Текст книги " Легенды авиаторов. Игровые сказки-2."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

древнего змея – она все-таки ненадежная.

– Просто самолетик опережал свое время, – возразил Хопкинс.

– Видал? – Горыныч обратился к Гансу Шмульке, показывая на штаб-сержанта. – Он у

нас поборник прогресса.

– Никогда этого не скрывал, – с достоинством отозвался американец. – И мне нравится

Cutlass.

– Да эту штуку дольше испытывали, чем эксплуатировали, – заметил дракон. – О чем

это говорит?

– О том, что она опережала свое время, – упрямо повторил штаб-сержант. – Это был

очень интересный палубный самолет.

– Погоди-ка, – вмешался Шмульке, – имелся какой-то немецкий самолет, который

американцы после войны прибрали и потом вовсю использовали заимствованные оттуда

находки...

– Что вспомнил!.. – хмыкнул Билл Хопкинс. – Да, существует версия, что в основу

Cutlass были положены разработки фирмы Arado. Мол, после окончания Второй Мировой

американцы эксплуатировали идеи немецкого гения.

– А это так? – настаивал Шмульке.

– Я тебе вот что скажу: это может быть и так, а может, и нет. Известно ведь, что

прогрессивные идеи приходят в голову не одному человеку на земле, а сразу нескольким,

и зачастую одновременно. В любом случае, строила этот самолет американская фирма

«Чанс Воут».

– Видишь ли, мой мальчик, – вступил дракон, – ВМС США захотели иметь дневной

палубный истребитель, который летал бы со скоростью под тысячу километров в час на

высоте более двенадцати тысяч метров. Фирма «Чанс Воут» уже отличилась: во время

войны именно она сделала лучший палубный истребитель для военно-морского флота

своей страны – «Корсар». Выходил, кстати, до середины пятидесятых. Так что главный

конструктор Рекс Бейсел решил продолжить славную традицию и сделать истребитель с

околозвуковой скоростью полета.

– Кстати, на фирме «Чанс Воут» подстраховались – у них было заготовлено целых

четыре проекта, – добавил Хопкинс. – Два с нормальной схемой, два – бесхвостые. И

еще, так сказать, подвиды: двухдвигательный и трехдвигательный варианты. Ты, конечно,

понимаешь, что истребитель с тремя двигателями – это вообще беспрецедентно.

– Видимо, очень хотели выиграть конкурс, – предположил Ганс Шмульке.

– Именно так, мой дорогой танкист, – вздохнул дракон. – После долгих раздумий

предпочтение отдали бесхвостке с двумя двигателями. 27 июня 1947 года фирма «Воут

Чанс» получила долгожданный контракт на постройку двух опытных образцов.

– Растолкуй-ка ты мне – что значит «бесхвостка»? – попросил Шмульке.

– Точнее, полубесхвостка, – вставил дракон.

– Не путай товарища, – остановил Горыныча американец. – У самолетов бесхвостой

схемы отсутствуют рули высоты на хвостовом оперении и элероны на крыльях. Вместо

них на задней кромке крыла находится нечто среднее – элевоны. Они отвечают и за крен,

и за тангаж.

– И какие это дает преимущества? – удивился Шмульке.

– Меньший вес планера – раз, – начал загибать пальцы Хопкинс. – Меньшее

сопротивление. С другой стороны, отсутствие нормальных рулей высоты приводит к

ухудшению тангажных характеристик... Потом с этой проблемой справились, но именно

что потом. Сама бесхвостая схема успешно применялась впоследствии. В том числе – на

пассажирских лайнерах, вроде Ту-144 и «Конкорд». Слыхал?

– Понятно, – сказал Шмульке. – Теперь еще одно: что означает название Cutlass?

– «Чанс Воут» продолжила «пиратскую традицию» в названии своих самолетов, —

сказал Хопкинс. – После «Корсара» – «Катлесс», то есть обоюдоострая абордажная

сабля.

– По-моему, очень мило, – заметил Ганс Шмульке и покосился на Горыныча.

Горыныч оценил шутку:

– «Мило»!.. Эта штуковина не была милой ни для кого: ни для гипотетического

противника (с которым она не встретилась), ни тем более для собственных пилотов. Она

угробила испытателей и прочих бедолаг, оказавшихся на ее пути, больше, чем при боевых

действиях.

