Текст книги "Письма героев (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Глава 39
Норвежское море

16 мая 1940. Кирилл.

Внезапно Кирилл Никифоров понял, что уже устал терять товарищей. Только с этой весны эскадрилья лишилась двоих. Только одна эскадрилья. У штурмовиков и торпедоносцев потери еще больше. У них почти из каждого налета не возвращаются два-три экипажа. Кого-то сбивают над целью. Кто-то недотягивает до авианосца. Кто-то садится с раненными и мертвыми товарищами в кабинах. А кто-то бьется о палубу, пытаясь посадить покалеченную, изодранную в клочья машину.

Смерть приходит в разных обличьях. А ведь только самое начало войны. Сколько еще жертв пожрет неумолимый Молох? Неведомо. Кирилл еще не знал о тяжелых потерях атаковавших линкоры самолетов. Необычайно плотный зенитный огонь собрал щедрую кровавую жатву среди экипажей ударных машин.

В небе чисто. То есть только наши. Эскадрильи возвращаются к родным гнездам ангаров. Душа поет. Еще немного, и на горизонте появятся такие родные и близкие стальные коробки авианосцев.

– Говорит капитан первого ранга Державин, – голос начальника бригады в наушниках обжег холодом. – «Апостолам» садиться на «Наварин» и «Воротынский». Первыми на посадку заходят поврежденные машины и с раненными на борту.

Англичане драться умеют, морская нация, достойные люди, отступать не приучены. Они дотянулись. Даже плотный истребительный заслон не смог остановить волны штурмовиков. Старик «Измаил» горел. На баке и вокруг третьей башни из дыр в палубе вырывались яркое пламя и черный дым. При этом корабль кренился на левый борт. Покалеченный линкор медленно уползал на норд, к авианосцам. Рядом с ним остались только два эсминца.

Первая мысль: где все⁈ Еще утром все море от горизонта и до горизонта покрывали корабли. И только затем появилось понимание – мы с ними просто разминулись. Два авианосца целы, готовы принимать самолеты. Остальные линкоры и крейсера тоже должны быть живы и готовиться к бою. Океан большой. Мы с ними разминулись. И все равно, тревога не покидала Никифорова до тех пор, пока они не дошли до авианосного соединения.

«Двенадцати Апостолам» крепко досталось. Проклятые «Скюа» и «Суордфиши» все же прорвались сквозь истребительные заслоны и зенитный огонь. Британцы дрались как проклятые, во всю силу. Хлипкие «авоськи» шли прямо на пистолетный выстрел. Они горели, падали в волны, самолеты разносило прямыми попаданиями универсалов и 37-мм автоматов, их рвали в клочья очереди скорострельных дьявольски точных «Эрликонов», крылья ломало подрывами зенитных гранат, но выжившие упрямо тянули к цели.

Две торпеды в мидель. Огромный корабль содрогнулся от последовавших один за другим ударов. Через огромные пробоины в трюмы устремились потоки воды. Через пять минут три бомбы прошили полетную палубу и разорвались в пустых ангарах. Русским повезло: все почти восемь десятков самолетов в воздухе, топливные магистрали сухие, бомбы и торпеды в погребах под бронепалубой. Пожары не причинили большого вреда кораблю. Куда страшнее вспученная палуба, погнутые бимсы и стингеры, смятый как бумажный стакан лифт.

Доклад после беглого осмотра неумолим – принимать самолеты корабль не может. Пожары быстро погасили. Крен выровняли контрзатоплением. Корабль осел, но уверенно держал ход. Увы, дальнейшее его участие в сражении под вопросом. Авианосец с поврежденной палубой превращается в большой быстроходный транспорт.

Звено Нирода пошло на «Наварин». Садились последними. С большим риском. Половина палубы авианосца загромождена стоящими крыло к крылу самолетами. На хлипкие барьеры надежды мало. Стоит промахнуться, не зацепить трос, и высоты уже не хватит на повторный заход.

