Текст книги "Благая Весть Курта Хюбнера (СИ)"

Автор книги: Андрей Незванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Далее Хюбнер объединяет Гёльдерлина и романтиков-символистов, говоря:

"Знаменательно, что Гёльдерлин и школа романтической интерпретации мифа ничего не знали друг о друге, хотя их многое объединяло".

Вслед за этим Курт переходит к...

9. Интерпретация мифа как нуминозного опыта

«Представители этого течения», – пишет Хюбнер, – «разделяют убеждение таких романтиков, как Горрес, братья Гримм, К. О. Мюллер или Бахофен, что миф есть выражение божественной реальности». (Курсив наш)

Здесь мы не должны заблуждаться: эти люди НЕ ВЕРЯТ В БОГА. Хуже того: они пребывают в плену всё той же объект-субъектной онтологии, согласно которой бытие – это познание.

"Культ и миф представляют собой, по Керени, лишь "реакции" на данность, понимаемую в качестве "объективной". Они есть постижение "измерения" мира, и даже "особенно устойчивого аспекта мира".... "Это тот самый мир, – подчеркивает он, – который "отражается" в "мифологеме" и "придает ей смысл".

"Божественная реальность" на их языке – это такой особый вид "объективной реальности", воздействие которой на познающего субъекта как раз и приводит к тому, что субъект придумывает богов, в попытке осознать указанное воздействие и поделиться им с другими.

В отличие от профанных писаний романтиков, ученые-феноменологи описывают так наз. "божественную реальность...

"...придерживаясь строгого феноменологического метода, который применял также Р. Отто. Их понимание отливается в конструкциях, которые Р. Отто описывал как нуминозное, и в этом последнем основании усматривают они корни мифического опыта".

Поскольку "божественная реальность" как часть всеобщей реальности существует всегда, то всегда существует и её восприятие субъектами и осознание этого воздействия, – будь то в виде мифов, стихов или как-то иначе. Отсюда, если мы персонифицируем воздействия этой реальности в фигурах богов, то, значит боги всегда здесь, они "живы", как говорит Виламовиц-Моллендорф.

Вот что пишет по этому поводу Курт Хюбнер:

"Едва ли можно найти лучшее введение в интерпретацию мифа как нуминозного опыта, чем в словах У. фон Виламовиц-Моллендорфа: "Боги живы. Первое условие нашего понимания древнегреческих верований и культа состоит в выявлении и признании этого как наличного факта. Наше знание о том, что они живы, опирается на внутреннее или внешнее восприятие; не важно, воспринимается бог сам по себе или в качестве того, что несет на себе его воздействие".

"...для Керени миф имеет отношение к реальности, именно потому он находится всегда в настоящем (если не в своих частных формах, то, по крайней мере, во всеобщих структурах)".

"Если переключиться на то "измерение" реальности, которую миф стремится отразить, то он становится понятным как совершенно иная по сравнению с нашей "форма мышления и выражения"...".

Следующим шагом должно быть признания мифа как знания, вместо прежней интерпретации его как выдумки. Ведь, если "божественная реальность" есть часть всеобщей реальности наряду с реальностью естествознания, тогда и осознание этой реальности – миф ничем не отличается от естественнонаучного знания.

И Хюбнер рассказывает нам об этом шаге, предпринятым современной антропологией. Так...,

"Вернант устанавливает, что исследования в столь различных областях, как теория познания, социология, этнология, история религии, лингвистика и т. д., привели к "принятию мифа всерьез" и признанию его безупречным измерением человеческого опыта". /.../ "Мы отбрасываем, – заявляет Вернант, – узкие ограничения, в которых пребывал позитивизм прошлого века с его наивным доверием к прогрессивной эволюции человеческого общества от тьмы суеверий к свету разума... Реабилитация мифа в различных аспектах начинается как раз в этой перспективе". /.../ Наука вынуждается к тому, чтобы понять "это иное, представляющее собой миф", и "присоединить его к антропологическому знанию"".

Таким образом, мы остаемся в экзистенциальной парадигме Нового Времени, в которой живет Человек Познающий. Речь идет лишь об открытии новой объективной реальности, и соответствующем изменении воспринимающего её субъекта.

