Текст книги "Письма героев (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 28
Александровский дворец

12 мая 1940. Князь Дмитрий.

Алексей поднял руку. В кабинете воцарилось молчание. Грозная тишина. Сама атмосфера наэлектризовалась.

– Мы сейчас говорили о предварительных операциях. Удары по вражеским базам, наступление во Франции, полная очистка Сирии и Палестины важны, но это еще не победа. Посему все принятые сегодня решения должны плавно перерасти в операцию по выводу Британии из войны. На наших условиях.

Что характерно, Францию сюзерен даже не упомянул. Для многих присутствующих слова Алексея новостью не стали, однако энергия, убежденность в своей правоте впечатлили.

Начальник флотской разведки откашлялся.

– Георгий Александрович?

– Могу вставить слово.

Император одобрительно кивнул. Мусатов на совещаниях предпочитал отмалчиваться, но зато его слово веско звучало на личных докладах царю.

– Есть мнение, что все надо успеть до ноября.

– Мнение ваше или ваших аналитиков? – Лицо Вержбицкого на миг исказила недовольная гримаса. Он не забывал, что именно благодаря докладу флотской разведки царь отменил рейд из Туркестана против Индии.

– Моих людей. Я с выводами согласен.

– Прошу продолжайте. Григорий Афанасьевич, ваши возражения после доклада.

Дмитрий прикрыл глаза, он уже подозревал, о чем пойдет речь. Сильнейшая и богатейшая империя мира тоже не против вмешаться в европейские разборки. Это нормально. Плохо то, что с 36-го года после прихода к власти в США Франклина Рузвельта наши отношения с янки ухудшились. Увы, все программы сотрудничества, открытая торговля благодаря которым мы безболезненно пережили великую Депрессию и даже сумели достаточно дешево купить несколько заводов и технологий, постепенно сворачивались и выхолащивались. Торговля пока шла, но по предоплате, банки неохотно шли на кредитование сделок, чувствовались препоны, волокита со стороны заокеанских друзей. В разгоревшейся войне янки демонстративно поддержали своих англоязычных кузенов. Нет официально в войну они не вступили, но «дружественный нейтралитет» вот еще одно изобретение скоростного века, ничем не хуже открытой агрессии.

В своем докладе Мусатов развернул мысль: пока в США идет избирательная компания, правительство не может делать резких движений, они вынуждены сдерживаться, опасаясь давать козыри изоляционистам и прорусской партии. После выборов, а шансы на победу оппозиции незначительны, руки у Рузвельта, его команды и его покровителей окажутся развязаны.

– Ноябрь, – нахмурился Кедров. – Даже если сейчас готовить высадку, армии нужно время подтянуть войска и тылы после падения Франции.

– Надо думать, как сломать их без высадки.

– Не сможем, – когда надо начальник МГШ умел быть твердым.

– Все же я жду предложений. Неделя на предварительную проработку устроит?

– Да – быстро отреагировал Вержбицкий.

– Нет. Две недели и понимание возможностей союзников, – Кедров предпочел сказать правду.

Совещание затянулось, живот явственно напоминал, что стоит подкрепиться. Легкий перекус бутербродами не в счет. Хотелось бы чего-то существеннее.

– Господа, на этом всем спасибо! Благодарю за работу. А теперь прошу всех в обеденный зал, – Алексей мигом преобразился из сурового уверенного вождя в радушного хозяина.

Пользуясь случаем, Дмитрий придержал сюзерена за локоть.

– Мне сегодня нужно время для доклада.

– Хорошо. Провожу золотые погоны и жду в кабинете.

– Не задержу. Дело касается Вернадского.

– Не спеши, дела семейные не терпят суеты, – сказано это было нарочито громко. Император легко сжал руку порученца, давая понять, что просьба об аудиенции услышана.

Обед прошёл спокойно в нормальной дружеской атмосфере которой и отличались такие неофициальные мероприятия в Александровском дворце. Естественно присутствие императрицы и наследников удерживало гостей от спонтанного продолжения совещания. Сам Дмитрий удачно подсел к Мусатову. Нет, никаких деловых разговоров, это сущий моветон! Однако, парой слов перекинуться удалось.

– Рассказывай, – царь закрыл дверь кабинета и повернулся к порученцу.

