Текст книги "Письма героев (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 19
Норвежское море

1 апреля 1940. Эскадра Северного флота.

Горизонт по курсу чист. Редкие плотные облака плывут высоко над мачтами кораблей. По волнам бегут солнечные отблески. Эскадра еще ночью вышла из зоны непогоды, сейчас винты неторопливо проворачиваются, гонят корабли вперед экономичным ходом.

Море спокойно, волнение в три балла. Для сурового весеннего Норвежского моря сущая благодать. Тяжелая махина линкора режет волны, за кормой вздымаются буруны. Иногда нос проваливается в ложбину между редкими высокими валами, тогда вверх вздымаются целые фонтаны брызг, по баку разливаются пенные потоки, закручиваются водоворотами вокруг шпилей и клюзов, стекают с палубы, разбившись о волнорез.

На кормовой по левой раковине с грацией матерого секача проламывается сквозь волны «Бородино». Прямо по курсу разбежались поисковой цепью шустрые борзые эсминцы. За кормой на фоне горизонта выделяются громоздкие коробки авианосцев. Оба плавучих аэродрома идут в окружении плотного эскорта из эсминцев и половины крейсерской бригады. «Опричника» и «Воина» командующий эскадрой еще ночью отрядил пробежаться до Альта-фьорда разведать обстановку.

Море пустынно. На два румба вправо от курса поднимается легкий дымок. Небо чистое. Имеется в виду, самолетов нет. Впрочем, облачность тоже слабая. Погода радует. Отдельная крейсерская эскадра еще вчера ушла на сто миль вперед. Сейчас океанские охотники барона Рокасовского должны растянуться поисково-дозорной сетью и сгребать всякую плавучую всячину под вражескими флагами. Разных нейтралов тоже положено досматривать на предмет подозрительных грузов, впрочем, милейший Платон Алексеевич сам прекрасно знает, кто приз, а кто случайный непричастный бродяга.

В рубке огромного линкора тепло и хорошо. Гудят приборы, с потолочных плафонов льется мягкий свет, через открытую дверь с мостика поддувает свежий воздух. Чувствуется тот самый аромат воды, неба, бескрайнего простора и могущества стихии от которого Вадим Макаров млел с раннего детства, потому и пошел по примеру отца в Морской корпус, а не так, как про него рассказывают.

Прошедшие сутки на море творился форменный ужас. Океан показал себя во всей своей чудовищной красе природной стихии. Видимость на нуле, горизонт затянут стеной дождя, не разберешь, где море, где небо, а где ливень – все одно вода. На радарах черти пляшут. Засветка на засветке. Ветер воет как собака на кладбище. Океан бурлит, накатываются высоченные валы. Жуть полная.

В такой шторм весь Королевский флот вместе с Кригсмарине мимо эскадры проскочат, и никто ничего не разглядит. Только если прямо в кабельтове перед форштевнем кто вылезет. Пользы от дозора мало, сигнальщики в гнездах постов даже свой собственный бак разглядеть не могут. Людей на вахте приходится менять каждые полчаса.

На тяжелых кораблях еще терпимо, а эсминцам пришлось держаться подветренных бортов линкоров и авианосцев. Длинные, узкие скорлупки швыряло, как соломинки. Стрингеры набора стонали и гудели от нагрузки. Волны вздымались выше труб и надстроек, гуляли по палубам, водопадами обрушивались с бака на спардек, закручивали водовороты вокруг орудий, надстроек и вентиляторов. Чудо, что все миноносцы пережили шторм.

– Николай Адамович, запросите «Полтаву», пусть докладывают обстановку каждый час, – контр-адмирал Макаров повернулся к своему начальнику штаба. – И, будьте добры, передайте авианосцам, «Витязю» и «Рынде» чтоб не спали, пора поисковые гидропланы поднимать.

– Будет исполнено, Вадим Степанович. Меня так больше наш левый траверс беспокоит. Кто знает, вдруг англичане успели на береговые аэродромы авиацию перебросить?

– Вот у нас и появляется шанс прояснить этот момент. Маловероятно конечно, но чем черт не шутит.

