Текст книги "Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ)"
Автор книги: Андрей Марченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Паровики
Дым над городом даже в день летний не был чем-то необычным. Но в тот полдень он возник вместе с шумом, с рокотом – пусть и знакомым горожанам, но, вместе с тем, тревожным чуждым в этих местах.
Так шумели английские броненосцы – вспоминали горожане. Но на сей раз звук шел от сараев, что помещались по Торговой ближе к реке. На шум собралось, пожалуй, полторы сотни зевак. Как оказалось, купец Подопригора выполнил свое обещание, получил из Швейцарии паровую машину и сейчас испытывал ее. Паровая машина, первая в городе, встретила почти всеобщий отпор. Лишь дети относились к ней с осторожным любопытством, женщины жаловались, что от шума у них начинается мигрень, более прагматичные мужчины вспоминали, что паровые котлы имеют свойство взрываться.
Убеждения купца в том, что машина совершенно безопасна, не были услышаны.
Вечером купец пришел за заступничеством к городничему, но его также не получил.
– Что же ты, братец! С тобой только хлопоты! – качал головой городничий. – Жалуются, что ты шумишь. Опять же, чем ты свою машину топишь? Дровами?
– Дровами, – согласился купец.
– Ну вот! Уже пошли слухи, что на прокорм твоему железному аспиду пойдут все дрова в губернии, и придется спилить еще все деревья и кусты. Дескать весь Федоровский лес в трубу вылетит!
– Предрассудки.
– Может, и так. Но цены на дрова уже выросли на треть!
Заспорили, но не сговорились. Чем платить взятку, купцу оказалось проще вывезти часть своего производства за город, на хутор по Мариупольскому шляху.
Не застав работающий паровик в городе, Аркадий из любопытства выбрался на хутор. Купец юношу узнал, милостиво разрешил осмотреть работающую машину и даже зарисовать ее. При этом пояснял не без гордости:
– Двенадцать лошадиных сил! Моща такая, что девать некуда! Думаю, как война окончится, еще токарный станок из Англии выписать.
– Вы что-либо слышали о Голове Бога? – невпопад и вдруг спросил Аркадий.
– Признаться, не припомню. А должен был слышать?
Аркадий пожал плечами.
* * *
О своей поездке Аркадий в тот же вечер рассказал за чаем у Рязаниных.
Рассказ очень возмутил Николая:
– Доколе, я вас спрашиваю, мы будем косолапить и противиться прогрессу! Ведь потому англичане нас колотят.
– Ники, ты не должен так говорить. Ты же патриот, герой, ты за Россию кровь проливал.
– Патриот. И от того у меня за страну больно! А что касается крови, то я был бы рад ее не проливать. Не идти врукопашную, а перестрелять врага с безопасного расстояния!..
Однако же, соглашался городничий, не все паровики следовало отвергать.
Вот, шлепая плицами и гудя на каждой версте, мимо города проплыл «Святитель Николай» – речной пароходишко, купленный русско-бельгийским обществом, для плавания по Дону, а ныне реквизированный для военных перевозок.
С берега ему аплодировали и бросали в воздух подручные предметы. Суденышко, разумеется, по всем статьям уступало кораблям союзников. Но в глазах горожан все недостатки восполняло то, что «Святитель» был отечественным, пусть и с немецкой машиной, но под российским флагом.
Кораблик снабдили допотопным орудием, полагая, что сварливый бог войны пощадит или не заметит «Святителя».
Но сложилось иначе: уже на следующий же день случился бой, для обеих сторон закончившийся конфузом.
На рассвете стоял густой азовский туман, частый обычно осенью, но в этот раз случившийся в августе. Он скрадывал не только видимость, но и звуки. И выйдя из такого вот марева, капитан русского корабля обнаружил перед собой английский Ее Величества пароходофрегат «Уриил».
Разумно решив, что от смелого, но мертвого толку будет мало, русский капитан скомандовал поворот и полный ход. Англичанин, предвкушая легкую добычу, тоже поднял пары.
Но речное суденышко, построенное в расчете на донские перекаты, легко проскочило над банкой, зато пароходофрегат с полного хода налетел на мель, с которой снялся лишь к вечеру, выбросив часть угля за борт.
