Текст книги "Кукольный загробный мир (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– А пояснения будут?

– Микроскоп – так я назвал этот инструмент. С его помощью можно рассматривать бесконечно мелкие объекты. – Алхимик зачесал назад свои черные патлы с малиновыми кончиками, чтобы не мешали, потом положил маленький камешек под самую нижнюю линзу. – Гляди!

Фалиил осторожно приблизил глаз к окуляру, но… никакого камешка не увидел. Исчезла и доска, на которой он лежал. Видна была только темнота, а в темноте странные объекты – все они светились и дрожали. Микроскопические объекты были либо круглые, либо квадратные, либо треугольные. Соединяясь группами, они чередовались. Их были сотни, тысячи, а может, бесчисленные мириады…

– Теперь уберем камень и положим кусочек простой щепки. – Алхимик проделал эту незатейливую манипуляцию. – Созерцай!

С первой секунды показалось, что ничего не изменилось – те же светящиеся кружочки, квадратики, треугольники. Но теперь они были соединены как-то иначе, образуя другой орнамент. Гимземин воодушевленно продолжал:

– Можно положить под микроскоп что угодно, картина окажется примерно та же.

– Ты уверен, что это лептоны?

– Да! Сначала хотел назвать их по-своему, атомы – так красивее звучит. Но я чужих идей не ворую и вынужден признать, что открытие все-таки принадлежит тебе. Еще я выяснил, что лептоны бывают только трех видов – квадрат, треугольник и круг. Их фигуры настолько мизерные, что я не уверен – уместно ли говорить об их геометрической площади? Никаких других видов больше не обнаружено. Сразу отвечу на назревающий вопрос: почему же в мире такое разнообразие вещей? Дело в том, что лептоны, соединяясь меж собою по-разному, образуют и совершенно разный материал. К примеру, если мы поглядим через микроскоп на капельку воды, то увидим, что ее частицы состоят из одного квадратного и двух круглых лептонов. Разнообразию их чередований нет предела… Я даже разглядывал собственный волос: там идут длинные лептонные цепи, скрученные друг за другом.

Фалиил оторвался от зрелища, задав неожиданный вопрос:

– Ты рассказывал об этом Авилексу?

Гимземин нахмурился, его острый подбородок еще сильнее выдался вперед:

– А что мне твой Авилекс? Он помешался на своих звездах! Понасочинял дрянных легенд и думает, что теперь умнее всех. Тьфу, тьфу на него! Не люблю таких! – потом, призадумавшись, добавил: – Вот себя я люблю.

Фиолетовая свеча вдруг погасла, неожиданно возвестив о наступлении вечера…

* * *

– Прошлое отворись, в память возвратись!

Гемма вновь шагнула в пустоту и темноту мудрого зазеркалья. Второй раз было не так страшно, но глаза она открыла лишь тогда, когда тень настойчиво шепнула: «Чего же ты медлишь? Задавай свой вопрос! Не постоять же скромно ты сюда пришла?»

– Хочу знать, кто такая Юстинда, да почему ее все так боятся?

Тьма превратилась в серую рябь, а позже вспыхнула зрительными образами. Как и раньше, Гемма обнаружила себя висящей в воздухе, не чувствуя собственного тела. Попыталась поднести к лицу руки, но они попросту отсутствовали. Осталось лишь невесомое сознание, впрочем, способное к осмыслению увиденного. Внизу – снова их поляна, на сцене священной Ротонды дается представление. Куклы, выстроившись в шеренгу, танцуют под какую-то музыку, совершая плавные движения руками да ногами. Вот Анфиона, вот Винцела, вот Ингустин, вот…

Ничего себе, новость!!

Гимземин вместе со всеми тоже танцует – улыбаясь и старательно выкидывая руки вперед.

Неужели он когда-то был нормальным?

