Текст книги " Легенды авиаторов. Игровые сказки-2."

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

американские самолеты, терялись.

– Любой потеряется, если всѐ незнакомое, – вступилась за итальянцев Брунгильда. —

Кстати, вот забавный пример. Как вы думаете, что делали итальянцы с трофейными

французскими самолетами?

– Боюсь спрашивать, – нахмурился Гастингс.

– У итальянцев был хороший консультант – немцы, – вступил Герман Вольф.

Брунгильда живо повернулась к нему и подняла палец:

– Ага! Как говорит Вася, «что немцу смерть – то русскому лекарство».

– Фройляйн Шнапс сегодня просто блещет народными пословицами и поговорками, —

вставил Вольф.

– Я совершенствую мой лексикон, – объяснила Брунгильда. – Впрочем, могу больше

не блистать, если это кому-то не нравится. Смысл моего высказывания в том, что

самолеты, которые нравились немцам, итальянцам совершенно не подходили. И наоборот.

– А о каких машинах мы, собственно, сейчас толкуем? – поинтересовался Гастингс.

– Да все о тех же – «Блок», «Потез», «Девуатин»… Помните операцию «Торч»,

Гастингс? – заговорила фройляйн Шнапс. – Союзники оккупировали колонии в

Северной Африке. Французы фактически не сопротивлялись. Вооруженные силы Виши

были распущены – в результате всех этих перестановок Италия заполучила большое

количество военных трофеев, говоря проще – чужой военной техники. В марте сорок

третьего шестьсот самолетов французского производства перешли к итальянским

военным.

– Интересно, что названия французских машин так и «отдают» Первой мировой войной,

– задумчиво проговорил Гастингс. – Все эти «Моран-Солнье»… То ли дело —

«Спитфайр»!

– «Спитфайры» Италии никто не дал, – заметил Герман Вольф.

– Страшно подумать, что сделали бы итальянские летчики со «Спитфайрами», – сказала

Брунгильда.

Флайт-лейтенант пожал плечами:

– Однако англичане в свое время не побоялись дать «Спитфайры» полякам – и ничего…

В смысле, ничего ужасного ни для «Спитфайров», ни для поляков не произошло.

– А мне интересно, что делали итальянцы со всем этим французским хламом, – вставил

Герман Вольф.

– Для начала они перегнали свое имущество из Африки в Италию, – сообщила

Брунгильда. – Это был самый логичный шаг. Но дальше начинается характерная для

Италии «комедия положений».

– Ничего себе – «комедия», шестьсот трофейных самолетов! – возмутился Вольф.

– Итальянские вояки приняли решение: довести до ума «Девуатины» – D.520, «Лиоры»

LeO.451…

– Опять же, логично, – кивнул Гастингс. – Это были лучшие французские машины.

Мы это уже обсуждали, и не раз.

– А что они сделали с остальными? – не переставал беспокоиться Вольф.

– Да уничтожили! – ответила Брунгильда. – Прямо на базах. Стоило перегонять из

Африки, между нами говоря… Десяток «Потезов» просто сгнил на аэродроме, ни разу не

поднявшись в воздух. То же самое случилось с Bre.693. Есть намеки на то, что пара

любопытствующих итальянских пилотов попробовала летать на них. Bre.693

двухмоторный самолет, итальянцам такие нравились. Ну, полетали-полетали… на том и

кончилось. О чем еще рассказать?

– Слушайте, фройляйн, честно говоря, после ваших рассказок впечатлительные люди по

ночам кричат, – не выдержал вахмистр Вольф. – Это ведь страшно, если подумать.

– Страшно будет сейчас, – предупредила Брунгильда Шнапс. – Жил-был самолетик

«Потез» 631. Перегнали его из самой Африки в Сен-Рафаэль. Это где-то в Италии. Там его

получил сержант Заккария. Сержант приручил самолетик, втерся к нему в доверие,

перегнал его в Венегоно – это, опять же, в Италии, – где беднягу и уничтожили.

– Сержанта? – прищурился Гастингс.

– Самолетик! – сердито отрезала Брунгильда.

– Впечатление, будто итальянцы получили в руки игрушки, которые старший брат

позволил им ломать, – нахмурился Герман Вольф.

