Текст книги "Раса"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Росомаха не торопится, делает своё дело и правильно его исполняет. Поэтому он второе лицо, после императора Вилен Ждановича. Единственное, что могу сказать, сожалею, что он не с нами. Хотя, если разобраться, два таких человека, как князь Аскольд и генерал Виктор Павлович, понятие несовместимое.

Темнеет быстро, впереди лесная чаща, на душе тревога. Дети болтают друг с другом, тискают, очумевшего от ласок, волчонка. Жёлтая Луна показалась из-за верхушек сосен. Ухает сова, в зарослях завозилась ночная живность. Внезапно слышим далёкий истеричный вопль, жена Фёдора заглянула в погреб.

Глава 40

– Наше время истекло, – вздрагиваю я, взбрыкиваю плечами, чтоб ушёл озноб, – уходим в лес. Зверьё менее кровожадное, чем люди.

– Звери не кровожадные, не соглашается Семён, – пищу добывают. Больше, чем съедят, обычно не убивают. Это люди испорчены, всё им мало, а то, и ради удовольствия нападают, – Семён с лёгкостью несёт топор, случайные ветки, попав на остриё, состругиваются словно от лезвия бритвы. Идёт легко, но шаг тяжёл, как у медведя. Он заботливо подгоняет Игоря, когда тот, зазевавшись на очередного светляка, тащит за собой Светочку.

Дети, вырвавшись из лап бессовестных людей, отдыхают душой. Вроде уходим неизвестно куда в ночь. Что ждёт вон, за теми тёмными кустами? Вдруг, там залёг первобытный хищник, пуская слюни, в предвкушении вкусного ужина. Они безгранично верят нам, настроение приподнятое, поочерёдно ласкают, обессилившего от внимания, волчонка. Зверёк возбуждённо ловит ночные запахи, крутит головой, иной раз, пытается вырваться из крепких объятий мальчика. Но Игорь знает, зверёнышу одному не выжить в лесу. Судьба у него такая, жить с человеком.

Но, всё же, идти страшно. Совсем стемнело, сосны шумят на ветру, хлопают крыльями ночные хищные птицы, где-то слышится тяжёлая поступь лесных гигантов. Трещат ветки, падают сгнившие у корня деревья. В любой момент наткнёмся на любителей полакомиться нашим мясом.

Толстая шапка из хвои приятно пружинит под ногами, шишки отлетают в сторону, спотыкаемся о многочисленные муравейники. Осторожно обходим лохматые лианы. Как следствие, их любят многочисленные паукообразные, в сплетениях гибких колец, разворачивают свои ажурные постройки. Иной раз, пробежит по упругим ветвям длинная сороконожка, шелестя многочисленными лапками. Быть укушенными не очень хочется.

Ночные звуки постепенно заполняют пространство. Их мало, но, в ночи, они явственно разносятся вокруг – резкие, тревожащие душу.

Детишки умолкли, волчонок встревожен, его будоражат ночные звуки и запахи. Он водит острыми ушами, нюхает воздух, вздрагивает, поскуливает, пытается глубже заползти под курточку Игорю. Его успокаивают, но он весь извёлся, наверное, многие запахи он знает и боится их хозяев.

Меч оголяю, держу остриём вперёд, сзади, неслышно идёт Семён с чудовищным топором. Нам бы пройти, хотя бы, с десяток километров, а там, костёр разожжем. Здесь нельзя, вдруг за нами погоня. Стёпка, тот, из штанов вылезет, дай ему заполучить нас обратно. Нет, дружок, не дадим тебе этой радости!

В лесу идти, сравнительно легко, стволы сосен отстают друг от друга на десятки метров. К счастью, на пути не встречаются заросли ежевики и прочей колючей гадости. Пока идём спокойно. Но, волнует факт, в прореженных лесах, живут особо крупные хищники. А радует – сухо,… сам себе накаркал, под ногами тут же зачавкала вода.