Еще Гемма увидела на сцене совершенно незнакомую куклу-девочку: она что-то выразительно говорила, изображая принцессу в нарядном платье. Скорее всего, декламировала роль из давно забытой пьесы. Незнакомка показалась довольно милой – чистое личико, ясные глаза, распущенные светлые волосы с вплетенными в них ленточками. Представление длилось минут десять, потом внезапно все исчезло: мешанина разных цветов зарябила в глазах, но ненадолго. Поляны больше не было, зато пришло ощущение, будто находишься внутри замкнутого помещения похожего на их хижины. Незнакомая девочка стояла уже вблизи да в полный рост: она откупорила какую-то бутылку и принялась жадно пить из нее загадочное содержимое. Потом села на кровать, обхватила голову руками и почему-то заплакала.

Вновь промотана лента времени, и вот Гемма уже видит, как Гимземин о чем-то спорит с Авилексом. Разговор идет на повышенных тонах. Звездочет несколько раз повторил:

– Я же тебе говорил! Я ж тебя предупреждал…

Снова пропущен отрезок времени, после чего появилась неприятная картина. Та девочка, находясь в истерике, кричит на Авилекса:

– Ты хочешь нас погубить! Ты все это время врал! Зачем тебе ноты?!

Звездочет оправдывается да что-то кричит в ответ. Действие происходит на поляне ночью, так что видимость плохая. Дальше пошла драка: девочка вцепилась руками в Авилекса и принялась его душить, потом бить куда попало, не переставая твердить:

– Обманщик! Обманщик! Хочешь получить свою девятую симфонию?!

На крик появилась Астемида. Сначала она пыталась мирно разнять дерущихся, но получив от бешеной куклы удар по лицу, вдруг схватила лежащую рядом палку, размахнулась и что есть силы врезала той по голове. Удар пришелся крайне неудачно: конец палки попал прямо в глаз, он вылетел и закатился где-то в траве. Изуродованная кукла с пустой глазницей в отчаянии разревелась. Покидая поляну, Юстинда несколько раз произнесла:

– Я отомщу! Я вам всем отомщу!!

На том откровения закончились…

Гемма вернулась в свое тело, резко почувствовав его тяжесть. Она стояла возле Спящего Зеркала, медленно отходя от впечатлений. Теперь можно было наконец посмотреть на собственные руки в мелких трещинках.

«Ты многое поняла?» – спросила любопытная тень.

– Главное, я это вспомнила…

Гемма глянула на свое отражение и невольно вздрогнула, хватаясь за лицо: оно еще больше покрылось уродующими ее морщинами, трещинки на пластмассе углубились, появилось больше неприятной седины в волосах. Взор малахитовых глаз уже не очаровывал как раньше – будто там, внутри души, погасли источники света.

– Это ужасно…

«Это прекрасно», – возразила тень. – «Теперь выйди в лес, я тебе кое-что покажу».

После душной избушки свежие запахи зелени слегка вскружили голову. Место ее нового жилища выглядело вполне живописно: много цветов вокруг, небольшое озеро неподалеку, а главное – умиротворяющая тишина. Деревья уходили высоко вверх, чуть ли не подметая кронами низко нависший небосвод. Лес тянулся во все стороны, своими стволами он загораживал вид на далекие просторы и создавал впечатление некого замкнутого пространства. Свечей отсюда также не было видно. Два долговязых дерева росли совсем рядом с избушкой, но под некоторым углом, склонив над ее крышей свои пышные ветви, точно посылая сверху свое благословение. Одним словом, красота…

– Чего ты мне хотела показать?

«Силу».

– Вот как?

«Настоящую власть над природой. Ты увидишь, что тени умеют делиться секретами со своими друзьями… Ты сможешь управлять стихиями, ветра и огни окажутся в твоем подчинении… вот прикажи ленивому ветру, чтобы он подул».

Гемма озадаченно покачала головой да покривила носом:

– Ну, пусть подует…

«Сколько повторять: без всяких ну! Надо сказать властно, громко, уверенно, не сомневаясь в результате». – Шепот, когда злился, повышал интонацию и порой доходил до возмущенного хрипа.

Она выставила вперед руки, сосредоточилась и крикнула:

– Ветер! Я приказываю тебе: дуй в эту сторону!