– В защиту итальянцев могу сказать, что они честно пытались приспособить к делу

«Мораны-Солнье» 406, – заметила Брунгильда. – Но эта машина, во-первых, устарела, а

во-вторых, к ней не имелось запасных частей. В результате на балансе Regia Aeronautica

повисло около пятидесяти ни к чему не годных истребителей… Смешная история

случилась с одним «Кадроном» С.445. Кстати, вот этот самолет итальянцам понравился.

– Ну еще бы, он ведь двухмоторный и многоцелевой, – вставил Гастингс. – Надежный

– ломиком не добьешь. И расход топлива небольшой. Любимый типаж для итальянца.

– Ну так вот вам история про итальянского летчика и французский самолет, —

продолжала Брунгильда. – Молодой tenente – лейтенант Вико Росаспина – инструктор

из учебного центра планерных полетов в Камери – получил С.455 в Сан-Рафаэле. Этот

самолет следовало перегнать в Албенью. Но вот незадача – перекрасить машину не

успели. Заметив французские кокарды, бравые итальянские истребители устремились на

перехват. Стрелять по своим Росаспина не стал.

– А может, не мог? – предположил Гастингс азартно. – Просто я думаю, у него не были

установлены пулеметы, ведь он летел над своей территорией.

– Так или иначе, пилоту пришлось уходить от преследователей. И он ухитрился

проскочить узкими долинами Лигурии. Видать, не так просто провести там самолет,

истребители отстали. Кстати, этот летчик пережил войну и потом стал известным

спортивным пилотом и испытателем.

– Меня беспокоит судьба самолета, – признался Вольф.

– «Кадроны», как уже было сказано, итальянцам нравились, – ответила Брунгильда. —

Их использовали для связи и для обучения. Три С.455 активно использовались в учебном

бомбардировочном центре в Мальпенсе.

– Ну хоть что-то, – вздохнул Вольф. – Кстати, а какой из трофейных самолетов

интересовал немцев?

– LeO.451, – ответила Брунгильда. – В марте сорок третьего одна итальянская

отдельная бомбардировочная группа – за номером 51 – осталась без самолетов.

Слишком тяжелы оказались бои над Сицилией, и итальянцы из Пятьдесят первой

потеряли все свои CantZ.1007. Не надо морщиться, герр вахмистр, и говорить, что то был

хлам. Итальянцам нравилось. И вот все «Канты» они ухлопали, а тут как раз в Провансе

их ожидали трофейные LeO.451.

– И как итальянцам «Лиоры»? – спросил Гастингс.

– Двухмоторные, – подсказала Брунгильда. – Сравнительно легкие в управлении, если

удастся поднять их в воздух…

– То есть, итальянским пилотам они понравились, – заключил Вольф.

– И да, и нет, – отозвалась фройляйн Шнапс. – Дело в том, что конкретно эти восемь

«Лиоров», предложенных Пятьдесят первой группе, находились в очень плохом

состоянии. Все-таки они уже принимали участие в боях. Вмятины, поврежденное

бортовое вооружение, даже пробоины! В конце концов командир группы подполковник

Джансанти принял решение отказаться от данных LeO.451.

– Ну так что же, в результате, итальянцы сделали с этим хламом? – не выдержал

Гастингс. – Уничтожили?

– Нет, предложили немцам, коль скоро те заинтересовались LeO.451, – ответила

Брунгильда. – Речь шла о шестидесяти четырех самолетах. Двадцать два находились в

Италии, а остальные валялись по всей Франции в самом плачевном состоянии. Что

забавно, генерал Мильх буквально схватился за эти LeO.451. Но вывести их из Италии и

Франции до капитуляции Муссолини не успел.

– Ощущение какого-то вселенского хаоса, – не выдержал Гастингс.

– Так и было, – кивнула Брунгильда. – Итак, у нас остается последний из французских

самолетов – «Девуатин». Он единственный сыграл хоть какую-то роль в рядах

итальянских ВВС. Этот самолет был на вооружении девяти итальянских истребительных

частей. Где-то его использовали просто для обучения, где-то не сохранилось никаких

воспоминаний… Хотя, если честно говорить, итальянцы очень внимательны к именам

своих летчиков. Если читать книги, то именно в итальянских источниках будет больше

всего имен, – добавила Брунгильда.