– У нас добывается мало урана. Туркестанский Тюя-Муюн дает сущий мизер. Новые шахты закладывают, обогатительный завод расширяют, но месторождение бедное, есть сложности с разработкой. Новые прииски только-только осваиваются. Это два года чтоб выйти на проектную мощность. При напряжении всех сил и «золотом дожде», уточняю.

– Понятно. Где еще добывают уран?

– Никто сейчас уран не продаст. Даже если очень хорошо попросить. – Дмитрий наклонил голову и резко рубанул ладонью в воздухе. – Есть уже переработанные запасы во Франции. И есть добыча в Катанге. Это Бельгийское Конго. Понимаешь?

Идея на грани фола. В нормальных условиях это долгие переговоры, торг, но кто сказал, что это обязательно? Сейчас можно все. Главное, правильно задать вопрос.

– Что говорят твои ученые? – Алексей тряхнул головой. В его глазах загорелся огонек. – Неважно. Докладная с собой?

– Разумеется, – лист бумаги с машинописным текстом лег на стол.

Алексей пробежал документ по диагонали. Император даже не удивился, точнее говоря, на его лице не отразилось ни малейшего намёка на недоумение.

– Добротно сделано, – царь повернулся к окну и скрестил руки на груди.

– Тебе нужны пластуны.

Решения в этом кабинете принимались быстро. Вернувшись к столу император рывком схватил аппарат и набрал короткий номер.

– Добрый. Это Алексей. Уточните, какая из трех парашютно-пластунских бригад в Германии первая освободится?

Выслушав ответ, недовольно поморщился.

– Хорошо. Перезвоните через час. Мне нужна бригада, которую я могу использовать на отдельном задании сразу как она решит основную задачу. Так понятно?

– Может быть проще перебросить часть из Галиции? – Дмитрий, уже понял, куда клонит сюзерен.

Не сказать, чтоб это его расстроило. Перед совещанием Алексей уже говорил о поездке на запад. Что-ж, решим два дела разом. Не в первый раз.

– Ты же у нас генерал-майор? 3-я или 6-я в твоем распоряжении. Приказ будет от меня лично в обход Вержбицкого. С командованием армии разберешься на месте. Ты Романов, тебя знают. Так уж и быть, Калинину позвоню сам. – Речь шла о командующем экспедиционной армией. Где сейчас штаб группировки, Дмитрий имел самые смутные представления, но это вопрос десятой степени важности.

– Как только бригада высвобождается, выхватываешь ее и забираешь все что тебе нужно.

– Понял. Алексей, немцы тоже охотятся за французским ураном. Что делать, если они потребуют долю?

– Честно отдашь половину. Если они успеют первыми, потребуешь и заберешь нашу половину. Так будет правильно.

Твердый кивок в ответ. Что делать с учеными, оборудованием и записями можно было не спрашивать. Научные гении люди странные, работа такая у них, накладывает свой отпечаток. За тетради черновиков своих заграничных коллег душу продадут. Хорошо если свою.

– Когда вылетать?

– Через неделю. Лучше еще раньше. Тебе надо акклиматизироваться при штабе Николая Петровича. Человек он интересный, но разумный, из гусар. Так что, сам понимаешь, рубить любит и умеет. В дела вояк не лезь, все равно ничего в них не понимаешь. Все командиры пластунов люди нормальные, сработаешься. Не мне тебя, учить.

– Вариант Катанги?

– Не трогай. Это все сделают Беланович и Кедров.

При упоминании фамилии начальника МГШ князь приподнял бровь. Впрочем, ничего удивительного. Связь с Конго только морем, а это епархия флотских. Еще больше удивил деловой тон, с которым Алексей упомянул готовящийся отъем чужой пока колонии. Впрочем, краткую схему «желтого плана» Дмитрий видел. Ну да, как развитие событий возможный вариант. Все в наше время решаемо если у тебя строятся линкоры и авианосцы, а у соперника нет.

Зазвонил телефон.

– Да. Слушаю. – Губы императора тронула легкая улыбка, уголки глаз светились чистой доброй радостью. – Замечательно! Значит, шестую парашютно-пластунскую забираю. Исключите ее из расписания операции сразу как танкисты войдут в Мец. Благодарю за хорошую работу.

– Что у тебя еще с урановыми делами?

– Все в рабочем порядке. За проект отвечает Шахов. Ты знаешь. Проблем с ним нет.