– Не преувеличивай, Горыныч, – остановил дракона Билл Хопкинс.

– Это называется гипербола, – с гордостью возразил дракон.

– Как бы это ни называлось, – упрямо стоял на своем американец, – «абордажная

сабля» была смелым экспериментом... Прототипы самолета, всего два, построили на

старом опытном заводе в городе Статфорд, штат Коннектикут, и летом сорок восьмого на

барже перевезли в Летно-испытательный центр ВМС. 29 сентября летчик-испытатель

фирмы Роберт Бейкер поднял машину в воздух.

– Начало триумфа, вопреки скептикам? – предположил Ганс Шмульке.

– Начало серии бедствий, – заявил дракон.

– Начало трудной, интересной, небезопасной, но очень перспективной работы, —

возразил Билл Хопкинс.

– Тебе волю дай, ты бы пять лет разбирал и собирал этот летающий гроб, – фыркнул

Горыныч.

– Собственно, этим я и занимаюсь, – засмеялся американец. – И с огромным

удовольствием.

– Что, правда пять лет доводили машину до ума? – переспросил Ганс Шмульке.

– Пойми, танкист, – проговорил штаб-сержант проникновенным тоном, – пятидесятые

стали для авиации революционными годами.

– Как и десятые, двадцатые, тридцатые и сороковые, – напомнил Шмульке. – Вечно

все валят на революционность.

– Никто ничего не валит, – возмутился Хопкинс. – Просто... это были действительно

революционные годы. Любой летательный аппарат мгновенно устаревал. Еще быстрее,

чем в сороковые. А у «Катлесс» действительно имелись... гм... скажем так, врожденные

пороки. Из построенных четырнадцати машин пять разбилось при испытаниях, погибли

два летчика-испытателя.

– А какие пороки? – спросил Шмульке.

– Сама по себе схема создавала проблемы, – ответил штаб-сержант. – Большой угол

атаки при заходе на посадку – это свойственно всем бесхвосткам. Плюс из механизации

крыла «Катлесс» имел только предкрылки. Летчик в самый критический момент подхода

к кромке полетной палубы видел только верхнюю часть надстроек авианосца. Еще одна

неприятность: после катапультного запуска с авианосца самолет «проседал».

– С этими проблемами они так и сражались все пять лет? – уточнил танкист.

– В общем, да, – кивнул американец. – Не успели ввести в серию вторую

модификацию, как появился более мощный двигатель «Вестингхаус» – вес самолета

вырос на четыре с половиной тонны, длина и размах крыльев увеличились, потребовалось

больше горючего. И не забывай о прогрессе оружия.

– Советы называют это «гонкой вооружений», – напомнил дракон.

Билл Хопкинс, не слушая, продолжал:

– Дополнительные топливные баки, бомбы и неуправляемые ракеты – все это

крепилось к специальным пилонам. Раздвижная носовая стойка шасси достигла

максимальной длины. Стартовый угол атаки довели до двадцати градусов. И в пятьдесят

втором начали выпускать эту третью модификацию «Катлесс» уже серийно.

– Будь осторожен, сейчас Билл начнет говорить о моторе, – предупредил Горыныч.

– А что, – пожал плечами американец. – Мотор – это сердце любой машины.

Собственно с двигателя все и начинается.

– И как показал себя «Вестингхаус»? – спросил Шмульке.

– А точнее – «Вестингхаус» J46-WE-8A, – подхватил штаб-сержант. – Да плохо

показал!.. Я уж тут его разбирал, смотрел, думал... Двигатель, скажем так, не успевал за

самолетом! Машина постоянно модернизировалась и становилась все тяжелее, а

мощности двигателя не хватало.

– По сему случаю «Катлесс» сравнивали с тостером, – прибавил Горыныч и

ухмыльнулся. – Не пытайся понять, танкист. Это чисто американская шутка.

Американцы, в частности, убеждены, что без тостера жизнь не в радость. А фирма

«Вестингхаус», кроме прочего, выпускала тостеры.

– И пилоты говорили, что тостеры «Вестингхаус» дают больше тепла, чем авиадвигатели

«Вестингхаус», – хмыкнул Билл Хопкинс. – По-моему, очень остроумно.

Горыныч заговорщически подмигнул Гансу Шмульке:

– Видишь? Юмор – самая трудная часть в вопросе взаимопонимания между народами.

