Текст книги "Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ)"
Автор книги: Андрей Марченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Межвременье
Похмелья не было. Просто когда Аркадий проснулся следующим утром, он был еще пьян. И потихоньку он пьянел в обратном направлении, наизнанку. Колодезная вода не освежала и, помыкавшись, снова лег спать. Снова встал около полудня еще не вполне трезвый, но с чувством вины – ведь пока он спит, шпион что-то замышляет. Хотя, кто знает, может, история и закончилась?.. Может быть, пока он валялся в хижине француза, английский агент встретился со своими работодателями, выполнил то, что намеревался, передал находку Ситнева, и обе стороны были таковы.
Однако же, представившись корреспондентом «Московских ведомостей», он связался с Ялтой, полюбопытствовал, кто виновен в нынешнем проникновении врага в Азовское море и беспрепятственном выходе из оного. Корреспонденту отвечали, что враг обратно еще не проходил и, несомненно, пожалеет о своей дерзости. Как командование намеревалось превратить Азовское море в ловушку, не уточнялось – военная тайна.
Выходило: что-то еще держит в этих краях англичан.
Телеграмму отбил в долг знакомый телеграфист, однако же с ним следовало расплатиться до заката. Для этого пришлось все же заглянуть в тайник и разменять у чумаков за рекой еще один десятирублевый кредитный билет.
Возвращаясь домой, Аркадий заметил на улице приметную бричку, а в ней – горшок с геранью. Тут же стояла двуколка протоирея. Они были тут же, осматривая английское ядро, засевшее в стене церквушки. Вокруг них уже собрались зеваки.
– Ты знаешь, что надо делать? – спросил городничий у подошедшего Аркадия.
– Нет.
– Тоже хорошо.
В городе строили много, но своего архитектора не имелось, и заключить, что делать с ядром никто сказать не мог. Хотя некоторые мнения имелись.
– Вытащим – вся стена обвалится, – говорил один обыватель.
– Да что с ней станется! Стояла и стоять будет! – отвечал иной.
Спросили протоирея Афанасия, тот ответил весьма уклончиво:
– На все воля Господня!
– Ну, раз Господня, тогда подождем, – махнул рукой городничий. – Оставим, как стало. Авось, пронесет.
Посетили Бастион. От батареи в две дюжины пусть и устаревших орудий осталось три пушки и два лафета, много ядер, но всего пять зарядных картузов. Город стал беззащитным, приходи, бери кто хочет… Но о том англичане не то не знали, не то было им не до города, не то не успели воспользоваться. А как раз незадолго до визита городничего из степи пригрохотал обоз в дюжину телег с безусым лейтенантиком во главе, двумя унтерами и двумя десятками солдат.
На телегах покоились…
– Ракеты!
На деревянных направляющих лежали свернутые из медного листа трубы диаметром около десяти дюймов. С одной стороны труба была заглушена конусом, с другой имелось отверстие и огнепроводный шнур. Их направляли в Севастополь, и, поскольку, армейские чины не вполне верили в это оружие, прямо на марше обоз завернули в Гайтаново, в медвежий угол.
– Усовершенствованные снаряды Конгрева. Дешевле орудий, возить можно, как видите, на простых телегах, к бою подготавливаются за четверть часа. Бронебойность невысока, зато прекрасная фугасность, а также хорошо подходит для устройства пожаров на позициях неприятеля.
– А в чем подвох? – спросил городничий, привыкший к тому, что за все хорошее приходится платить.
И подвох действительно был. Ракеты, ввиду своей неточности, годились лишь против больших целей: скоплений войск, лучше – кавалерии, городов, сел, на худой конец – крепостей. Однако же против каменных стен ракеты были почти бессильны. К тому же били эти снаряды на версту-полторы, то есть в два раза меньше, нежели английская шестидесяти восьмифунтовка.
– Ладно, оставайтесь, – разрешил городничий. – Сгодитесь на что-то, может быть.