Если честно, Дмитрий в свое время воспринял назначение директором проекта бывшего Виленского губернатора с настороженностью. Приходилось слышать несколько нелицеприятные вещи. Однако, Шахов взялся за дело как надо, без нужды в специфические дела не лез, с учеными подружился быстро. Да, он еще сумел заинтересовать несколько головастых иностранцев. Дмитрию эти имена ничего не дали, но Хлопин говорил о них с восхищением.

– Давай еще раз. Я признаться плохо представляю себе наши урановые дела. Расскажи, что ты сам понял.

– Как мне рассказали, из тяжёлых металлов можно выделить энергию. Очень много. Над этим работают у нас, работают немцы, французы. Об американском проекте ничего не известно. Либо законспирировались, либо еще не дошли.

Дмитрий прикрыл глаза вспоминая доклады своих физиков. Вот ведь, удружил сюзерен! Подкинул дело, в котором князь ни в зуб ногой, а как совой об пень.

Беда в том, это общее мнение, сам по себе уран для котла и снарядов не подходит, надо выделять из него изотопы нужной массы, или качества. Черт их разберет! Нужно очень много урана. Нужно хорошее оборудование. Люди, деньги, организация работы, сами собой подразумеваются. Много чего нужно.

В радиевом институте долгое время занимались лабораторными опытами, что-то мудрили с торием, к строительству натурной урановой установки вплотную подошли только вот-вот. Пока новую лабораторию развернули под Выборгом, но у очень многих есть серьезные возражения. Из-за вопроса безопасности, вестимо. Группа ученых хочет занять под экспериментальную установку один из кронштадтских фортов. Князь Дмитрий же поддерживает предложение Хлопина все натурные эксперименты проводить у черта на куличках в Туркестане или на Урале подальше от крупных городов. Дескать, есть риск, долбануть может так, что знаменитый взрыв «Монблана» в Галифаксе под финал прошлой войны покажется детской шалостью.

– В физике ты ни черта не понимаешь, – изрек Алексей, бросив на собеседника ехидный взгляд. – Пожалуй, ученик реального училища объяснит все куда лучше. Не важно. Суть ты понимаешь, а в тонкости лезть не нужно. Шахов тоже не отличает изотоп от изувера, ему тоже это не мешает. Никого больше подключать к делу не буду. Передашь Шахову мою настоятельную просьбу все эксперименты проводить за Уралом. И секретность лучше, и, если что взорвут, чтоб нам без столицы не остаться.

– Один форт можно выделить. Как понимаю, у ученых есть маленькие модели, это чтоб не держать отдельный авиаотряд для урановой лаборатории, и не гонять самолеты каждый день в Скобелев и обратно.

– Добро. Пусть готовят рапорт на мое имя. Когда там Хлопин с Вернадским обещают рабочий образец?

– Просят года четыре. Склонен набросить еще пару лет.

Алексей коротко кивнул. Ответ его устроил. Было видно, император понимает, что совершенно новое дело в авральном порядке не делается. Он готов был платить из казны и ждать результат. Вот еще одна черта за которую Дмитрий уважал сюзерена. Не мелочен, умеет мыслить масштабно.

– С урановой бомбой у нас только самое начало работы, если так посудить. Только начинаем серьезное дело. И никто не знает, как сделать лучше. Может быть, я плохо знаю физику, но понимаю, что пока все на уровне пробирок и чертежей.

– Это уже хорошо. У других и чертежей нет, – Алексей поднял палец. – Держи руку на пульсе и бди чтоб на отвлеченные темы не перекидывались. Я Вернадского знаю, увлекающаяся натура. Если не напоминать раз в неделю, убьет все время и ресурсы на свою ноосферу. – Император ехидной ухмылкой выразил свое отношение к метафизическим изысканиям великого ученого. Впрочем, делу это не мешало.

Когда князь уже взялся за ручку, двери, император неожиданно заявил:

– У тебя есть контакты с крупными промышленниками. Аккуратно предупреди, чтоб были поаккуратнее с американскими договорами.

– Есть риск? – Дмитрий даже не удивился.

– Знаешь, такие вещи, как «дружественный нейтралитет» и «невоюющий союзник» это новое слово в международном праве. Наши заокеанские друзья могут в любой момент обнулить все договора. Минфин получил поручение подготовить негласную рассылку, но будет хорошо, если мы сделаем небольшую утечку из Царского Села.