День начался удачно. Русские крейсера и «Полтава» резвились как хорьки в курятнике. Уже к полудню на волнах качались десятки шлюпок с моряками потопленных судов. Британцы явно не озаботились организацией конвойной службы. Транспорты шли по одиночке без какого-либо подобия порядка, выбирая маршрут по своему разумению.

Что-то топили крейсера, кому-то не повезло напороться на эсминцы, три транспорта успешно проскочивших мимо эскадры и спешивших укрыться в Нарвик-фьорде разбомбили пикировщики.

Единственный кто попытался оказать сопротивление так это вспомогательный крейсер «Лаурентис». Напоровшись на «Челябинск» здоровенный сухогруз с пушками дал полный ход и попытался отстреливаться. Увы, затея не самая лучшая. Никто не знает, взыграло ли самолюбие командира корабля, или сказалось плохое настроение, но результат перестрелки оказался куда лучше предполагаемого.

Уже третий залп русского крейсера дал накрытие. А с четвертого попадания шестидюймовый фугас разорвался в трюме с взрывчаткой или боеприпасами. Бог разберет, что там перевозили, грузовые ведомости естественно не уцелели, но детонация груза буквально разложила вспомогательный крейсер на атомы. Над морем прокатился глухой рокот взрыва, над волнами поднялся огромный клубящийся столб огня и дыма.

В районе полудня, командующий эскадрой распорядился усилить истребительный патруль над тяжелыми кораблями. Адмирала нервировала заторможенная реакция противника. Все же первый боевой выход, первая операция эскадры Северного флота в первые дни войны. Мало кто себе в этом признавался, но офицеров несколько напрягала перспектива схлестнуться с лучшим флотом мира, с прославленными неукротимыми морскими властителями, редко терпевшими поражения, но всегда бравшими верх в жестоких войнах за океанские трассы.

Атмосфера в рубке «Измаила» напряженная, буквально чувствуется разлитое в воздухе электричество, ожидание неминуемого ответа противника. Обстановку не разряжают кофе в термосах и бутерброды на тарелках. Пепельницы заполнены окурками. Штабные офицеры с циркулями и карандашами «колдуют» над картами, перечитывают сводки и доклады воздушных патрулей, данные радиоперехватов.

– Где же этот чертов авианосец? – в очередной раз прозвучал риторический вопрос. На этот раз его озвучил контр-адмирал Макаров.

На высоком волевом лице Вадима Степановича отражалась вся буря одолевавших его чувств. Боевой поход, это всегда ответственность. Тяжелая флотская и крейсерская эскадры, это не так много, как кажется. Несмотря на грозное название, под рукой Вадима Степановича всего три линкора и два авианосца. Из последних один легкий, вышедший в море с устаревшими бипланами в ангарах. Британский флот метрополии может выставить в два раза больше.

Вчера утром на траверзе Медвежьего истребители «Наварина» перехватили и расстреляли британский «Скюа». Палубный истребитель-бомбардировщик сам по себе над океаном не летает. Значит, где-то у берегов Норвегии болтается палуба, с которой он взлетел. Авианосцы в одиночку не ходят. Хорошо, если в эскорте пара крейсеров и эсминцы, а вдруг кто серьезный с броней и большими пушками? Не хотелось бы неожиданно налететь на линкоры.

Над русским флотом до сих пор висело проклятье Цусимы. У многих вызывал опасения британский флот, точнее говоря, заслуженная им слава неукротимых бесстрашных непобедимых властителей морей, заслуженная по праву, честно говоря. Не только седовласые давно не ходившие в море адмиралы, но и многие обер-офицеры побаивались противника. С этим что-то надо было делать.

– Как бы не оконфузиться, – пробормотал Вадим Степанович и недовольно покосился на своего начальника штаба.

