Текст книги "Ория (сборник)"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 71 страниц)

Ах вот оно что! Гордая кнесна никак не может смириться с тем, что ей служит «холопий воевода». Згур улыбнулся, вспомнив сурового венета:

– Так что в охранниках служил, кнесна! По обычаю нашему, по холопскому! Шибко людь охранял, однако! Там словечко, там другое, вот и выучился!

Ее лицо дрогнуло, дернулись тонкие губы.

– Можешь идти, Згур Иворович! Не держу тебя доле… Згур поклонился, на этот раз низко, со всем должным вежеством. Кнесна еле кивнула, и Згур пожалел о своих словах…

…У входа в кром Згура ждали. Молчаливый усатый холоп с поклоном протянул свернутый свиток. На тяжелой печати распростер свои крылья летящий коршун. Згур быстро развернул мягкую кожу. Он ждал письма, но на свитке было лишь одно слово: «Завтра». И линии, аккуратные узнаваемые линии – Певуша, лесные дороги, маленькие домики на месте сел. Мапа была исполнена синим, поверх же ее расползлись три черные стрелы, идущие от Певуши прямо к Лучеву. Сердце дрогнуло – вот оно! Конуг Лайв ухватил крючок!

Сотни покидали город за полночь. Пришлось брать всех, даже необученных кожемяк и горшечников. Выбора не оставалось – на размытых лесных дорогах решалась судьба Лучева.

Сканды шли тремя отрядами – по две сотни в каждом. Шесть сотен головорезов в стальных кольчугах с наточенными секирами. Сам Лайв возглавлял войско. Свой отряд он посадил на захваченных коней, чтобы прибыть к городу первым. Остальные должны подойти чуть позже. Если не удастся с ходу ворваться в ворота, на приступ пойдут все шесть сотен – и Лучеву не устоять.

Згур знал, что рискует всем. Страшили даже не рогатые сканды. Асмут! Его латники тоже шли в бой. Что, если великий боярин договорился с Лайвом? Об этом лучше было не думать…

Договорились просто. Асмут Лутович вел своих конников против Лайва, который двигался к городу напрямую, по самой короткой дороге. Згур вместе с сотней Сажи и двумя сотнями лучевцев должен был встретить правый отряд, Чудик с остальными двумя сотнями – левый. В лучев-ском войске было на две сотни воинов больше, но каждый сканд мог легко одолеть пятерых необученных горожан. Надежда была лишь на «катакитов» – и на латников Асмута.

В последний момент подоспел Ярчук во главе полусотни мрачных, заросших лесовиков. На них не было ни кольчуг, ни шлемов, зато каждый захватил с собой большой ростовой лук и тяжелую секиру. Згур решил взять «чу-гастра» с собой. Фрактарии Сажи и горшечники с кожемяками – невелика сила против двух сотен бойцов Лайва.

Ночной лес был холоден и тих. Шли быстро, насколько позволяла узкая размытая дорога. При каждом шорохе Згур чувствовал холодок под сердцем, ожидая свиста стрелы. Сажа – и тот перестал улыбаться. Но сканды были еще далеко. Лесовики неслышно сопровождали отряд, следя за окрестными тропами. Хмурый Ярчук долго что-то подсчитывал, загибая пальцы, и наконец рассудил, что «рогатых» они встретят после полудня. Это немного успокоило – но ненадолго. Страх не исчез, он лишь затаился, готовясь выпрыгнуть, словно зверь из засады. Вспоминался другой лес – заснеженный, скованный морозом, по которому они шли к Четырем Полям. Но тогда войско вел сам Велегост, великий воитель Железное Сердце. Кей шел впереди – пешком, и лишь перед самой битвой к нему подвели серого в яблоках коня. Десятнику Згуру не нужно было думать о дороге, о лесных завалах, за которыми притаились Меховые Личины, о редких привалах посреди звенящей тишиной чащи. За него думал Кей. Теперь же… Теперь же Згур начинал понимать, почему горбились широкие плечи Ве-легоста. Страшная, неимоверная тяжесть, еще незнакомая, а потому особо неподъемная, с каждым мигом чувствовалась все сильнее. Куда он ведет этих людей? Разве он знает, что делать? Как поступить, если сейчас тишину разорвет рев трубы, и за деревьями мелькнут рогатые шлемы? Простой кмет должен быть готов умереть, но тот, кто ведет войско, не имеет права думать о смерти. Это слишком просто – выхватить франкский меч и шагнуть вперед, прямо на щетину копий. Он погибнет – и уведет за собой в Ирий остальных, тех, кто поверил самозваному «комиту»…

