Текст книги "Раса"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

Глава 35

Семён накидывает на меня свою куртку, лицо счастливое и мокрое от слёз. Грайя до сих пор всхлипывает. Наверное, они уже распрощались со мной. Жрецы восторженно гудят, как шершни в улье. Назревает всеобщее ликование и… пустота в душах. Всё, ради чего было здесь создано, свершилось. Охранять нечего. Что делать дальше?

Семён поднимает руку:– Отныне вы не жрецы Огня, вы жрецы – хранители Истинны. У океана Кааз будет новый город, новые храмы и новый порядок. Наша задача является Великой. И на многие, многие тысячелетия мы станем впитывать Вселенские знания, с целью передачи их нашим потомкам. Да будет так, – он опускает руку, и суровые лица жрецов разглаживаются. Замена происходит вовремя.

На этот раз в город торговцев, Годзбу, прибываем без каких либо проблем. О нас уже знают, действительно, вести распространяются мгновенно.

Очень тёплый приём. Гроз Гур лично провожает нас в свою резиденцию. Игорь моментально зависает в объятиях приёмного отца, Светочка виснет на мне, затем прыгает на руки Грайе. Все счастливы. Мы довольны тем, что путешествия по восхитительным, но утомительным подземным мирам заканчивается.

Йона, в лёгкой накидке, подходит к нам. Её руки подчеркнуто, оголены, в огромных чёрных глазах мягкий огонь. Она смотрит на меня как мать, с нежностью, что я ощущаю трепет. Зирд обнимает сестру, щупает её руку, оборачивается ко мне, никогда я не видел его таким светлым.

Гроз Гур зазывает нас на пир, организованный лично для нас, но мы просим выкупаться в горячих водоёмах. Я давно о них мечтаю, с тех пор, когда попробовал это неземное блаженство.

Почти неделю бездельничаем. Гроз Гур кормит нас как на убой, Йона таскает по многочисленным экскурсиям. Зирд пытается меня обучить основам магии, ругается и плюётся, видя, что у меня ничего не получается. Семён и Грайя обсуждают какие-то свои общие дела. Детвора с утра до вечера гуляют по саду. Света собирает гербарий, морщит носик, общается с растениями. Она утверждает, что растения с ней разговаривают. Йона с удивлением говорит, что всё собранное девочкой, обладает той или иной целебной силой. Игорь заставил Гроз Гура организовать небольшие вольеры. Натаскал туда покалеченных ящерок и, с помощью собранных подружкой растений, достаточно успешно их лечит. Великий властитель вначале снисходительно посмеивался, затем, видя положительный результат, сам загорается идеей организовать ветлечебницу.

Вот так пролетело десяток дней. Пора. Если честно, волнуюсь. Прошла не одна неделя с тех пор как мы здесь. Как там мои родные, мой город? Безусловно, князь Аскольд следит за порядком и появившимися традициями в нашем городе-государстве. Всё же на душе тревога. Поторапливаться надо.

Выход на поверхность, минуя все уровни, находится на западных границах города торговцев. По молодости Гроз Гур ходил по ним и, даже выбрался на поверхность, но едва не ослеп от "страшного" Солнца. С тех пор этот ход, так же является запретным. В продвижении он достаточно сложный, но главная его ценность, он один, не пересекается с другими туннелями и необитаем. Не одну неделю придётся штурмовать его кручи, но другого пути нет, лифт Богов под пристальным вниманием Других.

Перед расставанием побрился, с бородой конечно хорошо, но я привык к чистой коже. Семён прощается с Грайей. Она знает, это не навсегда, но всё равно плачет, губы дрожат, лицо опухшее. Светочка пытается утешать. Игорь даёт последние наставления по содержанию больницы для животных Гроз Гуру. Великий властитель с обожанием смотрит на мальчика, искусно прячет в губах улыбку, с серьёзным видом кивает. Вот детская непосредственность, припахал Великого властителя! Зирд обнимает меня, Йона дарит мне серебряный перстень с необычным камнем, говорит, он усиливает магические способности. Жаль только, вот этих самых способностей, у меня нет. Но, дело наживное, неуверенно говорит Зирд.

Взваливаем на плечи неподъёмные ранцы с вещами и едой, увешались флягами с водой, входим в туннель. Нелегко придётся, вздыхаю я, но там – Солнце, там наш дом.