Человеческая психика очень прочна. Если нужно, можно все. Руки на рычаге. Глаза скользят по приборам. Ноги на педалях элеронов. Плавно погасить скорость. Выпустить закрылки. Шасси выпадают и фиксируются с ощутимым толчком. Корма авианосца приближается. Так. Дымовые шашки горят. Ветер немного сносит вправо. Человек на кормовом балкончике держит флаги. Круг пропеллера перед глазами плывет. Скорость! Скорость! Скорость! Газ на самый малый.

– Господи святый, пронеси.

Самолет идет на корабль. Ниже, ниже. Палуба! Как всегда, неожиданный рывок. Пилота бросает вперед. Ремни впиваются в плечи. Машина по инерции идет вперед. Сетка барьера приближается. «Сапсан» со сложенными крыльями прямо по курсу. Секунды и метры. Со стороны это незаметно. В кабине самолета время замедляется. Чувствуешь, как скрипит и стонет набор от нагрузок, как стучит мотор, как натягиваются и гудят тросы аэрофинишера.

Все. Кирилл на рефлексах не думая перекрывает краны бензопроводов, отключает электропитание. Сил хватает, чтоб отщелкнуть фонарь и выбраться на крыло. Здесь ноги подкашиваются. Коленки дрожат. Руки ватные. Только сейчас до парня доходит, как он сел. Десять метров до аварии. Десять метров до следующего самолета.

Самолет уже освобождают от тросов. Механики поднимают фиксаторы, складывают крылья и на руках катят истребитель вперед на пустой клочок палубы. Кириллу помогают спуститься на настил и под руки ведут вниз отпаивать кофе. А на авианосец заходит последний самолет. Ведущий садится после всех.

Когда англичане ушли, командующий эскадрой уже готов был прервать операцию. Они прорвались, пробились, прошли через все истребительные заслоны и плотный зенитный огонь. Британские торпедоносцы и бомбардировщики один за другим падали в море, горели, но упрямо шли к цели. Они были полны решимости победить. И у них почти получилось.

Старик «Измаил» содрогнулся от взрывов. Две торпеды чуть было не отправили его на дно. У этих кораблей изначально слабая противоминная защита, а реконструкции так и не дождались. Через огромные пробоины поступала вода, противоминные переборки трещали. На палубах пожары. Погреба третьей башни затоплены. Радары от сотрясений вышли из строя. В трюмах и на палубах кромешный ад.

По радио передали, что «Двенадцать Апостолов» горит. Макаров уже собирался скомандовать «к развороту», как в рубку влетел чумазый, в разодранном кителе мичман. Люди Державина собрали в одно целое скомканные, рваные доклады пилотов. Два линкора тяжело повреждены, один авианосец потоплен. Еще один поврежден. Затоптаны торпедами и бомбами два крейсера и пять эсминцев.

– Это точно? – Вадим Степанович нехорошо ухмыльнулся.

– Доклады командиров эскадрилий, господин контр-адмирал. Рапорты соберут и обработают только после того, как все вернутся домой.

– Добро.

Макаров скрестил руки на груди и быстро зашагал к мостику. Что ж, «Измаил» пока держится. Каперанг Кроун остался в рубке, собирает доклады аварийных партий. Старший офицер линкора сразу после налета убежал вниз лично руководить борьбой с затоплениями. Не все так страшно, как кажется.

С крыла мостика хорошо видны «Полтава» и «Бородино». Оба сбавили скорость, обходят флагмана с левого борта. К «Измаилу» спешат эсминцы. Хорошо, дополнительные пожарные партии не помешают.

– Передайте на «Полтаву», пусть пришлют катер.

Вернувшись в рубку Макаров тепло приобнял за плечи Кроуна.

– Аркадий Григорьевич, вы уж постарайтесь тут без меня. Оставляю Вам три эсминца: обоих «дикарей» и «Волка». Отползайте с ними к авианосцам. Не обижайтесь, но наш «Измаил» уже не боец.

– Ни пуха. Верните за меня должок Джонам Булям.

Вадим Макаров поднял свой флаг на «Полтаве». Хороший прочный линейный крейсер. Когда нога командующего ступила на палубу, по кораблю пронеслось громогласное «Ура!». Вместе с Макаровым на борт поднялись только начальник бригады и три офицера штаба. Огромный корабль легко набрал скорость и обогнал «Бородино». Рядом с линкорами по левому борту держался старый крейсер ПВО «Адмирал Спиридов», вокруг рассыпались два дивизиона эсминцев. Крейсерскую бригаду Макаров развернул поисковой завесой в авангарде.