На рассвете отряд сделал короткий привал. Усталые люди падали прямо на холодную землю и засыпали, словно чувствуя, как понадобятся силы через несколько часов. Згуру не спалось. Черные деревья, казалось, подступали все ближе, в лесных шорохах слышалось чавканье сыромятных сапог… Выручал Ярчук. Венет хмурился, но казался совершенно спокойным, и это спокойствие придавало сил, заставляло улыбаться, даже шутить. Згур вдруг представил себя со стороны – и удивился. Наверно, «катаки-там» думается, что их комит собрался на обычную прогулку по весеннему лесу. Но ведь и Велегост в те страшные недели казался выкованным из железа! Как они, ребята из Учель-ни, завидовали этому спокойствию, этим немудреным шуткам, негромкому легкому смеху. Девятнадцатилетний парень со страшной маской вместо лица виделся им древним героем, духом войны, ведущим их через холодный си-верский лес к неизбежной победе. Только теперь Згур начинал понимать, что было на душе у того, кого они называли Железным Сердцем…

Солнце – Небесный Всадник – уже прошло почти половину своей извечной дороги, когда к Згуру подбежал бородатый лесовик в меховой накидке и, неумело поклонившись, проговорил несколько непонятных слов. Парень был из севанов, и Згур понял лишь одно: «Йдуть!» Толмач не потребовался. «Йдуть!» Идут!

День выдался не по-весеннему теплым. Теплой была и земля, покрытая влажными сырыми листьями. Згур чуть приподнял голову – пусто. Дорога лежала совсем близко, в нескольких шагах. Там, за деревьями – его кметы. Лучники залегли вдоль дороги, чуть в глубине – фрактарии Сажи, а дальше на полдень сотни Долбилы и Вересая. Каждый из них знает, что делать. Сигнальщик рядом – вот он, с рожком под рукой. Кажется, все продумано. Кажется…

– Не боись, молодой боярин! – Ярчук неслыщно подполз ближе, утонувшие в густой бороде губы непривычно улыбались. – Порубаем рогатых!

– Кубыть кутят? – усмехнулся Згур.

– Кубыть…

«Чугастр» любовно огладил длинный тяжелый лук, долго выбирал стрелу, наконец нашел подходящую, скользнул пальцем по наконечнику.

– Лучников бы тебе в войско поболе. Твои-то только мечами да копьями горазды…

Венет был прав, но луку за месяц не научишь. Одна надежда на лесовиков. Эти белку в глаз бьют…

Згур вновь приподнялся, взглянул на пустую дорогу. Где же они? Ничего нет страшнее такого ожидания…

– А я девушку встретил, – проговорил он неожиданно. – Рыжую…

– Бона!..

Ярчук завозился, пальцы скользнули к завитой косичками бороде.

– Не во грех спрошу, боярин. Та, что провожала нас… Выходит, ты – Иворович, она – Иворовна…

– Выходит…

Сердце отозвалось болью. Все эти месяцы Згур пытался забыть, не вспоминать. «В тереме гуляет пропитой народ, а он свою любимую…»

– А я, дурак, мыслил, что ты ей не ровня. Оттого и… Згур невесело усмехнулся. Каждый меряет по себе.

– Отож… Рыжая-то хоть… по сердцу?

Згур улыбнулся, на миг закрыл глаза. Как сказать о таком? Да еще этому хмурому парню с его «отож». Знал бы Ярчук, из чьего дома Ивица!..

Тихий свист заставил вздрогнуть, рука привычно дернулась к рукояти меча. Вот они!

«Рогатые» шли без строя, толпой. Впереди на невысоком сером коне ехал широкоплечий бородач в сверкающих франкских латах. Остальные шли сзади – густым железным ручьем, ощетинившимся остриями длинных копий. Сканды двигались молча, неторопливо, и в этом неспешном ходе ощущалась страшная, готовая выплеснуться сила. Они не боялись, твердо и мощно ступая по чужой земле. Бородатые лица казались одинаковыми, не лица – личины. Згур замер, закусил губу. На миг вернулся страх. Этих

не прогнать, не повернуть назад. Убивать придется каждого, и за каждого платить кровью…

– Не замай, боярин! – еле слышно прошептал Ярчук. – Не замай, дай подойти!