Ругаюсь, сворачиваю – утыкаемся в вонючее болотце. В другую сторону – вновь летят брызги. Крутимся, то туда, то сюда – всюду вода. Ноги промокли, обувь отяжелела, пытаемся вернуться обратно, но, неясный шум заставляет насторожиться. Останавливаемся, сдерживаем рвущееся из лёгких дыхание, прислушиваемся. По нашему следу, ковыляет тяжёлый зверь.

– Слышишь? – спрашиваю Семёна. Не спеша снимаю лук, вкладываю мощную стрелу с треугольным наконечником. Это для крупного зверя.

– Давно. Я ведь, сзади иду.

– Что не говорил?

– Зачем? Он идёт себе и идёт. Может, простое совпадение, что за нами. Охотился бы, такой шум не создавал.

– Он просто очень большой, – замечаю я, поэтому и шороха от него много.

– Ну, да, конечно. Буд-то не помнишь, как степные мамонты ходят? Заметишь их, когда они в метре от тебя.

– И, все же, он идёт за нами, – я уверен в своих предположениях. Как мне не нравится данная ситуация. Мороз продирает спину, даже на таком расстоянии ощущаю зловонье, исходящее от его тела и долетают невнятные всхлипывающие звуки.

Приходится уходить в воду. Усаживаю на плечи Светочку. Она с радостью обхватывает острыми коленками шею и цепляется ручонками за голову.

– Но, но, коняшка, – смеётся она.

– Тихо, кошка дикая, – зыкнул на неё, – уроню, в муравейник упадёшь, попу накусают!

Семён, хотевшего возмутиться, Игоря с волчонком, так же закидывает на плечи. У него там удобно, на его плечах могут даже пару взрослых поместиться.

Хлюпаем по воде, ноги ощущают шапку из сплетения корней и листьев. Пока они хорошо держат наш вес. Но мы уходим всё глубже и глубже в болото. Может, это даже не болото, а некогда происшедший разлив реки. Но, вода застоялась, и потихоньку гниёт.

Плавает все возможный мусор: обломки веток, сучки, мох, раздувшиеся трупики мелких зверюшек. Отгоняем палками, поднимаем муть со дна. Булькает. На поверхность вырываются воздушные пузыри, взрываются как хлопушки, наполняя воздух тошнотворным запахом. Вроде как, что-то холодное и скользкое тронулось о ноги. Шарахаюсь в сторону, поднимая тучи брызг, вонзаю меч, но утыкаюсь в ил. Девочка пугается, припухла на моей шее, вцепилась за уши. Морщусь от боли, но замечание не делаю.

Сзади зло ругается Семён, погрузившись до подбородка. С шумом выбирается из ямы, отдирает от рук жирных пиявок, отбрасывает в сторону. Вода вспенивается, мелькают белые брюха водяных гадов, хлопают широкие пасти, заглатывая насосавшихся крови пиявок.

Деревья истончились, кое-где стоят лишённые листвы, в лохматых лишайниках, часто – просто обломанные, пни сгнили и мерцают гнилушками. Синеватые огни разбросаны по всему лесу. Вскоре вообще не осталось живых деревьев. Светящийся газ колышется над поверхностью, стоит упасть и глотнуть в лёгкие, смерть.

Выломали длинные жерди, ступаем шаг в шаг, ноги вязнут в тине. Скопления газов, прорываются сквозь прорванный настил гниющей органики, большими пузырями поднимаются на поверхность, с шумом лопаются, наполняют воздух сероводородом. Идём по пояс в воде, иной раз опускаемся, чуть ли не до подбородка. Светочка ойкает, поджимает ножки, Игорь крепко держит дрожащего волчонка, длиной веткой отгоняет хвостатых, ожиревших и обнаглевших лягушек.

