приказал передать на «Лайон» распоряжение встать в голове колонны. Разумно подставить под удар толстокожий новый линкор и спокойно долбать Иванов тяжелыми «гринбоями».

Поплавковый «Лебедь» успел передать координаты британского флота. За минуту до гибели наблюдатель отстучал, что видит три линкора и пять крейсеров. До британского флота 150 миль. Макаров держал курс норд-вест-вест с эскадренным ходом 23 узла.

Русские «крылья гнева» сорвались с палуб почти одновременно с англичанами. Начальствующий над бригадой каперанг Державин тоже решил не шлепать ладонью, а поставил на массированный удар. На верхнем горизонте шел 41 пикировщик «Баклан» с четверть тонными ФАБами и бронебойными бомбами в три четверти тонны. Над ними закрывали небо крыльями 46 «Сапсанов».

В партере растекалась волна из пятидесяти торпедоносцев. Одномоторные бипланы «Рижанин» только выглядели неказистыми и устаревшими. В кабинах этих надежных и прочных машин сидели настоящие асы, налетавшие на учениях сотни часов.

В отличие от своего британского визиви, Державин оставил над эскадрой три эскадрильи истребителей. У него была такая возможность.

Выпустив самолеты, Макаров повернул тяжелые корабли на курс сближения. Авианосцы постепенно отставали. Для их обороны оставили только крейсера эскадренной службы «Леший», «Кощей» и эсминцы. Оба крейсера класса «Нечисть» фактически корабли ПВО с мощными и точными полуавтоматическими универсалами в 130-мм в башнях. Корабли, специально спроектированные для сопровождения авианосцев. Сейчас на практике должна была выясниться верность выкладок проектировщиков и специалистов МГШ, либо опровергнуться, если все будет очень плохо.

Немцам ушли координаты британцев и приказ форсировать турбины. Накопившееся напряжение требовалось выплеснуть. Лучше всего это делать в хорошей драке.

– Приманка и кувалда поменялись местами, – довольным тоном изрек Гюнтер Лютьенс, обозревая карту с оперативной обстановкой. – Топлива у нас с избытком. Держать самый полный!

Эсминцы только два часа назад закончили принимать мазут с линкоров и тяжелых крейсеров. На авианосцах спешно поднимали истребители на палубы и готовили к взлету. В ангарах снаряжали пикировщики. В отличие от русских и англичан, немцы к сороковому году так и не смогли поставить на конвейер палубный торпедоносец. Ударную силу «Графа Цепеллина» и «Годвина Брумовски» составляли «оморяченные» «Штукас» Ю-87.

Да и истребителей не успевали переучивать на Bf-109T. «Брумовски» пошел в рейд с бипланами He-51. Машины хоть и форсированные, вылизанные до предела, но морально устаревшие. Технический прогресс неумолим. Немецкие летчики могли утешиться, если бы знали, что уже через два года русские будут списывать на берег свои великолепные «Сапсаны», а «Мессершмидты» не устареют до конца войны.

В радиорубке «Наварина» стояли сплошные маты авиационных офицеров. Штаб начальника бригады в режиме реального времени координировал атаку. Сам Владимир Дмитриевич дорого бы дал, что оказаться сейчас в кабине бомбардировщика километрах в пяти над британцами. К сожалению, приходилось составлять картину боя не визуально, а по эмоциональным докладам комэсков.

Британские самолеты прошли севернее, потому русские с ними разминулись. Эскадрильи шли к цели по-отдельности, держать единый фронт из разнотипных, идущих на разных высотах и с разной скоростью самолетов никогда и ни у кого не получалось. Пикировщики опять вырвались вперед, обогнав тихоходные «плетенки». Вторая истребительная эскадрилья с «Наварина» обнаружила линкоры и встала над ними в круг. «Апостолы» проскочили мимо и вышли на «Фьюриес» сходу атаковав воздушный патруль.

