Текст книги "Ория (сборник)"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 71 страниц)

Войча обхватил голову руками и упал на холодный песок. Матушка Сва, ну за что? Лучше б его пытали! Пытка когда-нибудь кончается, палачи устают и идут обедать. Почему его не прикончили сразу! Помирать здесь, в грязной норе, и от чего – от зубной боли! Сказать кому – засмеют! Кеев альбир, тридцать второй потомок Кея Кавада без сил валяется на загаженном песке, готовый выть от боли и отчаяния…

И тут вновь вспомнился Халы. Суровый сканд редко говорил о своей жизни, но однажды на привале перед очередной стычкой с белоглазой есью, рассказал о том, как попал в плен – еще мальчишкой. Попал не один, а вместе со старшим братом. Враги – Войча не запомнил ни имен их, ни племени – грозились разрубить ребят на куски, и тогда брат Хальга сплоховал. Он упал в ноги палачам, ползал в грязи, целовал пинавшие его сапоги… Братьев выкупила семья, но Хальг на всю жизнь запомнил случившееся. «Нам всем надлежит умереть, глюпий маленький Войча! Я – есть воин, и ты воин быть. Смерть – часть нашей жизни есть. Ты будешь умирать, маленький Войча. Но враги не должны смеяться. Смеяться должен ты! И тогда врагам станет страшнее, чем тебе. Запомни, что говорить тебе старый злой Хальг».

Войчемир привстал, приложил щеку к холодному влажному дереву и с трудом сдержал стон. Наставник прав – но перед кем смеяться ему, Войче? Перед холодными стенами? Перед немой стражей? Если б его вывели на площадь, поставили перед плахой или даже привязали за руки и за ноги к четверке диких тарпанов – он бы посмеялся. А здесь…

Но тут же пришел ответ – разницы нет никакой. Просто смерть в холодном подземелье – долгая смерть от голода, холода и боли – страшнее, чем казнь на площади. Отцу, Кею Жихославу, было легче. Его убили сразу, и на мертвом молодом лице навсегда застыла усмешка – Кей смеялся в глаза убийцам. Его сыну не придется уйти так легко. Что ж…

Войчемир медленно встал, поправил рубашку, отряхнул налипший на одежду мокрый песок и засмеялся. Боль не отпускала, в висках пульсировала кровь, пальцы сковал холод, но Кей Войчемир смеялся, словно вокруг были не глухие стены, а озверелые лица врагов. Он чуть было не сдался, чуть не забыл, кто он и как должен держаться. Ничего, те, кто следит за ним, не услышат больше ни стона, ни крика! Снова вспомнился Хальг. «Ты – воин быть, маленький Войча! Воин не всегда побеждать. Воин может погибнуть, но это легко есть. Попасть в плен – трудно есть. Над тобой будут смеяться. Тебя будут пытать. Это страшно есть. Боль вытерпеть трудно, но можно. Вспоминай – человеку всегда что вспомнить есть! Пусть ты будешь отдельно, боль – отдельно. И тогда ты победишь, маленький глюпий Войча!»

Войчемир усмехнулся – наставник прав и в этом. Человеку всегда есть что вспомнить. Здесь, в сыром порубе, Войча часто вспоминал Ольмин, вспоминал отца, мачеху, приятелей, с которыми вместе пировали и ходили в походы. Но такое мог вспомнить каждый. У него же есть тайна – его тайна, которую довелось узнать в мертвом Акелоне. Братан Рацимир, конечно, считает себя семи пядей во лбу, его же, Войчу, – теленком, о которого не хочется кровавить меч. А дядя – покойный Светлый – думал иначе. Все-таки он послал в Акелон его, Войчемира! И теперь лишь они с Ужи-ком знают о Зеркале, Двери, Ключе…

Войче представилось лицо Светлого – такое, каким он видел его в последний раз. Что бы он сказал дяде, доведись им встретиться сейчас? Если б это случилось сразу по возвращении, Войча, наверное, бормотал бы что-то невнятное про нав и Змеев, а затем толкнул бы вперед Ужика, дабы тот объяснил все путем. Но теперь разговор получился бы другим. Он сказал бы Светлому…