Вся жизнь состоит из случайностей. Зачастую само выживание зависит от слепого случая, особенно на войне. Авианосец «Глориес» не получил радио с самолета. Так получилось. По прошествии положенного времени машину списали на несчастный случай, а экипаж вычеркнули из списка живых. Авианосец в сопровождении крейсера «Эфингейм» и двух эсминцев отозвали с патрулирования. Новый приказ требовал идти к Фарерским островам на рандеву с главными силами флота. На «Глориесе» вовремя получили метеосводку, и проложили курс вдоль кромки льдов. Сейчас корабль с каждым часом удалялся от русской эскадры, за которой он должен был наблюдать и к бою с которой у Фарерского барьера или в Датском проливе готовились корабли адмирала Эдвардса-Коллинза.

Хорошая разведка сыграла с британским адмиралтейством злую шутку. Избыточно сильная русская эскадра ввела британцев в заблуждение относительно своих задач. Лорды посчитали, что целью операции служит прорыв «Полтавы» в Атлантику. Дерзкие рейды немецких броненосцев-крейсеров хороший пример, что может натворить тяжелый быстроходный корабль на океанских трассах.

Мир давно изменился, блистательно проведенное адмиралами Бахиревым и Непениным сражение за Моонзунд осенью семнадцатого и беспримерная по своей дерзости Босфорская операция Александра Колчака заставили весь мир с опаской поглядывать на русских. Хотя сами русские об этом только догадывались, ибо знали с какими трудностями и проблемами достигались эти победы.

Проложив курс прямиком через шторм Макаров разминулся с британскими патрулями. Крейсер «Шеффилд» разошелся с русскими на десять миль. Видимость нулевая, а радар забит ложными засветками. Впрочем, экипажу британского крейсера повезло, выкати он прямо под орудия «Измаила» и «Бородино», поход закончился бы на дне моря. Двух залпов достаточно чтобы сбить крейсеру скорость, и даже если повезет оторваться от преследования, скрыться за туманом и пеленой дождя, шторм добьет поврежденный корабль.

Весь день везло на добычу. Под русскую гребенку попало два десятка транспортов, большинство с грузами для британских плацдармов в Норвегии. К вечеру Макаров отошел мористее, опасаясь британских аэродромов. Отдельная крейсерская эскадра сократила дистанцию между кораблями, собралась в один кулак. Только «Полтава» крейсировала в ста милях севернее основных сил. Быстроходный линейный крейсер с современными радиодальномерами играл роль дальнего дозора.

Командующего эскадры до сих пор беспокоило отсутствие какого-либо внимания со стороны вражеской авиации. Проспать противник не мог, купцы верещали SOS на всех волнах. Тогда что? Готовят массированный удар? Своя разведка ничего интересного не доносила, боевых кораблей не наблюдается, в эфире тишина. С подлодок тоже ничего вразумительного не сообщили. Только на подходах к Тромсе заметили вражеский истребитель. Приближаться к «Харикейну» разведчик благоразумно не стал.

– Где же этот авианосец? – в очередной раз поинтересовался Макаров, поднимая глаза к темнеющему небу.

Ответом была тишина. В небесной выси плыли перистые облака. Багровое солнце склонялось к волнам. Море окрасили закатные лучи. По волнам пробежала искрящаяся дорожка. На фоне заката четко рисовались силуэты трех эсминцев. Если бросить взгляд в другую сторону, в пяти кабельтовых в сумерках выделялись массивный корпус и тяжелые башни «Бородино», у самого горизонта тонула в сумраке коробка авианосца.

Всю ночь эскадра восемнадцати-узловым ходом спускалась к югу, удерживая расстояние в двести миль от берега. Макаров хотел сменить район охоты и одновременно уйти от возможного удара возмездия.

– Волнение стихло, – заметил контр-адмирал Милевский. Начальник штаба выглядел не выспавшимся, в его голосе звучали тревожные нотки.

– Тоже думаешь? – Вадим Степанович закурил папиросу.

– Хороший табак. Тоже покупаю такие. У Вас же дукатовский «Морской черный»?

– Он самый, Николай Адамович. Угощайтесь, – командующий щелчком открыл портсигар.

– Увы. Вынужден отказаться. Горло саднит.

На рассвете русская авиация возобновила полеты. Над кораблями барражировали дежурные звенья истребителей. Разведчики разошлись, перекрывая секторами все 360 градусов. Крейсерская эскадра опять вырвалась вперед и держала экономичный, спускаясь вдоль побережья Норвегии, прочесывая акваторию частым гребнем.