До противника всего сто двадцать миль. С зюйда подходят немцы. Пора решить исход схватки главным калибром. Если летчики не обманули, а не доверять им не было повода, быстроходная эскадра англичан избита. На второй налет сил у них не хватит. С мостика «Измаила» прекрасно видели, какой ценой обошелся противнику первый успех. Небо затянуло вспышками и перечертило трассерами. Англичане шли через ад. По всему небу горели метеоры падающих самолетов.

А тем временем там за кормой линкоров в ангарах «Наварина» и «Воротынского» подвешивают торпеды и бомбы под самолеты. Хлещет в баки бензин. Оружейники волокут тележки с пулеметными лентами. Пусть не прямо сейчас, но они успеют повторить удар. Должны успеть.

– Наши накрыли четырехбашенный и трехбашенный линкоры, – задумчиво молвил начальник штаба. Что у них там было?

– С тремя башнями «Лайон» и линейный крейсер. «Худ» однозначно снимаем с доски. «Король Георг» раньше осени в море не выйдет. Даже если, колупнули «Рипалс», или «Ринаун»….

– «Ринаун» на Дальнем Востоке, но разницы нет, согласен. Вадим Степанович, у нас две дюжины стволов против девяти. Возьмем в два огня. Сначала фугасы, после сближения переходим на бронебойные. Закидаем только так.

– А если они держатся все вместе? Как думаете, Николай Адамович, не прилетит ли нам горяченьких? Может, стоит Лютьенса подождать?

– Два часа потеря времени. Боюсь, не успеем до захода солнца управиться. Давайте, пощупаем бритов за сиськи. Отскочить всегда успеем.

– Где Вы слов таких набрались, Николай Адамович? – расхохотался Макаров.

– С кем поведешься….

– Срочно Вам надо на берег в увольнение. Семья то в Романове?

– Семья в Романове, а эскадра в Александровске. Не поверите, последний раз дома на Великий Пост был.

– Везучий Вы человек. Мои в Петербурге, с Рождества не видел. Даже созваниваемся не каждую неделю.

Немецкий флот в это время рубил волны форштевнями в ста пятидесяти милях к зюйду. Гюнтер Лютьенс не собирался играть роль зрителя на этой сцене. Линейные крейсера вырвались вперед. Тяжелые корабли зарывались в волны, по бакам перекатывались водопады, тревожно гудели турбины, свистел ветер в надстройках. Трепетали красные флаги с крестами. Рядом шли два новых крейсера. Этого достаточно чтоб поддержать русских огнем. Все же двенадцатидюймовки «Гнейзенау» и «Шарнхорста» хорошее подспорье в лихой драке.

С палубы «Брумовски» срывались истребители и пикировщики. На «Цепелине» после первой восьмерки Ю-87 возникла задержка. Меняли баллоны со сжатым воздухом на катапультах.

Первый немецкий авианосец оказался тем самым блином, который комом. Взлетать с него можно только с катапульт, а сами катапульты оказались далеко не образцом хваленной немецкой надежности. Флотские командиры давно собирались отправить корабль на модернизацию, но, как всегда мешали обстоятельства. При эскадрах нужен авианосец, пусть плохой, тративший час и более времени на выпуск весьма скромной авиагруппы, но хоть какой-то.

На «Наварине» уже знали, что флагман тяжело поврежден. Макаров повел в бой оставшиеся линкор и линейный крейсер. С ними приличная свора эсминцев и крейсеров. Сам адмирал поднял свой флаг на «Полтаве».

С флагмана просили приложить все силы, но поднять вторую волну. Легко сказать – ангары и палубы авианосцев забиты самолетами. Все поврежденные машины сбрасывали за борт, но этого мало. На «Наварине» даже не представляли себе объем работы. Макаров просил поднять самолеты через два часа. Державин обещал управиться за три часа. При этом все знали, надо сделать невозможное. Они сделали. Сами не знали, как, но сделали. Первые смешанные эскадрильи «Рижан» оторвались от палубы уже через полтора часа. За ними в сторону британского флота ушли пикировщики и истребители.