Вмиг ее волосы встрепенулись, кусты затряслись, даже деревья ожили и залепетали что-то нечленораздельное своей взбудораженной листвой. Небо словно покачнулось, а массы теплого воздуха стали перемещаться по поверхности, беспокоя легкие предметы. Радость от произошедшего мгновенно вытеснила все неурядицы последнего времени.

– Здорово!

«Теперь мысленно возьми рукою тот камень, но не прикасайся к нему. Учись двигать предметы на расстоянии».

Гемма схватила пальцами пустоту, одновременно воображая, что берет камень и вскрикнула от очередного восторга. Камень приподнялся почти вровень с нею, на капля-секунду завис в воздухе, потом полетел в ближайший ствол – именно туда, куда она стрельнула взглядом. Еще одна волна восторженных эмоций окатила ее пластмассовое тело.

«Иди к озеру», – повелел шепот, – «и ты увидишь еще большие чудеса, я научу тебя поднимать воду на небо».

Очередной фокус удался только с третьей попытки. Озеро испуганно встрепенулось, а часть его воды, как будто зачерпнутая огромными невидимыми ладонями, поднялась высоко вверх, роняя множество капель. Потом вся масса с шумом рухнула обратно вниз, породив салют из мелких брызг. Для этого Гемме достаточно было производить лишь несложные пассы руками, да отдавать соответствующие приказы. Вкус власти показался невероятно сладок, чувства распирали ее маленькую грудь, а от открывшихся перспектив кружилась голова…

Она еще раз удивилась, когда увидела, как ее обыкновенное головокружение вызвало небольшой смерч, быстро растерявший силу меж могучих деревьев.

* * *

В хижину Раюла после тех трагических событий так никто больше и не заглядывал. Она скорбно стояла с закрытой дверью в одной из вершин Восемнадцатиугольника. Ханниол, проходя мимо, остановился, призадумался… Возникла даже дикая мысль постучаться, и от нее сделалось как-то не по себе. Но он все же открыл дверь да осторожно посмотрел внутрь. Кровать так и оставалась незаправленной: одеяло сбилось комком, подушка с кривыми углами валялась как попало. На столе кружка с недопитым чаем, на полу две или три пары ботинок, также разгильдяйски разбросанных по углам. А на полке лежал альбом с его рисунками. Да, он тоже пытался рисовать, но до Анфионы ему было далеко: имелось лишь несколько грубых, нелепых натюрмортов, и то не доведенных до ума. Акварели да красок у него никогда не водилось, а тусклые цветные карандаши, веером торчащие из стакана, не могли передать напыщенных цветов реальности.

«Эх, Раюл… Раюл…» – Хан горько вздохнул, плотно прикрыв хижину.

Тут он увидел Астемиду: она сидела на пеньке, положив голову на ладонь и смотрела куда-то вдаль. Ее коса плетеной стрелкой тянулась по спине. Он несмело подошел ближе, взял свободный пенек и поставил рядом. Присел:

– О чем мечтаешь?

Она глянула на него лишь вскользь, равнодушно зевнула, затем приняла ту же позу:

– Думаю покинуть Сингулярность да жить где-нибудь в другом месте. Скучно тут стало. И Геммы больше нет.

– А как же я?

Асти фыркнула:

– Если не хочешь действовать мне на нервы, просто сиди тихо. Твое молчание – покой моим ушам.

Ханниол слегка обиделся на такие слова, но просьбу выполнил, надолго замолчав. Потом в своих тихих размышлениях он вдруг вспомнил о чем-то далеком и совершенно нереальном…

– А ты не забыла, как мы с тобой целовались?

– Чего-чего?? – Асти не сразу сообразила, что он имеет в виду, стрельнув в его сторону возмущенным взглядом. Кристаллики янтаря злобно сверкнули. Но потом ее лицо изменилось, погрузившись в задумчивость, смутные воспоминания колыхнули запыленные слои памяти. – Ах, вон ты о чем… Вздор! Все это было простое наваждение. Выкинь из головы.

– Не получается.

– Я же выкинула.

Еще немного помолчали. Ханниол украдкой поглядывал на ее лицо, и от такой близости его чувства взволнованно трепетали. На этот вздернутый кончик носа он готов был смотреть долгими часами…

– А ты помнишь сложные механизмы, летающие по небу?