Это путешествие на редкость длинное и утомительное. Идём, идём. Кругом одни и те же стены. Конца и края нет. Ноги, от постоянного подъёма, не просто гудят, срываются в набат. И, вроде ранцы становятся легче с уменьшением продовольствия, но кровоточащие плечи отказываются в это верить. А тут, на одном из привалов, обнаруживается ещё один груз. Но я так ему обрадовался, особенно дети, из глубины ранца выбирается толстый, хорошо подросший, осоловевший от изобилия еды, бронзовый дракончик. Как обычно тяпнул меня за нос, выпускает язычок пламени в сторону пищавших от восторга детей и, взгромождается мне на голову, начинает чистить перепончатые крылья. Семён смеётся, чешет шейку. На это раз дракончик благожелательно принимает ласку, даже лизнул его раздвоенным язычком. И надо же, с его появлением, нам стало легче!

Незаметно проходим остаток пути, упираемся в металлический люк. Сердца стучат от нестерпимого желания быстрее выбраться на поверхность. Семён налегает мощным телом, ржавый скрип оглушает и, в это же мгновенье нас ослепляет свет Луны. А небо! Всё в жемчужных россыпях звёзд. Выскакиваем как полоумные, мы на развалинах древнего капища, бросаем вещи на землю. Рвём душистую траву, танцуем и кричим от восторга. Пьянящий степной аромат, ветер с запахом хвои. И морем, пахнет морем! Но где мы? Местность незнакомая. Вокруг степь, лишь вдали, в призрачном свете Луны, едва просматривается кромка тёмных скал. Да где-то, за лохматыми холмами, гудят на ветру сосны.

Безудержное веселье отрезвляет близкий рык хищника. Да, мы дома, но и здесь надо бы вести себя уважительно. Смолкаем. Оглядываем развалины. Где бы переждать ночь? Рыскаем между камнями, всё невероятно древнее, давно обвалилось и занесено землёй. Повезло, что люк находится высоко над поверхностью, в каменной плите. Ветром, постоянно сдувает с него пыль, не даёт превратиться ей в толстый слой земли.

Вездесущая детвора всё же отыскала небольшую, полуразвалившуюся пещерку, образованную из обрушившихся когда-то крупных гранитных блоков. Ставим им отлично. Натаскиваем сухих веток, разводим костёр, прижимаемся друг к другу, с нетерпением ждём рассвет.

Трещит костёр, угольки вспыхивают, рассыпаются на множество ярких огоньков. Поджариваем на веточках остатки провизии, а из головы всё ещё не выходит подземный мир. Семён взгрустнул, я с пониманием обнимаю за плечи. Детвора спит. Как щенята, прижались друг к другу. Какие они беззащитные. И как смогли выжить в таких непростых условиях? Не каждый матёрый взрослый смог бы продержаться даже небольшое время. Наверное, они просто дети, Бог им помогает. Дракончик изучает новый для него мир. Как только выбрались на поверхность, он, срывается с моей головы и, где-то в траве, слышу, сражается толи с зайцем, толи с крупным грызуном. Любопытно, каким он будет, когда вырастит?

Как здорово дышать родным воздухом. Дым задувает ветром в пещерку, глаза слезятся, но мы балдеем даже от этого. Дома всё хорошо, и запах навоза крупных травоядных животных, и зудящие комары, неудобные булыжники под спинами, даже рычание прохаживающихся неподалёку хищников, не приносит дискомфорта.

Ведём неторопливый разговор о прошлом, о будущем. Язык у друга постепенно заплетается и, на неоконченной фразе, клюёт носом и уже посапывает рядом с детьми. Я сижу в одиночестве, подкладываю толстые ветки в костёр, тревожусь о дракончике. Один раз он пронёсся над головой, уронил клочки заячьей шерсти и вновь умотал в ночь. Интересно ему. Столько пространства!

Под утро нестерпимо хочется спать, но делать этого нельзя, в опасной близости трутся о камни степные львы. Они порыкивают, распространяют вокруг себя терпкий звериный запах. Но к нам в развалины не прыгают, дым и огонь их отпугивает. Чтобы создать достаточную завесу из огня, приходится подкладывать всё новые и новые порции дров, а их совсем мало. Надо бы разбудить Семёна, но рука не поднимается, так сладко спит.