Над авианосцами кружил сильный патруль. Державин отрядил эскадрилью висеть над линкорами. Если англичане соберут силы для второго удара, встретить их надо на подходах. На зенитки надежды мало. Перед глазами стоял пример «Апостолов». Сверхсовременный, с тяжелыми универсалами в спонсонах, ощетинившийся иглами скорострельных автоматов, с сильным эскортом корабль не смог защитить даже самого себя.

– Давай. Покатили! – дюжие матросы рывком стронули штурмовик с места. Да, приходилось так.

Кирилла и других летчиков чуть ли матами прогнали с палубы. Пилоты помогали снаряжать самолеты перед вылетом, но командование вовремя заметило непорядок.

– Всем отдыхать! – ревел незнакомый полковник. – Кого увижу не на месте, сниму с полетов к собачьей матери!

Пришлось подчиниться. Впрочем, и без того в желающих поработать бурлаками, оружейниками и заправщиками недостатка не было. К палубной команде подключились все свободные от вахты матросы.

Специальные тягачи не помогали, им не было места. Самолеты катали на руках. Снаряженные, подготовленные «Бакланы» и «Рижан» выставляли на стартовые позиции носового участка палубы. Благо сегодня дул хороший ветер, если разогнать авианосец до полного хода, для взлета бомбардировщика достаточно ста метров. Это спасало.

Истребители втискивали между ударными машинами. Прямо на палубе раскатывали топливные шланги. В горловины баков лился чистейший высокооктановый бензин. Одновременно катили на тележках и поднимали лебедками бомбы и торпеды. В ангарах творилось тоже самое, только добавлялась теснота.

На небо поглядывали украдкой. Только молились, перемежая святые слова с отборным матом, только бы англичане не успели первыми. Ведь достаточно одной бомбы и «Наварин» превратится в громадный погребальный костер. По-хорошему, молиться следовало в корабельной часовне, но некому. Отец Михаил, подоткнув рясу, работал на палубе наравне со своей паствой. Единственное, священник, не допуская богохульств, поддерживал дух громким чтением «Отче наш». В устах человека, с побагровевшим от напряжения лицом, катившего тележку с бронебойной бомбой, звучало это грозно, отнюдь не с евангельской кротостью.

Четверка «Сапсанов» набрала высоту и заняла горизонт над торпедоносцами. Только в небе выяснилось, что Кирилл Никифоров идет командиром пары. Чертова неразбериха и аврал. Штабс-капитан Оффенберг забыл предупредить об изменениях. А скорее всего, и не задумывался об этом. Выпихнули в небо истребителей, и хорошо.

– Мать их коромыслом! – живо отреагировал летчик на новость.

– Никифоров, давай ты справа, я слева. Расходимся, – прорезался Арсений Нирод.

– «Двадцать шестой», не отставать. Как слышишь?

Ответом тишина в эфире. Однако, ведомый Антип Капитанский на истребителе с номером «26» на киле послушно занял свое место за ведущим и немного выше. Видимо, у него только приемник, а рации нет.

Две пары истребителей разбежались по флангам пеленга торпедоносцев. Хоть так. Главное первыми заметить и вступить в бой, буде кто попытается перехватить «Рижан». Там уже как кривая вывезет. Вся группа шесть «плетенок» и четыре истребителя. Идти такими силами в лоб на эскадру чистое самоубийство. Однако, выхода нет. Нет времени ждать, пока взлетят все и соберутся четкими походными построениями. Впрочем, на норде еще одна группа. Похоже, с «Воротынского» ребята. И когда Кирилл взлетал, за ним стояли два звена «Бакланов».

Свои линкоры обогнули по правому борту. Красиво идут. Форштевни рубят волны, за кораблями встают пенные буруны взбаламученной винтами воды, флаги полощут на ветру, над трубами дымок. Первой держится «Полтава», спутать ее с кем-то другим невозможно, только если с крейсером.

– Адмирал приветствует свою авиацию и просит задать жару! – незнакомый голос на радиоволне.

От этих слов на душе стало теплее.