– Хорошо, намекну. Алексей, ориентируемся на ноябрь? – князь имел в виду грядущие выборы в США.

– Ноябрь. Есть маленький шанс, что администрация Рузвельта пролетит, у них сплошные провалы в экономике, но я не исключаю, что изоляционистам не дадут победить. Во всяком случае, не удивлюсь крупным скандалам и некрологам.

– До ноября мы Лондон не выбьем из Игры.

– Скорее всего. Военных я озадачил, может быть, что у них получится, но я бы не рассчитывал на результат. Считаю, что американцы вмешаются именно в тот момент, когда англичане будут готовы пойти на мировую. И после убедительной победы своих «ястребов» на выборах.

Пока император беседовал с порученцем, в приемной дожидались своего часа моряки. Выйдя из кабинета, Дмитрий кивнул адмиралу Кедрову и показал большой палец. Дескать – в хорошем настроении. Дожидаться моряков князь не стал. Зато в машине еще раз прокрутил в голове все что говорил и на что намекал Алексей. По всему выходило, начавшиеся уже сегодня операции, это своего рода экзамен для двух начальников генеральных штабов. Результат скажется не только на продолжительности компании – будут сделаны определенные выводы.

Князь Дмитрий хорошо понимал, Кедров засиделся на своем месте. Двадцать лет возглавлял МГШ, знал всю подноготную всех флотов и флотилий, реально мог влиять на командующих, именно через Кедрова проходили все вопросы строительства кораблей и организации эскадр, флотской службы. При этом карьеру строил как штабной офицер, но сильный теоретик артиллерист, на мостике тоже выдалось постоять. В прошлой войне командовал минной дивизией.

По-хорошему, Кедрова стоит поднимать и продвигать, либо отправить на пенсию с выслугой, отличием, всеми льготами по состоянию здоровья. Увы, болел Михаил Александрович часто, подводило здоровье адмирала.

И вот тут Дмитрия озарило – начальника МГШ не кем заменить. Все способные адмиралы на своем месте, остальные не справятся с геракловым фронтом работы, который спокойно иногда с ленцой тащил адмирал Кедров. Вот еще одна задача для императора. Вот еще один ребус не для среднего ума.

Глава 29
Верден

Все гадости делаются в выходные и праздничные дни. Старая родненькая такая истина. Вот и сегодня прекрасный воскресный день 12 мая омрачили звонки из штаба и новости по радио. Причем, первыми отреагировали репортёры. В штабе Коминтерна проснулись, когда уже вся Франция бурлила, негодовала и со страхом ждала нашего ответа. Ведь рано утром немцы атаковали Голландию и Бельгию.

Настроение испорчено напрочь. С другой стороны, было в этом и что-то хорошее, Рихарду надоело ждать. Он давно понимал, что сидение за укреплениями, вялотекущая война рано или поздно закончится. Тишину взорвет грохот наступления. Вот только горько от того, что фашисты успели первыми.

– Капитан Бользен слушает! – Рихард схватил трубку. Звонок прозвучал в тот самый момент, когда он пытался сосредоточиться над ведомостями.

– Это Пик. Тебе из бригады распоряжения поступали?

– Сегодня нет.

– Мой приказ: отменить все увольнения и отпуска. Выходы на полигон отменяются. Понял? – последнее явно лишнее. Батальон уже месяц как не проводил стрельбы. Ограничивались занятиями в классах и на плацу. На возмущения Бользена в штабе бригады невозмутимо ссылались на недостаток бензина и приказ беречь технику.

– Так точно. Геноссе Вилли, что слышно?

– Плохо все. – С этими словами полковник Пик положил трубку.

Рихард минуту невидящим взором глядел перед собой. Первым его желанием было позвонить в Мец. Только взялся за трубку, как дошло, что не стоит этого делать со служебного телефона. Внутренняя безопасность работает. Товарищам если не накрутили хвосты на тему бдительности, то сейчас должны это делать. Контрразведка ближайшие дни на ушах стоять будет, пресекать любые панические слухи и намеки на душевную слабость. Не хотелось бы подставляться по глупости.