Несмотря на ретираду «Святителя» и неоднозначность исхода боя, общественность Гайтаново почти единогласно присудило победу российскому кораблю. Единственный сомневающийся был жестоко побит.
* * *
В болезни, как обнаружил Аркадий, был определенный шарм.
Юноша даже стал замечать за собой – следовало ему встретить по пути какую-то барышню, как он начинал хромать сильней и театральней. Трость, вырезанная в саду Дюфоров смотрелась скромно, но далее можно было бы приобресть пристойную трость и далее болеть со вкусом. О! Он будет таким молодым, но в то же время, хромающим, его виски посеребрит уместная седина. И за его спиной будут шушукаться, что он получил ранение при таинственных обстоятельствах.
Однако же молодость брала свое. Раз, услыхав от мальчишек, что идут англичане, он из дому поспешил в городской сад. В полуденном мареве ему действительно удалось разглядеть далекие дымы, кои, впрочем, скоро исчезли.
И лишь возвращаясь домой, Аркадий заметил, что тросточку он забыл в своей комнате, и легко может без нее обходиться. Впрочем, еще болели ребра, и, проникая в заветное окошко, Аркадий великодушно позволял женщине помочь себе.
Оказавшись в комнате, он тут же заключил Конкордию в крепкие объятия, руками проводя по обожаемым линиям тела. Сели пить чай. Женщина была задумчива, Аркадий брал это на свой счет, полагая, что она задумчива из-за его насильственной болезни. Оттого юноша был словоохотлив и бодр без меры, желая развеселить даму сердца. Та улыбалась, но губ не размыкала.
Как странно. Он после размышлял о той встрече многократно, однако же смогу вспомнить лишь один фрагмент беседы.
– Я знавала одного человека, который всей душой хотел стать поэтом, – сказала Конкордия. – Но судьба упорно толкала его в палачи.
– И кем он стал впоследствии?
– Все же палачом. Но иногда он все же писал стихи.
Потом был погашен свет, и он взял ее. Она отдавалась ему, но как-то задумчиво, целомудренно, и вся его страсть не могла эту задумчивость перебороть.
Он исчез из ее комнаты, когда пропели третьи петухи, и вполне отчетливо посветлел восток. Вернувшись к себе, он проспал скорый рассвет, провалявшись на своем топчане едва ли не до полудня.
После отправился к Бирже, наскоро перекусывая сорванными на ходу фруктами. Слухи, кои по городу переносились быстрей морового поветрия, доносили, что «Святитель Николай» вошел в устье Гайтан-реки и стал под загрузку. Вроде бы со стороны Бахмута уже катили казенные подводы с угольком тамошних залежей, но покамест владелец Федоровского леса вполне удачно, конечно же не без помощи городничего, продал триста пудов дров. Пока с пристани по сходням таскали топливо, весь берег был полон зеваками, собравшимися посмотреть на диковинку.
– Придет день и час, когда железную дорогу протянут и к нам, в Гайтаново! – шумел некий студиоз, приехавший к родным пенатам на каникулярное время. – И до Петербурга можно будет домчаться за неделю!
Обыватели охали. На студента неодобрительно поглядывал полицмейстер. С одной стороны студент не говорил ничего запретного, с другой – явно будоражил своими речами народ.
На пристани Аркадий встретил Николая Рязанина в сопровождении двух Петров. Городничий, как оказалось, уже проник на борт суденышка, а два квартальных надзирателя следили за тем, чтоб на борт не проникли посторонние.
– Против англичан, никаких шансов, – сделал заключение Петр-артиллерист. – Пушка-шестифунтовка пехотная, образца 1838 года. Наверное, ставить больше нечего было. Ядро крохотное. Фрегату, как медведю – горошина. Можно еще брандкугелями стрелять но ими не пробьешь броню.
– Далеко ли такое орудие бьет? – спросил Аркадий.
– Версты на две с половиной ядром, гранатой – вдвое меньше. Но это на дальность. Что касательно точности – то прицел Бестужева размечен и вовсе на пятьсот саженей…
– Всего-то?
– А на пехотной пушке – больше и не зачем. Это морские орудия стреляют верст на пять…
– Так зачем же такую пушку ставить?
– Дальнобойные морские пушки – много тяжелей. И это корытце просто развалится от отдачи. Это во-первых. А во-вторых, видимо, больше и ставить нечего. Флот-то мы свой потопили, теперь будем собирать с миру по нитке, с бору – по сосенке.