Но вот занимается заря, ещё очень тусклая, но перья далёких облаков окрашиваются в нежно лиловый цвет. Утренние птицы проснулись, выводят резкие трели. Семейство львов неторопливо уходит в степь, прилетел дракоша, живот отвисает, чуть ли не до земли, но довольный донельзя. Недолго думая забирается в ранец, готов отойти ко сну. Наохотился, малыш.

Со свежестью утра, сон отступает. С наслаждением взираю на просыпающую природу. На пучках травы сверкают капельки росы. После холода ночи, кузнечики разминают мускулистые лапки, пауки зависли в ажурных паутинах, в отдалении густая трава расходится в стороны, небольшое стадо буйволов лениво бредут в известном только для них направлении.

– Доброе утро, – слышу сонный голос друга. – Чего не разбудил?

– Чего лишний раз отвлекаться, видишь, сам поднялся, – хмыкаю я.

– Вообще не спал? – приподнимается он на локтях.

– Не привыкать, – зеваю так, что хрустнуло за ушами. – Всю ночь львы тёрлись.

– Да ну! Ушли?

– Вроде да.

Семён выбирается из тесной пещерки, потягивается, улыбается восходящему Солнцу, набирает горсть росы в ладони, умывается, фыркает от удовольствия.

– Интересные развалины, – оглядываясь, говорит он.

Я, так же выползаю наружу, разминаю затёкшие члены, смотрю по сторонам. Мы на обочине концентрически расположенных плит. Кое-где лежат, словно оплывшие свечи, длинные валуны.

– Ты знаешь, что это такое? – мне понятен рисунок из камня. – Это свастика.

– Чего? Фашистский знак? – удивляется и не верит друг.

– Вроде умный мужчина, а такую дурость говоришь, – с сожалением качаю головой.

– Да, нет, я помню, свастика была задолго до фашистов, – смущается Семён.

– Очень задолго, – подтверждаю я. – Её использовали древние русы в амулетах и просто в обиходе, на вышивках, даже в письме. Но сдаётся мне, этой свастике десятки тысяч лет. Эти самые, русы ещё не появились.

– Может они были всегда. А вдруг они и сейчас где-то есть, – друг одаривает меня светом своих серебряных глаз.

– Ну, да, в других галактиках, – фыркаю я и осекаюсь, эта мысль уже не кажется мне бредовой, после всего, что мы увидели.

Просыпается наша малыши. Первой выбирается Светочка, со сна щурит ясные глазки. За ней выползает Игорь, зевает во весь рот, демонстрируя белые клыки.

– Как хорошо! – улыбается девочка. – А где наш дракоша?

– Спит.

– Жаль. Так хочется его потискать.

– Мы сейчас домой пойдём? – Игорь подходит к приёмному отцу.

– Скучаешь?

– Волчата, наверное, подросли, – грустно говорит мальчик. – Как они там, без меня?

– Ждут тебя, – уверенно говорит Семён, трепет его по волосам.

– А я хочу к маме и папе, – Светочка заметно взгрустнула.

– Позавтракаем и пойдём, – успокаиваю я их.

Подкидываю в костёр дрова, нанизываю последние кусочки сушёного мяса на прутики. Скоро пропитание придётся добывать самим. Но я не беспокоюсь об этом, зверья, в округе, много.

Не хочется покидать древние развалины, интуитивно чувствую благотворную энергию, исходящую из них. Даже трава внутри более густая, чем в округе, различное зверьё часто посещают это место.

Спускаемся вниз, ребятню заставляем идти посередине. Впереди я, с подготовленным к стрельбе луком, сзади Семён, легко держит в руке боевой неподъемный топор. Я помню о степных львах, промышляющих где-то неподалёку, но, могут быть и нечто страшнее любых хищников – люди.

Решаю выйти к морю, затем, надеюсь, легко найдём свой город. Но, чем глубже входим в степь, тем неприятнее на душе. Стебли становятся всё выше, а в них вплелись, раскинув колючие лапы, непролазные кустарники. Воздух наполнен всевозможными запахами трав. Даже присутствие моря не ощущаю, а вроде оно близко. Хуже всего, часто пересекаем звериные тропы. Мы в охотничьих угодьях хищников. Совсем не хочется попасться кому-то на обед.

– Дядя Никита, нам туда нельзя! – огорошивает меня своей уверенностью Светочка.