– В Крыму, такие болота, как где-то на Амазонке. Идём, идём, конца и края нет. Сейчас весь полуостров пройдём, – Семён ворчит, раздвигает могучим торсом, как кисель, дурно пахнущую воду. И, как назло, его атаковали пиявки. Под повязкой на голове, набухает чёрное пятно, и стекают капельки крови. Он неудачно ударился о бугристый сук. Твари, наверное, чуют свежую кровь, вот и лезут. Семён раздражённо сдёргивает их с кожи и кормит благодарных земноводных.

– Да не Крым это ещё, – улыбаюсь я, – он сейчас является частью Кавказа. Ты же знаешь, разведчики при тебе докладывали, Азовского моря нет. На его месте непроходимые леса, плавно переходящие в горы. Этак, через сто тысяч лет, море затопит низменности и возникнет полуостров, тот, который все мы знаем. С пальмами, лежаками на пляжах, пансионатами, и вечно пьяными отдыхающими.

Семён вздыхает, очевидно, вспоминает бархатные ночи, музыку на Приморском бульваре, одетых в парадную форму, моряков, военные корабли на рейде, праздничные салюты,… прекрасных женщин, цокающих на тонких каблучках по скользкой брусчатке, эротично виляющими бёдрами.

Вместе вздыхаем и вместе смеёмся. Нас посетили одинаковые мысли. Но, вокруг реальность, а она вонючая. Нездоровые испарения едкими струйками поднимаются к нашим ноздрям. Поверхность воды парит, мерцает зеленоватыми сполохами, виднеются неясные тени. Воображение рисует страшные морды упырей, водяных и прочих гадов гнилого болота.

Казалось, в протухшей, насыщенной сероводородом, воде, не должно быть жизни. Но, замечаем, на некоторых кочках шевелятся тёмные, бугристые существа. Фосфоресцируют насыщенные жёлтым огнём, круглые немигающие глаза. Изредка, водные животные, переваливаются с боку на бок, прыгают в воду. Неясные тени проносятся совсем рядом, приходится отгонять шестами. Не понятно, что у них на уме, если таковой у них имеется.

Зверь, что шёл за нами, останавливается на краю болота, не дурак. Долго скулит, подвывает, обречённо всхлипывает и шлёпает правее. Наверное, там есть обходной путь. Делаю поправку в движении, заворачиваем в ту сторону. Оно, конечно, не хочется встречаться с ним, но сгинуть в топи, совсем не радует. Идём параллельным курсом. Семён сквозь зубы ругается, обещает неведомому зверю отрубить уши.

Тем временем болотные твари совсем осмелели. Грязно белое брюхо проявляется в мутной воде, у ноги щёлкают зубы, успеваю пронзить мечом. Лезвие входит, словно в резину. Семён, с размаху, шваркнул топором по толстой спине. Нечто, с шипением отлетает в сторону и лихорадочными скачками шлёпает по воде прочь.

– Настырные, надо идти правее, не то ноги отгрызут, – вновь протыкаю атаковавшую меня тварь.

Болото приходит в движение. Где-то, вдали, под призрачным светом мерцающего газа, просматриваются, как тёмные валуны, огромные туши. Они шевелятся, то одна, то другая, срываются вводу и, гребут к нам.

– Однако ноги надо делать, – лязгаю зубами я.

– Дядя Никита, островок! – вскидывает ручонку Светочка.

Действительно, по курсу, виднеется холм, заросший кривыми деревьями. Бежим, пинаем ногами обнаглевших тварей. Сзади пенится вода, амфибии, мешая друг другу, несутся за нами.

– А я их, пиявками кормил! – в отчаянии кричит Семён, мощно раздвигая воду, оставляя за собой расходящиеся волны, как от парохода, несущегося на всех парах.

Выскакиваем на твёрдую поверхность. Следом выпрыгивает безобразная тварь. Семён молниеносно изгибается, гудит лезвие топора, амфибия разваливается на две равные половины. Следующая, свистит мой меч, в разные стороны брызгает зеленоватая гадость. Островок окружают со всех сторон, но мы работаем как мясники в разделке. Летят в разные стороны кровавые ошмётки.

