Текст книги "Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ"

Автор книги: Андрей Мелехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

– Как тебе сказать? – уклонился Лейтенант от прямого ответа. Он не хотел, чтобы дочка полковника Фридриховского обиделась на то, что его планы в отношении нее приняли вполне конкретный характер еще до путешествия в Луанду.

– Послушай, тебе еще надо собрать вещи! А мне одеться ко дню рождения!

– Какой еще день рождения? – удивился наш герой.

– Аааа! – засмеялась Таня. – По-моему, мужчины в очередной раз доказывают, что их так называемая дружба – такой же миф, как и отсутствие дружбы женской! Так вот, сегодня отмечается день рождения мальчика Сашки. Он, кстати, бедненький, специально ждал моего возвращения, чтобы провести это мероприятие! Признаться, я подозревала, что и он, мажорчик смазливый, купил красивое постельное белье! А потому и спросила о тебе!

– И что? По какой причине я должен был отсутствовать?

– Нет, нет! Восторга на лице, конечно, не было, но ты, разумеется, приглашен! Тебя просто не успели предупредить! Так что встретимся через два часа! В квартире с привидениями!

Глава 4

«Известия», 6 ноября 1989 года

МАНИФЕСТАЦИЯ В БЕРЛИНЕ

«За сорок лет Берлин такого еще не видел! Не берусь определить, сколько сотен тысяч человек запрудило его центр, человеческому морю не было конца… Казалось, все требования и призывы, упреки и обвинения, выдвигавшиеся в разных городах ГДР, сегодня собраны воедино. Слова „Гласность“ и „Перестройка“ были написаны на плакатах по-немецки и по-русски. Демонстранты требовали настоящей, а не словесной демократии, свободы печати и мнений, призывали ограничить власть бюрократии…»

В. Лапский, Берлин

«Известия», 28 декабря 1989 года

К СОБЫТИЯМ В РУМЫНИИ

«Согласно сообщениям, поступающим из Румынии, сопротивление верных Чаушеску сил безопасности сломлено… Лишь в некоторых городах время от времени возникают перестрелки. Одновременно сообщается, что в стране быстро нарастают хаос и анархия. Резко усилились антикоммунистические настроения…»

ТАСС

День рождения Сашки мало отличался от всех остальных подобных событий. Практически не изменился и состав принимавших в нем участие. Единственное отличие заключалось в том, что по случаю своих именин Сашка решил претендовать на еще большее, чем обычно, количество внимания. Результат, по мнению Лейтенанта, получился тошнотворно-приторным. Впрочем, возможно, в нашем герое говорила самая обычная ревность. Дело в том, что при произнесении каждого нового тоста большие красивые глаза именинника неизменно смотрели не на произносившего, а косились или даже откровенно упирались в сохранявшую полный нейтралитет и невозмутимость Таню. Та, помня о ранимости ее молодого человека, не собиралась портить возможно последний перед долгой разлукой вечер из-за коровьих очей обаяшки-мажора. Именинника же приревновала жена подполковника Березнякова Эвелина. Насмотревшись на его вздыхания по более молодой и гораздо более привлекательной сопернице, она в очередной раз психанула, крикнула ни в чем не виноватому супругу «Выхухоль пучеглазая!» и в свойственной ей манере выбежала в ночь. Березняков, не совсем помнивший, как выглядел упомянутый ею зверек, все же обиделся и расстроился. Выпив полстакана коньяку за здоровье именинника, он снял очки с толстенными линзами и грустно принялся протирать их. Его действительно несколько выпученные глаза были такими близорукими и производили впечатление такой беззащитности, что Лейтенанту стало его жалко. Он не выдержал и подсел к мужу убежавшей истерички:

– Вы знаете, по странной иронии судьбы у меня возникло хобби, удивительным образом пересекающееся с вашей областью исследований!

Березняков снова нацепил на чуть приплюснутый нос очки и с интересом посмотрел на нашего героя, вновь став похожим на «поросенка, который умел играть в шахматы». Хлопнув – уже без тоста – еще полстакана, он заговорил в столь несоответствовавшей его внешнему виду развязной манере:

– Это каким же образом? Вы что, тоже начали читать лекции о перестройке как неизбежном этапе дальнейшей трансформации социализма? Или решили жениться на ненормальной?

– Нет, нет! – поспешил откреститься от подобных подозрений Лейтенант. – Просто у меня малярия, и в бреду я путешествовал не куда-нибудь, а в Древний Рим! В эпоху раннего христианства – ту, в которой вы ищете способ идеологического покорения мира!