Тяжелая эскадра резала волны, не удаляясь от подходов к Нарвику. Ночью к соединению подошли «Опричник» и «Воин». С крейсеров доложили, что прошли ввиду берега, установили связь с пограничными постами и радиостанцией Тромсе. В Альта-фьорде и Тромсе чисто, район удерживается норвежцами. Англичане севернее Нарвика не высаживались.

Макаров сначала решил отправить пару крейсеров в усиление к «Полтаве», но передумал. Быстроходный линкор со свитой из «Скопы» и «Кречета» обеспечивает правый фланг. В случае чего «Полтава» легко запинает любого, кто слабее ее, и убежит от более сильного. Исключение только знаменитый «Худ», но этот линкор только вчера видели у Фарерских островов. Не ближний свет.

Так что, усиливать отряд смысла нет, а вот держать всю крейсерскую бригаду в кулаке на случай осложнения обстановки пользительно. Крейсерские зенитки лишними не будут, да и пара дополнительных радиодальномеров не помешает.

Сегодня море поскупилось на урожай. Английская система оповещения работала четко, купцы, получив предупреждение о русских рейдерах на траверзе Нарвика и Буде, изменили курс. В ловчие сети попались только два смельчака, надеявшихся проскочить. Сухогруз в пятнадцать тысяч тонн попытался поиграть в догонялки с «Вильно». Напрасно. Командир крейсера не собирался строить из себя благородного корсара. После двух шестидюймовых снарядов в корпус и одного в надстройку, осыпаемый осколками от близких накрытий «Райн» застопорил машины и спустил флаг.

Крупный каботажник в балласте попался на глаза наблюдателю гидроплана с «Полтавы» всего в десяти милях от линейного крейсера. Рация судна верещала на всех волнах, но на помощь никто не пришел, а с пристроившейся с левого борта «Скопы» жестко потребовали: «Заткнуться и спускать шлюпки».

Командир эсминца не стал тратить время на отправку абордажной команды с подрывными патронами. Как только от борта англичанина отчалила и отошла на безопасное расстояние последняя шлюпка, «Скопа» отстрелялась торпедой.

Получив радиограмму с «Полтавы» контр-адмирал Макаров облегченно вздохнул. Открытый бой лучше давящей неизвестности. Короткая строчка: «Множественные воздушные цели. Норд-норд-ост».

– Когда приняли?

Ответить никто не успел. Задребезжал телефон связи с радиометристами. Трубку схватил командир линкора Аркадий Кроун. Выслушав доклад, он с силой вдавил кнопку «громкого боя».

– Докладывают о воздушных целях. Дистанция сорок миль. Заходят с кормы. Их много.

В рубке повисла звенящая тишина. Нарушил ее громкий голос контр-адмирала:

– Поднимайте истребители. Увеличить скорость. Эскадренное построение «два бис глаголь», – приказы отдавались быстро и четко. – «Воротынскому» и «Наварину» занять место за линкорами, маневрировать самостоятельно. Передать на «Полтаву»: курс норд, на перехват авианосца.

– Мы не успеем поднять ударную волну, – парировал кто-то из штабных офицеров.

– Надо успеть. Бомбардировщики и торпедоносцы готовить к вылету, – потребовал Вадим Степанович.

На авианосцы отрепетировали приказ, хотя все понимали рискованность решения. Да, на учениях неоднократно отрабатывали одновременную подготовку двух волн, то было в мирное время, и корабли не бомбили. Впрочем, выполнить последнее распоряжение адмирала и так не успели.

Дежурные звенья стояли на палубах в готовности к немедленному взлету. Увы, их было мало. Одно звено на «Воротынском» и два на «Наварине». Вражескую атаку бездарно проспали. Врага встретили только патрульные и дежурные истребители.

На обоих авианосцах пробили аврал, люди пытались сделать хоть что-то. Все свободные летчики и стрелки помогали механикам поднимать на палубу и готовить к вылету истребители. Ангары напоминали разворошенные муравейники. Над палубами стоял гул прогреваемых моторов. Оружейники с ног сбились, проверяя ленты в коробах пулеметов. Впрочем, они не успевали.