Слова венета пришлись вовремя. Страх исчез, сменившись знакомым злым азартом. Меховые Личины тоже казались злыми духами – непобедимыми, бессмертными. И галера, страшный «дракон», изрыгавший пламя. Разве в ту ночь им было легче?

– Не замай! – повторил Ярчук, медленно прилаживая стрелу к тетиве. – Не замай, боярин!

Згур кивнул, вновь и вновь пытаясь понять, что еще не сделано. Сейчас первые стрелы ударят по врагу. Но сканды умеют воевать. Этот, на сером коне, сообразит сразу…

– Ярчук! Того, что верхом… Видишь?

Венет еле заметно дернул щекой. Рука уже сжимала лук, но Ярчук не двигался, словно прирос к теплой, пахнущей прелью земле.

Мгновения тянулись, долгие, страшные. Железный ручей тек дальше, еще немного – и враги окажутся между за – • мерших в ожидании «катакитов». Згур повернулся, толкнул рукой сигнальщика, поднял ладонь…

– Ярчук! Скажи «отож»!

Венет улыбнулся, покачал головой:

– Отож!

–Бей!

Згур даже не успел взмахнуть ладонью. Каким-то чудом венет сумел вскочить, стать на одно колено, рвануть тугую тетиву…

Вж-ж-жиг!

И в тот же миг громко пропел рожок. Згур оторвал вспотевшую ладонь от рукояти бесполезного меча, привстал. Ну, Мать Болот, помоги!

Стрелы били из-за деревьев – на выбор, почти в упор. «Рогатые» со стуком поднимали тяжелые щиты, но успели не все. Серый конь со стрелою в боку катался по земле возле недвижного седока. А стрелы все били, пробивая щиты, пронзая кольчуги, в ответ же слышалось лишь громкое хрипение. Сканды не кричали, даже умирая.

Растерянность длилась недолго. Вожак был мертв, но опытные бойцы быстро пришли в себя. Беспорядочная толпа сомкнулась, «рогатые» становились спина к спине.

Громкий крик – и две шеренги рванулись вперед, прямо на летевшие из лесу стрелы.

Згур вскочил, толкнул рукой сигнальщика. Рожок пропел дважды. Лесовики-лучники серыми тенями начали отступать, не прекращая стрельбы. Сканды ускорили шаг, кто-то крикнул, крик сменился ревом. «Рогатые» видели врага, они спешили вперед, чтобы сойтись на удар копья с теми, кто посмел заступить им путь. Они не боялись – воин в тяжелой кольчуге легко одолеет одетого в плащ из шкур лучника.

Згур пятился, считая шаги. Это было лишним, те, кто ждал сзади, прекрасно видели и его, и бородатых скандов, с криками и руганью продирающихся через невысокий можжевельник. Но кровь в висках сама собой стучала: «Двадцать три, двадцать четыре…»

»…Боец Згур! Лесная засада, две линии. Расстояние между стрелками и латниками? Правильно, боец, тридцать шагов! А теперь отмеряй! А ну, пошел, раз…»

Сканды перешли на бег. Неуловимый враг был рядом, но никак не давался, ускользая из-под самого носа. Несколько копий со свистом рассекли воздух. Кровь в висках продолжала стучать: «Двадцать восемь… двадцать девять…»

И тут, совсем рядом, громко запела труба. Ей ответил рожок. Послышался громкий стук – копья ударили о щиты. «Катакиты» вставали, неторопливо поправляли оружие…

– Комит! Сюда! Сюда!

Чьи-то руки потянули за плечи. Звякнуло железо, послышался громкий смех. Лучники отступили назад, в лесную глубину, а перед скандами вырос ровный строй одетых в железо фрактариев.

Вновь запела труба. Словно в ответ, послышался свист и чей-то голос громко затянул:

– Возле храмины старинной…

– …в чужедальней стороне… – откликнулись вокруг. Песня крепла, катилась по лесу, отзывалась за дорогой, где также строилась, готовясь к схватке, вторая полусотня.

…Смотрит на море девчонка и мечтает обо мне. Ветер клонит колокольцы, те трезвонят, то и знай:

Ждем фрактария-румийца, ждем руминца в Синий Край.

Ждем румийца в Синий Край,

Где суда стоят у свай,

Слышишь, бьют по волнам весла по дороге в Синий Край!