– Да ничего я не помню, отстань!

Астемида не выдержала, резко поднялась да куда-то удалилась. Хан лишь снова удрученно вздохнул.

Когда наступала ночь, все куклы ворочались в своих кроватях, погруженные в фантомные сновидения. Сумерки обладали собственными красками с богатой палитрой серого и темного. От хижин оставались лишь их очертания, зато на небе россыпь звезд сияла праздничным салютом, застывшим во времени. Авилекс всегда по ночам переодевался в свой маскарадный синий плащ с криво наклеенными звездочками из фольги. Остроконечный колпак прилагался как шутовское дополнение к облику. Зачем он это делал – загадка. Ведь все равно его сейчас никто не видит. Он тщательнейшим образом пересчитывал все звезды от горизонта до горизонта, потом записывал их количество в свою пухлую, раздутую от ненужной информации, тетрадь. Спать же он ложился лишь в тревожный час, а иногда и в час кошмаров.

На следующий день произошло одно событие: для кого-то пустяковое, для кого-то довольно интересное, а для Исмирала – первейшей степени важности. Его очередная ракета была наконец достроена. Она смотрела своей заостренной вершиной в белое ядро неба, ее несколько стеклянных иллюминаторов для кругового обзора поблескивали отраженным светом. Гнутые доски, из которых сделана обшивка, так тщательно были подогнаны друг к другу, что даже маленькой щелки меж ними не наблюдалось. Ракета была покрашена серебристой краской, а ее крылообразные хвосты, на которых она стояла, Исмир решил сделать абсолютно черными. В баки уже до отказа залита агрессивная вода, ожидая включения стартовых насосов.

Новость, конечно же, со скоростью звука облетела Восемнадцатиугольник, и все куклы, – кто праздно зевая, а кто и с неподдельным интересом, – собрались на поляне. Леафани, Клэйнис да Таурья являлись тайными поклонницами великого конструктора, сейчас они преданно смотрели на его новое творение, надеясь, что в этот раз эксцессов не произойдет. Анфиона, увы, скорее принадлежала к лагерю скептиков. Она стояла с холстом в руках и наспех набрасывала эскиз ракеты, пока та снова не развалилась прямо над их головами. Винцела просто стояла рядом, наблюдая за работой подруги. Риатта чего-то все хмурилась, ходила возле летательного аппарата, постоянно пытаясь до него дотронуться. Но почему-то опасалась. Ингустин приблизился к Исмиру, пожал ему руку и первый пожелал удачи. Не зря же они корячились так долго, доставляя воду с водопада. Жаль будет, если труды окажутся напрасны. Внутри Фалиила боролись оптимист и скептик, его ум, с одной стороны, восхищался проделанной работой да сложными расчетами, а депрессивная душа на все смотрела сквозь кривизну сомнений. По лицу Хариами ничего невозможно было понять, Ханниол также казался равнодушен. Предыдущие неудачные запуски, что и говорить, подкосили веру в успех нынешнего. Ахтиней да Эльрамус находились дальше всех, шепотом переговариваясь. Может, просто боялись сглазить удачу? Астемида играла кончиком косы с кошастым и, похоже, вообще отсутствовала. Все были на ногах, кроме одного Авилекса. Тот уселся на ближайший пень, скептически наблюдая разворачивающуюся сцену, которой Исмирал пытался придать максимум торжественности.

Отсутствие Гимземина уже давно никого не удивляло.

Великий изобретатель последние несколько дней готовил себя к помпезной речи, но все громкие слова куда-то вдруг разбежались. Да и зачем они? Он оглядел присутствующих, подарив каждому частицу невысказанной благодарности. На его тщательно очищенном от пятен, коричневом комбинезоне молнии-застежки сверкали сегодня особенно празднично.

– О моей мечте полететь к звездам все давно знают. Я говорил об этом почти каждый четный и нечетный день…

– Но ведь звезд сейчас не видно, – перебил Ахтиней, наивно полагая, что изрекает здравую мысль.