Флот идет одним бронированный кулаком. Линкоры в центре, эсминцы на флангах. Далеко впереди молотят винтами крейсера. Авангард. Кирилл еще долго оглядывался на корабли за хвостом. Наконец, они растворились за горизонтом. Теперь во все стороны расстилалось только бескрайнее пустынное море.

На цель вышли почти точно. Первым корабли заметил Нирод. Два больших и больше десятка малых. Кирилл потянул вверх рычажок газа, увеличивая обороты. Обернулся по сторонам. Ведомый держится, как привязанный. Пара прапорщика слева так же набирает высоту и отрывается от подопечных «плетенок». Ага! Наших прибавляется. Следом топает еще одна эскадрилья «Рижан», чуть в стороне и на полкилометра выше тянут бомбардировщики.

– Ну, понеслась!

Корабли приближались, росли в размерах. Вдоль борта ближайшего линкора пробежала цепочка огней. На пути торпедоносцев вспухли облачка разрывов. Началась потеха. Стальной гигант, страшный как дракон, увенчанный массивными башнями и надстройками, огрызался огнем.

Гул мотора, свист и вой. Круг пропеллера перед глазами. Приближающийся корабль. Там внизу злые глаза, летящие прямо в лицо трассера, люди на мостиках и орудийных площадках. Не люди. Враги. Перед глазами горящий торпедоносец, в ушах вопли сгорающих заживо людей. Только стрелять. В прицел вплывает гнездо автомата. Плавное нажатие на гашетку, самолет дрожит, с крыльев и из-под капота срываются очереди. Огненная метла проходит по площадкам, мостикам, надстройкам.

Атака длится считанные секунды. Кирилл не видит или не хочет видеть изувеченные полудюймовыми пулями тела. Разворот и новая атака. Навстречу огню, прямо на заходящиеся лаем зенитки. Страха нет. В голове только одна мысль – расчистить дорогу своим.

В последний вылет над целью барражировали истребители. Англичане все же подняли самолеты в небо. Короткий бой. Впивающиеся в «Фульмар» пулеметные струи. Вспышки выстрелов перед глазами. Такой сладкий, бодрящий запах пороховой гари в кабине. Мозг механически отметил еще один плюсик на личном счету. А лучше крестик. Хороший крестик на борт машины. Распластанный крестом истребитель в прицеле. Крест на чьей-то могиле.

Садился Кирилл на рефлексах. Из кабины его вытаскивали под руки. Сил хватило только отстегнуть ремни и отщелкнуть фонарь. Четвертый вылет за день. Перегрузка нечеловеческая. Все рваными кусками. Взлет. Сопровождение бомбардировщиков. Штурмовка эсминцев. Бой. Горящие самолеты, струи огня, затянутые густым дымом, садящиеся в воду корабли.

До надстройки Никифоров дошел самостоятельно. Несмотря на страшную усталость, тело само на одном упрямстве и вбитых в подкорку рефлексах потащило его в рубку управления полетами. Дежурный офицер, только взглянув на летчика, прервал рапорт и отправил человека отдыхать.

– Витя, еще один «апостол». Давай его в кубрики к штурмовикам.

– Пойдем, братишка, – оказавшийся Витей фельдфебель с крылышками на погонах потащил Никифорова в низы.

– Мне надо комэска найти.

– Найдем. Обязательно найдем. Сейчас койку тебе подыщем. Полковник Коршун приказал всем места в кубриках найти и на довольствие поставить.

Дорогу Кирилл помнил плохо. На «Наварине» он раньше не бывал. Оказалось, кубрики и каюты летного состава размещаются к носу от надстройки под ангарной палубой. Камбузы, гальюны, помывочные блоки здесь же. Дальше идут кубрики экипажа. Как и везде на русском флоте, летный состав и авиационные специалисты отделялись от настоящих моряков.

Никифорова привели в кубрик по левому борту. Постельные принадлежности и белье Витя обещал выдать позже. Как понял Кирилл, фельдфебель исполнял обязанности каптерщика. Одна койка из шести в кубрике свободна, на нее Никифоров и прилег, как только проводник вышел за дверь.

– Старший унтер-офицер Никифоров с «Апостолов», – сказано это уже было лежа.