* * *
Бастион отстраивали. Туда везли на ломовых телегах камни, известь. Но строились неспешно, и для многих горожан на то была весомая причина. Горизонт очистился, британская эскадра ушла. Куда – Бог ведает. Из Бердянска телеграфом передали сообщение: будто бы наблюдали дымы на горизонте. Но куда и те корабли плыли, и сколько их было – не разглядеть.
Война от города отступила. Обыватели судачили о сражениях в Крыму как о бесконечно далеком, а о бомбардировке города – как о чем-то давнем. Куда более их интересовали цены на зерно в этом году и случившийся из-за поздних заморозков неурожай персиков. На Бирже хлеб и рыбу грузили в барки и шаланды. Ветер был подходящим – дул на восток. И кораблики уплывали в сторону Дона, по которому товар бурлаки поднимали по Дону или, с перегрузом – по Волге. Рыба доходила до Москвы, а хлеб везли дальше, в губернии, где свое зерно не росло вовсе.
Город жил своей обыкновенной летней и сонной жизнью. И это нагоняло тоску и страх. Аркадий знал, что влечет сюда англичан, знал, что они так или иначе появятся тут. И горше всего было то, что никому довериться он не мог.
Зайдя на телеграф, Аркадий отдал долг, и пошел домой, но не напрямик, а через Слободку, через берег.
На море не было видно ничего, кроме сероватых парусов здешних рыбаков, и, значит, дальше, может быть, верст на тридцать, до кубанских плавней – враг не замечен.
В песке шипела пена. Может, греческая морская пена сильно отличается от азовской, только в здешних краях для изготовления Афродиты, пожалуй, лишь навоз годился еще хуже. Из ноздреватой серости можно, конечно, вылепить какую-то богиню, только надобно подобрать повелительницу чего-нибудь пострашней вроде морового поветрия.
Берег опустел. Лишь на стрелке здешние мальчишки играли в свайку. Заточенную полосу железа бросали в кольцо, после – о чем-то то и дело спорили.
Аркадий подошел, издали любуясь игрой.
– Хлопцы, – вдруг неожиданно для себя сказал он. – А хотите заработать три рубля?
Игра была забыта мгновенно. В детских глазах три рубля были безумными деньгами, и не имелось преступления, на которое бы они не решились ради такой суммы.
– Мне надо знать, когда вражеские корабли снова появятся вблизи берега.
– Как близко? – спросил самый сообразительный.
Аркадий недолго задумался:
– Так, чтоб можно было рассмотреть флаг.
* * *
Родной город вдруг стал чужим.
И будто улицы оставались все теми же, и по ним шли те же люди, но чего-то безусловно важного уже не было. Впрочем, он знал – чего именно. Улицами по своим легким летним делам спешили горожанки, но Аркадий отводил взгляд. Была лишь ОНА. Все остальные женщины, даже самые лучшие, были всего лишь ее отражением в странном, злом зеркале. И это отражение дразнило, напоминало…
Ну что ж поделать – они расстались. Может быть временно. Иногда нужно благословить, стиснув зубы.
Как бы по работе, справиться, не нужны ли визитки гостям города, Аркадий зашел в пансион мадам Чебушидзе. В номере Конкордии поселился какой-то жучок в тесном сюртуке. Он предлагал всем желающим купить акции Никарагуанского канала, но преуспел в том ничтожно. Жучок время проводил, обходя купцов или в кабачках за игрой в карты. Обладая замашками шулера, он, тем не менее, обычно проигрывал то малое, что получал от продажи акций.
Чтоб отвлечься, Аркадий выбрался за город, и в одной из балок, коими щедро была изрезана приморская круча, недолго упражнялся в стрельбе. «Деринджер» удобно ложился в руку, его можно было легко накрыть широкой мужской ладонью. Юноша сделал, экономя капсюли, всего пять выстрелов, но и от них чувства ошарашивали.
Казалось будто не пистолет, а сама рука исторгает гром и огонь, а он сам – незаконный сын Зевеса. Грохот оглушал владельца, приятно пахло порохом, но точность оружия оказалась невысока – уже с десяти шагов почти невозможно было попасть во что то размером крупней человеческой головы.
