Текст книги "Ория (сборник)"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 71 страниц)

Об этом думалось часто. И в самом деле, не осталось у Згура ничего – ни Края, ни товарищей, ни главной заботы, которой рад был жизнь посвятить. Потому и домой рвался – в стаю.

– Ты, боярин, не обессудь! – Ярчук, с трудом справившись с кашлем, вздохнул поглубже, вытер губы рукавом. – Не таков ты. Про Край свой да про службу ты сейчас говоришь. Мне говоришь, да и себе. Убеждаешь словно. А сам уже стаю новую нашел. Ты ровно вьюн – вокруг кожного плетня обернешься. Да только вьюн древо задушит и сам засохнет. Вот тебе и правда, боярин молодой! Не обессудь, от души сказал…

Самое время было обидеться – и недаром. Горазд судить «людь» этот «чугастр»! Да как он может? Что он знает о нем, о Згуре? Пока этот «дикун» вшивые деревни сторожил да со скандами грабил, он вместе с друзьями защищал родную землю, выходил на Четыре Поля…

Но обида отступила. Ярчук не прав, но Згур помнил, как бросил «стаю» тот, кем до сих пор гордился Край. Навко Месник, Мститель за родную землю, ставший Пала-тином Валинским. Сын за отца не отвечает, но все же…

Или отвечает? А может, и хуже того. Он, Згур, уверен, что ищет путь домой. Когда-то и Навко считал, что спасает из плена Алану…

Ярчук молчал, да и Згуру стало не до речей. А ведь он хотел расспросить венета о Сури, о Лучеве, о многом ином. Выходит, не сложилось. Не беда, еще поговорят!

Но на следующий день стало не до разговоров. Приближался волок. О нем Згуру уже все рассказали: пологий берег, два холма, а между холмами – путь к Донаю. Легкую лодью, ежели взять дружно, можно перетащить за пару часов. Всем нужным: и веревками, и гладкими досками – озаботились еще в Выстре. Но не в веревках трудность. Волок стерегли – надежно, неусыпно. Кей-Сар понимал, что значит прямой путь к великой реке.

Поэтому Згур не спешил. Лодьи то и дело приставали к берегу, фрактарии оглядывали редкие рощи и прибрежные кусты, но тщетно. Если их и заметили, то виду не казали. А главное, никто не мог толком вспомнить, как волок стерегут. Одно дело, засада за холмами, совсем другое – цепь поперек реки…

Ближе к вечеру встретилась рыбацкая лодка. Перепуганные парни были взяты прямо с сетями на борт лодьи, поспешив рассказать, что волок совсем рядом – за мысом. Стерегут же его и на земле, и на воде. На земле – фрактарии в красноперых шлемах («цела тыща!»), на воде же лодья преогромная («ровно город целый!»).

Згур приказал поворачивать к берегу. «Тыща» его не смутила, он уже знал, сколько в такой «тыще» бывает. А вот лодья…

Пока фрактарии разводили костры да ужин варили, Згур собрал своих сотников. Рыбак, окончательно очумелый от ужаса, повторил свой рассказ и даже попытался нарисовать прямо на песке виденную им лодью. Сразу же стало ясно – галера. Крупная, из тех, что полторы сотни вмещает.

Горячий Крюк предложил не медлить и с темнотой дви-~ гаться прямиком к волоку. Половина – берегом, половина – на лодьях. Галера его не пугала. Главное – подойти поближе да крючья на борт закинуть. И – задницы драть.

Гусак и Сажа тут же согласились, причем одноглазый

заметил, что на таких галерах, совершен-понятно, плавают толстобрюхие бездельники, которые настоящей службы и не нюхали. Резать этаких олухов даже не весело – скучно. А не захочется резать – и подпалить можно. Паклю на сосновую ветку, да в смолу, да огнивом чиркануть…

Згур был уже готов дать добро – и на ночной бросок по берегу, и на факелы, но что-то удержало. Даже не что-то – кто-то. Чудик молчал. Не просто молчал – мрачно. Когда же спросили прямо, то головой покачал и посоветовал компарос в чистое одеться. А еще лучше – сразу у лодей днища продырявить: хлопот меньше.

Стало ясно – немногословный фрактарии что-то знает. Згур подумал и предложил, как стемнеет, и в самом деле за мыс сплавать. Только не всем и не на лодьях, а на рыбацкой лодке. Вдвоем – он и Чудик. А там и видно будет.