Ответа товарищей по кубрику летчик уже не услышал. Усталость взяла свое. Провалился в глубокий спокойный сон. Последнее что он помнил, это как стягивал унты.

– Спит, – сделал заключение невысокий коренастый бритый наголо парень с соседней койки.

Сосед поднялся, наклонился над новичком, глубоко вздохнул и набросил на него одеяло.

– Еще один «апостол». Недолго койка пустовала.

– Завтра опять на линкоры идти. Макаров не успокоится, пока ангар не опустеет.

– Заткнись! – коротко и злобно бросили в ответ.

Глава 40
Франция

16 мая 1940. Алексей.

Сознание возвращалось с трудом. Голова гудела, язык прилип к гортани, страшно хотелось пить. Рихард столкнул с себя столешницу, медленно поднялся на ноги, залпом выхлебал воду из фляжки. Перекрытие блиндажа просело, сквозь щели проникал свет, у входа как куклы лежали изломанные тела связистов и посыльного. Рихарда спасла массивная мебель, именно она приняла на себя ударную волну.

Молоточки в висках унялись. Рихард снял с пояса ближайшего солдата фляжку, тряхнул, вроде не пустая. Там за стенами блиндажа еще шел бой. Протискиваясь через узкую щель, в которую превратился проем, капитан замер, рука сама нырнула в кобуру.

– Давай!

– Справа, двести шагов! – отчетливая русская речь, перебиваемая стрекотом пулемета.

Резкий грохот выстрела болезненно резанул по ушам. Прямо над головой взревел двигатель. Лязг гусениц. Еще пушечный выстрел. Похоже, там в окопах совсем не весело. Уже отползая в глубину блиндажа Рихард услышал, как хриплый голос надрывался в рацию:

– Семашко, вызывает коробочки! Семашко вызывает коробочки! Батарея на три часа! Вижу батарею!

Капитан Бользен забился в угол, ожидая артналета по штабу батальона. Тщетно. Лязгали гусеницы, хлопали танковые орудия, строчили пулеметы, изредка в какофонию вмешивался лай автоматов.

Связь на работала. Провода оборваны, либо на тех концах уже некому отвечать. Рихард оттащил к стене тела своих солдат, попутно позаимствовал еще одну фляжку. Увы, бедному связисту она уже не нужна. В углу за аккумуляторами нашлась початая бутылка бренди. Хороший глоток прочистил мозги, жить стало веселей. Бой над головой стихал, шумы удалялись. Выждав еще полчаса, капитан аккуратно выглянул в ход сообщения.

Первым что попалось на глаза, это спины в зеленых с серыми пятнами комбинезонах. Не раздумывая на одних рефлексах выхватить пистолет и нажать на спуск. Оба русских молча рухнули на дно окопа. Медленно поднять голову, оглядеться. Вроде никого больше нет.

У русских оказались не карабины, и не автоматы, как подумал Рихард, а автоматические винтовки. Удобный переводчик на три положения, примыкаемый снизу магазин. Последний сразу понравился, на боковых щечках прорези, видно сколько патронов осталось. Бользен морщась снял с покойников подсумки с запасными магазинами, пока рассматривал автоматическую винтовку, кровищи натекло. Зато теперь полный порядок. Живем!

Русские штурмовики и танки ушли вперед, трофейщиков и тыловиков пока не видно. Очагов сопротивления интербригады не наблюдается. Если кто и сумел отойти, арьергардных боев нет. Удачный момент чтоб навострить лыжи. Все равно, оборону интербригада не удержала, фронт прорван.

Выглянув над бровкой окопа Рихард увидел тело лейтенанта Бийота. Мертвые пальцы француза сжимали связку гранат. Фуражка сбилась с головы. Русые волосы растрепались. Грудь пересекала кровавая строчка. Не надо быть провидцем, чтоб представить себе, как Марсель Бийот поднялся, широко размахнулся рукой с гранатами, в грудь лейтенанта ударил стальной град и швырнул человека на спину.