396

По дороге в Синий Край,

Где летучим рыбам рай,

И зарю раскатом грома шлет безумный бог Апай!

Зазвенела сталь. Но сканды уже отступали. Они тоже знали, что такое лесная засада в две линии. Згур усмехнулся – поздно! Лучевские сотни уже заступили дорогу с полночи и полудня – намертво, в десять рядов. Кузнецам и горшечникам не сладить с опытными убийцами, но прорвать живую стену будет нелегко. Да и не останется у «рогатых» времени! Шеренги «катакитов» уже сходились у дороги, лучники продолжали посылать смертоносные стрелы, а песня гремела, эхом отзываясь в гулком весеннем лесу:

Там, за дальними морями, злу с добром – одна цена.

Духи Смерти будут с нами, и кто жаждет – пьет до дна.

Слышу – кличут колокольцы, и привольно будет мне

Лишь у храмины старинной, в полуденной стороне.

По дороге в Синий Край,

Где суда стоят у свай,

Мы кладем больных на ноши – и вперед, на Синий Край!

О, дорога в Синий Край,

Где летучим рыбам рай,

И зарю раскатом грома шлет безумный бог Апай!

Сканды не хотели умирать. Опытные воины, они уже поняли, что уйдут не все, но продолжали бой. Бойцы в рогатых шлемах отошли на середину дороги. Строй сжался, покрылся неровной коркой щитов. Стрелы увязали в толстом дереве. Згур махнул рукой, приказывая лучникам обождать. На миг вернулась тишина, было слышно лишь дыхание – надсадное дыхание десятков усталых людей.

Тяжелые щиты не двигались, словно приглашая броситься вперед, добить, залить землю кровью. Но Згур не верил этой предсмертной покорности. Что бы сделал он, окажись его сотня в кольце? Да, уйдут не все, но если рискнуть…

– Сажа! Сажу сюда!

– Здеся! Моя здеся!

Для объяснений не оставалось времени. Згур указал рукой направо. Там полночь, там обратная дорога за Певу-шу. Если «рогатые» бросятся на неопытных горожан…

Сажа понял, кивнул. Труба пропела дважды, фрактарии молча рванулись вперед, преграждая дорогу. Вовремя! Деревянные щиты дрогнули, тишину разорвал дикий рев. Сканды бросились на врагов – во все стороны, не разбирая. Но большая часть, не сговариваясь, ударила на полдень, прямо на строившихся вдоль дороги «катакитов». Кто-то крикнул: «Ферра!», боевой клич подхватили все – и ру-мийцы, и венеты.

– Ферра! Ферра!

Згур выхватил меч и шагнул навстречу ревущей, обезумевшей стае…

…Вначале заболело плечо. Он так и не понял, что случилось. Думать было некогда, некогда даже оглянуться, посмотреть, что творится рядом. Надо было рубить, отбивать удары, уклоняться от сверкающей острой сталью смерти и снова бить, целя прямо в перекошенные безумием бородатые рожи. Плечо болело, в ушах стоял глухой гул, сквозь который еле слышно доносилось лязганье металла. Потом по лицу полилась кровь. Згур успел удивиться – боли он не почувствовал и даже подумал, что эта кровь – чужая. А бородатые рожи продолжали скалиться, рука, сжимавшая меч, начинала неметь, и Згуру показалось, что прошло уже много часов, целая вечность. Странно, он еще жив. Живы и другие – и друзья, и враги. Неужели Смерть так нерасторопна? Во рту стало солоно, кровь заливала глаза, но отступать было некуда, и Згур продолжал рубить, уклоняться, снова бить, пытаясь поднырнуть под деревянные щиты, и все происходящее стало казаться бесконечным нелепым сном…

Внезапно все кончилось – как-то сразу, мгновенно. В ушах еще звенело, застывшая кровь толстой коркой покрывала лицо, не давая даже улыбнуться, но вокруг все опустело. Осталась лишь дорога, кровавая грязь под ногами и боль в разрубленном плече. Ему что-то говорили, кто-то пытался разжать впившуюся в рукоять меча руку, но Згур только качал головой и пытался понять, в каком из миров ему довелось очнуться. Ведь говорят, в Ирии погибшим воинам тоже кажется, что их последний бой длится вечно.