– С чего ты взяла? – поворачиваюсь я к девочке.

– Мы же к морю хотим выйти, да?

– Правильно.

– Тогда нам необходимо идти в том направлении. А куда мы идём, там обрывы и всё в колючих кустах.

Я безмерно удивляюсь, останавливаюсь, смотрю на девочку. На худенькой шейке сверкает алмазное ожерелье, подарок Грайи и ходячих деревьев. Смутно о чём-то догадываясь, спрашиваю:– Тебе кто сказал об этом?

– Веточки говорят, а ещё пыльца.

– Она часто с растениями говорит, – подтверждает Игорь.

– Чудеса, – разводит руками Семён.

– Что ж, – соглашаюсь я, – давай пойдём, куда указываешь.

Мы сворачиваем. Действительно, трава резко редеет. Под ногами россыпи мелких камней, затем и вообще скалистые выступы, и одиночные каменные глыбы.

И, словно по волшебству, сквозь разломанную пополам скалу видим, синею гладь моря. Дух захватывает от красоты. Над застывшим в неподвижности морем, сиреневое марево, Солнце в густом тумане, но воздух над берегом прозрачный как горный родник. Береговая полоса вьётся между морем и нависающими над ней золотистыми скалами. Виднеются многочисленные гроты, скалы, выступающие из воды, напоминают зубья сказочных драконов. На берегу ни души. Спокойствие и тишина.

– Дядя Никита, я тропу нашёл! – захлёбываясь от возбуждения кричит Игорь.

Бегом устремляемся на голос мальчика. Действительно, к морю идёт извилистая тропинка. Кое-где в скале выбиты ступени, а над обрывами – перила из гибких веток.

– Люди, – шепчет Семён.

– Да. Но как показывает практика, надо быть крайне осторожными. Конечно, я бы обошёл это место, но, к сожалению, другого пути не вижу. Придётся спускаться. Только старайтесь идти тихо, – я больше обращаюсь к Игорю и Свете.

Двигаемся осторожно, часто останавливаемся, даже цикады нас не сразу замечают. Малышам нравится играть в охотников, корчат рожицы, шушукаются, но, впрочем, ведут себя вполне приемлемо.

Вскоре выходим к лесу, растущему на склонах, повсюду корявые корни. Здесь хозяйничают ящерицы и змеи. Часто дорогу пересекают толстые полозы, разноцветные ящурки прячутся в камнях. А с ветвей, иной раз срываются тяжёлые птицы. Не удержался, сразил стрелой одну из них. Птица похожа на тетерева, а может он и есть, я не шибко в них разбираюсь, но уверен, мясо вкусное.

Идём среди леса, довольно влажно, камни во мху. Тропинка петляет между деревьями и целеустремлённо направляется к морю. Уже слышен шум волн. Наконец покидаем заросли, впереди, голая поверхность скалы, на ней выбиты ступени, ниспадающие прямо к берегу.

Внимательно оглядываю побережье. Видны признаки людей: кострище, пустые раковины моллюсков, на камнях блестит крупная рыбья чешуя, вбитые в гальку шесты – делали навесы.

– Людей нет, – удовлетворённо молвит Семён, – можем спускаться.

– Похоже, не часто они сюда приходят, – соглашаюсь я, но всё равно прочёсываю взглядом прилегающие окрестности. Что-то мне не нравится в этом мирном пейзаже.

Спрыгиваем с последних ступенек на хрустящую гальку. Моментально обдаёт свежестью морской воды. Волна небольшая, даже не пенится, набегая на берег. Как по команде подходим к морю, окунаем руки, умываемся, пугая многочисленные стайки мальков, шныряющих по мелководью. Хочется выкупаться, но не решаюсь. Потом. Сейчас слишком опасно.

Держась скал, бредём в направлении к дому. Вот только, сколько идти, пока не знаю. Вероятно, он за теми далёкими горами, что видели наверху. А это не один день, может даже с неделю.

По гальке идти легко, ноги не вязнут, в тоже время, ступням мягко. Детвора постоянно отвлекается, убегает к морю, мне уже надоело всякий раз их одёргивать, чтоб соблюдали тишину и осторожность. Постепенно и у нас улетучивается чувство опасности, берег пустынен и первозданно чист, следов человека уже нет. Расслабились, Семён напевает песенку, на душе хорошо и безмятежно.