Открытие этой "божественной реальности" открывает и новые перспективы понимания предыстории человечества. Так, Йенсен пишет, что...

"Истина описания праисторического процесса основывается на истинном знании о природе живой реальности, которая постигается в непосредственном созерцании".

Эта непосредственность предполагает пассивность ума:

Так, по Жоллесу, эта бездеятельность рождает "мифическое понимание, согласно которому "мир и явления сами представляют себя" и "предметность сама себя творит".

Последнее, а именно, самотворение предметности представляет собой хитрость, с помощью которой обходят вопрос ВНИМАНИЯ, без которого невозможно созерцание.

Если имярек сбрасывает с себя "грязный плащ цивилизации", отказывается от всякой деятельности и её созидательных целей, то какова природа силы воли, организующей внимание "постижения реальности в непосредственном созерцании"?

Ведь, "наука активно движется к объекту, она анализирует, вскрывает, манипулирует им"; познание "направлено на предмет, стремится к проникновению в связь вещей, алкает определенности наличного бытия объектов и их отношений", ищет выразить себя в суждениях, имеющих всеобщую значимость. Именно это стремление и организует внимание познающего субъекта. Если его нет, то откуда возьмется собранность, нужная для восприятия "божественной реальности"?

Жоллес отвечает на этот вопрос так, что "вещи в мифе сами с нами говорят"; "мир и явления сами представляют себя" и как бы не требуют активности субъекта; "предметность сама себя творит".

Мы не можем принять этого абсурда. Предметность принципиально не может творить себя, иначе это уже не предметность. Предмет есть представление, творимое субъектом восприятия. Вещи не говорят.

Говорит лицо. Потому мы предполагаем иной тип внимания, присущий человеку. Именно: внимание межличного общения. Оно как раз тем и отличается от оперативного внимания созидающей (= познающей) деятельности, что не вгрызается в объект резцами своей логики, но предоставляет стороне общения свободно выражать себя. Это внимание почтения, уважения и интереса к личности друга. Здесь, действительно, не мы формируем представление о друге как об "объекте", а друг сам открывает и подаёт себя в общении с нами.

К несчастью, личное общение как основное бытие человека лежит за пределами того "антропологического знания", к которому стремятся присоединить миф ученые, которых представляет на этих страницах Курт Хюбнер.

Они продолжают искать "истину мифа", выражаемую в суждениях, обладающих "всеобщей значимостью".

Согласно Йенсену, например, "истина мифа, без сомнения, имеет место". Миф, по Йенсену, видит "все вещи мира как становящиеся..." и описывает "процесс становления как акт деятельности".

На этом Курт и мы с ним вместе заканчиваем "историю интерпретаций мифа", и переходим сразу к...

11. Возможные перспективы;

Оставляя в стороне 10. Критический обзор, поскольку по ходу изложения так наз. «истории» мы сделали все необходимые критические замечания. Что касается суждений Хюбнера, высказанных им в названном «критическом обзоре», то их правильнее было бы именовать не «критикой», а «неудовлетворенностью». Курта не удовлетворили все приведенные им попытки интерпретации мифа, и, в особенности, поиски «истины мифа», вероятно потому, что он хочет предложить нечто свое, как ему кажется, более удачное.

Что ж, посмотрим. Пока же рассмотрим представленные им "перспективы".... На вопрос: перспективы чего? – возможен пока только один ответ: нахождения "истины мифа" на путях его интерпретации.

Для этого нужно из всех описанных выше интерпретаций выбрать ту группу, которая настаивает на "истине мифа", – в том смысле, что миф это мышление, а не фантазия и не аллегория, – из этой группы выделить одну нравящуюся и привести её из неудовлетворительного состояния в удовлетворительное.

Именно это Хюбнер и делает. Он пишет:

"Сперва трансцендентализм засвидетельствовал наличие своего рода предварительной истины мифа на начальном уровне; потом структурализм сделал утверждение о равноценности формальной рациональности науки и мифа; и наконец, нуминозная интерпретация мифа высказала претензии на выявление в нем божественной реальности. (Причем неважно, что эти этапы не следуют в строгой временной последовательности, но отчасти возникают одновременно.) Тем не менее, было показано, что претензии нуминозной интерпретации до сих пор недостаточно обоснованы".