«Князь Воротынский» и «Наварин» развернулись против ветра и увеличили скорость. Четкое эскадренное построение нарушилось. Линкорам пришлось изменить курс и самим пристроится за кормой авианосцев. Эсминцы выстроились вокруг больших кораблей, готовясь принять на себя первый удар.

Истребители стартовали без катапульт, по мере готовности, сразу, как только прогревали мотор. Будь у русских хотя бы полчаса времени, ударную волну британцев встретили бы скоординированные атаки «Сапсанов» и «Чаек» еще на дальнем рубеже обороны соединения. Не смогли. Передачу с «Полтавы» расшифровали слишком поздно.

Молодой пилот, буквально за день до отплытия получивший погоны с лычками старшего унтера, стиснув зубы, повел «Сапсан» на взлет. Он никому в этом не признавался, но до сих пор до дрожи в коленках боялся взлетать с короткой палубы. Ему всегда казалось, чуть-чуть, но не успевает с разгоном. Вот и сейчас. Успел, конечно, машина оторвалась от палубы с небольшим запасом и ушла в набор высоты.

Механик отшатнулся от закрутившегося буквально в локте от его головы винта истребителя. Пилот включил зажигание, даже не посмотрев по сторонам, без обязательного разрешения моториста или офицера. Не до того. Все инструкции и уставы вылетели из головы в момент боевой тревоги. Громко выматерившись, механик полез на крыло разложить плоскость и зафиксировать замок.

– Воздух!

Часто забухали зенитки. Перед заходившими на «Наварин» самолетами вспухли грязные кляксы разрывов. После первых залпов «сотки» смолкли, навстречу бомбардировщикам ринулись истребители воздушного патруля.

Могучий линкор готовился к бою. Люди давно на боевых постах. Люки задраены. На площадки к автоматам поданы снаряды. Люди застыли у зениток и элеваторов. Башенные орудия «Измаила» заряжены шрапнелью. Считалось, что главным калибром можно создавать огненные завесы по курсу самолетов. Теперь эти довоенные выкладки предстоит проверить в бою.

– Пятый передает: группа двухмоторных самолетов на зюйде! – доложили из радиорубки.

– Карту! Где этот чертов пятый⁈ Координаты⁈

– Не стоит паниковать, – контр-адмирал Вадим Макаров был само спокойствие. – Нас берут в клещи.

– Норвежские аэродромы ожили, – усмехнулся каперанг Кроун. Он то как раз не считал зенитную артиллерию флагмана достаточной. И ему очень не хотелось убедиться в своей правоте.

Глава 20
Месопотамия

1 апреля 1940. Иван Дмитриевич.

Обстрел продолжался. Судя по воронкам била батарея полевых орудий калибра около трех дюймов. Снаряды летели с большим разбросом. Огонь неприцельный. Увы, даже такой беспокоящий огонь наносил ущерб. На берегу загорелись две машины. Появились первые раненные. Несколько автомобилей забуксовали и застряли, видимо, водители в панике свернули на мягкий грунт. «Дромадер» понтонного парка свернул с дороги и въехал в кусты, где благополучно заглох. В общем, все очень весело.

Вскоре до берега донеслись хлопки минометов, первые пулеметные очереди, им вторил ружейный треск. На фоне характерного голоса русских штурмовых винтовок выделялись гулкие выстрелы британских «Энфильдов». Артиллерийский огонь по переправе прекратился, противник обстреливал позиции русской пехоты.

После короткой паузы движение по мосту возобновилось. Теперь успевшие переправиться подразделения возвращались на левый берег реки. Только машины высаживали пехоту под прикрытием обрыва, на берег авто поднимались пустыми, водители сразу старались выскочить из опасной зоны. Распоряжавшийся на берегу пехотный офицер явно знал свое дело.

Никифоров и Аристов взяв с собой отделение солдат перебрались к полевому командному пункту капитана Болотина. Бронетранспортер Виктора Климовича спрятался в низинке. Здесь же развернули медицинский пункт.