– Все у нас в стране через задницу. Если не сказать – через жопу! – вторил ему Петр-пехотный, доселе молчавший.
Возразил Николай, разглядывая со спины некую юную мещанку:
– Ну отчего так сразу и через жопу? Фи! Такое чувство, что вашим воспитанием занималась стая собак. Зачем, через жопу, если можно через красивую и милую попку…
Капитана звали отужинать на берегу, но он, пока горизонт был чист от дымов английской эскадры, приказал поднять пары и парус, и с попутным ветерком отправился в сторону Геническа. По каким делам – Бог ведает.
«Святителя» провожали под крики и аплодисменты. Но едва ветер растянул дымы, город опять погрузился в свою привычную полудрему.
* * *
Траты…
Кругом одни траты. Поднявшись по Садовой к своей улице, Аркадий присел на лавочке. Он глядел вниз, туда, где в обрамлении деревьев мерцало лазурное море. Может, он поспешно пообещал детям такие деньги. Ведь три рубля – и для Аркадия были суммой порядочной. На такие деньги можно было жить летом чуть не месяц…
Впрочем, это при прежней жизни.
Сейчас же жизнь была иной, и иными были дела. Его печалило поведение Конкордии в минувшую ночь. Она была не к добру задумчива. Но о чем она думала? Он ее не спросил. Но не все ли равно – она бы не сказала правды.
Аркадия бросило в пот. А ведь она с ним неоткровенна, она что-то скрывает. Значит, она не уверена в нем, не уверена в его чувствах?.. Может быть, Аркадий слишком затягивает отношения, и надо быть настойчивым не только в любовных утехах…
Ведь он может потерять ее. План созрел мгновенно: женщину требуется окольцевать. Это даже хорошо, что они оба сироты – не надо у кого-то просить благословения. Проклятия, конечно будут, за этим дело не встанет… Однако же это его жизнь, его счастье.
Следует создать сегодня же ночью романтическую обстановку. Цветы, вино, свечи… Он преклонит колено… Она, даст Бог, не откажет…
На букет он опять разорит клумбу хозяйки. В конце концов, зачем еще нужны цветы, как не для дарения? Куда сложней обстояло дело с вином.
За неделю отдыха Аркадий растратил почти целый червонец – так широко юноша не жил никогда в жизни. Что же, за все надо было платить – но таким счастливым Аркадий не был счастлив никогда в жизни. Он заглянул еще раз в тайник. Три кредитных билета лежали на прежнем месте – может быть, еще три недели счастья. Эх, как тяжело быть романтичным и бедным одновременно. Скажите, господа, много ли романтики купишь на целковый?
Вот и решайся, – подумал Аркадий. – Если не решишься – так до старости и будешь крутить колесо в типографии… Что брак с конкордией изменит жизнь – он не сомневался.
Выбора не было. Аркадий поскреб по карманам, ящикам и набрал без малого два рубля. Деньги для Аркадия были изрядные, паче отложенные червонцы менять не хотелось.
С собранными деньгами Аркадий отправился в винную лавку на Екатериниской. Лавочник знал Аркадия – тот заходил и ранее. Но покупал обычно самое дешевое и крепкое пойло. Теперь же юноша попросил лучшее, и, следовательно, самое дорогое. Бутылка была продана без лишних слов. Почти без лишних слов. Только когда Аркадий осведомился о том, лучше ли это вино в Гайтаново и его окрестностях, лавочник рассказал легенду, которую юноша слышал и раньше:
– Говорят, что на подходе к Аретусе затонул один торговый корабль, который вез сюда вино из Ойкумены. И в здешних песках, может быть, лежит вино более древнее, чем Честной Крест Господа нашего Иисуса Христа. Вот если бы найти – это было бы самое дорогое, и самое лучшее вино в Империи, а, может, и в мире.
Аркадий примерил сказанное к своим хлопотам. Могли ли англичане охотиться за вином? Ведь они – изрядные выпивохи… Нет, маловероятно – опять же, сделку можно было бы провернуть через бельгийцев или немцев, не привлекая орудия кораблей.
– Разве что… – задумчиво проговорил лавочник.
– Что?.. – встрепенулся Аркадий.