– К счастью, от этого они не исчезли. По возвращении назад я надеюсь вам подробно рассказать, как они выглядят. А сейчас… просто пожелайте мне удачи. – Исмир поднял правую руку вверх и сжал ее в кулак.

Потом он отворил овальный люк, скрывшись от всеобщего обозрения внутри ракеты. Она задрожала, извергая гул, затем из трех ее топливных баков ударили три водяные струи, разбиваясь о стартовую площадку, а заодно окатив брызгами излишне любопытных, в частности – Риатту. Та завизжала и отскочила в сторону. Ракета оторвалась от поверхности, плавно направляясь вверх. Скорость постепенно нарастала, бьющие струи агрессивной воды становились тоньше, что подстегивало среди зрителей общее ликование.

– На этот раз он должен хотя бы повыше взлететь, – с чувством знатока прокомментировал Фалиил.

Но конструктор вместе со своим аппаратом и так уже бил все рекорды высоты. Через несколько минут его ракета превратилась в серебристое пятнышко с голубым шлейфом. Небо, словно намагниченное, тянуло ее в свои объятия. По прошествии непродолжительного отрезка времени виднелась уже простая темная точка, которая постепенно исчезла…

– Вот это да… – Анфиона выронила кисточку куда-то в траву. – У него получилось!

– А я верил! – Ингустин радостно улыбнулся, погладив свой заостренный подбородок. – Нет, правда, верил!

Что-то непонятное творилось с Авилексом. Он подскочил с места, добежал до стартовой площадки, задрал голову вверх и так стоял с открытым ртом да еще таким выражением лица, будто у него украли какую-то личную вещь. Потом сказал:

– Не может быть! – в его интонации сквозили нотки страха. – Этого не должно… не должно произойти!

Суматошными движениями он достал из кармана ракушку, дунул в нее и закричал:

– Исмир, немедля возвращайся! Это опасно! В безымянном пространстве невозможно находиться!

Никто не расслышал ответа, но физиономия звездочета выглядела крайне разочарованной.

Тем временем Исмирал, восторженно сжимая штурвал, глядел в один из иллюминаторов. Там, внизу, все уменьшалось в размерах. Их домики, расположенные по вершинам Восемнадцатиугольника, смотрелись маленькими деревянными кубиками, а мраморная экспонента, как заостренная колючка, торчала аккурат посередине. Здание священной Ротонды, самое великолепное да самое громоздкое, еще сохраняло свои архитектурные контуры, но объемом таяло на глазах. Толпа кукол, ростом не более капли воды, еще не расходилась, преданно смотря ему вслед. Ранее необъятное взором кольцо тумана абстракций также сжималось в диаметре. Стали видны, как на ладони, просторы ойкумены – до самых непреодолимых скал. Все было в пышной зелени: маленькие деревеньки в ней сложно заметить, а вот более крупные поселения – запросто. Строящийся в сторону запада город лежал прямоугольным пятном на бледной равнине. Синяя ленточка Логарифмической реки выглядела небрежно переброшенной через всю поверхность.

Исмирал чувствовал, как обшивка ракеты дрожит, словно вся конструкция часто-часто дышит живой энергией. На приборной доске стрелки показывали высоту, скорость, расход топлива – пока все находилось в норме. Шло ли по плану – сложно сказать, так как никакого плана в помине не было. Он трепетно ждал встречи с безымянным пространством. Только вот ощутит ли он, где пролегает граница между небом и обиталищем звезд?

Свечи на горизонтах стали уж совсем маленькие, а непреодолимые скалы, – словно небрежно нарисованные зубчики, окаймляли ускользающий мир. Белое кольцо тумана абстракций постепенно превращалось в сжимающуюся окружность, внутри которой уже почти ничего не разобрать. Исмир робко глянул вверх, но увидел там лишь нависшую черноту. Слабого пламени свечей уже не хватало для ее освещения. Мир под ногами словно падал в бездну. Вот-вот должна открыться картина, столь долго лелеемая во многих мечтах – что же находится там, за непреодолимыми скалами? Конец вселенной? Пустота? А может, лик самого Кукловода?.. Исмирал представил себе жуткую картину: как будто он увидел огромную голову со столь же огромными руками. К рукам были привязаны ниточки, с помощью которых Кукловод управляет всем поднебесьем… Стало не по себе. Потом он тряхнул головой, вспоминая, что это лишь его домыслы.