– Гм, – глумливо ухмыльнулся подполковник, – и часто вас, юноша, посещают подобные видения? К психиатру не пробовали обращаться?

Лейтенант проигнорировал эти слова и коротко описал свои гладиаторские бои и встречу с самим Нероном.

– Серьезно? – уже с интересом переспросил «поросенок» Березняков. – Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус? Тот еще персонаж! Недаром он попал в Книгу Апокалипсиса под именем Зверя! Последний потомок Цезаря, был любовником своей собственной матери… Предал ее казни, когда та попробовала выговаривать ему по поводу любовницы Поппеи… Затем казнил и супругу Октавию, чтобы жениться на все той же Поппее… Бисексуал… Впрочем, они тогда почти все таковыми были: у греков-развратников научились… Мнил себя великим актером и не менее великим поэтом… Хотя, на самом деле, некоторые его вирши были весьма неплохими… И как же он выглядел в вашем кошмаре?

– Среднего роста, полный, рыжеватые волосы, серые глаза… Очень, я бы сказал, неласковые…

– Ну да, в общем и целом совпадает с историческими описаниями! – подтвердил Березняков. – Вы, видно, тоже почитывали кое-что о той эпохе?

– Да, да! – рассеянно ответил Лейтенант, пытаясь вспомнить еще одну деталь рожденного малярией образа. – А, вот что! От него не очень приятно пахло! Потом и почему-то сырым луком!

Тут Березняков оставил свою ироничную ухмылку, которая не покидала его лица на протяжении всего рассказа Лейтенанта, предложил:

– А ну-ка, давайте выйдем!

Вышли они в ту спальню, где ранее жил сам Лейтенант. Со времени его переезда комната претерпела некоторые изменения. Так, паркет со страшным темным пятном посередине окончательно вспух и рассыпался. Теперь вместо него была лишь груда досок.

– Это мы неделю назад по пьяному делу балкон забыли закрыть! – объяснил потомок важного политического генерала, равнодушно взглянув на это безобразие. – И в ту же ночь ливень врезал! Ну вода и натекла… Ничего, зато теперь пятна не будет видно! Но я отвлекся! Расскажите мне поподробнее о запахе лука и, самое главное, где вы могли о нем прочитать?

Лейтенант перечислил те пару-тройку книг о пригрезившейся ему эпохе, которые могли попасть в руки любого среднестатистического гражданина: трилогия Фейхтвангера об Иосифе Флавии, «Спартак» и… и, пожалуй, все…

– И все? – не поверил ему Березняков. – Не может быть! Вы же в подробностях описали даже украшения на оружии ваших оппонентов-гладиаторов! И детали конструкции Циркуса Максимуса!

– Мало ли что может привидеться в малярийном бреду! – попробовал найти разумное объяснение этому действительно непонятному феномену Лейтенант.

– Ну да, конечно, – продолжал с подозрением смотреть на него подполковник с необычным для советского офицера кругозором, – возможно, где-то что-то слышали, а внимания не обратили!

– Ага! – обрадовался наш герой. – А подсознание-то потом и выдало!

– Постарайтесь-ка вспомнить, а откуда вы могли услышать о том, что Нерон все время ел сырой лук, чтобы улучшить свой голос? Об этом знает далеко не каждый историк! Я уж и не говорю о среднем советском гражданине! У нас и библиотек-то в стране найдется две-три, где такие книги можно достать! И надо сказать, далеко не все они на русском! Плюс доступ к ним тоже так просто не получишь – только если ты научный работник и если твоя тема как-то пересекается с этим предметом! Итак, откуда вы знаете обо всех этих милых, но малоизвестных мелочах, касающихся тирана-императора, давшего дуба две тысячи лет назад?

– Понятия не имею! – искренне признался Лейтенант, разводя руками.

Тут он вспомнил о пораненных стрелой пальцах и счел нужным поведать еще и об этой загадочной истории. Березняков жадно ловил каждое его слово. Казалось, следы недавней пьянки полностью испарились из его организма. Наконец он завистливо вздохнул:

– Эх, мне бы такую малярию! С таким-то бредом я бы целый роман настрочил! А то мне все снится XXXXХ съезд КПСС! Как будто все в белом, на какой-то горе, и очень красиво «Интернационал» поют! Как в церкви! И вступительная речь, милый мой, не на русском и не английском, а, заметьте, на латыни! А речь знаете кто произносит? Я! И на горе мой портрет! Громадный! А над горой летают белокрылые херувимы с лицами классиков марксизма-ленинизма и все время матерятся!