Ведомости подождут. Капитан застегнул верхнюю пуговицу, поправил китель, пригладил волосы. Первым делом спуститься к людям. Не дело сидеть в кабинете, когда такое творится.

Проходя мимо окна выглянул на улицу. Взгляд зацепился за красноречивую картину. Из дома напротив выносили узлы, чемоданы и грузили в машину.

– Сволочи! – короткое русское слово подходило как ничто лучше.

– Это первый день, – добавил на французском.

Зрелище только укрепило уверенность в своей правоте. А ведь еще вчера Розенберг рассказывал о недовольстве военных коалиционным правительством Рейно и усиливающимся влиянием социалистов. Не всем нравится легализация Коминтерна, не всем по нраву коммунистические интербригады. Яков советовал быть осторожнее с французскими офицерами при бригаде. Успех Коминтерна многим не выгоден.

Переживал Рихард зря, в батальоне активизацию военных действий приняли с воодушевлением. Многие считали, что хорошая драка лучше выматывающего ожидания.

– Пора бить фашистов и капиталистов, – высказал общее мнение Дацоев.

К отмене увольнений люди отнеслись с пониманием. Не все конечно. С момента перевода части в Верден кое-кто из интербригадовцев успел обзавестись знакомствами в городке. Или даже отношениями с юными прелестницами, а то и с сочными опытными вдовушками. Дело житейское. Посему Бользен заявил, что уже подписанные увольнительные на сегодня отменять не будет. Сам он полагал, что на следующей неделе ничего не случится. Панические слухи о захвате немцами фортов и мостов Рихард посчитал преувеличенными. Увы, вскоре он узнал, что сильно ошибался.

Только во второй половине дня удалось выйти за ворота казарм. Ближайшую телефонную будку встретил на углу Де Пари у кондитерской. Монетки в щель. Долгие гудки в трубке.

– Алло.

– Ольга, это я.

– Рихард! – с жаром выдохнула жена. – Алексей. Ты, уже слышал?

– Еще утром. Только сейчас вырвался позвонить, – электрические сигналы, бездушные реле искажали голос. Сейчас ему казалось, к голосу любимой прибавились посторонние нотки.

– Поняла. Я тоже боюсь. Джулия спрашивает, почему соседи уезжают? Что мне сказать?

– Правду. Они едут на юг, нашли новую работу.

Это ведь так легко врать ребенку, достаточно немного правды, полусмыслов, остальное дитя само додумает. Главное говорить искренне. Взрослых это тоже касается. Нет, с взрослыми проще. Они сами себя обманывают.

– Я сегодня не брала авто. Видела патрули на улицах. Встретила подругу, помнишь Софи, у нее муж работает в мастерской. Софи боится, власти конфискуют машины. Люди все настороженны, никто ничего не понимает. А Жан Репардье такой интересный месье всегда галантный, он живет через улицу, уже с утра был пьян. Прямо на тротуаре хлестал бренди из горлышка.

Рихард терпеливо слушал излияния супруги, к месту хмыкал или поддакивал. Ольге нужно выговориться. Излить душу. Это нормально. Это женское.

– Ольга, ты завтра на работу идешь?

– А вот… Да, конечно. Война далеко в Бельгии, из-за этого контору не закроют.

– Постарайся завтра отпроситься на час, зайди в банк и закрой все счета. Нишу под столом помнишь? – намеренно упомянул про тайник. Жизнь приучила не хранить большие суммы в банке. Если борешься за счастье людей спокойствия, комфорта не жди. Жизнь в тени любит наличный расчет.

– Помню. Деньги со счета положу отдельно, – в деловых качествах Ольге не откажешь. Рихард удовлетворенно отметил мгновенный переход от возбуждения на грани паники к спокойному тону.

– Вечером заедешь на заправку. Полный бак и две канистры в багажнике. Если все будет плохо…

– Я тебя дождусь. Мы с Джулией дождемся.

– Если все будет плохо, – Алексей перешел на русский. – Забирай деньги, документы и уезжай в Гавр или Дувр. Париж лучше объехать.

– Мы без тебя не поедем.

– Если не вернусь. Ольга, с тобой наш ребенок. Надеюсь, товарищи помогут с эвакуацией, но, если увидишь, что надо уезжать, уезжай.

– Оставлю записку. Ты догонишь. Ты же догонишь?

– Я вернусь.