С «Измаила» требовали придержать коней до подхода торпедоносцев. Трудно сказать, не услышал, не понял, или решил не реагировать на приказ комэск Лавр Астахов. А может быть, недавно назначенный командиром эскадрильи поручик вздумал отличиться. Девятка «Бакланов» с «Апостолов» зашла на «Лайон» со стороны солнца.

Огромный линкор окутался дымом. Современные скорострельные 133-мм универсалы частили, высаживая снаряды в небо. К их грозному реву примешивалось стакато и покашливание многочисленных скорострелок. Пикировщики вошли в облако смерти. Сквозь жуткий огонь прорвались только пять машин. «Баклан» поручика Астахова разнесло прямым попаданием в мотор.

Пикировщики с воем падали на корабль, проскальзывая между огненными струями. В глазах пилотов рябило от вспышек, сетчатку выжигали строчки трассеров. Стальные осы шли на древнего, ощетинившегося костяными пластинами и шипами динозавра.

Выжившие экипажи отработали на все сто. Рев зениток заглушили взрывы бомб. Прямым попаданием вмяло крышу спаренной установки универсальных орудий. Две бомбы пробили бак и разорвались на главной платформе. Еще одна ФАБ-250 разметала шлюпки на спардеке и свернула площадку «пом-пома». Да, фугасные бомбы. Астахов начисто забыл, что должен был атаковать авианосцы или крейсера.

Когда стихли взрывы и смолк злобный треск зениток, командир линкора запросил доклады дивизионов борьбы за живучесть. Все не так уж и страшно. Пожары тушат. Повреждения незначительны. Осколками от близких взрывов только посекло надстройки и небронированные борта.

Глядя на облако черного дыма над флагманом командир «Лайона» сплюнул через левое плечо. На «Худ» навалились эскадрильи «Наварина» и «Воротынского». Капитан Юркин при виде британских кораблей повел обе эскадрильи пикировщиков на большой круг. Дисциплинированно доложил по рации.

– Сан Михалыч, мы идем, – прорезался сквозь помехи знакомый голос штабс-капитана Лемехова с «Воротынского».

Легкий авианосец почти перед самым походом сменил авиаотряд. Вместо старых надежных «Чаек» в ангарах разместились «Бакланы» и «Сапсаны». Разумеется, боевое слаживание эскадрильи прошли так сказать теоретически, потому в бою люди чувствовали себя неуверенно. Впрочем, стеснительность быстро прошла, с первыми выстрелами.

Пикировщики и торпедоносцы пошли в атаку почти одновременно. Вторая торпедная «Воротынского» отвлеклась на крейсер «Шропшир». «Бакланы» падали на линкор со всех направлений. «Плетенки» шли над самыми гребнями волн. Их было много.

Эсминцы «Грифин» и «Гурк» до конца выполнили долг эскортных кораблей, подставив борта под предназначенные линкору торпеды. Три «Рижанина» рухнули в волны. Остальные как заговоренные держали боевой курс. Сбросив торпеды, русские один за другим проскакивали над мачтами и уходили с крутым виражом.

Контр-адмирал Эдвардс-Коллинз, стиснув зубы, смотрел на разгорающийся вокруг кормовой рубки пожар. Корабль сильно накренился на правый борт. Пожарные дивизионы на палубе раскатывали шланги. Люди тащил носилки с раненными. Кто-то пронзительно истошно орал. С омерзительным свистом вырывался пар из пробитой магистрали.

– Три минуты. Проклятые три минуты, – процедил контр-адмирал.

Именно столько прошло между первыми выстрелами зениток и тем моментом, когда стрельбу задробили. Три бомбы пробили палубы. В правом борту две торпеды. Одна попала в пояс, корабль содрогнулся от удара, на палубы обрушился целый водопад. Холодной водой захлестнуло зенитные гнезда, сорвало и сбросило за борт катер. Второй «угорь» пробил здоровенную дыру перед носовой башней. В трюмах пожары. Кормовое отделение холодильников разрушено бомбой. Механики остановили две турбины. Могучий корабль получил удар, но команда боролась за живучесть. Железные люди в стальной коробке дрались за жизнь как черти.