Наконец, малюсенькие мозги рептилий понимают сложившуюся обстановку. Амфибии отпрянули, бултыхаются в зловонной жиже, но, в отдалении появляются настоящие исполины. Гребут медленно, не торопятся.

– Это крокодилы? – у Светочки от ужаса округляются глазёнки.

– Большие лягушки, – Семён недолго смотрит на бородавчатые туши, затем, как по команде, лихорадочно собираем сухой хворост. Удивительно, но его в избытке, засохшие ветви деревьев на каждом шагу. Ломаем, бросаем в кучу, гора из сушняка растёт. Делаем из него полукруг. Игорь со Светочкой обдирают иссушенный лишайник, с пней снимают трухлявый мох, белые личинки осыпаются под ноги,

скрипят челюстями, но дети не обращают на них внимание, лица сосредоточены, губки сжаты, надрали целую гору.

Безобразные твари выползают на сушу, воняет тиной, сырой рыбой, лезут прямо на завалы из хвороста. Высекаем огонь, спасительное пламя бежит тонким веточкам. Вспыхивает, как порох, иссушенный ветрами лохматый лишайник. От жара занимаются толстые ветви.

Хозяева болот отпрянули, отползают от завесы огня, пытаются обогнуть гудящее пламя. Кидаем горящие ветки в лобастые морды. Рептилии с шипением пытаются увернуться, ходуном ходит кустарник, низкий рёв вырывается из глоток. Дети помогают, запаливать костры, это у них здорово получается.

Невыносимо жарко, едкий дым разъедает гортань и лёгкие. Порвали рубашку, намочили водой, заставили всех одеть, даже вопящему в возмущении волчонку, натянули её на пасть.

Болотная нечисть вроде отступила, но далеко не отходит. Вода бурлит. В серебристых лучах Луны, мелькают бородавчатые тела, хлопают пасти, низкочастотный рёв стелется над ядовитым туманом. А, там, где кончается гнилая вода, и, поднимается кручей берег, между тёмными стволами старых сосен, мелькают жёлтые глаза нашего давнего преследователя. Нечто взгорбленное всхлипывает, огорчённо подвывает, изредка пытается зайти в воду, но боится земноводных.

Мне кажется странным, такое маниакальное преследование. Словно, кто, толкает хищников нам навстречу.

Островок – единственное спасение. Словно свыше указали к нему дорогу. Костёр горит, сушняка много. Огонь полыхает, освещая болото на многие десятки метров.

– Стёпка, с командой, не пожелает зайти на огонёк? – делает предположение Семён. Он поправляет горящие ветки, швыряет пылающие головни в настырных земноводных. Игорь со Светочкой продолжают сдирать целые пласты сухого лишайника и складывают у наших ног.

– Не, дебил, думаю. Утром пойдёт. Как только Солнышко взойдёт, – внимательно оглядываюсь. Рептилии полностью покидают островок, плещутся между корней на мелководье, но не уходят. Странно. Меня вновь посещают сии мысли, неспроста.

Трещит костёр, разбрасывая в ночь снопы искр. Совсем пропахли дымом, но, зато, просушили одежду. Спасительный ветерок несколько сдувает едкую гарь в сторону болота. Дым, опускается на поверхность воды, смешивается со светящимся газом, получается нечто гремучее, и всё это зависает в метре над поверхностью. Даже земноводные недовольны, в панике разбегаются в разные стороны.

А на берегу рыскает непонятный зверь. Иной раз, при свете Луны, мелькает его контур, размером с крупного быка. Мокрое рыло, словно свинячье, нюхает воздух, виднеются отблески крупных клыков. Что за адский зверь? Вероятно и медведь, не рискнул бы вступить с ним в единоборство. Чем-то древним веет от него, более древним, чем даже, этот первобытный мир.