– Поэтому мы выбрали самый понятный способ общения – боевую технику, —

подытожил Билл Хопкинс. – Летчики всегда поймут друг друга. Даже если принадлежат

к противоборствующим сторонам. А уж тема двигателя способна объединить даже

летчиков с танкистами.

– И с потребителями тостов, – сказал Ганс Шмульке.

– Вот видишь, Горыныч, – обернулся штаб-сержант к змею, – а ты говорил, что немцу

американского менталитета не постичь.

– Привет, друзья! – К собеседникам подходил младший лейтенант Вася. —

Перемываете кости моему самолету?

– Ты летал на «Катлессе»? – Ганс Шмульке крепко пожал руку другу.

– Точно, – энергично кивнул Вася. – Третья модель. Причем «М» – missile, по-

простому

–

ракетная

модификация.

Кроме

стандартных

четырех

двадцатимиллиметровых пушек – еще четыре ракеты «воздух-воздух» «Спэрроу-1».

Быстро летает, мощно бьет.

– Кстати, сколько лет этот самолет экплуатировался? – спросил Шмульке.

– Три года, с пятьдесят четвертого по пятьдесят седьмой, – ответил Вася, не

задумываясь. – В историю «Катлесс» вошел как машина катастрофически ненадежная.

Более четверти выпущенных самолета этого типа разбилось в авариях. Погибли десятки

летчиков. Да вот хотя бы такой факт: большинство устаревших боевых самолетов

переводится в резерв. «Катлесс» просто убрали с глаз долой к чертовой матери.

– А ты-то как летал? – прищурился американец.

– Прилично, как и всегда, – заявил Вася.

– Мне всегда бывает обидно за самолет, опередивший свое время, – вздохнул Билл

Хопкинс. – В конце концов, «Катлесс» был первым палубным истребителем,

построенным по бесхвостой схеме, со стреловидным крылом, ракетным вооружением.

Неблагодарное человечество забыло, например, что именно «Катлесс» был первым в мире

самолетом, успешно осуществившим бомбометание на сверхзвуковой скорости.

– По-моему, Хопкинс, ты выступаешь в роли «адвоката дьявола», – сказал Змей

Горыныч.

– Да хоть как назови, я за идею переживаю, – ответил штаб-сержант. – Идеи —

новаторские, а знания, опыт – все из прошлой эпохи. Только подумай – околозвуковые

скорости! Тут ведь принципиально иной подход был нужен!

– А ты, Вася, что скажешь? – обернулся дракон к младшему лейтенанту.

– Я люблю быстро летать, – ответил товарищ младший лейтенант. – Что еще добавить?

© А. Мартьянов. 25.04. 2013.

72. «Вторая поющая»

Фильм закончился. Свет зажегся. Зинаида Афанасьевна крикнула:

– Товарищи, не расходитесь! Сейчас будет праздничный обед в честь Дня Победы, а

потом – танцы.

Она чуть разрумянилась. Хорошенькая, с изящной фигуркой, Зиночка любила танцевать.

Товарищ младший лейтенант Вася приосанился:

– Так точно, товарищ начальник финансового отдела, не расходиться!

– Какое хорошее кино! – произнес с чувством Франсуа Ларош. Глаза французского

летчика была влажными. – До сих пор моим любимым старым советским фильмом было

«Беспокойное хозяйство».

– Потому что там участвуют летчики эскадрильи «Нормандия», – засмеялся Вася. – И

даже поют песню про Париж.

– Но этот – замечательный, – продолжал Франсуа. – «В бой идут одни «старики» —

одно название чего стоит. Он такой трогательный.

– Потому что правдивый, – вмешался Билл Хопкинс. – Помните, как там герои фильма

мечтают увидеть фильм «Джордж из Динки-джаза»? Это чистая правда.

– В этом фильме главная правда – что он почти весь взят из жизни, – сказал Вася.

– Что, и «Маэстро» существовал? – спросила Брунгильда Шнапс.

Вася засмеялся:

– Человек, который вдохновил режиссера, сценариста и исполнителя главной роли

Леонида Быкова на создание фильма, послужил прототипом сразу двух персонажей:

командира эскадрильи Титаренко по прозванию «Маэстро» и самого младшего из

летчиков, которого мы все знаем как Кузнечика.