– Господин капитан, чем можем поддержать? – Андрей Аристов явно не собирался сидеть без дела пока другие дерутся.

– Связь нужна. У меня рация до штаба не дотягивает.

– Где твои?

– Эрбил. Это на той стороне. Пятьдесят верст по прямой, но что-то не ловит и не добивает.

– Наш батальон в Керкуке. Недавно переговаривались по голосовой. Давай, попробуем через наших связаться.

– Добро. Расклад прост. На нас давит около полка английской пехоты. У противника батарея легких гаубиц и полевые пушки. Можем не удержаться. У меня из артиллерии только взвод «Осликов».

– Можем встать резервной линией обороны. Взвод со старыми винтовками долго конечно не продержится, но…. – Никифоров многозначительно возвел очи горе. – Если совсем плохо будет, немного задержим, прикроем.

– И то хлеб. – Болотин задумался. Затем повернулся к своему прапорщику: – Васильченко, давай строим оборону, где обсуждали. Хватай саперов, поваров, каптенармусов, нестроевых, собирай водителей и копайте ячейки за рощей.

– Господин поручик, ведите своих людей. Будем геройствовать, если все плохо окажется.

Никифоров послал за людьми ефрейтора, строго настрого потребовав оставить у переправы одно отделение. Взрывчатка была. Ящик динамита поручик решил поставить аккурат на середине моста и пять-шесть шашек на третьем понтоне от берега. По расчетам Никифорова этого должно было хватить чтоб разорвать переправу на две половинки и отправить цельную секцию вплавь по течению.

Роща одно название. Полоска невысоких деревьев и кустарника, за ней поле ковыли и колючки. Именно по этому пространству атаковали англичане. Отдельный сильный отряд давил вдоль берега реки, но там люди Болотина закрепились за оврагом. Четверка бронетранспортеров играла роль подвижных огневых точек. Тяжелые полудюймовые КДК-34 (Ковровский Дегтярева Крупнокалиберный образца 1934го года) пока успешно гасили наступательный натиск противника. Аккомпанемент им составили два «Эрликона». Неплохая надо сказать окопная пушка, солдатский универсал, использовавшийся и как противоштурмовое орудие, и как зенитка.

Увы, превосходство в артиллерии играло свою роль. Вражеские гаубицы обрабатывали передний край с закрытой позиции. Использовавшиеся в качестве полевой артиллерии русские «Ослики» не могли нащупать батарею противника. Но зато шестерка самоходов прекрасно работала как противоштурмовая артиллерия. Потерь они не понесли. Командовавший «Осликами» подпоручик разделил свой взвод на три боевые пары, работали они под прикрытием зарослей и неровностей рельефа. Именно благодаря самоходной артиллерии и крупнокалиберным пулеметам на бронетранспортерах удалось отразить первые две атаки.

Пока саперы и нестроевые пехотного батальона спешно окапывались, наступила пауза. Противник окапывался в поле, подтягивал тылы, собирал отставших, вражеская артиллерия продолжала беспокоящий обстрел. Русские «Ослики» так же постреливали по возможным районам расположения английских батарей. Результат, невнятный, само собой разумеется. Разбежавшиеся по флангам дозоры на мотоциклах и легкой броне докладывали, что к противнику подходит подкрепление.

Ситуация в целом весьма печальная. Грустная, надо сказать. Все прекрасно понимали – батальон механизированной пехоты без артиллерии долго не продержится. И это еще у противника только пехотный полк без танков.

Подпоручик Аристов в очередной раз вышел на связь с подполковником Никитиным. Результат обнадеживающий, комбат проинформировал своих людей, что командование Санкт-Петербургской механизированной в курсе кризиса под Кепри, к переправе бросают всех, кто поблизости.

– Держитесь и не геройствуйте зря, – напутствовал Григорий Петрович.

Разумеется, докладывая Болотину, подпоручик опустил последнюю фразу своего комбата.

Никифоров спокойно работал лопаткой, оборудуя для себя стрелковую ячейку в десяти шагах за цепью ячеек взвода своих саперов. Все как по уставу и уложениям.