Пользуясь возникшей передышкой, достаём из ранцев еду, во флягах родниковую воду. Гостеприимная челядь Бориса Эдуардовича, положила домашние колбасы; копчёные окорока; сыр; мягчайшее сало по-украински – как улыбка доброй тётушки; естественно – каравай хлеба, с золотистой корочкой и одуряющим ароматом; даже глиняный горшочек, забитый сотами дикого мёда. Вот молодцы, о ребятне подумали! И всё почему? Григорий Охлобыстин получил власть, благодаря нам, сердешным. Благодарный он человек, как я погляжу!

Между корнями высохшего дерева, выгребаем мусор, разгоняем злых жуков с длиннющими усами, Светочка, на правах хозяйки, застилает вычищенное место

чистым мхом. Здорово у неё получается! Вспоминаю Ладу и Яну, они всегда умеют создать уют из ничего, на пустом месте. Своего рода, женская магия.

Игоря, девочка заставила настрогать веточек, чтоб не есть руками. Он её во всём слушается, достаёт кинжал, подарок прелестной Грайи, и, достаточно искусно выстругивает заострённые палочки.

Семён посмеивается, он бы ел руками, да и я тоже, но берём импровизированные столовые приборы.

Наше наглое чавканье разносится по всему болоту. На душе теплеет, посещают праведные мысли. Как только доберусь до дому, начну собирать войско. Князь Борис Анатольевич создал действительно боеспособную группировку. Ежедневные изматывающие тренировки, отработка военных навыков: рукопашный бой, владение всеми видами холодного оружия, стратегия ведения боя в различных условиях, а так же – обязательный воинский призыв на пять лет. Это, несомненно, укрепило наше государство.

Войной пойду на Господин Великий Ждан. И, пусть считают меня после этого агрессором, но я вычищу заразу раз и навсегда. А то, что, получается, только вышел за приделы города и, можно попасть в рабство. Беспредел.

– А не проще послов послать, договориться о межгосударственных законах, – с мудростью изрекает мой друг, уловив мои мысли.

– Правильно думаешь! Именно! Межгосударственные законы. Это то, что нам необходимо. Но, после того как разобьём Вилен Ждановича. Вот, тогда, сядем за стол переговоров и, создадим Свод Законов для всех нас.

– Не хочешь, Никита, демократии, – вздыхает Семён. – Чем мы лучше их будем?

– У нас рабов нет.

– Всё равно, ты самодержец.

– Ну, это как рассматривать. По крайней мере, если я совершу уголовное преступление, меня привлекут как обычного гражданина. Депутатской неприкосновенности, как, это было раньше, в той жизни, у нас нет. Закон един для всех.

– Хоть в этом ты демократ, – облегчённо вздыхает Семён.

– Ошибаешься. Именно демократические институты власти придумали для себя лазейки, типа, депутатской, прокурорской и прочих неприкосновенностей. Можно "легонько" шалить, пожурят лишь свои, такие же, демократы и, дело прикроют. Сколько раз такое было. Что, не помнишь?

– Ну, да, – взгрустнул Семён, – из травматики в голову стреляли, на дорогах насмерть сбивали, откровенно воровали. Несовершенная демократия была, мы бы её направили по верному курсу, – неожиданно заявляет он.

– Пока я жив, демократии не будет, – сверкнул я очами и мягко улыбнулся другу.

Дети не понимают наших разговоров, шушукаются, смеются, лопают мёд, даже за ушами хрустит.

Тем временем болото живёт своей жизнью. Что-то булькает, где-то раздаётся низкий рёв, взрывается вода, от мощного удара хвоста. Нас не тревожат, но я не перестаю, до боли в глазах, всматриваться в темень. Твари отступили, но не собираются уходить, словно ждут чего-то.

Во мне всё сильнее зреет уверенность, необходимо покинуть островок. Это делать надо, прямо сейчас. Смотрю на друга, он читает мысли, кивает. Его, так же, гнетут вполне осязаемые опасения. Но, как выбраться из этого болота?