Войчемир закрыл глаза, и ему почудилось, что дядя слышит его. Ведь души не покидают навсегда этот мир! Они возращаются – с добром или с бедой. И разве может быть спокойной душа Светлого в Ирии, когда здесь, в Ории, началось такое! Может, дядина душа слышит его, Войчу? Если б он мог, он рассказал бы… Нет, вначале он сказал бы о другом. Ни разу они не говорили со Светлым о прошлом. Теперь бы – пришлось. Дядя убил его отца – и пусть их души рассудят Дий и Мать Сва! Но если Рацимир не лгал, Светлый должен был убить и его, Войчу. Он не сделал этого. Он держал племянника подальше от державных дел, на многие годы услал в далекий Ольмин, затем сделал простым десятником – но все же оставил в живых и воспитал как Кея. А значит, Войчемир ему обязан, а долги надлежит платить. Что он может сделать? Будь дядя жив, он сказал бы ему, что им с Ужиком удалось узнать тайну. Пусть не всю, пусть только краешек. Но уже и так ясно – это страшная тайна, недаром ее прятали так далеко, так надежно. Секрет, спрятанный где-то среди Харпийских гор, может быть полезен для державы – но может быть и опасен. Поэтому он, Войчемир сын Жихо-слава, ничего не расскажет ни о Двери, ни о Ключе. И не только из-за опасности – далекой, но грозной. Ключ – не железный и не медный. Ключ – человек, не ведающий о своей судьбе. Что станется с ним? Медный ключ могут сломать или выбросить. А что сделают с человеком? Поэтому он, Кей и наследник Кеев, ничего не скажет об этом. Ни сейчас, ни потом. Жаль, нельзя переговорить с Ужиком! Может, и хорошо, что с дядей так и не пришлось встретиться. Хорошо, что Раци-мир так ничего и не узнал. Лишь бы не проговорился Ужик – и не ошибся Патар…

Войча поднял голову, сообразив, что наступила ночь. В яме стало совсем темно – очень темно, как-то даже слишком. Невольно вспомнился Навий Лес. Хитрец Ужик уверял, что нежити не следует бояться – тогда она не тронет. В порубе нежить не встретишь, но все равно – в темноте было страшновато. Внезапно Войча понял, что спокойно рассуждает о нежити по той простой причине, что боль отступила. Она не исчезла, но все-таки стала меньше, свернувшись, словно улитка в раковине. Подействовало! Войча невольно возгордился и тут снова подумал о темноте. Почему так темно? Конечно, ночью и должно быть темно, но на этот раз в порубе действительно не видно ни зги…

Вопрос оказался непростым, зато можно вновь забыть о ноющей челюсти, пытаясь решить неожиданную задачу. Войчемир вспомнил прошлую ночь. Тогда было светлее – не намного, но все-таки можно разглядеть собственную руку. Откуда шел свет? Тут сомнений не было – сверху, где находилась стража. Очевидно, служивые имели светильник – масляный или попроще, куда заливают жир. Итак, в прошлую ночь, как и во все предыдущие, стражники сидели у люка, а где-то поблизости стоял светильник. Так и положено – ночная стража. Значит, сегодня…

Сердце екнуло, и Войча, не выдержав, вскочил, вглядываясь в темень, за которой скрывался люк. Конечно, это еще ничего не значит. Светильник могли разбить, масло выгорело, а нового в кладовой не оказалось…

Войчемир заставил себя рассуждать спокойно, словно речь шла не о нем, а просто о странном случае, который можно обдумать на досуге – от скуки, не более. Итак, он, Войча, – начальник стражи. С ним еще двое, а то и трое, все они знают, что стерегут опасного преступника – очень опасного, который не должен бежать ни в коем случае, даже если на Детинец налетят Змеи. Поруб – обыкновенная яма, вырытая в обширном дворцовом подвале. Там темно, окон нет, значит страже ничего не видать. Светильника почему-то нет. Допустим, разбил недотепа-первогодок. Сидеть в темноте? А если неизвестные сообщники только того и ждут? А ежели злодей в яме вздумает подкоп рыть? Свет нужен обязательно! Хотя бы для того, чтобы разглядеть, кто придет в полночь – смена или заговорщики с секирами наготове. И кроме того, страшно! Поди посиди час-другой в полной темноте!

Итак, свет должен быть. Если нет масла, зажгут с полдюжины лучин. Хотя, что значит – нет масла? Это в Кеевых-то палатах? Вздор, чушь, ерунда!