В сужении между морем и скалами, мы протискиваемся в тесную щель. Ползём, хватаясь за скользкие выступы, чтоб не упасть в воду. Наконец выходим в расширение. Разлом из скал образовывает, что-то вроде маленькой круглой арены, сбиваемся все в кучу, решаем, как дальше перелазить через скалы. Но, меня пронзает резкое чувство опасности, запоздало смотрю вверх и… нас накрывает

сетью. Пытаюсь выхватить саблю, рядом рычит Семён, но ничего не может сделать своим топором. Моментально сверху посыпались люди. Они чувствительно пинают тупыми концами копий, с размаху бьют дубинами.

– Сволочи, детей не трогайте! – кричу я, но получаю столь сильный удар по голове, что сразу отключаюсь.

Глава 36

Нас волокут как баранов на убой. Верёвки цепко впиваются в тело, шевельнуться невозможно. Постоянно бьют ногами и палками, больно, обидно, надо же так вляпаться. Хорошо, что детей не связали, бедняжки бегут следом, но даже не плачут.

Видимо за нами долго наблюдали, а я, вот расслабился, опьянел от запаха свежести, простора, все чувства притупились. А ведь сигналы подавались, надо было к ним прислушаться. Боже мой, артефакты! На мне нет рюкзака. Скриплю зубами. Неужели все было напрасно? Эта горькая мысль пронзает сознание. Возникло, что-то неправильное, так, чтоб в одночасье, всё порушилось. Нет, так не бывает. Я с ними ещё разберусь.

Нас выволокли наверх и тащат по вполне приличной дороге. По крайней мере, ветки и камни не уродуют наши тела. Слышу отрывистую речь. Конвоиры говорят на русском языке, значит такие же пришельцы, как и мы. Они одеты достаточно прилично, одежда из шкур изготовлена весьма добротно. У многих копья, кое-кто с мечами, есть луки и прочее. Не деградировали. Может, получится договориться?

Нас тащат по лесу. Затем появляются просветы между деревьями, много поваленных и неубранных стволов. Множество народа занимается лесоповалом. Трещит валежник, с оглушительным грохотом падают деревья, сметая всё за собой, слышатся резкие команды, ругань, где-то свистит хлыст. Рабский труд, мелькает мысль, нехорошо. Не туда их завело. Всё же деградировали.

Лес оказывается позади, впереди долина, на ней стоит весьма ухоженный город-посёлок обнесённый частоколом из брёвен заточенных сверху. Ворота открыты, охрана в тяжёлых доспехах, у них щиты и широкие мечи.

– Санёк! Похоже, охота прошла удачно, не часто такие рабы попадаются. Сразу видно – воины. Хороших деньжат отвалят, – один из охранников внимательно окидывает нас взглядом, в глазах удивление и призрение, для него мы уже не люди, хуже животных. – А детей, зачем взяли? Использовали лучше как приманку, – с чудовищной циничностью изрыгает он.

– Машка просила, у них своих нет, может, возьмёт. Надо уважить старого друга.

– Тебе виднее. Ну, заходи, тебя заждались.

Нас затаскивают в ворота. Оказались в городе. Дома из брёвен, добротные. По улице ходит сытый народ, гремят повозки запряжённые буйволами, пахнет свежевыпеченными пирогами и квашеной капустой. Всюду русская речь. Много вооружённых людей. На площади возвышается деревянный помост, на нём лежит связанный, истерзанный плетьми человек.

– Русских тяжело делать рабами, приходится почти убивать или калечить, – хохотнул, Санёк, увидев с каким состраданием, гляжу на страшную картину. – Ничего, и с вами поработают, вы воины, будете развлекать поединками.

– Гладиаторов из нас хотите сделать? – едва не задыхаюсь от ярости.

– Это от вас зависит, должность почётная. Иных, даже свободными делаем. Это куда лучше, чем лес валить или всю жизнь помои выносить.

– Лихо вы развернулись. Кем в прошлой жизни был? – задаю вопрос с целью понять сущность конвоира.

– Вообще-то рабы не должны задавать вопросы, – благодушно ухмыляется Санёк, – но если так интересно – на фирме экспедитором был, водку развозил.

– Можно сказать, повышение по службе получил?