– Тоже на латыни? – удивился Лейтенант.

– Да нет, по-русски!

– Мой кошмар не такой жуткий! – честно признался Лейтенант, представив себе описанную сцену.

Уже направляясь к выходу из роковой комнаты, Березняков вдруг остановился и, хлопнув себя по лбу ладонью, ухмыльнулся:

– Говорили, обсуждали, а самое-то главное не спросил! Про баб-то забыли! Женский, так сказать, вопрос! Как в вашем кошмаре выглядела императрица Поппея? Та, ради которой Нерон казнил свою мать и первую жену Октавию? Которую он потом приревновал к загадочному любовнику и убил нечаянным ударом кулака? Что в ней было особенного?

Лейтенант задумался, пробуя разобраться в рожденных бредом воспоминаниях.

– Блондинка с карими глазами…

– Редкое сочетание! – хмыкнул Березняков. – Бред – он и есть бред, ничего не скажешь!

– Очень красивая! Какая-то очень белая, почти алебастровая кожа. Впрочем, не болезненно белая, а наоборот! Даже не знаю, как объяснить! Как будто ожила прекрасная мраморная статуя! Рост я не разглядел: в моем кошмаре она сидела. На самом деле она не произнесла ни слова! Говорил преимущественно Нерон: что-то высокопарно-неумное, о том, как я старался порадовать его своим мастерством. Глупость какая! Никого я не радовал, просто свою жизнь спасал! Так вот, Поппея не сказала ни единого слова, я даже не уверен, что она хоть раз посмотрела мне в глаза…

– Странно, – буркнул Березняков, – в то время для знатных дам было модным оказывать знаки внимания гладиаторам. Впрочем, чего это я… Ведь это кошмар! Да и волосы у Поппеи были, как пишут некоторые источники, светло-рыжими!

– Вам виднее… Надо сказать, что хоть никакого общения с императрицей – если это действительно была она – у меня не состоялось, впечатление все равно осталось такое, как будто произошел какой-то беззвучный разговор… И вот еще!

– Да? – с нетерпением спросил очкарик.

– Несмотря на ее скромный вид, у меня осталось твердое убеждение, что она очень страстная женщина!

– Сходится, черт возьми! – пробормотал Березняков.

– Что?

– Да нет, ничего… Интересно все же, как у такого молодого и…

– Безграмотного? – подсказал Лейтенант.

– Скажем так, как у такого молодого и не владеющего тематикой человека невесть откуда рождаются подобные видения? Воистину: «Сон разума рождает чудовищ»!

– А это откуда?

– Молодой человек! Вы же знакомы с Фейхтвангером! Прочитайте его роман о Гойе и все поймете! Возможно, кстати, когда Гойя творил этот цикл, у него тоже была лихорадка!

Глава 5

19.06.90, старшим групп советских военных советников (передано в 21.10)

«19 июня с. г. в р-не жилого дома советских военных специалистов в г. Луанда произошел взрыв. Человеческих жертв нет. Приказываю: 1) усилить охрану миссий и жилых домов; 2) исключить одиночные ночные выезды машин; 3) тщательно инструктировать охрану миссий.»

– 20-й-

«Красная звезда», 27 июля 1990 года

С НАМИ ШУТКИ ПЛОХИ

«В Дорогобыче Львовской области состоялся митинг, посвященный закладке камня на месте будущего памятника Степану Бандере. Символично, что памятник планируется воздвигнуть на том самом месте, где стоял монумент „вождю всех народов“…»

Полковник В. Богдановский, из Львова

Когда двое исследователей раннего христианства вернулись в гостиную, происходившее там мероприятие достигло неизбежного в Анголе этапа – просмотра очередного видеофильма. Впрочем, в этот раз смотрели фильм не про Джеймса Бонда. Не был он и немецкой порнухой с похожими на грудастых кобылиц девками и мускулистыми дядьками, щедро оснащенными увлекшейся природой (такие фильмы брали у местного недобитого капиталиста дядюшки Кардозо – владельца фабрики кока-колы). Этим вечером гости Сашки смотрели привезенную кем-то из СССР знаменитую комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Помимо всех несомненных достоинств этого шедевра, компанию пьяных переводчиков в особенности привлекала в нем одна сцена. Лейтенант и Березняков зашли как раз в тот момент, когда управдом Иван Васильевич, вдруг ставший царем Иваном Грозным, и мелкий ворюга Жорж Милославский, превратившийся в его помощника, встречают делегацию шведских послов.