Вот эту "недостаточность" Хюбнер как раз и хочет восполнить. Он заостряет на ней внимание и пишет далее:

"...вся острота ситуации связана с решающим, все более настоятельным, но уже давно зависшим в воздухе вопросе о том, как обстоит дело с обоснованием мифа, с доказательством его истинности".

«Обоснование мифа» звучит, конечно, дико для наших ушей. С таким же успехом можно обосновывать наличие звезд на небосклоне. Какая в том нужда?! А если не обоснуем, звезды, что – погаснут?

Довольно странно наблюдать, как Хюбнер и все те, с кем он себя соединяет в этом деле "обоснования", почему-то относят Миф к праистории человечества; совершенно забывая о том, что Миф живет сейчас, в ныне актуальных религиях, объединяющих большинство людей на Земле.

Так же нелепо выглядят "доказательства" в применении к мифу. Если нужно доказывать, значит это не Миф, но – версия неких событий перед лицом суда или физическая теория, или математическая терема....

Именно так Курт и понимает миф – как логически обосновываемую философему. О чем свидетельствуют следующие его слова:

"Здесь речь идет о том, что Кант в другой связи называл quaestio juris. Пока этот вопрос остается без ответа, мы судим "за" и "против" применительно к мифу на основе большей или меньшей уверенности и интуитивных догадок".

Если миф – это настоящая мудрость, несущая в словах опыт бытия; то он должен иметь отношение к реальности:

"Если мы хотим знать, какое отношение имеет миф к реальности, то мы должны подвергнуть проверке несущую силу лежащих в его основе представлений, категорий и понятий опыта, короче, его онтологию".

Слова "имеет отношение к реальности" означают, что миф – это не чисто субъективное явление, типа сна или фантазии, но – ментальная форма бодрствования и внимания, имеющая транзитивную субъект-объектную значимость в деятельности, направленной на предмет.

Так что, "реальность" здесь – это вся та же "объективная реальность" Картезия, которой разум "овладевает"; то есть, миф в понимании Хюбнера есть её (реальности) осмысление.

Мы бы предпочли, чтобы "иметь отношение к реальности" понималось хотя бы как "иметь практическое значение в мирской жизни". Тогда мы, по крайней мере, перешли бы от объективистской онтологии к этике. Думается, такой переход значительно приблизил бы нас к присвоению Мифа – хотя бы уже в силу того, что "религия" – это, буквально, "совестливое отношение к-".

Но..., наши предпочтения пока не находят тут места.

Хюбнер пишет:

"Анализ онтологии мифа включает сравнение с научной онтологией и имеет в силу этого не только гносеологический и онтологический, но и научно-теоретический характер".

Из чего ясно, что Курт ведет речь идет об онтологии Разума. И продолжает:

"Проведение такого анализа предполагает эксплицитную картину системы мифического мышления и опыта. Следующая, вторая часть нашей книги посвящена именно этому".

"При этом я ограничусь в основном греческим мифом".

Основание такого самоограничения Хюбнер видит в том, что...

"...для двойственности нашей культуры, о которой уже нередко шла здесь речь, актуален именно тот вид мифического мышления, для которого онтология греческого мифа является репрезентативным примером. Это относится, как видно уже из первой главы данной книги, к сфере поэзии и общественного сознания...".

К поэзии..., – допустим; но, что Курт имеет в виду, когда говорит о мифическом мышлении в "сфере общественного сознания"...? Идеалы современной демократии?

"Демократия", между прочим, – эллинское слово, как и "Миф". Если и здесь действует указанное выше самоограничение Хюбнера, то можно заметить, что из античной демократии в современную успешно перешло только одно явление – ДЕМАГОГИЯ. Неужто под "мифическим мышлением в сфере общественного сознания" Курт разумеет именно демагогию, или, говоря по-современному, манипулирование массовым сознанием?

Или Речь идет всё-таки о морали?

Посмотрим. Пока же переходим к обещанной Хюбнером "Второй Части".

Часть вторая.

Система мышления и опыта в греческом мифе

ГЛАВА IV

Очерк научных онтологий для пояснения последующего анализа .