Но это было карманное воплощение смерти, и эта смерть была изящна.
* * *
Солнце уходило на запад, и в домах жгли огни. День летний – долог, однако же, все дела не переделаешь. Лучину здесь, в отличие от среднерусских равнин, не кололи, не жгли. И дело было не в нехватке дров – с одного полена лучины можно наколоть на месяц вперед. Хотя действительно: зимой топили хворостом, хмызом, камышом, а кто победней – так засушенным кизяком. Последний неимоверно вонял, и Аркадий предпочитал мерзнуть, но не жечь это дешевое топливо.
Свечи также стоили дорого. Но в городе топили смалец, рыбий жир, давили масло из подсолнечника, кукурузы. Масло, жир, особенно прогорклые уже были по карману Аркадию. Их он наливал в каганец – черепок с коротким фитилем. От такого освещения скоро становилось душно, а на потолке образовывался круг копоти. Однако же при таком свете можно было писать, читать.
Еще в сумерках Аркадий разложил бумаги, на которых чертил схемы, которые, возможно, решали британский код.
Он окинул свои записи свежим взглядом. Что он не учел… Вчера? Неужто это было лишь вчера? А, кажется, неделя прошла…
Но ему надо было отвечься…
Подумалось: русская азбука имеет свои законы. Где они нарушаются? «К» должно стоять перед «М», но в таблице иначе. Значит это буквы из ключевой фразы. «Т» стоит перед «Ф», как и должно. Равно «Ы» перед «Ь». Тогда все правильно – «О» перед «Б».
Юноша перестроил таблицу, обведя ключевые буквы овалами:
Явно стоило отнести к ключевым буквам «У» – она пропала со своего законного места.
Что еще? Непонятно, в каком падеже стояло название деревни в первой перехваченной фразе, но «К» шифровалось»?», стало быть, она также находилась где-то в ключевой строке… И тогда, ее не было на своем месте, а оставшихся букв осталось ровно для того, чтоб заполнить промежуток между «Ь» и»?»
Опираясь на полученную таблицу, удалось почти полностью расшифровать предпоследнюю фразу: «Когда ва*ъ ждать?». «Когда ВАСЪ ждать»! «АС» шифруется парой «В?». И поскольку»?» – в ключевой строке, «С» располагается там же.
Аркадий, было, попытался расшифровать шифровку по существующей таблице, но дыра в середине делала это невозможным.
Меж тем, в ключевой фразе не хватало всего трех букв на своих местах. Причем одна буква, а именно «У», была известна. Причем из ряда «Ч-Ш-Щ» использовалась одна буква, и еще одна – изъята из ряда «З-И-I-Л-Н-П-Р».
«М-*-? – С-К-*-*-О-Б»
Казалось, что за недолга – следовало просто перебрать возможные комбинации, поочередно подставляя возможные двенадцать букв в три окошка. Он живо вообразил себе устройство, где буквы нанесены на замкнутую в кольцо ленту. Аркадий напряг оставшиеся знания начала университетского курса, прикинул количество перестановок. Получилось около двух сотен.
Не так уж и много при должной усидчивости, но это добродетелью юноша как раз не обладал. Тогда следовало применить иные знания – в конце концов, гуманитарные науки ему всегда давались легче.
«У» не могло стоять после «М» – тогда бы получалось подряд две гласные. Равно, ералаш получался при подстановке Ч, Ш, Щ… Эти буквы стояли после СК… СКЩУОБ? Язык сломаешь… СКУШО… СКУЧО…
Аркадий попытался подставить оставшиеся буквы в первую лакуну… Перебор был недолог.
«Мнѣ»? Почему бы и нет? «Мнѣскучоб»..
Кто-то жаловался на скуку какому-то «Б»…
Но сейчас не до этого.