– Плот. Нам нужен плот, – осеняет Семёна, – брёвен достаточно, лиан в изобилии. За два часа справимся.

Оглядываю островок, он завален приплывшими стволами. Между ними копошатся омерзительные, склизкие твари. На подступах к островку, где нет дыма, виднеются горбатые спины чудовищ.

Ворошим костёр, сдвигаем в сторону берега. Огненные сучки валятся в воду, разгоняя пресноводных гадов.

Приходится вновь прыгать в воду. Я, больше на стрёме, не подпускаю амфибий к Семёну. Он же, как спички, ворочает огромные стволы, вроде как особо не напрягается, но мышцы гуляют под кожей словно чугунные гири.

Удивительной силы человек!

Постепенно начинает вырисовываться конструкция плота. Его необходимо делать достаточно узким, чтоб проходил между мёртвыми деревьями, но и грузоподъёмность нужна достаточно большой.

В этом месте, глубина не более метра, двух. Но, дальше, в призрачном свете мерцающего болотного газа, виднеются лишь верхушки затопленных деревьев. Решаю плыть туда, очень вероятно, по близости река. Убьём двух зайцев, оторвёмся от преследования наземного зверя, и скроем следы, если за нами будет погоня.

Плот почти закончен, помогаю Семёну скрутить брёвна крепкими лианами. Водная нечисть держится на некотором отдалении, познакомилась с острым мечом. Монстры, что в отдалении, вообще теряют к нам всякий интерес, взбираются на кочки, глаза светятся как гигантские светляки. Адский зверь неожиданно всхлипывает, обиженно скулит и, галопом несётся в самую чащу. Я, даже бросаю работу, настолько удивлён. Но, начинаю догадываться причине поспешного бегства. В глубине леса мелькают отблески света, словно автомобильные фары. Где-то мы подобное видели? Вспоминаю ночёвку у разлома с аммиачными тварями. Неужели выследили?

– Это они, – подтверждает догадку друг. – Но как они узнали о нас?

– А не тот ли горбатый незнакомец, которого видели в посёлке, шпион наших аммиачных "друзей"?

– Очень может быть, – хмурится Семён.

Спешим. Затягиваем последние узлы. Накидываем на плот сухого валежника, стелем мох, вырубаем длинные ветви, чтоб толкать плот, бросаем вещи, усаживаем по центру детей. Вовремя, едва сдвинули его с места, а на берегу скапливается достаточно много огней. Силуэты Других мелькают, ползают, извиваются, один из них сразу бросается в глаза, старый знакомый, горбач.

В воду не заходят, толпятся у самой кромке, слышатся вздохи, невнятное бормотание, взмахивают конечностями. Закачались деревья, то одно, то другое падает с оглушительным треском, брызги летят в разные стороны.

– Что они делают? – удивляется Семён.

– Плот, что ли? – всматриваюсь в лихорадочную суету на берегу.

– Неужели у них получится?

– Узнаем потом. Быстрее уходим, – упираюсь на шест, Семён присоединяет усилия, и наше плавсредство быстро скользит между торчащими деревьями.

На этот раз земноводные не обращают на нас внимания, застыли на кочках, лишь глаза светятся. Осторожно огибаем, одного даже случайно пинаем, но тот немного отодвинулся, замер в великой задумчивости.

Берег удаляется, огни хаотично мелькают. С плотом, у Других, явно не получается. Мозгов, что ли не хватает? Очевидно, исполнители не обладают сильным интеллектом. Я, и Семён, скалим зубы в ухмылках. Нашли с кем тягаться! Но, внезапно вновь встрепенулись земноводные, шевелятся на кочках. В мутной воде мелькает всяческая мелочь. Маленькие зубастые лягушки прыгают на плот,

Игорь, с рычанием смахивает за борт. Крупные земноводные с шумом заваливаются в воду и гребут к нам.