– Мне нравится. А ты, вроде, неплохой мужик. Не будешь артачиться, хорошее будущее тебя ждёт. И тебя, сероглазый боец, – ткнул моего друга, мечом. Семён благоразумно смолчал, хотя напряглись бугры мышц под толстыми верёвками.

Нас заволокли во двор, кидают к крыльцу добротного двухэтажного дома. Вокруг собирается немногочисленная толпа, молодицы в цветастых платках, дети, вышло пару седовласых стариков, но все эти сволочи, смотрят на нас как не на людей.

Наконец-то развязали ноги, пытаюсь встать, но они так затекли, что, под хохот падаю в пыль. Семён помогает подняться. Стоим, хмуро озираемся. Светочку и Игоря взяла за руки толстая, с добродушным лицом, немолодая женщина и уводит в сторону хозяйственных построек. Я долго провожаю взглядом родные фигурки, сердце сжимается от горя.

– Ваши дети? Больше их не увидите. Не переживай, они хорошо устроятся, – заметил мой взгляд Санёк.

– Мразь ты! – не удержался Семён.

Благодушный взгляд нашего конвойного резко меняется, в глазах вспыхивает ярость, с садистским наслаждением наотмашь бьёт плоской частью меча по лицу. Кровь брызнула фонтаном из рассечённого виска. Я в ужасе вскидываю глаза на нашего мучителя, он пробил височную артерию, если срочно не принять меры, это смерть.

– Ты, что натворил, Санёк, – выскакивает на крыльцо плотный, богато одетый мужчина, – не успел рабов мне привести и тут же убиваешь!

– Да, ладно вам, Борис Эдуардович, – смущается тот, – сейчас ветеринар ему повязку сообразит, заживёт как на собаке.

Семёна пинками поволокли вглубь двора. Дай бог, чтоб всё было с ним в порядке. Пытаюсь гасить в груди разгорающееся бешенство. Нельзя выходить из себя. Будет лишь хуже.

– Ну, а ты, что молчишь? – с вызовом обращается Санёк.

– Я так понимаю, лучше не задавать лишних вопросов.

– Быстро усекаешь. Молодец. Думаю, подружимся, – он скалит белые крепкие зубы.

Первым делом я их тебе выбью, мелькает во мне мысль. Я уверен, так оно и будет. Экспедитор, хренов!

Борис Эдуардович подходит ко мне, сверлит взглядом из-под нависших бровей. Я вроде знаю, надо бы взгляд опустить, зачем напрасно нарываться на неприятности, но не могу, смотрю ему прямо в зрачки. Тень недоумения мелькает на лице:– Ты не простой человек, – нехотя заявляет он, – боюсь, раба из тебя не получится. Жаль, мог бы жить и жить. Впрочем, попробуем с тобой поработать. У нас есть неплохие профессионалы. Глядишь, через месяц, другой выйдешь на арену. По секрету хочу сказать, наш правитель, уважаемый Вилен Жданович, приветствует отважных. Приглянёшься ему, свободным станешь.

– Кто! – невольно вырывается у меня восклицание.

– Ты, что, его знаешь? – с интересом смотрит на меня Борис Эдуардович.

– Да, так, слышал, – осторожно говорю я.

– Ну, да, конечно, о нём многие слышали, никак он основатель государства Господин Великий Ждан.

– Именно так, – соглашаюсь я. – А далеко до города Господин Великий Ждан?

– Много вопросов задаёшь, непростительно для раба. Ну, да ладно, скажу, дней десять на повозках. Не будешь артачиться, увидишь город. Он великолепен, говорят, не уступает даже Граду Растиславль.

Сердце защемило от этого высказывания. Как же мы так по-дилетантски вляпались! Где-то совсем рядом моё государство. Да, обидно и глупо. А ведь надо держать инкогнито. Если узнают, кто я, убьют точно.

– Вот их вещи, – говорит Санёк. Конвойные скидывают на землю наши ранцы и оружие.

– Ого! Какой меч! Неплохой топор! – вырывается восклицание у Бориса Эдуардовича, – так вы действительно воины. Как вас сюда занесло? Случаем вы не шпионы князя Аскольда? Впрочем, можешь не отвечать, всё равно для вас ничего не изменится. Я уже имею на вас виды.