Глава 15. КУРЬЯ ГОРА

Каменный лик равнодушно улыбался, тонкая, словно детская, рука сжимала изогнутый рог, глаза же были пустыми и мертвыми, как у слепого. Идол был не один, но остальные тонули во тьме еле заметными черными глыбами.

Огромный серый пес, заснувший тут же, у огня, тоже казался каменным, лишь острые уши время от времени еле заметно подрагивали. Он слышал. Слышал и был готов в любой миг вскочить, чтобы преградить незваным гостям вход на утонувшую во тьме Курью гору.

Згур не был незваным, но здешние хозяева не спешили встретить комита. Словно в отместку за то, что и сам Згур добирался сюда целый месяц. Бедняга Пила уже трижды подходил к нему, рассказывая об очередной «случайной» встрече и не менее «случайном» приглашении. Но только сейчас, когда деревья уже покрылись молодыми клейкими листьями, Згур пришел сюда, к молчаливым идолам и сонному остроухому псу.

Прежде всего, Згуру было не до богов. Боги Сури молчали, предоставив людям самим искать путь в кровавом болоте. Войне не было конца, и даже победы, казалось, еще более разжигали ее страшный костер.

…Да, победы ничего не изменили. Здесь, на полдне, скандов удалось сдержать, не пустить к широкой глади Доная. Но за Певушей воины в рогатых шлемах по-прежнему были всесильны. За реку они уже не переходили, зато земли и на восходе, и на закате признали власть великого конуга Лайва.

Згур взглянул в пустые глазницы идола и невесело усмехнулся. Как хотелось к первой траве быть дома, в Коростене! Но дорога на закат закрыта, «рогатые» вышли к лехитской границе, и гордые кнежи Лехии поспешили заплатить им дань. Не сдавался только Лучев да еще три прибрежных города. Восемьсот кметов против полутора тысяч.

Тогда, после первой победы, казалось, что Лайв отступит. Из шестисот «рогатых» ушла едва сотня, сам конуг был ранен, его еле сумели вынести по узким лесным тропам к Певуше. Злые языки поговаривали, что Асмут Лутович не без умысла остановил бросившуюся вдогон конницу, чтобы дать Лайву спастись. И вот конуг оправился от ран, а из далекой Скандии к нему подошли еще пять сотен бойцов. Все приходилось начинать сначала.

Правда, теперь стало легче. Соседние города поспешили заключить союз с Лучевым. Итак, восемьсот кметов – и столько же необученных горожан. Да полторы сотни лесовиков Ярчука, стерегущих дороги и тропинки от Певуши до Доная. Немало – но с таким войском Лайва не разбить. Прямо как в игре «Смерть Царя», когда силы равны и любой ход бесполезен.

Негромкое рычание заставило очнуться. Згур быстро оглянулся, но никого, кроме уродливых каменных идолов и все того же серого пса, рядом не было. Правда, пес уже не спал. Острые уши нетерпеливо подергивались, зубы скалились, словно в усмешке, глаза смотрели прямо на гостя.

– Скучно? – улыбнулся Згур, и вдруг ему показалось, что собака покачала головой. Он хотел протереть глаза, но не успел. Пес вскочил, бросился к еле заметной в темноте тропинке, оглянулся. Вновь послышалось негромкое рычание.

– Туда? Мне туда?

Звук собственного голоса напугал. С кем он говорит? Собаке просто надоело лежать у огня…

Но пес не отставал. Он вновь отбежал назад, к тропинке, вернулся, оскалил зубы. Темные круглые глаза смотрели с легкой насмешкой. Остроухий словно дивился непонятливости человека.

Оборотень? Згур отступил на шаг, сложил пальцы знаком оберега. Ярчука бы сюда! Этот бы с любым псом разобрался, будь он трижды перевертыш! Впрочем, что жалеть? У Ярчука своих дел по горло, а сюда выпало идти ему, Згуру…

– Ладно, пошли! -

Пес мгновенно успокоился и пристроился рядом, неслышно перебирая лапами. Тропа ползла наверх, узкая, неровная. Почему-то Згуру казалось, что к святилищу должна вести широкая дорога – как на холм Дия, что на окраине Савмата. Но он уже знал: на Курью гору люди поднимаются редко. Только если позовут. А звали не каждого.