До перелеска на фланге Рихард Бользен добежал быстро. Напрасно не рисковал, не высовывался, петлял по окопам и ходам сообщения. Глаз механически отмечал следы боя. В окопах и траншеях тела, укрепления разрушены, везде воронки, под ногами стрелянные гильзы. Капитан остановился рядом с подбитым танком, на броне видимых повреждений нет, гусеницы целы, но машина еще дымится. Воняет горелым маслом, краской, нагретым металлом. Радом на земле двое интербригадовцев, к опорному катку прислонился труп танкиста в черном комбинезоне. Молодой белобрысый парень, лицо высокое европейское. Как он погиб? Похоже, один из героев успел забросить в танк гранату. Не выжил, конечно. Вон, в окопе за танком крошево, мешанина из тел.

Рихард не удержался, любопытство пересилило, запрыгнул в боевой отсек русского бронехода. Да, капот одного из двигателей сорван, коптит перегретое масло. Внутри машины на удивление просторно и удобно. Слева водительское место – сиденье, рычаги, триплексы наблюдения. По центру на подвижной опоре достойное уважения орудие. Точно, семь с половиной сантиметров калибр. Не припомнится чтоб французы ставили что-то подобное на средние и легкие машины. Справа от орудия пулемет в шаровой установке.

А ведь, неплохая машина. Экипаж прикрыт броней с фронта и боков, Рихард прекрасно помнил, что даже современнейшая «Шкода» на нормальной дистанции этих гадов не пробивала. Мужчины любят большие пахнущие бензином игрушки, это со времен Адама идет. Бользен и не заметил, как очутился в кресле наводчика. Через прицел все прекрасно видно, оптика просветленная. Маховики приводов под рукой, ладони сами ложатся на рукояти.

Через прицел заметно кое-что интересное. Метрах в четырехстах русский в узнаваемой зеленой форме с большой полевой сумкой, с хорошо видимой белой повязкой с красным крестом помогает идти интернационалисту. Рука коминтерновца на перевязи, форма изодрана, ногу подволакивает. Увы, в жизни все бывает. Не повезло.

Вдруг захотелось загнать в казенник фугасный, боеукладка открыта, наведение орудия простое, один может спокойно справиться. Чтоб разом одним выстрелом и еще одного царского холуя убить, и своего спасти от горечи плена. Рихард до боли стиснул кулаки, закусил щеку. Нет, нельзя.

Еще немного, один шажок, и превратишься в ублюдка хуже тех казаков, что в 18-м году на Кавказе сносили артиллерией и огнеметами горских борцов за независимость вместе с кишлаками. Русские тогда за три месяца подавили восстание, навели такой ужас, что бесстрашные гордые бородачи целыми кишлаками и племенами снимались с мест и откочевывали в Турцию. За два года до того в Туркестане тоже было весело, борцов за свободу давили регулярные части и проклятое ополчение. Вооруженный крестьянин хуже фашиста, страшное дело.

Прикурил Бользен от горящего мотора. Никого рядом нет, безлюдное поле боя. Только русский танкист так и сидит, прислонившись к катку, да погибшие интернационалисты так и лежат с оружием в руках, застывшие в последнем рывке, в попытке дотянуться до горла врага.

Позиция гаубичной батареи встретила тишиной. Рихард и не надеялся найти здесь живых, но все же картина разгрома навевало на мрачные мысли, пейзаж нуарный, так сказать. Разбитые орудия, покореженные машины, изуродованные тела, воронки, пожелтевшая трава, следы жесткого обстрела. Впрочем, артиллеристам досталось еще во время авианалета. Две гаубицы из четырех на счету штурмовиков.

Оставшиеся в живых расчеты сражались до конца. Одно орудие успели развернуть на прямую наводку, но дали ли хоть один выстрел? Хочется надеяться. У орудия груда тел. Наводчик так и застыл в своем сиденье уткнувшись лицом в разбитый прицел. Рядом с орудием открытые снарядные ящики, стрелянные гильзы.

В перелеске за батареей Рихард наткнулся на Миквеляна, бедняга успел заползти в кусты. Четкий кровавый след на траве. Видимо, там под орешником Саркиса и добили. На лице механика застыла гримаса ужаса, глаза выпучены, рот открыт в безмолвном крике.

Больше у батареи делать нечего. Капитан Бользен старался не выходить на открытое пространство, шел по краю посадки. Зато здесь он встретил своих солдат.

– Геноссе капитан! – негромко окрикнули со спины.