Ответ оказался прост, и от этой простоты у Войчи захватило дух. Света нет потому, что его не стерегут! Пьяна ли стража, опоздала смена, случилось что-то еще – но сейчас, в этот миг, Кеевы кметы забыли о нем!

Войча постарался успокоиться. Случиться могло всякое. Может, пожар? Но он не слышал криков и не чуял запаха гари. В Детинец ворвались кметы братана Сварга? Но стража не должна бросать пост. Скорее, в этом случае люк откроется, и в него кинут пару копий – для верности. Не пожар, не война – так что же?

Оставалось одно – ждать. Если наверху будет тихо и через час, и через два, можно подумать о чем-то еще. Например о том, что бревна сруба изрядно расшатаны, и при некотором везении одно из них можно выломать. Выломать, приставить к стене…

Щека по-прежнему ныла, но Войча даже не чувствовал боли. Время шло медленно, страшно медленно, но все же шло. Скоро полночь, а там – смена стражи. Если стражу не сменят…

Войчемир сидел, прижавшись к холодной стене, время от времени покусывая большой палец. Еще в детстве строгий дядька, тот, что воспитывал его до Хальга, изрядно лупил своего питомца по рукам за дурную привычку. Войча каждый раз соглашался, что негоже потомку Кея Ка-вада грызть пальцы, но привычка оказалась сильнее. Минуты текли одна за другой, наверху было тихо, и Войча принялся гадать, наступила ли полночь. Он неплохо умел чувствовать время, к тому же долгие недели в порубе приучили к строгому ритму жизни узника. Но Войчемир не спешил – ошибиться нельзя. Если он попадется, стража может и вправду ткнуть сгоряча копьем, а то и надеть на шею деревянную кангу. С дубовой колодой на шее будет совсем невесело. Значит, ждать, ждать, ждать…

Слух ставший внезапно необычайно острым, улавливал потрескивание старого дерева, скрип и даже далекое завывание ветра. Очевидно, дверь в подвал отворена, и Войча тут же отметил эту странность. Дверь обычно запирали, каждый вечер он слышал скрежет засовов. Смена, приходившая в полночь, стучала, к двери подходил старший кмет, спрашивал тайное слово и лишь после этого отворял. Значит, и тут непорядок. И это тоже хорошо…

Наконец все сроки прошли, и Войчемир понял – смены не будет, стража наверху молчит, значит – пора. В порубе стояла кромешная темень, но найти нужное бревно оказалось легко. За эти недели проклятая яма была изучена досконально – пядь за пядью. Войчемир помянул заступницу Сва и просунул пальцы в щель. В полной тишине треск прозвучал оглушительно, и Войча невольно замер. Но наверху молчали. Оставалось помянуть Дия вместе с каранью и рвануть что есть сил. Есть! Старое дерево, трухлявое и изрядно подгнившее у основы, не выдержало.

Пальцы быстро ощупали бревно. Короткое, слишком короткое! Но если прислонить его к стенке и забраться наверх, пальцы все-таки достанут до люка…

И тут послышались шаги. Они были далеко, у входа в подвал, но Войчемиру показалось, что над самым ухом прогремел гром. Спохватились! Все-таки спохватились! Эх-ма, не повезло!

Бревно тут же очутилось не прежнем месте. Войчемир поспешно присел у стенки и замер. Пусть смотрят! Нет, надо еще опустить голову – он спит, он устал, голоден, у него не осталось сил…

Шаги были уже близко, но Войча вдруг сообразил, что они звучат совсем иначе, чем обычно. Кметы громко топали сапогами. Теперь же шаги были легкими, быстрыми, да и шло не четверо, как обычно, а всего двое. К тому же эти двое не шли, а бежали. И надежда, уже угасшая, вновь заставила екнуть сердце. Все идет не так! Что-то должно случиться! Нет, уже случилось!

Сквозь темень мелькнул неровный колеблющийся свет. Те, что пришли, зажгли светильник и теперь стояли у самого края. И вот послышался скрежет – край люка начал медленно отодвигаться…

– Дядя Войча! Дядя Войча! Ты жив? Сердце вновь дрогнуло – голос был знаком. Более того, если Войчемир и мог надеяться на кого-то, то именно этот человек стоял сейчас у люка, чуть склонившись вниз.

– Дядя Войча! Дядя Войча!

– Я здесь, Мислобор! – Войчемир попытался ответить как можно веселее, и это удалось без труда. Племяш Мислобор! Все-таки вспомнил! Ну, молодец парень!