Аркадий переписал кодовую таблицу окончательно. Получилось
Пользуясь ей, он легко расшифровал перехваченный разговор:
Первая фраза звучала как:
«Слова купца подтверждены Машина запрятана въ пещерахъ возлѣ Кокотеевки Нужны значительныя деньги для ея выкупа и скрытной перевозки».
«Какъ много денегъ» – с корабля ответили вопросом.
«Пять тысячъ серебромъ» – это уже отвечал шпион с берега.
«Деньги будутъ доставлены» – на корабле согласились.
«Когда васъ ждать» – поинтересовался шпион.
«Планируемъ на двадцать третье» – ему ответили.
Код был взломан.
Но что это меняло?
Еще одна любовница
Сперва запахло духами, после – в и без того открытую дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вошла девушка. Аркадий сперва подумал, что вернулась Конкордия. Однако же гостья была гораздо меньше графини и не столь стройная. Он не сразу узнал ее – то была крохотная шатенка, которую он видел на балу у Цыганенка.
Аркадий вскочил, и, зардевшись, принялся искать рубаху, которую он снял по причине жары.
– Бросьте, – сказала шатенка. – Вы думаете, я не видела голых мужчин?
Юноша зарделся еще больше.
– Ну же! – подбодрила гостья. – Вы разве не предложите даме сесть?..
Юноша бросился скидывать с единственного в доме стула вещи.
– Я слышала, вас сильно избили, – сказал девушка. – Вы, верно, злитесь на Васеньку, полагая, что это люди.
Девушка присела, поставив на пол свою поклажу – дорожный сак и какой-то пакет, замотанный в дешевую оберточную бумагу.
Аркадий взглянул на девушку с недоумением и непониманием: что за Васенька. Гостья оказалась весьма догадлива.
– Васенька – это Цыганеныш. Он не такой уж и плохой человек. Когда-то он подобрал меня буквально на дороге… Я бы, верно, погибла без него… А так – смотрите, какой я стала…
«Содержанка», – мелькнуло у Аркадия в голове.
Девушка тяжело вздохнула.
– Я знаю, что вы подумали. Только я вам скажу, что жить – это лучше, чем не жить. Еще хорошо бы жить хорошо. Когда ты мертв – ты мертв и ничего поменять не в силах. Зато когда жив – все можно поменять в любой день…
– И потому вы здесь?..
– Отчасти. Я рассталась с Васенькой и намерена ехать в Киев. По дороге решила зайти к вам. Вы. Я, кажется, не была вам представлена. Катерина, – сказала она и подала ручку ладошкой вниз, как подают обычно руку для поцелуя.
Но получила лишь вполне дружеское рукопожатие.
– Вы, верно, меня презираете? – спросила она.
Аркадий, как ему показалось, с задумчивым видом покачал головой.
– Презираете, не лгите… Я не могла отделаться от вашего взгляда. Вы смотрели на меня как на красивую игрушку… С обычной мужской завистью.
– Вам показалось.
– Возможно, но маловероятно… Впрочем, давайте не об этом. Словами вообще мало что можно сделать. Простите великодушно, но у вас не найдется воды? В пути совершенно измучила жажда.
Пока Аркадий наливал из крынки воду в кружку, девушка говорила:
– В жизни ведь не встретишь табличек: «К замку злодея». И коварный человек помещается порой в довольно располагающей внешности. Ответно же, даже в самом злодейском злодее есть что-то безусловно хорошее. Кем бы я ни была в ваших глазах… Благодарю…
Аркадий поднес воду, и девушка прервалась, утоляя жажду. Когда закончила, отставила кружку, кивнула и обворожительно улыбнулась.
– Меж тем, я к вам не с пустыми руками. Можно сказать – с подарком.
Ножкой она подвинула чуть вперед сверток.
– Что это?.. – спросил Аркадий.
Он догадывался, однако же не спешил, боясь спугнуть удачу.
– Бумаги того самого чудака, который квартировал у Васеньки. Кажется Ситова? Сытина?..