Вино может с годами или стать лучше, или перейти на винный уксус. Старый винный уксус – конечно, неплохо. Но цена была бы сильно другой…
Аркадий кивнул и вышел из лавки.
Сюда вообще много чего везли. Даже если корабль не вез сюда что-то ценное, то в трюмы для балласта брал греческие булыжники, обыкновенные камни. Черное море считалось у греков морем негостеприимным и даже так именовалось – Понт Аксинский. Ненамного приятней была и Меотида, иначе море Азовское, кое кроме капризного характера имело свойство еще замерзать. Привезенными две тысячи лет назад булыжниками в Бердянске мостили улицы. В Гайтаново же ими отсыпали волноломы – здешний известняк для этого не годился, поскольку хоть и медленно, но вымывался водой.
Однако же сейчас Аркадию было не до шпиона, не до истории. Он, как ему казалось, спасал свою личную жизнь.
Он купил свечи в скобяной лавке. С кольцами было проще. У Аркадия на шее рядом с нательным крестиком висело два перстня. Широкий отцовский и узенькое колечко матушкиного. Отцовское кольцо было слишком просторно, а уж впору ли придется обручальное кольцо Конкордии – Бог ведает. Но ежели Он имеет толику сострадания к страданиям юноши – придется впору.
Чего еще не хватало? Кажется, все было готово. Оставалось дождаться вечера. Вернувшись домой, Аркадий разделся и прилег на топчан. Попытался задремать. Но сон не шел.
* * *
Скоротать время до вечера помогла бы книга, но буквы не складывались в тот день в слова, а строки не ложились в голову. Из-под изголовья Аркадий достал тубу, в которой хранил самое ценное, что у него было – эскизы с обнаженной Конкордией.
Стал перебирать их, и вдруг на колени выпал листок с записанным надежнейшим шифром лорда Плейфера.
Подумалось: ведь что-то, о чем в кодированном разговоре могло переместиться из времени будущего во время настоящее и даже прошлое. Что произошло за… Аркадий откинулся и посчитал дни. Всего лишь две недели?..
Убили двух генералов. Но шпион, хоть и находился где-то рядом, к этому был отнюдь непричастен. Убийство Ситнева? Тот отношение имел, однако же был наверняка мелкой сошкой, о смерти которого и говорить нечего. Впрочем, фамилия могла и мелькнуть в шифровке. Но как это могло помочь – Аркадий пока не знал.
Все венчала бомбардировка в городе… Хм… А ведь, когда люди расстаются, они договариваются о новой встрече… Англичане славятся своей точностью, и шифр, возможно, содержит дату нового появления эскадры. Бомбардировали Гайтаново двадцать третьего, слог «ЕТ» шифровался, видимо слогом «ЪО». Он встречался в шифровке единожды.
Положим, «ЕГ ВЕ ХВ ФЫ ЪЖ ОЪѢБ» обозначало «дв ад ца ть тр ет ье».
Аркадий пробежался глазами по тексту шифровки – не встречаются ли биграммы еще где-то, они были в предыдущей строке. Если «АД» шифруется «ВЕ», то «ДА» шифруется «ЕВ».
Тогда «ТР ЕВ ФЫ» означал «ъж да ть». «Ждать»! «Ъ» был из соседнего слова – ведь в русском языке слово может заканчиваться лишь на гласную, «Й» или «Ъ».
Из предыдущей расшифровки Аркадий знал, что «МГ» шифрует «КО».
Тогда фраза приобретала вид: «Ко******ъ ждать?». Шпион наверняка интересовался датой прибытия. «Когда ***ъ ждать?».
От успеха вскружилась голова. Самой ценной была, пожалуй, пара»ѢБ» – «ье». Поскольку высоковероятно, что»Ѣ» занимало нижний правый угол, «Е» – стояло в последнем столбце, а «Ь» – в последней строке. Тогда таблица дешифровки уточнялась и дополнялась:
«ФЫ» означал «ТЬ». Пара «ЕГ», стояла в одной строке, стало быть «ДВ» – тоже из той строки. Поскольку «Е» последняя, то «Д» – предпоследняя, а «В» стоит перед «Г».
Аналогична пара «ВЕ» и «АД»… Верней «АД» и «ВЕ». Но если исходить из нормального порядка следования букв, за «А» должно бы следовать «Б», но здесь имелось «В» И, стало быть «Б» была буквой ключа! Равно как из ключа была и «О», неуместная в этой стрлке.