– Здесь… Лестницы нет, у нас только веревка… Войча понял. Сыну Рацимира всего двенадцать, ему не вытащить здоровенного верзилу, хотя и порядком исхудавшего на воде и лепешках. «У нас!» Интересно, кто с ним?

– Привяжи! Там балка! Завяжи двойным узлом…

Наверху прозвучало растерянное: «Где?», а затем радостное: «Ага! Вижу!». И тут над ямой склонился кто-то другой – в темном капюшоне, закрывавшем лицо:

– Войча! Как ты там?

Кледа! Сестричка Кледа! Войчемиру стало совсем весело. Наконец-то все становилось на свои места!

– Нормально, сестричка! Зубы только замучили, – охотно откликнулся Войча, заранее жалея, что Кледа и племяш увидят его похожим на лесного чугастра. – Чего там?

«Там» звучало неопределенно, но умница Кледа поняла:

– Брат уехал к хэйкану. Вчера. Все спят…

– Понял…

Конечно, понял Войча далеко не все. Равдтаюр уехал – это ясно. Но почему все спят? Упились, что ли?

Переспрашивать он не стал. Веревка – толстая, скрученная из прочной пеньки, скользнула на самое дно, и Войчемир тут же обхватил ее ладонями. И-и раз! Ноги уперлись в мокрые доски, веревка натянулась, но выдержала, и Войча взлетел наверх, словно подгоняемый самим Косматым. Ноги нащупали доску, ограждавшую край ямы, и тут же четыре руки потащили Войчемира подальше от черной дыры поруба.

– Войча! Дядя Войча! Живой!

На Мислоборе была легкая рубашка, зато голову украшал огрский шлем, скрывавший черные, как у отца, кудри. Пояс оттягивал короткий скрамасакс. Выглядел парнишка весьма воинственно, и Войча, не утерпев, поднял племяша за плечи:

– Ух! Тяжелым стал!

С непривычки держать такую ношу было и вправду нелегко, но Войча все-таки раскачал племянника, подбросил, поймал и осторожно поставил на землю.

– Войчемир!

Кледа стояла рядом – маленькая, едва достающая Войче до плеча. Девочка родилась горбатой, и с годами ее невысокая фигурка все более сгибалась, словно на узких плечах лежал страшный, неподъемный груз. Кледа часто болела, и братья знали, что младшей сестричке едва ли придется дожить до двадцати. Ее любили все – даже Сварг, даже Рацимир.

– Ты… Не надо меня целовать! Я… Я грязный… Очень грязный!

Войче вновь стало стыдно. Чугастру хоть не мешали умываться! Матушка Сва, ну и чудищем он стал!

– Я… Я одежду принесла! – Кледа улыбнулась и подтащила тяжелый мешок. – Рацимирова! Тебе впору!

– Вода! Вода здесь есть?

Войча схватил светильник, поднял его повыше и, заметив неподалеку огромную деревянную бочку, поспешил туда. Грязная, застывшая влажной корой рубашка полетела в сторону, Войча с фырканьем погрузился в воду по пояс, застонал от наслаждения, и тут же замер. Стража! Он тут водичкой балуется…

Войчемир помотал головой, стряхивая капли, обернулся – и невольно присвистнул. Стража никуда не делась, все трое кметов были здесь – мирно спящие на соломе. Оружие лежало рядом, тут же была расстелена холстина, на которой красовался недоеденный пирог…

– Дядя Войча! Возьми полотенце! Оказывается, они позаботились даже о полотенце. Полотенце Войча взял, но сперва закинул подальше копья и положил рядом с бадьей пояс с коротким скрамасаксом, снятый со старшего кмета. Вот теперь – умываться!

Наконец можно было вытереться и натянуть чистую одежду. Войча закутался в теплый плащ, застегнул золотую фибулу и прищелкнул языком. Хорошо! И ведь чья одежа? Братана Рацимира! Так-то, брат! Эх, теперь бы побриться!

– Тут еда…– Кледа протянула узел, и Войча почувствовал, как у него сводит живот. Но тут же опомнился – не время.

– Конь на дворе, – понял его Мислобор, – я открыл ворота…

– Пошли!