Введение

Курт начинает эту главу с констатации:

"Как показано в первых двух главах, наше сознание в значительной степени сформировано научной онтологией".

По смыслу фразы, его собственное сознание тоже таково. И он, видимо, хочет его изменить. И сделать это намерен с использованием моральной силы отрицания чего-то примитивного (= плохого, в данном ценность-образующем контексте). Для этого он формирует опознавательный ярлык "дурака", условно говоря.

Курт пишет:

"Попросту можно выразить данный подход так: мы приписываем сегодня действительности некоторую структуру с элементами А, В, С и т. д.".

Очевидно, это подход автомеханика; и мы готовы приветствовать отказ от него в такой деликатной области как древнегреческие мифы, – по крайней мере.

Пока что Хюбнер от названного подхода не отказывается, но условно остается внутри него и задается риторическим вопросами:

"Найдутся ли в греческом мифе подобные элементы? Если нет, то что ставят греки вместо них? Или же их мир представлений так мало сравним с современным, что наша система опыта вообще не может служить руководством к его пониманию?".

Ответы на эти вопросы очевидны, – иначе нет смысла в написании этой книги.

Выше Хюбнер уже говорил о "двойственности нашей культуры". Научная система опыта представляет лишь одну сторону, другая сторона – нуминозная или мифическая. Курт не хочет просто, щелчком внутреннего выключателя, трансформироваться: оставить одну сторону и перейти на другую; он хочет навести мосты между двумя берегами экзистенциального потока. И выражает это намерение следующей "житейской мудростью":

"Если хочешь понять другой язык, сколь бы чуждым он нам ни являлся, то следует исходить из собственного языка".

То есть, Курт намерен сначала углубиться в наш "научный опыт". Он пишет:

"Итак, начнем представление категорий системы нашего мышления и опыта. Во второй главе мы осветили лишь часть этого и к тому же ограничились изложением лишь естественных наук. Теперь же нам надлежит соответственно расширить наше рассмотрение...".

"...Во-первых, я снова обращаюсь к онтологии естественных наук... /.../ Во-вторых, я буду обращаться к психологической, социологической и исторической наукам, предметом которых является человек".

Метод, которому намерен следовать наш автор, он резюмирует в следующих словах:

"Систематическое объяснение как цель науки состоит в создании теорий как систем объяснения. Группы законов или правил, образующих основу теории, называются аксиомами. Теория, тем самым, есть система более или менее строго логически определенных аксиом. Итак, если мы желаем исследовать общие категориальные основания естественно-научных, социологических, психологических и исторических теорий, на которых они основываются, то мы должны поставить следующие три вопроса. Как в самом общем виде охарактеризовать отдельные предметы, о которых говорят аксиомы? Как в самом общем виде охарактеризовать выраженные в аксиомах законы и правила, определяющие данные предметы и устанавливающие отношения между ними? Как в самом общем виде охарактеризовать те общности, в которые объединяются указанные предметы? Последуем теперь указанному порядку и начнем с естественных наук".

Как видим, Курт стремится к максимальным обобщениям. Это вполне может оказаться свидетельством незрелости ума, за которой может прятаться незрелость личности.

Но, посмотрим....

1. Онтологические основания естественных наук

Выше, помнится, мы уже занимались этой онтологией. Чем отличается нынешнее повторное обращение к ней? Как мы поняли из «Введения», Курт намерен представить здесь максимальное обобщение, то есть профанацию, – что вполне отвечает его моральному намерению наклеить опознавательные ярлыки на так называемый «научный опыт».

Соответственно, он пишет ниже:

"...Я ограничусь представлениями, обычно характеризуемыми сегодня как классические, поскольку их современные отклонения не оказывают значимого влияния на общее состояние сознания. Эту классическую онтологию можно обобщить в четырех пунктах, если мы будем следовать уже сформулированным трем вопросам. Первое. Аксиомы естественно-научных теорий описывают законы природы. Эти законы относятся к чисто материальным предметам и их свойствам, как, например, протяженность, масса, инерция, движение, импульс, сила, силовое поле и т. д., которые строго отделены от всех так называемых "духовных", или идеальных явлений...".