– А что он говорит? Конкретно, что? – спрашивал вошедший во вкус дворцовых будней «царь»-Яковлев.

– А пес его знает! – честно отвечал Жорж-Куравлев. – Федя (Крамарову), надо бы переводчика!

– Был у нас толмач! Ему переводить, а он лыка не вяжет! Мы его в кипятке и сварили!

– РАЗВЕ МОЖНО ТАК С ПЕРЕВОДЧИКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ! – в едином порыве, вместе с Милославским дружно ответила вся честная компания.

После приступа смеха и очередного тоста – теперь уже за профессиональное сословие военных переводчиков – вернувшаяся к тому времени барышня Эвелина вдруг, покраснев, высказала мысль:

– Ребята, представьте! Если такие фильмы и такие книги наш народ мог создавать, живя при Сталине, Хрущеве и Брежневе, то какие же шедевры нас ждут в будущем, когда рухнет система! Когда каждый творец сможет создавать не то, что «советуют» на пленуме Союза кинематографистов или съезде Союза писателей, а что подсказывает сердце!

– Эвелина права! – с несвойственным ему жаром поддержал изрядно набравшийся Тюлень. – Придут писатели новой эпохи! Гранины и Беловы померкнут перед новыми Толстыми и Достоевскими!

– Ага! – цинично согласился Березняков. – Особенно после того, как будущих Достоевских из нынешних дурдомов повыпускают!

– Я вот только боюсь, – слегка заплетающимся языком вымолвил Сашка, – что все писатели, обрадовавшись вновь обретенной свободе, начнут писать что-нибудь настолько заумное, что у них не останется времени на обычные детективы!

– Да какие детективы! – сердито отмахнулся Тюлень. – Появится столько новых глубоких книг, что читатели и смотреть-то на этот мусор перестанут! Детективы вымрут за ненадобностью!

– И «В августе 44-го»? – ехидно спросил Сашка.

– Ну это и не детектив вовсе! Конечно, на такую книгу и у меня всегда время найдется!

– А еще на любовные истории! – вмешалась «прапорщица» Надя. – И пусть когда-нибудь научатся делать телесериалы! Чтоб хоть чуть-чуть напоминали бразильские!

– Точно! – поддержал Сашка. – «Escrava Isaura». [21]21
  «Рабыня Изаура».


[Закрыть]Лично мне понравился!

– Что ж, – нехотя согласился с именинником его друг Тюлень, – надо будет уделить место на экране и подобным передачам. Но лучшее время – свободной публицистике! Шедеврам мирового кинематографа! И нынешних ведущих «Взгляда» – обязательно поставить во главе телеканалов! Они-то, честная молодежь, никогда не опустятся до того, чтобы обманывать зрителей или лизать жопу власти! Представьте, Константин Эрнст – глава «первой кнопки»! А Познер? Познер! Никогда никого не побоится! И никогда от подонков копейки не возьмет!

– Ну да! – засмеялся прапорщик Слава. – Может, ты этих телеканалов еще и несколько штук захочешь! На любой вкус!

– Да! – с жаром ответил Тюлень. – Захочу! И никакой цензуры!

– Скоро не останется никакой цензуры! – веско промолвил подполковник Березняков. – Нашему народу она настолько опостылела, что он этих цензоров просто на куски порвет! А еще канут в Лету такие мерзкие передачки, как «Служу Советскому Союзу!» и «Сельский час»! Попомните мое слово – уже через год ни один уважающий себя интеллигент не захочет и близко подойти к чему-нибудь, оставшемуся в наследство от советского режима!

– Запомните! – с жаром вскричала покрасневшая истеричка Эвелина. – Пройдут двадцать лет, и возрожденная из пепла русская литература вновь покорит весь мир!

– Все Нобелевские премии будут наши! – подтвердил Березняков.

– За это надо выпить! – присоединился к нему Тюлень.

Привидения погибших в этой квартире супружеских пар с восторгом умиления слушали буревестников грядущей эпохи расцвета литературы и искусств в освобожденной от оков идеологии стране. Взявшись за руки, погибшие от рук друг друга шифровальщики и их жены плакали. Они рыдали от счастья: ведь их страна стояла на пороге новой эпохи. Они роняли невидимые слезы печали, так как им придется наблюдать все это чудо из иного мира.