Все остальное можно было узнать по дороге. Уже у лестницы, ведущей наверх, к свободе, Войчемир не удержался и оглянулся назад. Стража спокойно спала рядом с черным отверстием пору-ба. Мелькнула и пропала мысль скинуть этих сонь вниз, на холодное песчаное дно. Ладно, им и так достанется!

Они шли – почти бежали – по темным дворцовым коридорам. Войчемир, все еще не веря, что жив и на свободе, старался внимательно слушать Кледу. Итак, вчера Рацимир уехал к хэйкану…

– Он боится, что Сварг договорится с Шету. Ведь Челеди…

Да, конечно, жена Сварга – родная сестра повелителя огров!

– Сварг со своими кметами стоит на старой границе. Рацимир послал войско, но боев еще не было. Может, договорятся…

– Ясно! – вздохнул Войчемир. – А остальные?

– Улад жив! – быстро проговорила сестра. – Он был ранен, но сейчас выздоровел. Он в Валине. А Валадар…

Что с ним? – радость, что малыш Улад жив, вновь сменилась тревогой. – Он ведь бежал!

Убили его… Говорят, бродники. Многие не верят, ведь бродники любили Валадара…

– Многие считают, что это отец, – в голосе Мислобора звучала боль. – Я его спрашивал… Он сказал, что дядя Валадар хотел собрать войско… Дядя Войча, почему они так делают?

Сказать было нечего, хотя ответ ясен. Железный Венец! Венец Кеев, будь он проклят! Из-за него убит отец, Кей Жихослав, теперь смерть пришла к братану Валадару… Кто следующий?

Страшные вести не заставили забыть об осторожности. Войчемир то и дело поглядывал по сторонам. Но вокруг все спали – кметы, челядь, даже сторожевые собаки у дверей. Диво! Ведь так не бывает! Это же Кеевы Палаты!

– Он так и говорил, – Кледа поняла, о чем думает брат, – мол, не бойтесь, вечером все заснут…

– Кто?! – Войчемир даже остановился. Выходит, сон-то не простой!

– Рахман какой-то. У него имя странное. Те ли Уж, то ли Ужик…

Войча чуть не захохотал, но вовремя сдержался, закрыв для верности рот ладонью. Ну, Ужик! Ну, заморыш! Не стал мелочиться – усыпил весь дворец, а то и весь Савмат. А что, с него станется!

– Он позавчера приходил, – добавил племянник. – Серьезный такой, плащ черный…

Войче вновь захотелось рассмеяться, но он коротко бросил «Ясно!», решив, что обсудить случившееся сможет позже – вместе с Ужиком. Впереди была дверь, за нею – задний двор, тот самый, откуда они с заморышем отправились в Акелон.

– Я коня у ворот привязал, – Мислобор кивнул в темноту. Войча хлопнул паренька по плечу и ускорил шаг. Все потом! Сейчас на коня – и подальше отсюда.

– А вы? Вы-то как?

Страшная мысль заставила замереть на месте. Рацимир скоро вернется. Мислобор – его сын, Кледа – сестра, но и Валадар, и сам Войча – не чужие!

– Думаешь, я боюсь? – грустно улыбнулась девушка. – Чего мне бояться, Войчемир? Да и не тронет он меня. Кеи не убивают сестер…

– А я ему сам скажу! – Мислобор резко мотнул головой, отчего шлем съехал на правое ухо. – Пусть меня в поруб посадит! Пусть один останется! Совсем один!

– Ты не скажешь! – Кледа обняла племянника и поправила шлем. – Мы с Мислобором этой ночью спали – как и все. И пусть Рацимир думает что хочет!

Войча задумался, решив, что сестричка права. Наибольший брат – не зверь и не безумец. Просто он делает то, что когда-то делали его отец, его дед, прадед и прапрадед…

– Ладно! – Войча вздохнул и, притянув к себе Кледу и племяша, крепко прижал обоих к груди. – Поеду! А вы это… спать идите!

– Далеко ли собрался, маленький глюпий Войча?

Руки похолодели. Войча сглотнул и медленно-медленно, все еще надеясь, что ошибся, обернулся.

Кто-то высокий, худой, широкоплечий стоял в воротах, небрежно опираясь на громадный двуручник.

– Хальг…

– Ай-яй-яй! Нехорошо есть! – голос Лодыжки звучал холодно и насмешливо. – Глюпие кметы решили поспать, а глюпий Войча – чуть-чуть убегать и немножко обманывать старого злого Хальга! Маленький Войча хочет, чтобы старого Хальга выгнали, как паршивого пса?