– Ты о ком? – прищурился вахмистр Вольф.

– О совершенно реальном советском летчике Виталии Попкове, – ответил Вася. —

Кстати, ничего удивительного: он ведь дважды Герой Советского Союза...

– Дважды Герой – два персонажа, – кивнул Уилберфорс Гастингс. – По крайней мере,

в этом есть логика... Но что-то не пойму, как встретились летчик и артист? На концерте?

– Почти так. В шестидесятых годах авиационная часть Попкова дислоцировалась в

Венгрии, – начал Вася. – На день авиации туда приехали артисты, и в их числе был

Леонид Быков. Быков, надо сказать, с детства мечтал стать летчиком, но не сложилось —

нашли больное сердце...

– Это обидно, – кивнул Гастингс. – Но, как мы видели, в кино он наверстал

упущенное.

– Насколько возможно, – согласился Вася. – И вот, Быков с Попковым разговорились.

И авиатор рассказал о своей второй эскадрилье, которую называли «поющей». А надо

сказать, гвардейским истребительным авиаполком, куда он попал весной сорок второго,

командовал Василий Сталин. Сын Ого-го Кого! Кстати, Василий нормально воевал,

совершил двадцать шесть боевых вылетов...

– Нормально? – прищурился Гастингс. – Если вспомнить, сколько вылетов совершали

боевые летчики, например, английские...

– Вы же понимаете, сэр, трудно быть младшим сыном такого человека, как Сталин, —

ответил Вася. – Я вообще не понимаю, как он ухитрился продержаться так долго. Кстати,

с Попковым они почти ровесники: Василий двадцать первого, а Попков – двадцать

второго года рождения.

– Ладно, товарищи, давайте лучше о Попкове, – перебила Зинаида Афанасьевна.

– Женщины любят слушать про героев, – подмигнул Вася. – Виталий Попков —

москвич, и в те годы было ему двадцать лет. Из училища выпустили его в звании

сержанта. Удивлены? Это был тот самый год, когда нарком обороны Тимошенко приказал

выпускать летчиков не лейтенантами, а сержантами.

– Немецкие летчики, кстати, выходили из училищ фельдфебелями, – вставил Вольф.

– Ага, – сказал Вася. – А теперь прикинь, как это происходило у нас. Является в полк

такое чудо в солдатской шинели и с двумя треугольниками в петлицах. Практически как

Грушницкий.

– Так Маэстро в фильме – капитан, – заметил Билл Хопкинс. – Как же сержант мог

быть его прототипом?

– Не знал, что ты такой формалист, – хмыкнул Вася. – Вот слушайте, как было. Если

это легенда, то даже не извиняюсь: красивая легенда! По дороге в часть у Попкова в

поезде украли шинель, и на одной станции комендант пожалел болезного, подарил ему

свою старую шинель. Еще с Первой мировой. Во сукно тогда было, заметим в скобках!

Приезжает двадцатилетний сержант в шинели времен «империалистической», до пят. И

что он видит?

– Что? – спросил Франсуа.

– Самолеты! – засмеялся Билл Хопкинс. – Я угадал?

– Тоже мне «угадал», – засмеялся и Вася. – Конечно, он видит самолеты. Что еще

могло быть на аэродроме? Побежал скорее к одному из них, забрался и впился в приборы

жадными руками. Тут техник-старшина: «Вылазь из кабины!» Попков ему: «Да я летчик!»

Старшина: «Какой ты, к черту, летчик?» Словом, не поверил. Тут приходит командир

полка, смотрит – парень молодой, рвется в бой. Ладно, проверим. Позволил

тренировочный полет. То есть – взлететь, сделать круг, посадить машину. Попков давай

показывать высший пилотаж: пикировал, входил в штопор и тэ дэ. Наконец приземлился.

Командир рассердился и назначил лихача дежурным по аэродрому, «пока не посинеет».

– Ага, – обрадовалась Зиночка, – вот и эпизод из фильма.

– Причем сходство еще более глубокое, – продолжал Вася с самым серьезным видом, —

потому что Попков от скуки пристрастился ловить кузнечиков. За что и называли его

Кузнечиком.

– А собачка тоже у него была? – спросила Зиночка.