Ночь выдалась безлунной, хмурой. Тяжелые тучи шли низко, почти над самой водой. Сырость пробирала до костей, спасали только весла. Лодка шла быстро, и вскоре мыс остался позади. Чудик, не сказавший за всю дорогу ни слова, кивнул, указывая на берег. Вскоре нос лодки мягко ткнулся в песок.

– Поднимемся, – фрактарии указал на невысокий холм. – Сейчас сам увидишь, кампаро комит!

…За эти дни Згур так и не удосужился узнать, почему Чудик обращается к нему именно так. Да и не только к нему. Странный парень! Не нравится слово «господин», говори, как все прочие, «парень» или «эй, ты!». Почему «ком-паро»? Впрочем, никто не удивлялся. Привыкли, похоже.

Порыв холодного ветра ударил в лицо. Згур поежился, запахнул тяжелый плащ. Река… Волок должен быть совсем рядом…

Вначале он увидел костры – неровную цепочку, протянувшуюся вдоль берега. Згур начал считать – десять, пятнадцать. Если у каждого трое или четверо… Впрочем, костры часто с умыслом жгут. Мало народу – костров побольше. Много – совсем наоборот. Хитрость давняя..,

– Вот она!

Чудик, незаметно оказавшийся рядом, осторожно тронул за плечо, указывая куда-то в сырой сумрак. Згур всмотрелся. Сквозь темноту еле заметно проступало что-то более черное – большое, недвижное.

– Галера…

Таких больших лодей Згур еще не видел. Та, что они сожгли в Выстре, казалась рыбацкой лодчонкой по сравнению с молчаливым чудищем, застывшим посреди реки. Такому и реки мало…

– Это самая крупная галера, – негромко заговорил Чудик. – Их называют «драгос» – «драконы». У Кей-Сара их не больше двух десятков. В ней можно разместить больше двухсот фрактариев. Нос обшит медью, пять рядов весел…

– Ты что, плавал на такой? – не утерпел Згур. Послышался негромкий смех.

– Нет, компаро! Не плавал. Командовал. У меня таких было целых три. Когда-то я был наместником области Сира. Это далеко отсюда, за Зеленым морем…

Чудик замолчал, а Згур не решился расспрашивать дальше. Странный путь привел бывшего наместника в ряды бойцов Катакита…

– Я так и думал, что здесь они поставят «дракона». Компаро Гусак прав – в открытом бою мы с ними справимся. К тому же я уверен, что на галере сейчас не больше полусотни. Остальные на берегу. Так всегда делается. Но…

Договорить он не успел. Яркая вспышка разорвала черный сумрак. Язык пламени, длинный, слегка дрожащий, ударил в воду, огонь побежал по волнам, достиг берега. На миг стала видна галера – ясно, словно днем. Высокие черные борта, две мачты со свернутыми парусами, деревянная вежа с ровными зубцами на самой корме…

Згур замер. Он уже видел такое. Огненные Змеи! Бескрылые осы, способные плавить камень…

– Пирас Танатой, – Чудик всмотрелся в темноту, покачал головой. – Какая мерзость!

«Пирас Танатой»… Згур попытался сообразить. «Пирас» – «пламя». «Танатой»… «Танатос», кажется, «смерть». «Пламя Смерти»!

– Страшно! – фрактарий зябко передернул плечами. – Горит даже вода. Потушить нельзя, песок или земля только сбивают огонь. А всего-навсего земляной жир…

– Земляной жир?

Чудик удивленно повернул голову:

334

– Разве не слыхал, компаро комит? Черная жидкость, ее много на Восходе, особенно на границе с Великой Пустыней. Вязкая, резко пахнет. Ею иногда заправляют светильники. Но наши умельцы научились изготавливать из нее ЭТО. Как – не знаю. И, признаться, знать не хочу.

Згур все еще не мог поверить. Жир тоже горит, горит масло. Но чтобы так!

– А зачем они ее жгут? Ведь река пуста!