Сканд не двигался с места, но Войчемир знал – не убежать. Лодыжка… Ну конечно, он ведь служит Рацимиру!

– Бедный старый Хальг плохо спит. Бедный старый Хальг не боится сполотских колдунов. Не бойся и ты, маленький и очень глюпий Войча, Хальг не выпустит тебя! Старый Хальг теперь – палатин Светлого. Кей Рацимир платит мне много серебра, и я хочу получать его и дальше. Иди назад, в свою яму, глюпий Войча!

Надежды не было. Рацимир знал, кого назначить палатином – сберегателем дворца. Хальг служит Кеям – за серебро, за полновесное сполотское серебро.

– Хальг! – голос Мислобора прозвучал резко, совсем по-взрослому. – Я – сын Светлого. Пока отца нет, я – главный…

– О, нет-нет, Кей Мислобор! – сканд покачал головой и вновь усмехнулся. – Когда ты станешь Светлым, то сможешь приказывать старому злому Хальгу. Но сейчас не тебе отдавать приказы. Чего стоишь, глюпий Войча? Иди назад, в свою яму!

– Хальг, сжалься! – Кледа шагнула вперед. – Брат убьет Войчемира! Ведь ты знаешь!

– Прости, добрая Кейна! – Лодыжка поклонился и вновь мотнул головой. – Я ведь тоже люблю глюпого маленького Войчу! Но ты можешь быть доброй, а старый Хальг должен быть злым! Когда конунг велит умирать, воин обязан не думать, а идти на пир в Золотой Дворец.

– Тогда проводи меня, наставник!

Войчемир осторожно отстранил Кледу и достал меч. Жалкий скрамасакс против двуручника – просто смешно. Но чтобы умереть с оружием в руках, годился и скрамасакс.

– Я не вернусь в поруб, наставник! – Войча усмехнулся, как учил его когда-то Хальг, и медленно расстегнул фибулу, чтобы длинный плащ не мешал двигаться. – Убей меня – я здесь!

– И меня тоже! – Мислобор выхватил меч и стал рядом с дядей. – Убей меня, палатин! Я не умею драться – ты это знаешь! Но я Кей, сын Светлого, и отец заплатит за мою голову много серебра! Так много, что тебе даже не унести! Бей, Хальг! Сокол!

Войче стало страшно. Не за себя – тут все ясно. Но парнишка не должен пострадать! Это его, Войчемира, бой!

Плащ упал на землю. Войча встал в стойку, пытаясь вспомнить, чему учил наставник. Очень давно, много лет назад, он спросил у Хальга, что делать, когда у тебя скрамасакс, а у врага – двуручник. Хальг долго смеялся: «Что? Очень-очень быстро убегать! И даже еще быстрее!». Но сейчас убегать некуда…

Лодыжка стоял неподвижно, словно не видя Войчи, затем тяжело вздохнул:

– Два могучих Кея против одного старого Хальга! Маленький Войча хочет убить Хальга, который много-много лет вытирал его грязный нос! Вы убьете меня, и я не увижу свой гардар, не постою у могилы отца, не построю дом, чтобы мирно на склоне лет уйти в Золотой Дворец! И это мне за долгую-долгую службу вашей очень великой Ории!

Войча знал – вояка шутит. Менее всего сканд собирался умирать от старости на берегу родного фиорда. Смерть для таких, как Хальг, могла быть единственной – в бою, с мечом в руках. Но шутка звучала страшновато. Чтобы убить Войчу, Лодыжке нужно лишь один раз взмахнуть двуручником, в крайнем случае дважды – для верности.

– Ты не хочешь пожалеть меня, маленький Войча? – Хальг отступил на шаг и положил меч на землю. – Нет, нет, не убивай меня, грозный страшный Кей! Пощади старика! И ты, добрая Кейна, попроси для меня пощады!

В голосе сканда по-прежнему звенела насмешка, но Войча внезапно увидел – путь свободен! Хальг отошел в сторону, его страшный меч лежит на земле! Все еще не веря, Войчемир шагнул ближе, затем еще… Хальг глядел куда-то в темное, затянутое тяжелыми облаками небо, длинные мускулистые руки были сложены на груди. И Войча наконец понял.