Но за непреодолимыми скалами что-то непременно находилось…

Он уже видел очертания непонятных да пока трудноразличимых изогнутых линий, тянущихся в разные стороны, а далее теряющихся в темноте. Впрочем, еще ничего не разобрать – оставалось только терпеливо ждать, когда ракета поднимется выше…

Туман абстракций был уже практически неразличим. Сингулярность стала мизерным пятнышком, сжимающимся в точку, какой она по сути и была, если верить байкам звездочета. Прочая ойкумена смотрелась мутно-зеленым блином, на поверхности которого мелкие детали уже становились недоступны глазу. Четыре свечи словно затухали с каждой минутой, но тем не менее странное инородное свечение, льющееся откуда-то сверху, наоборот, набирало интенсивность.

И тут Исмирал увидел…

Поначалу он даже не понял, что за гигантские изгибающиеся отростки оранжевого цвета с заостренными концами плавают в невесомой пустоте. Каждый из этих продолговатых отростков – раза в два длиннее всей ойкумены. Но когда картинка сложилась, образ за образом, в единое целое… вот это да!!!

Он кинулся к ракушке и закричал:

– Ави! Слушай меня! Я ЭТО вижу! Мы все живем в сердцевине ОГРОМНОГО ЦВЕТКА! Поразительно, правда?!

Увы, из ракушки в ответ доносились одни шумы: расстояние для связи уже превысило допустимые значения. Никто его не слышал, никто не мог сейчас разделить того оглушающего восторга, что потоком лился в распахнутую душу. Да. Весть восторг от открытия достался ему одному, наполняя его, малой емкости, разум и плескаясь через край. Эх! Если бы тогда Хариами смог все-таки покорить вершины непреодолимых скал, он бы своими глазами увидел один из этих огромных лепестков.

Еще минут десять полета, и цветок под ногами смотрелся уже столь отчетливо, что последние сомнения невозвратно улетучились. Ойкумена – его сердцевина, Сингулярность – точка в самом центре, окружность скал – граница, а дальше растут размашистые оранжевые лепестки, слегка загибаясь заостренными концами. «Э-эх, жаль нет рядом Анфионы», – разочарованно подумал Исмир, – «и жаль, что я сам не художник». Впрочем, красок да холста так и так под рукой не было, ведь перед стартом даже не возникло мысли их на всякий случай захватить.

А ракета все стремилась ввысь, бросая в пустоту струи агрессивной воды…

Исмирал прикрыл вентиль подачи топлива, чтобы экономней его расходовать, и задумался над очевидным вопросом: он достиг безымянного пространства или еще нет? Где же столь долго ожидаемые звезды? Пристально посмотрев в иллюминатор, он вдруг увидел совсем иное: в темноте, неподалеку от их цветка, находилось что-то непонятное и тоже весьма пестрое… знакомые контуры… И тут гениальная догадка волной ударила в голову: ЕЩЕ ОДИН ЦВЕТОК!!

Он рос совсем рядом (если, конечно, мыслить изменившимися масштабами), только выглядел немного по-другому: фиолетовые овальные лепестки да белая сердцевина. О более точных деталях пока что невозможно ничего утверждать. Его стебель уходил вниз, в черную бесконечность, где постепенно исчезал во тьме.

Ракета продолжала заданный курс – строго вверх, – благодаря чему взору медленно открывались все более далекие горизонты. На них появилось множество абстрактных объектов невнятной формы, больших да малых размеров. Некоторые находились относительно близко, а некоторые – где-то в нереальной дали. Еще с полчаса понадобилось Исмиралу, чтобы сообразить – это тоже цветы… Их здесь тысячи?.. Сотни тысяч?.. Еще больше??