– Дураки! – коротко рассмеялся Чудик. – Дураки и трусы. Им страшно, вот и поднимают дух. За такие вещи головы снимают…

Да, те, кто был на галере, дали промашку. Згур представил, как лодьи подходят к черному борту, как вспыхивает шипящее жирное пламя…

– Днем не пройти, – решил он. – А если на рассвете, когда туман? Весла обмотаем тряпьем…

Чудик пожал плечами и проговорил что-то непонятное. Усмехнувшись, пояснил:

– Это на одном древнем наречии. «Мы поем славу храбрым безумцам». Но ты прав, компаро комит. Выхода у нас нет. Придется стать храбрыми безумцами. Хотя бы на эту ночь…

Згур застыл, сжимая рукой твердое просмоленное дерево мачты. Лодья неслышно скользила по воде. Белесый туман скрывал берег, и лишь с немалым трудом можно было различить неясные тени, двигавшиеся слева и справа. Три лодьи плыли к волоку. Згур взял с собой только добровольцев. Остальные вместе с Гусаком уже шли вдоль берега, чтобы напасть на врагов со стороны холмов.

– Разреши, комита! – Сажа нетерпеливо скалился, вглядываясь в туман. – Моя эту галеру знай! Моя по веревка поднимайся! Моя этот Пирас находи…

Згур не ответил. Что может один человек против «дра-госа», вооруженного Пламенем?

– Твоя и ваша к галере подходи и мало-немного стой. Моя к галере плыви. Разреши, комита!

Згур представил, каково окунуться в ледяную зимнюю воду, и вздрогнул. И десяти локтей не проплывешь – не рука отнимется, так нога.

– Моя жиром мазаться! – настаивал Сажа. – Моя нож брать…

Рисковать парнем не хотелось, но Згур понимал, что будет, если их обнаружат. Схватка на борту отвлечет внимание – пусть ненадолго, на самую чуть.

– Ты сотник, Сажа! Найди нескольких ребят… Черный фрактарий покачал головой:

– Не надо – найди! Один – тихо плывет, тихо взбирается. Двое – шуметь, трое – сильно шуметь. Разреши, комита!

Згур отвернулся, взглянул в сторону невидимого во мгле берега. Туман – это удача. Еще бы погуще… А ведь еще совсем недавно он думал, что труднее всего – рисковать самому. Оказалось, это проще, чем посылать на смерть других.

– Хорошо! Давай! Скажешь, когда остановиться.

Сажа радостно улыбнулся – белые зубы блеснули во тьме, и пропал. Згур вновь оглянулся. Туман стлался над водой, гася звуки. Хорошо бы подойти вплотную незамеченными и сразу – на борт. Нет, едва ли подпустят так близко. Заметят – у страха большие глаза.

…Чудик был на левой лодье, Крюк – на правой. Рисковать Чудиком особенно не хотелось, но бывший наместник был тверд, заявив, что пойдет вместе с «компарос». Згур уже знал, что, если оба они уцелеют, именно Чудику следует передать отряд. Вот только причалят к лучевской пристани, и он узнает самую короткую дорогу домой… Но до этого дня следовало еще дожить.

Впереди показалось что-то темное, густое. Згур всмотрелся. Галера? Нет, показалось! Просто туман…

Рядом послышалось сопение. Згур усмехнулся – Ярчук! Не усидел возле печки!

– Нравится?

Сопение усилилось, наконец послышалось негромкое:

– Отож! Кубыть кобыле волчьи зубы. Я, боярин, и плавать-то не умелец. Людь, как по мне, на три части делится:

котора жива, котора мертвяки и котора на лодьях ходит…

Згур еле удержался от смеха. Эка завернул!

– Ты вот чего, боярин! Храбр ты, да себя не блюдешь. Я же клятву давал большому боярину. Так что на лодью ту не спеши забираться. Сперва я, а уж опосля – ты.

Вспомнилось пламя, бегущее по темной воде. Эх, Ярчук, простая душа! Что тут, что там – нагонит. На галере, может, и уцелеешь…

– Комита! Комита! Стой! Галера вижу!

Громкий шепот Сажи застал врасплох. Згур быстро поглядел вперед. Вот она! Черная тень, еле заметная за белесой завесой.

Лодья медленно остановилась. Тихий свист – слева и справа. Там заметили и тоже сбавили ход. Сажа был уже без плаща и рубахи, в одних коротких портках.

– Жди, комита! Десять раз по сто посчитай и тогда плыви шибко-шибко! Верь Саже! Моя не подвести!