Вася кивнул:

– Была, только размерчиком побольше. В фильме-то маленький песик, на ручках

помещается, а реальное животное представляло собой дворнягу по имени Барбос. Пса

этого пилоты нашли в разбитом немецком полицейском участке, очень голодного.

Подкормили, Барбос и пошел с ними. Действительно умел выполнять солдатские

строевые команды. При команде «вольно» вилял хвостом. Попков даже брал пса в полет,

но командир запретил: «Ты, – говорит, – при случае можешь с парашютом выброситься,

а собака погибнет».

– И что, пес так и дожил до конца войны? – поинтересовалась Зиночка.

– И после войны еще оставался с Попковым, долгожитель оказался, – ответил Вася. —

И вот еще один момент сходства с персонажем из фильма – Кузнечиком. В марте сорок

второго полк улетел на задание, на взлетном поле остались самолеты командира полка и

политрука. И вдруг вечный дежурный по аэродрому – Попков-Кузнечик – видит: для

атаки на аэродром заходят два «Юнкерса-87» и «Мессершмитт-109».

– Стоп, – остановил рассказчика Билл Хопкинс. – Что-то в таком роде я читал. Там

говорится, что для атаки заходил «Дорнье-217».

– Мы находимся на почве легенды, – ответил Вася. – Легенда эта красива, иногда

противоречива, но неизменна в своей сути. Молодой летчик оказался к самолетам ближе

всех. Не раздумывая, без обмундирования и без парашюта, забрался в кабину, набросился

на «Юнкерс» (по другой версии – на «Дорнье») и сбил его. Остальные немцы улетели.

Причем командир полка в это время брился и выбежал на аэродром в одной майке.

Зиночка так и ахнула:

– И что, эта смешная фраза в фильме – «Вы, товарищ командир, своим нижним бельем

распугали всех немцев» – она тоже из реальности?

– Попков в одном интервью утверждает, что да, – сказал Вася.

– Если это и выдумано, то очень хорошо выдумано! – вмешалась в разговор Брунгильда

Шнапс. – Лично я потрясена судьбами тех летчиц, которые в финале фильма погибли.

Они тоже реальны?

– Да, – Вася вздохнул. – Кстати, могу вас немного утешить: в реальной жизни одна из

них, Надежда Попова, осталась жива и потом вышла замуж за Семена Харламова, тоже

летчика и героя. Он стал одним из консультантов Быкова при создании кинокартины.

– Как же он позволил, чтобы героиня, для которой его жена послужила прототипом,

погибла? – ахнула Брунгильда.

– Советские люди не были суеверны, – сказал Вася. – По крайней мере, многие из них.

Он еще дразнил ее: «Гляди, второй раз похороню, если будешь себя плохо вести».

Впрочем, ни в чем не уверен. Тут область даже не легенды, а мифа.

– Ужас, – Брунгильда покачала головой. – А другая девушка?

– По некоторым данным, погибла при бомбежки столовой, – сообщил Вася. – Именно

поэтому одна осталась в живых, когда вторая была убита. Были бы обе в самолете —

разбились бы, конечно, как и героини фильма.

– Погодите, – остановил беседу Франсуа Ларош, – мы выяснили, каким образом

Виталий Попков стал прототипом Кузнечика. Но как он же сделался прототипом

Маэстро?

– Очень просто, – ответил младший лейтенант Вася. – Получил комсомольское

задание по партийной линии: организовать ансамбль художественной самодеятельности

для поддержания в полку морального духа. Кстати, потом, в семидесятые, именно этот

факт возмущал ответственных дяденек, которые полтора года не пускали фильм в прокат.

Мол, что за цирк: у людей боевые товарищи погибают, а они песенки поют! Быков

спрашивает: «Откуда вы, товарищ министр, знаете, что так не было? Вы на фронте

находились?» – «Нет, – говорит ответственный дяденька, – на фронте я не был, но

точно знаю, что такого быть не могло!»

– Во дает! – присвистнул Билл Хопкинс. – Ведь именно так было. Взять нашего

Гленна Миллера...

– Да погоди ты с Гленном Миллером, – отмахнулся Вася. – Мы ведь говорим о

Дважды Герое Советского Союза Виталии Попкове. В общем, решил он организовать

ансамбль. А любил он, как ты правильно намекаешь, именно джаз. У него даже был свой

кумир – Эд Родман. Так что он старался копировать его, играть на трубе и этой же

трубой дирижировать.