Выходило, что в распоряжении Аркадия появилась целая строка шифротаблицы. Впрочем, нет, нельзя было с уверенностью сказать, какая буква стояла в ней первая – «О» или «Б»
«ХВ» и «ЦА»… Тогда «Х» в столбце с «А», а «Ц» – с «В». «ЪЖ» и «ТР». Тогда «Ж» в одной строке с «Р». И известные пары окончились.
Подъем сменился отчаяньем. Неужели все, неужели такая блестящая догадка окончится ничем?
Расставание
…От раздумий Аркадия отвлек стук в дверь. На пороге появился мальчишка, одетый в какое-то легкое летнее барахло.
– Чего надо?
– Вас барышня зовет к себе! Просила поторопиться.
– Какая барышня?
– Да из пансиона, на Екатерининской.
Мысли утратили свою изощренность и стали прямыми, словно стрела: Конкордия. Что-то случилось. Она узнала адрес от мадам Чебушидзе, послала мальчишку. Аркадий вскочил с топчана и, на ходу обуваясь, заторопился.
Он выдохнул с облегчением, увидав Конкордию в привычном вдовьем облачении, но в комнате было убрано, вещи сложены в баулы и чемоданы.
– Ты переезжаешь отсюда?… – спросил Аркадий. Нашла квартиру?… Тебе бы стоило обратиться ко мне. Мы бы подобрали для вас милую комнату где-то в пригороде. Представьте – летом до моря двадцать шагов! Плеск волн, чайки!..
Зимой хоть до моря осталось примерно столько же, но от былой красивости не лишалось и следа. Крики чаек становились похожи на ругань матросов, а белое безмолвие наводило тоску. Впрочем, до зимы надо было еще дожить.
Однако Конкордия покачала головой:
– Я позвала тебя попрощаться. Я беременна и возвращаюсь в Петербург. В свое время предъявлю наследника обществу – нового графа Колокольцева. И они не смогут так просто меня выбросить.
Аркадия бросило сперва в жар, после в холод. В этом «попрощаться» было что-то могильно холодное. Но как же так! Ведь он считал Конкордию своей. А этот мерзкий граф даже из-под крышки гроба владеет ее телом. И он, выходит, обладал чужой женой. После пронеслась скорая мысль: ну и пусть! Он любит ее, он примет ребенка, как своего. Ведь Конкордия сама говорила, что он похож на графа в молодости. Это будет их общая тайна, коя со временем забудется, сгладится. А после в уме взорвалась вспышка озарения:
– Это ведь мой ребенок!..
Одними глазами Конкордия сказала: «Да». Затем продолжила:
– Это будет твой сын или дочь… Но я только сегодня и сейчас говорю тебе правду.
Внутри Аркадия словно открылась какая-то безумно глубокая штольня, и он почувствовал, как проваливается в нее. Его обманули. Конкордия лишь желала вернуться в высший свет. Раньше проводником туда был ее муж, теперь таковым должен стать еще нерожденный ребенок.
– Выходит, та ночь была не из-за влечения, не из-за симпатии. Ты лишь искала мужчину, похожего на твоего мужа! – он едва не зарыдал, но слезы на глазах выступили.
Юноша ожидал, что оскорбление женщина не снесет, влепит ему пощечину. Однако Конкордия тыльной стороной ладони провела по щеке.
– Какой же ты все-таки ребенок, Аркаша. В чем-то взрослый, а в чем-то – дочурка.
– Дурачок…
– Дурачок. Тебе многое надо еще познать, понять… Но дальше – тебя поведут другие, – зашептала графиня на ухо. – Но неужели ты не чувствовал, что отдавалась я тебе страстно. Мое тело желало тебя.
Ее дыхание, ее слова обжигали. Хотелось обладать ей снова и снова. Прижать к себе, и не отпускать от себя, держать до Страшного Суда. Да и после Страшного Суда отправиться вместе: в Ад или Рай – все равно.
И будто бы она что-то тоже почувствовала, шагнула в его объятия. Губами собрала две слезы – с левой и правой щеки.
Такой пытки Аркадий выдержать не смог, обнял Конкордию за талию, прижал к себе.