Все они были разной расцветки и даже разной формы: одни в распустившемся виде, другие виднелись только-только зарождающимися бутончиками. А некоторые вроде как успели даже завять: выглядели почерневшими, с уныло свисающими лепестками. Исмир не переставал восхищаться увиденным.

Открытие за открытием!

Он понял, что находится в мультивселенной со множеством соседствующих миров. И выглядит она как Прекрасный Сад. Некоторые из цветов находились так далеко, что до них, возможно, было миллиарды миллиардов шагов – умопомрачительная цифра, не укладывающаяся в его ватном мозгу. Во всяком случае, конца или края обнаруженной мультивселенной глаз не наблюдал. Внизу тоже не видно дна или какой-нибудь другой поверхности: все стебли теряются в мрачной бездне, как бы произрастая ниоткуда. Тут он подумал: если существует Сад, то где-то должен быть и Садовник, кто за ним ухаживает…

Исмирал пристально вглядывался во все иллюминаторы, но никого так и не обнаружил – везде только цветы, цветы, цветы… медленно плавающие в пустоте. От их разнообразных красок рябило в глазах, а от ощущения глобального чуда приятно кружилась голова. Фантастическое зрелище завораживало и пугало одновременно.

«Интересно, а там тоже живут куклы?»

Затем Исмир очередной раз поднял взор повыше и наконец понял, откуда это инородное свечение…

Пыльца!

Пыльца с цветов летала повсюду над головой белыми хлопьями, несущими собственное излучение в пустоту. Яркие пылинки присутствовали практически везде, заполонив все безымянное пространство. Минут пять спустя он наблюдал, как его ракета пролетает совсем неподалеку от одной такой гигантской пушинки. Сложно было утверждать о ее размерах, но выглядела она расходящимися в разные концы лучами, которые, в свою очередь, тоже двоились да троились. Мягкое люминесцентное свечение совсем не резало глаз, а было даже в чем-то приятным. Другая пушинка располагалась дальше и, соответственно, выглядела меньше. Все они постоянно двигались…

Двигались?

Еще одна догадка ветром залетела в голову…

Да сегодня какой-то день грандиозных открытий!

Ведь эта пыльца и есть то, что Авилекс ошибочно называет звездами!!

Исмирал, поняв эту истину, крепче сжал свой штурвал, с которым так и не расставался ни на секунду.

Яркая пыльца постоянно перемещается по безымянному пространству – вот почему каждую ночь расположение звезд на небе меняется, а их общее количество так неустойчиво.

Авилекс упадет, когда узнает об этом!!

Исмирал снова сосредоточил взгляд на соседнем цветке с фиолетовыми лепестками – который находился ближе всех. И тогда средь его мыслей впервые вспыхнула эта авантюрная идея: а хватит ли топлива у ракеты, чтобы долететь туда? Страсть к неведомым открытиям разгорелась в нем с такой силой, что все остальное теперь казалось второстепенным вздором.

Да, скорее всего, хватит… но только в одну сторону. На обратный же путь можно и не надеяться.

– Живут ли там куклы? – вслух спросил он у тишины, но тишина ответила лишь монотонным гулом насосов, качающих воду.

На сомненья да раздумья было мало времени. Фалиил как-то называл такую ситуацию мудреным словом – цейтнот. Исмир резко выдохнул и громко сказал:

– Надеюсь, вы поймете меня…

Потом, меняя положение штурвала, принялся разворачивать ракету вбок – для горизонтального полета к своей мечте. Цветок с Сингулярностью, на котором прошла вся его жизнь, стал медленно уплывать в сторону. А другой цветок рос на глазах, точно набухал, облагораживаясь все более пышными оттенками.

В определенный момент времени Исмирал глянул на показания приборов и понял, что назад дороги уже нет…

Поздно что-то менять…

* * *

Гемма долго стояла напротив Спящего Зеркала, не решаясь войти внутрь. В лесу уже была ночь, и эта естественная темнота каким-то образом давила на все вокруг.

«О чем ты хочешь спросить в этот раз?» – поинтересовался шепот.

Тень длинной черной сосулькой стелилась на полу, прячась от света зажженной лучины. Да, в одном Авилекс оказался прав – тени боятся света, даже самого крохотного, внешне безобидного огонька.