Местных богов было много, и Згур не особо пытался их различать. Ни к чему! Чужим богам нет дела до волотича из-под Коростеня. Главное, чтобы Маташ – Мать Болот – не забывала своего сына. Тем более, боги Сури никак не могли разобраться между собой. По этой причине, не только из-за войны, Згур не торопился на Курью гору. Он ничего не имел против Вознесенного, с которым боги венетов и севанов сцепились в смертельной схватке. На небесах шла война, такая же кровавая и жестокая, как и на земле. Одной войны Згуру вполне хватало.

Тропинка стала круче, острые камни так и норовили попасть под ногу, вдобавок налетел ветер – – неожиданно холодный, сырой. Згур дернул плечами, остановился, чтобы запахнуть плащ, – и тут же услышал нетерпеливое рычание. Серый пес торопил, не отставал. Згур негромко помянул Мать Болот. Пусть поможет, не оставит наедине с Чужими!

Тропинка выровнялась, стала шире. Впереди показалось что-то большое, еще более черное, чем эта безлунная ночь. Згур ускорил шаг, но вскоре пришлось остановиться. Тропинка упиралась в камень. Даже не в камень – в громадную черную скалу. Згур растерянно оглянулся. Обойти? Но слева обрыв, а справа – такая же скала, только повыше.

Собака нетерпеливо взвизгнула, остроухая морда ткнулась в колено. Згур вопросительно взглянул на странного проводника и обомлел. Пес подбежал прямо к неровной каменной стене, широкая лапа коснулась скалы… И пес исчез. Исчез, вновь появился, зарычал…

Згур осторожно подобрался ближе – и облегченно вздохнул. Проход! Узкий проход в толще камня, незаметный с тропы. Правда, он был готов поклясться, что мгновение назад его не было, но… Но собака уже была там, из черного прохода слышалось недовольное ворчание…

В лицо ударил порыв ветра. Скала осталась позади, а перед Згуром лежала ровная каменная площадка. Почему-то казалось, что он увидит здесь каменного истукана, а то и не одного, но вершина Курьей горы была пуста. Только желтый огонь костра – и смутная фигура, еле заметная в густой темноте, которую не в силах было разогнать невысокое пламя.

Згур оглянулся, пытаясь разыскать своего серого проводника, но пес исчез, словно провалился сквозь неровный серый камень. Згур вновь помянул Маташ, а заодно и сполотского Дия. Да поможет могучий Громовик волотичу! Ведь не чужие они – соседи!

Костер горел как-то странно. Згур шагнул ближе – и только вздохнул. Костра не было. Языки желтого света вырывались из каменной щели. Легкие белые искры взмывали к черному небу и тут же гасли. Камень дышал холодом, и столь же холоден был идущий из неведомых глубин свет.

Тот, кто сидел рядом с колдовским огнем, медленна поднял голову. На Згура в упор взглянули недвижные пустые глаза. Слепой! Тут же вспомнился идол у подножия. Только тот был бородат, в немалых годах, а у костра сидел совсем мальчишка, лет двенадцати, не старше.

– Чолом! – от растерянности Згур даже забыл, что на Сури огрское приветствие никто не знает. – Я… Я пришел…

Невидящие глаза равнодушно скользнули по его лицу. Чуть дрогнули бесцветные тонкие губы.

– Поздно пришел ты, волотич, к богам моим. Сури владык не спешишь ты волю узнать…

В странных словах был упрек. Но удивило не это. Мальчик говорил по-волотичски, словно всю жизнь прожил в Коростене.

– Я не чаклун, – Згур замялся, подбирая верные слова. – Я кмет, мое дело – война…

– То, что на небе, важнее земных побед. Сурь прогневила старых богов своих. Выполни волю тех, кто тебя нашел! Франкским мечом черный низвергни крест! Все, что захочешь, боги дадут тебе… .

Мальчик медленно поднес маленькую ладонь к огню. Свет потянулся к руке, загустел, искры закружились белой метелью. Згур еле сдержал усмешку. Страх прошел. Он ждал этого. Уже давно ему намекали, что черный крест бога Вознесенного принес беды племенам Великой Сури. И сканды – это кара забывшим старых богов. Боги ли тому причиной или люди, но главный удар «рогатых» пришелся

по полночи, где Вознесенного особенно полюбили в последние годы.

– Все, что захочу? А что я захочу?