Згур хотел ответить, но фрактарий махнул рукой и беззвучно прыгнул в черную, подернутую дымкой тумана воду. Згур вздохнул. Десять раз по сто… Итак, один, два, три…

Время тянулось невыносимо медленно, капля за каплей. Черная тень «дракона» недвижно качалась на волнах. Стояла мертвая стылая тишина, но Згур знал – каждый миг может стать последним. Шипение, яркая вспышка – и дымящийся язык Пламени. Смерти. Даже если промахнутся вначале – лодьи слишком далеко, будет время взять верный прицел. Он уже жалел, что послушался Сажу. В голове звенящим молоточком стучало: «Пять сотен и сорок три, пять сотен и сорок четыре…»

Внезапно тишину разорвал крик. Негромкий, далекий, он ударил словно колокол. Згур резко повернулся. Галера? Нет, кажется, берег! Заметили! Сквозь туман начало проступать яркое неровное пятно. Згур понял – костер! И не маленький, возле которого хорошо греться, а громадный, сигнальный. И словно в ответ, ярко вспыхнули огни на галере.

– Весла на воду! Вперед!

Таиться поздно. Успел Сажа или нет – ждать нельзя. От черных бортов слышались крики, огни стали ярче, на вершине мачты желтым пламенем запылал факел…

Лодьи уже мчались. Згур застыл у мачты, считая мгновения. «Восемь сотен и два, восемь сотен и три…»

И тут ударило Пламя. Не с шипением – с грохотом, гулко разнесшимся по сонной реке. Огненный язык лизнул воду далеко в стороне от них, но хватило и этого. Яркая желтая вспышка высветила все – и далекий берег, и покрытые кустами холмы, и три лодьи, бесшумно скользив-

шие к черному «дракону». Теперь уже сомнений не было. Их видели. Видели – и Смерть готовила удар.

Пламя не медлило. Вода вспыхнула прямо перед носом правой лодьи. Згур успел заметить, как черный нос попытался вильнуть в сторону, но было поздно. Следующий удар обрушился прямо в центр, на острый силуэт мачты. Лодья загорелась сразу – вся, от носа до кормы. Згур заметил, как черные фигурки падают в черную воду…

Вокруг уже кричали – громко, отчаянно. Згур и сам еле удержался, чтобы не завопить от бессилия и страха. Хотелось забыть обо всем, прыгнуть в ледяную воду и плыть, плыть, плыть… Лучше пучина, лучше илистое дно, чем всепожирающее Пламя. В висках билось: «Тысяча и двадцать одно, тысяча и двадцать два…» Поздно, поздно!

Мгновения шли, но Смерть медлила. И вдруг Згур сообразил, что черный высокий борт закрывает белесое предрассветное небо, галера уже совсем рядом, а Пламя словно забыло о них. Радости не было – только растерянность. Неужели!..

– К бою! Крюки! Веревки! Вперед!

Голос прозвучал словно со стороны, и Згур не сразу понял, что кричит он сам, причем не по-румски, а на родном наречии. Перевода не потребовалось. Крик усилился, но теперь в нем слышалась ненависть и жажда мести. Нос лодьи с силой ударил о черный борт, и Згур понял – пленных не будет.

Схватка была недолгой и кончилась как-то сразу, в единый миг. Згур еще только успел подняться по прочной веревке на заваленную трупами палубу, а со всех сторон уже доносилось победное «Ферра!». Ни ему, ни Ярчуку, оказавшемуся на палубе мгновением раньше, не нашлось работы. Лишь позже он сообразил, что врагов на борту оказалось не больше двух десятков, да и те почти все без доспехов и щитов. Воины Кей-Сара слишком понадеялись на Пламя – и на бдительность сонных часовых.

Сажа встретил «господина комита» на самом носу захваченного «дракона». На фрактарии был небрежно накинут чей-то окровавленный плащ, а рядом лежали трупы. Згур даже не стал считать, но понял – не меньше десятка.

Сажа ухмылялся во весь белозубый рот, не обращая внимания на залитую кровью шею.

– Хайра, комита! Сажа дело сделала! Згур схватил фрактария за мокрые плечи, прижал, слегка тряхнул:

– Молодец! Показывай!

Вблизи Пламя Смерти напоминало огромный сосуд для вина, каким издавна пользуются румы: приземистый, ши-рокобокий. Из покатого бока торчала широкая трубка, а рядом высилось что-то, напоминающее огромный мех. Впрочем, разглядывать мудреное устройство не было времени. Згур помнил – бой не кончен. Там, на берегу, все в самом разгаре.