Ворошат ранцы. С напряжённым вниманием смотрю, как они достают вазу и маску, чуть ли не обнюхивают, с ухмылкой бросают в пыль, не впечатлили. Со смолой они тоже не разобрались, но, нам всякий случай ставят ведёрки под крыльцо. Неожиданно натыкаются на спящего дракончика. Тот с рассерженным шипением выскакивает из ранца, плюётся огнём, злобно кусает пальцы, пытающиеся его поймать. Вопль. У несчастного пополам перекушена ладонь. Никогда не думал, как силён мой питомец! Дракончик вырывается, изрыгает уже не маленький огонь и взмывает вверх, исчезает за высоким забором.

– Что это?! – потрясённо спрашивает Борис Эдуардович.

– Да, так. Птаху по дороге подобрали, – с удовольствием говорю я.

– Да это, какой-то птеродактиль! – восторженно восклицает Санёк.

Несчастный орёт, заливая пыль кровью. Пару пальцев вообще отвалились и валяются в грязи как безобразные гусеницы.

– Вы для меня загадка, и, думаю, большая головная боль, – цедит сквозь зубы Борис Эдуардович. – Пока отведите в отдельную камеру. На досуге, разберусь с ними.

Меня гонят вглубь двора. Иду, злорадно посмеиваясь, слышу вопли несчастного, оно, конечно, я врач, по образованию, но мне совсем не жалко страдальца. Толи ещё будет, злорадно думаю я. Чувствую, как когда-то задремавшая Сила вливается в мои члены. Ощущение такое, что могу движением плеч разорвать путы, но, пока не хочу торопить события.

Меня толкают в тёмное помещение, здесь уже Семён, голова перевязана, но кровь всё ещё сочится сквозь повязку.

– Как у тебя? – спрашиваю друга.

– Жить буду, – ухмыляется он, – ветеринар неплохо знает своё дело. Правда, возмущался. Говорил, он занимается праведным делом, всяких баранов лечит, а тут какого-то смерда привели. Ну, ему там объяснили, плевался, но, артерию зашил. Видно, в прошлом, был неплохим хирургом.

– Испортился народ, – взгрустнул я.

– Что делать будем?

– Поживём, увидим. Представляешь, я не хочу здесь задерживаться, – шучу я. – В любой момент могу верёвки порвать. Вот только не знаю, где наши дети.

– В том то и дело, – соглашается друг, – надо узнать, где дети.

– У Машки какой-то.

– Придётся к ней наведаться.

– Наведаемся, куда денемся, – я оглядываюсь по сторонам. Хотя двери плотно закрыты и нет окон, хорошо вижу, да и Семён не испытывает дискомфорта. Пещерная жизнь научила нас видеть в темноте.

Наша камера представляет собой помещение из хорошо подогнанных друг к другу брёвен. Дверь дубовая, оббита железными пластинами. На полу солома, пару вонючих шкур. На стене болтаются несколько металлических колец, судя по всему, пристёгивают на цепь особенно строптивых. У двери зловонное корыто, туда наливают еду для заключённых. Первым делом стараюсь очистить корыто соломой, неизвестно, сколько будем здесь сидеть.

Семён возится со шкурами, пытается вытряхнуть, но затея неверная, такая поднялась пыль, что я невольно ругнулся.

– А, как же артефакты? – неожиданно осенило его.

– Во дворе вышвырнули, под крыльцо закатились, там же и смола. Не впечатлили. Да, ещё наш дракончик пальцы одному откусил.

– Правда, что ли?

– Сам не поверил, напрочь.

– М-да, подрос, с крупного кота, – Семён задумался. – А ведь быстро растёт. Что из него получится?

– Дракон, естественно, – я и сам не раз над этим задумываюсь. Это настоящая стихия, ничто его не остановит. Помню, иной раз, почёсывая ему шейку, натыкался на острые как бритва чешуйки, кожа напрочь слетала с пальцев. А ведь как аккуратно он тяпал меня за нос, невольно вздрагиваю, вспомнил откушенные пальцы. И почему он ко мне привязался? Может, потому, что полюбил его, сам отвечаю на вопрос. Мне, этот зверёк, с самого начала запал в душу, забавный, такой непосредственный, просто лапка. М-да, лапка. Где сейчас он, только б не обидел кто. Тревожусь. Внезапно в голове возникает, словно искрящийся золотой песок слегка басовитый голосок:– да брось, ты, батя, кто меня тут может обидеть. С птицей какой-то подрался, все перья ей выщипал, отобрал зайца, вот, кушаю сейчас.