Пока Рихард разговаривал у телефонной будки образовалась маленькая очередь. Пожилая дама в шляпке бросила на офицера осуждающий взгляд и отвернулась.

Пора возвращаться. На перекрестке Рихарда остановил патруль: лейтенант и трое рядовых. Молодые ребята, явно из последнего призыва. Лейтенант порядка ради глянул в документы, затем поинтересовался:

– Вы уже слышали? Мы отобьемся?

– Конечно, как в прошлую войну боши завязнут в нашей обороне. Вас еще не отправляют?

– Пока нет. – Лейтенанту хотелось выговориться.

– Скоро мы их погоним, – Рихард ободрительно подмигнул ребятам.

На разговоры времени нет. Однако, Бользен не отказал себе в удовольствие зайти магазинчик, взять на вечер бутылку красного и полфунта сыра. Скорее всего отмечать начало настоящей войны придется в одиночестве, Рихарда это не расстраивало. На выходе из магазина что-то кольнуло, человек подсознательно повернул в другую сторону. Интуиция не обманула, на почте ждало заказное письмо из Швеции. Рихард Бользен довольно усмехнулся, не обманула реклама. Правильно позвонил в одну контору сразу после передислокации и продиктовал код и адрес почтового отделения. Иногда полезно быть предусмотрительным.

В казарме его уже ждали телефонограммы. Ничего неожиданного, все, как и должно быть. Обрадовал звонок с требованием отправить в штаб бригады батальонного казначея с охраной. Да-с, денежное довольствие всем нужно, люди не святым духом питаются. В кабинет заглянул дежурный офицер и попросил позвонить комбригу.

Железный Вилли взял трубку со второго гудка.

– Геноссе командир бригады, капитан Бользен докладывает.

– Рихард, не тараторь. Тебе сегодня придет приказ, откомандировать в бригаду два отделения комендантского взвода. Большая просьба – выбери камрадов с которыми мы сражались в Ростоке и Берлине.

– Добро. Сержант Герхард Эйслер устроит? – Рихард не задумываясь назвал подходящего кандидата.

– Тот самый? Если со своими людьми, то очень хорошо, – обрадовался Пик, он хорошо помнил этого командира местной группы гау Померн. Все же отметился в 28-м году в Берлине, с людьми Бользена прорвался в Чехию.

– Свежие новости были?

– Мало и плохо. Больше разных слухов.

– Понятно.

– Приказ отправлю сегодня с нарочным. Будь готов.

Положив трубку Рихард забросил ноги на угол стола и закурил. Вилли сказал больше, чем мог озвучить, но меньше, чем хотел. Однозначно. К бабке не ходи. Отдохнув, приведя мысли в порядок, прикинув разные варианты возможного, комбат набрал номер дежурного и распорядился вызвать сержанта Эйслера. Молчаливый мужчина с утонченными аристократическими чертами лица геноссе Герхард не отличался склонностью к сантиментам, но зато в свое время пролил немало крови. Единственным его несомненным достоинством была архаичная феодальная верность. В отличие от многих Эйслер никогда не предавал.

Ночевал Рихард в казарме. Вечером к нему заглянул комиссар. Старина Яков разумеется явился без приглашения и не с пустыми руками. В целях конспирации он нес в руках солдатский ранец в котором позвякивали две бутылки бренди.

– Ты же вроде еврей, а не финн, – Бользен недовольно мотнул головой. – В батальоне казарменное положение и сухой закон.

– Даже снять напряжение?

– К черту! – решительный запрещающий жест.

Рихард сам собирался вечером расслабиться с вином, но почему-то идея выпить в компании с Розенбергом именно сегодня ему претила.

– Ладно. Давай тогда насухо поговорим. Я все же комиссар, ответственен за моральный климат и коммунистический дух в батальоне.

Разговор вышел ни о чем. Рихарду откровенно хотелось побыть одному. Одна из немногих привилегий командира. Розенберг пытался завести разговор о слухах среди личного состава, но комбат предпочел его не расслышать.

– Ты комиссар, тебе и думать.

– Придется, если никто больше не собирается профилактические беседы проводить. – С этими словами Яков направился к двери. Взявшись за ручку, он вдруг добавил: – Понимаю тебя. Мне тоже тяжело.