– Ситнева…
Он был готов бросить на этот неприметный сверток, однако же вежливость требовала сдержанности. Он посмотрел в глаза и улыбнулся, затем перенес сверток на стол, столовым ножом перерезал шпагат.
– Васенька действительно пытался разобраться в книгах, листал их три дня к ряду, – пояснила девушка. – Но не нашел ничего. Тогда он приказал бросить книги в огонь. Я заменила их на конторские книги. Гроссбухи и стихи горят одинаково.
Скарб Ситнева был небогат. Дюжина книг на греческом, английском и все более – на русском языках с многочисленными карандашными пометками. Имелась карта уезда и губернии, также испещренные знаками и пометками. Была и некая карта набросанная от руки самим Ситневым. По линиям дороги и реки, Аркадий определил в схеме Кокотеевские каменоломни.
Теперь для юноши было делом чести разгадать то, что не открылось разуму магната.
– Я вижу, вам нравится…
Аркадий взглянул на девушку, улыбнулся широко и неподдельно. Захотелось тотчас же сделать что-то для нее хорошее.
– Девушка, разрешите вас рисовать? – спросил он вдруг.
– А вы разве художник?
Девушка осмотрела комнату еще раз с иным интересом. Она читала, что все молодые художники живут впроголодь в похожих квартирах. Однако же, где холсты, акварели? Он их продал? Тогда почему так бедно?
– А позвольте взглянуть на ваши работы?..
Аркадий достал свои работы – карандашные наброски пейзажей, бой английской эскадры с Бастионом, нарисованный быстро профиль штабс-ротмистра. Этого было явно мало, и требовалось добавить несколько рисунков с Конкордией. Однако же требовалось выбрать что-то приличное, но, как назло попадались откровенные рисунки. Хотя чему удивляться – он рисовал ее обычно без одежды. Отобрав несколько рисунков, он, краснея, протянул их гостье. Та рассмотрела с интересом, кивнула.
– А вы недурно рисуете. Рисуйте меня. Однако же вы сделаете копии и для меня. Мне раздеться? – она коснулась застежек блузки.
– Нет, что вы… Это необязательно.
Для рисования велела купить ему фруктов и вина – без них позировать, по мнению девушки было как-то неправильно. Аркадий управился быстро, а когда вернулся, застал свою комнатушку убранной, а девушку – в подобии хитона, сделанного из простыни.
Имелась бумага – полкипы, купленной ранее. Аркадий указал девушке, где сесть, расположился сам, сделал первые наброски… Он рисовал ее фас, профиль, в три четверти. Хитон то поднимался вверх, обнажая ножку почти до бедра, то наоборот целомудренно опускался. Затем Катерина распустила завязку, обнажив одно плечико, затем – грудь. От открывшейся красоты перехватывало дух. Иной бы математик сошел бы с ума, пытаясь подобрать формулу, описывающую это совершенство.
Далее в комнатушке стало почти темно и занятия живописью пришло время прекратить. Молодые люди поужинали теми же фруктами и тем же вином, принесенным для антуража. При этом девушка не переоделась, и даже не спрятала свою полунаготу.
Он говорил ей какие-то глупости:
– Интересно, почему маленькие щенки вызывают умиление, а маленькие, скажем, тараканы – нет? Дело в беззащитности? Да как бы не так: тараканчик куда беззащитней щенка!
Она мило смеялась, щипая виноград, грудь ее в такт смеху дрожала. Аркадий старался, как надлежит из приличия смотреть в глаза собеседницы, однако же, то и дело косил глаза на крупный и смуглый сосок. Иногда получалось глазеть на эту красоту не отводя взгляда, когда девушка листала рисунки.
– Вот здесь бы хорошо поправить…
Кусочком хлеба Аркадий стирал лишнее, тут же наносил новые линии.
– А поедемте в Киев вместе, – позвала она его. – Вдвоем легче будет прожить. Город – пусть и не столица, но возможностей больше.
– Сейчас не могу поехать. У меня дела, – ответил Аркадий, пряча взгляд.