– Вам видней, фройляйн, – кивнул вахмистр Вольф.

Брунгильда пожала плечами:

– Это мое частное наблюдение… Вернемся, однако, к «Девуатинам» в итальянском небе.

Активнее всех действовали на этом самолете три группы – Пятьдесят девятая, Двадцать

вторая и Сто шестьдесят первая. Они базировались в центральной и южной частях

Италии. Отбивались от союзников. Пятьдесят девятая на D.520 дралась с

четырехмоторными американскими бомбардировщиками. Ничего себе, да? Они

обороняли Ливорно, Пизу, Флоренцию… «Девуатины» действовали вместе с Ме.210 – не

спрашивайте, как им это удавалось…

– А я все-таки спрошу! – не выдержал Гастингс. – Звучит почти фантастикой.

– Ладно, – сдалась Брунгильда. – Известен бой 1 марта 1944 года в районе Неаполя.

Два Ме.210 и «Девуатин» с капитаном Минуцци за штурвалом атаковали В-24. Минуцци

на D.520 несколько раз нападал на «Либерейтор» и в конце концов сбил его. Вообще-то

этот случай, наверное, можно считать исключением из правил. Так или иначе, итальянцам

нравилось, что «Девуатин» вооружен двадцатимиллиметровой пушкой. Хотя сама по себе

пушка оставляла желать лучшего: боезапас всего в шестьдесят выстрелов. Кроме того,

пушку часто заклинивало. Но если уж она стреляла, то стреляла хорошо. Нравилось

радиооборудование, удобная кабина. С другой стороны, шасси слабоваты… Но если уж

прямо говорить, эти самолеты не могли уже повлиять на ход войны.

– На ход войны не смогли повлиять даже Ме.210, – возразил флайт-лейтенант. – Но

само по себе использование трофейных самолетов – любопытная вещь. Итальянцы и

немцы действительно по-разному смотрели на технику.

– А меня изумляет, что «Девуатин» – по сути, устаревшая машина, – оказался таким

популярным и действенным, – сказала Брунгильда. – Хотя, конечно, мистер Гастингс

прав: повлиять на ход войны не могло уже ничто. Вся область Реджиа Калабрия просто

усеяна обломками «Девуатинов»…

– Словом, «Спитфайр» – лучшее из всего, что изобретено человечеством! – подытожил

Гастингс, улыбаясь.

– Я выбираю «Бульдог», – парировала Брунгильда. – По крайней мере, на время

«английского сезона». А вы, вахмистр?

– Я? – Герман Вольф улыбнулся. – А я, пожалуй, возьму Ме.210. Средства позволяют,

знаете ли. До встречи в небе, друзья!

© А. Мартьянов. 29.09. 2013.

91. Единственный реактивный

Змей Горыныч, казалось, готов был замурлыкать от удовольствия.

– Что это такое с нашим драконом? – удивился товарищ младший лейтенант Вася.

Уилберфорс Гастингс пожал плечами с истинно английским хладнокровием:

– Просто полетал с ним наперегонки. Он – на собственной тяге, а я – на реактивной.

– На чем это? – насупился Вася. – Перешли на немецкую технику, сэр?

– Вовсе нет, – флайт-лейтенант усмехнулся. – Изволил летать на единственном

реактивном самолете союзников, который успел повоевать во Второй Мировой, – на

«Метеоре».

– Вы имеете в виду долгострой фирмы «Глостер»? – уточнил Вася. – Да, самолет…

ничего так себе.

– Испытываете зависть? – прищурился Гастингс.

– А вы испытываете злорадство, сэр?

– Дети мои, не ссорьтесь, – вступил дракон. – Лучше порадуйтесь за вашего друга,

старину Горыныча. Давно я не получал такого удовольствия. А вообще отчасти я согласен

с Васей: дивно, что совершенно второстепенная фирма «Глостер» ухитрилась создать этот

шедевр.

– Так уж и «шедевр», – фыркнул Вася.