Ответ пришел не сразу. Мальчик задумался, словно прислушиваясь к неведомому голосу, наконец негромко проговорил:

– Рыжую девушку и половину Венца. Детям твоим боги подарят Сурь…

Взгляд слепых глаз заставил отшатнуться. Удивило даже не то, что на Курьей горе знают об Ивице. Поразил голос – холодный, властный, словно заговорил каменный идол. Впрочем, обещать легко – и половину Венца, и всю Сурь.

– Твои боги ошиблись. Мне не нужна ваша Сурь. Я хочу домой!

На бледном недвижном лице мелькнула улыбка, легкая, снисходительная. Но вот она исчезла. Пустые глаза смотрели сурово, страшно.

– Пламенем алым скоро Денору гореть! Жизнь или смерть – это решишь ты сам. Лучше не помнить горечь родных костров! Лучше забыть, как пахнет у дома полынь!

– Нет. Замолчи!..

Грозные слова не испугали. Чаклуны могут многое, даже читать мысли, даже заглядывать в чужие сны. Кажется, здесь уже все за него решили. Нет, не выйдет!

Згур еле сдержал усмешку, коротко поклонился.

– Боги разрешают мне уйти?

Узкие плечи слегка дрогнули. Маленькая ладонь вновь потянулась к желтому огню, и тот послушно притих, съежился, забившись в узкую каменную щель.

– Спорить с богами в силах лишь только бог. Завтра узнаешь, правду ли молвят они. Тот, кто смешон, даст тебе огненный меч. Кто ненавистен, скажет, куда им бить!

Переспрашивать Згур не стал. Он уже привык – чаклу-ны, да и сами боги любят темную речь. Он хотел попрощаться, но понял – прощаться не с кем. Мальчик исчез, сгинул желтый огонь. Вершина была пуста, только неровный камень стоял там, откуда только что прозвучали странные слова. В лицо ударил порыв холодного ветра, словно хозяева Курьей горы спешили проводить не угодившего им человека.

Часовой у шатра шагнул вперед, правая рука взлетела вверх.

– Хайра, комит!

– Хайра! Что случилось?

Парень не ответил, только моргнул да улыбнулся, еле заметно, уголками губ. Згур понял. Сердце дрогнуло, желтый холодный огонь исчез из памяти, сгинул. Рука рванула тяжелый полог…

– Ты не спешил, Згур свет Иворович! Другую нашел? Ивица сидела прямо на толстом войлоке, неровное пламя светильника падало на раскрытую фолию.

– Извини!

Ее рыжие волосы пахли мятой. Згур ткнулся лицом, зажмурился, словно боясь, что девушка исчезнет, превратится в холодный камень.

– Извини, боги задержали!

– Боги? Все мужчины говорят о богах… Погоди! Свет! Потуши свет!

Згур, не глядя, толкнул рукой бронзовый светильник. Ивица не любила света. Они ни разу не встречались днем. Даже ночью она не позволяла Згуру взглянуть на себя. Может, из-за рубцов, покрывающих спину и плечи. Раны зажили, но девушка каждый раз вздрагивала, когда его пальцы касались следов плети.

– Не спеши, Згур! Я сама… Сама… Ложись… Странно, с нею Згур чувствовал себя мальчишкой, грубым и ничего не умеющим. Порой он стыдился самого себя. Все время чудилось, что он причиняет йвице боль. Руки, привыкшие к мечу, казались недостойны касаться ее тела…

– …Так что тебе сказали боги?

Згур вздохнул, улыбнулся, не открывая глаз. Девушка не говорила – шептала, слегка касаясь губами его волос. Теперь тело Ивицы не пахло мятой. От нее шел резкий, сводящий с ума звериный дух, заставляющий забыть обо всем, кроме той, что лежала рядом.

– Боги сказали, что отдадут тебя мне…

– Правда? – Ивица горько усмехнулась. – Ты им не верь, Згур Иворович! Боги обманывают… Знаешь, когда ты впервые пожелал меня, мне казалось, что я просто хочу отомстить Асмуту. Мне нельзя никого любить! Невольница должна думать только о свободе, иначе ей остаться рабыней навеки. Но боги шутят… Я полюбила тебя, Згур! Мне плохо, когда ты встречаешься с другими женщинами. Даже с кнесной…

– С кнесной? – от неожиданности он рассмеялся, но девушка не шутила.