В пяти кабельтовых от флагмана ложился на борт «Шропшир». Сейчас уже поздно думать, какой черт дернул прихватить с собой океанский конвойный крейсер! Эсминцы выхватывали людей из холодных волн. Торпеда оторвала нос «Грифину». Корабль обречен. Эсминец «Гурк» тоже не жилец. Котельные отделения затоплены. Буксировка затормозит все соединение. Что ж, пора снимать ребят. Мертвецы не должны тянуть на дно живых.

– Свяжитесь с Уэльсом. Мне нужен доклад о русской эскадре. Запросите «Лайон» о повреждениях.

Сэр Джордж собирался драться. Пусть «Худ» больше не боец, он не может дать полный ход. Это ерунда. Если «авоськи» и «Скюа» выбили хотя бы один русский линкор, со вторым «Лайон» и «Рипалс» справятся. К сожалению, Эдвардс-Коллинз не принимал в расчет «Полтаву», считал, что линейный крейсер давно растворился на просторах Атлантики. Иначе зачем же эти чертовы русские залезли так далеко⁈ Ведь не ради же удара по занюханным базам на Фарерах⁈

А тем временем на зюйде режут волны «могучие старики» адмирала Форбса. Им хватит работы добивать подранков. Еще не вечер! Есть время поквитаться за «Худ» и «Шропшир». На планах контр-адмирала поставило жирный крест радио с «Илластриеса». Русские добрались и до авианосцев. «Корейджес» тонет. «Илластриес» поймал торпеду и исправляет крен перекачкой балласта.

Через несколько минут пришел второй доклад Лайонелла Уэллса: у русских потоплены линкор и авианосец. Второй авианосец поврежден. Правда, потери среди пилотов ужасны. Половина не вернулась из боя.

Удар можно повторить не раньше, чем через четыре часа. Командующий авианосной эскадрой перестраховывался, он хотел дать хоть немного отдыха своим людям между вылетами. Его можно было понять. Прямо на глазах Лайонелла Уэллса сгорели истребители воздушного патруля. Их задавили массой.

Проклятые русские пришли как черная туча. Патруль погиб достойно. Истребители даже не пытались прорваться к пикировщикам, не успели. «Сапсаны» атаковали первыми. Их слишком много. Небо закрыл стальной шторм. А тем временем на корабли обрушились пикировщики и торпедоносцы, и уже некому было встать у них на пути.

Тревога, как всегда, прозвучала неожиданно. Взвыли сирены, палубы под ногами содрогнулись от разгоняющихся турбин. Сигнал еще не стих, а штабс-капитан Оффенберг уже бежал по трапам на авиационный мостик. В ангарах и на палубах засуетились механики, палубная команда выкатывала самолеты на стартовые позиции. Отдыхавшие в каютах и кубриках летчики и штурманы неслись по коридорам, застегивая комбинезоны на ходу.

Постепенно хаос упорядочился. Офицеры и унтера наводили порядок. Авиарубка разродилась дробью приказов и распоряжений. Первыми к вылету готовили торпедоносцы и штурмовики. Стоящие на палубе истребители перекатывали к корме и правому борту, освобождая место для ударных машин.

Люди работали быстро. Фон Кербер по громкой связи обратился к команде с просьбой: «Сделать все как надо». Жизнь огромного авианосца и всей эскадры зависела от темпа взлета самолетов.

Первыми от настила оторвались два «Рижанина». Нелепые бипланы с торпедами под брюхом сразу легли на курс. Слаженная команда авианосца справилась с работой всего за полчаса. Последними взлетели истребители. Они сразу разобрались по звеньям и эскадрильям, и взяли курс на зюйд-ост. Туда, куда за горизонт уходили стаи пикировщиков.