– Смелость новаторской мысли – вот что прекрасно в человеке, – возразил Змей

Горыныч. – Британец Фрэнк Уиттл занялся исследованиями в области турбореактивных

двигателей еще до войны. Симпатичный человек, бывший летчик. Основал собственную

компанию «Пауэр джетс», о которой сейчас уже никто не помнит. Однако результатом

трехлетней работы стал работающий на стенде двигатель. И с этой штукой Уиттл явился в

конструкторское бюро фирмы «Глостер», поскольку явно не тянул создание собственно

самолета.

– Какой год? – уточнил Вася.

– Тридцать девятый. – Дракон посмотрел на Гастингса.

Тот кивнул:

– Точно. Идеи Уиттла заинтересовали главного конструктора «Глостер эйркрафт»

Джорджа Картера. Он собрал группу коллег, и те отправились глядеть на чудо работы

Уиттла. Выглядело, конечно, здорово… В общем, Картер взялся за работу.

– А ведь таких двигателей еще ни у кого не было, – вмешался Вася. – Разве что у

немцев. Но вряд ли англичане знали немецкие разработки.

– Что было известно английской разведке и что ей известно не было – это тайна даже

для самой английской разведки, – многозначительно высказался Уилберфорс Гастингс.

Дракон рассмеялся, рассыпая вокруг себя искры.

– Мне решительно нравится английская манера компоновать вокруг себя пространство,

– заметил Горыныч. – Это, кстати, касается и самолетов. Ведь что такое самолет?

Особым образом скомпонованное пространство, снабженное двигателем и крыльями…

Так или иначе, а третьего февраля сорокового года Картер создал первые варианты нового

самолета и подписал контракт с министерством авиации.

– И после этого они еще четыре года возились! – воскликнул Вася.

– Приходилось решать одновременно слишком много задач, – вступился за англичан

Горыныч. – Все-таки шла война…

– Так или иначе, – продолжал Гастингс, – экспериментальный самолет задумывался

изначально как скоростной истребитель-перехватчик. Его называли «Пионер».

– Пионер – всем ребятам пример, – не удержался Вася.

Гастингс поднял бровь:

– Отчасти, конечно, это так: пионер – пример... В начале сорок первого этот самолет

был построен на одном из филиалов авиазавода. Цельнометаллический моноплан с

трехколесным шасси. Пятнадцатого мая взлетел. Двигатель на нем стоял маломощный, и

все-таки он давал более четырехсот восьмидесяти километров в час. Так что

перспективность реактивной тяги оказалась налицо.

– И что помешало запустить его в серию? – спросил Вася. – Странно все-таки: то

устаревшие бипланы, вроде «Суордфиша» или У-2, летают всю войну на страх врагу, а то

принципиально новые самолеты оказываются недостаточно новыми…

– Для начала, «Пионер» не смог стать истребителем. Тяга одного двигателя оказалась

слишком мала для того, чтобы поднять самолет с грузом вооружения и военного

оборудования. То есть приходилось переходить на двухмоторную компоновку. Моторы,

кстати, были весьма капризны – как все новое. В общем, остановились на идее тяжелого

истребителя-перехватчика. Вооружение – шесть двадцатимиллиметровых пушек. Два

мотора с размещением на крыльях – так проще подбираться к двигателям, которые – к

бабке не ходи – будут ломаться и показывать характер. Кстати, товарищ Вася, —

прибавил Гастингс, – вот вам пример разделения труда: этот самолет собирались

производить с привлечением субподрядчиков.

– Обычное дело, – хмыкнул Вася.

– Расчет на то, что самолет будет производиться в разных местах, был заложен

изначально, в конструкцию, – вмешался Горыныч. – Кстати, этим самолеты

принципиально отличаются от драконов. Насчет реактивной тяги я бы еще поспорил —

мы, драконы, и не на такое способны, – но вот производство по частям… Любой змей

как существо органическое создается целиком. А «Метеор» – точнее, то, что ему

предшествовало, – заранее так был спроектирован, чтобы разделяться на ряд крупных

узлов. И эти узлы собирались независимо друг от друга.

– В смысле – «узлы»? – уточнил Вася.

– Носовая часть – отдельно: пилотская кабина, пушки и носовая стойка шасси.

Центральная часть фюзеляжа вместе с центральной секцией крыла и мотогондолами.