– Напрасно. Вы тут зароете свой талант. Я так думаю, что человек должен заниматься тем, что у него получается лучше всего.
– А у тебя что получается лучше всего?
– Ах, как хорошо у меня получается спать! – улыбнулась девушка и деланно зевнула.
– Завтра снова будем тебя рисовать?
– Мне надо ехать в Киев. Я же говорила. Доживем до завтра – увидим.
– Экая вы оптимистка! У нас тут не у всех получается дожить до сегодня…
Ее голос сжался до хриплого шепота:
– А разве еще есть что еще рисовать?
– Конечно же.
– И что же?
Аркадий потянул за второй узелок хитона. Тот послушно распустился, и ткань рухнула к ногам девушки…
– Сударыня… Я где-то тут совесть потерял… Вы не находили? – прошептал он.
– Не ищите ее, сударь. Этой ночью без нее лучше.
* * *
Екатерина не уехала ни завтра, ни послезавтра. Она задержалась в комнате Аркадия.
Он не любил ее, но желал со страшной силой, обладал ей с какой-то звериной страстью. Девушка то рассматривала потрескавшийся потолок через плечо Аркадия, то напротив, изучала простую ткань простыней. В отличие от Конкордии, по младости лет, была ненасытна, и любовные схватки были именно борьбой – кто раньше упадет от изнеможения, запросит пощады.
– Моя кузина, – пояснял он хозяйке. – Здесь проездом, и надолго не задержится.
Та видела, что Аркадий врет, да и звуки, несущиеся ночью из комнатушки юноши, трудно было толковать двояко. В былые времена, сказывали, хозяйка была женщиной цепкой, и, как рассказывали, ягодицами давила грецкие орехи. Однако и она дала слабину, паче Аркадий на время присутствия гостьи сам предложил удвоить квартирную плату. Хозяйка согласилась, став соучастницей.
На какое-то время жилище Аркадия стало выглядеть почти пристойно. Девушка убрала небольшую комнату, недурно стряпала, зашила все прорехи в белье юноши, устроила стирку.
За это Аркадий расплачивался своей живописью. Он рисовал ее снова и снова – полуобнаженной, обнаженной, и лишь кокетливо приоткрывшей ножку, плечико, ареол соска.
Дойдут до городничего сведенья об этих вольностях – и ему конец. Ники, дружище, конечно, не отвернется, однако же старшие Рязанины и на порог его не пустят. К счастию обитатели Малой Садовой не входили в близкий круг городничего, да и занятые своими делами, мало обращали внимание на нищего типографского подручного.
Лишь на второй день, когда натурщица уснула, измученная страстью, Аркадий выкроил время пересмотреть бумаги Ситнева. Перебирать все пометки не было ни времени, ни возможности. И юноша поступил иначе: он тщательно осмотрел книги с торца – нет ли каких отметок. При чтении, заметил он, листы засаливаются, и всегда можно определить, на какой странице закончили читать, если книга новая… Здесь же все книги были изрядно зачитаны.
Юноша на удачу несколько раз открывал книги. Одна, на греческом языке особенно часто открывалась на определенной странице. Аркадий присмотрелся к листу бумаги. Под одним абзацем юноша заметил тщательно счищенный стирательной резинкой карандашный след. Этот абзац был важен для Ситнева – его следовало не только запомнить, но и скрыть.
Как и все в этих краях, Аркадий мог сказать несколько фраз на греческом, однако в область чтения его знания не заходили. Он всмотрелся в непривычную вязь греческих букв, но не смог увидать ни одного знакомого слова.
Ночь провел неспокойно. Для ночевки Аркадий выбрал себе место на полу, и ничего не мешало ему подниматься, выходить во двор. Голову буравили мысли: а, может, эта девчонка была послана Цыганенышем, дабы выведать его, Аркадия, секреты? Он вернулся в дом. Девушка сном невинного ребенка спала на топчане, превратившемся на короткое время в ложе любви. Хотя они превращали в ложе любви и пол, и стол, и стулья, и даже немного, стены.