"Второе. Пространство и время рассматриваются как всеохватывающая континуальная среда, в которой находятся материальные предметы".

"Третье. Изменение данных предметов и их отношение друг к другу управляются всеобщими законами природы. Законы природы устанавливают место предметов и их свойства в пространстве и времени. Однако они нигде не действуют согласно целям".

"Четвертое. Если ряд материальных предметов выступает в некоторой связи, то целое является функцией его частей и их отношений друг к другу. Тем самым целое рассматривается как составленное из его частей и в принципе как разложимое на свои части".

"Указанные четыре пункта не претендуют на создание исчерпывающе полной картины. Нами выделялось только то, что имеет значение для сравнения с мифом".

"Для дальнейшего важно прежде всего придерживаться того, что эта онтология содержит ряд резких различений. Материальные и идеальные предметы разводятся между собой, единичные предметы отделяются от их понятий и пространственно-временной среды, в которой они находятся".

"Чтобы быть действительным, материальный предмет должен находиться в определенном месте пространства и времени".

"Это же верно и для дальнейших исследований онтологии психологии и социальных наук".

Цитированное теперь нами говорит само за себя, поэтому мы не станем его комментировать и перейдем к следующему пункту.

2. Онтологические основания психологии

Выше мы уже указывали на изначальную ущербность психологической интерпретации мифа, в том числе и в особенности на объект-субъектную её онтологию. Хюбнер начинает с того же.

Он пишет:

"...я удовлетворюсь лишь указанием на то, что науки, которые говорят о человеке, исходят из того деления на субъект и объект, которое зафиксировал Декарт".

И продолжает:

"Онтологические основания психологии также можно суммировать в четырех пунктах".

"Первое: аксиомы психологических теорий описывают законы природы".

Это возможно только в одном случае: если психология через физиологию тела опирается на биологию. И любые психические феномены признаются имеющими научное объяснение только в том случае, когда они сведены к состояниям мозга, имеющим биохимические корреляты, устанавливаемые лабораторным путем. Тогда речь идет о тех же "законах природы", которые действуют в физике и химии.

Однако, судя по следующему, Хюбнер описывает здесь не психологию как науку, а вульгарное массовидное сознание среднего европейца. Впрочем, именно это описание он и сделал своей целью. То есть, это не психология, это мы так думаем о психологии. Следовательно, и "законы природы" суть, здесь, принадлежность логики средне-образованного человека, размышляющего о психологии. Только в таком случае можно утверждать, что...

"Эти законы относятся к психологическим объектам, которые строго отделяются от материальных в смысле естественных наук".

Ну, раз объекты этих "законов" "строго отделяются от материальных", значит, они не имеют отношения к "законам природы", открываемым физикой, химией, биологией и относящимся именно к материальным объектам.

Далее Курт перечисляет эти "объекты":

"К психологическим объектам относятся: познание, представление, апперцепция, мышление, восприятие, память, научение, воля, влечение, эмоции, мотивация, удовольствие, страдание, любовь, ненависть, поступки, поведение и т. д.".

Разумеется, с точки зрения научной психологии, это перечисление – полная каша. И думать, будто эти "предметы" подчиняются законам природы, есть вульгарное заблуждение.

Они, конечно, могут описываться в каких-то логиках, но эти логики принадлежат гностической функции сознания и вовсе не суть "законы природы" в естественнонаучном смысле этих слов.

Следующая фраза, к сожалению, понуждает нас усомниться в умственных способностях Курта Хюбнера.

Он пишет:

"Хотя эти предметы определены не через определенные пространственно-временные параметры, но они всегда находятся в каких-нибудь пространственно-временных положениях в том смысле, что они связаны с человеческой телесностью".

Создается впечатление, что он рассуждает об уме растений, – на модную нынче тему.

Если же мы говорим о человеке, то всё перечисленное им соотносится не с телесностью, а с личностью имярека, и совершенно не зависит от того, сидит имярек, или стоит, или едет в трамвае с работы, или, наоборот, на работу, – соответственно, в другое время дня.

Личность располагается отнюдь не в телесном пространстве, но – в социальном. То же относится и ко времени. Как говорится, "делу – время, потехе час".