– Спасибо, наставник! Сканд покачал головой:

– Старого злого Хальга выгонят прочь! И мне не на что будет купить кусок лепешки, когда я вернусь в свой гардар!

– Хальг, я…– начал Мислобор, тоже сообразивший что к чему, но Лодыжка махнул рукой:

– Молчи, Кей! В вашей Ории не хватит серебра, чтобы подкупить старого Хальга! Просто старый Хальг не смог задержать двух свирепых воинов с длинными мечами. Я долго-долго бился… – Войчемир, не выдержав, шагнул к наставнику и крепко обнял. Но сильный толчок тут же отбросил его назад:

– Беги, беги, маленький глюпий Войча! Спасай свою глюпую пустую голову, пока другие глюпые головы крепко спят! Уноси ноги! И не вздумай сунуть свой грязный нос на восход – все дороги перекрыты. Беги в лес, к рыжему Сваргу. Может, тебе немножечко повезет…

Мислобор был уже рядом, держа в поводу коня – черного как смоль, как эта холодная осенняя ночь. Подбежала Кледа, подала упавший плащ, сунула в руки мешок с едой, и Войчемир поспешил вскочить в седло. Он был уже готов ударить коня каблуком, но все-таки не удержался и поглядел назад. В темном проеме ворот стояли трое – те, кому он обязан жизнью… Войча вздохнул и, крикнув: «Эй! Пошел!», пустил вороного галопом – к почти неприметной во тьме кромке близкого леса.

Дорог было много, еще больше – тропинок, которые вели во все стороны света. Главная дорога, по которой они ехали с Ужиком, вела на полдень, к Змеям, и дальше – к морю. Можно свернуть на восход, к переправе через Денор. За Денором – огры. Был путь в обход Савмата, на полночь, к сиверам. И, наконец, одна из дорог вела к волотичам, на закат.

Войчемир, отъехав подальше и остановив вороного у знакомого перекрестка, возле которого косо торчал из земли старый деревянный идол, слез с седла и присел на лежавшее у обочины бревно. Следовало подумать. Занятие было не из легких. Альбиры, как твердо усвоил Войча, обязаны не рассуждать, а выполнять приказы. Но к этому случаю данное правило явно не относилось. Впрочем, нет. Приказ был – наставник не велел ехать на восход. Огры! Снова огры!

Войча чувствовал, что творится нечто странное. При чем здесь степняки? Он с детства помнил, что огры, точнее «злые огры» – это те, кто каждый год переходит Денор, нападает на села и города, сжигая, убивая, угоняя в полон. С ограми – «злыми ограми» – надлежало биться не на жизнь, а на смерть, совершая при этом подвиги. То, что со степняками заключен мир, лишь отдаляло угрозу. И даже женитьба братана Сварга на сестре хэйкана объяснима – ради все того же мира. Но что же происходит сейчас? Допустим, злые огры решили напасть, пользуясь смутой. Но почему Хальг думает, что он, Войча, будет искать спасения у хэйкана? И Рацимир так думает, недаром стражу на дорогах выставил! Отчего это ограм помогать Войче?

Но тут вспомнилось путешествие через огрскую степь. Огры вовсе не казались «злыми» – славные парни, лихие наездники, а уж из лука как стреляют! И к Войчемиру они отнеслись не просто хорошо, а даже очень. Тай-Тэнгри, великий шайман, перед которым робел даже невозмутимый Ужик, был приветлив, угощал кислым кобыльим молоком, расспрашивал о житье-бытье и… об отце. Точно! И посланец, привезший подарки от хэйкана, тоже вспоминал Жихослава! А ведь покойный Кей всю свою недолгую жизнь воевал со степняками! Значит, дело в отце! Недаром Рацимир тоже поминал Жихослава! Выходило так, что все беды Войчи связаны с тем, что он сын давно погибшего Кея. Из-за этого его хотят убить. Но и огры готовы помочь тоже из-за отца! Как же так?

Войча понял – самому не разобраться. Но и спросить некого – не Рацимира же! Но к ограм путь закрыт, Лодыжка зря бы не предупреждал…

Войчемир взглянул на покосившегося идола, чья личина кривилась в темноте мрачной усмешкой, и решил, что на восход путь заказан. На полдень, к бродникам? Но кто он им? Бедняга Валадар – и тот не спасся, а ведь его своим считали! Да и добираться далеко – это уж Войча помнил.