Иван Дмитриевич испытывал стойкое ощущение дежавю. Это уже было пятнадцать лет назад. Молодой инженер Никифоров по делам заехал с прииска в Харбин и попал в круговорот событий. Газеты это обозвали «героической обороной Харбина», политики вежливо поименовали «Маньчжурским кризисом» или «выступлением генерала Чжан Цзолиня», решившего силой «отжать» русские активы в Северной Маньчжурии. Непосредственные участники использовали совсем другие выражения.

Тогда жарким летом 1925го года Иван Никифоров рыл окопы на окраине Харбина, в рядах ополченческой дружины отбивал атаки китайцев, зачищал от национального неблагодежного элемента китайский пригород. Эх, в руках трехлинейная винтовка еще довоенного выпуска тяжелая неудобная с трехгранным штыком, в подсумке патроны, по поясе фляжка с водой и аптечка. В голове сплошной сумбур, страх перед возможным пленом и отчаянное желание жить.

Вспомнился тот самый день, когда ополченцы отбили третью атаку китайцев, палило солнце, страшно хотелось пить, вокруг кричали и стонали раненные, воняло порохом, взрывчаткой и дерьмом. Ивана Дмитриевича явственно передернуло, когда он вспомнил как держал на весу последнюю обойму. Страха уже не было. Какие-то чувства, надежды, стремления остались там далеко за кромкой. Очень хотелось пить, а фляжку Иван отдал Сергею Кострикову, невысокому задорному инженеру Харбинской механической фабрики. Бедному Сергею Мироновичу пулей пробило грудь, навылет. Иван до сих пор помнил эти выпученные от боли глаза, красную пену на подбородке, срывающийся с губ тихий свист.

Так ведь и не узнал, выжил Костриков в той переделке, или нет. Скорее всего похоронен на Харбинском кладбище. Тогда много прибавилось свежих могилок с крестами. Антибиотики, знаменитый «Панацеин докторов Боткина и Ермольевой» еще не изобрели. Честно говоря, в продажу это чудодейственное средство поступило всего два года назад. До того обходились сульфамидами.

От воспоминаний Никифорова отвлек шум моторов. За песчаную дюну в тылу резервной позиции заехали два «Ослика». К ним задом пристроился крытый грузовик. Бронеходчики принялись перекидывать снаряды в рубки штурмовых орудий. С перегрузкой помогали несколько пехотинцев.

Невысокий сапер с выделяющейся семитской внешностью повернулся к поручику.

– Шустро работают, ваше благородие, – быстро проговорил Семен Гитлер. – Разрешите закурить?

На поясе Гитлера Иван заметил две гранаты. Молодец сапер! Успел у пехоты выпросить, или хватануть без спросу. Жаль, сам не подумал позаимствовать у соратников что-то взрывающееся.

– Кури, сапер. Передай по цепочке, кто окопался, может отдыхать.

Ячейка Гитлера располагалась недалеко от Никифорова. Парень уже успел врыться в грунт на полметра и насыпать перед собой бруствер. Надо бы поинтересоваться между делом, не из крестьян ли? Хотя, какой с такой фамилией и лицом крестьянин⁈ Городской обыватель, хорошо если из рабочих.

Пока все спокойно, можно и подымить, самое тяжелое на войне это ждать неизвестно чего, это тягучие резиновые минуты перед боем, когда стрелки часов почти не движутся, когда кажется, что время остановилось, завязло как пчела в патоке. Здесь помогает незатейливый треп о всяком разном. Табак тоже хорошее дело. Пока закуриваешь успокаиваешься, вьющийся дымок отвлекает от нехороших мыслей.

Яркая вспышка. Иван интуитивно распластался на дне окопчика. Шелест ветра, порыв, затем уже по ушам ударил грохот. Рвущий перепонки, оглушающий рев взрыва. Затем еще и еще, уже куда слабее.

Самоходки за дюной горели. Кузов грузовика просто исчез, покореженная кабина пылала. Иван Дмитриевич оторопело глазел на пламя. «Видимо накрыли залпом» – всплыла в голове догадка.