Поняли Другие, к нам не подобраться и пускают по следу водных хищников. К сожалению, с мозгами у них всё в порядке. Вздыхаю и сильнее налегаю на шест, рядом пыхтит Семён. Плот несётся между чёрными деревьями, чудом не цепляясь за торчащие из воды ветви. Впереди виднеется просвет. Действительно, это разлившаяся река. Выйдем на неё, и понесёт течение прочь от всей мерзости.

Сзади бурлит вода от настигающих безобразных амфибий. Но, есть некая тенденция, власть Других над земноводными ослабевает на расстоянии. Чудовища плывут за нами больше по инерции. Зажигаем на середине плота огонь и забрасываем хищников горящими пучками мха и лишайника. Это им не нравится, отваливают в сторону, уходят под воду и таятся на глубине. Тем временем выплываем в реку. Постепенно плот захватывает течение и выносит на центр реки. Можно вздохнуть свободно, оторвались.

Дети прижимаются к нам, волчонок неожиданно лезет мне под куртку, тычется мокрым носом в живот. Глажу серенького, он засыпает.

За бортом хлюпает волна, мимо проносится всякий лесной мусор и исчезает в темноте. Луна прячется за верхушками сосен, становится совсем темно, только далёкие звезды слегка серебрят поверхность реки. Изредка выпрыгивают крупные рыбины, блистая чешуёй, с шумом падают в воду. Затхлый запах болота остался позади, с наслаждением вдыхаем свежий, наполненный ароматами хвои, воздух.

Бережно вытягиваю волчонка, кладу в мягкий мох, зверёныш слабо вильнул коротеньким хвостиком, почти весь зарылся в сухую постилку.

Сдираю повязку с головы Семёна, рана вспухшая, появились синюшные пятна, попала инфекция. Протираю чистой водой, открываю ведёрко со смолой, намазываю на висок. Густая как мёд, она быстро впитывается в кожу, на глазах отёчность исчезает, шов "выплёвывает" нитки и рана стягивается. Фантастика!

– Как себя чувствуешь? – выкидываю в воду грязный бинт.

– Мне и раньше было хорошо, только зуд пошёл в ране.

Через пару часов, тебе бы пришлось ампутировать голову. Занёс конкретную инфекцию.

– Болото, сильно протухло, пиявок много, гадости всякой, – соглашается Семён.

Пользуясь моментом, сбрасываем одежду, полощем в светлых струях реки, обмываемся, прыгая за борт, держась руками за крепкие лианы. Отдраили ребятню, даже волчонка, вздумавшего кусаться, выстирали как мочалку.

В центре плота поддерживаем огонь, развесили на рогатинах одежду, сушим, сами, пытаемся согреться.

Река ссужается, течение становится заметно стремительнее. Но, глубина реки большая, нет порогов над скрытыми подводными скалами, бурунов от водоворотов. Отдыхаем, наслаждаемся покоем и тишиной, лишь вода журчит, убаюкивает. Ребятня умаялась, уснули на постилке из мягкого мха, там же, повизгивает во сне, волчонок, мамку, наверное, вспоминает.

Ощущение такое, что болото с монстрами, нам привиделось, вокруг чистота и свежесть. Удивляюсь, как в мире может ужиться такие разные состояния мрака и света: болотная гниль, мёртвые деревья и кристально чистая река, шумящий на берегу здоровый лес. Почти как у людей, одни убивают, другие созидают. А нужно ли это природе? Нет, не нужно! Всех кто не созидает, не развивается, уродует свои и чужие мысли, подменяет духовное сознание на извращённые понятия, всех, на хрен – в Пекельные миры! Там им будут рады. Вспоминаю "Мальчика" на членистых лапах и россыпью изумрудных глаз на морде тираннозавра, передёрнулся. А ведь он, бомба с часовым механизмом. Сейчас он шастает по подземным мирам, в надежде