Хвостовая часть – традиционный полумонокок. Вообще в этом самолетике собралось

много всяких интересностей: двигатель интересно увязывался с крылом, например, —

крепился к переднему лонжерону и насквозь проходил через задний. Стойки шасси

укладывались не в мотогондолы, а в крыло. Хвостовая часть отстыковывалась по

стрингерам. Необычно высоко поднятый стабилизатор – это из-за реактивных струй.

– Пока звучит интересно, многообещающе и… А когда его в серию-то запустили? —

спросил Вася.

– И вот кстати, нельзя однозначно утверждать, что «Метеор» сразу запустили в серию, —

подхватил Гастингс, – однако количество опытных самолетов само по себе напоминало

небольшую серию – двенадцать экземпляров. Каждому предназначалась своя судьба: на

одном – заводские испытания, на втором – доводка двигателей, на третьем —

испытания гермокабины и оружия, на четвертом – оборудования…

– Стоп, стоп, – замахал руками Вася. – Не нужно мне рассказывать биографию всех

двенадцати.

– Ладно, – покладисто согласился Гастингс. – Но вот еще – один отправили за океан,

в Америку. Ну и там пара самолетов для обучения летчиков.

– Уфф, – выдохнул Вася. – А я-то все боялся, что про летчиков и забудут.

– Еще забавно, – добавил Гастингс, – что этот самолет никак не могли окрестить.

Какие только названия ни подбирали! «Циклон», «Террифайтер», «Уайлдфайр»,

«Тайрент», «Вайолент», «Аннигилейтор»…

– Последнее звучит как в «Звездных войнах», – усмехнулся Вася.

– А что? – Флайт-лейтенант пожал плечами. – Для сороковых годов реактивный

самолет сам по себе был чем-то совершенно фантастическим. В феврале сорок второго

наконец перестали изощряться и назвали машину «Метеор». Но тут начались совсем

другие проблемы.

– Я заранее знаю, какие, – вздохнул Вася. – Как всегда: поставщики взаимно

подводили друг друга, а часть конструкции начала сыпаться.

– Сначала развалился задний лонжерон крыла, – кивнул Гастингс. – Пришлось его

переделывать, заменить легкие сплавы на легированную сталь. Но самое слабое место

самолета…

– Двигатель, – заключил Горыныч. – У неорганических летательных аппаратов

тяжелее воздуха это традиционно наиболее уязвимая деталь.

– И на каком остановились? – спросил Вася.

Гастингс ответил:

– Было два варианта: W.2B и H.1. Последний – «Гоблин» – делала фирма «Де

Хэвилленд». В июле сорок второго уже имелся «Метеор», который не летал, но довольно

бойко бегал по летному полю. Что называется, «ограниченная надежность» – поднимать

в воздух его не разрешали. Время шло, наступила осень… 28 ноября привезли первый

двигатель – «Гоблин». 12 января сорок третьего прибыл второй двигатель.

– Ковровую дорожку для его встречи расстелили? – съязвил Вася.

– Насколько я помню, в первые годы существования советской авиации двигатели

встречали не то что с ковровой дорожкой, а с оркестром, – напомнил Гастингс.

– Да уж, – согласился Вася. – Без двигателя не жизнь.

– Итак, эти два двигателя обрели друг друга, и их скомпоновали на нашем самолетике, —

Гастингс продолжил повествование. – У Н.1 был диаметр больше, чем предполагалось.

Пришлось переделывать задний лонжерон и мотогондолу. И вот наконец 5 марта летчик

Майкл Донт поднял самолет в воздух. Впервые! Затем были проведены еще полеты… Но

ни разу дольше двадцати минут «Метеор» в воздухе не задерживался.

– И снова мы наблюдаем кропотливую работу конструкторов, – вставил Горыныч, —

неспешную и вдумчивую. Как будто война не идет и войска не нуждаются в новом

самолете как можно быстрее.

– Поспешишь – людей насмешишь, – вступился за конструкторов Вася. – Известны

прискорбные эпизоды.

– Таким образом, после всех испытаний и переделок, – Гастингс поднял глаза к небу,

припоминая подробности истории, – только в январе 1944 года взлетел первый «Метеор»

серийной модификации. На нем стояли двигатели W.2B/23С – довольно надежная

усовершенствованная модель W.2B. Делала их фирма «Роллс-Ройс», которая приобрела

лицензию на патенты Уиттла и кое-что усовершенствовала. И вот «Метеор» пошел в

серию – двадцать машин первой модификации, F.I.