– Пользоваться умеешь?

Сажа хмыкнул, гулко ударил кулаком по широкой груди:

– Моя умей, комита! Моя показать!

Он кликнул двух фрактариев, и те принялись деловито качать мех. Еще двое не без труда развернули тяжелый «горшок». Сажа повозился с какими-то креплениями, щелкнул искрящим кремнем:

– Иа-а-а-а!

Пламя с гулом рванулось к темной воде. Згур невольно отшатнулся. Как просто! Черный парень, смешно говорящий по-румски, выпустил на волю пленную Смерть. Выходит, Пламя теперь в их власти?

Подошел мрачный Чудик, скороговоркой сообщивший, что на галере убиты все, «катакиты» при штурме отделались тремя ранеными, но с лодьи Крюка удалось поднять лишь семерых. Сам сотник уцелел и даже умудрился не обгореть, но был зол, как демон. Пламя Смерти сожрало тридцать пять его парней, не успевших даже прыгнуть в горящую воду.

Пора было подумать о береге. Згур перешел на правый борт, пытаясь хоть что-нибудь увидеть в сизой предрассветной дымке. Издалека доносились неясные голоса, кажется, кричали «Ферра!», но понять, кто кричит, было совершенно невозможно. Згур прикинул: на галере могло. быть до двух сотен, почти все они – на берегу, а с Гусаком ушло всего девять десятков…

Еще не совсем понимая, что делает, Згур приказал развернуть галеру носом к волоку. «Катакиты» бросились к веслам, но громадный «дракон» повиновался с трудом, словно не желая отдаваться на волю мятежников. Наконец, после нескольких попыток, черная туша дрогнула и начала медленно поворачиваться. И тут сквозь редеющий туман Згур заметил несколько темных пятен. Они росли, приближались. Згур всмотрелся. Лодьи? Нет, просто лодки, чуть побольше рыбачьих. Свои? Но он не приказывал Гусаку нападать на галеру!

– Сажа! Подсвети!

Черный понял, заулыбался, кивнул своим подручным. Те налегли на мехи. Жидкое гудящее пламя рванулось вперед. И сразу стало ясно: перед ними – враги. Лодок было много – больше десятка, каждая переполнена, борта едва не черпали воду. Згур понял – воины Кей-Сара, спасаясь от нежданных гостей, спешат на галеру. Их оставалось слишком много, не менее полутора сотен. Если они ворвутся на палубу, «катакитам» не устоять.

Сзади послышался знакомый кашель. Згур поморщился. Почему-то ему не хотелось, чтобы Ярчук видел то, что сейчас произойдет. А впрочем, пусть смотрит! Этот венет ему, Згуру, не судья. Думать и рассуждать поздно. Они на войне. И боги простят его!

– Сажа! Ты их видишь?

Фрактарий нетерпеливо кивнул, сверкнув белками выпуклых глаз. Все, отступать поздно!

–Жги!

Он отвернулся, зная, что сейчас услышит. Знакомый гул, шипение горящего «жира» и крики – отчаянные крики сотен обреченных. Внезапно вспомнилась черная ледяная равнина, коленопреклоненные люди в страшных меховых личинах. Сколько раз Згур пытался забыть, не вспоминать. Тогда ему приказали. Теперь он сам отдает приказ. Ивор прав – этому нетрудно научиться.

…Ты назвался Смертью, парень! Станешь Смертью ты теперь!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЕЛИКАЯ СУРЬ

Скалы вырастали медленно, неторопливо. Даже издалека можно было понять, сколь они огромны. Серые каменные громады напоминали многоглавых зверей, покрытых густой темно-зеленой шерстью соснового леса. Словно боги в незапамятные времена поставили их сторожить покой Доная – великой реки, неспешно катившей свои серые воды с далекого Заката до самого Змеиного моря.

– Там, за ними… – Ярчук не выдержал, судорожно вздохнул. – Сурь!..

Лодьи плыли по Донаю вторую неделю. Згур уже успел привыкнуть к неспешной речной жизни. Вода была спокойной, теплое, совсем уже весеннее солнце с каждым днем грело все сильнее, и хотелось просто плыть и плыть, не думая, куда и зачем.