Есть время деятельности, время диалога, время становления, взросления, старения, etc. Наконец, культурно-историческое время. Хронометрическое время вращения Земли вокруг оси неспособно вмещать перечисленные предметы психологии. Так, можно сказать: в детстве я познавал мир; но нельзя сказать я познавал мир во вторник в два часа пополудни. Это бессмыслица. Ибо, есть время Детства, оно может вмещать в себя хронометрическое (физическое) время, поскольку то – циклично, но при разложении на множество суточных циклов исчезает направленность времени взросления и становления личности. Так что время Детства расположено не в физическом, но – в социально-историческом времени, в котором месяцы и годы накапливаются, образуя стрелу времени, а не свалены в однородную кучу.

Если же Курт думает рассматривать мышление, волю, любовь и проч. как феномены материальных ПРОЦЕССОВ, и свести научение, например, к молекулярным изменениям в нейронах головного мозга, то во внутриклеточном пространстве-времени не может располагаться такой предмет как "научение" или "воля". Там есть белки, аминокислоты, биоэлектрические потенциалы и т.д.; но, ни удовольствия, ни страдания, ни поведения там нет и быть не может.

Курт пишет далее:

"Во-вторых, пространство и время рассматриваются в качестве всеобъемлющей среды, в которой являются психические предметы".

Пространство-время как "СРЕДА" – это подлинный перл! Среда может заполнять пространство как вода аквариум. Но пространство не может быть средой. Пространство-Время есть всеобщий ПОРЯДОК. Именно так его именовали древние эллины: КОСМОС. Удивительно, что человек, взявшийся за изучение эллинских мифов, не знает этого.

Названная "среда" сама есть специфический "психический предмет" менталитета Курта Хюбнера, – и не более!

Вообще предметы – в том числе и "психологические" – не "являются", а представляются, о чем говорит и само слово "предмет". То есть, ментально созидаются в пространстве представления, которое является проективным пространством, и в логике Хюбнера само может быть причислено к "психическим предметам".

Да, обыденное сознание мыслит личность со всеми ее атрибутами в пространстве-времени, но это отнюдь не ньютоново пространство-время. Например, адрес проживания – разве это декартовы координаты?

Да, это Порядок, но – порядок города. Ведь слово "космос" означает именно "мир" или цивилизованную общность людей. И чтобы обозначить этим словом всеобщий порядок, приходится добавлять слово "физический". Так получается Физический Космос, в который вписан космос города. Но мыслим и обратный порядок – городской космос упорядочивает космос физический. Древние греки думали, скорее всего, именно так.

Даже в случае, когда мы, например, указываем точное место и время встречи с любимым, то и тогда место это принадлежит, прежде всего, пространству наших коммуникаций, вписанному в социальное пространство, спроецированному на инфраструктуру города. А хронометрическое время, указываемое часами на башне городской ратуши, хотя и коррелирует с астрономическим временем, исполняет здесь служебную кибернетическую функцию организации социального пространства.

Курт, однако, думает иначе. Выше мы верно догадались о сведении им "психического" к процессам, происходящим в теле. Он пишет:

"Итак, психический процесс не только может выражаться в физическом, но он также всегда происходит в теле в определенный момент времени, хотя он сам по себе не материален".

Оригинально! Утка плавает в вашем домашнем пруду, взбивает воду крыльями, ровно в три часа пополудни, но только это воображаемая утка!

Такая "естественнонаучная" психология возможна только в сужении психики до "индивида", когда отсекается все связанное с общением, или активным присутствием в душе Друга. То есть, на деле производятся две редукции. Первая: душевность общности и общения сводится к душе индивидуальной, или к эмоциям могущим иметь физиологические корреляты. Вторая: сведение индивидуальной души через физиологию ко внутриклеточным биохимическим процессам, и далее к физике молекул и атомов, составляющих тело.

Но, кто сказал, что первая редукция возможна и правомерна; и что мы не теряем в этой редукции собственно Человека, сводя его к животной особи? Ведь и у кошек есть эмоции, и память, и воля, etc.