– И что, собрал джаз прямо в полку? – засмеялась Зиночка.

– Именно. И пели они не народные и патриотические песни – это уж Быков придумал,

– а фронтовые и одесские.

– Одесские? – удивилась Зиночка.

– Леонид Утесов со своим знаменитым джазом не раз навещал полк. Кстати, подарил им

два самолета – оркестр на свои деньги построили. На одном из самолетов было написано

«Веселые ребята». И заодно преподнес «царский дар» – целую коллекцию пластинок с

одесскими песнями. Пластинки тогда были, прошу учесть, бьющиеся, – торжественно

добавил Вася, – а летчики ухитрились пронести их через всю войну. Вот эти песенки и

исполняли.

– Звучит почти как старая советская комедия о войне, – заметил Вольф. – Все летают,

поют, никто не бьется. Ни люди, ни пластинки.

– Пластинки сохранились, а люди и самолеты бились, еще как! – ответил Вася. – Не

будь как тот ответственный дяденька, который фильм запрещал. Попков два раза падал.

Один раз его подбили на малой высоте, самолет загорелся, летчик едва успел дернуть

кольцо парашюта. Парашют тоже обгорел... В общем, повезло – упал в болото, на голове

– ожоги.

– А второй раз? – спросил Вольф.

– Второй раз – таранил самолет. Были тяжелые внутренние повреждения, дышал с

трудом, сердце сбоило, но – продолжал летать. Удивительный был человек. Вот такой

сюжет, друзья мои, – заключил Вася. – Одного реального человека хватило для того,

чтобы дать жизнь сразу двум персонажам.

– Кстати, – заметил Билл Хопкинс, – я заметил, что в небе показывают один

самолетик, а на земле – вроде как другой.

– Это потому, друг мой бдительный, – засмеялся Вася, – что снимали действительно

другие самолеты. Озаботился, кстати, сам Покрышкин – очень уж ему понравился

сценарий. И по его распоряжению Быкову выдали четыре истребителя «Як-18» и один

чехословацкий «2-326», который внешне похож на Bf.109. Все машины, как вы знаете, из

начала шестидесятых.

– Вот так создаются легенды, – подытожил Франсуа.

– Легенды создаются из реальных дел и подвигов, – сказал Вася.

– Как хорошо, товарищи! – воскликнула Зинаида Афанасьевна и взяла Васю и Хопкинса

под руки. – Сегодня День Победы, лучший день в году! И сколько бы лет ни прошло, 9

мая 1945 года останется самым светлым днем в истории. Я верю в это!

© А. Мартьянов. 08.05. 2013.

73. Что видит самолѐт

Майор Штюльпнагель гневно взирал на Германа Вольфа.

Вахмистр вытянулся и придал взгляду оловянное выражение.

– Что вы тут за цирк устроили, вахмистр? – начал Штюльпнагель. – В честь чего столь

странные полеты?

Вольф молчал. Когда «Карлсон» впадает в ярость, лучше ничего не возражать. Хотя на

самом деле в своем полете Герман Вольф ничего странного не находил. Ну подумаешь,

летал немножко низко, на бреющем... Как говорится, летать высоко легче, чем летать

низко, – а кто из летчиков не любит вызовов своему мастерству?

– Возможно, вы вообразили, что это такой новый остроумный способ стрижки газонов?

– продолжал Штюльпнагель.

Судя по тому, что в тоне майора появилась язвительность, скоро он выдохнется и придет в

относительно спокойное расположение духа.

– Никак нет, герр майор! – отчеканил Вольф. – Для стрижки газонов существует

садовник!

– Не знал, что на сервере WoWP появилась такая позиция, как садовник, – сообщил

Штюльпнагель. – Вы едва не снесли крышу финансового управления. Зинаида

Афанасьевна...

– Неужели пожаловалась? – изумился Вольф.

– Нет, естественно, такая храбрая и красивая фройляйн жаловаться не станет, – но она

выбежала из помещения, и ее прическа была немного растрепана. Выводы можете делать

сами.

– Очевидно, мне предстоит летать на чем-нибудь допотопном до конца месяца, —

предположил Вольф.

– Очевидно! – рявкнул напоследок Штюльпнагель и удалился.

Вольф перевел дыхание и вытер лоб.