…Аркадий брал ее, бросив на только что убранную кровать, вдавливал в перину. Она отдалась ему страстно, выгибаясь всем телом, рыча и стоная. Верно, скрип кровати и крики Конкордии было слышно во дворе, но на то любовники не обращали никакого внимания – пусть слышат, сейчас это неважно.
– Я не отпущу тебя, ты слышишь? – полукричал-полушептал Аркадий, стараясь пронзить ее чуть не до сердца. – Ты моя, я не отдам тебя никому.
Она стонала.
Какой-то уголок мозга умудрялся в этой вакханалии вычислять, перечить. Нет, она не твоя, она своя собственная и все решила. Но если Конкордия опоздает к сегодняшней карете, то задержится дня на три до следующей. А в эти три дня много чего может произойти.
Но страсть, как и все испепеляющее, была быстротечной.
Через полчаса Аркадий лежал выжатый на кровати, а Конкордия приводила в порядок свое платье.
– Я поеду с тобой, – сообщил юноша.
– Это исключено. Ты погубишь себя и меня. В конце концов, я буду защищаться. Я пожалуюсь в полицию, что ты меня преследуешь.
И, увидав слезы в глазах своего любовника, заплакала сама.
– Пойми… Ты поймешь в один день, что это расставание – к лучшему. И мы, если на то воля Господняя будет – встретимся снова, в других местах, под другими звездами.
– Конкордия… Ты делаешь ошибку.
– Может, и так. Но дай мне это понять самой, отпусти меня.
И он отпустил. Ему казалось тогда: нить между ними натянется, но не порвется. Он закончит это расследование и тронется в путь. С такой историей карьера его обеспечена, может быть, даже пригласят в «Санктъ-Петербургскіе вѣдомости».
А пока – следовало собираться…
* * *
Аркадий проводил Конкордию прямо к почтовой карете. По оживленной, главной улице он нес ее чемоданы, баулы. Конкордия, несомненно, была изящна, она носила красивые платья, воздушное белье. Но ее багаж был словно набит булыжниками.
Конечно же их вместе видели горожане. Конечно же, о них будут судачить.
«Ну и пусть!» – мысленно огрызался Аркадий.
Это была его женщина, он обладал ей, оставил в ней след. Сплетни – это не цена за такое счастье, сокровище.
Сколь удивительна жизнь, – неслись мысли далее. – Он сам незнатен, не всегда досыта снедает, а сын его будет полным графом, вряд ли в чем будет испытывать нужду – разве что в отцовском воспитании.
Карета, к разочарованию Аркадия уже ждала своих пассажиров. Ямщик принял поклажу, стал устраивать ее на крыше карты. В руках Конкордии остался лишь скромный саквояж. Хотелось обнять ее, впиться в губы любимой еще раз. Но пришлось сдержаться, да и женщина наверняка оказалась бы против.
– У меня тебе подарок, Аркадий, – сказала она.
Она открыла саквояж и достала из него деревянный пенал, похожий на детский гробик, подала его Аркадию. Юноша откинул крючок, запирающий крышку.
В ящичке покоился «Дерринджер» – тот самый, которым угрожала Конкордия в день, когда Аркадий впервые проник в ее номер. Рядышком лежала пулелейка, пороховница, запас готовых пуль, коробочка с капсюлями и устройство для запрессовки пуль.
– Ты мальчишка, Аркадий. Ты играешь в какую-то опасную игру. Я не хочу, чтоб отец моего ребенка погиб в юности.
В голове даже не возникло мысли от такого особенного подарка отказаться. Позже промелькнуло: все же эта женщина заботится, а, стало быть, любит…
– Счастливо оставаться!
И молниеносно поцеловала его. Но не в губы, как целуют любовника, не в щеку – как любимого. А в лоб – как мать целует дочь, как сын целует безвременно почивших родителей.
На том и расстались.
* * *
Он вернулся к себе уже на закате. На столе стояла та самая дорогущая бутылка вина. Быть может, ее бы получилось вернуть лавочнику. Это сняло бы часть слухов, хотя, возможно, породило бы иные…
А ведь он даже не сказал ей про свое предложение, про кольца… Все сложилось, не так как он хотел. Все сложилось, как карточный домик.
Однако к чертям все… Аркадий выбил пробку, и стал пить вино прямо из горла – хотелось напиться вусмерть. В этом он изрядно преуспел…