Солдатик выскочил из окопа и пригибаясь к земле пробежал мимо офицера.

– Гитлер! Куда? Стой!

Семен только отмахнулся на бегу. В ближайшей самоходке что-то взорвалось, из разодранной рубки выплеснула струя пламени. Гитлер упал, но пополз дальше. К нему на помощь рванули еще двое саперов.

Между тем противник усилил обстрел. Серия снарядов легла в тылах батальона, но в основном огонь велся по передовым позициям. К противнику явно подтянулись свежие батареи. Снаряды англичане не жалели. Грязные кусты дыма с огненными прожилками вырастали рядом с окопами, поднимались над позициями противоштурмовых автоматических пушек. Над землей стоял низкий гул.

Рев, грохот взрывов сливающиеся в сплошной гул пробуждали в человеке все потаенные страхи. Накатило ощущение беспомощности, как у маленького ребенка. Иван Дмитриевич с трудом пересилил себя, стиснул зубы и приподнявшись на локте огляделся. Люди все на месте, вжимаются в землю, прячутся в ячейках. Слева за кустами бухают наши пушки. Куда они стреляют? Не видно же ничего. Остается только надеяться, что люди Болотина разместили наблюдателей на высотах и деревьях. Остается только молится, что наши снаряды летят не в чистое поле, а по противнику. Остается только молится.

Самоходы за спиной горят. У подошвы дюны заметно какое-то шевеление. Приглядевшись, Никифоров понял, что это его люди кого-то тащат волоком. Снаряды на позицию саперов пока не летят. Видимо, противник вообще ее не видит. И поручик Никифоров сделал то, что и должен был сделать как офицер – отправил еще троих солдат на помощь Гитлеру.

Вскоре саперы дотащили до окопов двоих раненных.

– Живы, ваше благородие, – выдохнул Гитлер.

Пилотку сапер потерял, форма в пыли и саже, но Никифоров готов был расцеловать этого низкорослого неказистого смугловатого паренька.

– Перевязать сможете? Давайте, бегом их в тыл. Быстрее! Сейчас будет жарко.

После яростного обстрела противник пошел в атаку. Причем орудийный огонь не стих, англичане перенесли его на тыловые позиции русского батальона. На батальон мобильной пехоты явно напоролась кадровая часть. Чувствовались выучка, координация действий, тот самый автоматизм характерный для обученных солдат.

Под прикрытием огня противник подобрался к русским позициям. В атаку вражеская пехота пошла разом, короткими рывками перекатами, поддерживая друг друга огнем. Даже полнокровная русская рота, вооруженная штурмовыми автоматическими винтовками сдержать такой удар не смогла. Противник прорвался в центре, волна вражеской пехоты захлестнула окопы. Да какие там к черту окопы! Стрелковые ячейки для стрельбы лежа и мелкие ровики. На большее сил и времени не хватило.

Иван Никифоров в один момент вдруг понял, что пушки по позиции больше не стреляют. В голове гудело. Уши забиты пробками. Слова гулко отдаются в черепной коробке. Яростный стрекот штурмовых винтовок и пулеметов, хлопки винтовок стихли. А затем вдруг впереди показались цепи английской пехоты.

– Приготовиться к бою! – проорал поручик. – Огонь!

Одним движением пальца снять «шведу» с предохранителя. Страх вдруг прошел, ему не осталось места на этом поле. Короткая очередь на три патрона. Сразу перенести огонь на следующую цель. Так хочется давить спуск до сухого щелчка затвора. Нельзя. Чертово изделие господина Долгова выдерживает только три-четыре магазина до перегрева ствола.

Над головой свистят пули. Где-то за спиной бухают минометы. Со всех сторон сухой треск ружейного огня. Противник накатывается. Солнце за спиной и не мешает стрелять. Солдаты в серой форме бегут прямо на Никифорова. Пехота накатывается, приближается. Хорошо видны грязные, перекошенные злобой и отчаянием лица. Широкие штыки блестят на солнце. Никифоров, не думая на одних рефлексах, сменил магазин.