– Что, досталось, болезный? – К вахмистру приблизился Змей Горыныч.

Вольф подскочил:

– Горыныч! Теперь ты!.. Что за сюрпризы!

– Нервишки шалят? – ухмыльнулся древний змей. – Как летать у прекрасных

фройляйн над головой, задевая их за прическу, – так Герман Вольф в первых рядах, а как

дать ответ за свои деяния – так сразу в кусты? На чем летал-то?

– На Ил-20, – сказал Вольф.

– Взял советскую машину? – Дракон выпустил струйку пламени, стараясь не слишком

закоптить взлетную полосу.

– А что, нельзя? – возмутился Вольф. – Захотелось полетать на советской машине. Да,

послевоенной. Вот такой каприз.

– Вообще тема сложная, – сказал Горыныч, облизываясь. – Я имею в виду

штурмовики. Это органическая материя – дракон, например, – снижается, как хочет, и

сметает огнем все живое и неживое на своем пути. А неорганическая, вроде самолета,

несет в себе массу проблем. И главная из них – летчик.

– Летчики, кстати, вполне справляются, – начал было Вольф, но Горыныч отмахнулся:

– Летчику нужен хороший обзор. Вот где проблема. Необходимо видеть, что происходит

впереди и внизу. Правильно оценить обстановку на поле боя, найти цель, определить, где

у противника противное ПВО, прицелиться, выстрелить. Смести со своего пути все

живое...

– Да я понял, – отмахнулся Вольф. – К чему ты все это мне говоришь?

– К тому, что твой Ил-20 строили долго и мучительно. А ты не ценишь чужой труд,

летаешь как попало.

– Не как попало, – обиделся Вольф. – Очень даже осмысленно. Ну, увлекся. Может

быть, удачный был бой. Может быть, я был в хорошем настроении.

– Отличный способ повеселиться – разозлить начальника финансового отдела, —

заметил дракон. – Впрочем, Зиночка – ангел.

– Только не летает, – вздохнул Вольф.

– Твое счастье, – буркнул дракон. – Ну так вот, о прицельном бомбометании. Ты ведь

помнишь, что штурмовики использовались в том числе и как легкие бомбардировщики? В

общем, нужен хороший обзор – как вперед-вниз, так и непосредственно под самолет. Над

этой проблемой и бились много лет. На Ил-2, если помнишь, сиденье летчика поднято,

двигатель опущен, а в результате – угол обзора вперед-вниз восемь градусов.

– Оптимальным считали, если я правильно помню, тридцать, а еще лучше – тридцать

пять, – нахмурился Вольф. – У Ил-2, кажется, был перископ, но вообще бомбили просто

используя задержку времени сброса бомб.

– В принципе, над «самолетом поля боя», который мог бы осуществлять штурмовку и

бомбометание, работали много и напряженно, – продолжал Горыныч. – Слишком много

факторов приходилось сводить воедино: обзор, защищенность пилота, огневую и

бомбовую мощь, скорость... Пока пробовали то один, то другой проект, началась война.

Войне нужен самолет прямо сейчас, и времени на вдумчивые исследования не остаются.

– Архангельский, кажется, занимался разработками? – припомнил Вольф.

– Архангельскому утвердили макет бронированного штурмовика двадцать третьего июня

сорок первого, – сказал Горыныч. – И тут же свернули работы. Ровно через год

Ильюшин отправил свой эскизный проект одномоторного одноместного бронированного

штурмовика. Отчасти его детище напоминало «Аэрокобру». Ильюшин пытался изменить

обзор, усилить артиллерийское вооружение и даже обещал, что этот самолет сможет

поражать тяжелые танки.

– Гм, – заметил Вольф с сомнением.

– Ты прав, – подхватил Горыныч, – тяжелые танки были ему не по зубам, но против

легких и даже средних такой самолет действовать в принципе мог.

– А какой обзор был у этого самолета? – спросил Вольф.

– Градусов двадцать – двадцать четыре, – ответил Горыныч. – Кабина летчика для

этого была выдвинута вперед. В общем, машина получила одобрение, но делать ее не

стали.

– Почему, кстати? – спросил Вольф.