Разумеется, психика выполняет кибернетическую функцию, поддерживаемую телом, с одной стороны, и направленную нс тело, с другой. Если взяться за этот кибернетический аспект психики, то у всего процесса управления в целом есть информационная, и есть аппаратная составляющая. Условно можно их обозначить как "материальную" и "не материальную". Эту банальность хочет нам сообщить Хюбнер под видом исследования?

Но, продолжим.... Далее Курт пишет:

"В-третьих, изменения, протекание и отношения психических предметов между собой или к материальным предметам регулируются всеобщими законами природы".

На это можно заметить только, что "всеобщим законам" подчиняется всё, – иначе они не всеобщие; но не регулируется НИЧЕГО, потому что управление требует конкретных правил. Невозможно управлять автомобилем, исходя из закона всеобщего тяготения.

Таким образом, Курт формулирует правдоподобные утверждения, которые на деле бессодержательны; то есть, занимается демагогией. В справедливости нашей оценки можно тут же убедиться.

Читаем далее:

"Отношение психических предметов друг к другу или к физическим процессам определяется законом ассоциативного представления..." (Курсив наш).

Но, простите, нет такого "всеобщего закона природы" как "закон ассоциативного представления". Все подобные "законы" суть моменты наукообразной систематизации понятий.

О чем они свидетельствуют? О наукообразности нашего менталитета?

– Да.

О претензии на научность?

– Да. Но не о научности по модели естествознания.

Итак, мы подошли к четвертому пункту «онтологических оснований психологии», по Хюбнеру. Он пишет:

"В-четвертых, если психические предметы выступают в некой совокупности, будь то в рамках индивида или в отношении нескольких индивидов друг к другу (группа, класс, общество и т. д.), то здесь часто не целое является функцией своих частей, а, напротив, части представляют собой функцию целого. (Примерами тому могут служить целостность личности, ролевое поведение отдельного индивида, вытекающее из целей группы, и т. п.)".

То есть, общественную природу человека "психология", о которой говорит здесь Хюбнер, пытается осмыслить и выразить в терминах целого и частей, путем инверсии основного их соотношения.

Если таким образом Курт хочет продемонстрировать нам убогость и бессилие представляемой им квазинауки, то это ему удается.

Он пишет далее:

"...Психологические законы, как правило, неотделимы от телеологических законов".

Ни те, ни другие "законы" нам неизвестны.

Заканчивает Хюбнер следующей сентенцией:

"Что касается определения таких модальностей, как "действительность", "необходимость", "возможность" и "случайность", то они могут быть буквально заимствованы онтологией психологии из онтологии естественных наук, если заменить слова "материальный предмет" и "материальное событие" словами "психический предмет" и "психическое событие".

Замечательно! Одно плохо: естественные науки ничего не знают ни о "материальных предметах", ни о "материальных событиях".

Вообще, МАТЕРИЯ – это идеальное представление, происходящее от слова "Мать". Всё имеет свою материю, или субстанцию, по Аристотелю. Можно с таким же успехом говорить про "психическую материю". Мы, ведь, еще не забыли про "эфир".

Но, не будем придираться. Свою задачу создания образа "плохого парня" на примере психологического сознания Курт с горем пополам выполнил. Переходим теперь к...

3. Онтологические основания социальных наук

Мы, по своей наивности, полагаем, что в центре общественных наук должна стоять личность, базирующаяся на социальной субъектности, определяющейся в отношениях внутри культурно-исторической общности. Разумеется, личность имеет психологический аспект, неотделимый от социальных аспектов. В том числе можно говорить и об исторических психотипах. Но это, скорее всего, в последнюю очередь.

У Курта мы не находим "личности" в качестве точки опоры, и поэтому неизбывно общественный характер человека обнаруживается у него в странных длинных связках, вроде следующей:

"Как уже замечено, психология и науки об истории могут быть резко разграничены не практически, а лишь теоретически".

"Так, к примеру, психологическое поведение жителей трущоб в крупных городах есть исторический феномен, возникший лишь около ста лет тому назад.... И напротив, науке об истории не обойтись без психологии, ибо человек относится к историческим феноменам уже благодаря естественно данной ему психической конституции".

Под "естественно данной человеку психической конституцией" мы не видим ничего другого, кроме природной общественности человека, как стадного животного. Однако, удивляет это протягивание связи от природной стадности к Истории (!).