– Вот, сорванец! – радуюсь я.

– Мне некогда, батя, пока. Здесь ещё пару штук прилетело, надо бы трёпку дать, – мысль обрывается, а я сижу, удивляюсь. Вот так, ещё одного сына приобрёл. Не знаю смеяться мне или плакать. Надеюсь, подружится с Яриком.

– Отбился, – слышу довольную мысль, – ко мне уже не хотят лезть. А меня, кстати, Андхарашем зовут.

– Нравится тебе этот название? – мне смешно, но всё, же спрашиваю уважительно.

– Не смейся, оно у меня с рождения, – легко улавливает мысленные интонации дракончик. – Так, а вот сейчас мне надо дёргать отсюда, львы подходят.

– Ты там аккуратнее! – пугаюсь я.

– Они же не летают, – искрящиеся весельем мысль успокаивает меня, – сейчас я им хвосты обожгу.

– Ты сейчас с дракончиком разговариваешь? – спрашивает Семён, он улавливает мои мысли.

– Сорванец, львов дразнит, – улыбаюсь я.

– Он себя ещё покажет, – щурится друг. – Он имя тебе называл?

– Да.

– Никому его не говори.

– Даже тебе?

– Мне можно. Я и так его знаю. Он Андхараш, что в переводе означает Главный Над Изрыгающими Пламень.

– Круто, – удивляюсь я.

– Он будет самым сильным из всех драконов. Для непосвящённых он Вирг, что-то типа – Бронзовый Ящер.

Слышим шаги. С двери сбивают доску, к нам заходят несколько мужчин. Все как на подбор крепкие, внушительные мышцы бороздят тела, лица добродушные, но я знаю, это впечатление обманчиво. Такие лица часто бывают у настоящих бойцов.

– Что, касатики, размять косточки хотите?

– В смысле, подраться? – понимаю их смысл.

– Что-то, типа того.

– Не очень.

– Да бросьте вы, разомнётесь, жирок погоняете. Не переживайте, чисто кулачный бой, мечи потом будут.

– И, что за бедолаги, с нами будут биться?

– Причём тут бедолаги, нормальные ребята, убивать не будут.

– Ну, а если мы, невзначай их покалечим?

– Это вряд ли. Но если это гипотетически принять за веру, тогда сами виноваты.

– Ты, как, Семён? – спрашиваю друга.

– Ты же знаешь меня, я не драчун. Со школы никогда не дрался. Но если надо, можно попробовать.

– Судя по твоим мышцам, не скажешь, – говорит один из мужчин. – Хотя, на своём веку, всякое видел. Ты не бойся, мы тебе кого ни будь попроще подберем.

– Не надо попроще! – неожиданно негодует Семён.

– Вот, это речь настоящего бойца, – насмешливо говорит мужчина. С нас снимают верёвки, разминаем руки.

– Поесть хотите?

– А драться сейчас?

– В принципе, да.

– Тогда потом.

– Если сможете, – неожиданно хохотнул один из мужчин.

– Там разберёмся, – бурчу я.

Нас выводят во двор. Народа значительно прибавилось. В центре вбиты колья, обтянутые верёвками, как положено, два табурета в углах импровизированного ринга. Расставляют длинные скамейки. Кое-кто уже занял места. Краснощёкие девчата лущат семечки, с ними грубо заигрывают здоровые ребята. Но молодухам нравится, смеясь, пищат, отпихиваются, ну совсем как в старые добрые времена в деревне.

– Рассказываем правила, – мужчина со стальным взглядом окидывает нас взглядом, – правил нет. Единственное исключение, не выходить из ринга, получите копьём в жо…у. Усекли? Да, если продержитесь тридцать минут, антракт на три минуты, затем до победы.

– Правила сложные, запомнить бы, – сплёвывает на пол Семён.

– Вот ты и будешь запоминать первым, умник. Кстати, для тебя выпадает честь, драться со свободным человеком, цени, ублюдок.

Семёна толкают к рингу. Он гневно озирается, на этот раз его колют копьями, Семён перепрыгивает через верёвки. Стоит как бог, мышцы перекатываются под бронзовой кожей, в глазах детское непонимание.