* * *

Возможно, Лейтенант еще долго бы участвовал в вышеописанных посиделках, если бы в какой-то момент на его спине не оказалась чья-то легкая ладонь. Обернувшись, он увидел серьезные, потемневшие от желания глаза Тани. Ему мгновенно стали глубоко безразличны и судьбы советской литературы, и личные качества новых звезд отечественного телевидения. От внезапного возбуждения его бросило в жар. Поднявшись, он понял, что романтическая девушка Эвелина, на мгновение забыв о грядущем ренессансе посткоммунистического творчества, как в трансе уставилась на могучий бугор, вдруг выросший под его джинсами. Стараясь не встретиться с нею взглядом, он молча, не попрощавшись, удалился. Войдя в свою квартиру, Лейтенант оставил дверь открытой и с выскакивающим из груди сердцем принялся ждать прихода любимой. Наш герой панически боялся начала еще одного приступа малярии, а также неожиданных препятствий в виде любящих родителей или пьяного начальства. Дверь тихонько скрипнула, и в ее едва освещенном проеме появилась стройная фигурка Тани. От нее пахло духами взрослой женщины – с тяжелым и одновременно провоцирующим ароматом. От возбуждения у него заболело внизу живота. Взяв девушку за руку, он молча подвел ее к кровати и усадил на аккуратно застеленную постель. Осторожно, пытаясь не выпустить бешено колотящееся сердце, он снял с нее летний сарафан и расстегнул застежку лифчика на груди. Таня чуть слышно засмеялась и прошептала:

– Запомнил!

Стоя перед обнаженной подругой на коленях, Лейтенант гладил ее стройные гладкие бедра и по очереди целовал груди, чувствуя, как соски еще больше набухают от желания и все труднее поддаются языку. Не выдержав, он сжал шелковистые, упругие полушария в ладонях. Девушка застонала от наслаждения и притянула к себе его голову.

Став женщиной, Таня охнула от боли и наслаждения и подалась ближе к нему.

Они оба так и не смогли потом вспомнить, как долго длилось это чудо превращения юношеского обожания в волшебное наслаждение физического обладания друг другом. В какой-то момент, увидев на лице любимой то выражение, которое свойственно лишь получающей огромное чувственное удовлетворение женщине, он прошептал:

– Я люблю тебя, моя девочка! Я люблю тебя больше всех на свете!

Услышав эти слова, Таня прижала его к себе и спустя несколько секунд испытала первый в своей жизни оргазм. Лишь долгий поцелуй Лейтенанта, с жадностью нашедшего ее губы, приглушил долгую череду громких стонов, которые Таня даже не пыталась сдерживать. Полученное любимой наслаждение заставило Лейтенанта потерять контроль над собой, с минуту он грубо обладал ее податливым телом. Достигнув высшей точки страсти, он с трудом сдержал стон. Некоторое время они лежали без движения, обессиленные, улыбаясь и рассматривая друг друга в полумраке ночи. Наконец Лейтенант спросил:

– Я не сделал тебе больно? Извини, я просто обезумел! Особенно после того как ты…

– Испытала оргазм? Мальчик мой, ты даже не представляешь, как я счастлива! Получить такое наслаждение в самый первый раз! Особенно после всех тех ужасов, которые мне рассказывали девчонки о первой ночи! А ведь многие так и не знают, что это за радость! Думают, что это когда кончает мужчина, а они из вежливости стонут!

Таня приподнялась над ним и погладила его грудь:

– В общем, никогда не бойся сделать мне больно! Тебе просто не удастся этого сделать! Даже если будешь стараться!

– Спасибо, солнышко! – прошептал Лейтенант, притягивая ее к себе и чувствуя, что желание просыпается снова, что он готов обладать этой девушкой бесконечно и что он не сможет больше жить без нее.

Таня почувствовала его возбуждение, нежно улыбнулась и по очереди поцеловала его соски.

– Ты знаешь, – прошептала она, – от тебя пахнет не взрослым мужчиной, а ребенком! И признаюсь вам, молодой человек, это возбуждает меня еще больше!

Когда Таня тихонько выскользнула из квартиры Лейтенанта, было уже далеко за полночь. Электрический генератор миссии не работал. На лестнице царила тьма, лишь слегка размытая неярким светом звезд и совсем еще молодой луны. Двое влюбленных, слившихся в прощальном поцелуе, не видели наблюдающую за ними с верхней площадки фигуру. Если бы кто-то смог разглядеть затаившегося там человека, то он прочитал бы на его по-девичьи красивом лице ревность и обиду за неполученный сегодня самый главный подарок.