Здесь, на Донае, никто не тревожил беглецов. На правом берегу лежали земли мадов, на левом правил каан За-вагар Черная Звезда, о котором Згур услыхал впервые в жизни, река же оставалась как бы ничьей. Встречные лодьи держались мирно, рыбаки размахивали свежевыловленными сазанами и лещами, подзывая покупателей, а в прибрежных селах смуглые коренастые мады охотно продавали хлеб и вино, приглашая на ломаном румском приплывать почаще. Их не боялись. Всезнающий Чудик пояснил, что держава мадов крепка, и многие годы никто, даже Кей-Сар, не решается посягнуть на ее пределы. От левого же берега держались подальше. О каане Завагаре говаривали всякое, называли людоедом и даже оборотнем. Впрочем, оборотень Завагар – еще полбеды. На левом берегу Доная встречалось еще и не такое.

Згур вспомнил, как однажды они все-таки решились – подошли поближе. И – тут же повернули назад. Сотни голых людей толпились вокруг огромных, в три роста, каменных грибов. Время от времени из неровных бурых «шляпок» начинало бить белое искрящееся пламя, и тогда вся толпа принималась дружно вопить. Дальше – того пуще. За мысом открылось ровное поле, посреди которого прямо в воздухе парили три огромных круглых шара. Ветер донес резкий, терпкий дух свежего лука. Згур махнул рукой и велел грести на стремнину. Последнее, что он успел заметить, были всадники в лохматых шапках, окружавшие парящее в воздухе диво.

Згур невольно вздохнул. Велик Род-Сокол! Чего только не сотворил! Жалко, что и половины не увидишь.

Скалы выросли, заслонили небо. Згур заметил, что на вершине той, что была слева, вьется небольшой сизый дымок.

– Там что, стража?

Ярчук подумал, почесал бороду:

– Не слыхивал. Може, из-за скандов… Говорят, они уже возле самого Лучева сживаются.

Об этом они услыхали от мадов. Те и сами начинали не на шутку тревожиться. Давно уже сканды не «сживались» на Донае.

Венет озабоченно покачал головой, бросил взгляд на каменные громады и внезапно нахмурился:

– Оно бы спеть надо, боярин. Домой возвертаюсь, стало быть, Возвратную Песнь сложить самое время…

…Домой! Сколько раз за эти дни Згур мысленно торопил гребцов. Добраться до Лучева, затем – двуоконь по весенним дорогам к лехитам, а там и Валин. Может, Улада еще в городе…

– Спеть бы, – нерешительно повторил Ярчук. – Дозволь! Згур быстро оглянулся. Не напугать бы кого!

– Давай! Только негромко!

Ярчук вновь погрузил пальцы в бороду, задумался:

– Чегой-то не идет! Я-то почну, а ты, боярин, подсоби! Круто у тебя выходит!

Похвала озадачила. Спеть-то можно, да вот беда – услыхать могут. Добро б посмеялись, а то свяжут да водой отливать начнут!

Между тем венет вздыбил брови, прокашлялсз? и завел густым басом:

Яко сладко же мене домой возвертати, Бо не можу я теперь в чужбине страдати. Та чужбина, яко тать об острием ноже, И душа родимый край забыта не може! Ге-гей!

Тут вдохновение, похоже, покинуло венета, и он с надеждой взглянул на Згура. Тот обреченно вздохнул. Ладно, чего уж! «Вершом» больше, «вершом» меньше!..

Рвался к дому я вельми, и паки, и паки, Яко рвутся до хлебов голодны собаки. Не пускали мя в пути и люди, и зверы, И сколь счастлив я, бо дом увидел теперы! Ге-гей!

Кажется, он ничего не перепутал. Во всяком случае, Ярчук удовлетворенно кивнул и повел дальше:

Сколь преславна ты, земля, обильна и ладна! Без тебя жилося мне пресильно досадна. И теперы помолюсь богам преизрядно, Что до дому привели меня дорогой отрадной! Ге-гей!

Последнее «Ге-гей!» прозвучало с особенным чувством. Згур поспешил отвернуться, пытаясь сдержать хохот. Между тем венет удовлетворенно крякнул:

– Отож! Вот, почитай, и дома!

– До Лучева далеко? – поинтересовался Згур, стараясь, чтобы голос-предатель не выдал.

– К завтрему вечеру будем. А ты, боярин, и впрямь мастак «верши» складать!

Згур вдохнул побольше воздуха, пождал, выдохнул:

– Мастак, однако. Ге-гей!