– Есть мнение, что этот самолет слишком напоминал «Аэрокобру», как уже говорилось, а

у «Аэрокобры» имелся хронический недостаток: слишком длинный вал для привода

винта. Это слабое место самолета – вал разрушался вследствие возникновения

крутильных колебаний. Самолет сравнительно легко входил в штопор. Зачем,

спрашивается, еще одна машина с таким же недостатком?

– И что, это не исправить? – усомнился Вольф.

– Так времени на эксперименты не было, война! – напомнил Горыныч. – Ну и военным

потребовался двухместный штурмовик. В общем, Великая Отечественная война уже

закончилась, а работы над такой машиной все еще велись. В марте сорок седьмого КБ

Ильюшина поручили разработать штурмовик с лучшими, по сравнению с Ил-10, летными

данными, более мощным пушечным и, внимание, ракетным вооружением, с улучшенным

обзором и бронированием.

– То есть, все то же самое, но лучше, – уточнил Герман Вольф.

– Прогресс не стоит на месте, – ухмыльнулся дракон. – В результате уже в конце того

же года была закончена разработка одномоторного бронированного двухместного

штурмовика с двигателем жидкостного охлаждения МФ-45ш.

– А обзор? – спросил Вольф.

– Тебе видней, ты ведь на нем летал, – сказал Горыныч. – Что скажешь?

– Очень даже хороший, – ответил Вольф.

– А что кабина так необычно расположена – непосредственно над двигателем – и

выдвинута вперед? – спросил Горыныч. – Это как?

– Да удобно! – сказал Герман Вольф. – Главное – привыкнуть. Лобовое стекло стоит

под углом в семьдесят градусов, так что обзор вперед-вниз – на тридцать семь градусов,

а при пикировании можно вообще видеть цели прямо под самолетом. Кроме того, мне

нравится, что у него хорошее бронирование: от пуль калибра 12,7 миллиметров защищает

нормально и почти всегда – от снарядов двадцатимиллиметровых авиационных пушек.

– А на моторе сидеть – нет дискомфорта? – продолжал расспрашивать Горыныч.

– Так я же не на самом моторе сижу, – засмеялся вахмистр. – К тому же он закрыт

бронекорытом. Броня до двенадцати миллиметров.

– Если рванет – то прямо под тобой, – настаивал Горыныч. – Брр!

– Если рванет – нет разницы, где сидит летчик, – отозвался Вольф. – Я тебе уже

говорил, бронирование у Ил-20 хорошее. Еще нравится пилотажно-навигационное и

радиосвязное оборудование. Там и противообледенительную систему предусмотрели. В

общем, самолет для России.

– Скорость вот подкачала, – задумчиво проговорил дракон. – И наступательное

вооружение не совсем удовлетворительное. Наверное, нельзя иметь все сразу: чтобы

машина и быстрая, и нашпигованная новейшими технологиями, и стреляла как черт, и

обзор во все стороны...

– Да, нет в мире совершенства, – подхватил Вольф. – У Ил-20 имеется парочка

серьезных «бытовых неудобств»: если нужно произвести какие-либо работы, связанные со

съемкой блоков, приходится демонтировать двигатель. А работать на моторе механику

вообще нужно вниз головой! И еще одна неприятность с расположением мотора: попадать

в кабину и покидать ее безопасно только при неработающем двигателе. Если приходится

аварийно выбрасываться из кабины – можешь запросто угодить под винт.

– Видишь, я же говорил: главная проблема самолета – летчик! – заметил Горыныч. —

Кстати, о людях: кто испытывал первый Ил-20?

– Владимир Коккинаки, знаменитый летчик-испытатель, – ответил Герман Вольф. —

Это было уже в декабре сорок восьмого. Самолет, как уже говорилось, был медленный —

чуть больше пятисот километров в час. Пушки могли стрелять под углом вниз, то есть

атаковать площадные цели с горизонтального полета. Вот бомбовая нагрузка была

слабовата – всего триста килограммов. Что еще? Да, пушки. Одновременно можно было

вести огонь только из двух пушек – либо крыльевых, либо фюзеляжных.

– А тебе волю дай – ты бы из всех четырех палил! – съязвил Горыныч. – Между

прочим, военные хотели, чтобы пушек было шесть.

– Нельзя иметь все... – вздохнул Герман Вольф.

– ...но нужно к этому стремиться! – заключил дракон. – Собственно, вся поучительная

сага, которая заканчивается на отказе пустить Ил-20 в серию, сводится к одному-