Михаэль Шнитке и Удо Венер чудом уцелели в бою и избежали плена. Один спрятался в подбрустверной нише, когда в траншее уже живых не осталось, второго оглушило близким взрывом и привалило телом товарища. Когда Удо пришел в себя, все уже закончилось, русские прошли через позицию.

– Давайте искать машину, – усмехнулся Бользен выслушав рассказ о злоключениях соратников. Два солдата под рукой это уже целый отряд, значит батальон не погиб. Уже хорошо. Главное, оружие ребята не бросили, у Михаэля карабин, а Удо Венер щеголяет трофейной автоматической винтовкой. Подобрал в траншее.

– Прорываемся в Верден?

– Разумеется. Надо предупредить тех, кто там остался.

Хотя до этого момента Рихард сам не знал куда направить стопы. Горизонт планирования ограничивался одной простой идеей: тихо выскочить с вражеской территории, а там решать по ходу дела.

Большей части техники бригады не повезло. Люди капитана Бользена видели разбитые снарядами, изрешеченные пулями, сгоревшие машины, натыкались на раздавленные танками грузовики. Явно кто-то из водителей успел вовремя вскочить за руль, завестись и уехать провожаемый пулями в корму. Пару раз интербригадовцы замечали русские патрули, тогда приходилось прятаться под деревьями и в кустах. Видели и свою медсанчасть. Те же самые палатки с красными крестами, только рядом часовые в уже знакомой зеленой форме с автоматическими винтовками.

Нет худа без добра. Далеко не все бойцы погибли или попали в плен. К полуночи маленький отряд капитана Бользена разросся почти до сорока человек. Целый стрелковый взвод. Все что осталось от целых четырех батальонов. На прорыв они пошли на рассвете. Удачно наткнулись на два русских грузовика. Видимо, те отстали от своих, либо возвращались в тыл. Водителей и сопровождающих сняли первыми выстрелами. Затем все просто: тела выбросить в кювет, завести моторы, и вперед по живописным грунтовкам.

До Вердена добрались без приключений. С русскими разминулись, а единственный встреченный французский патруль полностью устроили заверения, что это не бандиты, а то что осталось от кадровой части. Зато в штабе бригады охрана уже не была такой благодушной. Впрочем, старшим наряда оказался сержант Эйслер. Вот и пригодилась та самая просьба Железного Вилли.

Пока солдаты размещались в помещениях на первом этаже, пока поднятые по тревоге повара разбирались чем кормить взвод неожиданно оживших бродяг, пока кадровики занимались документами, Рихард поднялся к командованию. В кабинете Пика его ждал маленький сюрприз.

– Жив чертяка! – Яков вскочил из-за стола и с распростертыми объятьями бросился к нежданному визитеру.

– И тебе привет.

– Удивил, командир. Я надеялся, но не верил, что ты вырвешься.

– Знаешь, тебя удивительно вовремя выдернули в Верден.

– Есть такое.

Розенберг открыл шкафчик и выложил на стол: сыр, колбасы, подсохший хлеб. Из-под стола были извлечены две бутылки вина.

– Давай, не стесняйся, – разговор шел на русском, – я тебе компанию составлю. Сам еще не обедал и не ужинал.

Упрашивать Рихарда не пришлось. За едой Яков делился последними новостями. О разгроме бригады все знают, о русских на фронте знали, но никто и не ожидал, что они нанесут самостоятельный удар, причем силами не менее чем целой танковой армии. Кроме отряда Бользена вырвалось еще несколько групп, в целом сводная рота получается.

– Кто командует бригадой?

– Не поверишь, я исполняю обязанности.

– Я уже понял, а что Павлюченко?

– Отказался. Дескать, пока не прояснится судьба Вилли, он свой батальон не оставит.

Рихард коротко кивнул. По его мнению, Тихон Павлюченко явно не дурак, у самого батальон, так сказать, в процессе сплачивания, боеготовность паршивая. Так что действительно лучше даже не пытаться запрыгнуть на этаж выше, а спокойно работать и ждать как ситуация прояснится. Впрочем, никто не видел Вильгельма Пика мертвым, равно как и командиров штаба. Шансы конечно мизерные, но возможно все.