– Мы переходим к участию этого самолета в боевых действиях? – жадно спросил Вася.

– Честно говоря, мне уже хочется на нем полетать. Обогнать Горыныча, сбить какого-

нибудь бедолагу на «Мессершмитте»…

– Да погодите вы, товарищ младший лейтенант, – остановил его Гастингс. – Да, эти

двадцать самолетов были отправлены на авиабазу Калмхэд, в Шестьсот шестнадцатую

эскадрилью. Это была очень хорошая эскадрилья – как, собственно, и все в КВВС, —

добавил флайт-лейтенант, скромно опуская глаза. – Она с сорокового года летала на

«Спитфайрах», перехватывала над Англией немецких высотных разведчиков… Командир

эскадрильи и еще пять опытных пилотов прошли специальную подготовку в Фарнборо и

таким образом стали инструкторами для остальных.

– Там что, было предусмотрено двойное управление? – не понял младший лейтенант.

Гастингс покачал головой:

– Разумеется, нет. Учебных моделей «Метеора» не выпускали. Поэтому с кабины сняли

фонарь, инструктор садился за спиной пилота верхом на фюзеляж, самолет бегал по

аэродрому, а инструктор объяснял пилоту, что он должен делать. Причем объяснять

приходилось жестами, потому что турбины ревели, и человеческого голоса слышно не

было.

– Англичане обладают какой-то особенной, английской смекалкой, – восхитился Вася.

– Так или иначе, а тридцать летчиков получили подготовку и смогли летать на

«Метеорах», – Гастингс победоносно улыбнулся. – Учебный процесс занял неделю. За

это время ученики разбили два самолета: один уже на третий день, при посадке, а второй

случайно расстреляли из пушек… Впервые «Метеоры» были применены 27 июля 1944

года – при охоте на самолеты-снаряды «фау-один».

– Чем вы тут занимаетесь? – раздался громовой голос майора Штюльпнагеля, и

«Карлсон» собственной персоной возник перед беседующими. – Чаи на взлетной полосе

гоняете?

– Вовсе нет, сэр, – вежливо возразил флайт-лейтенант. – Еще нет пяти часов. Как

известно, ни один англичанин не станет пить чай, если это не файф-о-клок…

– Я знаю обычаи англичан! – отрезал майор. – Вы пьете чай при каждой удобной

возможности! Как и вы, товарищ младший лейтенант, – он перевел суровый взор на

Васю.

– Только не чай, – тихонько пробормотал Змей Горыныч, но спорить с майором не стал,

свернулся клубочком и изобразил спящего, довольного жизнью дракона.

– По самолетам! Зиночка уже сердится. Вы что заказали, Гастингс? «Спитфайр» пятой

модели? Вот и летайте! А вы, Вася?

– У меня Ла-5, – сказал Вася. – Я по старинке. Традиционно.

– В бой! – приказал Штюльпнагель. – Будет время – закончите ваши теоретические

споры. Критерий истины, как известно, – практика. Вот в небе и выясняйте отношения.

© А. Мартьянов. 18.10. 2013.

92. Сошѐл с конвейера – и устарел

– Капитан Хирата! Рад вас видеть! – Билл Хопкинс дружески пожал руку японскому

летчику. – Куда вы пропали?

– Изучаю американские самолеты, – сообщил Хирата. – Много любопытного, знаете

ли.

– Да уж знаю, – засмеялся американский штаб-сержант. – И кто ваш последний

фаворит?

– Фаворит? – Хирата удивленно поднял брови. – Я стараюсь ко всем относиться

справедливо, истинный воин обязан быть беспристрастным… Сейчас, впрочем, мой

особый интерес вызвал самолет Р-43 Lancer фирмы «Рипаблик».

– А что в нем особенного? – поинтересовался Хопкинс. – Кажется, это истребитель, и

довольно быстрый, но созданный в неудачное время.