Оставался закат и оставалась полночь. На полночи жили сиверы, которыми когда-то правил отец. Туда бы и ехать, но сам Войча бывал у сиверов лишь в детстве. Признают ли? Да и что ему делать там? Прятаться? А если братан Рацимир кметов пошлет? Войско собрать? Да кто пойдет за ним, беглецом! Вот ежели б Войча имел право на Железный Венец, разговор пошел бы иной. Но это значит – воевать с братьями! Нет, ни за что!

Оставалось ехать на закат. Там были волотичи, которые, по слухам, бунтовали против братана Сварга. Сам Сварг недалеко – на старой границе, и не один, а с войском. Значит, туда?

Войча встал, потянулся и уже собрался сесть в седло, когда новая страшная догадка заставила похолодеть. А если братан Сварг поступит так же, как Рацимир? Вдруг Войча помешает и ему? Брат резал брата, и отчего рыжему быть милосерднее черноволосого? Они со Сваргом друзья, можно сказать – лучшие, но вдруг…

Страх сменился растерянностью, растерянность – ожесточением. Ну и пусть! Из всей семьи Войчемир больше всего верил Сваргу, и если тому понадобится его жизнь – значит, искать больше нечего. Он лишь попросит рыжего рассказать

– за что. Сварг не откажет – все-таки друзья!

Окрестности Савмата Войча знал неплохо, а потому решил не ехать на закат главной дорогой. Мало ли кто по ней ходит? И погоня помчится, конечно, по самому удобному пути. Войчемир выбрал тропку поуже и поплоше. Она вела как раз на закат, а то, что ехать придется чащобой, было даже лучше. Лишний день пути, даже два или три – ерунда. Есть конь, есть оружие, даже еда – чего еще нужно?

…Войчемир ехал до утра, а затем выбрал место поглуше, привязал вороного и устроился под огромным старым вязом, чтобы поспать несколько часов. Лазутчики и беглецы пробираются по ночам, днем же лучше отдыхать. Правило старое – и надежное. Одно плохо – ночью легче сбиться с пути, но Войча надеялся, что тропа все-таки приведет его к старой границе.

Войчемир проснулся после полудня, отдохнувший и голодный. Провизии в мешке оказалось не очень много, но зато там было копченое мясо, и Войча с наслаждением вонзил зубы в самый сочный кусок. Странно – зубы перестали болеть. Разве что слегка ныли, но это казалось сущей ерундой. Поев, Войча наконец-то почувствовал себя человеком, лишь неопрятная бородища слегка его смущала. Но с этим можно подождать, не бриться же плохо заточенным скрамасаксом!

В холодном осеннем лесу было тихо. Даже птицы исчезли – не иначе, как рассказывают старики, улетели в далекий Ирий. До темноты было далеко, но Войча решил рискнуть. Он выехал на тропу и не спеша направился на закат.

Вокруг все было желтым и красным – осенняя листва покрывала землю. Среди желтых крон странно смотрелись редкие темно-зеленые пятна старых елей. Несколько раз тропу пересекали зайцы, из чащобы выглянул могучий лось, и Войчемир понял, что заехал в самую глушь, где зверье все еще непуганое, не боящееся человека. Это порадовало. Правда, а такой чащобе можно встретить не только зайцев, но даже навы теперь не казались опасными. Страшновато, конечно, но не страшнее сырого поруба. Вот люди – этих действительно следовало опасаться.

Избушку, точнее небольшую полуземлянку, едва выглядывавшую из-под кучи старых листьев, покрывавших черные доски крыши, Войча заметил уже под вечер, когда начинало смеркаться. Домишко стоял посреди поляны, тропа проходила чуть в стороне, и Войчемир наверняка проехал бы мимо и не заметил, если бы не пожелтевший медвежий череп, торчавший на колу. Такие черепа обычно украшали жилища охотников, а вот лошадиных следовало опасаться – того и гляди нарвешься на кобника, а то и чаклуна. Войча придержал коня и огляделся. Возле дома пусто, не дымила небольшая печь-каменка, пристроенная слева от входа, да и выглядела поляна как-то весьма заброшенно. Сразу же вспомнилась другая поляна и скелет на пороге старой избушки. Впрочем, теперь следовало опасаться живых, а не мертвых. Мертвецы едва ли поспешат в ближайшее село с изветом о беглеце, проехавшем мимо их избы.