– Почему бы и нет? Горяйна красива. Говорят, она холодна, как ледышка, но она – правительница, и любому мужчине будет лестно увидеть ее на своем ложе. Великий боярин Асмут когда-то думал посвататься к ней, но сейчас он задумал иное. Теперь ему нужен ты, а не она. Как быстро вы сговорились! Иногда мне кажется, Згур, что ты такой, как Асмут…

– Почему? – Ее слова болью резанули по сердцу. Разве он похож на чернобородого убийцу?

– Он тоже умен, его слушаются люди. Ты моложе, Згур, ты просто еще не ведаешь, чего хочешь. Но меня ты заметил! Тогда, в ту ночь, ты был готов повалить меня на землю и взять силой. Разве нет? Такую, как я, не обмануть. Меня слишком часто брали силой, Згур! Если бы ты знал, что такое, когда дышат вонью в лицо, сопят, давят на горло локтем… И все-таки я тебя полюбила! Сегодня ты опять набросился на меня, как голодный волк, а я хотела показать тебе одну старую фолию. Она о богах, но там есть и о любви. Свиток не нужен, я помню и так…

Ивица помолчала, вздохнула и заговорила медленно, словно прислушиваясь к каждому слову:

– Положи меня, как перстень, на сердце твое, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь;

люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные… Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Ибо ласки твои слаще вина…

– Как перстень на сердце твое… – тихо повторил Згур. – Я не умею так говорить, Ивица! Я вообще ничего не умею! Только воевать…

– И я нужна тебе как лазутчица у Асмута… Девушка резко приподнялась, накинула рубаху.

– Он приезжает завтра. Сначала встретится с тобой, а вечером позовет меня. Сперва прикажет вымыть ему ноги, затем – зажечь светильники и раздеться… Ненавижу светильники! Он говорит, что любит смотреть на меня…

Згур сцепил зубы. «Люта, как преисподняя, ревность…» Раньше он и не знал, что это такое.

– Ты похож на него, Згур Иворович! Скоро ты поймешь, чего хочешь, и тогда забудешь рыжую наложницу. Наверно, я зря пришла к тебе. Прощай!

– Погоди!

Згур вскочил, но девушка уже уходила. Он знал – Ивицу не удержать. На душе было горько. Что он мог сделать? Чернобородый убийца – его союзник. Без латников Асмута, без его серебра войну не выиграешь. И с кнесами соседних городов договорился тоже он! А без лазутчика в скандском стане они были бы просто слепы.

Згур долго искал светильник, возился с непослушным огнивом. Отсвет огня упал на забытую фолию. Згур развернул мягкую кожу, но маленькие незнакомые литеры не желали открывать свои тайну. «Ибо крепка, как смерть, любовь…»

Ни в чем не повинный свиток отлетел в угол. Згур накинул плащ, долго застегивал фибулу. Скорее бы кончилась эта ночь! Он всегда боялся ночи. Днем проще, самые трудные дела становятся простыми – протяни руку. Достаточно расставить их по порядку, словно кметов на смотре. Утром он зайдет к кнесне, затем надо будет поговорить с кузнецами, а потом… Ну конечно, он же обещал заглянуть к «чугастру»! Ярчук вернулся вчера, а они так и не поговорили.

Скромное подворье венета еле вместило гостей. Пришла, наверно, вся улица. Многих Згур узнавал. Был, конечно, могучий Долбило и все десятники его сотни – один другого крепче и бородатей. Пришел и кое-кто из «катаки-тов». За последние недели фрактарии стали относиться к Яртаку совсем по-другому. И немудрено! Лохматый «ди-кун» был теперь не слугой – сотником, да не простым, а Воеводой Леса. Никто уже не смеялся над заплетенной в косички бородой и грубой курткой мехом наружу. Воеводе Леса и положено быть таким. Да и смеяться над «чугаст-ром» было небезопасно. Лучевцы же, не считая, конечно, позабытых всеми бояр, только что не боготворили венета. Ярчук же…

Ярчук же немало смущался такой славой. За обильным столом он всячески отвергал здравицы в свою честь, постоянно кивая на «боярина». Гости охотно начинали славить «большого воеводу Иворовича», заставляя в свою очередь смущаться Згура. К счастью, любое застолье когда-нибудь кончается, и гости, выпив отходную, начали мало-помалу расходиться. Наконец настало время поговорить. Но Згур не спешил. Он уже заметил, как переглядывались за столом хозяин, черноволосая Вешенка и Гунус, который даже пытался подмигивать, несмотря на каменный глаз. Что-то затевалось. Уж не свадьба ли?