– Вы абсолютно правы. В самой фирме в это время происходила некая смутно

упоминаемая источниками возня, похожая на интриги при дворе сѐгуна, – проговорил

Хирата. – Началось с финансовых затруднений компании «Seversky»; затем в тридцать

восьмом сам Александр Северский – русский, но принципиальный противник

Советского Союза, – отправился в длительное деловое турне в Европу. Тем временем,

пользуясь его отсутствием, совет директоров отстранил его от управления. Компания

была преобразована в фирму «Рипаблик». Ее руководителем и главным конструктором

стал еще один выходец из России – Александр Картвели.

– Вообще-то из Грузии, – поправил Билл Хопкинс. – Мне знакомо это имя.

– Разве? Я всегда полагал, что Грузия это часть России. Но продолжим. И вот эта-то

фирма, «Рипаблик», работала над заказом для армии США. Так появилось название

Lancer, – продолжал Хирата. – Проект получал разные цифровые коды, но конечный

результат именовался «Рипаблик» Р-43 Lancer, поэтому для ясности будем говорить об Р-

43. И что любопытно: едва он сошел с конвейера, как мгновенно был признан

устаревшим.

– Так год-то какой? – резонно заметил Билл Хопкинс. – Сороковой, да? События

мчались галопом, требования к самолетам менялись ежечасно, не говоря уж о том, что то

и дело появлялись свежие стратегические и тактические соображения у командования.

– Иногда пишут, что этот самолет никогда не участвовал в боевых действиях, но это не

так, – задумчиво продолжал капитан Хирата. Видно было, что предмет его

действительно занимал. – Неугомонный Клэр Ченнолт, американский военный советник

в Китае, – в сороковом году пробивал у себя на родине вполне здравую идею атаковать

Японию с китайской территории. Ему требовались «всего-навсего» авиабазы в Китае,

чтобы разместить там американские бомбардировщики примерно так сто пятьдесят, и

истребители – штук эдак триста. Сущая мелочь, верно? Кроме того, он хотел завербовать

некоторое количество опытных американских летчиков, которые служили бы примером,

учителями и командирами для китайцев.

– Погодите-ка, вы не о группе «Летающие тигры» говорите? – вступил Билл Хопкинс.

Хирата кивнул:

– Именно. Так вот, в числе истребителей, которые затребовал Ченнолт, был как раз

«Рипаблик» Р-43... Энергии этого человека можно только позавидовать. Он был и не

слишком молод, и не вполне здоров, но носился как метеор, ругался, требовал,

интриговал, добивался.

– Интересно, – произнес Билл Хопкинс, – что его заставляло? Неужто он так болел

душой за Китай?

– А вам не кажется, – медленно проговорил японский офицер, – что он просто обладал

обостренным желанием участвовать в значимом историческом событии, более того —

создать такое событие? Кроме того, он, полагаю, был патриотом своей страны.

– Вы так восхищенно о нем говорите! – изумился Билл. – А ведь он, по сути, был

злейшим врагом Японии.

– Найти достойного врага – довольно сложная задача, – спокойным тоном откликнулся

японец. – Ченнолт, кстати, откровенно признавал: он страдал от того, что в Японии

каждый год появлялся новый, все более совершенный истребитель. Может быть, даже

завидовал, – прибавил капитан. – А противопоставить этому американцам, собственно,

было нечего. Слишком большая страна, слишком большая инерция. Кроме того, война

бушевала за океаном. Американцы не ощущали на себе ее огненного дыхания и многие

надеялись пересидеть катастрофу за закрытыми дверями. И все-таки Ченнолту удалось

создать американскую добровольческую группу летчиков-истребителей и заставить Китай

разместить заказы на самолеты «Рипаблик» Р-43.

– Мне кажется, в какой-то мере вы несправедливы к Америке, господин Хирата, – не

выдержал штаб-сержант. – Почти все боевые самолеты, которые выпускались в США в

начале войны, предназначались для сражающейся Англии.

Хирата пожал плечами:

– Так или иначе, некоторое количество Р-43 отправилось в Китай. Вообще история

сражений американской добровольческой группы в изложении Ченнолта —

увлекательный роман.

– Вы ему верите? – поинтересовался Билл.

– Все военные так или иначе привирают, – ответил Хирата. – Не бывает абсолютно

честных мемуаров. Каждому хочется преувеличить трудности, которые пришлось

одолеть, чтобы завоевать победу. Так или иначе, у Ченнолта имелось некоторое

количество самолетов Р-43. Он называет их последним довоенным вариантом

«Тандерболта».