– Хочу знать, что было в самом начале.

«О-о-о…», – шепот по-своему выразил удивление, – «могучее желание, только боюсь, за это Зеркало потребует всей твоей оставшейся красоты…»

– Перед кем мне здесь красоваться? Не перед тобой же?

Тень чуточку качнулась: «А ты ведь совсем не знаешь, что в мире теней я, между прочим, самая симпатичная. Чернее да привлекательнее меня еще поискать надо», – потом вдруг перешла на повышенный тон: – «Это я должна перед тобой красоваться!»

Но Гемма уже совсем не слушала ее, она сосредоточилась, произнесла заклинание и, как только поверхность Зеркала покрылась рябью, смело шагнула внутрь…

Темнота уже не пугала как раньше, да и к временной потери тела можно, оказывается, привыкнуть. Она висела в неосязаемом пространстве, думая, как бы поточнее сформулировать свое желание. Потом громко произнесла:

– Покажи мне, откуда мы все появились!

Шепот изобразил вздох, сказав: «Даже я этого не помню».

Тьма вздрогнула, породив внутри себя какой-то серый клубок… Он долго висел в пустоте, потом начал увеличиваться в размерах. Затем – раз! И стал раскрываться, оказавшись по сути бутончиком распускающегося цветка. Длинные оранжевые лепестки разогнулись, а тусклая желтоватая сердцевина вдруг стремительно приблизилась. Гемма даже успела вскрикнуть от неожиданности: всего за несколько сумасшедших секунд цветок обрел гигантские размеры – наверное, в половину всей этой пустоты. Она так низко нависла над самой его серединой, что уже не стало видать тех огромных лепестков, скрываемых высокими скалами.

Сингулярность!

Она узнала туман абстракций, матовым белесым бубликом расположившийся в центре цветка.

По его краям, находясь неестественно близко друг к другу, горели четыре свечи, только все они были абсолютно белого цвета, равно как и их пламя. Непреодолимые скалы начинались сразу за границей тумана и высоченными, пугающими взгляд зазубринами тянулись к небу.

Ойкумена же полностью отсутствовала.

А внутри Сингулярности она увидела только два объекта – раскрытую книгу, разлинованную в нотную тетрадь, и Спящее Зеркало.

Больше ничего.

Больше никого.

Да, еще ноты, нарисованные по линиям.

Трава – и та нигде не росла. Вся поверхность была то ли из песка, то ли из глины – не поймешь.

Проходит какое-то время: Спящее Зеркало всколыхнулось, по его стеклу пошла рябь, как по озерной глади, и прямо из него наружу выходит Авилекс. Один. Он был одет в тот комичный ночной синий плащ со звездами из фольги, еще колпак на голове. Озирается. Потом горько вздыхает, говорит нечто странное:

– Опять? Опять? Все с начала?

Он ходит кругами возле раскрытой книги в крайне угнетенном виде. Гемма уже догадалась, что это та самая каменная книга, которая стоит у них на поляне. Получается, раньше она была бумажной. Да еще со смыслом на своих страницах…

Авилекс вдруг совершает странный поступок. Он протягивает руки к небу и громко кричит:

– Скажи, что на этот раз ты от меня хочешь?

Гемма почти уверена, что звездочет обращается к Кукловоду, но сверху почему-то приходит звонкий женский голос (возможно, даже детский):

– То же, что и раньше! Преобрази этот мир. Сыграй те Девять замечательных симфоний. Они ведь нам обоим так нравятся, правда?

Нигде не видно лица говорящей.

– И я вернусь к Тебе?

– Только после того, как будет сыграна последняя симфония Возвращения.

С неба льется веселый смех, заполняющий все пространство. Гемме становится жутко. Авилекс берет в руки невесть откуда взявшиеся дирижерские палочки, подходит к раскрытой книге и пролистывает ноты в самое начало. Затем начинает махать в воздухе палочками, а со всех сторон льется красивая симфоническая музыка. Она оказалась столь чарующа, что Гемма растаяла от удовольствия.