Выждав минут пять, Рихард закрыл дверь на щеколду, затем вернулся к столу, налил стакан воды из графина, выкурил сигарету. Только затем он вытащил конверт. Судя по штампам и маркам письмо целых две недели шло из Швеции. По меркам сегодняшнего дурного времени это очень быстро.

Конверт путешествовал из нейтральной страны через Германию в Швейцарию, а из Цюриха попал в Лотарингию в мешке почты Красного Креста. Надо добавить, до этого письмо в другом конверте неделю ехало и плыло поездом из Петербурга в Або и паромом в Стокгольм. Война войной, а люди хотят писать и получать весточки от своих близких. Расколовшие континент пропасти фронтов этому не помеха.

Письмо от родителей Алексей отложил в сторону, первым он взял лист бумаги, исписанный угловатым мелким почерком Кирилла. Даже странно немного читать письмо сына, непривычно. Какой он сейчас? Взрослый мужчина, по российским законам совершеннолетний. Двадцать лет человеку. Алексей вдруг понял, что даже не знает, как сейчас выглядит его старший.

'Здравствуй. Папа! Извини, что ни разу не писал. Знаешь, только сейчас я начинаю немного понимать тебя. Грешен, не понимал и не знал, почему ты оставил нас и уехал. Спасибо, за те деньги, что ты посылал маме. Спасибо за дядю Ваню, дядю Тимофея, тетю Лену. Они мои самые близкие люди, родные, одна наша кровь.

Тетя Лена тебе привет передает. Просит чаще писать и не забывать. У нас зимой даже солнца нет, остается только согреваться теплом близких людей. Твое последнее письмо тетя Лена постоянно перечитывает. Вспоминает, каким ты был серьезным гимназистом и как на полном серьезе собирался сбежать из дому на фронт. Ты тогда в последний момент образумился. Я всегда об этом вспоминаю, когда меня кто-то подбивает на дурное дело. Раз ты тогда смог, то и я могу.

Погода у нас экзотическая. Офицеры говорят, что мы живем и работаем в Европе, но уж больно не европейские у нас места и климат. Как маленький островок цивилизации в окружении холодного арктического ада древних викингов. Но это только для приезжих. Как обвыкнешь, замечаешь вокруг суровую красоту этого края, с высоты бывает сердце захватывает от восторга, когда видишь эти сопки, тундровые ручьи, оленьи упряжки туземцев, наслаждаешься красотами наших равнин и гранитных гор.

Рассказывают, весной будет еще красивее. Все растет, зеленеет и расцветает. Мой друг показывал пейзажные картины и фотографии. Бесподобно. Вся тундра в цветах.…'

Алексей отложил письмо. Глаза щипало. На душе лежал камень. Взгляд комбата зацепился за сумку с вином и сыром в углу. Поднялся, убрал вино в шкаф на самую верхнюю полку. Сегодня не до того, желание выпить улетучилось напрочь, сначала от разговора с комиссаром, а теперь еще вот это. К черту! Вызов судьбы надо принимать с открытым забралом и достойно.

Выкурив еще одну сигарету у окна Алексей вернулся к письму. Сын писал о жизни, отношениях с соратниками, посетовал на дороговизну французских вин в последнее время.

«Папа, рано или поздно все это закончится. Если ты сейчас читаешь это письмо, значит мы обязательно встретимся. Или ты вернешься в Россию. Или я прилечу во Францию. Или пересечемся в другой стране. Это не важно. Все равно я найду тебя и сестренку. Большой привет Юле! Уже знаю и верю, она вся в нас».

– Встретимся, сынок. Ты прав, – пробормотали губы.

По щеке скатилась слеза, в носу защипало. Чувств Алексей не стеснялся. Жизнь – это жизнь. Мужчины тоже плачут, когда это надо. На душе потеплело. Вдруг дошло понимание – впереди грязь, кровь и ужас, но все будет хорошо. Он прорвется. Выживет. Раз сын сказал, значит так и будет.

– Встретимся.

Не в России, конечно. В этой стране никогда не будет коммунизма, ближайшую тысячу лет точно. Русские пропащая нация, слишком индивидуалисты, слишком хорошо в России живут рабочие и слишком хорошо зарабатывают крестьяне, светлое будущее с такими людьми не построить. А вот у Франции или США перспективы куда оптимистичнее. Какая в конце концов разница, где строить прогрессивное общество? Какая ерунда, право дело.