Едва дождавшись утра, Аркадий отправился в типографию. Там, как обычно, витал запах крепчайшего перегара. Юноша поставил перед Кондоиди прихваченную по дороге бутылку пива, и встал за колесо печатной машины.
Поправив здоровье, Кондоиди подобрел, заулыбался.
– Что-то сердце чешется, – поморщился он, и засунув руку под рубашку, почесал грудь.
– Дядя Костя, вы можете перевести тут из книги кусочек?
Отойдя от машины, юноша протянул заранее заложенную на нужном месте книгу. Фрагмент снова был обведен карандашом.
Кондоиди поморщил лоб и стал переводить. Он путался в словах, временах, падежах. Аркадий записывал за ним, то и дело черкая. После – в задумчивости вернулся к работе.
А чего он хотел?
Конечно же, в книге, да еще такой старой, и не могло быть написано – кто шпион, и где он прячет свою добычу. И открытие Cитнева никак не мог разгадать Цыганеныш, поэтому заочное состязание его с Аркадием не имело никакого смысла. Аркадий без всяких книг знал больше Цыганеныша, знал больше всех в городе.
Если подумать, это кошмарное положение для репортера: и знаешь, и сказать – нельзя.
* * *
Аркадий закончил работу около полудня. Купив на базаре хлеба и молока, пообедал, вчитываясь в перевод:
«…
Некий Андреус из Коринфа, известный тем, что создал приспособление для счисления фаз Луны, заявил во всеуслышание, что под силу ему построить механизм, который производил бы ряд cчислений со скоростью и точностью, недоступной человеку. Похваляясь, свое будущее устройство он именовал «Головой Бога». За то, что некий механизм он сравнил с Божественным, Андреус был обвинен в богохульстве. Опасаясь расправы, Андреас отбыл из Ойкумены за Пинд
…»
Это было понятно. Как бы в школе не нахваливали древних греков, народец тот, как и все остальные – перемен особо не любил. Сократа за святохульство и воздействие на неокрепшие юношеские мозги отравили. Говорят, ему предлагали бежать, но он отказался, устав от жизни. А вот молодежь, на которую старики брюзжат чуть не со времен сотворения мира, могла покинуть отчий дом, откочевать куда-то за границы Ойкумены, за стоящую где-то на окраине тогдашней Греции гору Пинд. Таких называли живущими за Пиндом – пиндосами.
И это Андреус мог отплыть из Коринфа на корабле, отправленном за зерном в эти края, благо, что капитан легко бы взял попутчика на пустой корабль. Затем что-то или кто-то, заставил Андреуса укрыть механизм в здешних каменоломнях.
Та самая «Голова Бога», о которой обмолвился Ситнев в разговоре с контрабандистом…
Во времена Сократа древний конструктор в качестве привода мог использовать нескольких илотов или коня. Теперь, представим: древнегреческий счетный механизм с приводом от паровой машины. Быстрей вращается входной вал, быстрей идет расчет. Древний грек каждый зубчик выпиливал из бронзы, теперь можно все повторить в стали, на станках изготовлять их сотнями, тысячами. Любая функция – посчитана, любое уравнение – решено, любой код – взломан.
Купец Подопригора что-то говорил об английских счетных машинках, еще не вполне совершенных. А тут англичане, если им не помешать, могут получить в натуральном виде уже готовую модель…
* * *
А, вернувшись домой, Аркадий уж не застал Катерину.
Она исчезла не попрощавшись. Впрочем, на столе оставила надушенный лист бумаги. На нем не было слов, однако остался оттиск ее поцелуя. За это расставание Аркадий был безмерно признателен. Когда желание удовлетворялось, начинала грызть совесть. Ему было стыдно перед Дашенькой, Конкордией и самой Катериной. Ибо ничто, кроме страсти их не объединяло.
Тем не менее надушенную бумагу юноша бережно убрал в конверт, и порой вынимал, вдыхая аромат прошедших дней.