встретить биологически совместимую для себя подругу. Вряд ли найдёт. Но, а вдруг? Эти твари размножатся и станут осквернять нашу Землю. Неизвестно кто хуже, Другие или он. Вообще, "хрен редьки не слаще". В любом случае проблемы с ними необходимо решать. Опасная штучка попала ко мне, непроизвольно погладил алмазную россыпь на медальоне, они мигом отзываются на ласку, теплеют, вспыхивают над головой чужие звёздные системы. Улыбаюсь, отдёргиваю руки. Хватит экспериментов. Но… как хочется заглянуть в невероятные миры, разбросанные по всей Вселенной! Что за натура у человека? Любопытство, так и гложет! Наверное, это и есть прогресс: заглянуть, пощупать, узнать. Двигатель эволюции. Не изменение простейших форм организмов в более сложные, а изменения сознания, души. Пусть Дарвин не врёт, живые существа не видоизменяются, а приспосабливаются к среде обитания, эволюционирует лишь душа. Вот почему за неё борются и Тёмные и Светлые миры. Даже в сказках черти, что хотят купить? Не тело – душу. Тело, тьфу, оболочка, а вот Душа – субстанция в вечном развитии. Любое низшее существо желает, даже не осознанно, прыгнуть в душевном развитии, на ступень, а то и две, выше, чем находятся. "Любой мелкий бес мечтает стать Архангелом".

Постепенно плот сносит к берегу. Он нависает над рекой, обрывы виднеются на всём протяжении. Река входит в ущелье гор. Очевидно, наш плот удаляется от намеченного курса. Нам на север, а это уже начинаются южные части Крыма. Вскоре придётся приставать к берегу и двигаться пешком. А кругом непроходимые леса, звери,…люди.

– Правь к берегу, – я толкаю в плечо задумавшегося Семёна, уткнувшегося в шест.

– Что, уже приплыли? – он фыркает, в недоумении водит глазами. А ведь, задремал, оказывается.

– Угу, дальше ножками, – я посмеиваюсь. Надо же, за такой короткий срок, лицо у него опухло от то сна, а по центру щеки багровеет след от ребристой поверхности шеста. Даже сучёк, в виде кренделя, отпечатался. Индеец, типичный сын прерий, пера не хватает на затылке.

Семён тоже улыбается, быстро восстанавливается. Мышцы под кожей, ходят как волны в шторм, резко толкает тяжёлый плот к усыпанному каменистыми обломками берегу.

Ткнулись в мель, я выпрыгиваю, он достаёт верёвку, бросает мне. Привязываю за торчащий из склона голый, в бугристых наростах, корень. Смотрю на детей. Спят как щеночки, между ними сопит волчонок, повизгивая во сне, сучит лапками, пытается влезть в самую гущу детских тел.

– Пускай спят на плоту. Это безопаснее. Утром будем искать выход отсюда, – я ещё одним концом верёвки подтягиваю плот к берегу, чтоб сильно не качало.

Наверху застыл в неподвижности, дремучий лес. На склонах, цепляясь за трухлявые стены из глины и камней, висят ползучие растения, кое-где торчат острые стебли травянистых кустарников, оголённые корни деревьев, образуют наверху сплетения, словно щупальца осьминогов. А гигантские светляки, засевшие между обрубков изжёванных постоянными осыпями корнями, вносят и без того в мрачный пейзаж, дополнительную загадочность.

Первым делом осмотрелись, даже обнюхали воздух, затем собираем хворост для костра.

Чувство опасности, вспыхивает у нас одновременно. Семён выхватывает чудовищный топор, мой меч сверкает огненной дугой. Тяжёлое хлопанье крыльев бьёт по перепонкам. Дети проснулись, бросились к нам под защиту, волчонок забивается в щель между камнями.

Над нами, закрывая звёзды, взмахивает крыльями дракон, с хорошую лошадь. Глаза светятся изумрудным огнём, чешуя отливает сталью, от тела пахнет пряными травами и мускусом.

– Это не Вирг, – шепчет Семён.