– А кстати, сколько их всего выпустили? – прищурился Билл.

– Насколько мне известно, в июне сорок первого на фирме «Рипаблик» был размещен

заказ на сто двадцать пять Р-43. В рамках договора о Ленд-лизе их-то и планировали

поставить китайским ВВС, – ответил Хирата. – Р-43 для Китая немного отличались от

американских: в частности, все четыре пулемета «Браунинг» калибра 12,7 миллиметров

устанавливались попарно в крыльях.

– Американский вариант, кажется, предусматривал два крупнокалиберных пулемета в

носовой части для синхронизированной стрельбы через диск воздушного винта, и два

пулемета калибра 7,7 миллиметра стояли в крыле, – заметил Хопкинс.

– Точно, – кивнул Хирата. – Так что «китайский» самолет, в отличие от американского

коллеги, явно готовился к серьезным схваткам в небе, не находите? Кроме того, на этом

варианте Р-43 ввели бронирование кабины пилота и протектированные топливные баки.

Этой защиты было недостаточно, но все-таки лучше, чем ничего. Ну и наконец появилась

возможность подвески дополнительного топливного бака или девяностокилограммовой

бомбы. То есть, опять же…

– Я понял вашу мысль, – подхватил Хопкинс. – Но, полагаю, Клэру Ченнолту этих

усовершенствований показалось недостаточно.

– В любом случае из ста двадцати пяти самолетов сто восемь были готовы в марте сорок

второго, и их передали Китаю как раз через группу ченнолтовских добровольцев —

«летающих тигров», – продолжал Хирата. – Некоторые из этих добровольцев

перегоняли недавно прибывшие Р-43 новым владельцам. И тут произошел забавный

эпизод: дело в том, что самолет очень понравился самим американским летчикам.

– Ну так а что? – насупился Билл Хопкинс.

– Им стало жалко отдавать эти самолеты китайцам, – усмехнулся капитан Хирата. —

Представляете? Они сравнивали его с «Томахауком» не в пользу последнего. Небольшой,

бочкообразный Р-43 был послушным в управлении, имел большую скорость переворота

через крыло. Но главная «фишка» этого самолета представляла собой…

– Погодите, угадаю, – перебил штаб-сержант. – Двигатель.

Японец поднял бровь:

– Как вы угадали?

– У каждого человека есть своя страсть, – просто ответил американец. – Моя —

двигатели. Нет такого двигателя, в котором я бы не покопался. На Р-43 был установлен

звездообразный двигатель воздушного охлаждения. Вообще, насколько я помню, Р-43

стал первым истребителем, в котором сочетался такой двигатель и турбонагнетатель…

– И поэтому, – кивнул Хирата, – самолет был куда надежнее того же «Кертисса» Р-40,

который мог быть сбит одной-единственной пулей, попавшей в систему жидкостного

охлаждения двигателя, причем в любую ее часть. А вот звездообразный двигатель Р-43

мог выдерживать даже значительные повреждения.

– И в результате?.. – поинтересовался Хопкинс.

– В результате «тигры» обратились к своему командиру, Клэру Ченнолту, с просьбой

оставить им хотя бы несколько Р-43, параллельно с «Томахауками». Кстати, – добавил

Хирата, – справедливости ради заметим, что Р-43 могли выходить из зоны боя с набором

высоты и оказываться гораздо выше наших самолетов. «Томахауки» так не умели. Ну или

почти никогда не умели – опытный пилот способен творить чудеса на любом самолете...

Однако Ченнолт просьбу своих людей отклонил: защита Р-43 оставалась недостаточной.

Имелись и другие недостатки – ненадежная работа турбонагнетателя, протечки

крыльевых топливных баков («мокрое крыло»). Ченнолт же не мог себе позволить терять

американских летчиков.

– Да, обычно подобные происшествия не пользуются в Америке популярностью, —

кивнул Хопкинс. – Особенно если американские парни сложили голову на чужбине, за

океаном.

– Словом, Ченнолт оставался непреклонен: только «Томахауки». А на Р-43 пусть летают

китайцы, – заключил капитан Хирата. – Но, конечно, самолетов этих участвовало в

сражениях достаточно мало… Кстати, имелись потери и во время перегона самолетов, и